160 ответов в теме

[FAA]

Боги и богини? А призраки там есть, например? Меня ничего вообще не пугает, кроме призраков.. Особенно когда там не явные проявления - типа посторонние звуки, посторонние движения и т.п ) Не когда явно это всё.

Кажется есть что-то такое:невнимательно я ужасти всякие читаю, я простые детективы люблю: один убил из-за неизвестной читателю причины, другой расследует и доискивается, кому выгодно и находит нехорошего человека. Без мистики!! Но у Степановой последнее время без мистики не получается

[Кошара]

Привет всем! Я наконец закончил свой злосчастный перевод. Скоро кину. Надо ещё кого-нибудь на гамма-ридинг найти. 

Тещин язык.

Автор: Gallows Bird

Ещё кое-что: там в тексте есть ссылка, ведущая на ютуб. На самом видео ничего такого нет, но вот когда выскакивают похожие видео, там одна на редкость гадостная "мясная" картинка имеется (на четверть экрана). Я не знаю, как скоро её уберут и уберут ли вобще. Словом, вас предупредили.

Spoiler

Тещин язык — это севастопольская дорога, находящаяся относительно на окраине города. Она идет вниз от поселка Дергачи к городку Инкерману, официально входящему в состав Севастополя. Тещин язык является частью Лабораторного шоссе и имеет другое неофициальное название — Инкерманский серпантин. Дорога эта узкая, длинная и извилистая, поэтому аналогия с речевым органом сварливой родственницы, полагаю, очевидна.

Место вполне реальное, его можно запросто найти на любой карте. События, о которых я сейчас расскажу, произошли со мной в ноябре 2012 года, а сейчас на улице сентябрь 2013 года, то есть с тех пор прошел практически год. Вероятно, для многих данная история станет очередным вечерним развлечением из серии «пощекотать нервишки», но я ставлю себе цель предостеречь людей, которые, как и я, могут иметь неосторожность оказаться в том месте в самое неподходящее время. Да и выговориться, признаюсь, давно хочется.

Я живу в центре Севастополя, а в Инкермане проживает мой дедушка. Раз в одну-две недели я посещаю его. Поездка довольно долгая, поскольку сперва мне надо ехать на маршрутке (мы их называем «топиками») в другой конец города, а уже там садиться в автобус, который едет в Инкерман по другой дороге.

В описываемый день все началось с того, что мы вечером разговаривали с дедом по стационарному телефону, и я из-за сущего пустяка разозлился на него. В то время, как старик на том конце провода пытался спокойно выяснить, почему я так себя веду, я сильно нагрубил ему и бросил трубку. Если бы я тогда не повел себя так по-свински, мне не пришлось бы переживать весь нижеописанный ужас.

Не прошло и часа после разговора, как меня начала мучать совесть. Я собрался с силами и позвонил деду на домашний телефон, но он не брал трубку. Тогда я взял у отца мобильный (сам я сотовым в то время принципиально не пользовался), но и на мобильный дед не отвечал. Человек я, как нетрудно догадаться, импульсивный. После небольших размышлений мне пришло в голову поехать к деду и извиниться вживую.

На часах было почти одиннадцать вечера. В это время автобусы у нас уже не ходят, вся надежда только на ночные маршрутки. Я прикинул, что можно доехать до Дергачей на одной из них, а там уже потратить час-полтора времени, чтобы пешком дойти до Инкермана по Лабораторному шоссе. Я знал про существование серпантина, но никогда там не был, и, клянусь, больше моя нога не ступит на него даже в дневное время.

Долго ожидаемая маршрутка, ехавшая на Дергачи, оказалась пустой. Когда я добрался до поселка, время уже явно перевалило за полночь. Благо, дед обыкновенно смотрел телевизор до трех утра. Ночь была лунная, однако на небе красовалось много облаков, поэтому было то очень светло, то темно. Между деревьями возле дороги клубился еле заметный туман. Я решил не ловить попутку, так как хотелось спокойно послушать музыку и поразмышлять о своем.

Идя по Лабораторному шоссе, я дошел до Тещиного языка минут за двадцать. В наушниках играла любимая группа, настроение было приподнятое, ведь мне вот-вот предстояло сбросить камень с души. Когда я стал спускаться вниз, то заметил, что машины по темному серпантину не ездили, что несколько напрягло меня.

Я шел по узкой песчаной полоске справа от дороги. Слева от меня сперва располагались деревья, потом стали подниматься холмы. Справа у дороги также росли деревья. Внизу за ними находился то ли карьер, то ли какой-то полувоенный объект. Иногда между деревьями открывался просто потрясающий вид на Инкерман. Бухту, сливающуюся внизу с Черной речкой, почти не было видно из-за густого тумана. По мере моего спуска туман становился все гуще и на Тещином языке.

Когда сторожка с фонарем, стоящая слева на холме, осталась позади, мое внимание привлек какой-то светлый предмет, висящий на невысоком дереве неподалеку. Луна зашла за облака, поэтому видимость, вдобавок усугубленная туманом, была плохой. Я прошел еще немного, и мне, судя по очертаниям предмета, показалось, что на дереве висит поломанная детская кукла. Знаете, такие пластиковые младенцы в натуральную величину, которых маленькие дети во что-то одевают, якобы кормят…

Я подошел ближе, почти вплотную, и в ужасе отпрянул от увиденного. В ветках дерева висел настоящий младенец. Это было кошмарно само по себе, но еще больше меня привело в страх то, что он был сильно деформирован. Ребенок имел большую бугристую голову, длинную шею, вздутый живот, а одна его нога была существенно короче другой. Под правой его подмышкой находилась ветка, плечо другой руки упиралось в ствол дерева. Еще одна ветка уткнулась младенцу в уродливый висок. Глаза ребенка были закрыты и он не шевелился. На улице была температура не намного выше нулевой (ноябрь все-таки, пусть и в Крыму), поэтому мне было очевидно, что младенец мертв. Волосы у меня на голове стояли дыбом, а ноги подкашивались так сильно, что я с трудом переборол желание сесть на землю. Правда, по сравнению с тем, что мне пришлось пережить потом, это было не более, чем легким испугом.

Какая-то сюрреалистичность увиденного, возможно, не дала мне полностью поддаться страху, поэтому я стал соображать, что же мне делать. Мобильного телефона, чтобы позвонить в милицию, я с собой не имел по указанной выше причине, а машины не проезжали рядом с тех пор, как позади остался поселок. В то время, как мой мозг судорожно перебирал варианты, ноги как будто сами медленно, но настойчиво повели меня прочь от этого места. Все еще пытаясь сообразить, как поступить с трупом младенца, я повернулся в другую сторону и сделал несколько медленных шагов вниз по дороге. Тут из-за облаков выглянула луна, и стало светло. Я оглянулся назад…

Знаете, этот текст я понемногу пишу уже неделю, и каждый вечер у меня заканчивается употреблением полулитра, покупаемого специально для данной цели. Мне по-настоящему страшно вспоминать все это и описывать в таких подробностях. Уверен, подобная вещь на всю жизнь врежется в память любого человека, даже того, который попытается оспаривать реальность увиденного собственными глазами…

Когда я увидел это, я, простите за подробности, моментально обмочился. Он смотрел на меня. Голова младенца была повернута в мою сторону, и он пожирал меня взглядом. Его гримаса была предельно свирепой, но еще кошмарнее был взгляд… Эти глаза, они точно не были человеческими, да и звериными я их с трудом могу назвать. Они были большими, темными, сверкающими, какими-ты рыхлыми и чрезвычайно живыми. Мне показалось, что в них была сосредоточена вся вселенская жестокость. В свете луны, которая висела прямо надо мной, я видел его так же хорошо, как вижу сейчас свой монитор. Рот младенца медленно открывался и закрывался, но я ничего не слышал. Лишь позже я понял, что у меня все это время был включен плеер, а в ушах звучала музыка.

Будучи в абсолютном шоке, я, тем не менее, смотрел на это существо не больше пары секунд. Оно потянуло свою крохотную руку к впившейся в голову ветке, и тогда я метнулся вниз по дороге. Я бы никогда не подумал, что могу передвигаться хотя бы в половину той скорости, с которой мчался тогда. Быстроты мне также добавляло то, что я бежал вниз по склону дороги. Стоило мне оступиться, и я полетел бы кубарем. Я вряд ли убился бы, а просто лежал и истекал кровью, и эта тварь, чем бы она ни была, она непременно доползла бы до беспомощного меня. Мое сознание рисовало самую жуткую гибель, которую я только мог представить.

Силуэты деревьев мелькали справа от меня, но я плохо что-либо видел из-за слез, застилавших глаза. Кроме того, туман становился очень густым. Слева проехал и ослепил меня светом фар грузовик, но я и не думал останавливаться.

Когда я добежал за освещенной фонарем маленькой остановки внизу, я рухнул на холодный асфальт. К таким физическим нагрузкам я подготовлен не был. Мой пустой желудок вывернулся, и меня вырвало какой-то синеватой гадостью. Еле живой, я лежал на тротуаре, не отрывая взгляда от освещенного краешка дороги, уходящего вверх. Мне казалось, что силуэт младенца вот-вот выползет оттуда, слева из темноты, и в этот раз я услышу звуки, которые тварь издает.

Предприняв колоссальное усилие, я поднялся и двинулся прочь, жадно глотая воздух. Наушники, болтающиеся у пояса, я оборвал и выбросил. У меня ужасно болели легкие и печень. Фонарь, пронизывающий туман толстыми полосками, остался позади, я полубегом миновал мост над железной дорогой, а затем и мост над рекой. Я старался успокоиться, чтобы дед ни о чем не узнал, но у меня плохо получалось.

Когда я подошел к его дому, мне стало значительно хуже. В окнах не горел свет. Во дворе также не было рыжего «Москвича-412», на котором дед, не опасаясь ни за сохранность своей машины, ни за свои водительские права, давал мне, мудаку, вдоволь кататься по Инкерману. Убеждая себя в том, что старик спит, я забежал на второй этаж и стал колотить в дверь. Дед не открывал, а ключа от его квартиры у меня не было. Я уже догадался, что после нашего неприятного разговора он поехал ночевать к своему другу далеко на Северную, но все равно продолжал стучать в дверь. Из ближайшей квартиры вскоре вышел сосед и наорал на меня, велев убираться.

К тому времени я уже сильно замерз, причиной чему был еще один мой идиотизм: я был одет довольно легко. Когда я вышел на улицу, то сделал несколько кругов вокруг дома и стал в панике обдумывать свои дальнейшие действия. Переночевать у деда я не мог, оставаться околевать на улице тоже было не вариант. Самую очевидную мысль я отгонял от себя как можно больше, но потом смирился с тем, что у меня остался лишь один выход, и это вселило в меня безумный ужас.

Надо было возвращаться. Точно так же, как я пришел сюда. Я подошел к дороге, находящейся недалеко от дедушкиного дома, и посмотрел на далекие холмы, возвышавшиеся над туманом. По Тещиному языку медленно спускался тусклый огонек машины.

В Инкермане люди очень часто ловят попутки, просто мне тогда очень не повезло: транспорт ездил крайне редко. Я добрел до ближайшей остановки и начал выставлять палец всякий раз, как видел в тумане фары автомобиля. Машины ездили с периодичностью где-то раз в десять минут. Вот проехала какая-то иномарка, за ней «Семерка», еще иномарка, потом из тумана выкатил вонючий мусоровоз (поверьте, когда он приближался ко мне, я махал рукой с не меньшим энтузиазмом). Все тщетно. Остановилось такси, но, когда водитель услышал, что денег у меня почти нет (а их было чуть больше, чем необходимо для проезда на маршрутке), то выругался и уехал. К тому времени я замерз уже настолько, что не ощущал рук.

Но потом мне повезло, если так, судя по дальнейшим событиям, можно выразиться. Вдали показалась одна единственная фара, и вскоре возле меня остановился парень примерно моего возраста на мопеде. Он добродушно поинтересовался, что я тут делаю в такое время, и предложил подвезти. Я поблагодарил его, сел сзади и вцепился оледенелыми пальцами в металлическую ручку за моей спиной. Мы медленно поехали.

Да, чувство защищенности на мопеде выше, чем при пешей ходьбе, однако, несомненно, куда ниже по сравнению с автомобилем. Сперва у меня крутилась в голове одна мысль: «Какой же его скутер маленький». Потом я понял, что мы едем очень медленно. Я попросил парня поехать побыстрее, и он несколько прибавил скорость, крикнув, что ночью, да еще и в тумане, лучше не разгоняться.

Ужас накатывал на меня огромными волнами. Когда мы проезжали по мосту над железной дорогой, я готов был спрыгнуть с мопеда и побежать обратно, но все же взял себя в руки. «Быстрее, быстрее…» — думал я. Мне стоило бы и самому догадаться, что, когда мы поедем вверх по серпантину, скорость снова станет меньше, но в мою воспаленную голову такая мысль не пришла, и это открытие повергло меня в настоящий шок.

Когда скутер свернул на Тещин язык, я попытался закрыть глаза, но так было еще страшнее. Трясясь всем телом, я боковым зрением смотрел на проносящие слева деревья, и мне казалось, что на одном из них вот-вот покажется это существо, которое своим существованием опровергало многое из того, во что я верил. Я понятия не имел, где именно встретил его и что оно делало после этого: осталось на месте или же куда-то уползло. Странно, но я был почти уверен, будто, если оно и передвигается, то непременно ползком, как младенец. И при этом я все равно боялся его до смерти. Но на самом деле оно отнюдь не ползало…

Все случилось очень быстро. В определенный момент я заметил краем глаза, как в свете луны из-под металлического полосатого отбойника (небольшого дорожного ограждения), находящегося слева у дороги перед деревьями, выскочило бледное тельце и осталось позади. У меня застыла кровь в жилах…

Я машинально повернул голову назад и увидел, что эта тварь бежит за нами, ежесекундно сокращая расстояние! С огромной для своего роста скоростью это существо судорожно перебирало ногами, одна из которых была раза в полтора короче другой. Голова младенца на длинной шее раскачивалась из стороны в сторону. Когда я взглянул на лицо твари, я начал терять сознание. Теперь гримаса младенца выражала не только нечеловеческую ненависть, но и кровожадное предвкушение предстоящей расправы. Оно бежало и открывало рот, и в этот раз я был обязан шуму мотора тем, что не услышал этих звуков.

Владелец мопеда явно ничего не заметил. Нам повезло, что мы ехали по правой стороне, и в момент встречи с тварью нас отделяла от нее половина дороги. Будь движение в Украине левосторонним, события могли обрести совсем иной исход. Я не знаю, чем является это существо и на что оно способно, но в его блестящих рыхлых глазах было ясно видно, что оно жаждет приносить смерть, при этом смерть далеко не быструю и безболезненную.

В глазах у меня потемнело, и я стал буквально сползать с мотороллера. Собрав остатки сил в кулак, я ударил водителя в бок и изо всех сил закричал что-то вроде: «Быстро! Уезжаем отсюда, быстро!». Мой крик показался мне невероятно диким. Впрочем, у человека, находящегося на волосок от страшной смерти, голос должен быть именно таким.

Это сделало свое дело: парень молниеносно дал по газам, и уже через пару минут Тещин язык остался позади. На той же большой скорости мы миновали Дергачи и конечную, где я высаживался из пустой маршрутки.

Мы доехали до освещенной заправки, где какой-то мужик заливал бензобак фуры и суетились двое заправщиков. Здесь я впервые за последние часы почувствовал себя в безопасности. Когда мы слезли с мопеда, парень взглянул на меня и, испугавшись того, что было написано на моем лице, спросил, что там стряслось. Я не стал врать, но и не вдавался в подробности, сообщив лишь, что за нами что-то гналось. Услышав это, он не продемонстрировал ни капли скептицизма — видимо, настолько испугало его мое выражение лица.

Мы с парнем, которого, как потом выяснилось, звали Виталиком, купили литр минералки и молча выпили его, сидя на бордюре. Затем он довез меня до места, где я минут через пятнадцать поймал маршрутку, едущую в центр. Я от души поблагодарил своего спасителя и извинился за удар в бок. Не знаю, возможно это существо хотело настичь только меня, но ежели нет, тогда, выходит, я в свою очередь тоже спас Виталика.

Я вернулся домой в шестом часу утра и проспал больше полусуток.

Успокаивался после пережитого я долго. Первое время меня мучали сильные кошмары. Я вскакивал посреди ночи, включал свет и с ужасом осматривал свою кровать. Мне казалось, что уродливый младенец вот-вот сидел у моей головы и сверлил меня своими полными невообразимой ненависти глазами. Засыпал после этого я каждый раз со светом. Эта тварь, которая просто не могла существовать в нашем мире, напрочь разрушила мое уютное мировоззрение материалиста.

Сейчас со мной все, к счастью, в порядке. Позже я выяснил, что у Тещиного языка действительно имеется дурная слава. Ее отголоски мне удалось найти в Интернете. На крымском форуме автомобилистов кто-то четыре года назад обсуждал, что на Инкерманском серпантине ДТП случаются гораздо чаще, чем по среднестатистическим показателям. Вот, к слову, последствия одного из них, заодно двадцать пять секунд показан Тещин язык.

На богом забытом сайте, посвященном злачным севастопольским местам, я прочитал, что недалеко от Тещиного языка когда-то якобы жили сумасшедшие, которые вытворили что-то страшное (так и не написано, что именно), и были за это отправлены в дурдом строгого режима. Эта информация оказалась весьма размытой и противоречивой, поэтому не особо заинтересовала меня.

Зато предельно интересной и пугающей (сейчас поймете, почему) оказалась записка из одного очень старого блога какого-то бывшего севастопольца. Я наткнулся на него чуть ли не на тридцатой странице поисковика. Блога этого уже давно нет и в помине, однако «Гугл» любезно предоставил мне архивную копию сайта, пусть даже без трех картинок, дополнявших заметку. Этот человек писал, что его хороший знакомый в свое время работал в карьерных пещерах под серпантином, и там ходили слухи о какой-то чертовщине, происходившей по ночам на холме между объектом и дорогой. Меня как током ударило, когда я дочитал до того места, где он писал, что одной туманной (!!!) ночью его знакомый находился на дежурстве и заметил во мгле на темном холме какое-то смутное движение, как будто что-то небольшое лихорадочно бегало там, то и дело скрываясь за деревьями и вновь показываясь. Сходство этой истории с моими злоключениями просто ошеломило меня.

Закрыв тогда браузер, я прекратил всякие поиски информации о Тещином языке, поскольку страх снова начал забираться мне глубоко под кожу. Я и сейчас пишу эти строки в ущерб психике и печени, однако считаю своим долгом предостеречь других людей, рассказав им то, что со мной случилось.

Я больше не встречал Виталика, чему в нашем большом городе не стоит удивляться. Я искренне благодарен этому человеку за то, что он единственный согласился тогда оказать мне помощь.

С дедом я помирился по телефону на следующий же день после происшествия на серпантине. Отныне я всегда имею с собой мобильный телефон с полностью заряженным аккумулятором и достаточной суммой на счету.

Жизнь на костях.

 

Spoiler

История произошла не со мной и не в моем городе. Город тот назовем N-ском. Историю мне поведала моя чёрт-знает-сколько-юродная сестра, когда мы прогуливались вечером. Я тогда вместе с матерью приехал в N-ск проведать родню, и на одной из вечерних посиделок с бабушками (а вы представляете, насколько это скучно) выпросился на прогулку с сестрой Татьяной. Вроде как город интересно посмотреть, старый Кремль и все такое. На самом деле, на древности города мне было наплевать с высокой колокольни, равно как и на прогулку с сестрой, которую я знал едва ли два часа. Просто очень уж хотелось покурить и выпить холодного пивка, не огорчая при этом родственников.

И вот идем мы, молчим. Смеркается. Разговор по-нормальному завязать не удалось. Настроение так себе. Да и каким ему еще быть: Таня молчаливая и некрасивая; городишко бедный и убогий, кроме Кремля и Волги, ничего примечательного; да и вообще, эта поездка меня уже порядком утомила. Радует только холодная бутылка в руке и относительная тишина.

Идем мы, значит, как вдруг впереди нас вырастает микрорайон, состоящий сплошь из свеженьких новостроек. После пятиэтажного полудеревянного городка меня подсознательно туда как магнитом потянуло.

— Идем туда, — говорю я. — Там хоть фонари все на месте, да и почище будет.

Сестра, глядевшая до этого под ноги, остановилась и уставилась на широкую дорогу, ведущую к микрорайону.

— Не, — мотнула она головой. — Не хочется туда.

— Но почему? — воскликнул я. — Погляди, как там уютно! Смотри! Дома новые, магазинчики, даже парк есть и церквушка. Там светло и безлюдно, наконец.

— Да ладно, пойдем домой. Поздно уже, нас потеряют.

Сестра явно «отмазывалась».

— Слушай, там твой бывший живет, что ли? Или еще что-то в этом духе? Давай, пройдемся!

От моей реплики лицо Тани вспыхнуло, если можно так сказать, всеми цветами радуги. Она зло покосилась на меня, развернулась и быстро пошла в обратную сторону.

Мысль о скором возвращении в старую часть этой деревни, именуемой «городом», навевала уныние. Я спешно догнал сестру.

— Эй, ну ладно, извини. Я это... лишнего ляпнул.

— О'кей, — кивнула она, не меняя курса.

— Объясни хоть, в чем дело?

— Нехороший это район. Вот и все.

Я обернулся, чтобы убедиться, что глаза меня не обманывают.

— Значит, ЭТО плохой район, а вот центральная часть, где улицы толком не мели со времен Советского Союза — хороший. Я правильно тебя понял?

— Нет, — Таня замедлила шаг. — Там не район плохой, а само место.

— В каком смысле?

— В прямом. Район стоит на бывшем кладбище. Не древнем, а относительно новом. Понимаешь?

— Оп-па! — хохотнул я.— Немного леденящего ужаса еще никому не помешало, да ведь?

— Я не шучу.

— Да перестань! — отмахнулся я. — Вечер, первые звездочки, гуляешь по городу с приезжим — ну как ему не затереть какую-нибудь страшилку?

— Еще раз говорю, это не шутка.

— Ну, конечно... Не хочешь идти — не иди. Так и скажи. Что я, не пойму, что ли?

Таня только махнула рукой. А лицо ее и впрямь было абсолютно серьезным. Да и вообще, она меньше всего походила на любительницу шуток и розыгрышей.

— А сколько кладбищу было лет? — спросил я после непродолжительной паузы.

— Точно не знаю. Где-то вторая половина прошлого века.

— Двадцатого?

— Да.

— И впрямь не старое, — протянул я, еще раз обернувшись. — Так ведь это... нельзя же.

— Нельзя, — кивнула Таня.— А еще нельзя людей убивать. И воровать нельзя.

— Ну да...

— Парки со скверами возводить на старых захоронениях можно, — добавила Таня. — А если с разрешения санитарно-эпидемиологической службы...

— Понятно, короче, — криво усмехнулся я. — Все мы в России живем.

— Вот-вот.

Некоторое время мы шли молча. Но я не унимался:

— Слушай, будет тебе. Ну стоит райончик на месте кладбища...

— Где, между прочим, твоя прабабка похоронена, — вставила сестра.

— Пусть даже так, — выдавил я из себя, хотя новость была не из приятных. — Но ведь не утянут же нас покойники под землю, в конце-то концов!

— Как знать...

Я остановился посреди дороги:

— Ну хватит уже. О чем ты вообще?

Таня тоже остановилась поодаль от меня.

— Слушай, — проговорила она, выдохнув. — Пустует тот район, ясно? На девять домов жителей — человек сто. Да и те в основном пенсионеры, которым деваться некуда.

— Что, все такие же брезгливые, как и ты?

— Брезгливость тут ни при чем. А вот лето прошлое надолго всем запомнится.

— Так, так, так, так, так... А сейчас поподробнее.

Я подошел ближе. Нравятся мне такие истории. После недолгих уговоров Таня рассказала, что за события происходили прошлым летом в их Богом забытом городишке.

Выстроили этот район на удивление быстро. Сами знаете, как у нас обычно происходит: пока строят, так десять раз еще забросят, потом перекупят, снова поделают и снова кинут, и уже потом с грехом пополам доляпают. Но здесь сработали действительно срок в срок. Построили дома быстро и качественно. Даже чинуши, которые проталкивали постройку микрорайона на бывшем кладбище, брали себе здесь жилье.

Заселили дома, пустили несколько маршрутов общественного транспорта, открыли аптеки, хозтовары, продуктовые магазины, детский сад, школу, даже кинули хреновенький интернет — словом, живи-поживай. Ну, народ и жил. Юристы и другие «знатоки» скажут: да все это фигня и чушь, не делается это так просто! И я буду готов поспорить, что эти умники из крупных городов не видели в моем городе особняк губернатора, что выстроен в паре сотен метров от Центральной площади на территории бывшего Дома искусств. Все возможно.

Так вот. Жил себе этот район, поживал, и вот в один из прекрасных летних деньков некая мамаша гуляла со своим дитем Павликом. Дите копалось в песочнице, а мамаша занималась своими делами (уж не знаю какими). И вот Павлик зовет свою маму:

— Мам! Ма-а-м! Иди сюда. А чего это?

Мать, разумеется, подходит и, к своему ужасу, обнаруживает, что ее ребенок раскопал в песочнице не что-нибудь, а надгробный памятник. Жутко, не правда ли? Нет, действительно, надгробный памятник! Знаете такие советские жестянки непонятной формы вроде кристалла с крестиком вместо навершия? И ничего ведь в нем мистического и ужасного не было: просто памятник с выцветшей фотографией какого-то мужчины, который жил-жил, да и помер в какой-то день к нашему всеобщему сожалению.

Мать, естественно, не стала рассказывать сынуле, что да как, и увела его домой. Ну и, разумеется, как могла, присыпала песочком из песочницы эту неприятную находку.

Чёрт бы с ним, всякое бывает. Да, спору нет, не самое приятное, что может произойти во время прогулки с ребенком, но и не топиться же после это, верно?

Да вот только пацаненок-то тот пропал через день. Пропал без вести.

Искали Павлика сначала всем двором, а потом и всем городом. Привлекли милицию, СМИ, организовали отряды поисковиков для прочесывания близлежащих территорий. Все без толку.

— А пока искали, — рассказывала Таня, — стали пропадать другие дети. Один за другим. Почти каждый день и именно в том районе. Стали искать маньяка, но... никаких следов. Дети просто пропадали. Можешь представить, какая паника царила тогда во всем городе?

Некоторых детей, правда, находили. Кого в лесу неподалеку, мирно спящими среди папоротника, кого на берегу Волги, а кто-то из них и просто возвращался домой спустя несколько суток. Все как один молчаливые, хмурые и не по-детски серьезные. И все непременно хотели «уехать отсюда».

Но многие дети так и оставались в списке пропавших.

Одно за другим на весь город прогремели страшные известия. Пятилетнюю девочку нашли мертвой в канализационном люке. Шестилетний мальчик был найден в подвале собственного дома со свернутой шеей. В гаражном кооперативе было обнаружено тело семилетнего школьника. Дачник обнаружил в собственном погребе задушенного школьника. И так далее.

Искали, само собой, маньяка. Да вот только особого успеха это не принесло: задержанные по подозрению в совершении этих убийств исчислялись десятками, несколько человек (!) получили реальные сроки. Вот только дети продолжали пропадать. Как ни старались детские психологи, ни у одного из уцелевших не удалось получить хоть какие-то описания преступника. Так-то вот.

Доведенные до отчаяния люди стали разъезжаться кто куда. Кто-то просто покидал район, а кто-то и вовсе уезжал из города. Первыми «свалили» семьи тех самых чиновников. Тем временем счет жертв уже шел на десятки. Но самое громкое и, если можно так выразиться, показательное убийство связано не с детьми, а с пожилой женщиной.

— Я не знаю, как ее звали. В новостях и газетах всей этой теме ходу не давали, так что информация передавалась из уст в уста, — Таня поежилась, припоминая события. — Эта была одинокая женщина, пенсионерка. Она тоже получила квартиру в одном из домов того района. И было у нее вполне безобидное и милое увлечение: обустраивать палисадники перед подъездами. Ну там цветы сажала, оградки устанавливала, кустарники постригала и прочее. И вот в один из дней она как раз занималась своим любимым делом. Для чего-то ей понадобилось выкопать глубокую яму. Она неспешно принялась за дело, и в какой-то момент лопата ее уперлась во что-то твердое. Она подумала, что это оставшийся корень от давно выкорчеванного дерева и что было сил пнула по лопате, чтобы перерубить его. Лопата легко прошла дальше, и женщина продолжила копать. Правда совсем недолго, потому что через полминуты обнаружила очень неприятную находку — человеческий череп.

— То есть ты хочешь сказать, что она перерубила не корень, а позвоночник у скелета? — сморщился я.

— Ну да, шею. Женщина рассказала о находке соседям, яму закопали, кто-то даже прочел молитву. Самой же садовнице от пережитого стало плохо.

— Она умерла от приступа?

— Нет... Не совсем так, — Таня помолчала, не то нагнетая атмосферу, не то подбирая слова. — Она слегла, сердце немного прихватило, давление скакнуло. Вечер с ней провела подруга, живущая по соседству. Потом она ушла спать, ключи оставила себе, чтобы утром проведать больную. Ночь прошла относительно тихо, а вот на следующий день...

— Что?

— На следующий день несчастную женщину нашли в ее собственной кровати с оторванной головой.

— Да ну? — меня аж передернуло.

— Ага. Там все было залито кровью, но, тем не менее, никаких следов опять обнаружить не удалось. Вещи из квартиры не пропали, следов взлома не было, шума никто не слышал, подозрительных и незнакомых личностей не видели. И все в округе точно знали, что и не было никаких личностей. Все знали, с чем нужно связывать этот жуткий случай.

Как ни странно, но именно эта смерть стала особенно резонансной. Народ повалил из этого проклятого района, как крысы с тонущего корабля. Несколько статей все-таки просочилось в прессу, опять же, в Интернет — тут вообще черта с два разговоры заглушишь. Дело о похищении и гибели детей, насколько известно, не закрыто до сих пор. Район, как уже вам понятно, практически полностью опустел. Народными силами были собраны средства на постройку церкви близ парка, что располагается в самом центре того района. Церковь возвели довольно быстро, меньше чем за год. И, как утверждала Таня, всякая мистика после этого прекратилась. Кстати, среди поступивших на строительство сумм имелись и такие, которые обычные горожане вряд ли могли себе позволить. Поступали они анонимно, но, думаю, можно предположить, кто были эти люди и какие такие грешки сповадили их на эту неслыханную щедрость.

— Так нужно было всего лишь возвести церковь? Я так понял?

— Я так не думаю. Скорее, все прекратилось из-за того, что люди ушли оттуда.

— Но сейчас ведь все закончилось?

— Да, но многие дети до сих пор не найдены.

Дальше мы шли молча, и уже перед самым домом Таня закончила свой рассказ:

— Прошлой зимой в том районе прорвало водопроводную трубу. Стали раскапывать землю и там обнаружили тело Павлика.

— Того самого, что нашел памятник в песочнице?

— Ну да. Экспертизе, если я не ошибаюсь, не удалось точно установить причину смерти. Никаких физических повреждений обнаружено не было. Скорее всего, мальчик погиб от нехватки воздуха. Нашли его на глубине почти в три метра.

— Проклятье, кто мог закопать еще живого ребенка на такую глубину посреди жилого района?

— Кто-то, — пожала плечами Таня и зашла в подъезд.

Домой мы вернулись в мрачном настроении. Нас уже действительно потеряли, и мы поспешили отправиться по кроватям. Помню, что спал я в ту ночь плохо, ворочался, думал о рассказе Тани. Хотелось немедленно убраться домой, подальше отсюда, как тем детям, что возвращались из лап неизведанного к своим родителям. Уснуть мне удалось только ближе к утру и хотите верьте, хотите нет, но приснилась мне моя прабабка. Я ни разу не видел ее, даже на фотографиях, но во сне точно знал, что это она. Старуха стояла в дверях какой-то избы, в которой почему-то не было ни одного окна. Я хотел подойти к ней, зайти к ней в гости, но прабабка ругалась, кричала что-то бессвязное, размахивала руками и гнала меня прочь, сердито сжимая кулаки.

Проснулся я в дурном настроении. Тяжелые думы не давали покоя. Вообще, эта история произвела на меня неизгладимое впечатление, особенно этот мой сон.

И уже в поезде, на обратном пути, я понял одну вещь, которая немного меня успокоила: гнала меня прабабка, значит, не хотела, чтобы я был с ней. А ведь всем известно, что нет хуже приметы, чем когда во сне покойники зовут тебя с собой.

[Кошара]

Привет всем. Вот что я собственно напереводил.

Переводчик выражает особую благодарность Елене Чулковой, которая нашла эту пасту на просторах Девианарта, так же Александру Сергееву, согласившемуся поправить особо чувствительные огрехи в переводе.
Тикки-Тоби.

Spoiler

Долгая дорога домой тянулась целую вечность. Она, казалось, бесконечно стелилась перед автомобилем.
Свет сиял сквозь ветви высоких зеленых деревьев, отплясывая сквозь окно хаотичными росчерками и, пробиваясь сквозь ветки, неприятно светил в глаза.
Дорога была опоясана тёмно-зелёными деревьями, образовывавшими вокруг неё лес. Единственным звуком был шум двигателя катившегося вниз по тропе автомобиля. Всё вокруг испускало спокойствие и безмятежность.
И хотя такая поездка должна была казаться приятной, оба пассажира назвать «приятной» её никак не могли.
У немолодой женщины за рулём были аккуратные короткие каштановые волосы, гармонировавшие с её лицом, она была одета в зелёную футболку с V-образным вырезом, джинсы, а её уши украшали серьги с огранёнными бриллиантами, частично выглядывавшие из-под причёски. У неё были бездонные зелёные глаза, цвет которых сочетался с цветом футболки, а освещение, казалось, делало их ещё ярче. В остальном, в её внешности не было ничего особенного. Она подходила под тип «среднестатистической мамаши», которых вы привыкли видеть на ТВ шоу, и только огромные мешки под глазами отличали её от «среднестатистической мамаши».
Выражение её лица было хмурым и печальным, хотя она и производила впечатление человека, который много улыбается .
Женщина шмыгала носом и иногда посматривала в зеркало заднего вида, чтобы взглянуть на сына, находившегося на заднем сиденье. Он сидел, слегка сгорбившись, крепко скрестил руки на груди и приложил голову к холодному окну.
Мальчик выглядел настолько нездоровым, что всякий имел полное право вежливо намекнуть, что с ним что-то не так. Его каштановые волосы растрепались в разные стороны, а цвет бледной, почти серой кожи люминесцентное освещение делало ещё более болезненным. Тёмные глаза достались юноше явно не от матери, одет же он был в белую футболку и потёртые штаны, выданные ему в больнице. Одежда была настолько изорвана и забрызгана кровью, что нигде больше носиться и не могла.
На правой стороне лица были видны несколько порезов, а бровь – расколота. Правая рука была перебинтована вплоть до плеча, разорванного осколками стекла.
Это были очень болезненные травмы, но он не чувствовал боли. Он вообще не чувствовал боль. Что было лишь одной из многих его особенностей. Одной из многих трудностей, с которыми он столкнулся, пока рос, стала редкая болезнь, которая сделала его невосприимчивым к боли. Он мог бы потерять руку и не почувствовать. Это серьёзное отклонение, из-за которого он получил множество оскорбительных прозвищ, когда учился в начальной школе до того, как его забрали на домашнее обучение, было следствием синдрома Туррета, которое вызывало у него тик, из-за которого у него и возникали неконтролируемые подёргивания во время передвижения. Из-за неконтролируемых рывков он вполне мог однажды сломать себе шею. Дети дразнили его, смеялись над подёргиваниями и дали кличку Тикки-Тоби. Учёба давалась настолько тяжело, что его перевели на домашнее обучение. Слишком уж трудно «ненормальному» ребёнку было подстраиваться под свой класс, где каждый в него тыкал пальцем и подшучивал.
Тоби безучастно пялился в окно, лицо его не выражало эмоций, и только какая-нибудь конечность подёргивалась время от времени. Каждый удар автомобильных шин о какую-нибудь неровность буквально переворачивал его желудок.
Настоящим именем мальчика было Тоби Роджерс. Его прошлая поездка на автомобиле закончилась страшной аварией. Он всё время думал об этом, невольно вспоминая снова и снова всё то, что произошло, пока он не отключился. Тоби повезло больше, чем его сестре. При мысли о том, что он не мог ничем ей помочь, Тоби едва не плакал. Память вновь и вновь услужливо показывала ужасные воспоминания.
Её крик, оборвавлся, когда расплющилась передняя часть автомобиля. Всё померкло, а через секунду он открыл глаза и увидел тело своей сестры, её лоб, пробитый осколками стекла, ноги и бёдра, раздавленные рулевым колесом. А в конце её туловище толкнула слишком поздно раскрывшаяся подушка безопасности.
Он тогда в последний раз видел любимую старшую сестру.
Дорога домой, казалось, тянулась вечность. Она заняла так много времени, потому что его мать очень боялась повторения ужасов той аварии.
Когда показался знакомый район, они уже были готовы выйти из машины и пойти в свой дом.
Это был старый район, старше остального города, с маленькими причудливыми домами, теснящимися друг с другом. Машина подъехала к маленькому синему домику с белыми оконными рамами.
Они оба сразу заметили старый автомобиль, припаркованный рядом с домом, и знакомую фигуру, выделявшуюся на дороге. Тоби машинально почувствовал гнев и разочарование, когда увидел своего отца. Его отца, которого там не было.
Женщина остановила машину на дорожке рядом с домом и морально подготовилась, прежде чем выйти из машины и встретиться с мужем лицом к лицу.
-Что он здесь делает? – Спросил Тоби, взглянув на свою мать, которая уже набралась духу, чтобы выйти из машины.
-Он твой отец и он хочет видеть тебя. – Мать ответила монотонным голосом, стараясь, не выдать дрожи в голосе.
-Зато съездить в госпиталь, чтобы увидеть Лиру, пока она не умерла, он не захотел! – Тоби сощурил глаза в окно.
-Он напился в ту ночь, он не мог приехать.
-Ага, а когда он не напивался? – Тоби толкнул дверь раньше матери и, слегка пошатываясь, вышел на дорожку. Он встретил взгляд отца прежде, чем опустил голову с суровым выражением лица.
Его мать вышла после и встретилась взглядом с мужем прежде, чем обошла вокруг машины.
Отец поднял руки, желая обнять жену, но та прошла мимо, обняла Тоби за плечо и помогла ему подняться по ступенькам.
-Конни, -проговорил её муж хриплым голосом – что, ни: «Добро пожаловать» - ни обнять, а?
Она проигнорировала неприятные слова мужа и прошла мимо него, обняв сына.
-Эй, ему уже шестнадцать, он уже может гулять сам по себе! – Отец Тоби последовал за ними.
-Ему семнадцать. – Конни покосилась на него, прежде чем войти в дом.
-Тоби, почему бы нам не пройти в твою комнату, отдохнуть, я приду, когда обед будет готов.
-Нет, мне же уже шестнадцать и я могу гулять сам по себе. – С сарказмом ответил Тоби и так же бросил взгляд на отца прежде чем, спотыкаясь о ступеньки небольшой лестницы, пройти в свою комнату и со злобстью хлопнуть дверью.
В его маленькой комнате было не так уж много вещей. Только кровать, шкаф, окно и стены, на которых весели фотографии его семьи, сделанные, когда они ещё были семьёй. Сделанные до того, как его отец стал алкашом и кухонным боксёром. Тоби помнил, как отец схватил мать за волосы и свалил её на пол, а когда Лира попыталась помешать, он толкнул её, и она упала на угол кухонного стола. Тоби никогда не простит ему то, что он сделал с матерью и сестрой. Никогда.
Тоби не заботило, насколько сильно отец толкнул его, боли он всё равно не чувствовал, зато он понимал, что отец намеренно причинил боль двум самым дорогим ему людям.
И когда он ждал в госпитале, где Лира доживала последние минуты, единственным, кто не соизволил приехать, был отец.
Тоби стоял у окна и смотрел на улицу. Он мог бы поклясться, что видел что-то краем глаза, но списал это на действие лекарств.
Когда ужин был готов, и его позвали вниз, Тоби нерешительно сел напротив своего отца на стул рядом с матерью. Он был спокоен, взял еду, но не стал есть. Вместо этого он наблюдал за отцом пустым взглядом. Мать уловила взгляд Тоби и слегка толкнула его локтём. Он покосился на неё, а потом уставился в тарелку с нетронутой едой.
Тоби лежал в постели, укутавшись с головой в одеяло, и смотрел в окно. Он устал, но никак не мог уснуть, слишком много мыслей вертелось в голове. Он рассуждал сам с собой о погоде, о том, что, может, стоит простить отца или продолжать жить с обидой и кипящей ненавистью в груди?
Он услышал, как открылась дверь и как его мать, вошла в комнату и села рядом с ним. Она вытянула руку через стол и потёрла спину сына, которой он повернулся к ней.
-Поверь, Тоби, я знаю, тебе трудно, но я обещаю, будет лучше. – Сказала она мягко.
-Когда он уедет? – Сказал Тоби нетвёрдым голосом.
- Не знаю, милый, насколько я поняла, он здесь надолго. -Конни потупила взгляд.
Тоби не ответил ничего. Он просто продолжал пялиться на стену, держа повреждённую руку возле груди.
После нескольких минут молчания его мать вздохнула, затем поцеловала сына в щёку и вышла из комнаты. «Спокойной ночи» - сказала она прежде, чем закрыть дверь. Время тянулось медленно, и Тоби никак не мог перестать ворочаться. Раз за разом возвращались картины аварии: визг шин, крик сестры, и каждый раз он невольно дёргался в постели. Лёжа на спине, он откинул покрывало, накинул подушку на лицо и закричал в неё. Он чувствовал, как его грудь поднимается и падает, а он с трудом дышал, потому что плакал. Тоби слышал, насколько его плач жалобен. Он бы плакал и кричал, если бы не сдавил подушкой лицо. Через несколько секунд он скинул подушку с лица, сел и обхватил голову руками, слёзы струились из глаз. Он не мог помочь, но плакал. Он пытался её удержать, но ничего не мог поделать, только ныть и хныкать, как сейчас. Наконец, справившись с собой, он подошёл к окну и начал глубоко дышать, пытаясь успокоиться. Тоби протёр глаза и уставился на группу деревьев на улице через дорогу. Его внимание привлекло что-то, находящееся под фонарём. Он услышал звон в ушах, и он не мог отвести глаз. Фигура стояла недалеко от уличного фонаря, Тоби был примерно на два фута ниже этого существа, его длинные руки были расставлены в разные стороны, оно уставилась на Тоби парой несуществующих глаз. У существа не было никаких черт лица. Ни глаз, ни губ, ни носа – ничего, но оно как будто бы загипнотизировало Тоби, проникая, казалось, в самую душу. Звон в ушах нарастал с каждой секундой, и, когда он стал нестерпим, Тоби провалился в темноту.
На следующее утро Тоби проснулся в своей постели. Его ощущения были неоднозначными. Он совсем не устал, но, когда окончательно проснулся, ему захотелось проваляться в постели ещё несколько часов. У него не было в голове никаких мыслей. Тоби медленно сел и прислонился к стене, а когда встал на ноги, почувствовал головокружение. Он доковылял до двери и спустился вниз по лестнице. Родители сидели за столом: отец смотрел маленький телевизор, стоявший на столешнице, а мать читала газету с новостями. Она быстро обернулась, когда почувствовала, что Тоби маячит у неё за спиной.
«Доброе утро, сонная голова, я думала, ты будешь спать вечно.» - Конни встретила его нерешительной улыбкой.
Тоби неторопливо поднял голову на часы - они показывали половину первого.
«Я сделала тебе завтрак, и когда он остыл, хотела разбудить, но потом решила дать тебе ещё поспать.» - Её лицо помрачнело, так как сын не отвечал ей – «С тобой всё в порядке?».
Тоби споткнулся и сел рядом с отцом. Он был как бы в режиме ожидания и уже не мог контролировать свои поступки. Он видел всё, что делает, но одновременно как бы не давал себе отчёта в своих действиях. Он протянул руку к руке своего отца, но мгновенно получил по ней затрещину. Отец резко повернулся и толкнул его стул ногой. «Не трогай меня, мальчишка.» - Закричал он.
Его мать встала: «А ну прекрати! Это последнее, что нам сейчас нужно!»
Дни шли своим чередом: Конни проводила большую часть времени за уборкой дома, а её грубый муж – командуя ей. Как будто и не было аварии.
Тоби не покидал своей коморки ни на минуту. Тоби удивлялся, когда осознавал, что его мысли меняются так быстро, что он даже не запоминал их. Он прохаживался по своей комнатке, как зверь в клетке или смотрел из окна. Нездоровый цикл продолжался.
Не подумав как следует, он начал жевать собственные руки, отгрызая кусочки плоти со своих пальцев, пока они кровоточили. Конни, застав Тоби за этим занятием, пришла в ужас. Она побежала вниз за аптечкой, обработала его руки и потребовала, чтобы он был всё время под присмотром.
Тоби самоизолировался настолько, что начал ненавидеть всё вокруг, а память начала давать сбои. Он забывал минуты, часы, дни, и вдобавок нёс всякую чушь о вещах, которые совершенно не касались разговора. Затем начались галлюцинации: акулы в раковине, где он мыл посуду, пение сверчков внутри подушки, а в окне спальни – призраки. Весь этот бред привёл Тоби в кабинет психиатра. Растущее беспокойство матери заставило её обратиться к специалисту, чтобы тот поговорил с юношей, о его переживаниях.
Конни вошла с Тоби в здание, держа его за руку и направляя его. Она прошла с ним к рабочему столу и начала разговаривать с барышней, сидевшей за ним.
-Миссис Роджерс? – Спросила барышня.
-Да, это я. – Конни кивнула. – Мы здесь, чтобы увидеть доктора Оливера, я пришла сюда с Тоби Роджерсом.
-Хорошо, пройдите сюда. – барышня повела их в длинный холл. Тоби взглянул на картины, которыми был увешан холл и повернул на звуки, издаваемые каблуками барышни по жёсткому деревянному полу. Она открыла дверь в комнату со столом и двумя стульями.
-Если мы уговорим его посидеть здесь несколько минут, я приведу сюда доктора. – Она улыбалась и держала дверь открытой.
Тоби ввалился в комнату и сел за стол. Он смотрел на свою мать и барышню, пока дверь не закрылась за ними. Он осмотрел комнату, а затем попытался разорвать зубами бинты, наложенные на руки. Его прервала распахнувшаяся дверь, в которую вошла светловолосая женщина в платье в горошек. Она прошла к столу с ручкой и зажимом в руках.
-Тоби? – Спросила она с улыбкой. - Тоби посмотрел исподлобья и кивнул.
-Приятно познакомиться с тобой, Тоби, меня зовут, доктор Оливер. – Она хотела пожать ему руку, но передумала, когда увидела бинты. – Оу! – доктор Оливер нервно усмехнулась, прокашлялась и села за стул напротив. – Я задам тебе несколько вопросов, а ты отвечай на них настолько честно, насколько это возможно. – она положила зажим рядом с собой.
Тоби неторопливо кивнул и положил руки на колени.
-Сколько тебе лет, Тоби.
-Семнадцать. - ответил он быстро.
Доктор Оливер записала что-то на бумаге и прикрепила её зажимом.
-Назови своё полное имя.
-Тоби Эрин Роджерс.
-День твоего рождения?
-Двадцать восьмое апреля.
-Кто твои ближайшие родственники? – Тоби задумался на секунду, прежде чем ответить.
-Моя мать, мой отец, - Он остановился – М-моя сестра…
-Я слышала про твою сестру… Мне на самом деле жаль. – Она сделала печальное лицо и посмотрела полным жалости взглядом.
Тоби кивнул.
-Ты что-нибудь помнишь об аварии, Тоби? – Тот смотрел мимо психолога. В какой-то момент все мысли покинули его. Он смотрел вниз, на колени, и в окружающем пространстве слышался слабый звон. Его глаза вытаращились и он замер на месте. - Тоби?.. Тоби, ты меня слышишь?! – Тоби почувствовал, как дрожь идёт вниз по спине, затем медленно обернулся и увидел это. Тёмную безликую фигуру, которая всматривалась в него. Тоби смотрел, глаза у него расширились, а звон в ушах делался всё громче и громче, вдруг крик психолога вывел его из транса – Тоби! – Тот подпрыгнул, упал со стула и начал пятиться в угол.
Доктор Оливер встала, прижав зажим в к груди. Тоби удивлённо посмотрел в её глаза. Он встретил её взгляд снова; дыхание было сбивчивым, а сам он подёргивался.
Этой ночью Тоби лежал в кровати. Его растерянный взгляд был устремлён в потолок. Он уже начал дремать, когда услышал шаги в коридоре. Он посмотрел в сторону дверного проёма – дверь была распахнута настежь. В коридор не проникал холодный люминесцентный свет, исходящий от луны за окном. Юноша встал и направился в сторону распахнутой двери, которая захлопнулась перед его лицом. Тоби ахнул и упал на спину, вытаращил глаза и начал тяжело дышать. Через несколько секунд юноша встал на ноги, ухватился за холодную ручку двери своей перевязанной рукой и начал со скрипом открывать её. Он выглянул в тёмный коридор и на цыпочках вышел из комнаты. Окно в конце коридора выделялось в кромешной тьме голубым лунным светом, вычерчивая траекторию его падения. Он слышал хихикание и шуршащие шаги вокруг, как будто ребёнок бегал вокруг него и смеялся. Коридор был намного длиннее, чем Тоби помнил. Он казался бесконечным… прямо как путь из больницы домой. Юноша услышал, как дверь перед ним заскрипела.
-Мам? – Позвал он испуганным голосом.
Внезапно дверь в его комнату захлопнулось – Тоби подпрыгнул и обернулся. Сзади он услышал жуткий стон, звучащий в ушах почти как хрип. Тоби быстро обернулся и встретился лицом к лицу со своей умершей сестрой. Её глаза заволокло белой плёнкой, кожа стала бледной, с правой стороны лица свисало мясо, обнажая кость, изо лба торчало стекло, а по лицу текла чёрная кровь, светлые волосы были завиты в конский хвост, на ней была серая футболка и спортивные штаны, запачканные пятнами крови. Её ноги были неестественно изогнуты. Она стояла, издавая жуткие хрипы, всего в дюйме от лица Тоби. Он взвизгнул и упал.
-АЙ! – Он начал ползти назад, подальше от неё, и не мог оторвать взгляд от её мёртвых пустых глаз. Он полз до тех пор пока не упёрся во что-то.
Он остановился на секунду. Мертвую тишину нарушал только его тяжёлое дыхание и плач. Тоби медленно поднял взгляд вверх и увидел пустое лицо высокого существа, стоящего за ним. За существом стояла толпа детей, примерно от трёх до десяти лет с чёрными глазами, из которых капала чёрная кровь.
Тоби вскочил так быстро, как только мог, но споткнулся о чёрные щупальца, которые опутали его лодыжки. Он упал на живот, и почувствовал, что щупальца сдавили ему грудь. Он пытался кричать, но не мог издать ни звука, только сдавленно хрипеть, пока его не накрыла темнота.
Тоби проснулся. Он вскочил на кровати и закричал. Он хрипел, ощупывая грудь перевязанными руками. Это был сон… Всего лишь сон. Тоби улёгся снова и перевернулся с боку на бок. Он почувствовал, как гигантский груз спал с его груди, когда он вздохнул полной грудью. И всё же на всякий случай решил подойти к окну и заглянуть в него. Там никого не было. Ни призраков. Ни фигур. Ничего.
Он услышал шорох за дверью и кашель отца. Дверь была закрыта.
Тоби подошёл к двери, открыл её и выглянул в прихожую ещё раз. Затем спустился в прихожую и увидел отца, который стоял в жилой комнате и курил.
Глубокий, кипящий гнев ударил в голову. Он услышал шепчушие несуществующие голоса в своей голове.
«Сделай это! Сделай это!» - скандировали они. Тоби отвернулся и попробовал удержать себя в руках. Он чувствовал, что сейчас на самом деле контролирует себя, в отличие от нескольких недель после госпиталя. Он действительно имел полную ясность мыслей за несколько мгновений до того, как шепчущие голоса появились в голове.
Они повторяли снова и снова: «Убей его! Он там не был! Не был! Убей его! Убей!». Тоби дрожал. Нет. Нет, он не станет этого делать. Он что, окончательно спятил? Нет! Он никого не убьёт! Он не может. Он ненавидел своего отца, но не настолько же, чтобы убить его.
«Это оно.» - Последнее, что подумал Тоби прежде чем вновь впасть в состояние транса. Голоса взяли верх. Он безмолвно прокрался мимо отца, достиг держателя ножей на кухне, взял самый большой нож и крепко стиснул его в руке. Он испытывал сильнейшее жжение в груди. Тоби издал смешок. «Хех… хехехе… хехехехе… ХАХАХАХА!» - он смеялся так сильно, что стало трудно дышать.
Его отец успел обернуться прежде, чем почувствовал грубую силу, толкнувшую его на пол, хрюкнул, и почувствовал, что ударился солнечным сплетением. «Что!?» - он смотрел на мальчишку, сжимавшего в руке кухонный нож. «Тоби, что ты творишь?!» - отец перекатился и выставил руки вперёд что бы защититься, но Тоби был быстрее и навалился на него сверху. Он пытался схватить отца за шею, но тот схватил его за руки.
«Стоп! Слезь с меня, маленький сучёныш!» - заорал он и сбросил с себя Тоби ударом в плечо, но он не остановился. Взгляд Тоби был безумным. Он выглядел так, словно в него демон вселился. Тоби крикнул и попытался вонзить нож в грудь отца, но тому удалось снова схватить Тоби за запястье. Он хотел оттолкнуть Тоби обратно, но тот пнул отца, за что получил тяжёлый удар в лицо. Его отец отшатнулся, вытянул руки вперёд, чтобы снова ударить Тоби по лицу, но тот вскочил вонзил нож ему в плечо. Его отец издал громкий крик и попытался вытащить нож, но прежде чем ему это удалось, Тоби со всей силы ударил его в лицо. Он бил не переставая, что есть мочи, смеясь и задыхаясь, а затем свернул отцу шею, распорол ножом плечо, и начал в исступлении бить мёртвого отца ножом в грудь, живот, куда попало, заливая потоками крови всё вокруг. Он не остановился, пока тело отца не перестало дёргаться. Он бросил нож в сторону и склонился над трупом, кашляя и задыхаясь. Тоби уставился на его обезображенное лицо, сел рядом и стал подёргиваться, пока крик не разорвал тишину. Он посмотрел вверх и увидел свою мать, стоявшую в нескольких футах от него. Она прикрыла ладонями рот, а из глаз текли слёзы.
-Тоби! Зачем ты сделал это?! Зачем?! – срывалась она с плача на крик.
Тоби встал и начал отступать от окровавленного трупа на кухню. Он увидел пропитанные кровью бинты на руках, взглянул в последний раз на мать, прежде чем развернулся и побежал вон из дома. Он побежал к гаражу и изо всех сил надавил на кнопку, открывающую дверь. Прежде чем сбежать, он схватил два отцовских топорика, которые лежали на стойке инструментов над столом, заваленным банками с краской, старыми гвоздями, шурупами и прочим хламом. Один был новым, с оранжевой ручкой и острым лезвием, другой же был старым, тупым и с деревянной ручкой. Тоби схватил оба, и тут его взгляд упал на коробку спичек и красный бак с бензином, стоявший под столом. Он взял оба топорика в одну руку, спички и канистру в другую прежде чем выбежать из гаража на улицу. Когда Тоби пробежал около десяти метров, и мог видеть окна своей спальни, он услышал в отдалении полицейские сирены. Он на секунду замешкался, а затем открыл крышку бака и побежал вниз по улице, разливая бензин, после чего рванул в сторону леса. Он вылил последние капли, прежде чем засунул руку в карман, вытащил спички и чиркнул ими. Пламя вырвалось моментально, в мгновении ока оно перекинулось на кусты и деревья вокруг. Прежде чем Тоби успел что-либо сообразить, он оказался в кольце пламени. Силуэты полицейских машин были видны сквозь пламя, так что Тоби начал пятиться в сторону леса. Он обернулся назад. Всё ,что он видел, было расплывчато, сердце бешено колотилось, и он прикрыл глаза на секунду. Это оно. Это конец.
Он почувствовал чью-то руку на своём плече. Тоби открыл глаза и увидел большую белую руку с длинными костяшками пальцев, лежащую на его плече. Подняв взгляд вверх, Тоби увидел обладателя руки. Существо возвышалось над ним и смотрело сверху вниз. Оно было одето в костюм чёрного цвета, лицо было абсолютно пустым, а из спины тянулись щупальца.
Это оно. Это конец. Вот так Тоби Роджерс умер.
Несколько недель спустя Конни сидела на кухне своей сестры. Её сестра, Лора, сидела напротив и пила кофе. Сестра Лоры потеряла три недели назад мужа и сына, а ещё раньше – дочь в жуткой автокатастрофе. С тех пор Конни переехала к сестре. Полиция закончила расследование. Эта история прогремела в прессе две недели назад, но потом в мире появились куда более важные новости.
Лори переключилась на канал новостей, репортёр как раз читал новый заголовок.
«Срочное сообщение! Прошлой ночью было совершено убийство четырёх человек! Подозреваемых пока нет. Жертвы – дети среднего школьного возраста, ушедшие в лес поздно вечером. Они были забиты и зарезаны. Орудие преступления было найдено неподалёку, им оказался старый топорик с тупым лезвием. Фото было обрезано для того, чтобы показать оружие с места преступления. Следователи считают, что это мог совершить Тоби Роджерс, семнадцатилетний парень, который за несколько недель до этого зарезал своего отца, а затем пытался прикрыть своё отступление, устроив пожар на улице и в лесу в окрестностях города. Несмотря на то, что следователи считали, что Роджерс погиб в огне, теоретически он мог выжить, ведь тело так и не было найдено.»

Кстати, если срочно потребуется рвотное, могу ещё свои потуги написать фанфик кинуть, там вообще всё очень плохо.

Слабая.

 

Spoiler

"Лучший дар, который мы получили от природы и который лишает нас всякого права жаловаться – это возможность сбежать. Природа назначила нам лишь один путь появления на свет, но указала нам тысячи способов, как уйти из жизни". Мишель Монтень.
Комнату медленно заполнял дым от сигарет. Она курила одну за одной. Она... До сих пор не могу понять, откуда в моей жизни появилась эта девушка. Вы когда-нибудь видели глаза человека без всяких эмоций ? Глаза, которые абсолютно пусты. Ни боли, ни сострадания, ни любви - ничего. И это всё в двадцать лет.

Наверное я искал в ней своё утешение. Она была откровенна со мной. А я просто слушал её тихий голос, стараясь не сделать ей больно, своим неосторожным словом. Хотя куда больнее...

- Видишь синяк на коленке? Это отец ударил меня . Синяк теперь на всю жизнь. Клеймо - напоминание о том, чтобы не забывала, кто я есть. Он часто напоминал мне об этом. Так и говорил : " Ты разве не видишь, что твоя жизнь никчёмна? Ты же слабая. Зачем ты вообще живёшь? " И это мой отец.

Мать умерла давно. Она просто не смогла выдержать всё это. Ты думаешь он сумасшедший алкоголик? Нет, просто он безбожник-истинное зло. Любое упоминание о вере, вообще о какой-то надежде, пресекалось жёстко. Иконы, свечи и крестики, которые мать прятала, он всегда находил. Потом начинался ад. Избиения до утра. Что происходило с её вещами, догадаться не сложно.

Я прожила с ним пять лет после смерти матери. Пять лет в аду. Просуществовала. Конечно убегала из дома. Были подъезды и подвалы. Но он всегда находил и возвращал меня. Всякий раз говорил, что это мне не поможет, что я должна принимать жизнь такой. " Ты слабая, как ты этого не понимаешь ?! ",- кричал он.

И я стала такой. В один день пришло осознание безысходности. И в тот же день я наглоталась каких-то таблеток. А знаешь кто меня откачал? Отец. Он так громко смеялся, когда увидел, что я дышу. Помню сказал тогда, что "ещё рано". И тогда я поняла, что теперь не остановлюсь. Через неделю была петля на заброшенной стройке. (Засмеялась). Бомжи перерезали верёвку.

Дальше больше. Дождалась, когда он уйдёт. Тогда как чувствовала, что он как будто знает мои намерения. И он вернулся в момент, когда вода в ванной уже стала красной. (Вновь засмеялась). Я поняла, что он прав. Я настолько ничтожна, что даже смерть не хотела принимать меня.

Потом я забеременела по залёту. Он узнал сразу. Не стал даже истерить. Просто бросил: "Всё равно подохнет, ты слабая и нет помощи тебе". Через месяц произошёл выкидыш. Я видела , как эта тварь искренне радовалась, при этом вспоминая свои пророчества, которые сбывались уже ни один раз.

Помню соседка отчаянно заступалась за меня, припоминая ему мою мать и обещая найти на него управу. Он ей тогда просто ответил: "Своей жизнью живи лучше, всё равно немного осталось". Месяц не прошёл, как хоронили её уже. Иногда мне кажется, что он не человек. По крайней мере человечности в нём мало. Только мерзость и злость.

Не было веры ни в Бога, ни в чёрта. Не было. Пока он не стал подыхать. Он буквально сгорал заживо. Простынь, на которой он лежал, становилась чёрной изо дня в день. Ты думаешь мне было больно? Я радовалась, я ждала его смерти. И понимала, что он попадёт далеко не в рай. Да, я радовалась. В первые в жизни я была по-настоящему счастлива.

По ночам он орал одну и ту же фразу: "Не отдам! Сдохну так! Не отдам!" И не умирал же. Я не уходила из дому, я хотела видеть все его мучения. Проснулась однажды от его крика. Он звал меня, почти умолял подойти. Ну как я могла пропустить подобное. Отец сказал,что сейчас умрёт и попросил меня наклониться. Я увидела его чёрные, безжизненные глаза, смотрящие на меня с той же злостью, как и всегда. "Не забывай кто-ты",- это всё что он успел мне сказать. Наверное уже не слышал, как я орала ему, чтобы проваливал в ад.

Он изменил меня. Спустя годы после его смерти, приходит понимание. Понимание той слабости, о которой он говорил. Я никогда не верила в Бога и верить не хочу. Что он сделал для меня? Чем он мне помог? Пусть я буду лучше слабой, но без этой веры. Посмотри сколько в людях ненависти и злости, посмотри как они убивают друг друга каждый день. Это настоящий мир и в нём мы и будем жить.

Я не знал, что мне сказать. Девушка, прожившая такую жизнь и потерявшая веру во всё, вызывала только сострадание. Мне захотелось обнять её и утешить. Я прижал её к себе, на мгновение почувствовав, как что-то больно ёкнуло в груди.
-Ты же понимаешь меня, да?
Я молчал...
-Мы больше не увидимся.
Я понимал, что она права, видя как закрывается дверь. Вечером, уже когда ложился спать, я заметил красный отпечаток на груди от крестика, что недавно подарила мне мама.

Странная услуга.

 

Spoiler

Мама умерла почти полгода назад, но её приятный мягкий голос я часто слышу во сне. Она была очень трудолюбивой женщиной, старалась с детства приучить меня и старшего брата к порядку и вообще не бояться домашней работы. За что, я ей очень благодарна. Трудно сказать, что ужаснее - знать, что она вскоре умрет, при этом каждую минутку уделять ей последние крохи внимания перед лицом вечности, или после её смерти не видеть милого лица, не слышать её голос. А ведь умерла она в возрасте тридцати пяти лет. Многие говорили: "Ей бы жить и жить", но роковые обстоятельства сыграли свою неожиданную роль.
Пять лет назад, у нас в поселке был убит при загадочных обстоятельствах мужчина, средних лет.
Занимался он лечением селян, шаманством или, как говорят, в народе , колдовством .Все бы ничего, но убийство не было раскрыто.
Зато на окраине нашего поселка из леса стал появляться огромный медведь. Пошли слухи, что в него обратилась душа Захара.
А еще поползли слухи, что раз в год, пять лет подряд, к нему на свидание должна будет приходить женщина, если не придет никто, то в поселке будет умирать по три ребенка в год..
Никто этому не верил, но когда два года подряд умерли один за другим шестеро малышат., в поселке задумались..
И с тех пор мамаши, имеющие детей, бросали жребий кому идти на свидание.
Так на третий год, первый раз пошла к нему на свидание молодая вдова, имеющая двоих детей. Вернулась она только утром.
На ней лица не было, как говорят в таких случаях. Ничего никому она не рассказала, стала немой и отрешенной, но детей еще больше полюбила, лелеяла их и кохала.
На четвертый год выпала очередь идти на опушку леса Марии. Это была молодая красавица, коса до пояса, веселая, певунья, а, главное, не боялась она никого.
И ей, что на кладбище ночь провести, что в постели, если летом, ничего не меняло. Не боялась. что тут еще можно добавить?
Пошла она в порядке очереди. А утром. вернулась задумчивая, невеселая и сказала: "Видела я Захара. сказал, чтоб сегодня ночью на опушку пришла Галина."Если не придет, горе будет великое, а придет, отведет он беду от селян.
Что за беда? Что за горе? Не сказал."

И тут же пошли Мария и бабоньки к Галине- к нашей матери в гости , чтоб просить оказать услугу странную...
Она приветила гостей . Чаем угостила, варенье, печенье на стол поставила. .О том , о сем поболтали, а тут и о главном заговорили..
- "Ты должна пойти".
- Никуда не пойду я.
- "Чепуха какая-то. Мало, что вам привидится и померещится! Ни за что."

Ушли гости ни с чем..
А ночью небольшой шлюз прорвало, село затопило.
Много скота и народу погибло, ночью вода пришла, большой стеной надвинулась.
Когда день наступил, то инженер сказал: " Кто-то помог этому несчастью, в одном месте нарушена была плотина".
Так все постепенно и забылось бы. Так опять приходят женщины к нашей матери и просят пойти на свидание с покойным Захаром. Мать от роду трусихой была, а тут от одних разговоров, ум, за разум заходит..
- Не ssikatno.com пойду.
- Хочешь, мы, где-нибудь рядом в сторонке побудем, но только пойди..

Согласилась мама пойти.. Вечерело. Остановилась она на опушке.
А бабоньки в кустах, ближайших попрятались.
Вдруг видят, на поляне появляется огромный медведь и направляется он к Галине (нашей матери).
Увидела сердешная его, и в обморок упала, а он подошел. Обнюхал её, схватил передними лапами и в лес утащил. Бабоньки в кустах так и обмерли. А затем вскочили и с криками : "Ой, мамочка!!" Бежать по домам, да людей собирать, чтоб на медведя идти, да убить его окаянного.
Ночью, никого и ничего найти не смогли, а когда утро наступило, увидели они Галину в разорванной одежде, на шее была рана, бледность по лицу разлилась у неё смертельная.
Ничего не помнила она, и говорить не могла. Отнесли её домой, положили на кровать..
И вдруг она сказала: "Любит меня Захар. К себе зовет. Дал три дня на сборы."
Три дня она мучилась от ужасных болей внутри, от приступов в беспамятстве, а затем неожиданно тихо отошла, как будто бы извинялась, что нас заставила за собой ухаживать..

Остались мы - сиротинушки. Старший брат ему - 16 лет и я - мне 15 лет.. Стал нам голос матери мерещиться, а на днях искала я шаль мамину.
Ведь осень наступила, первый снег начинает сыпаться, и вдруг вижу она стоит передо мною и шаль подает.
Я к ней, а она с шалью пропала. Испугалась я, выскочила из комнаты, смотрю, шаль лежит на кровати. Точно помню, её там не было.
Все бы ничего, но предвиделась она мне, и попросила пожить в монастыре полгода, походить в черницах.
Вот так я попала в монастырь. Осталось мне еще здесь побыть неделю.. Постриг я не принимаю.. Вернусь опять в мир. Кстати, история взята с сайта ssikatno.com, там их еще очень много, заходи. Вот такая моя горькая история..
Последние дни опять слышу голос матери, а иногда и вижу её в предрассветной тишине..
Что дальше будет и ждет меня с братом, не знаю.

Медведь после похорон матери пропал. Никто о нем ничего больше не слышал. Сгинул медведь...

"Только маме не говори".

 

Spoiler

Моя знакомая Рита работает воспитателем в детском доме в одном из городов Забайкальского края. Далее рассказ пойдёт от её лица. «Этим летом провели мы акцию по сбору вещей и книг для детей. На удивление пожертвовали очень много всего. Когда всё привезли, мы пошли разбирать вещи. Среди Эвереста баулов и коробок, моё внимание сразу привлекла огромная коробка из-под телевизора, доверху наполненная игрушками. Чего там только не было! Разобрав половину, мы решили немного отдохнуть, пока пили чай, налетела детвора. Ещё бы! Столько всего! Детишки наши не избалованы подарками. Сразу всем захотелось по игрушке себе взять. И драки, слёзы… В общем, едва угомонились. Разобрали мы всё.

Спустя какое-то время, примерно неделю, вышла я на ночное дежурство. Всё, как обычно, ребятишек своих уложила спать, а сама пошла на кухню. Прихожу, а там Алёнка (одна из моих подопечных) сидит и чай пьёт. Я ей говорю: «Ты почему не спишь? Ну-ка марш в кровать». А она и говорит: «Рита Павловна, можно я ещё посижу? Не хочу пока спать». Может, в других детдомах на ребёнка бы и накричали, что нарушает режим, наказали бы, но я так никогда не делала и делать не собираюсь. Села я рядом и говорю, мол, давай, выкладывай, что случилось. А по глазам вижу: что-то произошло. Алёнка молчит. Я говорю: «Рассказывай». Я ожидала чего угодно: издевательства со стороны других детей, беременность и всё в таком же духе, к сожалению, это не редкость. Но Алёна рассказала вот что ssikatno.com: «Рита Павловна, помните, как нам игрушки привезли? Ну, все побежали смотреть, и я пошла. А там коробка стояла большая, я заглянула в неё. В неё заяц красивый лежал, такой тряпичный, мягкий, ушки длинные. Ну, я и взяла его. Потихоньку в комнату унесла и под кровать спрятала. Я ничего плохого не хотела, просто думала, пусть у меня своя игрушка будет. Ночью все спать легли, а я вытащила его, прижала к себе, так мне хорошо стало, маму вспомнила… (Родители девочки полгода назад трагически погибли в автомобильной катастрофе – прим. автора). И вдруг чувствую что-то твёрдое в игрушке. Я его пощупала, а там что-то есть. Я тихонько встала, из комнаты вышла и в «тоннель» пошла («тоннелем» дети называют маленький коридорчик, видимо, ошибочно построенный, потому что роли никакой не играет, там у нас горит маленькая лампочка, чтобы в коридоре не было темно). У этого зайца на спинке замочек, я его расстегнула, а там внутри – книжка с ключиком и замочком. Ну, я открыла, а там написано, как девочка каникулы у бабушки проводила. Я книжку на место положила и спать пошла. Уснула, а мне сон приснился: будто у моей кровати девочка стоит в джинсах и розовой кофточке, с рыжими волосами. Плачет и говорит: «Только маме не говори! Только маме не говори!». И я проснулась. И девочка снится каждый раз. А сегодня я её во дворе видела. Мне так жалко её!». Я была не просто в ступоре, я в шоке была! Я попросила Алёнку показать игрушку. Уложив девочку спать, я взяла зайца и пошла на кухню. Игрушка добротная, красивая. То, что Алёнка приняла за книжку, оказалось дневником. Такие продаются в канцелярских магазинах: яркая обложка, миниатюрный замочек с ключиком. Нехорошо читать чужие записи, но надо было разобраться в этой истории. С презрением к себе я открыла дневник и стала читать. Господи! Я проработала в детском доме 15 лет, много, чего насмотрелась, но то, что я читала… ».

Далее я привожу отрывки из дневника именно в таком виде, как мне рассказала Рита.
«… Я хочу к бабушке! Мне так нравилось у ssikatno.com неё, так хорошо. Не хотелось возвращаться домой, хотя я понимаю, что у бабушки своя жизнь. Но я боюсь дядю Колю! Я боюсь оставаться с ним. Вчера он сказал, что мы будем вместе делать математику, я стала решать задачу, а он сидел рядом, гладил меня по коленям, по шее проводил рукой, и спрашивал, нравится ли мне?»
«… Дядя Коля меня поцеловал. Мне так страшно! Он такой противный, от него пахнет мерзко. Я боюсь, что кто-нибудь узнает, мне так стыдно! Я маме хотела рассказать, а она его так любит! Вдруг она мне не поверит? А он лезет ко мне! Я мылась в ванной, а он стал стучаться и говорить, чтобы открыла, я так напугалась! А лекарство было в комнате. Он меня так ругал!»
«… Сегодня дядя Коля зашёл ко мне в комнату, пока мама на смене была. Он целовал меня, трогал везде. Я так плакала, а он сказал, что, если я кому-нибудь расскажу, то он ssikatno.com убьёт меня. Лучше бы я умерла!»
«… Сейчас сижу в школе. Мамы дома нет, а идти туда боюсь. Лучше здесь буду сидеть. Только лекарство закончилось, наверное забегу, возьму его и пойду ночевать к Лизе…»

Продолжение рассказа Риты.
«Там было много записей ужасающих. Я даже представить не могла, что эта девочка, которую зовут Наташа, и ей 12 лет, столько пережила! Этот дядя Коля... если бы могла, придушила бы своими руками! Как он издевался над девочкой. Из записей я поняла, что девочка живёт с мамой и отчимом, а родной отец куда-то уехал. Слава Богу, что Алёна прочла только первую запись про каникулы! Всю ночь я просидела с этим дневником ssikatno.com. Мысли разные были. Неужели эта девочка приходит Алёне во сне? Но почему? Может, она мертва? В общем, решила я узнать, кто привёз эту коробку.

Неделя ушла на поиски. В результате я выяснила, что люди живут в нашем городке. Решила я к ним съездить под предлогом отблагодарить за игрушки. Глупая мысль? Возможно. Дверь мне открыла довольно молодая женщина, представившись Еленой. Пригласила меня в комнату, я стала рассказывать, как понравились игрушки ребятишкам, и мимоходом спросила, чьи они. Елена помолчала и говорит: «Это дочки моей, Наташи. Она умерла недавно». Я в шоке! Елена продолжила ssikatno.com рассказ: «У Наташа астма была. Она очень много училась и в последнее время стала задерживаться в школе допоздна. Вот у неё ингалятор закончился, и приступ страшный наступил. Она в школе и умерла. Всё так быстро случилось, пока «скорую» вызвали, Наташа уже скончалась. А после похорон мой муж и предложил игрушки её отдать, чтобы лишний раз не напоминали о нашей Наташе». Елена всхлипнула. Я сидела и думала: "Конечно не напоминать! Не напоминать о том, как девочка боялась домой идти, и как тут над ней измывались!" Какое-то время мы молчали, потом скрипнула дверь и Елена встрепенулась: «Ой, Коля вернулся! Извините, мне надо мужа кормить!». В комнату вошёл Николай - это молодой мужчина, здоровый, высокий, голубоглазый. Глядя на него, никогда бы не подумала, что он творил такие пакости. Я поблагодарила женщину и ушла.

Во дворе села на скамейку и закурила ssikatno.com. Ко мне старушка подсела. Слово за слово, разговорились. Узнав, к кому я приходила, она сказала: «Знала я Наташу. Хорошая девочка была. Когда Лена развелась с её отцом, девчонка сильно переживала. А потом Ленка себе этого нашла. Противный такой! Помню, выйдут гулять, а он Лену под руку берёт, Наташу всё норовил приобнять, в папаши заделался! А когда Наташу хоронили, я попрощаться пришла, и слышу, как Николай в комнате Елене говорит: «Давай вещи Наташкины отдадим, да и комнату освободить надо, кабинет тут сделаю". Все её вещи отдали, даже игрушку, которую бабушка в гроб хотела положить, она её Наташе дарила. Изверги! А Ленка во всём ему угодить хочет, чуть что, сразу к своему Коле несётся!». Выслушав всё это, ты знаешь, мне так противно стало! И я решила, раз уж взялась за эту историю, надо до конца её довести.

Узнала я, где похоронена Наташа, и в субботу взяла игрушку и поехала на кладбище. Там мне сторож и рассказал, где могилка - обычный деревянный ssikatno.com крест, фото рыжеволосой девочки, цветочки стоят. Сначала я хотела игрушку на могиле оставить, а потом подумала, что придут навещать, ещё увидят, а если дневник прочтут? Конечно можно было его матери отдать, но ведь не зря девочка говорила: «Только маме не говори!». Значит, не хотела, чтобы нашли его. Может, и нельзя было делать то, что я сделала, но пошла я снова к сторожу, попросила лопату, выкопала небольшую ямку возле могилы и закопала туда игрушку. Выровняла всё, цветы, купленные мной заранее, положила. Посидела немного и поехала домой.

А на следующий день произошло чудо. Именно чудо, по-другому не назовёшь ssikatno.com. Приехала родственница Алёнки и решила девочку забрать! Оказывается, она ничего не знала о смерти родителей девочки (женщина приходится девочке тётей) и узнала об этом совсем недавно. В общем, подсуетились мы все, и забрала она Алёну. Хотя знаешь, я с этой женщиной поговорила, выяснила условия. Она, оказывается, живёт за границей и не может иметь детей. Алёнку совсем маленькой помнит. Честно говоря, страшно мне было отдавать девочку после всего того, что я выяснила. Но я думаю, что если и есть что-то мистическое, то может быть это Наташа так отблагодарила? Кстати, история взята с сайта ssikatno.com, там их еще очень много, заходи. Что не стали ворошить историю её жизни, такой маленькой, но такой трагичной. Не знаю, но хочу ещё что сказать: где-то через месяц после случившихся событий моя дочка Тоня узнала о беременности, так что скоро я буду бабушкой! А забеременеть она не могла три года! Может, совпадение? Мне предлагали перейти на другую работу, а я пока не могу. Не хочу бросать ребятишек, может, ещё кому-нибудь помогу?».

Спасибо за терпение в прочтении истории. Может быть, она получилась чересчур длинной и изобилует деталями, но мне хотелось, чтобы картина событий развернулась перед вами полностью. Возможно, она не такая страшная и жуткая, но, на мой взгляд, обыкновенная жизнь может быть страшнее любого параллельного мира. Ещё раз повторюсь: я не ручаюсь за достоверность фактов, просто записала историю, которая мне понравилась. Спасибо за внимание!

Диалог с маньяком.

 

Spoiler

Скажите, кто-то из вас разговаривал с маньяком? С убийцей?
Нет? Тогда откуда же вам знать, с какой целью он убивает? А вы знаете, почему маньяк убивает не кого попало, а кого-то конкретного? Нет?
Считаете, что он психически больной? Считаете, что он достоин самого жестоко наказания?
А чего достойны вы?

- Очнулась. Ну наконец-то. А я уж было подумал, что слишком сильно ударил тебя.

На старом деревянном стуле сидела девушка. Она не могла встать. Ее руки были крепко привязаны веревкой к спинке стула, а на ногах была цепь, которая намертво цеплялась к бетонному полу. По ее лбу стекала струйка крови. Ее губы потрескались от жажды, в рот был вставлен кляп. Одежда на ней была порвана и испачкана грязью и кровью. В глазах ее читались ужас и непонимание того, что происходит.
Сзади девушки на стене висело небольшое зеркало. На противоположной стене почти под потолком находились старые часы. Пыльные, чем-то запачканные, они все еще продолжали свой неторопливый ход. В этот момент часы говорили всем о приближающейся ночи, показывая 22:00. Кроме часов и зеркала на стенах ничего не было. Почти половину помещения закрывала полиэтиленовая шторка. Обнаженные холодные серые стены с каждой секундой становились чернее. Единственное, что пускало свет в эту "комнату", было большое окно...
- Ну что ты, не смотри так на меня, пока я тебе ничего не сделал. Что? А-а-а... Ты хочешь мне что-то сказать. Точно-точно...Подожди, я выну кляп из твоего рта, но ты обещаешь мне не кричать. Нет, ты конечно можешь делать все, что угодно, но мы здесь одни, так что тебя вряд ли кто-нибудь услышит.
Молодой человек подошел к девушке, приподнял ее голову за подбородок и аккуратно вытащил кляп.
- Ты знаешь, я так давно ни с кем не говорил. Я так боюсь сказать что-то такое, что может тебя обидеть или испугать. А, впрочем, все это не так важно. Ты знаешь, зачем ты здесь? - Он отошел к окну.
- Нет, я не знаю зачем и почему я здесь. - Девушка опустила голову. Каштановые волосы закрыли ее лицо.
- Не правильно. Ты знаешь, почему именно "ты" оказалась здесь...
- Нет, я не знаю. - еще раз повторила девушка, но теперь в ее голосе слышались нотки раздражения и злости.
- Прошу, не надо меня перебивать. Я ненавижу это. - Он перевел свой взгляд с окна на девушку.
- Ну что же, Анна, тогда я дам тебе подсказку.
Услышав свое имя, девушка резко подняла голову вверх и исподлобья посмотрела на молодого человека.
- Ты удивлена? Не стоит. Я знаю о тебе почти все, и даже то, чего не знаешь ты. Кстати, раз уж мы знаем твое имя, то меня зовут Георг. Будем знакомы, хоть и не долго...
Молодой человек отошел от окна и прошел в сторону "занавески". Каждый его шаг становился все быстрее и быстрее, точно так же учащалось и сердцебиение Анны. Каблуки его лакированных туфель стучали по бетонному полу, оставаясь эхом в голове девушки. Он прошел мимо нее, остановился у "занавески", подождал несколько секунд и резко дернул вниз полиэтилен."Шторка" оборвалась и упала на пол. То, что до этого момента было скрыто от глаз Анны, повергло девушку в шок и заставило ее на время потерять дар речи.
В помещении повисла тишина. Нет, ни так спокойная тишина, когда наслаждаешься одиночеством и тому подобное. А пугающая... Тишина, при которой можно услышать биение собственного сердца.
На лице Анны застыл ужас. Георг ожидал немного другой реакции, но то, что происходило, его вполне удовлетворяло. Его узкие бледные губы изобразили что-то вроде ухмылки.
- Ну что же, очень даже хорошо. - С неким облегчением выдохнул молодой человек. - Слушай, слушай же почему ты здесь!
Георг подошел к окну. Он просто стоял молча несколько минут, после чего посмотрел на часы. Они показывали без пяти одиннадцать. Узнав сколько времени, он перевел взгляд на окно и сделал глубокий вдох:
- Подними голову, посмотри в окно. Видишь это уходящее солнце? Через пару секунд оно полностью скроется от наших глаз. Сегодня огненный шар умирает слишком быстро, впрочем, не оно одно сегодня отсчитает свои последние секунды. Я вижу на твоих глазах слезы, но еще я вижу отвращение. И я уверен, что ты хочешь узнать что тут произошло.
- Нет, не хочу. Мне не ин...
- Хочешь. Я же вижу с каким желанием ты пытаешься на "них" посмотреть.
Георг как-то обреченно вздохнул. Он отошел от окна и направился в сторону упавшей "занавески".
- Видишь этих людей? Красиво, не правда ли? Но они здесь появились не просто так. Я тщательно и долго выбирал тех, кто подходит мне и ...
- Что за Черт?!
- Прошу, не надо меня перебивать. О чем я? Ах, да. Нет, я не сумасшедший коллекционер-маньяк. Надеюсь, после моих слов ты все поймешь.
Георг вновь вернулся к окну. Он сложили руки за спиной, приподнял подбородок, закрыл глаза. Анна следила за каждым его движением, ожидая чего-то резкого и болезненного.
- Первым в моем списке был Джонатан Смит. На момент смерти ему было тридцать два года. Он работал директором в одной из самых крупнейших фирм нашего города. Эта должность приносила ему много денег, при этом он совершенно ничего не делал. А теперь посмотри на него: заплывшее жиром лицо, песочное рыхлое тело, замасленные глаза. - Георг говорил все это не открывая глаз и не отворачиваясь от окна. - Единственно, что когда-то делал этот человек - это развлекался со своими секретаршами, которых менял практически каждый месяц. И не так редко он насиловал своих подчиненных. Разве это не мерзко? Честно, мне доставляло огромное удовольствие то, что я делал с ним... - Георг обреченно вздохнул, а на лице выразились печаль и грусть о том, что подобного более не будет. - Посмотри, он сидит в своем любимом кресле, что стояло у его в кабинете. А если быть точнее, то он привязан к своему "месту" посмертно. Пока он еще был жив, я немного поиграл с ним. Отрезал ему язык и насадил на нитку. Этот деликатес ты можешь лицезреть у него на шее вместо галстука. А еще я отрезал его половой орган и заставил его съесть. К сожалению, сердце Джонатана не выдержало, и он умер раньше, чем успел все переживать, так что части "этого" все еще разлагаются у него во рту. Считаю, что он все это заслужил. Знаешь, я бы продолжил эти забавные игры, если бы не столь быстрая его смерть.
Анна смотрела на изуродованное тело мужчины, а ее глаза вес больше наполнялись слезами. Удары сердца раздавались громом в ушах.
- Второй была Даяна Смит. Ей было сорок лет. Думаю, что по фамилии ты догадалась о том, что она была женой Джонатана Смита. Интересно, не правда ли? Такая разница в возрасте, а они прожили около десяти лет вместе. Ты видишь ее совсем ногой, посаженной на кол. А знаешь почему именно такая смерть? Эта женщина была элегантна, всегда строго и красиво одета, ездила на дорогих машинах с личным водителем, да в конце концов у нее был муж, который каждую ночь удовлетворял ее, но... Даяна любила мужчин. Нет, она не просто их любила, она не знала меры и края для своих утех. Все, все до одного в ее с мужем организации переспали с ней, начиная от заместителя директора заканчивая охранником. Я долго думал о том, как же именно покончить с этой женщиной . А она умоляла меня ее отпустить, предлагая взамен на это себя и свои деньги.. Но, "достойная" смерть для "достойных" людей.
Минута молчания. Георг перевел взгляд не Анну. Заметив, что она посмотрела на него, он ей улыбнулся.
- Следующим стал Габриэль Смит. Седой солидный старик, ему было пятьдесят пять лет. Он являлся зам. директором Джонатана, а так же его отцом. Когда компания Габриэля рухнула, то сын предложил ему помощь и сделал его своим заместителем. Естественно, отцу не нравилась такая позиция, он был вечно зол на Джонатана, хотя и кривил рот в улыбке, дабы не выдать своего гнева. Габриэль проклинал его, завидовал ему, а более всего жаждал его смерти. Однако, мне не пришлось долго думать над его казнью. Я выжигал на его теле разные слова раскаленным железом. Ах, как же ему было больно! А ведь боль вызывала в нем совсем не муки, а только злость, которая была подобна жару моего инструмента.
Анна взглянула на Габриэля. Его тело было покрыто выжженными словами, красными рубцами и почерневшей кожей.
- Четвертой стала Кералин Уолш. Пышная дама! Ей было двадцать восемь лет. Ее большие размеры совсем не пугали Джонатана, а даже притягивали. Она была его последней секретаршей. В свободное от "работы" время, девушка играла на компьютере и ела. Она ела не переставая. Конфеты, пирожные, шоколадки, лимонады... Мне кажется, ты должна была догадаться о сути ее смерти. Но все же расскажу. Да, я закормил ее до смерти, давая ей есть все подряд. Ха, поначалу она даже не отказывалась и ела сама! Но когда ее желудок перестал принимать пищу, то я в прямом смысле этого слова "запихивал" ей в рот еду. Мучения продолжались довольно долго. Ее не только тошнило, но и... Она умерла, прошу прощенья, в своем дерьме. Она это заслужила.
Во время рассказа о Кералин на лице Георга натянулась улыбка, а его глаза загорелись.
- Тебе что нравится все это!? - Сквозь слезы грубым и истеричным голосом выкрикнула Анна.
- Тише, тише... Не нарушай мой покой. И сколько раз я просил не перебивать меня.
Георг посмотрел на часы.
- Еще пятнадцать минут... Что же. Пятая жертва. Аманда Хелл. Сорок пять лет, работала главным бухгалтером все в той же компании Смитов. "Высокая" женщина. Никогда не замечала своих подчиненных. Она обращала свое внимание только на Джонатана и Даяну, ибо они были ее работодателями. Ее гордыня мешала ей жить. Никогда она не испытывала сострадания и милосердия. Могла пройти мимо, толкнуть и не заметить, и какая ей была разница, что у кого-то на одежду пролился стакан с горячим чаем. Ее мне пришлось убить слишком легко и быстро. Видишь, к потолку привязаны цепи. Так вот. К цепям я придел крюки. Эти крюки зацепил за ноздри и подбородок Аманды, после чего просто подвесил ее. Чем больше гордость - тем выше быть должен нос, не так ли?
Анна подняла голову вверх и стала разглядывать Аманду.
- Осталось несколько минут. Шестая жертва. Густав Листинг. Всего лишь тридцать три года... Было... Работал финансовым директором у Джонатана. До нельзя пропитан был завистью. Но что странно, завидовал он Габриэлю. Густав был лучшим другом Джонатана, всегда хотел быть его заместителем. Но судьба сложилась иначе. Бедный парень, зависть съедала его. Он мечтал иметь то, что имеет Габриэль: место на работе, достаток и нечто другое. Ведь всю зависть порождают глаза, так? Так. А сердце при этом становится маленьким и черным. Я выколол ему глаза и вырезал сердце. Оно и правда было невелико. Ну что же, я закончил свой рассказ.

Георг подошел к Анне. Он развернул ее лицом к зеркалу. Они смотрели на свое отражение.
- В зеркале я вижу себя. - Начал молодой человек. - Мне тридцать лет, а мои длинные, некогда черные волосы уже совсем седые. Мои карие глаза уже не такие яркие, они потеряли цвет и теперь зелено-карие. Мой лоб покрывают морщины, мои губы потрескались от жажды.
Георг дернул Анну за волосы и посмотрел ей в глаза.
- В отражении в твоих глазах я вижу монстра. Сумасшедшего маньяка, с кривой омерзительной улыбкой и бешеными глазами. Я вижу отвращение, омерзение, а главное - страх.
- Да! Отвращение! И ты мне против...
Георг закрыл ее рот своей рукой.
- Молчи, глупая! Все эти люди оказались здесь не спроста. Джонатан - ленивая тварь и насильник, Даяна - паршивая жена и изменница. Габриэль - "любящий" отец и гневный человек. Кералин - необъятная дама, никогда не прекращавшая есть. Аманда - гордая надменная женщина. Густав - завистливая гиена... Ты же уже догадалась почему здесь находишься! Ты - алчная, жадная личность! Сколько же пыталась вертеться перед Смитами, но тебя никто не замечал. Жалка уборщица, поломойка, довертелась перед Джонатоном и была изнасилована! Я оставил тебя на по следок потому, что ты умнее всех них. Я знаю, что ты догадалась обо всем еще с того момента, как я оборвал "шторку".
- Пусти меня! - крикнула Анна.
- А я всего-лишь был охранником... - Продолжил Георг. - Я каждый день наблюдал за всеми вами. Это было невероятно смешно, но и интересно. Однако, всему свое время.
Георг посмотрел на часы.
- У меня есть леность, сладострастие, гнев, чревоугодие, гордыня и зависть... - Часы пробили полночь. - А ты - мой личный седьмой смертный грех - алчность! Жадность - жаба душит!
Он накинул на горло девушки петлю, снял оковы с рук и ног и за конец веревки потащил ее к трупам. Перекинул веревку через балку и поднял Анну. Девушка билась в конвульсиях, задыхаясь, пыталась вырваться.
- И ты достойна такой смерти.
Георг улыбнулся. Отвернувшись от трупов, пошел в направлении двери.
Щелкнул замок, заскрипели петли, высокая черная фигуры вышла из здания и направилась прочь. За дверьми осталось семь трупов, олицетворяющих семь смертных грехов человека.
Георга больше никто не видел. Людей так и не нашли.

Привет всем!

Шут.

 

Spoiler

Я хочу рассказать вам историю, которая не дает мне покоя уже не один год, заставляя не спать по ночам, до утра копаться в архивах и записях. Это произошло давным-давно, когда я учился в юридическом ВУЗе. Веселая была пора, да уж. Впрочем, рассказ не о моих студенческих годах, а о моем сокурснике. Точнее, о том, что с ним произошло.

Веселый парень. Был. Шутил вечно, дурака валял. Не обделила природа паренька чувством юмора. Вот только за несколько месяцев до того, что случилось, мы стали замечать, что шутит он как-то надсадно, будто из последних сил. Вроде и не хочет парень веселиться, а все равно продолжает, с надрывом, отчаянно как-то. Как если бы не хотел, чтобы кто-то заметил, что с ним что-то не так.

Заметили. Вот только значения никакого не придали, дети же. Изменился человек, да и Бог с ним. Да и не сказал бы он ничего, как ни выпытывай. Упрямый был.

Был... Не пришел однажды он в институт. Раз не пришел, на следующий день опять нет, через день тоже. Ну и решили мы с друзьями его проведать, узнать, что и как, может, помощь нужна.

Нужна была, да только припозднились. Дверь в квартиру была не заперта, и мы беспрепятственно вошли к нему домой. Мне нисколечко не стыдно признаться, что я расстался с содержимым своего желудка, едва переступив через порог и увидев, что творится у него в комнате.

Его голова покоилась на полу, у входа в коридор, устремив взгляд подернутых пленкой глаз в сторону двери. Вокруг валялись куски его тела: палец, еще палец, кусок мяса с торчащим из него обломком кости... Кишечник был аккуратно размотан и развешан по комнате, как гирлянда на елке. И все стены покрыты десятками кровавых отпечатков ладоней.

Как выяснилось позже — все отпечатки принадлежали ему. Что бы ни сотворило с ним такое зверство, он был жив львиную долю всего процесса. Боролся. Пытался бороться, точнее.

Ну и все на этом. Дальше следствие было. Скоротечное весьма, что неудивительно. Парнишка на наркотиках сидел крепко. Списали все на разборку, попытались пробить контакты, да не вышло ничего. Очередной висяк, и дело отправилось в архив. Всё. Забыли.

А вот я не забыл. Не смог просто. Спиться хотел, да не спился. Закончил учебу, на работу устроился в милицию. До следователя дослужился. Ну и поднял на свою голову из архива то дело.

По заключению выходило, что бедолагу не порезали на куски — порвали. Голыми руками, значит, взяли и разорвали на много неаппетитных кусочков. История ах, не правда ли?

Но и это не все. Прилагался к вещдокам дневник. Кровью заляпанный, что мама не горюй. Большинство текста нечитаемо совершенно, а что читаемо — откровенный бред с определенного момента.

А момент этот — как познакомился он в баре с каким-то хмырем. Тип мутный, как парень описывал, странный какой-то, дерганый. Но разговорились они, пили, шутили. И вроде как типу этому парень так понравился, что он тому предложил, значит, вроде как шутом у него побыть.

Да-да, так и написано, мол веселый ты друг, а давай шутом ко мне. Ну тот по пьяни и согласился, о чем вскоре и пожалел. Тип, похоже, не простой оказался.

Дальше читал урывками, что разобрать смог. По всему выходит, что этот хмырь ему начал по ночам мерещиться в темных углах. И в кошмарах сниться. И все требовал веселить его. Приходилось веселить, и успешно, до поры.

А вот последняя запись, вроде как датированная днем смерти, если заключение не врет и я правильно смог цифры разобрать. Шизофазия полнейшая с редкими проблесками смысла:

«...сломался. Испортился. Шутка не смешная. А тени-то, тени. И скребется, зараза, по потолку. Ну что ты пялишься на меня? Что смотришь? Убери тени! Убери! Убери! Убери! Откуда? Не стучись. Я тебе не открою. Сказал, голову мне оторвет и комнату украсит. Не смешная шутка. Не смешная. Шутка не смешная. Не врет. Сказал, я оценю. Больно. Больно, сволочь. Отстань! Убери тени! Убери! Сказал, пора. Сказал, бросай. Я брошу. Я в тебя брошу. Вот этой тетрадкой сейчас и брошу...».

И все. Не знаю я, может, конечно, и разборка это была. Но только чтобы человека так порвать, это кем же надо быть? Да и знал я его достаточно неплохо. Ну да, травку он покуривал, а кто студентом не был? Но чтобы от травы такое мерещилось и здорового человека с катушек свело... Не верю.

Вот и сижу теперь, «висяки» старые в архиве просматриваю. Может, было что подобное еще. Страшно мне, но любопытство сильнее. Вдруг не один наш парень шутом у хмыря этого подрабатывал. И, может, не одно такое дело в архиве пылится.

По ту сторону зеркал
 

Spoiler

За окном была густая и прохладная ночь. Я открыл окно и вдохнул свежий воздух, который ворвался в маленькую затхлую кухню. После шумной вписки, галдежа и пьяных песен такая тишина звеняще отдавалась в ушах – приятно и больно. Я присел на подоконник, вздохнул полнее и полез за сигаретами. Чирк. Вспышка. Чирк. Вспышка. Зажигалка капризничала и чахоточно выплевала лишь сноп искр. Чирк. Зажглась.

Я прикурил и с удовольствием затянулся, наслаждаясь минутой ночного спокойствия, которая, на пару с алкоголем, окутала мой мозг теплым ватным одеялом. В голове роилось и сталкивалось что-то бессвязное, все мысли были приглушены, и я просто наблюдал, как мое отражение в темном окне подносит горящую точку к губам.

Из компании все давно разошлись спать, оставив на столе гору стопок, упаковок и окурков в пепельнице. «Пойти что ли спать? – лениво думал я, – на кушетке, вроде, еще есть место». Дверь на кухню тихонько хлопнула – кто-то вошел.

– Я не знал, что ты здесь, – глухо сказал Игорь.

– Ага, что-то спать не хочется. Сижу, курю, – я замолчал. Я помнил Игоря рослым, веселым парнем, с простодушно-открытым лицом, охотником до гулянок. Общались мы с ним не слишком тесно, только иногда встречались на различных вечеринках. Не видел я его довольно долго, но встретив, был потрясен случившейся переменой – неопрятный, заросший и нервный, он угрюмо сидел в углу, выпивая одну стопку за другой. Мне мигом шепнули на ушко, что причиной стала смерть его девушки – Кати.

И вот сейчас, ночью, мы сидели вдвоем на кухне. Мне было неуютно, я просто не знал, как правильно поступать в данной ситуации и что говорить. Утешить его? Выразить свои соболезнования? Молча похлопать по плечу? Все варианты казались неподходящими, и любое слово, произнесенное в этой натянутой тишине, отдавало фальшью.

Но казалось, Игорь не замечал этой паузы: трясущимися руками он взял початую бутылку коньяка, налил себе и выпил одним залпом. Без выдоха, без закуски, только слеза скатилась из зажмуренных глаз. Мне хотелось верить, что это от крепости напитка. Он немедленно налил себе еще.

– Слушай, брат, ты бы так не налегал… – неуверенно произнес я.

Он сделал вид, что не слышит моих слов, а может и не слышал. Выпил. Налил. Я окончательно растерялся, молча, смотрел на него и прикидывал дальнейшие действия.

– Ты думаешь… вы… все думают, что я пью с горя. Мол, заливаю потерю, переживаю, как могу, – он говорил со мной, но тупо пялился на бутылку, – но правда в том, – выпил, – что это я ее убил.

Катю нашли мертвой у него в ванной – сердечный приступ.

– В этом нет твоей вины, знаешь, – банальные фразы утешения, но я не мог придумать ничего лучше, – сердце не выдержало. Редкость в таком молодом возрасте, но не исключение.

– Это моя вина. Это я ее пустил. Я не должен был, – его голос скатился в бормотание.

Налил. Выпил.

– Это все началось несколько месяцев назад, точно уже и сказать не могу, – неожиданно четко произнес он, – нашел работу, начал зарабатывать, переехал из общаги в съемную квартиру… радовался, дурак. Вот, теперь можно вольно жить, хоть голым ходи, хоть вечеринки каждый день закатывай. Сначала все нормально было, но однажды…

Он сглотнул, замолчал, налил и выпил.

– Был обычный день – пришел с работы, поел, поторчал перед компом, решил принять душ. Я перед сном всегда в душ хожу, за день умотаешься так, что хочется скинуть грязь и усталость. Залез в душ, постоял, воду погорячей включил. Вылез из ванны, начал лицо вытирать, глаза открыл… и словно током пробрало. На запотевшем зеркале было написано «ПРИВЕТ». Широкая такая надпись, четкая, но уже по краям набухают и стекают капельки влаги.

Я мигом из ванны вылетел, свет везде повключал, забился под одеяло. Живу я один, сам не писал, а кто еще может? Я все перебрал в уме и розыгрыш, и провалы в памяти, и что случайно так стекло запотело.

От шока и усталости я не заметил, как уснул. А утром светло, машины бибикают, солнце светит, уже и не страшно. Я себя убедил, что это был кошмар. Ты знаешь, как это бывает. Насмотришься на ночь ужастиков, боишься свет выключить, а утром все кажется глупостью. Заставил себя зайти в ванную, но там ничего нет.

Он в упор посмотрел на меня, словно проверяя мою реакцию на его рассказ. В глазах его лихорадочно метались безумные огоньки, а губы подрагивали, постоянно кривившись в непонятной ухмылке. Руки его дрожали и метались, как отвратительные змеи, хватая и вертя все подряд, словно выражали внутренний психоз.

– И что это было?

– То, от чего надо было бежать сразу. Подальше от квартиры, района, города, страны, убежать на другое полушарие, или в леса, или в горы, или сесть на корабль и вечно плыть. И там молиться, чтобы оно никогда не вернулось и не нашло тебя. Но сейчас уже слишком поздно, оно повсюду и везде со мной, – он судорожно хватанул стакан и плеснул коньяка, разлив часть на руки, – но тогда у меня получилось убедить себя, что ничего страшного не произошло… какое-то время ничего не происходило, и я забыл об этом, закрутившись в делах.

Но это повторилось. Надпись «ПРИВЕТ». Я помню, что она отсвечивала красным, и влага была похожа на кровь. Я помню, как стер ее ладонью, и увидел в очищенном стекле свое отражение –бледный, дрожащий, с диким глазами. Как вылетел из ванной, судорожно оделся и выбежал на улицу. Среди людей страх немного отпустил меня, но я до утра бродил по парку.

– А почему ты не снял зеркало? – чтобы успокоиться, я закурил еще сигарету. Ее дым и горячий уголек напоминали о реальности всего происходящего.

– Я тоже считал себя умником. Хотел снять зеркало или разбить к чертям. Побродив по парку, я утром пришел в квартиру с этим намерением. Зашел в ванну, и… и оно было там. Все то же запотевшее зеркало, все та же размашистая надпись «ПРИВЕТ». Словно и не проходило часов семь. Что-то удерживало его в этом состоянии, хотело, чтобы я видел это.

Я нащупал позади себя фарфоровую корзиночку, в которой лежали шампуни, гели, пена для бритья… мне ее Катька подарила, ворчала, что все валяется. Схватил ее, уже замахнулся, даже заорал от адреналина и страха, но крик прервался – леденящий ужас сковал глотку. Я не мог выдавить ни звука, ни хрипа, а корзиночка выпала из пальцев и разбилась вдребезги. На зеркале кто-то начал выводить своим невидимым пальцем слова с другой стороны зеркала.

ПРИВЕТ

ПРИВЕТ

ПОЧЕМУ ТЫ МНЕ НЕ ОТВЕЧАЕШЬ? Я ЗЛЮСЬ.

Помню, что страх окончательно подкосил мои ноги, и я упал. Воя от ужаса, не в силах встать и посмотреть на эту надпись еще раз, я пополз из ванной. Но то, что я увидел…

Игорь схватил бутылку, уронил, и остатки коричневой жидкости растеклись по столу. Не знаю зачем, но я открыл шкафчик и достал новую бутылку, открыл и налил ему до краев. Он лишь нервно кивнул в знак благодарности, выпив ее залпом. Коньяк стекал по уголкам губ на рубашку, но Игорь этого не замечал. Он был пьян, но не алкоголем, а безумием и страхом, которое поразили его. Вцепившись в стакан, глядя на меня дикими глазами, он продолжил:

– Я выполз в прихожую, и увидел… мебель вокруг меня корчилась. Знаю, все это звучит будто я псих, но, черт побери, это реальность. Пол стал вязким, как пластилин, шкаф неуклюже перебирал сотнями насекомых ножек и брел ко мне. Его дверцы стали похожи на отвратительные, алчные слепые морды, а коричневая деревянная поверхность бурлила и перекатывалась. Из шкафа начали медленно и важно выползать мои костюмы: пуховик, ветровка, плащ…Они окружили меня, похотливо лаская рукавами и подолами. Их бормотание надтреснутыми и сухими голосами было похоже на старую кассетную запись.

Все это продолжалось не больше минуты, но в моем сознании растянулось на час. Одежда начала обвивать и душить, я вскочил, кое-как отбиваясь, и ринулся в свою комнату. Увернувшись от шкафа, который хотел сцапать меня дверцами, я забежал в комнату и захлопнул дверь. И чудо, там было совершенно спокойно! Ничего не двигалось, не шевелилось, не оживало, кроме компьютера. Я не сразу обратил на это внимание, но на экране мелькали картинки: серые пустоши, обезвоженные реки, мертвые люди, странные создания… я был загипнотизирован этим, смотрел и не мог оторвать взгляд от этого ужасного калейдоскопа. Но внезапно картины прекратили меняться и остановились на одной – мертвая девушка, с перерезанными венами, лежащая в ванне. Она следила за мной своими стеклянными глазами.

Страх придал мне сил, и я подскочил, чтобы разбить экран. Но на меня напала обыкновенная настольная лампа, пытаясь удушить шнуром. Я боролся, но в ней была какая-то бездушная дьявольская сила… свет уже начал меркнуть, когда ее хватка ослабла. Но теперь я понял, что надо делать.

Я кинулся обратно. В прихожей на меня накинулось пальто и начало кусать. Не знаю чем, не знаю как, но я чувствовал, как острые хищные зубы впиваются мне в плечо. Я ворвался в ванную, слепой от боли и шока, и из последних сил вывел пальцем на зеркале «привет». Ответил, чтобы оно не злилось.

Я безмолвно смотрел на зеркало. Вопреки расхожему мнению, я верил в сверхъестественное, и что необъяснимое происходит с людьми. Но теперь, когда необычное происходило совсем рядом, мне было сложно поверить.

Я вижу по твоим глазам, ты мне не веришь. Да и не прошу тебя об этом, но взгляни, –

Игорь через голову стянул майку и развернулся ко мне плечом. На его спине красными рубцами виднелся укус. Пасть у укусившего существа была широкая, а зубки мелкие, почти игольные и шли в четыре ряда. – Я пытался трезво оценивать произошедшее, бродил потом по городу без дела, грязный, безумный, в крови, больше похожий на бомжа. Все думал, перекручивал в голове события, словно в лихорадке, хотел выкинуть эти мысли и не мог. И тут мой поток воспоминаний словно прошибло – на экране была мертвая девушка в ванне. В моей ванне. Тут меня затрясло еще сильнее. Я позвонил владелице квартиры и прямо спросил, кто жил в ней до меня. Она долго мялась, не давала ответа, но я был на взводе и наорал на нее, вытребовав ответ.

– И что? – я с трудом разлепил склеенные губы.

– В моей квартире жила девушка. Она умерла. Самоубийство, говорят, из-за несчастной любви. Вот тут в моей голове что-то реально помешалось. Я не помню как, но я звонил Кате, орал, кричал, рыдал в трубку от шока, умолял ее больше никогда не пускать меня в квартиру. Сбивчиво рассказывал обо всем. Естественно, она не поверила ни слову, подумала, что я под наркотой. Нашла, забрала из парка и отвела домой. Я пытался сопротивляться, но силы – духовные и физические – совсем иссякли, и я как в тумане рухнул на диван. Очнулся я уже в своей постели, с перебинтованным плечом. Кати рядом не было.

В глазах Игоря стояли слезы. Секунда, и они переполнили глаза, перевалились через нижнее веко и быстро расчертили щеки мокрыми штрихами. Он спрятал лицо в ладонях и зарыдал.

– Я сразу понял, где она… но начал искать: кухня, коридор, туалет, другая комната… пытался оттянуть момент… не мог себя заставить… она была там. В ванной. Лежала уже мертвая, белая. Это моя вина, моя…

Он начал горестно подвывать, обняв себя за голые плечи руками и раскачиваясь.

– Ты не знал, ты не мог предвидеть, – беспомощно забормотал я.

– Все это чертово зеркало. Катя лежала на полу, а в этом зеркале отражались не кафель и не ванная, а какая-то тусклая равнина. Мертвая земля, тяжелые облака, а на горизонте фигура, белая фигура, но так далеко, что и не различишь кто или что. Все расплывчато, как будто сквозь воду смотришь. Но я мигнул и все исчезло.

Ты думаешь это конец? Нееет, это было только начало. Эта мертвая девушка, она стала тварью, злобным духом, от которого нет избавленья. Я ответил, установил связь, и теперь она повсюду меня преследует. Зеркало в общественном туалете, у знакомых, темное стекло – неважно, где и как. Зеркало моментально запотевает само по себе и появляется надпись. Чаще всего это «привет» или «как дела?», но что бы ни было, я обязан ответить. Иначе эта тварь разозлится. Мне страшно, страшно ей отвечать, видеть эти надписи, но то, что ожидает меня в случае молчания страшней… А недавно она призналась мне в любви. Я видел, как помутнело стекло, как невидимые холодные мертвые пальцы вывели с изнанки зеркала «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ». Эта тварь думает, что я ее парень. Поэтому она убила Катю – из ревности. Я ненавижу ее, но ужас и трусость заставили написать меня «я тоже».

Иногда в витринах магазинов, проезжающих мимо автомобилях я вижу отражение все той же равнины. Пейзаж тот же, только фигура ближе, а картина четче и реальней. Перед тем, как прийти сюда, я слонялся по улицам, как всегда избегая любого намека на отражающие поверхности. Это стало своего рода привычкой. Я зашел в ресторан, пообедал там, и черт дернул меня пойти в туалет. Не знаю почему, но я пренебрег обычной своей осторожностью. Стоило мне зайти, сразу что я заметил, это было зеркало. Большое, во всю стену. И в этом зеркале проступал тот самый пейзаж. Он казался настолько реальным, что походило на открытое окно. Окно в другую реальность. Реальность по ту сторону нашего мира, мертвая и безмолвная изнанка, которая может свести с ума. Фигура приблизилась настолько, что я мог разглядеть лицо… миг, и она стала совсем рядом. Абсолютно голая девушка. Белое лицо, безмолвные губы и стеклянные глаза. Они не видели ничего и видели абсолютно все. Они не мигали. У них не было цвета. Когда я смотрел в них, то чувствовал, как отдаляются звуки ресторана и шум вентилятора, вонь хлорки и бурчание воды. Апатия и холод сковали меня. Девушка открыла рот и закричала, безмолвно завыла, а ее рука легла прямо на зеркальную раму. Она была так близко…

Но в туалет кто-то вошел, и это меня спасло – видение исчезло. Я ринулся оттуда к вам, к людям, в толпу, где не так страшно. Но алкоголь все прояснил – я виноват в смерти Кати, и эта тварь от меня не отстанет.

Он хотел сказать что-то еще, но сбился на мычание. Решительно встал и, покачиваясь, направился к двери. Я уговаривал его не уходить, твердил, что мы что-нибудь придумаем, найдем выход. Кажется, он согласился. Я уложил его спать подле себя, собираясь бдеть остаток ночи, но незаметно провалился в сон.

– Эй, приятель, вставай, – кто-то грубо тряс меня. Я протестующе замычал, спросонья не понимая, где нахожусь. Пару минут ушло на то, чтобы восстановить память… ночь… Игорь… Игорь? Его не было рядом.

– Где Игорь? – я был взволнован.

– Он ушел рано утром, ты еще спал, – пожал плечами Вовка.

Не слушая ничьих причитаний, быстро оделся и выбежал на улицу. Я был пару раз у Игоря на вписках, так что его квартиру не составило труда найти.

Дверь в квартиру была приоткрыта. Не снимая ботинок, я ломанулся в ванную. Игорь лежал на спине, вперив в потолок взгляд пустых глаз. Холодок пробежал по позвоночнику, ноги стали ватными, но я не смог противиться. Я посмотрел на зеркало и захрипел от ужаса.

В нем отражалась унылая, бескрайняя равнина, на небе плыли свинцовые облака, а в центре стояли две фигуры. Голая девушка держала за руку Игоря.

По ту сторону зеркал на нас тоже смотрят.

Женщина дождя.

Познавательная статья.

 

Spoiler

Женщина дождя- сейчас картина скромно висит без рамы в одном из магазинов Винницы. «Женщина дождя» - самая дорогая из всех работ: стоит 500 долларов. Как утверждают продавцы, картину уже трижды покупали, а потом возвращали. Клиенты объясняют, что она им снится. А кто-то даже говорит, будто знает эту даму, но откуда - не помнит. И все, кто хоть раз заглянул в ее белые глаза, навсегда запоминают ощущение дождливого дня, тишины, тревоги и страха.
Откуда взялась необычная картина, рассказала ее автор - винницкая художница Светлана Телец. «В 1996 году я оканчивала Одесский художественный университет им. Грекова, - вспоминает Светлана. - И за полгода до рождения «Женщины» мне все время казалось, что за мной постоянно кто-то наблюдает. Я отгоняла от себя такие мысли, а потом в один из дней, кстати, совсем не дождливый, сидела перед чистым холстом и думала, что нарисовать. И вдруг четко увидела контуры женщины, ее лицо, цвета, оттенки. В одно мгновение заметила все детали образа. Основное написала быстро - часов за пять управилась. Казалось, моей рукой кто-то водил. А потом еще месяц дорисовывала».
Приехав в Винницу, Светлана выставила картину в местном художественном салоне. К ней то и дело подходили ценители искусства и делились такими же мыслями, какие возникали у нее самой во время работы.
«Было интересно наблюдать, - говорит художница, - насколько тонко вещь может материализовать мысль и внушить ее другим людям».
Несколько лет назад появилась первая покупательница. Одинокая бизнесменша долго ходила по залам, присматривалась. Купив «Женщину», повесила ее у себя в спальне.
Через две недели в квартире Светланы раздался ночной звонок: «Пожалуйста, заберите ее. Я не могу спать. Такое впечатление, что в квартире, кроме меня, кто-то есть. Я ее даже со стены сняла, за шкаф спрятала, а все рано не могу».
Потом появился второй покупатель. Потом картину купил молодой мужчина. И тоже не выдержал долго. Сам принес ее художнице. И даже деньги назад не взял.
- Она мне снится, - жаловался он. - Вот каждую ночь появляется и тенью вокруг меня ходит. Я с ума сходить начинаю. Боюсь этой картины!
Третий покупатель, узнав о дурной славе «Женщины», лишь отмахнулся. Даже сказал, что лицо зловещей дамы ему кажется милым. И с ним она наверняка уживется.
Не ужилась.
- Я сначала не замечал, какие у нее белые глаза, - вспоминал он. - А потом они начали появляться всюду. Головные боли начались, беспричинные волнения. А оно мне надо?!
Так «Женщина дождя» снова вернулась к художнице. По городу же понеслась молва, что картина эта проклята. За одну ночь может свести с ума. Художница уже и сама не рада, что написала такую жуть. Впрочем, Света пока не теряет оптимизма:
- Каждая картина появляется на свет для какого-то конкретного человека. Верю, что найдется тот, для кого «Женщина» писалась. Кто-то ее ищет - так же, как и она его.

Остров Повеглия.

Познавательная статья.

Spoiler

История острова это темный, наполненный убийствами, ужасными болезнями и смертью миф. Те, кто оказываются на этом острове, всегда говорят одну и ту же вещь: что-то не так с этим местом. Из-за вооруженного патруля на лодках, окружающего остров, представляется, что тайна этого проклятого места лежит глубже, чем об этом думают.
В 1379 году жители острова подверглись нападению Генуэзского флота и впоследствии были выселены. Массивная крепость острова была оставлена. Две сотни лет никто не населял его, пока остров не предложили во владение ордену монахов. Монахи отказались от земли, так же как и многие другие, кому это предлагали. В это время земля не была чем-то, от чего просто отказаться, так как владение ей было символом статуса и достижений.
Официальное мнение говорит, что дважды на остров выселяли больных чумой, кроме того остров еще раз заселялся в 1922, когда на нем была построена клиника для душевно больных. Вскоре больные начали утверждать, что видели блуждающих по коридорам призраков, которые перед глазами сгорали заживо или умирали от чумы. Доктора не принимали это на веру до тех пор, пока они также не стали замечать странные силуэты и осознали, почему это место было столь долго необитаемо. Некоторое время спустя главный врач больницы был найден мертвым. Легенда говорит, что на него напало несколько разгневанных его экспериментами духов. После этого инцидента лечебница была закрыта.
Говорят, что остров охраняют, чтобы некая тайна не стала достоянием общественности. У Повеглии много прозвищ – от врат ада, до пристанища потерянных душ. Возможно, когда-то остров процветал, но сейчас любой рыбак скажет, что лучше он утонет, чем будет выброшен на этот берег.
Колокольня. Это наиболее заметное и одно из самых старых сооружений на острове, кроме руин церкви 12-го века, заброшенной и разрушенной сотни лет назад.
Вот какие находки открылись строителям, копающим фундамент на соседнем острове Lazzaretto Vecchio…
Дом был заброшен в 1968 году, с того времени остров Повеглия пустует. Двадцать лет назад, чтобы не допустить полного разрушения, строительная бригада наспех возвела леса, да так и оставила их, что добавляет и без того мрачному виду еще большей выразительности.
Смутное ощущение больничного присутствия добавляет внутреннее убранство помещения: тусклая, облупленная краска, кровати-нары и отодранные от стен карнизы. Дополняет картину маленькая часовня с позеленевшими от плесени стенами и сломанными скамьями, находящаяся там же.
Границы между внутренним и внешним пространством практически стерты временем: балки перекрытий обрушились, потолок и оконные проемы затянулись плотной стеной из лозы.
Чуть поодаль, позади больничных стен находится несколько домов, вероятно для проживания персонала. Очень может быть, что один из них как раз принадлежал «сумасшедшему» доктору.
Пол одной из комнат на полтора сантиметра покрыт плотным ковром из книжных страниц.
Эта лестница находится в здании, наполненном каким-то зловещим и пугающим промышленным оборудованием, назначение которого трудно объяснить. Она ведет на крышу, где через окна маленьких смотровых башен открывается невероятно красивый вид на залив.

И на сегодня всё. Пока.

Изменено: Кошара, 02 Октябрь 2013 - 19:57

[Кошара]

Привет всем!
Некто в белом халате.
168 лайков. Та ещё унылота, ИМХО.

Spoiler

Это произошло со мной три года назад. Я стоял на остановке в наушниках, и тут внезапно перестала играть музыка. Не успел я дотянуться до кармана, чтобы снова её включить, как она снова заиграла. Но в эту секунду, пока она не играла, в ушах стрельнуло и как будто током чуть-чуть ударило. Я не особо обратил на это внимание и просто протёр наушники. Подъехал автобус, я сел в него и доехал до своей остановки. Выйдя из автобуса, я увидел на той стороне улицы мужчину с большими чёрными усами, в белом халате. Он стоял и пристально смотрел на меня. Я мельком посмотрел на него и пошёл по своим делам.

И началось. Я начал видеть этого мужика каждый день — на остановках, в метро, просто на улице. Я всегда его видел в таких ситуациях, когда просто не мог к нему подойти. В метро на встречном эскалаторе; на перроне, когда поезд уже отъезжает со станции; я подхожу к зданию университета, а он на меня из окна на втором этаже смотрит; ну и так далее. Во всех случаях я никак не мог к нему приблизиться.

Так продолжалось 11 дней. И вот я увидел его в очередной раз — ехал в трамвае, а он стоит на улице и смотрит на меня в окно. Я не вытерпел и закричал водителю:

— Остановите, мне срочно нужно выйти!

Хотя там и не было остановки, водитель остановился. Не сводя глаз с мужчины, я шёл прямо к нему. Он по-прежнему спокойно стоял и смотрел на меня. Я подошёл к нему и спросил:

— Кто ты? Чего ты от меня хочешь?

В ответ он спокойно взял меня за руку и начал говорить:

— Ну, молодец, давай теперь просыпайся.

Я не знал, что делать, и стоял в ступоре. А он продолжал:

— Просыпайся! Посмотри вокруг, разве не видишь, где ты?..

Я начал оглядываться, и вдруг словно что-то в голове щелкнуло. Я вскрикнул, дернулся и... проснулся на больничной койке.

Оказывается, на остановке меня и ещё трёх людей сбил автомобиль, и я впал в кому. Всё, что со мной происходило, было бредом травмированного мозга. А этот мужчина в белом халате, которого я постоянно видел, оказался моим врачом (кстати, в реальности прошло всего 6 дней, а не 11).

Когда я полностью пришёл в себя, я рассказал врачу об этом. Он спокойно меня выслушал и сказал, что не стоит обращать на это внимание, что из-за сотрясения мозг человека способен выдавать и не такие фокусы.

После этого прошло уже три года, и меня преследует навязчивая мысль, что я до сих пор «там». Ну или «тут», не знаю, как это объяснить.

Как изгнать хульного беса

Spoiler

Эту историю я услышал недавно от моей подруги детства. Она, по ее словам, приключилась с близкой знакомой. Не верить ей у меня нет никаких оснований, да и рассказ мне кажется правдивым. "Я очень люблю бродить по барахольному рынку по книжному ряду. Здесь люди с рук продают иногда просто уникальные старинные издания по смешной цене. Однако, после того, что я услышала, стала относиться к книгам с осторожностью.

Итак, возле одного книжного ларька место облюбовала себе странная нищенка - бабушка лет восьмидесяти. Бойкая, в здравом уме старушка просила милостыню, кроя всех трехэтажным матом. И были эти ругательства у нее какие-то заковыристые, но несмотря на это, люди охотно платили ей.

Я вертела в руках старую, зачитанную книгу, когда она обратилась ко мне и подала на диво спокойный голос: "Не трогала бы ты, деточка, книги старые, в них не всегда добро. Не дай Бог окажешься еще на моем месте". Тихий голос и вежливый тон так удивил меня, что я, купив ей беляш, поинтересовалась, что с ней произошло... и вот что поведала мне женщина:

"Босоногой я тогда была пацанкой, почти беспризорной бегала с такими же, как я, сорвиголовами. Компания состояла из трех девочек и пары мальчишек. В нашем поселке еще до революции жил помещик. Богатый и хозяйственный был человек: владел и мельницей, и конюшней, и псарней. Весь поселок он обнес каменным муром. Нигде больше я не видела подобного камня и кладки. После того, как помещика раскулачили и выслали, люди разгребли каменный забор по дворам. А конюшню и псарню превратили в сеновал и склады. Только один кусочек мура остался не тронутым. Возле него мы и играли.

Однажды наша компания решила разобрать немного камней - так, ради азарта. Самый старший из нас, четырнадцатилетний Алешка, принес лопату и кирку, и мы стали рыть землю под муром. Лопата вскоре зацепила что-то очень твердое.
- Ух ты, а вдруг там клад, - сказал девятилетний Ванька по кличке Попенок.
- Копай, Лешка, дальше! - крикнула я.

Мы действительно отрыли просмоленный дубовый ящик, но вместо злата и серебра нашли… книги: рукописи, свитки, библию, молитвенники. Конечно, не зная что это, мы были крайне разочарованы. Теперь бы эти издания стоили целое состояние! Но что мы, дети, которые и читать толком не умели, понимали? Мы решили перетащить их в конюшню, хоть печь растопить сгодятся.

Некоторые книги были с картинками, некоторые написанные на старославянском языке, и только Ванька умел их немного читать, т.к. его дед был священником. Тут в руки Алешке попала книга под названием "Изгнание хульного духа", и у него тут же загорелись глаза:
- А давайте обряды проведем, игра будет потешная, заодно и увидим, из кого какие чертики повыскакивают.
- Нельзя эту книгу читать простым людям, - пробормотал Ванька Попенок.
- Кто сказал?
- Дедушка мой говорит.
- Раз боишься, то иди отсюда, не мешай, - пригрозил Лешка.

Со мной были еще две девчонки - Катя и Дуся, которую дразнили Косулькой за сильное косоглазие. Все, кроме Ивана, как ни странно поддерживали идею Алешки и пошли на сеновал читать заговор из этой книги и заодно проведать кошку Цыганку с котятами.

Мы гладили хвостатую, а Лешка открыл книгу и начал читать странную молитву. Он "бекал-мекал" по слогам… Умолкли все, кроме Дуськи. Ее стало бить в припадке, глаза закатились вверх, на губах появилась пена. Потом она вскочила на ноги, а мы завизжали и разбежались по углам. Перепуганный Лешка выронил книгу, но ее, не растерявшись, тут же подхватил Ванька и стал читать дальше. Дуська металась, карабкалась на стены, рвала на себе одежду. Нам стало так страшно, лишь голос Попенка звучал так звонко и четко. Иногда Ванька крестил Дуську, и, наконец, измучившись, бедняга изогнулась и изрыгнула из себя нечто похожие на толкую белую пружинку, которая живым маленьким вихрем закружилась у наших ног.
- Рты быстро все закрыли, - заорал Ванька, и все безмолвно подчинились.

Проклятая "пружинка" заметалась по сеновалу, и я почувствовала, как она несколько раз ударилась о мои ноги. Волосы у нас на головах стояли дыбом, а Дуська лежала без чувств на полу. Эта "белая дрянь" явно искала нового хозяина. И тут дремавшая неподалеку кошка потянулась и смачно зевнула. Эта гадость моментально ввинтилась ей в рот. Цыганка икнула, попыталась рыгнуть, а через минуту уставилась на котят, мирно спящих у нее под боком. Ее глаза как-то злобно сверкнули, и через мгновение любящая пушистая мамочка поедала свое потомство.

Мы таращились на это, не в силах пошевелиться, однако Лешка набросил на нее какой-то мешок, взгромоздил его на плечи и побежал к речке. За ним кинулся и Ванька. Я и Катя остались возле подруги, стали пытаться привести ее в чувства. Я набрала в колодце воды и помыла Дусю, Катя у кого-то стащила с бельевой веревке платье, одеть нужно было подругу… Вскоре приползли и ребята - бледные и мокрые.
- Ну что, вы утопили Цыганку? - спросила я.
- Дьявол это, а не Цыганку, вода даже бурлила.
- Слава Богу все позади, лишь бы Дуся в себя пришла, - плача, сказала Катерина.
- Еще не все, - сказал Ванька, - нужно еще раз обряд провести, проверить, не вселилась ли в нас эта гадость.

Мы жутко боялись, несмотря на это Иван стал читать, и слава Богу на этот раз все обошлось, "тварь" канула на дно вместе с кошкой. Немного позже очнулась и Дуся. Она была очень слаба, но ее глаза смотрели ясно и прямо. Естественно, мы получили за украденное платье, куда-то подевались и книги, но Дуся навсегда лишилась косоглазия. А вот я с тех пор стала материться так, что земля из под ног уходит, часто вспоминаю причину - белое нечто зацепило мои ноги. Жизнь я прожила тяжелую. Может, если б не было всего этого, и судьба по-другому сложилась."

Взгрустнув, старуха снова залилась бранью, а мне после этого расхотелось рыться в книгах."

М-да, кого только среди людей не встретишь.

Двойник.

Spoiler

2005 г. прочно отметился в моей памяти двумя значимыми событиями. Во-первых, мне стукнуло двадцать лет и мои дорогие родители, скрепя сердце, признали факт "оперения" птенчика, а следовательно, позволили покинуть семейное гнездо. Что я и проделала с незамедлительностью, переехав от любящих предков в пустующую бабулину (царствие ей небесное) квартиру, находящуюся, впрочем, в двух шагах от отчего дома. А еще, дабы окончательно закрепить свое взрослое положение в глазах общественности, я решительно пригласила своего бойфренда делить со мной и пищу и постель в новой обители. Дальше как по писанному - стали жить да поживать.
Вот, проблаженствовав таким образом все лето, готовились мы с товарищем встречать осень. Он у меня был мужчина деловой, учился в институте, а в свободное время подрабатывал художественной ковкой по металлу и даже кой-какую копеечку за труды получал. Я же, перебиваясь фрилансерскими скудными грошиками, вовсю поддерживала огонь в семейном очаге и по случаю каникул ждала любимого либо дома, либо во дворе, тусуясь с молодыми мамашами-подругами детства по совместительству.
В один из таких вечеров ожидания, на самом закате лета произошло второе из событий, благодаря коим, я могу смело утверждать, что 2005 год не сотрется из моей памяти до самых седых волос, до первых приступов старческого маразма, еще очень и очень долго.
Итак, мизансцена: я с товарками в непосредственной близости к дому, названный супруг трудится (кует что-то любителям прекрасного). Время к вечеру, милый мой звонит и сообщает, что, мол, он в таком-то районе города, держит путь до дому. Я прощаюсь с подругами, забредаю в магазин за хлебом и не спеша двигаю в сторону родных квадратных метров. Поднимаюсь на этаж, отпираю дверь и от неожиданности вздрагиваю, когда, будто дожидаясь моего появления на горизонте, бравурным набатом начинает орать домофон. Снимаю трубку: "Вер, это я". Нажимаю кнопку, про себя удивляясь скорости прибытия любезного своего друга... но мысли эти быстро исчезают и на передний план вылезают думы более прозаические, о том, что ужин надо греть скорее, руки мыть, пара котлет еще оставалась со вчера и пр. Ускакала, в общем, на кухню я. Слышу, Денис мой зашел, дверь прихлопнул, крикнула ему, пытаясь перекричать шум воды, что, мол, раздевайся и пару минут обожди. Пробурчал что-то неразборчиво. Ну ладно, накрыла я на стол, зову его, он - молчок. Я его в зал искать иду, наверняка, думаю, комп врубил, наушники напялил и пырится, глушня в очередную стрелялку... Иду по коридору, значит, а он тут как тень, из темной ванной комнаты выныривает. Напугал, зараза. Дальше как у девочки Алисы - "все чудесатее и чудесатее" события. Сел товарищ за стол, глаза долу, ложкой вяло в тарелке водит и молчит, самое главное. Зная, что аппетит и желание рассказать в подробностях весь свой день у Дениса пропадает только в случае бедствий практически планетарного масштаба, я, естественно, волнуюсь и активно расспрашиваю любимого о причинах такого ступора. Он только головой покачивает, как болванчик китайский. Да еще зыркает на меня из-подо лба, злобно, презрительно... будто я провинилась перед ним, да не так просто, а вообще ужас-ужас что натворила. И так мне от этой непонятки с поведением тоскливо и муторно на душе становится, грустно, хоть волком вой... Уж не знаю почему я остро так среагировала, может потому, что до этого мы всегда обо всем в открытую говорили, а тут... глухая стена... без видимых причин.
Поужинали в гробовой тишине, я попытки диалог наладить решила оставить до лучших времен. Переместились после в зал, телик включили, делаю вид, что увлечена просмотром. Он рядом сел, будто кол проглотивши, руки на груди скрестил и дальше продолжает взглядом меня прожигать. И я ни "гу-гу", только чувствую, запашок от милого какой-то нехороший, не шибко терпкий, но явственный, "плесневелая тухлинка" какая-то. Тут уж не выдержала и говорю ssikatno.com ему, мол, хватит во мне дыры глазами сверлить, лучше помойся сходи, с работы все ж... Он тут вроде как спохватился. "Пахнет, что ли? Пойду, покурю, а потом мыться", - говорит. Встает, сигарету взял и в туалет удалился. Я сижу, настроение ни к черту, на душе хмуро. Думаю, какая муха Дена укусила и как действовать дальше. Так, уйдя глубоко в свои мысли, просидела я минут тридцать наверное. В телеящике один тупой сидком сменился другим, а Ден из туалета носа не кажет и вообще притих там, ни единого звука не слышно. "Ты жив там, курилка?" Встаю с дивана, иду к санузлу, нервы сжались в тугую пружину. В ответ - тишина. Мнусь перед дверью туалета, прикладываю ухо, дергаю ручку. Дверь заперта. Мне уже реально становится не по себе, дверь дергаю уже не стесняясь, воплю что-то типа "Дееен, ну хорош, открой"... а только толку-то... шпингалет крепкий, тишина с той стороны тоже. А уж я и не знаю, что думать, ломлюсь как НКВД в былые годы. Истерику прервал все тот же набат домофона. Подумав, что кого бы там не принесло, хоть разносчика пиццы, хоть ссыкуна залетного - выбегу, в охапку сгребу и будут мне тут помогать дверь ломать, опрометью бросаюсь к заветному аппарату. Но в трубке звучал голос, который услышать я не рассчитывала никак: "Зай, открывай скорее, это я". Любимый мой, я его из туалета не дозовусь, а он... вот он, на лифте поднимается. Стоит ли говорить, что второго Денисова прихода я ожидала на лестничной клетке в полуобморочном состоянии. Дениска, выскочив из лифта, начал было бурно описывать причины столь долгой дороги (сверяя время по мобильному от его последнего звонка потом, я поняла, что ехал он без малого два часа, пока я кормила ужином и пыталась вовлечь в разговор давешнее Нечто в облике любимого), но осекся, увидев мой бледный и жалкий вид. Судорожный и сбивчивый лепет мой понять было трудно, но Ден, умничка, суть уловил и, вырвав шпингалет "с мясом", распахнул туалетову дверь. Клозет был пуст и лишь фаянсовый друг таращился на нас оттуда с явным недоумением.
Вот и весь сказ, в виде небольшого послесловия добавлю - тогда объяснить Денису, что произошло на самом деле, я не смогла. Он лишь понял, что кто-то зашел и куда-то исчез в нашем туалете, а я перепугалась до икоты. Каждый раз пытаясь прояснить ситуацию, он видел отчаянный ужас, комкающий мое лицо, и вскоре оставил попытки, сложив, вероятно, некую собственную удобоваримую версию случившегося. Кстати, история взята с сайта ssikatno.com, там их еще очень много, заходи. Мы прожили с ним после этого еще полтора года в относительном согласии и мире, а потом он пропал... вот просто уехал утром по своим делам и не вернулся как обычно вечером, телефон отключен, заявление в органы с последующими розысками не дали результатов. Он числится пропавшим без вести и по сей день.

Седьмой с половиной этаж

Spoiler

«Сон»
На кухне стоял небольшой телевизор, в котором молодая девушка рассказывала утренние новости города З.: « …Вследствие обвала подземного перехода, на улице Советской, произошло ДТП. Два автомобиля рухнули в разрушенный переход, несмотря на то, что дорога была заблокирована. Водитель внедорожника на глазах прохожих врезался в выехавшую из-за поворота машину и вместо того чтобы остановится, протаранил её на десять метров (водитель скончался на месте). Виновника это не остановило, и он продолжил двигаться в направлении обвалившегося перехода. На высокой скорости он снес за собой в обвал машину сотрудников милиции, по воле случая, машина была пуста. Виновник происшествия находится в тяжелом состоянии…»

- В этом городе с каждым днем страшнее жить! Сынок, будешь переходить дорогу – будь
осторожней. Такие «водилы» сейчас, понакупят прав…

- Да, да… Мам я не первый день живу – мне уже шестнадцать! - Лениво протянул Миша. На, что мать лишь возмущенно хмыкнула.

Он не любит причитания матери без повода. Допив чай в кружке, Миша повесил сумку на плечо, подошел к зеркалу, поправил рубашку и упрямые волосы, которые так и хотели торчать в разные стороны.

– Все, мам! Я пошел до Коли, приду вечером. – Зайдешь в магазин на обратном пути! – выкрикнула мать из кухни, на что Миша лишь недовольно «угукнул».

Через двадцать минут он был уже возле девятиэтажного дома, в котором жил его друг Коля. Поздоровавшись со сторожевыми бабулями у подъезда, он набрал номер квартиры на домофоне:

- Миха, ты? Заходи! – Раздался писк домофона и Миша вошел в подъезд под возгласами возмущенных бабушек. Лифт не работал – придется подниматься на восьмой этаж по ssikatno.com лестнице.

Первый, второй… Пятый… Седьмой, восьмой этаж. «Ну, наконец-то!». Он подошел к двери и минуту простоял перед закрытой дверью, стараясь отдышаться. В какой-то момент он понял, что Коля стоит перед ним и смотрит на него с ухмылкой.

- Я забыл сказать – лифт сломался! Заходи, я тебе сейчас такое расскажу…
Через несколько минут ребята уже сидели в комнате и пили чай, заботливо приготовленный тетей Викой – мамой Коли.
- Так что ты там хотел рассказать? Прям заинтриговал.

- Точно! Слушай, вчера я остался дома один, предки на работе – СВОБОДА! Думал, позову на хату кого-то из друзей, но вы все люди занятые и никто прийти не смог. Ну, раз так, времени терять не буду. Полдня слушал музыку на всю квартиру, - он засмеялся, – а потом соседка прибежала, причитала, лекции о хорошем поведении читала и т.д. Грозилась родителям настучать на меня, но пока молчит… НЕ В ЭТОМ СУТЬ! Короче, уже стемнело, дома никого – да это самая идеальная атмосфера для просмотра ужастика! Выбрал первый попавшийся, выключил свет, приготовил бутеры – смотрю. Фильм не очень, смотреть было нудно. Как тут резко раздался звонок в дверь. Я аж подпрыгнул, с перепугу! Думал, это снова соседка возмущается. Я раздраженный подхожу, открываю дверь, не посмотрев в глазок и … - Резкая пауза была неприлично долгой, Миша не выдержал и протянул:

- Иии?

- Мальчики! Может еще чайку? – тетя Вика так резко застала ребят врасплох, что Коля за сердце схватился.

- Мам, ты так не пугай больше. Нет, не нужно больше чаю. – Выдохнув, сказал Коля, держась за сердце.

- Больно ты пугливый стал, сынок. А за сердце хвататься слишком молодой еще. – С насмешкой сказала тетя Вика, выходя из комнаты.

- Что? Что там было? – раздраженно выкрикнул Миша, ему стало ужасно интересно.

- …и ничего, совсем. Даже света не было. У нас на этаже всегда лампа горит, а в тот момент было так темно и… холодно? Я сам не знаю, как описать это чувство. Мороз по коже, только не от холода или сквозняка, а от неизвестности – от страха. Сердце колотилось так, будто я кросс
пробежал. И паническое чувство - будто кто-то стоит перед тобой, но ты его не видишь. Хотелось сделать шаг назад, захлопнуть дверь квартиры, забежать в комнату и залезть под одеяло. Но я как с места сдвинуться не мог, – в его глазах был виден ярко выраженный испуг, будто он снова был там – в тот вечер, в тот момент, наедине с тьмой и страхом перед неизвестностью. От веселого мальчишки, который только что щебетал о своём времяпрепровождении, не осталось ни следа. Он тяжело сглотнул, проглотив ком в горле, и продолжил:

- Постепенно глаза начали привыкать к темноте, и я увидел две красные точки. Они были еле видны, и было невозможно понять на каком они расстоянии от меня. Вдруг, левая точка начал двигаться вправо, а правая стала пропадать! Я стоял и вглядывался в темноту. Как вдруг, лампа на долю секунды включилась - я обомлел, по телу, будто разряд прошел. Это были не красные точки – это были глаза! Я не знаю, кто это был. Лампу закоротило, и она прерывисто сверкала. Я не мог рассмотреть…

- О, Господи! Что там было? С чего ты взял,что это были глаза? Ты кроме «бутеров» больше ничего не употреблял? – Ехидно подметил Миша, но потом понял, что шутка была не к месту. В этот раз Коля говорил серьёзно – как никогда серьёзно…

Он продолжил, будто ничего не слышал. Сделал паузу, чтобы прийти в себя и поведать историю до конца.

- Это была будто объёмная тень человека – живая, подвижная, смолянисто-черная тень. Только вот самого человека, который мог отбрасывать её, не было. На месте глаз были видны красные точки! Эта штука резко рванула вниз по лестнице, будто убегала от чего-то… Я не выдержал, заорал и влетел со скоростью звука в квартиру! Захлопнул дверь на замок, заперся в комнате, зарылся под одеяло и, кажется, уснул… Проснулся утром, мама уже пришла с работы, и вообще, было самое обычное утро.

- Брр, мне на секунду показалось, что ты сейчас был не с нами. Может ты заснул вчера ночью под ужастик вот тебе, и приснилась своя версия, как нужно снимать кино! – Миша хотел уже скорее сменить тему, ведь от этих разговоров ему стало не по себе.

Коля помотал головой:

- Да, я тоже так думаю. Просто… Не знаю, сон был такой явственный. У тебя такое было?

- Да каждый день! Сам Стивен Кинг бы позавидовал моей фантазии! – рассмеялся он. Коля уже немного отошел от воспоминаний и смеялся уже вместе с ним.

- А-ха-ха! Такой молодой, а уже Петросян. Я тут душу изливаю, а ты прикалываешься! – ребята уже вдвоем смеялись, держась за животы. Страшные мысли быстро выветрились из сознания оставив лишь неприятный осадок у мальчишек.

Совсем позабыв про Колин сон, они обсуждали самые разные темы: какие отметки получили в аттестате за этот год, кто теперь с кем встречается из друзей, куда поедут этим летом, последний футбольным матч, но самой значимой темой был обвал перехода на Советской. Эта улица проходила через два квартала от Колиного дома, поэтому местные жители распространяли самые разные слухи по этому поводу. Некоторые поговаривали, что это произошло из-за того что под городом есть старые заброшенные катакомбы и, вроде, под переход они и проходили. Каких только слухов не было! За всем этим они не заметили, как за окном уже стемнело.

- Мишенька, звонила твоя мама, говорит, что тебе уже пора домой. Она волнуется. – Сказала тетя Вика.

- Ой, а сколько уже времени? – Он посмотрел на часы, стоящие на полке с книгами самых разных жанров и писателей. - Уже восемь часов, а мне еще в магазин зайти нужно! Что-то я засиделся у вас. Я, наверное, пойду.

- Уже поздно. Может, останешься переночевать? Я договорюсь с твоей мамой.

- Нет, спасибо.

- Коля, проводи друга. До свидания, Миша.

Спустя, несколько секунд Коля уже открывал дверь, провожая друга. Миша переступил порог квартиры друга и хотел сказать, что вот, мол, я стою на том месте, где ты увидел призрака или кого-то там еще, но вот, я стою и здесь никого нет! Ничего страшного, монстров не существует. Но он не успел набрать воздуха, чтобы сказать свои мысли, как за его спиной раздался голос пожилой женщины. Это была соседка Коли, именно она вчера приходила к нему и жаловалась на громкую музыку.

- Ой, Коленька! Ты же вчера был дома, верно?

Коля и Миша в унисон протянули стандартное: «Здрасьте». Коле никогда не нравилась эта старуха – вечно совала свой нос в чужие дела. От неё всегда веяло разбирательствами и неприятностями.

- Да, а что такое? – Коля подумал, что вот сейчас она и нажалуется его маме за громкую музыку, вчера.

- Я вчера ночью проснулась от каких-то криков и суматохе в подъезде. В начале, кто-то закричал, а потом кааак что-то хлопнет. Будто дверь кто-то захлопнул, – с каждым словом соседки Коля бледнел и бледнел, казалось, что его лицо стало цвета беленых стен с серыми пятнами в подъезде.

– Глянула в глазок, а там лампочку закоротило – все мерцает ничего не видно. Ну, я то вышла лампочку покрутила, так вроде перестало. В подъезде никого – тишина полная… Что за чертовщина? Может ты кого слышал или видел?
Коля стоял в полном ступоре, потупив взгляд на соседке. Он был бледный словно мертвец. Кажется, он даже не моргал… Или боялся моргнуть. Мише от всего услышанного самому стало не по себе, и он стал приходить к той же кондиции, что и его друг. «Это просто совпадение, просто
совпадение» - повторял он в своих мыслях.
- Нееет… Я… Ничего не слышал и не вииидел, - его голос прерывался, - до свидания, Наталья Петровна! – собрав волю в кулак, выпалил Коля.

- Ну ладно ребятки, спокойной ночи! – Сказала она, закрывая дверь своей квартиры. Еще несколько десятков секунд было слышно её возню за дверью – закрылся первый, второй и наконец, третий замок. "Спокойной ночи? Спокойной ночи?! – разносилось в голове у Миши. – Какое, к черту, «Спокойной ночи»?! Ведьма старая. Ты бы еще здесь жертвоприношение сделала, или ритуал Вуду провела, а потом вся в крови «спокойно ночи» пожелала. Твою ж мать, это же надо так подосрать. Коля, кажется, только начал отходить от этого кошмара. Теперь мне самому страшно ночью идти домой"
Коля резко схватил Мишино запястье, взглянув перепуганными глазами на него:
- Может, переночуешь? Вдруг ОН еще здесь? Вдруг…
- Коля, не волнуйся это просто совпадение. Тем более, если я не схожу в магазин, по пути домой, мне влетит по первое число! Будь «спок». – Миша скорее убеждал этими словами себя, а не друга. Он попрощался и нажал кнопку вызова лифта. Коля вышел, наконец, из ступора и хотел напомнить другу, что лифт сломан. Но лифт со скрежетом начал подниматься с нижнего этажа.

– Хмм… Наверное уже починили.

Лифт остановился, дверь открылась, и Миша вошел внутрь. Нажав кнопку первого этажа.
- Главное помни – это был просто плохой сон, – выкрикнул он в закрывающиеся двери лифта.

Дверь закрылась, лифт поехал, но Миша понял, что что-то не так: «Вверх? Как вверх? Я же нажал кнопку первого этажа, а был на восьмом. Странно… Может, лифт все еще неисправен?» Дверь открылась. Лифт поднял его на девятый этаж. Миша уже хотел нажать снова кнопку, но что-то его остановило. «Лифт действительно сломан, раз он выполняет все с точностью да наоборот. А вдруг он сейчас застрянет или хуже того, рухнет вниз - в шахту. Нет, лучше спущусь пешком» – подумал он. Выйдя из лифта, Миша посмотрел на выведенную красной краской на серой стене цифру «9». Лампа, освещавшая площадку, была тусклой, но её света хватало, чтобы без травм спуститься по лестнице. Взявшись одной рукой за перила лестницы, он стал спускаться вниз.

Восьмой этаж. Гласила красная цифра на серой стене. На площадке уже никого не было. Видимо, Коля уже замкнул дверь квартиры. Мише стало немного не по себе. Он не знал с чем связано это чувство, но оно проникло в голову и повторяло жуткую историю, рассказанную Колей. Шаги стали неуверенными, глаза осматривали окружающую территорию, будто, хотели заметить Колиного монстра. Как вдруг, на секунду Мишу окутал мрак и лишь свет из нижних этажей манил к себе. Через секунду свет от лампы снова осветил восьмой этаж. Снова выключилась. Включилась. Выключилась. Видимо, лампу снова закоротило. Миша подошел и покрутил лампочку. Свет уже не прерывался, но средний и большой пальцы он успел обжечь об горячую лампочку. И хотя все было хорошо видно, странное чувство страха не покидало его. «Вжж-вжж-вжж!» резко загудел в кармане Мишин телефон. Видимо звонила его мама. Он достал ssikatno.com телефон – на экране светился номер с подписью «Мама». Нажав кнопку ответа, он продолжил спускаться вниз по ступенькам.
- Алло!
- Алло! Миша, ну где ты? Я волнуюсь, уже тёте Вике звонила… п-ш-ш… Миша… ш-ш-ш – появились какие-то помехи, поэтому слова все время прерывались.
- Алло! Мам, ты меня слышишь? Алло!

Звонок прервался. Теперь было слышно лишь сухие гудки, которые, казалось, эхом разносились по подъезду. Все это напоминало начало фильма ужасов, чувство страха и беспокойства усиливалось с каждой минутой. Он оказался посреди темной площадки седьмого этажа. Здесь не было никакой лампы или чего-то еще. С нижнего этажа был виден тусклый свет. Миша продолжил спускаться дальше, идя на свет. Но чем ниже он спускался, тем сильнее меркнул свет. Казалось, будто он смотрит через черную вуаль. И вот когда Миша зашел на площадку шестого этажа свет погас окончательно. В полном недоумении он посмотрел вниз. На лестничных пролетах было видно, что на нижнем этаже светит тусклая лампочка. Он посмотрел наверх - верхний этаж также был освещен!
- Как такое возможно? Я же оттуда пришел - там не было света, там было темно! – Вслух сказал Миша.

Его мозг отказывался понимать происходящее. Он начал спускаться ниже, но это происходило снова и снова. Его начало знобить. Дрожащими руками он достал телефон и включил светодиодную вспышку. Он осмотрелся вокруг. Когда Миша увидел в слабом свете телефона номер этажа - он обомлел… На серой потрескавшейся стене красной краской было небрежно выведено «7.5».

***

«Пожиратель Душ»
Какого черта? Что это за шутки? Этого не может быть!
Здравый смысл отказывался понимать происходящее. Миша стал бегать вниз по лестнице, но
все равно возвращался туда, откуда пришел. 7.5 этаж, будто не хотел отпускать его. Немного придя в себя, Миша решил разобраться, как происходит эта чертовщина с возвращением. Он достал из кармана небольшую связку ключей от квартиры, дачи и дома бабушки, которые объединены на брелоке-ракушке. На ракушке, привезенной с летнего отдыха, написано чернилами красивым почерком «Крым 2012». Миша сорвал брелок и бросил его по ступеням вниз. Каждый удар брелока-ракушки о бетонные ступени сопровождался громким звоном. Брелок ударился об стену и свернул в сторону седьмого этажа, но в этот момент он исчез, а потом
продолжил свое падение, но уже сверху, с восьмого этажа и со звоном приземлился у правой Мишиной ноги. Это было невероятно! Такое впечатление, что законы физики просто сделали некоторые исключения для этого места. Миша понял – пытаться спуститься по лестнице не имеет смысла. Его что-то не отпускает отсюда. Миша вспомнил про лифт. Он подошел к двери и нажал на старую покрытую пылью кнопку вызова лифта. В момент нажатия в голове пронеслись все молитвы о том, чтобы лифт работал. Раздался металлический скрежет – это лифт опускался вниз. Сюда! Дверь со скрипом открылась. Было темно – лампочка была разбита. Миша посветил
фонариком в кабину. Все его надежды рухнули в один миг. Внутри было лишь две кнопки – «7.5» и «Стоп». Лифт внутри выглядел совсем по-другому –он был стар, краска облезла, пол прогибался, а дверь закрылась с таким железным скрежетом, будто сейчас развалится. Да и вообще, здесь, на этаже, все выглядело иначе. Побелка на стенах местами осыпалась, пол был обляпан чем-то черным, будто смолой, двери квартир были обтянутые кожей, потрескались и покосились.

- Точно, двери! Квартиры! Там наверняка что-то есть… – сказал Миша, а потом добавил, - …или кто-то?

Он подошел к одной из покосившихся дверей и дернул ручку – дверь открылась. Впереди был коридор – поразительно длинный коридор со множеством ответвлений. В стенах которого, были двери, причем самые разные. Это было очень странно, коридор аномально длинный… даже эта «многоэтажка» в высоту не такая длинная как это коридор. Что удивительно, так это то, что здесь было довольно светло. Ламп или фонарей не было, но вокруг все было видно как вечером, после того как село солнце. Миша уже ничему не удивлялся, все это было похоже на сон. Он выключил фонарик на телефоне в надежде сохранить заряд батареи. Он подошел к первой попавшейся двери, и она ему показалась очень знакомой… Точно! Это же дверь в Колину комнату! Миша повернул ручку и дверь открылась. Он не ошибся – это действительно комната его друга. Только выглядела она не лучшим образом: все покрыто слоем пыли, вся электроника не работала, лампочки разбиты.

- Здесь есть кто-нибудь? Ау! – его крик прокатился эхом по комнате и ушел в бесконечный коридор.

Звать на помощь было бессмысленно. Но вдруг, как эхо еще не успело затихнуть, он услышал что-то еще. Еле слышные отголоски, которые с каждой секундой усиливались. Миша стал вслушиваться: «…забыл сказать… я…такое расскажу… такое расскажу… я остался дома один… один…так темно… холодно… свобода…». Голос звучал отрывками, но слова были такими знакомыми…

- Да это же наш сегодняшний разговор… Это Колин голос! – Сказал Миша. - Что здесь, черт возьми, происходит?!

Голос затих. Миша обратил внимание на окно в комнате друга. За окном было ничего не видно. Он открыл его и выглянул наружу. Там ничего не было – абсолютно! Не было уличных фонарей, проезжающих машин, деревьев, прохожих…пустота. Даже стен здания, в котором он находился, не было! Окно просто висело в невесомости Миша лишь смог глубоко вдохнуть и отпрянуть от окна в комнату. Тело начало трусить от увиденного. Хотелось бежать, кричать, звать на помощь, сделать хоть что-нибудь, но на все это не было сил. На подкашивающихся ногах он вышел из комнаты и, облокотившись об стену коридора, побрел дальше.

Пройдя несколько метров, его внимание привлекла еще одна дверь. Это была дверь ведущая в кухню в его квартире. Он дернул ручку и дверь открылась. Внутри все было на своих местах, даже кружка, из которой он сегодня утром допил чай и поставил на край стола. Миша отодвинул стул от стола и, поставив его посреди комнаты, сел и заплакал. Молился, кричал, просил
отпустить его, но никто не слышал. Наконец он просто замолчал, слушая звенящую тишину.
Снова появились отголоски: «…сынок…будь осторожней…сейчас…на обратном пути…осторожней…осторожней ssikatno.com …сынок…». Тихий голос матери успокаивал, но все это была лож. Ведь, это были обрывки сегодняшнего разговора. Кто-то или что-то игралось им, его воспоминаниями и чувствами. Но зачем? Что ему было нужно?

Миша выбежал из кухни в бесконечный коридор. Он истерически открывал все двери на своем пути, и все они были знакомы. Это дверь в подвал, который был в доме его бабушки. Эта в ванную его квартиры, а это в комнату его двоюродной сестры, эта в кабинет биологии в его
школе. Казалось, что их бесконечное множество. Были даже входные двери в магазины (в некоторых он был лишь раз за всю жизнь, но они здесь присутствовали). Двери в дома, комнаты, ванны, туалеты, кабинеты, классы, даже в телефонные будки! И в каждой комнате были слышны отголоски разговоров, которые были сегодня, вчера, неделю или даже год назад. Большинство из них он даже не помнил, но с каждой открытой дверью они всплывали в памяти. Миша открыл
столько дверей, что теперь отголоски разговоров из прошлого начали звучать одновременно, смешиваясь, переплетаясь друг с другом. Звук стал не выносимым, будто, Миша оказался на какой-то станции метро в самый час пик. Закрыв руками уши, он начал бежать по коридору и кричал, стараясь своим криком заглушить этот невыносимый шум. В голове беспорядочно всплывали воспоминания из прошлого. Из-за этой каши в мозге, он наверное, не смог бы ответить сколько будет дважды два, или просто вспомнить как его зовут.

Но в какой-то момент двери закончились, и перед ним предстал темный конец коридора. Будто здесь закончилось само пространство и время. Впереди была просто пустота. Голоса прервались – их заменила звенящая тишина. Миша остановился и убрав ладони от ушей стал вглядываться в темноту. Он абсолютно ничего не видел, но чувство чьего-то присутствия мимо вольно заставляло трусить от страха. И это чувство его не подвело…

В темноте что-то мелькнуло с нечеловеческой скоростью, издав звериный рык. Миша отскочил от этого места будто ошпаренный и хотел уже бежать, но тут раздался разборчивый голос:

- Миха, ты? – это был голос Коли, но не такой отдаленный или приглушенный как в открытой комнате, а четкий, будто Коля стоял за метра два от него.
- Коля?.. Что ты здесь делаешь? Что это заместо… - Настороженно спросил Миша.

Из темноты показал знакомая фигура. В начале, появилось бледное лицо, затем торс и
руки, будто из воздуха, из пустоты…

- Миха, ты? – повторил Коля. -Заходи! Я тебе сейчас такое расскажу! – Миша уже слышал эти слова – это был не Коля, ведь даже когда этот монстр произносил это, его губы не шевелились.

Это была просто пустышка – приманка! В то же время это был хищник, который заманивал своих жертв образами их друзей и близких. Давил на волю своих запуганных жертв, а потом… Миша сделал два медленных шага назад, чтобы не спровоцировать хищника. Лицо приманки изменилось теперь это была его мама она протянула к Мише руки будто хотела обнять своего сына. Но он знал - это не его мать. Он знал, что всё это иллюзия, обман…

- Миша, сынок… Осторожней… - Голос был нежен – он усыплял внимание, навеивал воспоминания. Протянутые руки так и манили к себе.

Миша сжал в руках телефон, что есть силы,будто от этого зависела его жизнь. Он выставил перед собой телефон и нажал на кнопку. Приманка подалась в перед, но резкий свет озарил её выжигая личину, которой она прикинулась. В свете диода на долю секунды появилось истинное лицо монстра… Точнее его отсутствие. Вместо лица была черная масса, у которой было две красных светящихся точки на месте глаз и клыки… целая пасть заполненная клыками острыми как бритвы. И все - все остальное было черное клубящееся облако грязи или слизи. Миша смотрел на это долю секунды, но и этого хватило чтобы его сердце забилось в бешеном ритме, а по телу прошел будто электрический разряд. Страх сковал его движения и казалось саму душу.

Черный силуэт по животному взревел – свет явно причинял ему боль. Стены коридора будто застонали вместе с чудовищем и начали трястись и чернеть. От боли монстр отступил на пол метра назад, но видимо собравшись с силами рванул вперед, на встречу своей жертве. Когда Миша понял, что если он ничего не предпримет то он погибнет. Взяв контроль над своим телом Миша но не эмоциями он развернулся и крича от ужаса несся в обратную сторону от чудовища. Черный силуэт несся вслед за ним. Весь коридор покрылся трещинами и черными маслянистыми пятнами, стены уже напоминали потоки горячей смолы. Из стен начали расти щупальца, которые формировались в покрытые смолой черные руки, которые цеплялись за одежду и ноги пытаясь схватить Мишу. Сзади клыкастый черный монстр ssikatno.com рычал, кричал, царапал стены и в тоже время выкрикивал знакомые фразы, которые он выловил из омута Мишиного сознания: «…МИША!..ГДЕ
ТЫ?!…Я ВОЛНУЮСЬ…МОЖЕТ ПЕРЕНОЧУЕШЬ… МИША… Я ТЕБЕ СЕЙЧАС ТАКОЕ РАССКАЖУ…МИХА!
ЗАХОДИ… БУДЬ ОСТОРОЖНЕЙ СЫНОК!..». Голоса все время менялись и если раньше они были спокойными, то теперь это были грубые крики, которые все время прерывались ударами и царапаньями стен коридора гигантскими когтями.

Миша бежал изо всех сил в надежде добежать до самой первой двери через которую он попал в этот коридор. Он бежал размахивая телефоном с включенным фонариком в руке. В коридоре из стен торчали замурованные люди хватаясь руками за что могли. Они стонали и пытались ухватится за Мишу… оставить его здесь – с ними. Видимо это были те, до кого уже успел добраться монстр.

Одна из таких рук схватила Мишу за ногу вцепившись железной хваткой. Он не удержал равновесия и со всей силы рухнул на слизкий пол покрытый черной жижей. Он сильно ударился локтем об пол в глазах на секунду потемнело. Миша истерически отбивался и отмахивался от человеческих рук растущих из стен коридора. Они хватались за руки, ноги, одежду и волосы пытаясь удержать, остановить, оставить его здесь… Монстр был уже в трех метрах от Миши,
крича нечеловеческим голосом, срываясь и ударяя об стены своими когтистыми руками: «МИША!!! МОЖЕТ ОСТАНЕШЬСЯ… ЗДЕСЬ?!! Я ВОЛНУЮСЬ!»

Миша стал махать телефоном в разные стороны и заметил, что хватка этих рук ослабевает. Они боялись света также, как и этот монстр! Черные руки покрывались страшными волдырями в свете телефона, а потом сгорали превращаясь в пепел… Миша вырвался из хватки, но монстр был уже рядом! Он бросился всей своей сущность (телом это не назовёшь) на Мишу. Миша закричал и закрыл лицо руками и тут откуда ни возьмись резкая вспышка света! Монстр взревел от боли, из его зубастой пасти не переставая доносились крики и фразы искаженные демоническим голосом. На телефоне сработала ксеноновая вспышка! Видимо он случайно зажал кнопку камеры. Это вспышка мощнее диодной, но её нельзя использовать как фонарик. Видимо она принесла намного больше боли монстру чем обычная. Это дало Мише фору и ему не нужно было объяснять, что нужно делать. Он рванул в сторону выхода – к той двери, которая привела его сюда. Адреналин зашкаливал! В висках барабанила кровь, сердце стучало так, будто выпрыгнет сейчас из груди. «ОСТАНЕШСЯ ЗДЕСЬ!!!» - кричал монстр за спиной, он снова гнался за Мишей.

Наконец в метрах пятидесяти появилась дверь в конце коридора. Миша не думал, что там тупик и монстр настигнет его там, но даже мысль о том, что он проживет хотя бы тридцать дополнительных секунд заставляла его бороться. Наконец он добежал до неё! Открыв дверь он
влетел на площадку этажа. Нужно было хоть чем-то подпереть её. Возле соседней двери лежала старая доска покрытая облезшей краской. Миша за доли секунды подпер ею дверь и отошел от неё. Он попытался спуститься на седьмой этаж, но он снова оказывался здесь! За дверью снова были слышны гневные демонические крики и удары смешанные с треском стен.

Миша беспомощно оперся об перила лестницы. Все тело знобило, ноги болели, разбитый локоть ужасно ныл, а через пару минут монстр выбьет к чертовой матери эти дряхлые двери и сожрет его.

- ГОСПОДИ, ЗА ЧТО МНЕ ЭТО! – Не выдержав, закричал Миша и заплакал.

Но тут он случайно выронил брелок с ключей, на котором было написано «Крым 2012». Брелок со свистом полетел вниз и Миша уже ждал кода он упадет сверху на него, из-за этой аномалии с лестницей. Но он пролетел все нижние этажи и разбился об пол! Спасительный звон разбившегося брелока раздался в ушах Миши. Ему нужно было спустится вниз через лестничный пролет! Но тут раздался резкий удар и треск! Дверь громко рухнула на пол и перед Мишей появилась эта черная непроглядная тьма со своим безобразным лицом и когтистыми лапами. Монстр бросился на Мишу…

Он не помнил, как он успел зажать кнопку камеры и как сработала вспышка, но Миша схватил монстра за лапы, чтобы он не разодрал его и перекинулся через перила в лестничный пролет вместе с монстром. Видимо чудище не ожидало сопротивления и он своими зубами впился в руку Миши.
Они оба взревели от боли и летели вниз по лестничным пролетам, ударяясь об лестницы и перила. Монстр горел в свете ламп которыми были освещены этажи подъезда. Миша получал удар за ударом он сломал несколько ребер и кажется поломал левую руку и плечо, но он успел зацепится за перила правой рукой. Боль пронизывала все тело и он не выдержал и снова сорвался вниз. Монстр горел и вопил от боли – свет сжигал эту тварь, приносил ей боль! Кстати, история взята с сайта ssikatno.com, там их еще очень много, заходи. Они вместе рухнули на пол первого этажа.Миша сильно ударился головой, в его глазах потемнело и последнее что он видел, как эта черная когтистая тварь догорала в свете лампы, висящей над выходом из подъезда. Он смог её победить – убить её и отомстить за души тех, кого она убила… Но какой ценой… Мир в его глазах окончательно погрузился в черную успокаивающую пучину. Он выдохнул и закрыл глаза…

Очнулся Миша от яркого света – он находился в больничной палате. Весь перебинтованный и в гипсе, все тело болело, но он был жив – это не была очередная галлюцинация (иначе тело бы так не болело). Он все таки выжил!

И на сегодня всё. Пока.


Волчий пастух
Познавательная статья, после неё стори от первого лица идёт, но её можно пропустить. ИМХО, бред полнейший.

Spoiler

В нашем мире полно любопытных явлений. Он прекрасен и удивителен. Но живя в ограниченном пространстве собственных привычек, мы даже не в силах поднять глаза, чтобы увидеть, как заходит солнце, как меняются облака на небе, как наливается болезненной желтизной луна... Посмотрите, как мы ходим, куда смотрим и чем замотивированы на жизнь? А мир много больше того, что о нем может рассказать слово или показать фотография/видео.

Что вы знаете об оборотнях?

Уверен, достаточно, чтобы засыпать меня самыми подробными и точными ответами. Вервольфы всех мастей и видов привлекают к себе внимание и в наши дни. О них снимают фильмы, пишут бесконечные книги и рассказывают мистические истории. Поэтому, впечатлить вас будет трудно. Однако, не в количестве восхищенных возгласов смысл и сама цель моих рассказов. Важно показать, где тайна, а вот решение ее остается на совести читателей.

И так, оборотни бывают разные. Извините за констатацию очевидного факта. Помимо классических форм, есть очень экзотичные. Например, волчий пастух. О людях обладающих особой силой существует немало преданий. В средневековой Франции их считали могущественными колдунами, вожаками стаи вервольфов и волков. Обыватели не видели разницы между тем, кто каждое полнолуние обращается в зверо-человека и тем, кто от рождения имеет власть над волками. Хотя, для "специалистов", т.е. егерей, лесников и охотников, отличия были очевидны. Так как любой оборотень может быть и волчьим пастухом, но не всякий пастух способен к трансформации.

Мне часто встречались упоминания о встречах с обладателями дара «пастуха». Вы могли читать об этом или смотрели кинофильм "Чудо волков" ("Тайны Бургундского двора"). О том, как к оказавшейся в затруднительном положении женщине пришла на выручку волчья стая. Звери убили нападавших разбойников, но не тронули несчастную девушку, а окружили ее и охраняли, пока не подоспела помощь. Интерпретации этого события могут различаться, но в хрониках так же описан последовавший за этим суд и обвинения в колдовстве и оборотничестве в адрес той женщины. Но трансформации не было. Она и сама не могла объяснить случившегося.

Во всех рассказах о происшествиях подобных описанному выше, волки помогают человеку, наделенному определенной мистической силой, природа которой заслуживает отдельного разговора. А бывает наоборот.
Я уже рассказывал про своего дедушку охотника. Прожившего без малого лет двадцать в таёжной глуши в рабочем поселке, затерянном среди бескрайних лесов и болот Таймыра. Так вот, быт в тех местах не отличался особым разнообразием. Вахта - выходная неделя. Выходная неделя - вахта. Отдыхая по нескольку суток к ряду, начинаешь либо спиваться от скуки… либо искать развлечения. Самое популярное: охота и рыбалка. Каждому своё, разумеется.

Знаете, что еще особенного в такой жизни? А то, что ни одно мало-мальски заметное событие не проходит без обстоятельного изучения и обсуждения всеми сельчанами. Сплетни, слухи, новости. Но среди массы будничных и заурядных эпизодов попадаются и таинственные, мистические истории.

Дед пропустил начало сезона охоты. Были авральные работы. Когда он вернулся домой, то весь посёлок гудел, как улей – обсуждали таинственное исчезновение охотника из соседнего посёлка. Мужчина лет тридцати, назовём его Михаил, вышел на промысел в лес и пропал без вести. Поиски ничего не дали. Власти активно зазывали местных присоединиться к спасателям и пройтись по хоженым тропам, вдруг чего найдут. Оно и разумно, ведь поиск с вертолёта, мелких следов на земле не покажет. Дедушка принимал участие, но без пользы.
Через неделю пропавший мужик сам объявился. Вышел к поисковикам, как ни в чём не бывало. Без следов усталости и измождения. Так, словно уходил и вернулся за один день. Спасатели разъехались по домам. Зато примчался репортёр из районной газеты, чтобы записать рассказ охотника о странной встрече в тайге. Но, к тому времени эту историю мог пересказать любой местный житель.

И вот, собственно, она… от первого лица.

День намечался хороший, небо ясное. Я решил сходить в лес и проверить силки, заодно пройтись вдоль реки и прикинуть, где лучше сеть ставить. Без моторной лодки дело гиблое, но дури в голове хватало. Ушёл рано. Часов в девять утра уже был на тропинке. Места знакомые, заблудиться даже по пьянке не возможно. Только ощущение появилось странное. Как будто зовут меня. Вот, только не голосом и по имени. А в голове как-то… Тянут меня в сторону. Иду, а сам удивляюсь, что такую глупость придумал. Ведь тихо кругом. От чего такие мысли появились - не понятно. Но остановиться не в силах, напротив, только шагу прибавил. Тороплюсь. Сердце как у зайца колотится. Виски пульсируют, и туман перед глазами поплыл.

Думаю, что от болотных цветов дурман пошёл. Такое со мной случалось, бывало, надышишься пыльцы и ходишь с больной головой остаток дня. Но рядом всё сухо. Ни болотца, ни лужи, и от реки прилично отошёл. Лиственницы кругом. Покрутил головой в стороны – не узнаю места.

Паниковать не стал, а чего зря пугаться? По следам всегда можно вернуться. Но не могу. Тянет меня дальше. Странное чувство, щемящее, словно ребёнка потерял и ищешь… ищешь. Сколько так плутал, не вспомню, но долго, потому как солнце уже за зенит давно перевалило.
Тогда и увидел его в первый раз. Огромного, матёрого с подпалинами волка. Он стоял и смотрел на меня в упор. Метров пятнадцать, не больше. Глаза жёлтые такие, горящие. Взгляд умный. Я замер и потянулся карабин из-за плеча достать. А он как почуял и отбежал. Но не так чтобы далеко. Остановился за деревьями и выглядывает. Оторопь берет, как вспомню.

Карабин на руку вскинул и медленно к нему стал подбираться. А волчара тявкнет и отбежит опять.

Зигзагами в сторону куда-то уводит. Ясное дело, стрелять не стал. Зверь не простой, раз не побоялся выйти и показаться. Так и шли мы вдвоём по лесу. Волк меня вёл, ну, прям как лайка охотничья. Даже подумалось, что это собака. Но нет, и след за ним волчий и глаза не собачьи совсем. Вывел он меня к оврагу незнакомому, сам с краю сел и вниз поглядывает, мол «спускайся, человек!». Я и полез, говорю же – дурь в голове, сам не знал, что делаю. Просто делал и всё. Овраг небольшой, метров двадцать в длину и пять в ширину. Дно сухое, поросло мхом, корни, вывороченные повсюду и… пещера в одном из берегов. Ну, скорее яма даже, но похожая на пещеру. Заглянул и ахнул. Логово волчье. Там не шибко глубоко было. Как смог протиснулся и вижу: лежит на земле волчица. Брюхо вздутое. Скулит жалостливо. Я не ветеринар, но как собаки щенятся видел. Так что сразу смекнул, что к чему.
Подлез к ней тихонько. Шепчу, чтобы не пугалась, что дело не страшное. А она так глянула на меня, даже пот проступил. В глазах и отчаяние, и боль, и страх. В общем, на меня надежда. А я же не врач. Хотя тогда не сомневался ни минуты. Осмотрел волчицу. Понял в чём беда – волчонок застрял. Толи не так развернулся, толи еще что, но разродиться несчастный зверь не мог без посторонней помощи. Вот я и стал волчьим акушером. Вытащил первого и за ним остальные вышли. Всего четыре было. Мальчики-девочки - не разобрать. Я эти комочки серые к мамке подложил на брюхо и сам тихонько к выходу. На свет вылез из логова, смотрю – волк тот сидит в шаге от норы и носом водит в стороны. Нервничает.

Отошёл подальше, оглядываюсь, волк только сунулся в пещеру и обратно – за мной потрусил. Проводить решил.
Уже вечереть стало. Понятное дело, что домой не выйти засветло. Надо себе ночлег обустроить. Присмотрел деревце потолще и лапника рядом накидал, чтобы лежать не холодно было. Развёл костёр. А что волк? Напротив костра в темноте залёг. Глаза только сверкают, как угли. Поначалу уснуть не получалось, тревожно было, но потом сморило меня.

Проснулся, а волка уже и нет. Прошёл к месту, где он прятался накануне. Там только следы его лёжки. Значит, не померещилось.

Обратно шёл по наитию. Знал, что не заблужусь. Лес, как дом родной. И скоро выбрался к старым тропам, от которых и до посёлка легко дойти. Тут я и спасателей встретил. Спрашиваю, кого потеряли, а они такие удивляются…

Меня искали, говорят, больше недели пропадал. Но прошли сутки, я же всё помню…

Очень странная история.

Spoiler

История произошла со мной на самом деле, пишу ее не для того чтобы напугать вас а в надежде на то что вы поможете разобраться в том что это было. Эта история произошла со мной, когда мне было примерно 16 лет (сейчас мне 22). Дело было летом, решил я пойти к другу, ну решил и пошел. Дорога шла через лес, недалеко располагалось отделение милиции, а метров через 700 — погост. Дошел я нормально, без происшествий, посидели с другом, поболтали, и через какое-то время я пошел домой… Время было где-то уже 11 ночи, но так как летом темнеет позже, то было еще довольно светло. И вот я шел по лесной дороге, пели птицы, уже виднелась деревня, и вдруг я услышал крики у себя за спиной, сначала подумал, милиция гуляет, но крики повторились, и я оглянулся. За мной шатаясь (как в фильмах про зомби) шли три «человека», один из них был в фуфайке и валенках (летом), второй в клетчатой рубахе, третий не помню в чем. Я поспешил ускорить шаг и вскоре вышел уже на деревенскую дорогу, а они все шли за мной. Решил я проверить свои наблюдения: оторвался от них бегом, свернул в переулок и зашел в ограду к знакомому, ну стою, выглядываю на дорогу и вижу, что они все втроем встали возле перекрестка, огляделись и, не увидев меня, исчезли. Осмелев, через какое-то время я продолжил путь домой, но как только вышел из переулка на дорогу, услышал шаги за спиной. Так как к этому времени уже стемнело, ничего не увидел, когда оглянулся… Точнее, видел насколько это возможно в темноте. Сзади не было даже силуэта… и вот тут стало действительно страшно, я бегом добежал до дома и уставился в окно. Убедившись, что на улице никого нет, я постепенно успокоился, начал думать, что все закончилось. Мне позвонили друзья и позвали гулять, и я (сейчас и сам удивляюсь как смог) пошел. Дошел до места встречи без происшествий, друг, увидев меня, спросил почему у меня такой испуганный вид, я тогда отшутился, но потом пришли еще два друга (они не знали еще, что со мной произошло), их обоих трясло, и на наши расспросы они рассказали, что видели по дороге мужика очень странного с топором в руках и шатающегося. Когда пришло время идти домой, я насторожился, потому что не знал, что мне готовит эта прогулка. И вот я иду по темной улице и вдруг отчетливо слышу голос в голове, который говорит: «Что, думаешь убежал от нас? Если по дороге встретишь три кошки, знай — это мы!» И я встретил… После встречи с третьей кошкой залаяли все собаки на улице. Тем не менее я добрался до дома и лег спать. И вроде все прекратилось, но в течении следующих трех дней я встречал странных, незнакомых мне людей (а я живу в деревне где все друг друга знают), которые пристально начинали смотреть на меня и отрывали взгляд, лишь когда теряли из виду. Все это было очень странно и жутко!

И на сегодня, увы, всё. Пока.

Привет всем!

Психиатр.

А в Японии тем временем...

Spoiler

Я психиатр по профессии и за свою карьеру сталкивался со многими людьми, у которых были странные и необычные проблемы. Впрочем, один случай вывел меня из равновесия больше, чем все остальные.
Рядом со мной жила семья из трёх человек. Это были два супруга, которым было уже за 60, и их сын, которому было около 30. Сын, как говорят у нас в Японии, был “Хикикомори”. Некто, кто является интровертом, замкнутым человеком. Некто, кто отказывается от общения с другими людьми и сам себя изолирует от общества.
Соседи никогда не общались с их сыном. Люди-хикикомори, как правило закрываются в комнате и избегают других людей. Я не слышал о нём непосредственно от его родителей. Мне кажется, им не хотелось обсуждать это. В Японии, люди очень обеспокоены тем, чтобы выглядеть в глазах окружающих пристойно, и если у вас сын хикикомори, это позор для семьи.
Шли дни, их сын стал появляться всё меньше и меньше. Наконец, он совсем перестал выходить из дома. Каждый вечер, из окна спальни, можно было услышать, как на него кричит его мать и ругает его. Каждый раз, когда я встречал эту бедную женщину, она улыбалась, и говорила здравствуйте, но на её лице читалось напряжение. Она побледнела и казалась измождённой.
Прошло почти шесть лет, с тех пор, как соседи в последний раз видели их сына. Однажды, его отец постучал в мою дверь и попросил меня зайти к ним. Он знал, что я психиатр, и поскольку мы были соседями, я решил сделать всё возможное, чтобы помочь этой семье.
Когда мы добрались до входной двери, мать уже была там и ждала нас. Она повела нас наверх, в комнату сына.
Она постучала кулаком в дверь и крикнула: ” Мы входим!”
Потом она ворвалась в комнату и закричала: “Ты что собираешься спать вечно? Вставай, ленивое ничтожество!”
Прежде, чем я понял, что происходит, она схватила клюшку для гольфа и стала колотить по спящему под одеялом человеку. На мгновение я оторопел, видя как она наносит один удар за другим. Потом, я перешёл к действию, схватив её за клюшку и вытолкав из комнаты.
Я вернулся обратно в комнату и поспешил проверить, всё ли в порядке с сыном, но когда я поднял одеяло, я не мог поверить в то, что увидел. На кровати лежало мумифицированное тело.
Я стоял там в абсолютном изумлении, глядя на груду костей и старую засушенную кожу.
Опустив от стыда голову, ко мне подошёл отец.
“Я хотел, чтобы вы осмотрели мою жену”,— сказал он. “Это продолжается уже несколько лет. Я не могу больше это выносить… “

Талисман от демона

Spoiler

Прочитал я тут в комментариях к одной истории. Комментатор пишет автору: "Не бойся, это твой талисман-хранитель... научись с ним контактировать... Добавься ко мне в скайп, поучу..." Тут же вспомнил встречу одноклассников. И рассказ одного из моих школьных приятелей. Кстати, в школе он был самым заметным и безбашенным, а теперь то, что я увидел - это была просто тень того уверенного, вечно прикалывающегося пацана. Он как бы сдулся, сгорбился, да и на вид ему можно было дать лет на десять больше, чем есть. Темные тени под глазами, настороженно-испуганный взгляд. Он постоянно дергался и оглядывался по сторонам. Наши разговоры его не особо интересовали, но он держался постоянно рядом и не всегда впопад отвечал на заданные ему вопросы. Мне это надоело и в лоб спросил, что с ним происходит.

- Ты на самом деле хочешь это знать?- спросил он.

Конечно, я хотел знать. Воспоминания о наших тусовках в школьные годы всегда были для меня исключительными. И видеть, что у моего приятеля что-то не так в жизни получилось, было мне неприятно. Вот он мне что рассказал.
Пару лет назад он отправился с друзьями в пивной бар. Там они познакомились с парочкой, сидящей за соседним столиком. Девушка была очень заметная, её необычная для такого места красота притягивала взгляд. Да и друг, её сопровождавший, скорее на актера из фильмов про английскую аристократию похож был, седые, красиво уложенные волосы, дорогой костюм и часы на толстой цепочке, вставленные в нагрудный кармашек пиджака.

Слово за слово, оказалось, что они покинули родину десять лет назад, теперь живут в одной из восточных стран, приехали в отпуск навестить оставшихся здесь родственников. Я тогда ещё удивился, что они оказались в таком простеньком месте. Поинтересовавшись, услышал в ответ, что, мол, ностальгия по ушедшим годам.

Вообщем разговаривали мы долго и нудно о политике и о жизни вообще. Набрался я неплохо. Утром проснулся у себя дома, спящим в одежде, и нашёл в кармане джинсов часы того мужика из бара. Давай звонить друзьям, так как сам не помнил чем там у нас все закончилось, и как я домой добрался. Они мне тоже ничего вразумительного сказать не могли. А насчет часов сказали, что мужик тот уж очень проникся ко мне и, наверное, подарил эти часы мне на память.

"Ни фига себе память, - озадачился я. - Часики не дешовые, как мне кажется. "
"Ладно, если что - отдам обратно," - решил я, да с успехом и забыл про них.
Некуда мне их было одевать, я прорабом на стройке работал тогда, да и в друзьях у меня тоже такие же работяги были. Не буду рассказывать долго, что да как, в конце апреля у меня уже была своя маленькая фирмочка по строительству, сразу же начали поступать солидные заказы, появились новые друзья из финансовой и деловой сферы, пришлось посещать всякого рода обеды и ужины. Вот тут я и вспомнил про часы. Ещё подумал тогда - надо же ещё полгода назад мне и в голову прийти не могло, что я куда-то их смогу одеть.

Да, кстати, с друзьями я уже почти не встречался, не было времени и другие интересы появились. Встретил умную, красивую девушку из приличной, богатой семьи и уже подумывал сделать ей предложение. Всё так быстро на меня обрушилось, такого я и в самых смелых мечтах предположить не мог.. Жить бы и радоваться жизни. Но меня все время глодало какое-то беспокойство, мысль в голове вертеться начала:

"Не своёй жизнью я живу. Попроще жить хочется. Не моё это - шикарные рестораны, высшее общество, улыбки знаменитостей..."

Я не прилагал никаких усилий для того, чтобы достичь такого материального уровня. Чувство тревоги нарастало с каждым днём. Я перестал спать, пропал аппетит, стал психовать даже в самых простых ситуациях.

Тут мне снится сон или, может, это и не сон был. Тот седой господин из бара, который мне часы подарил или подбросил. Стоит в углу комнаты, напротив кровати сгорбившись, колени немного поджал и руками потирает друг об дружку. Вроде бы как радуется, только от этой радости у меня все волоски на теле дыбом встали, и пот с горошину пробил. Лицо его стало, как у древнего старика - всё в морщинах и землистого цвета. А он просто упивался моим страхом, видно как он затрясся от беззвучного смеха... Это сгорбленное седое существо мелкими шажками стало приближаться ко мне. Я попытался встать с кровати, не смог, тогда большими усилиями я скатился на пол. Старика это очень порадовало он ещё быстрее засеменил ко мне. От страха я закрыл глаза, последнее, что я увидел и почувствовал, это как он склонился надо мной и его рот стал растягиваться прямо у меня на глазах, как резиновый. Я не стал ждать, когда его рот накроет моё лицо и потерял сознание.

Проснулся я на полу. Еле поднялся. На работу я не поехал. Решил, что простудился, а этот сон - результат моей болезни. Лечился две недели. Только всатал на ноги, пару раз съездил в офис, опять тот же сон. И на этот раз все повторилось, только с одним исключением - морщины у старика стали поменьше, и шёл он ко мне быстрее, чем в первый раз. Я опять заболел.
Так повторялось ещё пару раз. Когда я понял, что ещё раз такой сон, и я вообще могу не проснуться, я решил сходить на прием к экстрасенсу, тогда очень известному в нашем кругу. Многие мои новые знакомые посещали его неоднократно.

Чего-то там поколдовав, он сказал:
- У тебя есть подарок от демона, проводник между тобой и тёмной сущностью.

Тогда я рассказал ему про часы. На что экстрасенс ответил:
- Скорей всего часы, который тебе подсунули, являются концетратором или сосудом для переноса или заключения духа. Вот скорее всего этот дух и помогал тебе.. За это он сейчас получает свой бонус.. так же возможно, что тебе придется заплатить частью своего психического или физического здоровья, а то и самой жизнью...
На вопрос о том, как мне от него избавиться, экстрасенс ответил:
- Так же как ты его получил, но это не всё, потом придёшь, и я расскажу, как и что делать дальше.

Вот такую историю я услышал от своего школьного товарища.

Нужно знать и соблюдать законы инфернального мира. Существа, с которыми вы предполагаете общение, не прощают даже малейших ошибок. За любую оплошность вам придётся жестко заплатить. И вряд ли к вам придет демон высшего порядка, а вот какой-нибудь мелкий и прожорливый бес – запросто. Думаю, внутри вас ему будет весьма комфортно, а вы станете для него кормушкой, будете щедро делиться с ним жизненной энергией.

И на сегодня всё. Пока.

Изменено: Кошара, 05 Октябрь 2013 - 16:23

[Кошара]

Привет всем.

Человек в красном плаще

Spoiler

Зимой 1935 года,в одной маленькой японской деревушке бушевала метель. Холодный ветер выл в окна и снег тяжёлой шапкой ложился на крышу дома, в котором безмятежно спала семья из пяти человек, не подозревая, что скоро их посетит очень странный гость.

Как только пробила полночь, их разбудил громкий стук в дверь. Отец с матерью встали с кровати, чтобы открыть дверь, а дети остались в постелях, недоумевая, кто мог их потревожить в такой поздний час.

Когда отец открыл дверь, он увидел на улице незнакомца. Человек был одет в длинный красный плащ. В руках он держал фонарь, а его лицо его было скрыто в тени красного капюшона.

“Меня послали к вам ваши родственники”,- сказал человек в красном. “Вашу мать сразила внезапная болезнь, и она хочет повидаться с вами перед смертью”.

Муж поспешно оделся и, поцеловав жену и детей на прощание, вышел на улицу. Вместе с человеком в красном плаще они отправились в дом к его матери, которая жила в соседней деревне. Жена с нетерпением ждала его возвращения, а дети снова легли спать.

Прошло несколько часов, раздался ещё один громкий стук в дверь. Жена открыла дверь, и была очень удивлена, снова увидев мужчину в красном плаще.

“Ваш муж отправил меня за вами”,- сказал он. “Состояние его матери ухудшается. Вполне возможно, она не доживёт до утра. Ваш муж сказал, что будет нуждаться в вашей поддержке, когда придёт время”.

Так же, как и ее муж, жена, не теряя времени, быстро оделась. Детей она отвела к соседке, женщине средних лет, и попросила ее позаботиться о них, пока они с мужем не вернутся. Сделав так, она попрощалась с детьми, и последовала за человеком в красном плаще.

Примерно через час или два в дом соседки громко постучали. Красный человек ждал снаружи, и попросил поговорить с детьми.

“Я сожалею, что вынужден сообщить вам это, но ваша бабушка умерла”,- сказал он. “Ваши родители попросили меня вернуться и забрать вас. Они ждут вас в доме вашей бабушки”.

Дети уже собрались уходить с красным человеком, но соседка что-то заподозрила, и отказалась их отпустить, встав в дверях.

“Вы не можете забрать детей в такую ночь”,- сказала она строго мужчине в красном плаще. “Метель в самом разгаре. Они умрут от холода. Завтра будет достаточно времени. Если их бабушка умерла сегодня ночью, то она никуда не денется и утром”.

Красный человек продолжал настаивать, но соседка была упрямой женщиной и отказалась сдвинуться с места. Человек в красном, казалось, не желал ничего слушать, и лишь когда соседка схватила метлу и стала угрожать, что поколотит его, он нехотя удалился в ночь.

На следующее утро, деревню замело глубокими сугробами. Один старик встал рано и, несмотря на холодную погоду, решил прогуляться. Когда он переходил длинный деревянный мост, который располагался у входа в деревню, он заметил нечто странное. На снегу он заметил яркие, красные пятна. Приглядевшись, он пришел в ужас, когда понял, что это были пятна крови.

К перилам моста был прислонен кровавый топор. Старик испугался. Всё указывало на то, что здесь произошло убийство. Он поспешил в полицейский участок и сообщил всем о своей находке.

Полиция обыскала район и обнаружили тела пропавших отца и матери в реке. Они были жестоко убиты, а их головы были отрублены топором. После общения с детьми и соседкой, у полиции не осталось сомнений, кто совершил это убийство.

Таинственный красный человек – вот, кто был убийцей, и совершенно очевидно, что он пытался убить и детей. Если бы соседка не вмешалась, так бы и произошло.

Этот инцидент стал крупным событием в то время, который потряс жителей маленькой деревни. Ни один из жителей деревни больше не чувствовал себя в безопасности. Полиция так и не удалось узнать имя красного человека, и дело остается не расследованным по сей день. Никто не смог разглядеть его лица в ту ночь, и странный гость скрылся в ночи так же внезапно и так же таинственно, как и появился.

На сегодня всё. У меня реферат.

[Кошара]

Привет всем!

Склеп.

Автор: Fragrant

Spoiler

Давным-давно, когда еще, как говорится, Землей правили динозавры, я был взят дальними родственниками на кладбище — узнать о предках, да и молодые руки там завсегда нужны.

Приехали, нашли похороненных родственников. Слушая рассказ об их жизни, связях, отличительных чертах и прочем, что нужно знать юному отпрыску о покойных, мы убирали на могилках. Но к полудню устали, решили передохнуть. Родные выложили снедь, мы угостили покойных и сами перекусили.

Мне стало скучновато, и я решил пройтись. Людей было достаточно — все навещали своих померших, даже одна похоронная процессия была вдалеке. Через пару сотен метров я увидел интересное столпотворение: милиция с собакой (человек десять) на трёх машинах и пара мужиков в штатском осматривали нехилого размера такой склеп. Один писал что-то на планшетке, другие с фонариками лазали внутри, кинолог с собакой явно скучали. Стало понятно, что что-то произошло.

Я подошел ближе. Рядом сидел на бровке бухарь, от которого несло перегаром и мочой. Он, увидев меня, решил стрельнуть сигаретку, и я ему дал. Потом он попросил прикурить, я ему тоже дал. Меня ребята в форме попросили не подходить близко — мол, работают, ну я недалеко и стоял.

— А знаешь, что произошло? — спросил бухарь.

— Ну расскажи.

— Очередного мертвяка споймали!

— А зачем они его ловили? Он же труп.

— А он людей убил!

К нам подошел один из милиционеров, явно постарше в звании, и попросил нас уйти. Ну, я развернулся и пошел. Все-таки надо было уж и к своим подходить, уже небось и отдохнули после обеда.

До вечера мы полностью справились с уборкой могил, покраской оград и приведением в божеский вид захоронений. Оказалось, у меня на этом кладбище много кого похоронено. Вечером мой дядя сказал:

— Не знаю, когда еще я приеду (дядя у меня не очень местный). Пошли со мной, покажу, как со сторожем договариваться, чтобы ты в будущем умел это делать.

Задание получено, а я ответственный, пошли.

Пришли в сторожку. Оба-на: старый приятель — тот бомж вонючий в углу сидит с мужиком в тулупе, который за столом водку пьёт. Это и оказался тот самый сторож. Дядя мой легко с ними договорился — дал денег и сказал, показывая на меня, что я буду каждые полгода привозить деньги и контролировать уборку доверенных могил. Мужик записал участок, фамилии на могилках, мой телефон и сумму в тетрадь с такими же записями. Бухгалтерия такая, понимаешь.

Перед нашим уходом бомж, однозначно уже датый, глянул на меня и, воняя дикими парами перегара, сказал:

— А хочешь, расскажу, что там было?

Я ему чуть ли не через плечо:

— С тебя взяли подписку о неразглашении?

Он:

— С меня? Что с меня давно уже взять? Слухай…

Дядя сказал мне на ухо:

— Помочь чем?

Я ему так же тихо ответил:

— Да нет, сейчас приду…

Дядя вышел из сторожки. Бомж же продолжил свой рассказ, выговаривая не к месту пьяным языком бессвязные слова, отвлекаясь, бормоча что-то нечленораздельное. Приблизительно его рассказ был таким:

— Повадилась, значит, нечисть разграблять соседние могилы из того склепа. Ночью отворяет дверь, разрывает свежее захоронение поблизости, жрёт и рвёт трупы, раскидывая кишки и куски плоти в округе, сама утром прячется в тот же склеп, закрывая окровавленную дверь. Сторож, конечно, рассказывал про эти случаи начальству. Начальство понимало, что на кладбищах всегда что-то происходит такое-эдакое, но с таким столкнулось впервые. Но денег на то, чтобы позвать батюшку или выдать сторожу боевое оружие, нет. И пусть сторож на ночь крепко запирает дверь, мало ли…

Когда совсем уж тяжело стало, собрались мужики — работники, наведались в тот склеп, подергали все замки-саркофаги — все путем, закрыто. Хотя следы ошметков других тел имелись в избытке. Навесили замок на склеп и решили, что если еще что-то произойдет, то придется замуровать полностью дверь даже против желания еще живых родственников.

Утром у сторожа работы было уж поменьше — не приходилось убирать куски мяса растерзанных трупов, закапывать разрытые свежие захоронения, ставить на место потревоженные кресты и памятники, чинить оградки — а это все занимало много времени. Замок ту заразу, похоже, сдерживал...

... пока на кладбище не наведалась группа подвыпивших парней. То ли готы, мечтающие переспать с трупом, то ли скинхеды, то ли просто грабители — неизвестно. Решили они то ли ограбить, то ли осквернить склеп, опять же, непонятно зачем. Выломали неплохой такой замок…

В ту ночь сторож слышал крики. А выйти побоялся — понимал, чем это все грозит, а у него семья, дети...

Парней что-то из того склепа разорвало на куски. Утром этот фарш обнаружил сторож и вызвал сначала начальника, потом тот уже и милицию.

И что ты думаешь? После осмотра склепа милиционеры кого-то вызвали, и приехали эти двое в штатском на джипе. Вошли в склеп, через некоторое время выволокли оттуда что-то, дергающееся в мешке, по размеру напоминающее или среднего кабанчика, или крупную собаку. Все время за мешком тянулся кровавый след вперемешку с гноем, как будто здоровая мокрая губка была в мешке…

А джип-то оказался не простой. Когда загружали это нечто в авто, было заметно, что задняя часть машины забрана крепкой решеткой. Закинули тварь в мешке, в полной тишине уехали. Потом милиция стала допрашивать сторожа, подошел ты... Вот и вся недолгая. Остальное ты видел.

Я сказал бомжу:

— Как-то все непонятно, — потом обратился к сторожу:

— Это правда?

— А он не ответит, — сказал бомж. — Он не может говорить. Немой с детства, что поделать?

Я, пожав плечами, вышел и вернулся к своим.

Рассказ бомжа сбил меня с толку, и родственники заметили, что я не в своей тарелке. Дядя по пути расспросил меня, что произошло. Ну, я и рассказал ему об этой истории. Он мне ответил:

— Не фантазируй! В сторожке, кроме сторожа, никого не было, просто ты все время смотрел в угол, а потом так и вовсе «завис». Я поинтересовался, все ли с тобой в порядке, и ты сказал, что да. Мы тебя ждали пару минут, потом ты вышел весь такой озадаченный…

Олег Петрович.

 

Spoiler

Олег Петрович был обычным человеком. Ему было сорок два года, он работал учителем физкультуры в школе. Напротив нее два года назад он купил квартиру – двухкомнатную, с воющими трубами. Ее пыльные, мутные окна смотрели прямо на школьный двор, где во второй половине дня другой учитель – Арсений Аркадьевич – выгуливал старшеклассников, заставлял их отжиматься и подтягиваться на турниках. Если детишки вели себя прилично, им позволялось играть в футбол все следующее занятие.

Олег Петрович со старшеклассниками не ссыкатно.ком занимался. Его ученики были не старше седьмого класса, и учитель уже давно привык поливать перекисью ссадины и царапины первоклашек, разнимать дерущихся третьеклашек, учить забитых очкариков, как надо разговаривать с задирами и как, если что, постоять за себя.

С мальчиками он ссыкатно.ком легко находил общий язык – они, чуть что, бежали к нему за советом. Из всех учителей в школе только Петрович мог сказать что-то дельное об их проблемах. Только он мог, забыв обо всех правилах, оттаскать за уши задиру-пятиклассника, повадившегося отбирать деньги у ребят помладше. Угостить заплаканного ребенка липкими шоколадными конфетами, пакетик с которыми он хранил в ящике с футбольными мячами.

Надо же чем-то закусывать!

Вся школа знала, что Петрович выпивает на рабочем месте. На большой перемене он делал себе чай по-капитански, доливая в него коньяк между остальными уроками. К концу занятий он становился веселым и разговорчивым, травил байки из своего солдатского  прошлого, мог даже всплакнуть о  том, как любовь всей его жизни не дождалась его тогда. Мальчишки сочувственно вздыхали, посмеиваясь только ссыкатно.ком тогда, когда расчувствовавшийся Петрович отворачивался.

А вот девчонки учителя недолюбливали. Нет, совсем крохи, класс первый-второй, его тоже обожали, бегали за ним вместе с мальчишками. Но потом, взрослея и переживая какие-то свои, женские, превращения, девочки начинали сторониться Петровича. Они морщили носики от запаха коньячного перегара, не давали поддержать себя на турнике. Петрович относился к этому философски, ничуть не обижаясь.

Женщины всегда так к нему относились.

Особенно мамы учеников, приходящие на родительские собрания. Всякий раз они неприязненно на него смотрели. Задавали неудобные вопросы. «А что это вы пьете?» - «Чай». - «Неужели?»
И их подведенные глаза зло смотрят, словно он что-то сделал не так. Словно само его присутствие здесь  – ошибка. И ее нужно исправить!

Однажды к нему пришли с проверкой, натравленные этими злыми женщинами. Слава Богу, что он буквально за день до этого допил бутылку и выбросил ее! А все остальное было в норме, и проверка ушла ни с чем.
Но к этому моменту Петрович весь извелся. Он сильно перенервничал, и директриса, опустив виноватые глаза, разрешила напуганному учителю уйти домой пораньше. Она сожалела о проверке.

Ведь все знали, что Петрович – хороший человек, пусть и со странностями.

Он добрался до дома почти в беспамятстве. Отворил обитую ссыкатно.ком клеенкой дверь, вошел в квартиру, заваленную старым, нужным только ему хламом. Повсюду была пыль – он давно не убирался. И сейчас нет на это сил.

Петрович тяжело рухнул в пыльные недра продавленного дивана, тяжело вздохнул и вынул из-под одной из подушек бутылку. Ему нужно, нужно расслабиться!

Он это, чтоб вас всех, заслужил.

Из-за закрытой двери во вторую комнату донесся шорох. Петрович поднял голову, его угрюмое, давно не бритое лицо осветилось  улыбкой. Он встал и отпер дверь – она была закрыта на замок. Снаружи.

Вторая комната не была завалена вещами так, как первая. Она была почти пустой, хотя и очень маленькой – из-за очень толстых стен.

Увидев открывшуюся дверь, девушка отчаянно замычала сквозь кляп и забилась на кровати. Ее руки  и ноги были прикованы наручниками. На нежной коже виднелись синяки, укусы и кровоподтеки.

…Настя пропала два месяца назад. Ее искали с милицией, но так и не нашли. Решили, что девочка сбежала с каким-нибудь парнем, ведь что может взбрести в голову красивой одиннадцатикласснице?

У нее были мамины глаза. Такие же, как те, подведенные, что так зло смотрели на Петровича на собраниях. Такие же, как у его любимой, что не дождалась его когда-то из армии, вышла замуж и родила дочку. И даже не узнала Олега, когда встретилась с ним на родительском собрании в школе, куда устроила учиться Настю.

Девушка забилась сильнее, в очередной раз срывая кожу на тонких руках, скованных холодным железом.
Петрович сел рядом с ней и провел по обнаженному телу ладонью. Потом – ногтями, оставляя кровавые полоски и неотрывно глядя девушке в сморщившееся от боли лицо. Улыбаясь почти нежно.

Потом улыбка перешла в оскал. Петрович резко нагнулся к лицу Насти. Она закричала сквозь кляп. Тонко и отчаянно.

…А так – Петрович был самым обычным человеком. В чем-то - даже хорошим.

И дети его любили.

Долг
 

Spoiler

История эта случилась в N-ом году. У меня было два закадычных друга Сургут и Леший. Как и все пацаны нашего возраста (нам с Лешим было по 16 лет, а Сургуту 15), мы целый день занимались тем, что лазили по крышам домов, бегали по заброшенным стройкам и всячески искали приключений на наши пятые точки. После наступления вечера мы обычно бежали к старушке, которая жила в соседнем со мной подъезде и лопали пирожки с чаем и после чего уставшие и довольные разбредались по домам.

Так должно было быть и в этот день. Я вернулся из школы, быстро переоделся и собрался пойти обедать, как вдруг в дверь раздался звонок. На пороге я увидел Сургута. Он стоял около двери, смотрел на меня горящими от радости глазами и безуспешно пытался восстановить дыхание. Как выяснилось позже, когда мой приятель смог говорить нормально, а не издавать непонятные хрипящее - булькающие звуки, причиной его столь быстрого появления у меня, послужила старая книга, которую он нашел в сундуке и которая, по-видимому, принадлежала его прабабке. Забыв про обед, я обулся и мы отправились в один из заброшенных домов, которыми был богат наш район. Позже к нам присоединился Леший и мы принялись за изучение книги.

В этой книге было много непонятных для нас знаков, записи и даже несколько картинок, которые будоражили фантазию, а иногда пугали. Как оказалось, прабабка Сургута увлекалась черной магией, а это был ее дневник. После часа проведенного за изучением книги, мы твердо решили попробовать один из ритуалов из этой книги, а в частности по продаже души дьяволу, так как он оказался довольно легким и не требовал сложных манипуляций или ингредиентов.

На следующий день мы собрались в этом же доме, принеся необходимые вещи. Подготовка не заняла много времени. Посовещавшись, мы решили немного изменить ритуал, так как прочитали, что не обязательно продавать душу, а можно ограничиться конечностями. Конечно, мы не воспринимали это всерьез и относились к нашим действиям, как к игре, вроде вызова пиковой дамы или другой мистической ерунде. Написав на бумажках наши желания и плату, которую мы готовы были отдать за них, мы сожгли их и развеяли пепел. Не удержавшись, мы начали обсуждать то, что мы написали, наши желания и плату за них. Оказалось, что Сургут загадал пятерку по математике, с которой у него были проблемы и готов был отдать за нее голову. Леший загадал новые кроссовки и платил за нее правой ногой, а я захотел стать миллионером и готов был жить за это до 40 лет.

Прошло полгода и ничего не происходило, мы начали забывать о той книге, другие события вытеснили это из головы. Мы бы совсем не вспоминали об этом, но на следующий день начались странности. Сургут, умудрился получить пять по одной из контрольных. Все бы ничего, он, конечно, не был примерным учеником, но и лоботрясом назвать его язык не поворачивался. Удивило другое. Пятерку он получил по математике, причем по сложной контрольной, которая должна была выявить уровень наших знаний, по данному предмету. Целый день он ходил довольный, прям лицо радостью светилось, но потом мы стали замечать изменение в его настроение. Он был тревожен и даже испуган, а когда мы стали расспрашивать, в чем причина его странного поведения он резко начинал злиться, говорил что мы уроды и что бы не лезли в его дела. Скоро мы с ним вообще поссорились и не общались.

Через неделю мы узнали, что его положили в психиатрическую лечебницу. Мы пришли к его матери и став расспрашивать о причинах, по, которым его положили в психушку. Она рассказала нам, что он начал жаловаться на плохой сон, галлюцинации и депрессию, его начали посещать мысли о самоубийстве, не естественные для пятнадцатилетнего парня. Так же он рассказывал о своем сне, который начал его преследовать с недавних пор. В этом сне он видел странного вида мужчину в черном, который говорил, что ему нужно заплатить и произойдет это в скором времени. Так же Сургут говорил, что сон начал преследовать его на следующую ночь после получения той злополучной пятерки. Попрощавшись ней, мы с Лешим решили навестить нашего друга в больнице. Но судьба распорядилась иначе.

Утром в моей квартире раздался звонок и голос Лешего сообщил, что Сургут погиб, покончил с собой, выпрыгнув из окна больничного туалета. Я целый день провел в каком-то мареве. Не хотелось, не есть не пить. Мысли крутились вокруг смерти друга и причинах этого поступка. Через несколько дней я нашел в себе силы и встретился с Лешим. Он был напуган, да что там, он был в панике. Он мне рассказал, что в кармане халата Сургута нашли записку, в которой он написал, что не может больше выносить этот постоянный шепот в голове. Шепот требовал, что бы Сургут отдал долг, что пришло время расплаты. Самое странное было в том, что когда в морге начале исследовать тело, то не увидели на теле никаких серьезных травм, однако голова была повреждена настолько, что было достаточно трудно опознать в нем нашего друга. Я вспомнил о нашей детской забаве и мне стало действительно страшно. Неужели Сургут и мы действительно произвели обмен с какой-то потусторонней нечистью. Я спросил у Лешего, что он думает об этом, на что он с бешеными глазами сообщил, что родители подарили ему дорогие кроссовки в замен его старых и что на следующий день, после подарка, ему как и Сургуту начал снится какой-то мужик в черной одежде, который говорил, что ему нужно отдать долг. Я попытался успокоить его, говорил, что это совпадение, но он не верил не единому моему слову. Окончательно поссорившись, мы разошлись по домам.

Если честно то я даже не удивился, когда мать сообщила мне о смерти Лешего. В тот день, когда мы поссорились и разошлись по домам, он упал под трамвай и ему отрезало правую ногу, прохожие вызвали скорую, но он умер от потери крови. Я не смог заставить себя прийти на его похороны. Просто было очень грустно и страшно.

С того момента прошло немало лет. После школы я поступил в университет и стал успешным бизнесменом. Я стал миллионером. Нашел жену и у нас родился ребенок. Все наладилось. До недавних пор. Завтра у меня день рождения. Юбилей. Сорок лет исполняется, но вчера мне приснился мужчина в черном костюме, который сказал, что пришло время платить по долгам..

Без чувств

Spoiler

По отрывочным и, если быть честным, не слишком вызывающим доверие сведениям, в 1983 году группа ученых, связанных с радикальными религиозными организациями, провела нелегальный экперимент в неназываемом учреждении.
Ученые выдвинули теорию, что человек, полностью лишенный чувств и стимулов из внешней среды, сможет ощутить присутствие Бога. Они полагали, что пять чувств блокируют наше осознание вечности, и без них человек сможет действительно установить мысленный контакт с Богом. Пожилой мужчина, который заявил, что ему «нечего терять», был единственным подопытным-добровольцем. Чтобы экранировать его сознание от всех чувств и ощущений, ученые провели сложную операцию, в ходе которой части мозга, отвечающие за сознание, были отделены от всех нервных окончаний. В итоге, хотя подопытный полностью сохранил способность передвигаться, он не мог видеть, слышать, чувствовать, ощущать запах или боль. Лишенный возможности общаться и даже ощущать внешний мир, он остался наедине со своими мыслями.

Ученые отслеживали его состояние, а он описывал свое душевное состояние нечленораздельными предложениями, которые сам не мог слышать. Спустя четыре дня он сообщил, что слышит шипящие неразборчивые голоса в своей голове. Еще два дня спустя мужчина прокричал, что с ним говорит его усопшая супруга — и, более того, он может отвечать ей. Ученые были заинтригованы, но окончательно они поверили ему только тогда, когда он начал перечислять имена их умерших родственников, о которых ранее не знал. Он имел сведения, которые мог получить только от мертвых супругов или родителей учёных. На этом этапе большинство ученых отказалось от продолжения экперимента.

После недели мысленных разговоров с мертвыми подопытный заявил, что голоса стали невыносимыми. Всякий раз, когда он бодрствовал, в его сознание проникали сотни голосов, которые отказывались оставлять его в покое. Он часто бросался на стену, тщетно пытаясь вызвать боль. Он умолял ученых дать ему снотворное, чтобы он мог спастись во сне от голосов в голове. Это сработало лишь на три дня, после чего у него начались жестокие ночные кошмары. Подопытный раз за разом повторял, что во сне видит и слышит мертвых людей.

Позже подопытный начал царапать свои невидящие глаза, надеясь установить хоть какой-то контакт с внешним миром. Он бился в истерике и говорил, что голоса мертвых его оглушают и становятся враждебными, рассказывая ему о преисподней и конце света. В какой-то момент он выкрикивал: «Нет рая, нет прощения!» — на протяжении пяти часов подряд. Он постоянно просил об эвтаназии, но ученые были уверены, что очень скоро он войдет в контакт с Богом, как и предполагалось.

Еще день спустя подопытный утратил способность к связной речи. По-видимому, потеряв рассудок, он начал откусывать плоть со своей руки. Ученые привязали его к столу, чтобы он не убил себя. Пару часов спустя подопытный перестал вырываться и кричать. Он слепо уставился в потолок, а из глаз его беззвучно потекли слезы. Две недели ученым приходилось вводить ему жидкость внутривенно из-за того, что он постоянно рыдал и из-за этого обезвоживал организм. Наконец, он повернул голову набок и прошептал: «Я говорил с Богом, и он покинул нас». В тот же момент все его жизненные процессы остановились. Причина смерти не была установлена.

И на сегодня всё. Пока.

Изменено: Кошара, 10 Октябрь 2013 - 09:59

[Кошара]

Привет всем!

 

Детская игрушка.

Spoiler

В детстве у меня любимой куклой была мягкая игрушка размером примерно с небольшую диванную подушку. Это был то ли кот, то ли медведь желтого цвета – я до сих пор не уверен в его зоологической принадлежности: короткий хвост, большие уши, красное трико. По идее он был прямоходящим, передние лапы расставлены в сторону, а глаза – пластмассовые шарики ярко-голубого цвета – вот такой вот странный «медведь».
Я таскал его повсюду и даже в кроватке не расставался с ним. Из всех игрушек ясельного возраста медведь был забыт самым последним. Но взрослел я неизбежно, и все игрушки были запихнуты в коробки и складированы где-то в недрах дачи, которая у моих родителей аж в соседней области.

В общем, я вырос, стал дядькой с большой бородой и татухами, и вместо плюшевых медвежат полюбил мотоциклы.
Год назад я познакомился с одной девчонкой. Ну, как познакомился, - на мотоцикле покатал, повстречались немного. А потом расстались. Она хотела серьезных отношений, а я – вольная птица. Как у нас шутят, байкер женат только на дороге. Эта девчонка оказалась крайне упрямая, расставаться не хотела, устроила пару сцен, и была однозначно послана в нужном направлении.
И вот я думаю, именно она доставила мне те неприятности, о которых я расскажу ниже. Не то, чтобы я верю в странные вещи, но посудите сами, когда прочтете мой рассказ.
Девчонка эта была родом с Алтая. В предках у нее, по ее словам, числились то ли шаманы, то ли ведьмаки. Она пару раз упоминала это в наших разговорах, ссылалась на свою чокнутую бабку, у которой было семь мужей, и все померли.
И когда девочка поняла, наконец, что я действительно не собираюсь с ней больше иметь дел, то пообещала научить меня ценить ее любовь. Я не придал этому значения и вскоре вообще забыл.

Спустя пару недель мне приснился «медвежонок» из детства. После этого сна я впервые за двадцать пять лет вспомнил об игрушке. Сон был неприятный – медвежонок стоял в центре пустой комнаты, в мерцающем свете лампочки, свисающей с потолка, а за окном как будто бы собирался ураган. Медведь в упор смотрел на меня и тянул ко мне лапу, словно показывая на что-то у меня за спиной.
Я не придал значения сну. Однако на следующий день я ехал в мотоклуб, и пьяный отморозок на «девятке» подрезал меня так, что я врезался во встречную машину, перелетел через ее кузов и приземлился на живую изгородь, посаженную вдоль дороги. Именно она меня и спасла. Я получил ушибы, небольшой вывих плеча; а мотоцикл серьезно пострадал и требовал дорогого ремонта.

Через неделю мне снова приснился медведь. Все в той же комнате при мерцающем свете и надвигающемся урагане. Только сама игрушка выглядела грязной и потрепанной, а в некоторых местах была порезана и оттуда торчала вата. Медвежонок по-прежнему настойчиво указывал на меня лапой.
Сон подействовал угнетающе. Почему-то ясно вспомнилось, как в раннем детстве я сидел в сумерках у окна в обнимку с игрушкой и ждал, когда вернутся с работы родители.

Прошла пара дней, и случилась новая беда. В гараже произошел взрыв, когда мы занимались сваркой частей моего искореженного мотоцикла. Искра от сварки попала в почему-то открытую канистру с бензином. Рвануло так, что нас с приятелем выбросило из гаража. Интересно, что я вообще не получил ни царапины, а друг сломал руку. Имущество в гараже, как ни странно, тоже не сильно пострадало. С огнем я справился сам, даже не вызывая пожарных.
Про меня написали в газетах и хотели сделать репортаж по местному телевидению. Но, видимо, моя обгоревшая борода и обалдевший вид отпугнули телевизионщиков.
Вот тогда мне тот приятель, сломавший ногу, сообщил, полушутя, что, наверное, это девчонка мне мстит. А я задумался. Только не о той дурехе, а о медведе. Почему-то мне очень не хотелось, чтобы он приснился еще раз.
Я даже решил съездить на дачу, которая была на тот день практически заброшена, и отыскать на чердаках-подвалах медвежонка среди барахла. Но как-то руки до путешествия все не доходили. И ровно через неделю медведь снова оказался в моем сне.

Та же жуткая комната. Медведь еще более потрепанный, с обгоревшими лапами и мордочкой в саже. Один глаз-пуговичка почти отвалился и болтается на ниточке. Складывалось ощущение, что он держится из последних сил, но упрямо призывает меня обратить на что-то внимание.
После этого сна я сделал верные выводы. Я практически перестал выходить из дома, по нескольку раз за день проверял, не забыл ли я где выключить газ или оставить утюг работающим.

Но ходить в магазин у дома за продуктами мне все равно приходилось. В один из таких походов на меня напали в подъезде какие-то наркоманы. Били насмерть, желая завладеть ключами от квартиры. Повалили и методично били ногами. Мне воткнули нож в районе ключицы, сломали нос. Я тоже отбивался изо всех сил. К счастью кто-то из соседей спускался сверху, услышал шум борьбы и громко по телефону вызвал милицию. Нападавшие бросились бежать, а я, полуживой, дополз до квартиры. В ванной на стекле чем-то красным, возможно, помадой, было написано «я тебя ненавижу». Меня не было в квартире минут пятнадцать. Я и поныне не могу объяснить, откуда она появилась.

Кстати, наркоманов поймали и посадили. А я, как только оправился от нападения, с пластырем на носу и забинтованным плечом, отправился на дачу. Я перерыл там все верх дном, и в самом дальнем углу в пыльном мешке из-под картошки нашел игрушку.
Сначала я достал голову медвежонка, оторванную «с мясом», затем тело, с наполовину вылезшей ватой через многочисленные рваные дыры. Еще час я потратил, чтобы найти в мелком мусоре на дне мешка пропавший шарик глаза, но так и не нашел.

Я отвез медведя домой и самолично его починил, хотя навыка такого у меня не было. Постирал, набил новую вату, аккуратно зашил и даже слегка прошелся утюгом. На место потерянного глаза я приделал черную повязку, как у пирата. А позже с помощью знакомой из ателье медведь оделся в кожаную косуху с маленькими заклепками.
Отныне медведь сидит у меня в гараже на самом видном месте, а иногда я устанавливаю его на вилку мотоцикла, и мы катаемся по городу или в мотоколоннах. Соратники из клуба сначала смеялись, а потом привыкли, и игрушка даже в некотором роде стала нашим талисманом.
У меня давно была мечта открыть бар для байкеров, и я его открою. Я придумал ему название – «Одноглазый медведь».

А про ту девчонку я как-то наводил справки. Ее бывшая подруга рассказала, что она уехала из города, видимо, к родным на Алтай. Это случилось после того, как ее невменяемую нашли в парке в одежде, располосованной на ленты (словно когтями большого животного), она сидела на скамейке и что-то бормотала, а в руке сжимала ярко-голубой пластмассовый шарик.

   

Лондонская чума

Spoiler

Разбрызгивая по мостовой грязь и громко громыхая, по улице катилась роскошная карета. Мэри сдавленно охнула и отскочила в сторону, прикрываясь плетеной корзиной, но не успела - карета проехала в миллиметре от девушки и узор из сотен капелек грязи осел на блеклом платье. Мэри посмотрела вслед уезжающей карете.
- Гляди, Луиза. Сам король поехал, - злобно процедила она, стараясь очистить подол платья от грязи.
Луиза - миниатюрная, хрупкая девочка - согласно кивнула.
- Все убегают, - небрежно проронила она, глядя на тихую мостовую. Еще вчера по ней катились чуть ли не все кареты города, спеша уехать из зараженного Лондона. - Почему и нам нельзя? - с мольбой в голосе спросила она.
- Не выпустят нас, - Мэри скривила губы в легкой усмешке, но было видно, что за ней прячется тоска. С тех пор как умерли их родители, пораженные чумой, Луиза узнала сестру достаточно хорошо, чтобы угадывать ее эмоции. - Без этой бумажки... сер-ти-фи-ка-та, - по слогам произнесла Мэри, подхватывая сестру под руку и направляясь дальше по улице, - без нее нам не выбраться.
- А зачем нам бумажка? - спросила Луиза, подбирая подол платья.
- Эта бумажка... сер-ти-фа... бумажка, - твердо произнесла сестра, решив не мучиться с трудным словом, - она подтверждает, что мы здоровы и не заразим чумой жителей окрестных земель. А взять нам ее не у кого...
- Ага. Все хорошие лекари померли, а плохие разбежались. Погоди, - Луиза остановилась, - у кого король бумажку взял?
- Так-то ж король, девочка, - прошелестел откуда-то незнакомый голос. Луиза обернулась и вздрогнула - очертания кареты, стоявшей рядом с ними, смутно напоминали труповозку, на которой забирали умерших от чумы жителей Лондона. Их свозили за город и укладывали в гигантских общих могилах.

Из кареты выглядывала женщина в черном платье и вуали, закрывавшей лицо.
Луиза могла поклясться, что на губах у нее играет плотоядная ухмылка хищного зверя.
- Здравствуйте, - поздоровалась Мэри, протягивая руку.
Незнакомка не ответила на рукопожатие, высокомерно приосанившись в карете и обводя улицу взглядом.
- Как ты смеешь, холопка, разговаривать с доброй леди, подарившей церкви три алтаря для молитв Господу! - прогудел еще один голос.
Мэри круто развернулась, взвихрив подол платья, всё еще густо обляпанный грязью. За ее спиной стоял закутанный в черный балахон священник.
- А, отец Герман, - мягко сказала Мэри. - Говорите, три? Аж три?
- Ну да, - смутившись, пробормотал священник. - Те, наши, на переплавку пошли... Новый лекарь из Франции приехал, так он золотом да серебром лечит...
- Да, это поистине добрая леди! - пропела Мэри, оглядывая карету. - Сколько народа она желает спасти, понадеявшись на самообман! Вы, отец Герман, круглый дурень! Обманываете людей, лжете народу, внушая им ложные надежды... И не вы одни!
Луиза вмиг поняла, о чем говорит сестра. Подобными объявлениями ныне пестрел весь Лондон. "Новый лекарь из Германии выходил более ста человек!"; "Во время прошлогодней чумы сестра Мария излечила многих!"; "Изобрели новое лекарство от чумы, доселе не виданное!". Люди отдавали золото, серебро, детей продавали... Лишь бы спасти себя от заразы! И всё равно погибали.
- В силе Господней сомневаешься? - грозно спросил священник. - Да знаешь ли ты, что давеча я молился Господу Богу за молодого пастора? И он, услышав мои молитвы, встал с постели и возблагодарил силу Господню и меня, верного слугу его...
- А ночью помер, - равнодушно сообщила Мэри, переводя взгляд с невозмутимо-спокойной "доброй леди" на разгневанного священника.
Известие, похоже, его шокировало.
- Как помер?
- Взял и помер, - начиная сердиться, ответила девушка. - От чумы. Уже увезли его на труповозке. Луиза, пойдем. А вы одежду хорошенько продымите, - велела она священнику.
- За своей последи, - буркнул отец Герман, провожая взглядом сестер.
- У самого-то грязь под ногтями какая - видать, там вся чума Лондона прячется! - послышался нахальный ответ Мэри.
- Ошибается девочка. Чума прячется совсем не там, - прошелестела дама в карете.
Белые лошади, похожие на привидений, покатили карету по мостовой. Священник направился следом.

Мэри, всё еще продолжая сердиться, волокла сестру по грязи.
Неожиданно она остановилась, не сводя испуганного взгляда с чего-то черного, сидящего посреди дороги.
- Что там? - спросила Луиза, высовываясь из-за плеча сестры и тут же отпрыгнув назад. - Крыса!!! - завизжала она.
Действительно, посреди мостовой сидела большая крыса, покрытая бубонными нарывами. Ехидно прищурив глазки, она оглядывала девочек. Затем, словно приняв для себя какое-то решение, медленно направилась к ним. Мэри попятилась, прикрывая сестру. Крыса неуклонно надвигалась, заставляя девочек отходить все дальше и дальше. Вдруг Луиза уткнулась спиной в каменную стену, в панике обернулась...
- Тупик, - обреченно пробормотала она. Крыса придвинулась ближе... Луиза вжалась лопатками в стену, с ужасом в глазах следя за тем, как их с сестрой буравят красные огоньки крысиных глаз. Из темноты выходили всё новые крысы, потихоньку окружая девочек.
Вдруг мрака вынырнул горящий факел, а следом за ним и его обладатель всё тот же священник.
- Отец Герман? - удивленно спросила Мэри, позабыв о страхе.
- Пусть я с вами был необходителен... это не дает мне права бросить на произвол судьбы главную знахарку Лондона! - воскликнул священник, размахивая факелом и пугая крыс. Мэри зарделась от похвалы.
Одна за другой крысы исчезали в темноте и с визгом разбегались по подворотням. Шубки на них горели. Священник удовлетворенно кивнул и собирался было загасить факел.
- Не надо, - тоненько пискнула Луиза, - вдруг они вернутся?
Отец Герман пожал плечами и высоко вскинул факел над головой.
- Куда направляетесь хоть?
- В дом пекаря, - ответила Мэри, - помочь надо.
- Для благого дела ничего не жалко, - усмехнулся священник, выводя девушек из подворотни на старую мостовую, по которой ехала карета "доброй леди". - Отсюда сами дойдете?
- Да, благодарствуем, - ответила Луиза. - Одежду-то продымите! - крикнула она вслед удаляющемуся Герману.
Священник коротко хмыкнул и скрылся.

Дверь, помеченную красным чумным крестом, открыла жена пекаря, выглядевшая на удивление бледной и молчаливой. Мэри и Луиза вошли в дом, оглядываясь по сторонам. Пекарня освещалась довольно тускло - огнем из небольшой печурки, на которой делался хлеб. В углу стоял деревянный стол со стульями, за, которым двое ребятишек лет шести уплетали калачи. Наверх вела шаткая лестница, грубо сколоченная из древесины.
- Там? - почему-то шепотом спросила Мэри, кивая на лестницу. Женщина кивнула, сотрясаясь от рыданий. Луиза утешающе погладила ее по голове, как это делала мама. До того, как слегла.

Мэри поднялась по лестнице и вошла в спальню. Пекарь полусидел-полулежал на кровати, черпая ложкой жиденький рассол.
- А, Мэри. Здравствуй, проходи, - обрадованно воскликнул пекарь. Мэри потопталась в дверях и шагнула в комнату.
Тьма в углу комнаты подернулась, завихрившись и из нее, как сгусток мрака, выступила та самая "добрая леди". Вблизи она выглядела еще страшнее. Кожи почти не было видно - на ней было надето длинное черное платье до пят, на руках перчатки, а на лице густая вуаль. А за ней повалили крысы, крысы... Пекарь с ужасом в глазах посмотрел на даму. Она медленно прошла к кровати пекаря и... сняла вуаль.
Мэри готова была вопить от ужаса, но ее словно парализовало. Под вуалью оказалось женское лицо, полностью покрытое гнойными нарывами и чумными волдырями. Она беспомощно наблюдала за тем, как дама склонилась над пекарем и с нежностью провела рукой по его щеке. Нарывы на коже пекаря надулись и лопнули, открывая кровотечение вперемешку с гноем. Вскоре его безжизненное тело упало на кровать.
- Ты должна понять, девочка, - свистящим шепотом произнесла дама, оборачиваясь к Мэри, - всех тебе не спасти! Я заберу душу пекаря, его жены и детишек... А ты будешь бессильно наблюдать за тем, как Владычица Чума уничтожает Лондон, опустошает его... И в конце, когда останешься лишь ты, я приду за тобой...
Внезапно в комнату влетела Луиза, размахивая тем самым факелом, которым священник отпугивал крыс. Издав воинственный клич, она метнула факел в Чуму. Раздался протяжный вопль. Факел погас и стукнулся об пол, а огонь с него перекинулся на Чуму. Крысы завизжали и стали поспешно исчезать во тьме, стараясь загасить огонь. Легко занялся деревянный пол, загорелась крыша... Спустя несколько минут второй этаж пылал, охваченный ярким пламенем. Луиза схватила Мэри за руку и потянула вниз. Первые куски горящих досок упали на первый этаж. Сестры выбежали на улицу и тут...
- Жена пекаря... и дети... они... там остались! - завопила Мэри, бросаясь в горящий дом.
- Нет, Мэри, не надо!
Луиза попыталась ухватить сестру за рукав платья. Раздался треск рвущейся ткани и в руке Луизы остался кусок рукава. Мэри исчезла внутри.
Шестилетний мальчуган сам бросился Мэри на руки. Девушка подхватила его.
- Где мама? - спросила она. Мальчик указал рукой в сторону окна.
- Там! Они с Джейн уже вышли...
Мэри послушно бросилась к окну и попыталась отодвинуть задвижку. Упрямый шпингалет поддался и девушка с мальчиком выскочили наружу.

Луиза шла через силу, заставляя себя перебирать ногами. Рядом в таком же темпе пыталась идти Мэри.
- Давай отдохнем! - взмолилась Луиза. Мэри согласно кивнула и девушки без сил упали на мостовую. На несколько минут воцарилось молчание.
- Ты же понимаешь, что мы не убили Чуму? - наконец спросила Мэри. - Она вернется в Лондон, пока кто-нибудь не истребит ее навсегда.
Луиза вздохнула:
- Понимаю... Но мы спасли семью пекаря. Жаль, его самого уже нет.
- Да, - печально кивнула Мэри, - утром за ним приехала труповозка. Идем. До захода солнца надо еще домой дойти.
Луиза поднялась на ноги и оглянулась на Лондон. Те люди еще не знают, что их избавили от чумы, пусть и на время. Чума обязательно вернется и найдется кто-то другой, кто одолеет ее.

И все-таки, при мысли, что именно они освободили Лондон, Луизе стало чуточку лучше.

Бульканье.

Spoiler

Я живу в однокомнатной квартире в одном из индустриальных районов Москвы. Дом наш в высоту 9 этажей, сильно потрепан, уже какой год стоит без ремонта, но лучше уж жить одной в помойке, чем с родителями. Учусь в институте, на каникулах иногда устраиваю «вечеринки».

Итак, были зимние каникулы. Соседи разъехались, дом стоял полупустой. Утром-днем после очередной «вечеринки» я кое-как выпроводила подруг и завалилась спать сама, ибо позади была бессонная ночь.

Надо сказать, что квартира досталась от бабушки, не ремонтировалась и была оборудована весьма характерной техникой — трехпрограммником, деревянным торшером и красным, из толстого советского пластика, дисковым телефоном, на который с момента ее смерти никто не звонил, даже номером не ошибались. Стоял он на тумбе около кровати.

Просыпаюсь я от звонка этого телефона. Голова ощутимо побаливает. Смотрю на часы — 22:15. За окном уже темно. В мыслях мотается список эпитетов для столь не вовремя позвонившего человека.

— Алло? — поднимаю тяжёлую трубку.

На той стороне провода слышится легкое потрескивание. Обычные помехи.

— Ну? Кто нужен-то?

Тут раздается легкий щелчок (как от старого тумблера) и возникает новый звук — шипение. Мне становится немного не по себе.

Потом шипение начинает нарастать. За ним слышится не то бульканье, не то свист.

— Отвечайте же! Что такое?! — я окончательно теряю контроль и вскакиваю с постели. Шум становится все более давящим.

Трубка с жалобным стуком ложится на место. Я пытаюсь отдышаться — и замечаю нечто странное.

Шипение шло не только из телефона. Оно распространяется по всей квартире.

Собираю всю волю воедино, вскакиваю с кровати и бегу к выключателю. Комната озаряется ровным сиянием энергосберегающей лампы.

Становится немного легче, но все равно не особенно. За окном непроглядная, просто убийственная чернота. Я выхожу в коридор и чувствую, что свист с бульканьем усилились, стали ближе. Ориентируюсь в пространстве я с детства весьма плохо, поэтому только сейчас определяю место, откуда идет шум. Это мой совмещенный санузел.

С замиранием сердца понимаю, что внутрь лучше не заглядывать. Аккуратно закрываю дверь на наружную щеколду (да, какие-то гении прикрутили ее снаружи, а не внутри), включаю свет и на кухне тоже.

С криком отскакиваю назад — передо мной мелькает черный невысокий силуэт. Смотрю снова, готовая упасть в обморок — уже ничего. Только мерзкий, давящий на мозг булькающий шум воды, от которого хочется загнать пальцы себе в уши до упора.

Меня трясет. Возвращаюсь в комнату, машинально оглядываюсь на окно (там ничего, ибо 8-й этаж, только тьма). Снимаю трубку телефона и набираю номер подруги, которая живет недалеко.

Останавливаюсь. Что-то тут не так. Вешаю трубку и снимаю снова.

Нет гудка. Чистая, серебристая тишина в трубке и невыносимое шипение снаружи, за которым я внезапно начинаю слышать другой, новый звук. Это стон.

В одном топике и пижамных штанах я выскакиваю из квартиры, запираю ее на один замок и бегу по лестнице. В голове только одна мысль — НЕ ОБОРАЧИВАЙСЯ.

Во дворе тихо идет снег, горят фонари. Припозднившаяся парочка провожает меня глазами, а я убегаю от дома, от преследующего меня шума и свиста. Выбегаю на проспект и вспоминаю дорогу к подруге.

Подруга встречает меня в полуодетом виде со столь же полуодетым недовольным парнем на заднем плане. Я падаю ей в руки и начинаю рыдать. Рыдаю полчаса минимум, потом обнаруживаю себя в постели и внезапно засыпаю. У подруги я остаюсь еще на два дня, не в силах переварить произошедшее.

Через два дня вернулись мои родители. Они поведали мне настолько холодящую историю, что меня затошнило. Они посетили мою квартиру — весь санузел и кухня были залиты горячей водой, которая хлестала практически с потолка. В срочном порядке перекрыли стояк и взломали дверь квартиры сверху.

Квартира дышала паром, обои и линолеум отслоились и сморщились. Однако худшее было не это. Везде стоял запах свежего мясного бульона. Пожилую соседку нашли в ванной. Она умерла от ожогов и болевого шока. Разварившееся мясо почти отделилось от костей и забило сток, вызвав потоп.

Квартиру мы в итоге продали, живу я теперь с родителями и страшно боюсь воды. Казалось бы, все просто — обвинили аварию на ТЭЦ, которая и вызвала душ из кипятка, убивший бедную старушку. Но мне до сих пор не дают покоя два факта.

В квартире у соседки нет ни одного телефона.

А мой, как оказалось, уже год был отключен за неуплату.

На сегодня всё! Пока.

[Кошара]

Привет всем!

Эксперимент Милгрэма.

Spoiler

Является одним из наиболее известных психологических экспериментов. Впервые поставлен в 1963 г. психологом Стэнли Милгрэмом из Йельского университета. Первоначально Милгрэм пытался выяснить, как обычные граждане Германии, не склонные к садизму, могли участвовать в уничтожении миллионов людей в годы нацизма. Суть эксперимента: выяснить, сколько страданий обычные люди готовы причинить другим, если это входит в их рабочие обязанности. Участниками эксперимента были испытуемые и заранее подготовленные актёры, также изображавшие испытуемых. Первоначально Мигрэм использовал 40 взрослых мужчин, затем эксперимент был повторён с участием женщин. По легенде один из участников, которого изображал актёр, должен был запомнить длинный список слов, а другой (ничего не подозревающий испытуемый) — проверять память первого, "наказывая" его за неправильный ответ ударом тока. Актёра привязывали к креслу с электродами, а испытуемый, находясь в другой комнате, должен был постепенно увеличивать напряжение с 45 до 450 (!) вольт. На самом деле актёр только делал вид, что его бьёт током, но делал это очень убедительно: при 150 вольтах кричал, что выбывает из экперимента, и умолял выпустить, при более высоком напряжении - издавал душераздирающие "предсмертые" крики, а после замолкал.

Результаты: Практически все участники эксперимента продолжали увеличивать напряжение, несмотря на крики "умирающего" подопытного. Большинство испытуемых (26 из 40) дошли до 450 вольт, т.е. "убили" актёра. Повиновение авторитету (в данном случае - учёному, предлагавшему увеличить напряжение) было выше моральных сомнений. Так что нацисты с успехом могли бы набрать целую армию палачей в любом американском городке. Впрочем, не только американском - позднее эксперимент был повторён в Германии, Италии, Испании и других странах, с аналогичным результатом.

Пустоты.

Spoiler

Несколько лет назад я работал опером в ОВД на Китай-городе. В связи с этим хочу рассказать один случай, на котором я присутствовал при даче показаний.
Это было в начале июня 2000-х, я бы на сутках, на дежурстве.
Район в смысле обычного криминала был довольно спокойный — хулиганка, мелкие кражи были в ходу. Из тяжких были убийства, но в основном по бизнесу/политике, т.е. всякая заказуха.
У нас по району курсировало 3 машины ГНР, вот с одной из них и началась эта история:
3-30 утра, вызов, одна из групп. "Дуйте на Солянку". Сели-поехали, второй опер, я и еще 3 сотрудника. Через 3 минуты на месте. Женщина, 30 лет примерно, одета прилично, по документам москвичка. Живая. Целая, не считая двух царапин. Стоит, плачет, бормочет что–то. Трезвая. Мы с Сержем (второй опер) и Андреем (старший из группы) подходим с расспросами и успокоениями. Сели, начали писать. Бросили. Начали еще раз, с чистого. Потом опять бросили. Потому что не бывает так, чертовщина какая-то, по ее словам, получалась. А чертовщину мы не пишем, это проблемы докторов обычно. Но получалось вот что: она с мужем вышла из ресторана на Покровке в 23-00. Машину бросили недалеко в переулке, точного названия не помнит, помнит визуально, как идти. Вечер опустился, переулки пустые: там довольно забавный район, улицы оживленные, а во многих переулках незаселенные заколоченные одноэтажные строения. Пока дошли, время 23-30. Вот около одного из строений слышат дикие адские крики из здания. Ей не по себе, а Леша (так звали мужа) пытается броситься на выручку. А как — непонятно, здание заколочено, окна забиты досками, дверей не видно, вход со двора. Забегают во двор, она причитает: "Леша, давай вызовем милицию", - а он геройствует зачем-то: пока, мол, приедут, преступление 10 раз совершат и убегут, так хоть спугнем. Вот дверь, не заперта. Тут важный нюанс — она заметила, что дверь обклеена какими-то газетами. Крики пропали. Осторожно ступают внутрь, глаза не видят, она остается на крыльце. Вдруг раздается вскрик ее мужа, и какие-то всхлипы или чавканье (да-да, именно так и сказала, ЧАВКАНЬЕ, мы 2 раза переспросили). Через 5 секунд хлопок, спиной вперед вылетает муж, рука окровавлена, пиджака нет, весь белый, трясется, но вроде живой. Хватает ее за руку, кричит «БЕЖИМ». Бегут. Куда, зачем? Не понимают, машину потеряли, в переулке запутались, людей нет. Берут сотовый, там вместо стандартного МТС — "Addokkrd" или что-то вроде, белиберда какая–то. Набирают "02", им в ответ писки и слова на непонятном языке. «112» — тоже самое. Они паникуют, бегут. Забегают в какой-то тупик, она название запомнила. "ПУСТОТ туп.", вроде тихо, пустынно, темно. "ЧТО, ЧТО ТАМ, КАК ТЫ?" - кричит она ему. Он в ступоре молчит, говорит, что не помнит, говорит, что надо найти машину и ехать. Она плачет, не понимает, что и как. Вдруг начинается какая-то вибрация в земле. "Наверное, метро" — говорит, она. "Да", - соглашается муж, но начинает трястись. Хватает ее как клещами за руку, и они бегут до выхода из тупика. "Стой тут, я выйду, посмотрю, что там и как", - говорит он ей. Делает шаг за угол. Она бросается за ним, но его НЕТ. Тупо НЕТ. Прямая пустая улица, за те 3/4 секунды было невозможно спрятаться. Она кричит, зовет, плачет, причитает, считает это нелепым розыгрышем, но его НЕТ. Блуждала, блуждала, потом внезапно наткнулась на людей, просила их помочь, но они отшатнулись, как от больной. В итоге вышла на Солянку, а тут ее заприметила машина наших ребят.
Очень просила нас найти его. Да мы бы и рады, но как? По правилам, трое суток, преступления она не видела. Непонятно, короче. Ладно, бросаем писанину, едем на осмотр места. Дом тот нашли. "Тупика ПУСТОТ" или «Пустоты» на картах Москвы нет, и с похожим названием в районе нет.
Осмотрели здание. Пустое, пыльное старое. Единственное — дверь газетами не обклеена, клянется, что была. Странно, конечно. Еще интереснее с пиджаком — его нашли. Точнее, остатки. Валялся на другой стороне. Пыльный кусок. Без следов крови и инородных субстанций. Но ТОЛЬКО половина. Разрезан по диагонали чем–то странным, словно бритвой. Другую половину не нашли.
Нашли машину, стояла родимая рядом там, действительно — никаких следов и повреждений. Вызываем ей "трезвого водителя", пусть везет, тетка явно не в адеквате, чтобы рулить сама. Берем объяснения с нее итоговые объяснения, заяву пишет. Решили оставить, как есть, только причесали малость.
Стоим, курим, с помощником старшего на дежурстве, старым толстым капитаном. Огромный мужик был, старой еще закалки. Хоть сейчас он на пенсии уже, но тогда был хоть куда.
Спрашиваю его, что он думает. Затянулся он, посмотрел на меня и спросил: "Какое название тупика?".
"Тупик пустоты, или пустот", говорю. "Странное какое-то название, нет такого".
Он еще раз затянулся, закашлялся и ответил: «Поройся в старых делах у меня в сейфе. Там есть подборка одна из архива. Там несколько подобных дел есть. Тоже исчезновения. Был еще один, который не пропадал, но выжил, нес какую-то ахинею про то, что нашёл дорогу, хуже которой нет. Его доктора забрали потом, но, в общем, тогда я еще системы не наблюдал в этом, это с четверть века назад было. А сейчас давно наблюдаю, и по старым китай-городским переулкам стараюсь не ходить". Затушил и пошёл в здание.
Вообще, про пропащих людей стоит сказать отдельно: просто так люди никуда не исчезают.
Люди пропадают, но потом их находят. Как правило, по весне, всплывшими. И обычно у человека есть предыстория: окружение (нарк человек или еще что-то), род деятельности (частный кредитор) и так далее. Но вот чтобы так, обычный человек в центре оживленного города на глазах своей жены растворился в воздухе, таких историй почти нет. Почти.
Я покопался в картотеке. Нашёл еще 8 случаев, где фигурировал, был "тупик Пустот". Тоже пропали, везде отказные дела — никто не собирался их искать. Некого. И негде, похоже. Во всяком случае, не на нашей карте, не в наших земных городах.
Еще я потом разговаривал с коллегами с других отделов: нигде почти больше подобного нет.
Иногда старожилы что–то такое рассказывают, на уровне баек, но я не верил раньше, думал, так старческое — поболтать. А вот внезапно стал сам практически непосредственным участником. И немного по–другому к этим рассказам стал относиться.
С тех пор стараюсь не ходить в центре по закоулкам с заброшенными зданиями. Не зря они там стоят до сих пор.

Особняк Калбертcон
Познавательная статья.

Spoiler

Особняк Калбертcон в Нью-Олбани, штат Индиана - это проклятое место с ужасной историей. Особняк расположен возле Луисвилля, штат Кентуки. Одной осенней ночью 1888 года в особняк ударила молния, которая вызвала пожар, был повреждён почти весь интерьер здания и погибли все, кто был внутри. Долгие годы после этого никто не отваживался жить в особняке. Люди уверяли, что особняк проклят и в нём обитают души погибших в пожаре людей.

Проклятое здание стояло заброшенным до 1933 года, пока его не купил Доктор Гарольд Вебб. Доктор переехал туда вместе с семьёй и стал практикующим доктором на дому, у которого было много пациентов.

Через какое-то время, дети доктора стали рассказывать истории о тёмном человеке, приходящим к ним в комнату через стены. Под зданием были слышны странные шумы. Звуки лязгающих цепей, крики и ужасный запах проходили через пол. Доктор Вебб и его жена поначалу не обращали внимания на детские рассказы, считая их вымыслом, но они не могли игнорировать звуки и запахи, идущие из подвала здания. Доктор Вебб решил спуститься в подвал и исследовать его, сказав семье, чтобы они подождали его наверху. Когда он вернулся, он сказала, что не нашёл ничего необычного в подвале. Но дети продолжали рассказывать о своём ночном госте и звуки с запахом тоже никуда не пропали.

Через какое-то время некоторые пациенты Доктора Вебба стали пропадать и доктор стал злым и раздражительным. В конце концов, его бизнесу был нанесён серьёзный урон, потому что всё больше и больше пациентов отказывались посещать его.

В 1934 году, один из немногих оставшихся пациентов доктора пришёл в назначенный час и обнаружил, что дверь заперта. Он вызвал полицию. Полицейские взломали дверь и их глазам открылась ужасная картина. Дом был усеян мёртвыми телами. Вся семья Вебба была жестоко убита. Осмотр дома выявил ещё более ужасную тайну. В подвале дома было много секретных туннелей и потайных комнат, в, которых доктор заточил своих пропавших пациентов и проводил на них чудовищные эксперименты.

После проведённого расследования, дом был заколочен и с тех пор оставался заброшенным. В 1987 году, особняк был открыт, как страшный аттракцион. Люди посещают его в рамках туров по мистическим местам. Даже сегодня персонал, обслуживающий особняк, сообщает о странных происшествиях в здании, а некоторые сотрудники даже отказываются работать здесь.

Привет всем!

 

Холод
Автор: Говард Лавкрафт
Немного классики.

Spoiler

Вас удивляет, что я так боюсь сквозняков?.. Что уже на пороге выстуженной комнаты меня бросает в дрожь?.. Что мне становится дурно, когда на склоне теплого осеннего дня чуть повеет вечерней прохладой? Про меня говорят, что холод вызывает во мне такое же отвращение, как у других людей — мерзостный смрад; отрицать не стану. Я просто расскажу вам о самом кошмарном эпизоде моей жизни, — после этого судите сами, удивительно ли, что я испытываю предубеждение к холоду.

Многие думают, будто непременные спутники ужаса — тьма, одиночество и безмолвие. Я познал чудовищный кошмар средь бела дня, при ярком свете, в забитом людьми банальном дешевом пансионе, расположенном в самом центре огромного шумного города; я испытал немыслимый страх, несмотря на то, что рядом со мною находилась хозяйка этих меблированных комнат и двое крепких парней. Произошло это осенью тысяча девятьсот двадцать третьего года в Нью-Йорке. Той весной мне с трудом удалось найти себе дрянную работенку в одном из нью-йоркских журналов; будучи крайне стеснен в средствах, я принялся обходить дешевые пансионы в поисках относительно чистой, хоть сколько-нибудь прилично обставленной и не слишком разорительной по цене комнаты. Скоро выяснилось, что выбирать особенно не из чего, однако после долгих изматывающих поисков я нашел-таки на Четырнадцатой Западной улице дом, вызывавший несколько меньшее отвращение, чем все те, что были осмотрены мною прежде.

Это был большой четырехэтажный особняк, сложенный из песчаника лет шестьдесят тому назад, — то есть, возведенный примерно в середине сороковых, — и отделанный мрамором и резным деревом. Пансион, вне всякого сомнения, знавал лучшие времена. Теперь же лишь отделка, некогда блиставшая роскошью, а ныне покрытая пятнами и грязными потеками, напоминала о давно ушедших днях изысканного великолепия. Стены просторных комнат с высокими потолками были оклеены обоями аляповатой и совершенно безвкусной расцветки и украшены лепными карнизами, воздух пропах кухонным чадом и многолетней неистребимой затхлостью, извечной жительницей домов, служащих лишь временным пристанищем небогатым постояльцам. Однако полы содержались в чистоте, постельное белье менялось достаточно часто, а горячую воду перекрывали достаточно редко; в общем, я решил, что здесь можно вполне сносно просуществовать до той поры, когда представится возможность жить по-человечески.

Хозяйкой пансиона была сеньора Эрреро, испанка, женщина довольно неряшливая, если не сказать больше, да к тому же еще и с изрядной растительностью на лице; впрочем, она не докучала мне ни сплетнями, ни попреками за то, что в моей комнате на третьем этаже с окнами на улицу, допоздна не гаснет свет. Соседи, в большинстве своем тоже испанцы, публика малоимущая и не блещущая ни светским воспитанием, ни образованием, были людьми тихими и необщительными, и требовать от них большего было бы грешно. Единственной серьезной помехой моему уединенному существованию был непрестанный назойливый шум автомобилей, с утра до ночи проносившихся по оживленной улице под моими окнами. Первое странное происшествие случилось недели через три после моего вселения в пансион сеньоры Эрреро. Вечером, часов около восьми, мне почудился звук капающей воды. Я отложил книгу, которую в этот момент читал, прислушался, и тут же понял, что в воздухе уже давно стоит резкий запах аммиака. Осмотревшись, я обнаружил, что на потолке в одном из углов возникло сырое пятно, и штукатурка в этом месте совершенно промокла, Стремясь как можно скорее устранить причину смрадного вторжения, я поспешил спуститься к хозяйке на первый этаж. Сеньора выслушала мои претензии и темпераментно заверила меня, что порядок будет без промедления восстановлен.

— Доктор Муньос, он пролиль свой химикат! — трещала она, так проворно взбираясь по лестнице, что мне стоило немалых усилий не отставать от нее.

— Он такой больной, странно для доктор. Он хуже и хуже, уже никто не лечить, хуже и хуже, никого ему помогать. Такой странный больезнь! Доктор весь день брать ванна, странный запах имьеть вода там, и нельзя волноваться, нельзя у огонь быть, в тепло... У себя доктор сам прибиралься, в мальенький комната держать много-много всякий бутилька и мьеханизьм, делать с ними что-то там, только как доктор не работать! Но я знай, он был знаменитый доктор, мой отец слыхаль про доктор Муньос в Барселона, а недавно доктор выльечиль рука водопроводчик, он ее прораниль... Доктор нигде не ходиль, на крыша только. Мой мучо Эстебан приносиль ему кушать и бьелье, льекарьство и химикат... Санта Мария, нашатирь у доктор, чтоб холед быль!

Синьора Эрреро поспешила на четвертый этаж, а я вернулся к себе. В углу капать перестало. Я поморщился от резкой аммиачной вони и взялся за тряпку. Пока я подтирал образовавшуюся на полу лужицу и открывал окно, чтобы удалить наполнивший комнату запах, наверху слышался топот тяжелых башмаков хозяйки. Из квартиры, расположенной над моей, ранее доносились только приглушенные ритмичные звуки, будто негромко постукивал бензиновый движок. Шагов доктора Муньоса, моего соседа сверху, я никогда не слышал, вероятно, доктор всегда ступал очень мягко, тихо и осторожно. Помнится, я подумал: что за странный недуг гнетет моего неслышного соседа?.. не является ли его решительный отказ от медицинской помощи своих коллег всего лишь капризным чудачеством? Наверное, так оно и есть. Врачи очень часто недолюбливают собратьев по профессии. Ревнуют, быть может. «Сколь печален удел незаурядной личности, — подумал я, — личности, волею судьбы павшей так низко...»

Я бы так никогда и не познакомился с ним, если бы не сердечный приступ, приключившийся со мною однажды утром прямо за письменным столом. Врачи неоднократно предупреждали меня, что подобные приступы могут быть чрезвычайно опасны, и я знал, что нельзя терять ни минуты. Вспомнив поведанную сеньорой Эрреро историю об исцелении водопроводчика, я из последних сил вскарабкался по лестнице этажом выше и слабеющей рукой постучал в дверь, расположенную прямо над моей. Отозвались почему-то справа, из-за двери, расположенной по соседству. Удивленный голос на хорошем английском поинтересовался, кто я и зачем пожаловал. Я немного отдышался и ответил, тогда дверь распахнулась, и я сделал неверный шаг вправо...

В лицо мне дохнуло ужасным холодом. На улице царила чудовищная нью-йоркская июньская жарища, к тому же, от приступа у меня поднялась температура, и все-таки меня пробрал неудержимый озноб.

Со вкусом подобранная мебель, выдержанный в рамках определенного стиля интерьер поразили меня. Ничего подобного я не ожидал увидеть в пансионе сеньоры Эрреро. Раскладная кушетка, днем служащая диваном, кресла и столики красного дерева, дорогие портьеры, старинные полотна и полки, заполненные до отказа книгами — все это напоминало скорее кабинет человека из общества, светского, обладающего отличным вкусом, изрядно образованного и вполне культурного. Но никоим образом не спальню в убогих дешевых пансионах!

Как выяснилось, расположенная прямо над моим скромным жильем «мальенький комната с бутилька и механизьм», упомянутая сеньорой Эрреро, служила доктору всего лишь лабораторией, а обитал он преимущественно в соседней просторной комнате, в которую и вела вторая дверь. Удобные альковы и смежная ванная комната позволяли скрыть от посторонних глаз все шкафы и прочие утилитарные предметы быта. Благородное происхождение, высокая культура и утонченный вкус доктора Муньоса были видны с первого взгляда.

Это был невысокий, но стройный, хорошо сложенный человечек, облаченный в строгий, идеально подогнанный по фигуре костюм от хорошего портного. Породистое лицо доктора с властными, но без надменности, чертами украшала короткая седая бородка; выразительные темные глаза смотрели сквозь стеклышки старомодного пенсне, золотая оправа которого сжимала горбинку тонкого орлиного носа, свидетельствующего о том, что у кельтско-иберийского генеалогического древа Муньоса какая-то часть корней питалась мавританской кровью. Пышные, тщательно уложенные в красивую прическу волосы доктора, разделенные элегантным пробором, оставляли открытым высокий лоб. Все подмеченные мною детали складывались в портрет человека незаурядного ума, благородного происхождения, прекрасного воспитания и весьма интеллигентного...

И несмотря на все это, доктор Муньос, стоявший предо мной в потоке холодного воздуха, сразу же произвел на меня отталкивающее впечатление. Причиной моей неприязни к нему мог послужить разве что землистый, мертвенный цвет его лица, но, зная о болезненном состоянии доктора, на подобные детали просто не следовало обращать внимания.

Возможно, что меня также смутил царивший в комнате холод, противоестественный в такой жаркий день, а все противоестественное обычно вызывает отвращение, подозрительность и страх.

Но неприязнь была вскоре забыта и сменилась искренним восхищением, поскольку этот странный человек, как бы ни были холодны его обескровленные дрожащие руки, проявил исключительное знание своего ремесла. Доктор Муньос с одного лишь взгляда на мое бледное, покрытое потом лицо поставил верный диагноз и с ловкостью истинного мастера принялся за дело, попутно заверяя меня своим великолепно поставленным, хотя глухим и бесцветным до странности голосом, что он, доктор медицины Муньос — злейший из заклятых врагов смерти. Он рассказывал мне, что истратил все свое состояние и растерял всех былых друзей, отвернувшихся от него, за время длящегося всю его жизнь небывалого медицинского опыта, целью которого являлась борьба со смертью и ее окончательное искоренение! Он производил впечатление прекраснодушного идеалиста. Речь его лилась неудержимым потоком, он говорил и говорил, не умолкая ни на мгновение, пока выслушивал меня стетоскопом и смешивал лекарства, принесенные им из комнаты, превращенной в лабораторию. Заметно было, что общение с человеком своего круга для доктора-отшельника, запертого болезнью в одиноком заплесневелом мирке, было редкой удачей, подарком судьбы, и лишь нахлынувшие воспоминания о лучших временах смогли пробудить давно иссякший фонтан красноречия.

Он говорил и говорил, и постепенно я совсем успокоился, даже невзирая на сложившееся у меня впечатление, что дыхание не прерывает плавного течения учтивых фраз. Доктор старался отвлечь меня от мыслей о приступе и от боли в груди подробным рассказом о собственных теориях и экспериментах; он уверял меня, что сердечная слабость не столь страшна, как принято считать, ибо разум и воля главенствуют над органической функцией тела, и что при правильном образе жизни человеческий организм способен сохранять жизнеспособность вопреки серьезнейшим повреждениям, мало того, даже вопреки отсутствию отдельных жизненно важных органов. Он мог бы, пообещал доктор как бы в шутку, научить меня жить — или, по крайней мере, поддерживать в стабильном состоянии определенного рода сознательное бытие — и вовсе без сердца. Что же касается самого доктора Муньоса, то его болезнь дала непредвиденные осложнения, и теперь он вынужден неукоснительно соблюдать строжайший режим, одно из главнейших условий которого — постоянный холод. Любое существенное и достаточно продолжительное повышение температуры воздуха в комнате станет для него роковым, поэтому холодильная установка с аммиачным испарительным контуром поддерживает неизменный уровень охлаждения — от пятидесяти пяти до пятидесяти шести градусов Фаренгейта. Постукивание бензинового компрессора этого холодильника я и слыхал иногда снизу, из своей комнаты.

Промозглую обитель талантливого отшельника я покинул преданным и ревностным его адептом, не переставая изумляться, как быстро он утихомирил сердечную боль и принудил меня позабыть о недомогании. Впоследствии я, укутавшись в пальто, неоднократно навещал доктора Муньоса, слушал истории о тайных исследованиях и их жутких результатах; с трепетом перелистывал страницы древних ведьмовских книг, хранящихся на его стеллажах. Могу добавить, что со временем гений доктора заставил мою болезнь сдать позиции бесповоротно. Похоже, в борьбе с недугами он не пренебрегал ничем, даже заклинаниями средневековых целителей. Он верил, что в этих загадочных формулах содержатся уникальные духовные стимуляторы, способные оказывать мощнейшее воздействие на нервные волокна, в которых угасло биение жизни. Меня еще, помнится, тронул рассказ мистера Муньоса о престарелом докторе Торресе из Валенсии; восемнадцать лет назад старый доктор принимал участие в первых опытах молодого тогда Муньоса, как вдруг молодого врача поразила тяжелейшая болезнь, с которой и начались все его последующие мытарства. Доктор Торрес усердно лечил своего молодого коллегу и сумел спасти его от верной смерти, как вдруг старый доктор сам пал жертвой того самого безжалостного врага, с которым отчаянно сражался, пытаясь вырвать из его лап жизнь Муньоса... Вероятно, напряжение оказалось не по силам старику. Понизив голос и не вдаваясь в подробности, доктор Муньос пояснил, что методы лечения были крайне далеки от традиционных и включали обряды, составы и действия, совершенно неприемлемые с точки зрения старого консервативного эскулапа.

Шли недели, и я с величайшим сожалением констатировал, что сеньора Эрреро не ошибалась, говоря, что недуг медленно, но верно берет верх над синьором Муньосом. Все приметнее делался синюшный оттенок кожи, речь становилась все глуше и невнятнее, ухудшалась координация движений, притуплялась острота мысли, слабела воля. Он и сам замечал в себе эти печальные перемены, и все чаще в его глазах светилась мрачная ирония, все язвительней звучала речь, доходя до черного сарказма, отчего во мне вновь шевельнулось уже позабытое чувство неприязни... К тому же у мистера Муньоса развилось капризное пристрастие к экзотическим пряностям, в основном к египетским благовониям, и в конце концов в его комнате атмосфера сделалась примерно такая, как в усыпальнице какого-нибудь фараона в Долине Царей. К этому времени ему стало не хватать установленного ранее уровня охлаждения. Я помог установить новый компрессор, причем мистер Муньос усовершенствовал привод холодильной машины, что позволило остудить жилье сначала до сорока градусов по Фаренгейту, а затем добиться еще большего успеха и выстудить комнату до двадцати девяти; естественно, ни ванную, ни лабораторию до такого уровня мы не замораживали, чтобы не превратилась в лед вода и не прекратилось нормальное течение химических реакций. В результате сосед доктора Муньоса стал жаловаться, что от смежной двери тянет ледяным сквозняком, так что нам пришлось занавесить эту дверь тяжелой портьерой.

Я стал замечать, что моего нового друга терзает острый, неотступный, все усиливающийся страх. Доктор все время говорил о смерти, но стоило мне лишь упомянуть о похоронах и прочих неизбежных формальностях, как Муньос разражался глухим мрачным хохотом. Да, мой сосед сверху медленно, но верно превращался в безумца, и даже находиться в его обществе становилось слегка жутковато. Но я был обязан ему исцелением и не мог покинуть его на сомнительную милость чужих людей, а потому, облачаясь в специально для этого приобретенное длинное зимнее пальто, я вытирал пыль в кабинете доктора, прибирался там и старался всячески помогать ему. Я стал даже покупать необходимые ему реактивы, с искренним изумлением читая наклейки некоторых банок, полученных от аптекарей и на химических складах.

Мне стало казаться, что вокруг жилища доктора все плотнее сгущается атмосфера необъяснимой тревоги. Я уже говорил, что весь дом сеньоры Эрреро пропитался запахом плесени, но в комнатах доктора запах ощущался гораздо явственней. Он был гораздо более противным и пробивался даже сквозь ароматы специй и благовоний, сквозь смрад едких химических испарений, исходящий от ванн, которые принимал доктор. Он утверждал, что эти процедуры ему жизненно необходимы. В конце концов, я заключил, что отвратительные миазмы разложения — результат болезни мистера Муньоса, и содрогнулся от ужаса при мысли о том, каким же страшным должен быть его недуг!

Синьора Эрреро при встрече с несчастным страдальцем неизменно крестилась, а со временем совершенно оставила доктора на мое попечение, запретив и своему сыну Эстебану прислуживать больному. Мои робкие попытки убедить мистера Муньоса обратиться за помощью к другим врачам обычно приводили его в ярость, сдерживаемую лишь страхом перед сильными эмоциями, которые могли сказаться на состоянии его здоровья. Но его воля и энергия не только не слабели, но, напротив, усиливались и крепли, так что больной не допускал и мысли о постельном режиме. Апатия, овладевшая было доктором в первые дни ухудшения, уступила место прежней фанатичной целеустремленности, и весь его вид свидетельствовал о внутренней готовности противостоять демону смерти даже когда тот запустит в него свои когти. Доктор Муньос и ранее принимал пищу с таким видом, словно соблюдал пустую формальность, теперь же он и вовсе отказался от ненужного притворства; казалось, лишь сила разума удерживала его на краю могилы.

У доктора вошло в обычай сочинять длинные послания, которые он тщательно запечатывал в конверты и вручал мне, сопровождая подробнейшими указаниями, смысл коих сводился к тому, что я обязан был после кончины автора переслать все эти письма поименованным лицам, в большинстве своем проживающим на островах Ост-Индии; впрочем, среди указанных адресатов я обнаружил имя некогда знаменитого врача-француза, уже давно числившегося умершим и о котором в свое время ходили самые немыслимые слухи. Помнится, я подумал, что француз, которого считали и считают покойным, быть может, таковым вовсе и не является?.. Все эти конверты я впоследствии сжег не вскрывая.

К сентябрю ни слушать, ни глядеть на доктора Муньоса без внутреннего содрогания я уже не мог: цвет его лица и тембр голоса внушали откровенный страх, и я с огромнейшим трудом выносил его общество. Однажды у доктора испортилась настольная лампа, и пришедший электромонтер, столкнувшись лицом к лицу с хозяином квартиры, рухнул на пол в эпилептическом припадке. Даже пройдя сквозь кошмар большой войны, человек этот никогда не испытывал такого беспредельного ужаса. Доктору удалось прекратить судороги, причем он старательно избегал попадаться бедняге на глаза.

И вот в середине сентября, как гром среди ясного неба, на нас обрушился ужас всех ужасов. Как-то вечером, часов около одиннадцати, вышел из строя компрессор холодильной машины, и уже три часа спустя испарение аммиака окончательно прекратилось. Доктор затопал ногами по полу, призывая меня. Он сыпал проклятиями, голос его стал невероятно сиплым и дребезжащим. Я изо всех сил старался сделать хоть что-нибудь, но мои дилетантские потуги не принесли никакого успеха. Когда же я привел механика из расположенного неподалеку круглосуточно работающего гаража, то выяснилось, что до утра все равно ничего сделать нельзя, потому что необходимо достать новый поршень. Ярость и ужас обреченного отшельника перешли все границы и, казалось, стали раздирать изнутри распадающуюся оболочку; доктор вдруг судорожно зажал глаза ладонями и опрометью бросился в ванную. В комнату он возвратился с плотно забинтованной головой, слепо ощупывая воздух руками; глаз его я уже больше никогда не увидел.

Температура в комнате заметно поднималась. Около пяти пополуночи доктор заперся в ванной, а меня услал в город с категорическим наказом скупать для него весь лед, какой удастся разыскать в ночных аптеках и закусочных. Всякий раз, возвращаясь из не всегда удачных походов, я сваливал добычу у запертой двери ванной комнаты и слышал доносящийся из-за нее несмолкающий плеск воды, и глухую хриплую мольбу: «Еще... еще!». И я вновь бросался на поиски льда.

Наконец, рассвело. Утро сулило теплый день. Один за другим открывались магазины. Хозяева лавок поднимали жалюзи. Я попросил Эстебана помочь мне либо носить лед, пока я буду добывать поршень, либо заказать поршень, пока я таскаю лед. Но, послушный наущениям матери, мальчишка наотрез отказался помогать.

В конце концов, я нанял на углу Восьмой авеню какого-то замызганного бродягу, приволок его в лавку, в которой имелось много льда, попросил хозяина доверять ему лед, а сам бросился на поиски поршня и механика, способного его установить. Это оказалось крайне непростым делом. Теперь уже я, подобно затворнику-доктору, сыпал страшными проклятиями, охотясь по городу за поршнем нужного качества и размера. Меня терзало чудовищное чувство голода, но нечего было и думать о еде в этой кутерьме бесплодных телефонных переговоров, напрасной беготни, лихорадочных метаний от конторы к конторе, от мастерской к мастерской. Я сновал по городу на автомобилях, я мчался в вагонах подземки, я без отдыха измерял шагами мили и мили улиц, и добился своей цели. Где-то к полудню я отыскал-таки фирму, готовую удовлетворить мои требования и выполнить заказ; около половины второго пополудни я вернулся в пансион, где умирал доктор Муньос, со всем необходимым и в обществе двух крепких и толковых механиков. Я сделал все, что было в моих силах, и надеялся, что успел вовремя. Но черный ужас оказался проворнее. В доме я застал небывалый переполох; сквозь хор перепуганных голосов прорезался густой бас — кто-то громогласно читал молитву. Вонь стояла исключительно мерзкая, и один из нищих испанцев, перебирая четки, заявил, что смрад исходит из-под запертой двери доктора Муньоса. Нанятый мною бездельник, как оказалось, принес лед всего лишь дважды, причем во второй раз выскочил из квартиры с громкими воплями, выпучив глаза, и бросился вон. Видимо, бродяга заглянул куда не следовало, за что и поплатился... Но, как бы там ни было, перепуганный бродяга вряд ли стал бы затворять за собой дверь; а теперь она была заперта. За дверью царила тишина, лишь изредка падали на твердое медленные тягучие капли. Подавляя ворочающиеся в глубине души скверные предчувствия, я предложил вышибить дверь. Но хозяйка пансиона принесла откуда-то согнутую проволоку и, орудуя ею, сумела отпереть замок. Мы заранее подняли оконные рамы и распахнули все двери в комнатах четвертого этажа. Лишь после этого, зажимая платками носы, мы отважились переступить порог этой проклятой комнаты. Сквозь окна ее, выходящие на южную сторону, били жаркие лучи послеполуденного солнца.

От распахнутой двери ванной тянулась полоса черной слизи, вначале к входной двери, а оттуда к столу, под которым собралась жуткого вида лужа. Уродливые карандашные каракули, будто наощупь начертанные слепцом, покрывали оставленный на столе листок, изгаженный той же неверной, елозившей по бумаге липкой рукой, поспешно выводившей прощальные слова. Далее слизистый след тянулся к кушетке, где и заканчивался тем, что описанию не поддается.

Я не способен, не смею говорить о том, что мы увидели на кушетке. Но я все же могу повторить то, что, дрожа как в лихорадке, разобрал на гадко липнущем к пальцам листке, прежде чем превратить его в пепел; что я с ужасом вычитал, пока хозяйка и оба механика, очертя голову, неслись прочь из этого адского места, чтобы дать бессвязные объяснения в ближайшем полицейском участке. Написанное в предсмертной записке казалось более чем неправдоподобным при свете яркого солнца, при поднимающемся от асфальта забитой машинами Четырнадцатой улицы реве грузовиков и шелесте шин автомобилей, врывающемся в окно, но я, признаюсь, поверил каждому слову — тогда. Верю ли я в это сейчас?.. Откровенно говоря, не знаю. Над некоторыми явлениями лучше не задумываться, чтобы сохранить здравый рассудок, поэтому лишь повторю, что с той поры ненавижу запах аммиака и чувствую дурноту, как только повеет холодом.

«Вот и конец, — корчились зловонные каракули, — лед кончился, этот парень заглянул и бросился наутек. С каждой минутой теплеет, и ткани больше не держатся. Вы ведь помните, что я рассказывал о силе воли, активности нервов и сохранении жизнеспособности тела после прекращения деятельности органов. Теория хороша, но до определенного предела. Я не предвидел опасности постепенного распада. Доктор Торрес понял это, и умер от потрясения. Он не перенес того, что был вынужден совершить. Получив мое письмо, он спрятал меня в укромном темном месте и выходил. Однако органы моего тела к жизни возродить не удалось. Доктору Торресу ничего иного не оставалось, как прибегнуть к моему методу искусственной консервации. Поэтому знайте: Я УМЕР ЕЩЕ ТОГДА, ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД!».

Случай на командировке
Автор: Fragrant
 

Spoiler

Днепропетровск. Командировка в 2011 году. Приехали мы — трое взрослых мужчин — на квартиру поздно вечером. Она была заказана заранее, и мы просто ввалились в нее, изнывая от усталости. Нас трое: руководитель, шофер и я. Все молодые и веселые ребята. Ребята еще на трассе, на одной из заправок, купили себе водки и закусь, но я решил, что куплю пива и чипсов уже на месте. Я просто не пью ничего крепче 10 градусов.

Район оказался на удивление злачным (не помню его названия). Сам дом находился очень глубоко в районе, фонари там везде не горят, народ снует в потемках туда-сюда, куча гаражей, все в деревьях — в общем, наткнуться на неприятности можно было с очень большой вероятностью. Благодаря тому, что я в юношестве занимался спортивным ориентированием, такие сложности, как сбегать за пивком в новом месте, меня никогда не останавливали. Да и газовый баллончик на всякий случай всегда при мне.

Вот как мы заехали вглубь района (по навигатору на машине), так я спокойно тем же путем, но в обратном направлении, вышел к шумной освещенной дороге. Тут и киоски, и супермаркет вдали, кафешки — в общем, цивилизация.

В супермаркете купил вполне прилично покушать-попить и, попивая пивко, пошел назад. Решил срезать путь, сразу завернув вглубь темного микрорайона, хорошо чувствуя направление, откуда пришел.

Поразило отсутствие всяких фонарей. Единственное, что округу освещало — зашторенные окна высоток. Действительно, неприятное ощущение — центр микрорайона, а тихих закоулков невиданное количество, и человека ты замечаешь тогда, когда он уже рядом находится.

Понимание того, что я заблудился в небольшом микрорайоне, пришло минут через сорок моих блужданий. Интересно то, что я шел, строго чувствуя направление, по диаогнали микрорайона — от супермаркета до дома, но почему-то делал круги. Начал подмечать тех же парней на лавочках, те же гаражи посреди домов… Но ведь я шел строго в нужном направлении, чутко ощущая его, даже тогда, когда блуждал по серпантину дорожек! Так дело не пойдет!

Я достал мобильный и удивился тому, что он полностью сел. Странно — в машине прикуривателем заряжал, а тут раз, написал «низкий заряд аккумулятора» и выключился прямо в руках. Надежда, что мне ребята продиктуют адрес и я вызову такси от супермаркета, потерпела фиаско.

Я не смутился, ибо и не такое бывало. Поругал себя, конечно, за то, что не записал адрес, а на слух воспринял и теперь благополучно не мог вспомнить номер дома. Надо было выбираться к цивилизации. Решил вернуться назад к супермаркету, к тому месту, откуда свернул во дворы.

И тут заметил за собой преследование. Шаги. Метров на 15-20 позади, аккурат на таком расстоянии, что из-за темноты не видать даже фигуры преследователя.

Я интуитивно понял, что меня преследуют, а не просто идут в том же направлении. Я специально останавливался прикурить, бросая взгляды назад, специально свернул, чтобы хоть как-то в мутном свете окон разглядеть преследователя. Тщетно.

Я остановился — он остановился. Я пошел — он пошел, с задержкой в секунду-вторую, придерживаясь дистанции. А темнота какая-то неестественно густая. Кругом же снуют люди, молодежь на лавочках бесится, кто-то гуляет с собакой, кругом дома — а такое впечатление, что людей нет рядом! Неприятное ощущение, скажу я вам…

Газовый баллончик перекочевал с внутреннего кармана в руку. Хоть какое-то оружие самообороны. Все-таки наверняка в темных уголках прячется криминальный элемент, и неоднократно в темноте кого-то грабят, насилуют, возможно, по утрам и трупы иногда находят… Район такой.

Итак, я делал непонятные круги, заблудившись в трех соснах — факт. За мной идет преследователь, умело прячась в тени — факт. Хотел бы ограбить, так уже давно бы попросил прикурить, и угрожая ножом/пистолетом/страшной мордой изьял бы бумажник — тоже факт.

При таких вводных выбор оставался небольшой: значит, будет убивать. Маньяк, псих, мало ли…

Нет, это не насильник, мою фигуру с женской спутать тяжело даже в таких потемках. Преследователь хорошо знает все темные участки, значит, местный. У него передо мной преимущество — факт. Бегство мне не подходит, потому что я заблудился, и надо хитрить — тоже факт!

Прыгнуть в подьезд? Да они все закрыты кодовыми замками, да и подождет меня преследователь спокойно. Вызову такси от жильцов, а когда выйду ждать машину, он меня и «того». Да и если увидит, что я пытаюсь подобрать код к подьезду — пять быстрых шагов, удар — и я труп. Вот я прямо изнутри чувствовал, что идет он так долго за мной не сигаретку стрельнуть! Очень на хищника, играющегося с жертвой, похоже… чует, негодяй, что я заблудился и дезориентирован.

Сделав специально пару кругов вокруг одного дома, пытаясь разглядеть укромные места, где можно спрятаться, я удачно наткнулся на группу впереди идущих людей. И решил притаиться, затесавшись в толпе идущих. Сразу за углом быстро юркнул в абсолютно черный палисадник и затаился среди кустов, сдвинув кепку глубоко на лицо, подняв воротник куртки, чтобы оно не выдало меня белым пятном в темноте. Шаги людей в темноте отлично сбивали с толку — нельзя было разобрать, сколько там идет. Слух преследователя это однозначно обманет, и он пойдет за ними.

Я замер, понимая, что вот-вот преследователь выйдет из-за угла, пойдет по ложному звуку их шагов, а я свободно начну искать выход из этого лабиринта темноты и непонятных личностей.

Вот не сработало, и все тут! Никто из-за угла не появлялся. Притом долго — минут 15-20. Бешено хотелось курить, и я подумал, что преследователь решил закончить погоню. И вышел из черноты кустов на дорожку.

Навстречу мне из темноты выскочил мужик. Я обратился к нему:

— А как выйти к супермаркету?

— Ты что, укурился? — он явно был под хорошим градусом. — Он сзади этого дома, наркот хренов!

От греха подальше я отошел — вдруг пьяный мужик решит, что я для него представляю угрозу, и даст по соплям?

И тут мир в секунду ярче стал. Я вдруг увидел все пространство вполне освещённым. Света из окон было более чем достаточно, чтобы различать даже мелкие детали на вполне приличном расстоянии. Очертания гаражей, деревьев, домов, фигур людей и даже серого неба стали хорошо различимы. Притом людей на улочках между домами оказалось куда больше, чем было до этого.

«Неужели я так устал, что бутылка пива решила с моим сознанием сыграть злую шутку? Возможно», — подумал я и быстро вышел к супермаркету. Я никак не мог понять, обходя это здание — как я мог не заметить его?

Покурив возле охранника, я внимательно смотрел туда, в темную дорожку, ведущую во дворы, и понимал, что я пока в безопасности. Но напряжение было, конечно, сильным.

Все-таки такси решил не вызывать. Используя супермаркет как ориентир, я повторил путь заезда нашего автомобиля вглубь микрорайона и не более чем через 5 минут подошел к дому, в котором мы остановились. Прямо перед подъездом я как-то подсознательно отметил, что опять стало намного тише и темнее, а видимость упала до тех самых 15-20 метров.

Вот не поверите, такой страх накатил… Я такого испуга не испытывал никогда до этого. Вся кровь моя, руки и ноги как будто закричали мне: «БЕГИ! УБЕГАЙ БЫСТРЕЕ!».

Какое-то необъяснимое чувство страха сделало невероятное: кнопочный замок, код которого я не видел, когда мы поселялись, я открыл правильно, нажав комбинацию в секунду. Клянусь, что пальцы сами нажали, а не я!

Рывком открыв дверь, я вошёл в подъезд, освещённый тусклой лампочкой, и обернулся назад.

Сзади меня метрах в пяти плыло нечто эфемерное, сливающееся с темнотой. Я отчетливо помню полуразмытое лицо крупнее человеческого… и больше ничего. Глаза же были как будто стерты ластиком, и я видел, как с пустых глазниц выливалась такая густая тьма, такой нечеловеческий мрак, такая никогда мною не виданная до этого чернота… И опять эти шаги… без тела!

Я захлопнул дверь, вихрем взлетел на третий этаж и начал колотить в дверь к своим. И тут же услышал шипение далеко внизу на первом этаже, за дверью. Там внизу кто-то, шипя, как змея, произнес:

— Ушел, ***… Повезло, ***!..

Я услышал удаляющиеся от двери шаги.

Мне открыли дверь. Ребята даже пошутили, мол, ты что, призрака увидел? Я был весь белый, глаза дикие, как у загнанного животного, в холодном поту. Кулек с едой я лихорадочно сжимал за ручки так, что они превратились в леску, впившись в ладонь. Ботинки в земле, весь какой-то потрепанный…

Потом мне руководитель выдал по первое число — почему трубку не брал, и где шлялся все эти 4 часа?

Прошло 4 часа! Но у меня в мозгу отложилось не более полутора часов блужданий.

Я сказал, что телефон сел, и, доказывая, достал ВКЛЮЧЕННЫЙ телефон, на котором было много пропущенных звонков, и даже пара угрожающих СМСок от начальника — мол, если не вернусь как можно скорее, накажет рублем.

В тот вечер я остервенело пил водку, запивая пивом, практически не закусывая. Ребята удивились такому поведению, а еще больше — моему рассказу. Я быстро вырубился, и они меня просто уложили в одежде на диван.

Знаете, почему я так пил? Потому что все это время мне на улице мерещились шаркающие шаги, и где-то под окнами я слышал шипящее: «Ушел, ***… Повезло, ***!».

Монстр, ругающийся матом... Угадай страну по криппи.

На сегодня, наверное, всё.

С Рождеством.

На безрыбье...

Spoiler

Огонек фейерверка рассек ночное небо и взорвался яркими осколками. Я проводил его взглядом и, поежившись, поправил шарф. Холодный год нынче выдался, вот и на Рождество стоял трескучий мороз, подгоняющий прохожих скорее добраться до заветного тепла. Снова поежившись, поспешил домой и я.

Был поздний вечер, и пакет с подарками приятно оттягивал руку. Сынишка обрадуется новенькому конструктору, да и для жены у меня найдется пара сюрпризов. Улыбнувшись, я ускорил шаг, когда затылок взорвался острой болью. В глазах заплясали черные пятна, и я с удивлением увидел, как запорошенный снегом асфальт бросается в лицо, разбивая губы в кровь. Прежде чем провалиться в забытье, я увидел фигуру высокого человека, сжимающего в руке какой-то предмет. Что-то вроде молотка или дубинки.

Господи, как болит голова... Я застонал и попытался открыть глаза. Приступ тошноты заставил меня пожалеть об этом, и я оставил свои жалкие потуги разлепить веки.

Я чувствовал, что лежу на чем-то жестком и холодном, на ощупь как камень или кирпич. Тишину нарушал только гулкий звук падающих капель, подхватываемый эхом, и мерное жужжание ламп дневного света.

Собравшись с силами, я всё-таки рискнул открыть глаза. Подавив очередной приступ тошноты, я осмотрелся. В глазах двоилось, потолок кружился, но я смог достаточно детально рассмотреть место, в котором оказался.

Подвал. Сырой холодный подвал. Стальная дверь с небольшим зарешеченным окошком. На потолке висели две мерзко жужжащие лампы. Больше здесь не было ничего, только голые кирпичные стены.

Потрогав затылок, я поморщился. Не видел, что там, но на ощупь всё было плохо. Вытерев окровавленные пальцы об одежду, я начал ходить кругами вдоль стен, чтобы чуть-чуть согреться и чем-то занять себя.

Пять шагов вдоль одной стены и семь вдоль другой. Я машинально считал шаги и думал.

Один...

Кому могло понадобиться похищать меня?

Два...

Я простой госслужащий среднего звена, без доступа к важной информации.

Три...

Никому в своей жизни не сделавший ничего плохого.

Четыре...

Денег у меня немного.

Пять...

Ничего, что можно было бы потребовать в качестве выкупа.

Один...

Тогда, может быть, это какой-то психопат? Неприятный холодок пробежал у меня вдоль позвоночника.

Два...

Вдруг я услышал шаги за дверью. Заскрипел ключ в замке. Когда дверь распахнулась, я увидел человека, стоявшего в дверном проеме. Высокий, моего роста. Обычная рубашка и джинсы, недорогие ботинки. Когда мой взгляд переместился на его лицо, я оцепенел.

Короткие русые волосы, серо-голубые глаза, прямой нос. Такое знакомое лицо, которое я каждое утро наблюдал у себя в зеркале. Будто брат-близнец.

С усмешкой он смотрел на меня и молчал. Вот только его глаза не улыбались и не предвещали мне ничего хорошего. Холодные, полные ненависти, они буравили меня взглядом, и казалось, что этот человек видит меня насквозь.

Когда напряжение, витающее в воздухе, достигло предела, человек разлепил губы и тихо сказал:

— Вот мы и встретились. Снова.

Он сделал быстрый шаг вперед, и на мою голову обрушился удар незамеченной мной короткой дубинки. Хватая ртом воздух, я осел на пол. Человек не спешил делать второй удар, он просто стоял и смотрел, как я корчусь на холодном полу, пытаясь встать.

— Что... это... значит? — я сплюнул кровь, пытаясь отползти подальше.

— О, что это значит? — он рассмеялся. — Ты не понимаешь? Как это мило.

Опустив дубинку, он присел на корточки и посмотрел мне в глаза.

— Доппельгангер, — он криво усмехнулся. — Существо, принимающее облик человека и проживающее его жизнь.

— Отпусти... — мой мозг отказывался понимать происходящее, смущенный и потерянный в страхе.

— Я так не думаю, — еще один удар дубинки снова заставил свет в моих глазах померкнуть.

Не знаю, сколько дней я нахдился в этом подвале. Из-за частых обмороков я окончательно потерял счет времени. Осталась только постоянная боль и безжалостный холод. Каждые несколько часов он приходил и избивал меня, не говоря ни слова.

Страх ушел, оставив место тупой усталости. Я хотел только, чтобы это поскорее закончилось, чтобы он обрушил очередной удар дубинки мне на голову, и я умер.

В очередной раз пересекая камеру в бесплодных попытках согреться, я вдруг испытал странное чувство, будто забыл что-то важное, и теперь оно вертится на границе сознания. Что-то, что может мне помочь.

Что он там сказал? Я задумался, вспоминая.

Доппельгангер!

На меня вдруг нахлынули воспоминания. Такие чужие и безмерно родные. Мои и в то же время чьи-то еще. Радость, грусть, ненависть, любовь... И кое-что еще.

Теперь я вспомнил, когда мы с ним виделись прежде.

Проклятый кирпич никак не хотел поддаваться, когда я, срывая ногти, выламывал его из стены. Расшатывая неплотно держащийся камень, я монотонно напевал про себя глупую детскую песенку.

Через некоторое время раздался такой знакомый скрип ключей в замочной скважине.

На этот раз я не стал пытаться уклониться от удара. Наоборот — я подался навстречу, и камень в моей руке с глухим стуком ударил человека в висок. Тот с тихим стоном осел на землю.

Неспешно я перевернул его, нашарил ключи, поднял дубинку и, довольно насвистывая, вышел из комнаты, заперев за собой дверь.

Он правильно заметил, этот человек. Доппельгангеры проживают жизнь того, чей облик копируют. Более того, они становятся этим человеком, приобретают его природу, вспоминая о своей сути лишь в моменты крайней опасности.

Да, мы с ним уже встречались. И ему удалось сбежать из клетки, где я держал его. После этого он пропал на долгие годы и я расслабился, думая, что он умер.

А теперь он вернулся, видимо, решив возвратить себе свою жизнь.

Я усмехнулся. Он не учел одного — мы слишком живучи. А еще мы хитрее.

А вот и то, что я искал. Мурлыча под носом детскую песенку, я начал медленно замуровывать дверной проем. Хорошо, когда всё под рукой, и цемент, и кирпичи.

Когда последний кирпич занял свое место, я удовлетворенно осмотрел свою работу и прислушался. Тихий звук, будто кто-то скребет ногтями по железу. А затем протяжный стон. Похоже, он понял.

Я рассмеялся. Больше он меня не побеспокоит.

Сколько же я здесь времени провел... Жена, наверное, в панике.

Подхватив валявшийся неподалеку пакет с подарками, я поспешил домой.

Магазин странных часов

Spoiler

«Для каждого он создаст часы, показывающие его время». Часам исконно было предназначено свыше показывать время. Но, существуют в этом мире часы, которым волею судьбы или намерением злого рока предназначено показывать отнюдь не течение времени суток, а волю высшего разума. Небеса, рожденные в одну пору с землею, никогда не были с ними едины. Маятник, раскачиваясь из стороны в сторону, ознаменовывал своими движением, наверное, волю самой судьбы. Влажные комья земли, подавляемые тугою плотью дерева, все более увлекали за собою любопытствующих в чернеющую неизвестностью бездну.
Столь необычные часы, конечно же, не могли лежать на полках обычных магазинов, не могли быть проданы случайными руками в руки случайных покупателей. Поэтому в нашем полном загадок и тайн мире, таком понятном и простом на первый взгляд, на пересечении дорог есть магазины, дорогу к которым могут найти лишь только избранные. И тем, кому судьба показала скрытый путь, приходят к дверям магазина «Странных часов». В стенах его обитает один единственный часовых дел мастер, положивший на кон искусства свою бессмертную душу. Проходят месяцы, годы, а иногда и столетия, прежде чем на свет появятся один единственный, уникальный в своем роде экземпляр. Даже если бы мастер пожелал, он бы не смог сделать точно такие часы во второй раз.
Историй, связанных с «Магазином странных часов» предостаточно, они передаются из уст в уста, давно уже обрастая дополнениями, внесенными все новым повествующим, став очередной городской легендой, подлинность которой доказать никто и никогда не сможет.
Сегодня же стезя, утекающая рекою из-под усталых ног путника, привела к «Магазину странных часов» молодую женщину по имени Эрика Миллер.
Сегодняшний день не задался для Эрики с самого раннего утра: будильник, заведенный ею, как обычно, ровно на пять, упрямо хранил молчание, и женщина проспала на работу. Впопыхах собираясь, она залила кофе свой любимый костюм. Далее последовало опоздание на автобус, который отъехал за минуту до того, как запыхавшаяся Эрика появилась на остановке, и ей пришлось ловить такси. Для рядовой служащей одного из миллионов офисов Нью-Йорка, была каждая копейка на счету, к тому же на шее Эрики тяжким грузом висела больная мать, позаботиться о которой больше было не кому, а тут пришлось потратиться на такси.
Еще и в офис сегодня нежданно-негаданно нагрянула проверка, и во всеобщем провале, конечно же, обвинили Эрику, которая плохо составила отчет о проделанной за месяц работе.
Прихватив с собой целый ящик документации, злая и уставшая, Эрика покинула офис поздним вечером самой последней. Женщина хотела идти домой пешком, но тут так некстати начался мелкий, холодный, противный дождь. Поставив ящик на лавочку, она посмотрела на часы, и решила подождать на остановке какой-нибудь другой автобус. К тому же, обшарив карманы, она нашла всего два доллара пятьдесят центов. Этого едва хватило бы на автобусный билет, что уж говорить о такси?
Простояв на остановке целых два часа, Эрика продрогла до самых костей, и уже накрыв документы пиджаком, решила идти домой пешком, как к остановке причалил автобус. Женщина не могла поверить своему счастью, дверцы автобуса отварились, обдав ее горячим паром, и она вошла в салон, забыв даже глянуть, по какому маршруту идет этот автобус. Заняв одно из многочисленных, свободных мест, Эрика осмотрелась по сторонам. Помимо нее в салоне находилось еще четыре человека: мальчик, лет восьми, одетый в теплое, не по сезону, пальто. Он весь съежился, словно от холода, и затравленным зверьком смотрел в сторону водителя. Эрику удивило, почему такой маленький мальчик едет один в столь позднее время суток. Впереди нее неподвижно сидела светловолосая женщина, облаченная в тонкое, ситцевое платье. Напротив женщины сидел молодой парень в коричневой, кожаной куртке и широко улыбался без устали во весь рот. Еще подле дверей стояла сгорбленная, древняя старушка, опирающаяся на свою палку. От попутчиков Эрике стало не по себе, и, накинув на плечи пиджак, женщина уставилась в окно. Двери захлопнулись, издав уже знакомое шипение, и автобус медленно покатился вдоль дороги. Периодически автобус останавливался, но никто не заходил и никто не выходил из салона. Мимо проносились фонари и незнакомые улочки, Эрика всматривалась в окно, пытаясь понять, где она находится. Но стекла, как на зло, запотели и не было ничего видно. Наконец, это женщине надоело и, встав с места, Эрика направилась к водителю.
- Извините, мистер, – обратилась она, пытаясь рассмотреть в полутьме кабины водителя. – Где мы сейчас находимся?
- Вы еще не приехали, – последовал ответ и женщина, сама не поняв как, вновь оказалась на своем месте, а водитель увеличил скорость.
Решив попытать счастья, Эрика повернулась к улыбчивому парню.
- Этот автобус идет на Уолл-стрит? – как можно дружелюбнее спросила она.
Но парень не ответил, продолжая еще шире улыбаться, глядя прямо ей в глаза, и от этого взгляда женщине стало не по себе.
- Этот автобус идет лишь до «Магазина странных часов», – скрипучим голосом ответила старуха и вновь уставилась впереди себя отсутствующим взглядом, изучая темные окрестности.
- Но, мне туда не надо, – запаниковала она. – Водитель, остановите автобус, я хочу выйти!
Но водитель не остановил автобус, на экране появилась надпись:
«Не отвлекайте водителя во время поездки».
Тогда женщина захотела встать, но и это ей не удалось. Тело вдруг отказалось слушаться ее и кожаные ремни, впившись в ее грудь, вжали испуганную женщину в жесткое сидение автобуса. А водитель продолжал набирать скорость, все пассажиры будто не замечали странностей путешествия, каждый из них, храня молчание, рассматривал нечто интересное, видимое лишь только им одним, не обращая внимания на визжащую Эрику. Когда ее крики надоели водителю, он всего на всего поднял стекло.
Следующая остановка приключилась лишь спустя два часа, двери распахнулись и ремни спали с ее плеч. На радостях Эрика забыв о документах, выскользнула из салона. Когда странный автобус отъехал, женщина осмотрелась по сторонам, пытаясь выяснить хотя бы примерное свое местонахождение. Она стояла на пустыре, в центре перекрестка и кроме небольшого, одноэтажного здания на многие мили не виднелось никаких построек, не было не одного следа жизнедеятельности людей. Вновь начинающийся дождь подтолкнул ее принять решение навестить домишко, и Эрика со всех ног бросилась к нему. Остановившись на полпути, женщина разочарованно выдохнула. Окна потрепанного временем домика чернели темнотой и, судя по выцветшим вывескам, магазинчик, коим оказался домишко, уже долгие годы не работал. Сзади послышались шаги, и Эрику обогнала попутчица в ситцевом платье. Направлялась она как раз к заброшенному магазину. Удивлению женщины не было предела, когда незнакомка поравнялась со зданием, в его окнах загорелся свет, раздался щелчок, и над дверью засветилась вывеска:
«Добро пожаловать в магазин странных часов».
Надеясь, что в этом магазине имеется телефон, Эрика побрела к дверям, а ее попутчица уже скрылась за ним. Отварив двери, женщина вошла внутрь. Перед ней предстала маленькая комнатушка, заставленная всевозможными часами. За прилавком сидел почтенных лет мужчина в очках с толстыми линзами. В руках он держал часы и маленькой отверточкой раскручивал механизм. В магазинчике пахло маслом и воском, электричества здесь тоже не было, помещение освещалась при помощи восковых свеч, коих были здесь многие десятки. Невольно Эрика залюбовалась часами, таких ранее ей никогда не приходилось видеть. Напольные, настенные, ручные, карманные, будильники, здесь были все ssikatno.com, и все они были разными, не было не одних одинаковых. Стекла большинства были покрыты толстым слоем паутины и пыли, лишь шесть экземпляров находились в рабочем состоянии. Первые были напольными, их «кожа» была отлита из золота, часы являли собою дерево с рубиновыми яблоками, цифры на циферблате были римскими и выполнены из переливающихся драгоценных камней, стрелки, вращающиеся назад, были отлиты из платины. Эрика даже не могла представить, сколько будут стоить подобные часы, и поэтому перешла ко второму экземпляру. Эти часы висели на стене и по форме напоминали сову с огромными, зелеными, светящимися глазами. Стрелок и цифр не было, циферблат был маленьким и серым, ничего не показывая ей. Лишь только хвост-маятник, качаясь, с нарастающей скоростью. Прислушавшись, Эрике показалось, что сова, открывая клюв, шептала:
- Полчаса, полчаса, полчаса и дочь умрет. Два часа, два часа и Жан от тебя уйдет.
Встряхнув головой, женщина подумала, что сильно переволновалось и слова эти ей послышались. И вслушавшись, она больше не услышала ничего, кроме тиканья, а маятник их остановился. Облегченно выдохнув, Эрика поравнявшись с витриной, уделила внимание третьим часам. Это были наручные часы. Черный ремень был сделан из кожи, циферблат окружала россыпь мелких бриллиантов, а на нем луна с небольшим интервалом меняла солнце, чуть погодя начинался дождь, и снова выходила луна. Странные какие-то эти часы. Они, как и трое предыдущих, не пришлись по душе Эрике, и она окинула взглядом единственные в этом чудном магазинчике электронные часы. Обычные стальные часы, вот только цифры, мигая, показывали постоянно одно и то же время – 17:06. Рядом с ними весели деревянные часы с кукушкой. Кукушка эта выглядывала из своего убежища каждые три минуты и вместо привычного ку-ку, скрипучим голосом говорила:
- Пора убивать, пора убивать.
- Мисс Миллер, – услышав свое имя, Эрика подпрыгнув на месте, медленно обернувшись на голос, чувствуя, как волосы на ее теле становятся дыбом, – Ваши часы готовы, забирайте.
- Я впервые здесь, – по коже женщине пробежали стайки мурашек, и она быстрым шагом направилась к часовщику, сжимающему в руках будильник. – У меня просто день не задался, я задержалась на работе, села не в тот автобус и приехала в этот магазин. Мне нужен телефон и если…
- Мисс Миллер, - перебив ее эмоциональную повесть, часовщик улыбнулся, - дорогу в этот магазин не может найти случайный человек, так же, как и проехаться в ржавой бляшанке дядюшки Судьбы. Вот, возьмите Ваши часы и ступайте домой. Судьба Ваша уже заждалась на пороге.
Машинально протянув руку, она взяла часы. Холодный, серый, металлический корпус, желтый циферблат с обычными, черными цифрами на нем. И стрелки шли вперед, и время показывали часы правильно, но вот было одно только «но» - минутная стрелка раскидывала в самом низу циферблата, словно роя могилу. От этого Эрику аж передернуло, и она ssikatno.com едва удержалась, чтобы не запустить часики в мастера их сделавшего.
- У меня нечем за них заплатить, – как можно дружелюбнее улыбаясь, женщина протянула их обратно часовщику, но он лишь помахав руками, усмехнулся.
- Посмотрите в правом кармане пиджака, – произнес мастер.
Сглотнув, Эрика сунула руку в карман и, побелев, вытянула из него синюю купюру, каких раньше в глаза ни разу не видела.
- Как раз нужная сумма, – забрав денежку, улыбнулся ssikatno.com часовщик. – А теперь Вам пора.
Уже стоя в дверях, Эрика вдруг обернулась.
- Ваши часы, все они такие необычные, – произнесла женщина, скользя по лицу мастера изучающим взглядом. – Одни идут вспять, другие разговаривают, третьи вообще времени не показывают, а вот мои, хоть и идут верно, какую-то яму копают.
- Эти часы уникальны, другого, даже похожего экземпляра Вам нигде найти не удастся. – Я делаю их уже не один век, но могу сказать лишь, что все они предназначены для каждого конкретного ssikatno.com человека, для кого именно мне становиться известно лишь только когда растерянный, напуганный хозяин часов появляется на пороге моего магазина. Одни показывают радостные новости, рождение ребенка или повышение на работе, другие предупреждают о крутом повороте в судьбе хозяина, третьи показывают смерть. Что скажут Ваши часы, мне неизвестно.
- Спасибо, – едва выдавив из себя одно единственное слово и толкнув двери, вылетела пулей из магазина.
Какого же было ее удивление, когда вместо пустыря Эрика увидела пред собою коридор своей квартиры. Выронив сумку, женщина на ватных ногах рухнула на кровать и тот час уснула. Стрелки часов быстро перекручиваясь, остановились на шести ssikatno.com часах утра, и раздался щелчок, после которого минутная стрелка перестала рыть «яму» внизу циферблата.
Утром Эрика проспала на работу, заведенный ровно на шесть будильник сегодня впервые не зазвонил. Впопыхах собираясь, женщина почувствовала вдруг, будто все эти события уже ей пережить доводилось. Взяв стакан с кофе, она перекинула его на себя, лишь укрепив свои подозрения. Остановившись взглядом на часах, Эрика задумалась. Все это как-то связано с будильником, вот только где она их взяла, и что происходило вчера, Эрика не как не могла вспомнить. Голова ее болела, словно после шумной гулянки, во рту все пересохло. Схватив сумку, женщина выбежала из дому, на лету ловя такси. Стрелки будильника перекочевали на пятнадцать минут седьмого и металл, расплавившись, стек вниз по тумбе. Эрика уже отварила дверцу такси, как из-за ssikatno.com угла вылетело черное «БМВ». Цифровые часы, висевшие над кафешкой, показали ровно пятнадцать минут седьмого, когда «БМВ» на огромной скорости врезалось в такси.
- … две жертвы погибли на месте, – глядя в объектив камеры, молодая репортерша рассказывала последние события. – Пьяный водитель, имя которого остается неизвестным был задержан полицией на месте. Сейчас известно имя лишь одной жертвы – Эрика Миллер скончалась сразу же после аварии от тяжелых, несовместимых с жизнью травм.
- Значит, я не ошибся, часы предсказали ей смерть, – натирая мягкой салфеткой циферблат карманных часов, произнес часовщик. – Интересно, кто сегодня заглянет в мой магазин?
В нашем урбанистическом мире не осталось почти места для чудес, но это вовсе не значит, что их больше не существуют, просто мы отказываемся видеть их и в них верить. А быть может, именно в этот момент старый часовщик изготавливает странные часы именно для нас? Но, этого, к счастью, мы знать не можем.

[Кошара]

Байки у костра.

Spoiler

Сидели мы у костра. Стемнело, небо черное почти, воздух холодноват для летней ночи. Поначалу тихо было: огонь трещит, кто-то по хвое сухой шагает, девчонки переговариваются вполголоса... Я на них поглядывал искоса: половину не знал. Нас, пацанов, четверо было, и девчонок столько же. Я себя лишним чувствовал, сам вот не знаю, что там забыл. Не любитель компанейских вылазок на природу, да и разговоры все как-то мимо шли. Но так вот сложилось — пропустить поездку я не мог. Да и ладно, от города недалеко, местечко само по себе неплохое...

Как стемнело, я прямо почуял, куда разговор скатится. Так и вышло. Один из товарищей моих, Андрюха, который палкой чего-то карябал на земле, сказал вдруг:

— Давайте байки травить.

— Страшные? — скептически спросила симпатичная рыжая девушка. — Да ну…

— А чего нет? — пожал плечами Андрюха и посмотрел на меня. — Ты как, за?

Я удивился, что ко мне персонально обращаются, мне-то по барабану, так что кивнул просто. Энтузиазма идея вроде бы ни у кого не вызвала, но всё же мы чуть оживились. Я придвинулся к костру поближе, и меня обдало волной горячего воздуха.

— Ну, в общем, начну я… — замялась та рыжая, Аня. Мне показалось, что ей просто хотелось быстрее отвязаться от темы. Немного помолчав, Аня начала говорить:

— Расскажу вам об одной девушке. В ту ночь она осталась дома одна и, значит, торчала за компом допоздна. В комнате темно, только монитор мерцает. А ей даже встать лень, да и холодно как-то. Она сидит, щелкает мышкой, сайты листает… А потом вдруг голову поворачивает, и у неё внутри всё от страха сжимается — прямо возле двери на стуле кто-то сидит. Ровно так, спокойно. Не очень высокая человеческая фигура. Сидящий не двигается и неясно, смотрит ли — темно так, что лица не видно. А выключатель, он прямо возле него расположен, напротив плеча. Чтоб свет включить, надо вплотную подойти. А девушка даже пискнуть не может. Сидит и трясется. А сидеть на месте еще страшнее. Потому что фигура молчит и не шевелится, как истукан каменный. И девушка медленно встает и на ватных ногах шагает в ту сторону. Она вроде ближе подходит, но лучше видно не становится, лицо тенью скрыто. А потом видит глаза. Два немигающих мутных белка. Глаза смотрят прямо на нее. Становится жутко холодно, у нее зубы стучат, а нужно руку протянуть и свет включить. Она верит, что это поможет. А руку протянуть страшно, словно мимо собачьей морды — вдруг тварь эта дернется? Схватит? Но девушка руку уже занесла почти. Фигура не движется… Только глаза смотрят, не мигая. И девушка резко вскидывает руку и нажимает кнопку. Смотрит — а на стуле пусто. У нее как гора с плеч, но истерику сдержать не может… Всхлипывая, открывает дверь, чтобы пойти на кухню воды выпить. А свет-то везде выключен, зачем зря жечь, раз дома никого… Она в дверном проеме замирает, потому что на кухне, опять рядом с выключателем, сидит плотная темная фигура. Та самая. И тут девчонка натурально кричит от страха и бежит к входной двери. А следом тяжелый звук шагов — бом-бом-бом… Она за ручку хватается, едва не выдирает ту с корнем, а ей на плечо рука холодная опускается…

— Всё? — тихо спросила одна из девчонок, белокурая и, кажется, самая молоденькая. Она была искренне напугана, и меня рассмешила ее реакция. Остальных, по-моему, история не впечатлила.

— Всё, — кивнула Аня, и я увидела, как она чуть повернула голову в сторону темного леса и вздрогнула. А потом добавила будничным голосом:

— Дальше кто?

— Давайте я, — удивительно, но трусишка взяла инициативу на себя. Видимо, сегодня девушки решили уйти в отрыв, или просто готовили себя морально к чужим историям.

— Я расскажу...

Я смотрел на её лицо. Она нервно заламывала руки и глядела куда-то в сторону. Как ее там… Света, что ли?

— Знаете, ну историй куча про маньяков всяких, которые в лесах да парках орудуют? С работы кто-то возвращается поздно, скажем, а маньяк тут как тут. И не факт, что его поймают. Но есть и другие истории… Две девушки с компанией как-то отдыхали в лесу. Ну ясно, ночевка, озеро неподалеку, костер, парочки разбрелись по палаткам… А одной ночью приспичило сходить по-маленькому, ну вы понимаете, страшно, и она подругу позвала с собой. Рядом пойти застеснялась, мол, вдруг парни не спят, увидят еще. Ну, отошли подальше, вторая караулить осталась неподалеку. И вот девочка только собирается присесть… — Света немного покраснела, пересказывая эту часть, — и вдруг чувствует, как ей в затылок холодным воздухом обдало, и хрип такой глухой раздался. Она пискнула как-то нелепо, резко обернулась — никого… Позвала подругу по имени, та что-то недовольно пробормотала — замерзла, и всё. Девчонка глазами хлопает, ну, послышалось, думает… Отворачивается, и тут еще хуже — она прямо чувствует, что кто-то за спиной стоит вплотную. Будто враз там появился. Шаг назад — и упрется спиной. Слышит его дыхание. Чуть ли не в прыжке разворачивается — пусто. И тут ее паника такая охватывает, что она мчится, не разбирая дороги. И кто-то за ней следом бежит. Звук шагов, ветки трещат, он дышит тяжело, а ей кажется, что к спине кончиками пальцев иногда прикасаются, но схватить — пары сантиметров не хватает. А девушка голос будто потеряла — только сипит тихо и бежит, упасть боится. Преследователь не удаляется и не приближается, словно тень к ней пристал. У нее уж легкие горят, пот ручьем. Она едва в дерево не врезается и притормаживает, оглядывается через плечо — никого! И она стоит. Пошевелиться страшно. И стоять страшно. За спиной кто-то есть, чужое дыхание ей мочки ушей холодит. Она спрашивает, кто это, умоляет уйти, но ничего не меняется. Потом девчонка сознание от ужаса теряет и падает. Друзья утром пошли искать — а её нет нигде, только клок волос светлых с какой-то ветки свисает — и всё…

И опять почти никакой реакции. Я удивленно посмотрел на напряженные лица — чего это с ними? То ли, блин, скучно, то ли всерьез так воспринимают всё… Мне уж интересней наблюдать, чем байки слушать. Девкам вроде бы страшно, а пацаны какие-то рассеянные сидят, обдумывают. Я ждал, кто следующим будет, и тут Андрюха голос подал:

— Чего-то у вас про маньяков одних истории, сейчас я разбавлю чуток. Готовы?

Он улыбнулся, немного помолчал — думаю, чисто для нагнетания атмосферы — и наконец начал рассказывать:

— В общем, суеверия суевериями, а иногда реально стрёмные вещи случаются… Был, значит, парень один. Юморной такой, пародии обожал, голосам разным подражать любил — ему в камеди-шоу бы какое… Но лет было маловато, да и опыта ноль. Он любил перед зеркалом рожи корчить, шутки так сякие выдумывал — это вроде вместо репетиции. А у него сестренка мелкая чудная была. То ли ужастик какой увидела, то ли книжку прочла, не знаю, но как-то говорит ему: «Ой, а я ночью в ванной в зеркало не смотрюсь, даже когда зубы чищу». Сказала, знает, что глупость редкостная, но всё равно страшно иногда, будто там в зеркале не она, а двойник, и он только повторяет движения. Брат ее высмеял, ясное дело, но мысль, видать, в голову засела… Ночью в ванную никто не ломится, так что он обычно там запирался и начинал свое шоу ежедневное. Стоит и смотрит в зеркало внимательно так. Начал дурачиться — то резко головой мотнет, то рукой жест какой выдаст, глазами вращает... Короче, как идиот себя ведет, но глаз с отражения не спускает. И думает: «А ведь круто было бы, если б оно вдруг бац — и что-то другое сделало, или проигнорировало бы меня». А потом в ванной лампочка моргнула пару раз — напряжение скакнуло, он и отвлёкся. Поворачивается к зеркалу и вдруг чувствует, что у него внутри аж перекрутилось всё от страха — что-то не так. Нет, отражение его не игнорирует, всё на месте, но что-то изменилось. Если б это фотография была, он бы подумал, что над ней кто-то в «Фотошопе» поколдовал — черты лица какие-то острые стали, глаза словно впавшие. Он и не он одновременно. От осознания того, что себя не узнает, парень там чуть не рехнулся. В раковину вцепился и назло самому себе в глаза уставился. Смотрит неотрывно, и чем дольше смотрит, тем сильнее меняется. Это уже не лицо — маска какая-то зверская, губы чуть растянулись, прищур другой. Ощущение, которое ни с чем не спутаешь — на тебя смотрят. Кто-то другой, не ты. Он моргнул — а отражение нет. Тут пацан из ванной пулей просто вылететь хотел — а дверь не открывается. Он в неё вжался прямо, а в зеркале всё равно край лица виден и глаз. Чужой. Не знаю, что там дальше происходило… Утром сестра дверь открывает, умыться — а брат на полу лежит, мертвый, и на зеркале трещины…

Андрюха устало потёр лоб и, улыбнувшись, оглядел всех — улыбкой ему ответила только Света.

— Бывает же, — пробормотала рыжая Аня и уткнулась взглядом в землю.

— Я тоже знаю историю, слушайте! — вклинился Санёк, с которым я познакомился только недавно. Он за старшего тут был, поездку организовывал.

— Говорят, в лесу одном, не так уж далеко, кстати, бабу изнасиловали жестоко, ну и бросили. Обувь она потеряла, одежда грязная вся, сама потрепанная, по лесу ведь шаталась... На дорогу вышла, надеялась, подвезет кто, поможет. А никто не останавливался. Вообще. Она взяла и в лес ушла — говорят, замерзла там насмерть, дело-то осенью поздней было. И вот с тех пор, если ночью по той дороге ездить, говорят, можно эту девку встретить. Она по дороге идет и ждёт всё, когда её подвезут. Если не остановишься — авария с тобой случится точно. Прямо на ровном месте хоть, вылетишь с трассы или еще что. А если подвезешь… Тут по-всякому может выйти. Я знал парня, который так сделал. Он ехал по дороге ночью и вдруг увидел, что девушка босая шагает. Притормаживает, а она в его сторону даже не смотрит. Ну, он высовывается из окна и спрашивает, помочь, нет? А сам уже понял, что не так что-то. Страшно с чего-то до одури стало, хоть он парень-то взрослый. Ему не по себе, но он всё равно натянуто так улыбается и помощь предлагает. И она садится в машину, молча. Ну, тут он видит — не призрак это никакой. Кресло чуть прогнулось, запахло гнилью лесной да землей. Смотрит на ее ноги худые — в крови все, царапинах и синяках, руки такие же. А вот лица не видно, волосы спутанные свисают. Он едет на средней скорости: и быстрей боится, и медленней. А спросить, куда ей надо — язык как отсох. Едет, значит, мокрый как мышь. А она рядом сидит неподвижно. Будто труп натуральный. Потом они на какой-то пустырь выезжают, и девушка знак рукой делает — останови. Говорят, ее на том самом месте и нашли смерзшую. Он выскакивает из машины, чтоб дверь открыть. Девушка выходит, делает пару шагов в сторону, а потом оборачивается. И медленно так, нереально совсем волосы приподнимает — а у нее вместо глаз две дыры черные зияют, и опарыш шевелится в пустой глазнице. Он как окаменел весь, ни один мускул на лице не дрогнул. Мертвая отвернулась и пошла, не спеша, вперед. Как до туманной кромки поля добралась — словно растворилась… А его это не спасло. Может, перенервничал просто, вот и всё. На встречку его вынесло…

Я молчал, докуривая сигарету, которую таки достал, не выдержав гнетущих выражений лиц и монотонного голоса Санька.

— Егор, а ты знаешь? — спросил у меня Санёк, повернувшись.

— Одну знаю, — неохотно признался я. — Но она не очень-то страшная… Да вообще не страшная, если честно.

— Ну ты всё равно давай, расскажи. Все почти рассказали.

Я кивнул. Вспомнил, наконец, самое главное…

— В общем, слушайте, — сказал я, затушив бычок. — Туристы новоиспеченные как-то собрались в лес. Шашлыков пожарить, поплавать в речушке, может, а главное — у костра посидеть компанией, пообщаться. И тут, как это обычно бывает, кто-то предложил байки начать травить страшные. Все идею поддержали… И вот рассказывают свои байки, разные самые — какие страшные, какие банальные… А никому не страшно даже. Слушают и просят — расскажи, расскажи. И тот, кто рассказывает последним, вдруг смотрит на своих товарищей и видит — они мёртвые все. Конечно, им не страшно, мёртвым-то. И вот словно всё то, о чем они говорили, с ними самими и было. А тот, последний, смотрит и глазам не верит. Говорит: «Вы же трупы все, трупы!». А одна девчонка так сочувственно смотрит на него и ласковым голосом отвечает: «Так ведь и ты, Егор, тоже... Забыл?».

Костёр едва тлел, но подбрасывать ветки никто не стал. Да он и ни к чему уже был. Не нужен нам костёр, потому что вон — кромка золотистая уже показалась на горизонте.

Скоро рассвет, и нам всем уже пора.

Привет всем!

Никто не выживет.

 

Spoiler

Утром я проснулась от того,что изумительно аппетитный запах бьет мне в нос. Не сумев удержаться, я скинула одеяло, вскочила с кровати и побежала вниз. На кухне возле плиты стояла мама, готовила мои любимые блинчики. Без лишних слов я нырнула за стол и схватила в руки вилку. Даже в свои-то годы я до сих пор веду себя как ребенок, не устояв перед маминой едой. Плотно позавтракав ,я накинула на себя джинсы и ветровку, после чего поспешно выбежала из дома. В это время мы обычно встречаемся у Сары, делимся новостями и строим планы на будущее. Войдя в дом, я присоединилась к девчонкам, поудобнее усевшись на мягкий диванчик.

- Челси, рада тебя видеть! Мы только тебя и ждем, - с улыбчивым выражением лица произнесла Сара, держа в руках тоненькую сигаретку и элегантно стряхивая с нее пепел.

Она была старше нас всех, поэтому ей и было поручено звание лидера. У кого, как не у нее был богатый жизненный опыт. Всю свою жизнь Сара посвятила поискам приключений, по всей видимости, ребенок не входил в ее планы. Но это был настолько необыкновенно добрый и отзывчивый человек, что она предрасполагала к себе людей, и вызывала у них уважение. Я вяло улыбнулась девчонкам и выслушивала очередной план.

- Челси, мы тут решили отправиться в одну чертовски интересную поездку в горы. Как ты на это смотришь? – Не выдержав столь длинной паузы, буквально прокричала Латиша.

Ее столь вздорный характер можно объяснить практически полным отсутствием ума. Ни в одном походе не обходилось с ней без происшествий.

- Ну, по-моему, неплохая затея. Можно поподробнее? – С глубоким интересом спросила я у девчонок.

- Ну, а если поподробнее, то скажу вкратце: копаясь вчера в отцовских шмотках, я наткнулась на карту штата Колорадо, где красным маркером отмечены, по всей видимости, самые интересные места. Одним из этих мест служат горы Колорадо, находящиеся далеко от цивилизации. Полагаю, что мы сможем добраться до этих мест за день, если постараться, - смотря мне прямо в глаза, произнесла Симона.

- Почему ты уверена, что красным отмечены интересные места? – Переспросила я.

- Так мне отец ответил. В детстве они бывали там с друзьями и неплохо отдыхали, катаясь с гор на лыжах, - буквально оборвав мои слова, четко и ясно ответила Симона.

Решение было единогласным, а поездка назначена на утро завтрашнего дня. По старой традиции мы с девчонками решили устроить вечеринку по случаю отъезда. В холодильнике нас уже ждало холодное пиво, а на столе расположилась свежая, еще горячая, пицца. Сидели до самого вечера, травили байки, в общем - неплохо проводили время. За окном темнело буквально с каждой минутой и вечеринку пришлось закончить, так как утром необходимо рано вставать. Я побежала домой собирать сумку с вещами и необходимым оборудованием для поездки.

Столь ранним утром я проснулась от того, что кто-то поспешно тормошит меня из стороны в сторону. Я неохотно приоткрыла один глаз, увидев перед собой Бейси. Она сидела на краешке моей кровати с взъерошенными волосами и одним накрашенным глазом. От увиденного мне стало так жутко смешно, что я уткнулась носом в подушку и засмеялась что есть сил.

- Пошла ты, – с усмешкой пробурчала Бейси, принявшись докрашивать второй глаз, - просыпайся и собирайся, через полчаса отъезжаем.

На кухне послышались хихиканья девчонок, после чего вновь повисла тишина, лишь слышен звон ложек и тарелок. Чтобы вновь не заснуть за столом я решила скрасить молчание:

- Чем планируем заняться в этих горах?

- Чем? Хм… Можно неплохо провести время на природе, изведать те места. Тебе хоть раз приходилось подниматься на склон горы высотой три с половиной тысячи метров? – Оторвавшись от тарелки, произнесла Сара.

- Нет… Ни разу, - опустив глаза произнесла я.

- Челси, это будет незабываемо. Мы отправимся в путешествие на целых три дня. Палатки, красивая природа, умиротворенный пейзаж, а главное – никого вокруг. Разве это не здорово?! –Вновь встряла Латиша.

- Ну почему же… Это, черт побери, просто шикарно! – Согласилась я.

Мы быстренько доели свои завтраки, собрали рюкзаки, и сели в фургончик рабочей машины Бейси. Больше половины суток мы ехали без остановок, и чтобы не подъедать запасы, решили остановиться в придорожном кафе.

- Шевелись, я сейчас умру с голода! – Поторопив Саманту, важно сказала Симона.

Мы быстрее вошли в кафе и сели за первый попавшийся на пути столик.

- Ну и обстановочка тут, - с неприятным выражением лица шепнула Саманта.

Так оно и было. Кафе, видимо, не ремонтировали уже лет двадцать. Пошарпанная и отколотая в некоторых местах напольная плитка, была полностью осаждена грязью и остатками пищи. Со стен почти отваливались обои, которые были когда-то нежно-бежевого цвета, а с потолков свисали густые паутины. Между оконных рам было «кладбище насекомых», а кое-где, вдоль стен, порой пробегали большие серые крысы.

- Фу мерзость. Я передумала есть, - тихо произнесла Латиша и прикрыла рот своей тоненькой ручкой, затем перевела взгляд на Сару, которая, не смотря на атмосферу кафе, продолжала разглядывать меню.

- О'кей, но потом не ной, что голодна. Запасы нам понадобятся в горах, - спокойно возразила ей Сара, не отрываясь от меню.

Латиша что-то буркнула себе под нос и, присев ближе к Саре, принялась разглядывать содержимое меню. Вскоре к нам подошла крупная женщина, держа в руке маленький блокнотик и плохо заточенный карандаш. Ее рост был невелик, а формы слегка кругловаты. Огромные черные, как бездна глаза, оглядели всех нас от макушки до пят. После чего, из накрашенного ярко-алой помадой рта, вырвался грубый, похожий на мужской, голос официантки:

- Что будете заказывать?

Вернуться с небес на землю помог ее вновь произнесенный вопрос, но уже на более повышенном тоне. Сара перевела взгляд на меню и продиктовала ей заказ. Официантка быстро начеркала карандашом по желтоватой бумаге и удалилась, еле перебирая ногами. Атмосфера накалялась, и находиться в данном заведении становилось все неприятнее. Заказ принесли на удивление быстро. Все с нетерпением приступили к обеду, лишь бы быстрее уйти от сюда.

- Несмотря на обстановку, еда тут обалденная! – С восторгом промолвила Бейси.

Наши тарелки опустели за пару минут. Мы поспешно вышли из-за стола, задвинув за собой стулья. Сара вытащила из кармана ветровки маленький кошелечек и достала от туда двадцать долларов, которые тут же положила на стол, тем самым оплатив заказ. Постояв и покурив у входа, Сара залезла обратно в машину. Мы быстренько нырнули туда же, поудобнее развалившись на сиденьях.

Уже больше трех часов мы ехали по сплошной прямой. Казалось, что дорога никогда не кончится. За все это время нам не встретилось ни одной попутной машины. Видимо, людей в этих местах не водится. На улице вечерело, мы заметили впереди человека, идущего вдоль дороги. Сара быстро затормозила и вышла из машины, вырвав из рук Симоны карту. Она подбежала к странному на первый взгляд мужчине, на плече которого висел старый, весь в заплатках охотничий рюкзак. По всей видимости, он нес там что-то очень тяжелое и большое. Мужчина был велик ростом и худощав на лицо. На Сару уставились его пустые глаза, наводящие жуткий ужас.

- Прошу прощения, Вы нам не поможете? – Обратилась к мужчине Сара.

- Добрый вечер, чем же я могу вам помочь? – Грубым, но дружелюбным голосом с интересом спросил мужчина, разглядывая нашу машину и сидящих внутри.

- Мы следуем к горам штата Колорадо. И, кажется, мы заблудились. Вы не подскажете, как нам добраться дотуда?

-О, конечно! Езжайте прямо, километров десять, после сворачивайте направо. Так доберетесь прямо к семидесятой автостраде, от нее без труда доедите до Колорадо, - произнес мужчина, и только после своих слов оторвал взгляд от нас.

- Огромное спасибо, Вы очень помогли нам, - поблагодарила мужичка Сара и села обратно в машину.

Мужчина, будто не слыша ее слов, молча развернулся и пошел своей дорогой, свернув на лесную тропу.

- Странный тип…Вы видели, как он на нас смотрит? Меня даже дрожь взяла, - с подозрением шепнула Латиша.

- Чепуха… Обычный мужик. Я посмотрю, что с тобой произойдет, поживи ты здесь, - с усмешкой ответила Сара и тронулась с места.

По совету мужчины мы направлялись все дальше вперед, до тех пор, пока не достигли перекрестка. Дорога плохо освещалась, часть фонарей были поломаны. На обочине стоял покосившейся дорожный знак семидесятой автострады. Мы завернули направо, не медля и минуты. Местечко было жуткое и каждой из нас было не по себе. Проехав еще совсем немного, мы почти выехали к прямой дороге, по всей видимости, ведущей к горам.

- Почти приехали! – С радостью оповестила нас Сара.

И после ее слов всем заметно полегчало. Поездка была изнурительна. Принявшись с девчонками и, сидевшей в пол оборота, Сарой обсуждать прошедший день, мы совсем не заметили огромного поваленного на дорогу дерева. Лишь свист от колес машин отвлек наше внимание. Сара, вцепившись в руль, пыталась удержать управление и не врезаться. Еле сбросив скорость, машину все-таки занесло. Весь удар пришелся на правую сторону пассажирского сиденья, где сидела Симона. Спустя минуту молчания, в машине раздался жалобный вой. Симона вцепилась в свою ногу руками, и, стиснув зубы, еле могла пошевелиться. Каждая из нас пыталась отойти от шока. Сердце вот-вот, казалось бы, выпрыгнет из груди.

- Симона, что произошло? – Взволнованно спросила Сара, пытаясь включить маленькую лампочку в машине.

- Черт, да я, кажется, ногу сломала! – Буквально заорала Симона и уткнулось лицом в воротник кофты.

- Какой урод повалил дерево прямо на проезжую часть?! – Спросила я, чуя что-то не ладное.
В машине возрастала паника, фары были разбиты, а мотор не заводился. Снаружи нас окружал лишь густой лес и кромешная темнота. Из машины вряд ли кому-то хотелось вылазить. Сара еле нашла в рюкзаке аптечку и, принявшись осматривать ногу Саманты, с ужасом взглянула на нее и произнесла:

- У тебя тут кость торчит! Прежде чем наложить шину, необходимо ее вправить.

- Что?! Ты издеваешься? – Вскрикнула Симона, отталкивая Сару от себя.

- Вцепись зубами во что-то, боль будет жуткая, но это необходимо, поверь мне, - более мягко произнесла Сара, готовясь взять ногу Симоны.

- Я тебя ненавижу, –тихо выговорила Симона, взяв в рот палку и, впившись в нее зубами, что есть сил.

Через мгновение в машине вновь стояли душераздирающие крики и стоны и, спустя пару минут, шина уже была наложена. Симона не могла передвигаться и вылезти из машины. Нам необходимо было найти помощь, самостоятельно мы отсюда выбраться не могли. Машина так и не могла завестись. Девчонки вылезли из машины, оставив Симону в ожидании.

- Симона, нам необходимо найти помощь, - с волнением произнесла я, оглядываясь вокруг.

- Черт с вами… Я все равно не могу шевелиться. Только умоляю вас постарайтесь побыстрее.

- Запри все двери и жди нас, мы скоро вернемся и приведем помощь, - успокоив Симону, произнесла Бейси.

Мы направились вперед по дороге и полностью уперлись к поваленному дереву. В глаза сразу бросалось то, что оно было спилено, а не снесено ураганом и бурей. После того, как мы перелезли его, Сара включила карманный фонарик, чтобы освещать дорогу.

- Вряд ли тут по близости есть жилые дома! Нам не найти помощи! Неужели это не ясно?! Мы же ни одну машину не встретили, направляясь сюда, - взволнованно сказала Бейси, встав по центру дороги.

- Бейси, сейчас не время истерить! Что ты предлагаешь?! Очнись! Мы забрели хрен знает куда, вокруг темно, машина сломана, связь на телефоне не ловит, Симона с переломанной ногой, и ей необходима медицинская помощь! У тебя есть здравая мысль? – Сорвавшись, возразила Сара.

Послушав столь веские аргументы, нам действительно ничего не оставалось, как только искать помощи. Мы шли вдоль дороги, двигаясь по прямой, но по близости не было и признаков цивилизации. Никаких вдали горящих окон, или звука приближающейся машины. Казалось, что мы прошли уже пару километров. Я еле волокла ноги, глаза просто закрывались, в общем, я засыпала на ходу. Неожиданно для всех Сара остановилась.

- Черт! Мы уже столько прошли, а на пути ничего так и не встретили! Неужели тут и правда не от кого ждать помощи?! – Растерянно спросила Сара, обращаясь в никуда.

- Сара,послушай меня. Наши поиски ни к чему не приведут сейчас. В темноте мы можем многое пропустить. Предлагаю вернуться и переночевать в машине, а с утра отправиться на поиски, - успокаивая Сару, произнесла Саманта.

- Да, верно, - задумчиво приняла свое решение Сара и развернулась.

Обратная дорога до машины была более быстрой. На улице заметно похолодало, и плюс ко всему намечался дождь. Мы прибавили шагу и добежали до машины.

- Симона, как ты тут? – Первым делом поинтересовалась Саманта, подойдя к машине.

Того, что произошло дальше, не ожидал никто. Передняя дверь машины была открыта настежь, но внутри никого не было. Началась паника, никому не могло придти в голову, как Симона со сломанной ногой могла самостоятельно выйти из машины и скрыться из виду.

- Твою ж мать, где она?! - Заволновалась Сара, светя вокруг фонарем.

В машине лишь кое-где остались следы крови. Никаких следов взлома не было. Будто Симона сама выбралась.

- Она не могла далеко уйти, предлагаю разделиться и поискать ее, - выдвинула свою идею Латиша.

- Да, только далеко не расходимся и идем строго по прямой дороге, никуда не сворачивая. На все про все пятнадцать минут, встречаемся тут, - кинула напоследок Сара и выбрала свое направление.

Все небо заволокли черные тучи, даже луна не могла пробиться сквозь них и освещать местность. Я шла, нащупывая с каждым шагом почву под ногами. Еловые ветви лезли в лицо. А земля стала совсем мягкая от дождя. Я шла вглубь все дальше и дальше, освещая со всех сторон каждый куст, но никаких следов и признаков того, что до меня тут кто-либо мог быть, не пребывало. Вокруг было настолько тихо, что это наводило жуткий трепет. Холодный ветер обдувал меня с ног до головы, становилось все холоднее. Я была совсем не в силах продолжать поиски, тем более, что батарейки на моем фонаре вот-вот сядут.

Собравшись возвращаться и идти обратно к машине, меня вдруг одолел жуткий страх… Наверное, многие порой чуют рядом чье-то присутствие. Будто бы, рядом находиться кто-то. Так вот, в данный момент этот кто-то следит за мной. Я замерла на месте как вкопанная и стала светить вокруг фонарем. Все было тихо, даже спокойно. Уже решив, что я совсем сошла с ума, кусты, находящиеся буквально в пяти метрах от меня, затрещали так, что этот звук заставил меня присесть на землю. Я как маленький ребенок, испугавшийся детской страшилки, забилась в угол. Но в тот момент я отчетливо понимала лишь одно: все это мне не мерещиться, тут действительно кто-то есть. Хруст становился все громче и громче, он приближался. В груди бешено билось сердце, а ноги буквально онемели. Я схватила фонарь и побежала к машине, молясь о том, чтобы там кто-то был из девчонок.

Я бежала что есть силы, во мне буквально открылось второе дыхание. Мне было все равно, что ветви уже пару сот раз хлестнули мне по лицу, а ноги по колено были испачканы в грязи. Главная цель для меня – это добраться до машины. Добежав до места, я рухнула на колени, чтобы отдышаться. В горле стоял огромный ком, мешавший набрать в легкие кислорода. Я даже не заметила присутствия Сары, Латишы и Бейси, которые недоуменно глядели на меня.

- Там… В лесу… Кто-то есть. И этот кто-то следит за нами! – Со страхом возгласила я.

- Что за бред у тебя в башке? Ты уверенна, что тебе это не показалось? – Сомневаясь, переспросила Сара, затушив сигарету о дерево.

- Черт, да за мной правда кто-то следил. Я слышала странные шорохи в кустах, которые становились все отчетливей. Этот кто-то приближался ко мне все ближе и ближе! – Не выдержав недоверия девчонок, громче ответила я.

- Еще чего не хватало… А где Саманта? – Взвинчено смотря во все стороны, задала вопрос Латиша.

Спустя пару минут молчания мы вдруг услышали шелесты вдалеке, чей-то силуэт приближался к нам.

- Девочки, девочки! – Послышался еле слышный голос.

- Кто это, черт возьми? – Крикнула Сара, высовывая из рюкзака охотничий нож.

- Сара, ты совсем спятила?! Это я – Саманта! Пошлите за мной, кажется, я кое-что обнаружила, - продолжала шептать Саманта, светя фонарем нам в лица.

- Прекрати так делать! Что ты там нашла? – Раздраженно спросила Сара, щурясь от яркого света.
- Я видела чей-то дом, - отвечала Саманта, подходя все ближе.
- Дом? Ты уверенна, что в нем еще кто-то живет? – Переспросила я.
- Да, там горел свет в окнах… Думаю, там мы сможем найти помощь. Больше нам не на что надеяться. - Мотая головой, так же тихо произносила Саманта. - Быть может, Симона пошла туда же…

В тот момент ни у кого и не возникло сомнений, поэтому мы тут же сдвинулись с места, следуя по пятам за Самантой. Она шла очень медленно и осторожно, боясь сделать резких движений и создать лишнего шума.

- Саманта, ты сама не своя. Что тебя так насторожило? – Недоумевая, поинтересовалась Бейси, стараясь подойти к ней ближе.

- Я не могу быть уверенна точно, но, кажется, я видела тут кого-то, - все так же тихо отвечала Саманта, повернув голову к Бейси.

Лишь в тот момент у девчонок пропали сомнения по поводу моих слов, ведь их подтвердила еще и Саманта. Все заметно занервничали и последовали примеру Саманты, которая вела себя тише воды.

Спустя минут тридцать мы встали, вглядываясь вперед, где тут же увидели неприметный, маленький домишко, стоявший глубоко в лесу и окруженный разве что огромными елями. Возле дома никого не было, поэтому нам не составило труда подобраться ближе.

- Свет горит, значит, там кто-то есть. Думаю, нам смогут помочь, - вполголоса ответила Сара, не замечая истерики Латиши.

Мы подобрались к крыльцу и постарались заглянуть в одно из окон. Я крепко вцепилась в подоконник и приподнялась на носочки, чтобы разглядеть по лучше. Но в доме никого не было, лишь горел свет в гостиной.

- Я не собираюсь оставаться тут навечно и уходить с пустыми руками. Не знаю как Вы, а я стучу в дверь, - заявила всем Сара, потянув руку к двери.

Никто не успел ее остановить. И ожидания того, что сейчас выйдут люди, которые смогут оказать помощь, рухнули, учитывая то, что не спустя две, три, четыре минуты нам никто так и не открыл.

- Отлично, - озлоблено сказала Сара, слегка пнув дверь ногой, после чего она приоткрылась, скрепя.

- Тут открыто! – Радостно оповестила нас Латиша, вбегая в дом первой.

Сара схватила ее за руку, немного задержав на входе, после чего тихонько вошла внутрь, заглядывая во все углы. Под ногами неугомонно скрипели доски, намокшие от влаги. Я оглянула напоследок весь участок и вошла в дом после всех.

Дом был пуст. Кроме того, он находился в ужасном состоянии. Повсюду стояла старая, поломанная мебель. Рамы на окнах почти полностью отсутствовали, лишь картонные вставки кое-как защищали от ветра. Горел телевизор, а рядом тихонько играл старый приемник. Мы уже готовы были опустить руки, не надеясь на помощь, но вдруг послышались громкие шаги по лестнице. Мы с девчонками быстро собрались все в одном месте, наблюдая за входящим жильцом этого дома.

По ветхой лестнице, ведущей, по всей видимости, в подвал, поднимался крепкий мужчина, перебирая в руках какие-то мелочи. Он был немного высоковат и с проседью на висках. Голова лысела, а черные глаза, казалось бы, впали глубоко внутрь. Губы были слегка искривлены так, что немного выпирал передний клык. Он поднял голову и замер, не ожидая никого тут увидеть. Его глаза рыскали в разные стороны, разглядывая нас как рентген. В этом мужчине мы узнали того самого странного попутчика, который подсказал нам дорогу. Сейчас он выглядел более мило, учитывая его растерянный вид. Мужчина прошел мимо, будто игнорируя наше присутствие, и нам лишь оставалось слушать его грубый голос.

- Кто вы и что вам здесь нужно?! – Недоуменно спросил он, гремя столовой посудой на кухне.

- Вы должно быть нас не помните. Вы подсказали нам дорогу вчера днем до гор Колорадо. Наша машина сломалась, да к тому же мы потеряли нашу подругу, которая куда-то исчезла из машины и сейчас находиться совершенно одна в этом лесу, - распинаясь, отвечала Сара.

- Чем же я могу помочь? – Вновь задал вопрос мужчина, переходя в гостиную и усаживаясь на диван.

- Нам нужна Ваша помощь. Понимаете, без машины мы не сможем выбраться отсюда, да и к тому же у нашей подруги сломанная нога, - продолжила Сара.

Мужчина оторвался от экрана телевизора и медленно повернул голову в нашу сторону. По всему его лицу проходил жутковатый шрам, напоминающий белую ниточку, а черные глаза загорелись пламенем озлобленности. Он слегка прищурился, после чего лишь произнес:

- Можете остаться у меня на ночь, а когда наступит утро, мы постараемся найти вашу Симону.

Его слова насторожили лишь меня, ведь за все время общения с ним, мы ни разу не произнесли имени Симоны. Сделав дружелюбный вид, я принялась слушать мужчину дальше. Он показал нам комнату, в которой нам придется провести всю ночь. На полу он разложил старенькие пыльные матрасы, после чего пригласил всех на ужин. Мы с девчонками уселись по разным углам гостиной, где только была мебель.

***

- Вы живете здесь один? - Скрасив тишину, спросила Сара, обращаясь к мужчине.

- Да, я приехал в это место уже очень давно, и построил этот дом. Мне хотелось наслаждаться природой и проводить все свое время, занимаясь охотой, - отвечал он, готовя еду на кухне.

- Вы зарабатываете на жизнь, занимаясь охотой? – Переспросила Бейси, пытаясь разглядеть мужчину.

- Да, это дело все моей жизни, я добываю себе пропитание охотой вот уже двадцать лет, - отвечал мужчина, - кстати, меня зовут Джон, - сказал он, мило улыбнувшись.

- Очень приятно, Джон. Я Сара, а это Бейси, Латиша, Саманта и Челси, - отвечала Сара, указывая на каждую из нас.

Мужчина выглянул из кухни, криво улыбнувшись. И поднес на покосившийся столик поднос с пищей. Выглядело не очень аппетитно, но чтобы не показаться невежами каждая взяла в руки вилку и откусила по кусочку. Во рту пережевывалось что-то резиновое и кислое. Понять, что это мне не удалось.

Джон сел рядом, расположив перед собой большую миску с непонятным содержимым. Окинув всех взором, он решил завязать разговор, чтобы скрасить вечер.

- Думаю, что вашей подруге уже оказывают помощь. В этих местах еще водятся люди, просто их дома расположены далеко от дороги.

- Вы так считаете? Мы не можем рисковать… У нас не ловит связь, чтобы как то дозвониться ей. А я очень переживаю, ведь может случиться что угодно, - с волнением произнесла Сара, глядя на Джона.

Тот сидел, не обратив внимания на ее слова, лишь пережевывал еду из своей тарелки и пристально смотрел на всех. Мы закончили ужин, еле пережевав то, что нам преподнесли. Джон проводил нас до комнаты, после чего удалился к себе. Я не смогла проигнорировать и оставить не обсужденным то, что мне показалось очень странным. Я присела на матрас, принявшись рассказывать девчонкам о Джоне.

- Мне он не нравиться. Что-то этот тип скрывает.

- Да перестань, если он живет в этих местах, да еще и один, совсем не означает что он странный, - возразила Сара.

- Да, скорее придурковатый, - подшутила Саманта, разглядывая комнату.

- А разве никто не заметил, что никто ему и не говорил имени Симоны. Но это не помешало ему назвать его там, в гостиной, - полушепотом заявила я.

Девчонки переглянулись между собой, серьезно задумавшись.

- Думаешь, он как-то причастен к исчезновению Симоны? – Подозревая Джона, спросила меня Бейси.

- А знаете, мне он тоже не понравился. Чувак живет тут абсолютно один уже двадцать лет, занимается охотой. Но вот на животных ли он открыл свою охоту?! Быть может, он попросту пудрит нам мозги, притворяясь таким милым, а сам решил затащить нас в ловушку? – Тихонько говорила Латиша, расхаживая по комнате. - Стойте! Мы ведь находимся в его доме, так? Значит, тут мы можем найти что-то такое, что может стать доказательством его виновности! Вспомните, когда мы пришли, он поднимался с подвала. Бьюсь об заклад, что там мы сможем найти много интересного! – Чуть повысив тон сказала Латиша, подав всем нам идею.

Согласившись с Латишей, нам стоило немного потянуть время для того, чтобы удостовериться, что Джон уснул. Мы лежали в комнате, не сомкнув глаза ни на минуту, до полуночи, четко прислушиваясь к возможным доносившимся звукам из коридора. Заснуть в неизвестном тебе доме у незнакомого человека, который к тому же главный подозреваемый в исчезновении Симоны, было просто невозможно, более того – просто жутко. Тишина прервалась после того, как стала выдвигать свой план.

- Кто-то должен остаться здесь на стреме и следить в оба глаза за комнатой Джона, - увлеченно говорила Сара.

- А что, если он заметит наше отсутствие? – Спросила Латиша, уже собираясь на разведку.

- Думаю, что мы покинем комнату не на долго, и Джон не успеет ничего заметить. Бейси, ты остаешься тут. Как только он появится, отвлеки его. Спроси, допустим, где тут у него туалет? - Продолжала Сара. - А мы отправимся в подвал.

Сара приоткрыла дверь и сквозь узенькую щелочку взглянула на коридор. В доме было тихо и мы двинулись с места. Она шла вдоль стены, остерегаясь скрипучих досок, которые могли бы испортить весь наш замысел. Мы следовали за ней по пятам. Без труда добравшись до двери подвала, Саманта тихонько толкнула ее, открыв настежь. Было очень темно, а выключатель не работал.

Сара схватила фонарь, лежащий на столике возле подвала, и принялась освещать проход. Нашему взору открылась длинная лестница, ведущая вглубь подвала. Сара тихо шагнула по ней и благополучно спустилась вниз, ожидая остальных там. Спустившись следом, мы обомлели от увиденного. Ведь, ожидая увидеть маленькую комнатку, заполненную ненужными вещами, мы наткнулись на подземные хоромы с, казалось бы, сотней комнат и десятками коридоров.

- Нужно разделиться. Иначе, тут мы до утра не разберемся, - с опаской кинула вслед Сара, скрывшись во тьме одного из коридоров.

Мы разошлись по разным сторонам, где нам предстояло обследовать каждую комнатку, а в случае чего вернуться обратно. Я отправилась прямо по коридору. К счастью, кое-где еще горели тусклые настенные лампы с оголенными проводами. Так я могла хоть что-то видеть. Стены были обклеены старыми, пожелтевшими от времени, обоями, и намокшими от сырости. Пол покрыт отбитой и потресканной плиткой, где в некоторых местах блестели лужицы воды. Я глубоко вдохнула и дернула ручку двери, зайдя внутрь. Обстановка пустовато, кое-где стояли дряхлые полки с ненужным хламом, но в основном все пространство было свободно. То же самое меня ожидало и в следующей комнате. Уже не ожидая ничего увидеть и найти, я развернулась, принявшись выйти из комнаты. В тот момент я не успела понять, что произошло. Мысли подавляла сильная головная боль и помутнение в глазах. По затылку пробежала тоненькая струйка крови. Я рухнула на пол, потеряв сознание. Не имею ни малейшего понятия спустя какое количество времени я очнулась. Перед глазами все плыло, а по голове, будто бы, все еще били железной арматурой. Я попыталась поднести свою руку к голове, чтобы нащупать рану, но не могла. Руки не поднимались, ноги не шевелились - я потеряла контроль над своим телом. Мои мышцы буквально онемели. В ужасе я поняла лишь то, что в данный момент я лежу в ванной, почти полностью залитой водой, и не могу ничего с этим поделать. Скрип двери прервал мои мысли, и раздались все те же знакомые громкие шаги, приближающиеся ко мне с каждой секундой. Буквально тут же рядом со мной появился силуэт, распахнувший занавески, испачканные кровавыми пятнами. Возле меня стоял Джон.Он наклонился ко мне ближе, мерзко оскалившись и проведя рукой по всему моему телу. Я не могла выговорить ни слова, губы не могли разомкнуться.

- Ну, привет, Челси! – С иронией произнес он. - Как твои дела? Думаю, ты не очень злишься на меня за то, что сейчас ты находишься в таком не ловком положении? Наверняка тебя интересует почему ты не можешь пошевелиться? Пока ты была в отключке, дядя Джон ввел тебе сильное средство, которое привело твои мышцы в бездействие. Как ни старайся, а твои нервные импульсы не смогут доходить до мышц еще минут тридцать. За это время твоя ванна полностью наполнится водой, а ты сдохнешь тут! – С ненавистью говорил Джон, открывая краник с водой.

Толстая струя воды наполняла мою ванну с каждой минутой.

- Твоих подруг ждет не менее мучительная учесть. Неужели вы думали обхитрить меня? Я знаю этот дом как свои пять пальцев! Даже если меня нет рядом, я вижу все! Я знаю каждый ваш шаг и читаю ваши мысли наперед! Я знал, что вы придете к моему дому, в надежде найти свою пропавшую подругу. Конечно же, я наврал, что помощь уже пришла к ней. В этих местах уже давно не водится людей! Она стала моей первой жертвой. Скоро и ты к ней присоединишься, - продолжал Джон, глядя на повышающийся уровень воды в моей ванной.

Он хитро улыбнулся, оскалив все свои зубы и прищурив глаза. То, что он делает, видимо, доставляет ему большое удовольствие. После чего он удалился, хлопнув дверью. С каждой минутой я приближалась к смерти. Мне хотелось дотянуться до крана рукой, желая выключить воду. Но, помимо неподвижности, силы покидали меня. В одно мгновение я вновь услышала приближающиеся шаги. Словно кошка, кто-то подходил ко мне все ближе и ближе, незаметно крадясь. «Зачем он вернулся?» - крутилось в моей голове. К крану потянулась тоненькая ручка, после чего вода перестала течь. А еще через минуту была выдернута пробка из ванной. В тот момент я почувствовала облегчение, ввиду того, что теперь вода торопливо убегала в канализацию, а я могу вздохнуть полной грудью.

- Челси, ты в порядке? – Раздался знакомый голос.

Я не могла повернуть голову, чтобы увидеть своего спасителя, как бы ни старалась. Тоненькая ручка потянулась к моему лицу. В тот же миг я увидела перед собой Бейси. Моему счастью не было предела. Она вытащила меня из ванной, обтерев висящими полотенцами.

- Как я рада тебя видеть! – Искренне сказала я, улыбаясь Бейси.
- Еще бы, я ведь только что спасла твою задницу! – Ухмыльнувшись, ответила мне Бейси.
- Как тебе удалось сюда пробраться? – Первым делом спросила я.
- Я услышала чьи то шаги в коридоре и хлопок дверью. В тот момент я поняла, что дело – дрянь. Я подкралась к двери, спустившись в подвал. Это был Джон. По пятам я следовала за ним, крадясь как мышь. И сильно рисковала, черт возьми! Он потерялся из виду в этих черных коридорах, а я следовала дальше, спустя некоторое время наткнувшись на тебя. Где остальные?

- Понятия не имею. Наверняка держит их где-то, - задумавшись, ответила я.

Спустя некоторое время я вновь могла двигаться. Бейси помогла мне подняться с пола, подав руку. Мы открыли дверь, выйдя в коридор, двигаясь как можно тише и осторожнее. Наша главная цель – найти остальных девчонок, не попавшись в руки этого психопата.

- Знаешь, пока я тут плутала, видела много странных вещей в коридорах. Какие-то аппараты, медикаменты, ящики… Он точно не в себе! – Посвящала меня в курс дела Бейси, медленно следуя по коридору.

- Ты была в других комнатах? – Пыталась узнать я.

- Нет. Я и тебя нашла лишь по шуму воды, слышную на том конце коридора, - мешкаясь, ответила Бейси, подойдя к одной из комнат.

Она открыла дверь, нерешительно войдя внутрь. Бейси вытащила из кармана тот самый фонарь, который при входе взяла со столика Сара.

- Где ты его нашла? – Поинтересовалась я.

- Уже сама не помню, тут столько проходов, я думала, что вообще тут заблудилась. Он валялся в коридоре, возле пыльных мешков, - объясняла мне Бейси.

Мы стали освещать каждый угол комнаты, надеясь найти хоть что-то нужное. Но все еще попадался один лишь хлам. Бейси тихо пошла вперед, ведя меня за собой.

- Тут что-то есть! – Сказала она, увидев перед собой больничную загородку, испачканную в темно-алой крови.

Аккуратно обойдя ее, Бейси резко остановилась, придя в ужас. Невозможно передать словами то, что мы увидели. Прямо на операционной кушетке уже начало разлагаться тело взрослого мужчины. На его лице застыл ужас, а в глазах будто бы до сих пор можно было увидеть его последние минуты жизни. Бейси откинулась в сторону.

- Что это за…?! – Воскликнула она.

- Нам не нужно привлекать внимание. Он может нас услышать! Этот ублюдок занимается тут зверскими вещами. Боюсь, мы не первая его жертва, - с дрожью в голосе сказала я, собираясь выйти из помещения.

Я приоткрыла дверь, высунув голову, чтобы проверить коридор. Было тихо, никакого постороннего шума. Мы быстренько выбежали наружу, пытаясь услышать хоть что-то и войти в нужную комнату.

Коридор за коридором мы обыскивали, прислушиваясь, стоя у каждой двери. Надежда найти девчонок казалась невозможной. Бейси тихо подошла к очередной двери, прислонив ухо к щелке.

- Там точно что-то есть! – Взволнованно сказала она.

Я схватила длинную трубку, лежащую рядом с дверью, а Бейси открыла дверь, светя фонарем по комнате. В темном углу, заставленном старыми коробками и пустыми бочками, лежало тело Симоны, истекающее кровью. Я подбежала, разгребая весь этот хлам. Симона лежала, лишь изредка тихо постанывая от боли с полузакрытыми глазами, опухшими от слез.

- Что он сделал с тобой, милая?! – Глотая слезы, спросила Бейси, гладя Симону по голове.

Лицо Симоны поблекло, застыв от жуткой боли, после чего медленно растянулось в грустной улыбке. Глаза плавно передвигались из стороны в сторону, а изо рта струей текла темная кровь, заливая руки Бейси. Та медленно и неуверенно опустила ее руку, не нащупав пульса, затем она положила свою голову мне на колени, заревев от горя.

Так мы просидели около получаса, я пыталась успокоить Бейси, сама еле сдерживая слезы. Неожиданно она вскочила с пола и выбежала в коридор, заорав, что есть сил:

- Выходи, ублюдок!!!!!

Я кинулась вслед за ней, пытаясь затащить обратно в комнату, но Бейси всячески отталкивала меня, оставаясь непреклонной и твердо стоя на месте. В ее руках была зажата все та же небольшая труба, имеющая приличную увесистость, а зубы стиснуты, придающие ее виду некую воинственность.

- Бейси, прошу, давай уйдем! – Умоляла я.

Но она игнорировала мои слова, продолжая призывать Джона. Ее крик резко оборвался в одно мгновение. Маленькое хрупкое тело повалилось на холодный пол, и через несколько секунд вокруг расплылась лужа крови. Я медленно стала отходить от тела, видя огромный деревянный кол, проткнувший ее насквозь. Шаг, другой, и шаги уже слышали за моей спиной. Я убежала прочь с того места, спрятавшись подальше в одной из комнат. Тишина, и лишь там, в коридоре, раздаются шаги, прошедшие мимо, и удаляющиеся все дальше и дальше. Через секунду комнату наполняют всхлипы. Я прижалась к двери, шепотом спросив:

- Кто здесь?

В ответ всхлипы лишь усилились, а к ним еще и добавились тихие мычания и стоны. В темноте я пыталась нащупать выключатель, чтобы попытаться что-то разглядеть. И, пожалуй, это была одна из немногих комнат, в которой имелась лампа. Вмиг комнату наполнил тусклый, безжизненный свет. Я сощурила глаза, пытаясь привыкнуть. По разным сторонам комнаты были раскинуты девчонки, связанные и побледневшие от трупного запаха, наполнившего всю комнату.

- Челси, слава Богу! – В один голос произнесли они.

Я пыталась освободить каждую от оков, плотно связывающих их руки и ноги с такой силой, что еще бы чуть-чуть и вряд ли их конечности смогли функционировать. Сара обняла меня, прижав к себе. Я не могла выговорить ни слова после увиденной смерти Бейси. Перед глазами до сих пор стояла жуткая расправа с ней.

- Челси, ты не видела остальных? – Заглядывая мне в глаза, спросила Саманта.

- Я лишь покачала головой, вытирая слезы руками.

- Они мертвы? – Догадалась Латиша, медленно спустившись вниз по краю стены.

Я лишь молчала, пытаясь придти в себя. Переведя дыхание, и набрав побольше воздуха в легкие, я рассказала девчонкам о случившемся и о смерти Бейси с Симоной.

- Значит, он до сих пор выслеживает тебя? – Переспросила Сара.
- Да… Нам нужно выбираться отсюда… Я больше так не могу, - захлебываясь слезами, отвечала я.

- Я знаю, дорогая, знаю... - Успокаивала меня Саманта. - Нам нужно найти выход среди тысячи туннелей и выбраться отсюда живыми, не попавшись на глаза этому уроду, - продолжала она.

- Стоит двигаться дальше, а не сидеть на месте, - предложила Сара, поднимаясь с пола.

Мы нарыскали в комнате всевозможные предметы, которыми можно нанести увечья Комната была похожа на хирургическую приемную или на операционную. Ножи, скальпели, пинцеты, ножницы, иглы – все это было нам необходимо для защиты от Джона. Сара тихонько цыкнула, заставив всех замолчать, а сама прислушалась к звукам за пределами комнаты. Она быстро откинулась от двери, махнув нам рукой. Мы разбежались по сторонам, спрятавшись кто куда. Дверь приоткрылась, и на пороге появился Джон, держа в руках топор. Он окинул взглядом всю комнату, почесывая затылок. Сара стояла за дверью, держа в руках огромные кусачки. Все следили за ее действиями. Он молча кивнула нам и толкнула дверь, чтобы та закрылась, после чего замахнулась кусачками на Джона, ударив его по затылку огромным железным прибором. Джон рухнул на пол, потеряв сознание. Не теряя не минуты, мы выбежали в коридор, пытаясь найти выход. Минута за минутой мы бродили по этим местам, заглядывая в каждый угол. Пока не увидели комнату с приоткрытой дверью. Долго мешкаясь, мы все-таки решили зайти внутрь. Сара зашла первой, замахиваясь кусачками перед каждым углом. После чего зашли и мы. Комната несколько отличалась от остальных тем, что тут не присутствовало различных орудий пыток и ужасной вони. Тут не было ничего лишнего. Кое-где висели шкафчики, стояла старая, закоптившаяся печь. Но наше внимание привлекло не это, а то, что в одном из углов находился некий прибор, с кучей кнопок и рубильников, а над ним висел небольшой старинный экран, показывающий изображение одной из комнат.

- Так вот как он нас находит! Тут повсюду камеры! – Сказала я, щелкая кнопки на пульте и переключая изображения.

- Девочки, смотрите. Это то, о чем я думаю? – Позвала нас Латиша, стоя прямо перед небольшой картой, начерченной от руки.

- Это карта подвала! – Обрадовалась Саманта.

Комнаты были помечены номерами, и лишь в нескольких десятках метров находился выход рядом с одной из комнат. Сара сорвала карту, и не стоя на месте, решила взглянуть на номер комнаты, выбежав наружу.

- Шестьсот тридцать четыре! – Повторяла себе Сара, переведя взгляд на карту. - Нам туда, - указала она рукой и пошла вперед.

Все выбежали из комнаты, следуя за Сарой, и оглядываясь по сторонам. Я еще немного постояла возле экрана, переключая изображения. И на одном из них я заметила Джона, следующего прямо по коридору. Поспешив выйти, я кинулась догонять девчонок. Сара шла, не сворачивая с пути, явно зная, куда она следует. Пройдя пару коридоров, она остановилась, оглянувшись по сторонам.

- Ничего не пойму… На карте отмечено это место, но я не вижу тут выхода! – Запаниковала она.

Девчонки растерялись, заглядывая во все близлежащие комнаты. Но выхода мы так и не нашли.

- Разворачиваемся, - крикнула нам Сара, идя в обратном направлении, но резко остановилась.

Карта выпала из рук, а вся кофта вмиг намокла от струи крови, которая хлестала фонтаном из ее спины. Тут же, напротив, показался Джон, проткнувший ее тело насквозь ржавой балкой. Его улыбка расплылась по всему лицу, вновь оскалив пожелтевшие клыки. Мы разбежались по разным коридорам, завизжав, что есть сил.

Я отчетливо слышала крики девчонок, спрятавшись в одной из комнат… Один за другим. Я не могла ничего сделать… В горле стоял огромный ком, слезы лились, мешая что либо увидеть. Я слышала, как кричала каждая из них! Но не могла им помочь! За одну ночь я потеряла всех своих друзей, осознавая, что осталась одна. Одна в этом жутком подвале с маньяком-убийцей, который не остановиться, пока не уничтожит всех до одной. Моментальная слабость, и все мои мышцы будто онемели от бессилия, мешая подняться мне на ноги. В голове слились воедино множество голосов, не давая собраться с мыслями. Я еле приподнялась с пола, набравшись сил. Я осталась одна, а значит – обязана отомстить. Иначе быть не может, так поступила бы каждая из девчонок. Я судорожно стала рыскать по комнате, ожидая найти что-то действительно стоящее, нужное. Впервые ржавые полки до отказа набиты всякой всячиной. Я прихватила все самое нужное, рассовав по карманам. В моих руках остался лишь небольшой фонарь и тоненькое блестящее лезвие карманного ножа.

Переведя дух, я резко выбежала из комнаты, отправившись по обратному пути. Я двигалась тихо и беззвучно, чтобы остаться незамеченной. Через пару минут перед моими глазами вновь висела запыленная табличка с номером "шестьсот тридцать четыре". Торопясь, я вновь оглядывала всю комнату, но так и не смогла ничего найти, что могла бы упустить до этого из виду. Выходя обратно, я заметила то, что соседние комнаты помечены совсем другими номерами. Эти номера уже в пару сотен раз превысили шестисотый номер. Минутку… Первая цифра комнаты была вовсе не шесть, а девять… Вероятно, что она просто перевернулась, либо кто-то сделал это намеренно. В моей голове я вновь и вновь пыталась восстановить образ карты, следуя по темным тоннелям, остерегаясь каждого шума, исходящего от пробегающих мимо крыс или от капающей, с прогнивших труб, воды.

- Куда это ты направилась? – Раздался за моей спиной грубый ироничный голос. - Неужели ты не останешься еще не на долго? – Ухмыляясь, продолжал Джон, подходя ко мне ближе.

Мое сердце замерло в груди. По всему телу будто бы прошелся мощный электрический разряд, который привел меня в оцепенение. Руки тряслись так, будто бы у наркомана, требующего своей дозы. А ноги буквально вросли в бетонный пол.

- Неужели вас не учили в детстве, что нельзя уходить с незнакомыми? – Громко смеясь, говорил Джон, ухватив обеими руками свое пузо.

Я продолжала стоять на месте, уже смирившись со своей скорой смертью.

- Ох, все эти глупые туристы, путешествующие тут одни средь темной ночи в глухом лесу. Я, так или иначе, расправился бы с вами. Я вырос в этом лесу! Я знаю тут каждый куст, каждое дерево, каждую поляну.

- Зачем ты это делаешь?! – Вырвался крик из глубины моей души.

- Зачем? Я был еще совсем ребенком, когда мою мать зверски убили и изнасиловали кучка малолетних придурков, приехавшие в эти места отдохнуть. А я стоял в это время за деревом и наблюдал за происходящим. Я хотел, но не мог ничего сделать. Детский страх взял верх надо мной. В ту минуту я просто убежал…Спрятался… Скрылся. С малых лет я вынужден сам добывать себе еду, чтобы не сдохнуть с голода. И после этого я должен быть вежлив? Я должен с улыбкою встречать вас? Нет! Я мщу!

- Нет, Джон, все кончено! – Чуть слышно прошептала я, оказавшись с ним рядом лицом к лицу, после чего сделала плавный взмах рукой, в миг распоров его желудок хирургическим ножом.

Мои ноги стояли в луже крови, которая продолжала хлестать из его живота. С глухим стуком топор вывалился из его рук, расколов и без того побитую плитку. Он уже не выглядел столь самонадеянным. Теперь я с удовольствием наблюдала за его смертью. За тем, как его пустые глаза закатывались вверх, а белок покрывался множеством кровавых капилляров. Как его губы судорожно шевелились, то и дело выплевывая алую кровь. Как его руки пытались ухватиться за меня и вцепиться прямо в горло. Я медленно вознесла на ним выроненный топор, отрубив одним резким движением голову с его плеч. Постояв рядом с обезглавленным телом еще пару минут, я развернулась, уткнувшись глазами на одну из комнат. Это была серая дверь с облупившейся краской и погнутой ручкой, без номерного знака. Я нерешительно толкнула ее, оглядывая содержимое комнаты. Перед глазами появился узенький проход, который содержал всего лишь одну лестницу, ведущую куда-то вверх. Не раздумывая, я кинулась подниматься ввысь. В самом конце лестницы я увидела деревянный люк, еле пропускавший сквозь свои узкие щелки солнечный свет. Я уперлась в люк руками и толкнула его от плеча. В глаза резко ударил яркий свет, а легкие вновь наполнил свежий прохладный воздух. Где то там, вдали, виднелся тот самый злосчастный домишко Джона. А в пару метрах от меня находилась дорога. Из последних сил я бросилась бежать прямо, стараясь не оглядываться и удалиться от этого места как можно дальше. Сердце колотилось в груди, а в глазах потемнело. Я бежала больше часа, боясь остановиться. С раннего утра до вечера я все шла и шла, не встретив на своем пути ни единой живой души, пока там, вдали, не заметила тусклого света фар, стоящей впереди машины. Возле машины, с колесом возился молодой парень, не замечая моего присутствия.

- О, черт! – Дрогнул он. - Прости, просто ты меня очень напугала! Что ты тут делаешь совсем одна? – Поинтересовался он, разглядывая меня сверху до низу.

- Можете поскорее увезти меня отсюда? – Рухнув на колени, просила я о помощи, еле шевеля губами и с трудом произнося слова.

Я уже не слышала его речи… Мои глаза блестели от счастья, не смотря на то, что я осталась без сил. Парень быстренько прыгнул за руль, надавив на педаль. Всю дорогу я молчала, а вскоре и вовсе уснула.

Я совсем не помню, почему проснулась. Я еле приоткрыла свои глаза, когда за окном уже игриво светило солнце. Жутко раскалывалась голова, неприятно пощипывало ссадины на теле, ноги еле шевелились. Я находилась в довольно уютном доме и набиралась сил после тех ужасных событий. На кухне послышались шумы, а вскоре вышел и сам хозяин дома – тот самый молодой парень, благодаря которому я оказалась тут. Он приветливо улыбнулся, суетливо подбегая ко мне.

- Ты уснула в машине. Я решил тебя привезти сюда, поскольку не знаю, где ты живешь, - рассказывал парень, не сводя с меня глаз, - как ты оказалась в тех местах? - Поинтересовался он, сделав более серьезный взгляд.

Выражение моего лица, по всей видимости, резко поменялось из умиленного в напуганное. О происходящем мне вовсе не хотелось вспоминать, а уж тем более пугать остальных. Парень принес мне в постель горячего чаю, принявшись слушать мою историю. Я нерешительно легла удобнее, подняв глаза вверх, думая о том, что же ему сказать. Из моих уст сорвались первые слова, я неуверенно все проговаривала, пытаясь не спугнуть парня и не показаться сумасшедшей. С каждой минутой выражение его лица принимало все новые и новые гримасы от скорби и отчаяния, до страха и ужаса. Он с трудом мог поверить в случившееся, глядя на меня с недоверием. Но я твердо продолжала говорить, не обращая никакого внимания на его эмоции. В конце парень схватился за голову, встав с дивана. Он медленно вышагивал из стороны в сторону по комнате, изредка кидая на меня взгляд.

- Ты оставила их? – Переспросил он, остановившись на месте.

- Да… Я боюсь возвращаться туда вновь. Но они заслужили лучшего, чем гнить в этих лабиринтах.

- Мы вернемся туда, обязательно, - проговорил парень, - кстати, я Джейкоб, - представился он.

С тех пор прошло уже больше месяца. Буквально сразу же после нашего с Джейкобом разговора мы со спасательной бригадой отправились в те места, чтобы извлечь девчонок. В процессе поисков было обнаружены тела ста пятидесяти погибших человек. Такой случай произошел впервые в наших краях. Теперь их души упокоены. С сердец родителей спал тяжкий груз, после того, как я вернулась домой целая и невредимая. Я и Джейкоб вместе. Он помогает мне забыть случившееся, поддерживает в трудные минуты.Кроме родителей и Джейкоба, в моей жизни больше не осталось родных людей. Все, кого я любила, погибли, осев горечью обид и разочарований на сердце. «Жизнь не заканчивается» - часто повторяет мне эти слова Джейкоб, грея своим теплом. В чем-то он прав. Но всё происшедшее еще не скоро улетучиться из моей головы, навсегда забрав с собой все страхи.

И на сегодня всё. Пока.

[Кошара]

Привет всем!

Обрывки фраз.

Spoiler

Есть у меня подружка — Лёлька. Ну это со школы её так все звали, по-серьёзному она — Ольга Владимировна. Такая вот история с ней случилась в жизни — до сих пор гадаем, что ж это такое происходит? Совпадение или нет?

А случилось вот что.

Лёлька замуж выскочила сразу после школы за одноклассника нашего, Димку. Все вместе с малых лет дружим, а у них любовь оказалась. Так вот и жили 11 лет вместе, а потом рак его съел. Умирал очень тяжко, а как схоронили, я Лёльку к себе забрала, чтобы ей одной в квартире не оставаться, с ума не сходить. Да и вдвоём веселее, я девушка свободная на то время была, обеим по 28 лет, ни детей, ни семей. Димка ей не снился никогда, ни разу. Обычно после таких случаев родственники снятся, к некоторым даже приходят, а тут — тишина. Лёлька моя уже даже обижаться стала на него. Решили на кладбище поехать.

Так вот, стоит она, и тут из неё речи и прорвались: «Куда ж ты ушёл, оставил меня одну, не общаешься со мной! Чего ж ты не снишься, а чего ж не приходишь…». И как только она это сказала, как вдруг прямо за нашей спиной мужской голос прокричал: «А чтоб ты не ревела, дурёха!». Мы обе как подпрыгнем от неожиданности! Обернулись, а там всего лишь прохожий мужчина в мобильник кричал. Ну, совпадение, подумали мы. Но не тут-то было. С того дня такие совпадения посыпались на Лёльку горой.

Она альбом свадебный перебирала, а я сижу, в телевизор пялюсь. Лёлька, видать, до свадебных фотографий добралась, и снова прорвало её — говорит: «Такая пара мы красивая были с тобой, а теперь я одна останусь». Я каналы щёлкаю, и тут попадается фраза: «Ты не останешься одна! Я с тобой!». Фильм какой-то шёл, и аккурат на эту фразу я его включила.

Вот на кухне сидим, вино купили, 40 дней уже, поминаем, Лёлька курит в форточку, вздыхает, говорит мне: «А сейчас, если бы жив был, так гуляли бы вместе с ним». И тут сразу же в ответ с улицы: «Ну, значит, не судьба, раз так случилось!». Выглянули с моего второго этажа — а там мужики машины чинят.

И таких случаев сколько было... Как так получается, что ей ответы будто от него приходят? Ведь не бывает столько совпадений! Даже мне пара ответов была от Димки. В магазине ходим, выбираем рамку для фото, я её спрашиваю: «Что ж тебе купить-подарить, чтобы ты улыбнулась?» — и тут же мимо парочка проходит со словами: «Спасибо тебе, что заботишься о ней».

Так у нас год и пролетел весь в этих совпадениях. Мы даже уже не удивлялись.

А последний случай вселил в нас обеих надежду. Я не знаю, как объяснить все эти обрывки ответов с того света, но я уже начинаю верить, что Димка так общается с нами. Ужинали мы на кухне с Лёлькой, откупорили вина, говорили обо всём, а потом решили на балкон пойти перекурить. Сели на табуретки, и только я чиркнула зажигалкой, как услышала откуда-то издалека мужской строгий голос: «Девки, хорош курить, вам детей ещё рожать». Переглянулись с Лёлькой, выглянули за перила — вдалеке мужик малолеткам истину втирал о вреде курения, нас он точно видеть не мог.

Так вот мы и бросили курить. А недавно познакомились с двумя интересными парнями. Наверное, жизнь переменится к лучшему.

10 описаний ада
Познавательная статья.

Spoiler

Почти каждая культура или религия в мире описывает существование своего рода подземного мира или ада. Эти описания часто необычны тем, как в них определяют грешников и какие наказания назначены за их грехи. В то время как каждое из объяснений уникально по-своему, существуют элементы, которые являются общими для многих культур и религий.
10. Нифльхейм
Нифльхейм является довольно своеобразным представлением ада в скандинавских и германских культурах. И это земля не огня, а льдов и туманов, на которой правит Хел и которая расположена рядом с Берегом Трупов, где живет Нидхогг. Нидхогг представляет собой гигантскую змею, питающуюся мертвыми. Из девяти миров скандинавско-германской мифологии Нифльхейм считается самым глубоким и темным из всех, а мифы утверждают, что Земля была создана, когда ледяная земля Нифльхейм и огненная Муспелльсхейм сошлись вместе. Данное царство является домом для грешных, а также служит в качестве якоря Иггдрасилю – Мировому Древу, которое держит на себе Вселенную. Хел стала повелительницей мертвых после того, как была изгнана из Асгарда, так как была дочерью Локи. Души, попавшие в Нифльхейм благодаря вестнику Хелы Хермодру, испытывают постоянную боль.

9. Туонела
Дохристианские племена финнов считали, что души умерших прибывали к берегам реки Туони и затем переносились в Туонелу слугой Смерти, Тутти. В отличие от большинства других подземных миров в этом списке, Tуонела была в значительной степени мрачным продолжением жизни на Земле. Те, кто направлялся в Туонелу, должен был взять с собой какие-либо вещи, чтобы там выжить. Было даже позволено принимать посетителей, которые хотели навестить своих умерших родственников, хотя такая поездка была опасной и часто смертельной. Особенно опасной на пути являлась река Туони, которая была наполнена ядовитыми змеями. Никакого реального наказания не назначалось в Туонеле, если не считать что ваша жизнь становилось вечной.

8. Дом лжи (зороастризм)
Согласно зороастрийской религии, первое, что встречает душа после смерти - мост Чинават, который отделяет мир живых и мертвых. Мост тоньше волоска, но острее лезвия, и охраняется двумя четырехглазыми собаками. Души затем оцениваются на основе поступков в жизни. Если плохих дел сделано больше, чем хороших, мост появляется с одной стороны, забирая душу в преисподнюю. Альтернативные описания говорят о Визареше – демоне, который появляется из этой преисподни и забирает злую душу в Дом Лжи – зороастрийский вариант ада. Дом Лжи описывается как место отвратительной мерзости, где людям подают испорченные продукты и постоянно подвергают мукам за их поступки. Демоны Дома Лжи исчисляются сотнями, причем каждый представляет определенный грех. Например, Апаоша является демоном засухи и жажды, в то время как Заирика является демоном, который делает яды. Описания Дома Лжи варьируются в зависимости от перевода древних зороастрийских текстов, но элементы, описанные выше, являются одинаковыми для всех описаний.

7. Дуате (Египет)
В древнеегипетских надгробных текстах описывается загробная жизнь, известная как Дуат, руководимая Осирисом, богом мертвых . Надписи содержат также карту с изображением маршрута в Дуат. В них же описывается царство, похожее на Землю, но содержащее мистические элементы, такие как огненное озеро и железные стены. При приближении к Дуату души должны были пройти через врата, охраняемые полуживотными-полулюдьми. После прохождения через врата сердце умерших взвешивали против пера. Если сердце было тяжелее, чем перо, оно было вскоре съедено демоном Аммутом. Души грешников затем представали перед судом в Дуате. Многие были затем вынуждены ходить вверх ногами или их кусали змеи и пожирали демоны.

6. Геенна
Название «Геенна» изначально относилось к долине неподалеку от Иерусалима, где последователи бога Молоха приносили ему в жертву детей через сожжение. Затем это название стало интерпретацией древнееврейского ада, куда направляли грешников отплачивать за свои грехи. Геенна отражает христианскую версию ада более точно , чем большинство других мест в этом списке. Само царство представляло собой из описаний глубокие и пустынные места, где непрерывно горело пламя и шел дождь. Тепло, исходящее от огня, было в 60 раз горячее, чем любое пламя, найденное на Земле. Ядовитые серные газы висели в воздухе, а по реках тек расплавленный металл.

5. Тартар
Найденый в греческой и римской мифологии, Тартар описывается как глубокое темное подземелье, полное пыток и страданий. В то время как большинство считают царство Гадес адом, на самом деле, это место для всех мертвых, а Тартар находился еще глубже и предназначался только для грешников. Люди отправлялись в Тартар после встречи с судьей Радамантом, который назначал им наказания. В римской мифологии Тартар окружен тремя стенами и огненной рекой Флегетон. Он охраняется чудовищем с девятью головами известным как гидра, а также Тисифоном, который следит за всеми, и постоянно бьет людей хлыстом со своего поста. В нижней части Тартара находятся титаны, враги богов, которые были побеждены и заключены в тюрьму. Точно также в греческой мифологии Тартар описывается как место, которое сначала было тюрьмой для тех, кто бы представлял угрозу богам, но позже начал функционировать как ад для всех грешниковсайт ссыкатно.ком. Грешным душам дают наказание, соответствующее их грехам. Например, Тантал был изгнан в Тартар после того, как убил своего сына Пелопа, приготовил блюдо из его мяса и подал его пирующим богам. За это он был наказан вечным страданием от голода и жажды, стоя в воде, которую не мог пить, и под фруктами, которые не мог есть.

4. Ад Данте
Многие популярные концепции христианского ада можно проследить в поэзии поэта Возрождения Данте Алигьери. Его «Божественная комедия» описывает аллегорические путешествия по небу, чистилищу и аду. Ад начинается с подуровня, где люди обречены на пребывание, так как ничего не сделали в жизни. Они наказаны тем, что вечно гонятся за своими личными интересами, в то время как их преследует рой насекомых и жалят осы. Река известная как Ахерон, омывает девять кругов ада. Первый круг является довольно приятным местом называемым Лимбо, который является домом для нехристианских душ, которые не совершали грехов. Остальные круги соответствуют каждому из семи смертных грехов. На втором круге похоть наказывается кручением и истязанием урагана. Третий круг - это дом для обжор и гурманов, которые вынуждены находиться в отвратительной слизи. На четвертом круге ада содержатся две группы грешников: те, кто копил деньги и те, кто тратил их, и теперь они должны бесконечно сражаться друг с другом. Те, кто совершал грехи в гневе, остаются на пятом круге, где сражаются друг с другом в реке Стикс, и они уже не в состоянии когда-либо почувствовать счастье. На шестом уровне еретики заперты в пылающих огнем раскаленных гробах. Седьмой круг разделен на подуровни для насильников над ближними, самоубийц и насильников над природой или Богом. Восьмой круг предназначен для мошенников и разделен на подуровни, где грешников заковывают в скалы вниз головой, по их ступням струится огонь, их головы повернуты на пол-оборота, их хлещут прутами, погружают в кал и в кипящее озеро и кусают змеи. Последний круг является домом для тех, кто совершил предательство в отношении родных родственников, друзей и за это они обречены быть закованными в лед по шею. В центре ада - сам Сатана, который лично наказывает самых ужасных грешников и предателей, он вечно жует тела Кассия, Брута и Иуды.

3. Нарака
Нарака или Нирайя является понятием ада для некоторых ветвей индуизма, сикхизма , джайнизма и буддизма. И хотя точные описания Нараки отличаются между религиями, это место наказания основывается на карме души. Нарака лишь временное место и как только грешники поплатились за свою карму, они возрождаются. Считается, что его можно разделить на несколько уровней в зависимости от грехов, совершенных в течение жизни. Число уровней в Нарака варьируется от четырех до более 1000 в зависимости от различных описаний. Например, Махараурава - это место для тех, кто живет за счет других. В Махараурава плоть грешника съедается демоном Руру. А вот Кумбхипака является домом для грешников, которые едят птиц и животных. В наказание их варят в горячем масле в течение того же времени, сколько волос было на животных, которых они убили . В индуистской и джайнистской культурах царством Нарака управляет Лока Яма, Бог Правосудия. Когда человек умирает, его действия в течение жизни проверяются помощником Лока, а затем этот человек направляется либо в Сваргу (рай) или в Нараку. В отличие от индуизма или джайнизма, буддисты верят, что все души отправляются в Нараку, чтобы очиститься от своих грехов, и не существует единого правителя, который учитывал бы действия людей в их жизни. Независимо от этих культурных различий, считается, что душа может оставаться в Нараке в течение миллиардов лет, и пока ее карма не будет восстановлена, душа не сможет возродиться.

2. Диюй
Диюй представляет из себя версию ада в традиционной китайской культуре и смутно напоминает Нараку. Данное царство состоит из нескольких уровней, при этом точное число отличается от четырех до восемнадцати. За каждым уровнем наблюдает судья, а наказания для грешников зависят от их поступков в течение жизни. Китайская культура считает, что Яма Локи из Нараки призван следить и за Диюй, где он в конечном итоге разделил 96,816 адов на 10 уровней, которые грешники должны были пройти, прежде чем их душа могла возродится. Во время династии Тан это описание изменено на 134 ада с 18 уровнями боли и пыток. Наиболее распространенные описания уровней включают в себя Комнату ножниц, Комнату с зьеркалом, Гору ножей, Холм льда, Котел с кипящим маслом, Комнату с буйволами, Лужу с кровью, Город самоубийства, Комнату расчленения, Гору огня, и Комнату пилы. Худший уровень этого ада известен как Авичи, который предназначен для самых больших грешников. Авичи отличается от других уровней царства Диюй тем, что души здесь в конечном итоге остаются навечно, не имея больше надежды возродиться .

1. Шибальба
Шибальба является названием ада у племени Майя и, как полагают, на самом деле существует как физическое место в системе пещер вблизи Белиза. Говорилось, что это место боли, где владыки загробной жизни устраивали различные формы пыток душам, попавшим туда. Владыки работали вместе, чтобы карать посетителей Шибальбы. Ах-алпух и Ах-алгана заставляли гной сочиться из тел людей. Хамиабак и Хамиахолом вызывали разложение тел умерших на скелеты. Ах-алмез и Ах-альтокоб и работали почти так же, как и Мэйхэм в рекламе Allstate, вызывая смертельные бедствия в домах людей. Хик и Патан вызывали смерть людей на дороге, либо заставляя их рвать кровью, либо сжимая так, пока кровь не наполняла их глотки. Души были вынуждены пройти трудный и унизительный путь только для того, чтобы достигнуть Шибальбы. Их путешествие начиналось на пересечении нескольких рек, наполненных кровью, скорпионами и гноем. Оттуда пути делились на четыре дороги, предназначенные для развлечения владык, которые унижали и запутывали путешественников. Посетители в дальнейшем проходили проверку, направляясь в один из шести домов смерти: Дом жары, Дом ягуара, Дом летучей мыши (которым управлял Кама Соц, бог в облике летучей мыши-вампира), Дом обсидиановых ножей и Дом мрака. Последний дом, известный как Дом холода, был осыпан градом и в нем все время стояла низкая температура.

Бункер.

Spoiler

— Сколько же нас осталось? Людей, а не этих облученных мутантов? Я знал, что так будет, знал... Мне не верили, но теперь все мертвы, и никто не назовет меня безумцем...

Так бормотал себе под нос Кирилл — один из немногих счастливчиков вида homo sapiens, который ещё мог мыслить и говорить.

О ядерной войне говорили много перед началом этих учений, но всерьёз такую перспективу не рассматривали. Анклав, в который входили США, Франция, Великобритания и Южная Корея, запланировал ядерные испытания в непосредственной близости от границ Китая, в ответ на что азиатская держава привела в боевую готовность весь ядерный арсенал. Россия поддержала Китай и тоже объявила о подготовке своих боеголовок.

Кирилл не выходил на работу и не спал уже три дня. Он смотрел ТВ и сидел за компьютером, выискивая новые факты, по крупинкам собирая информацию. Он уже потерял надежду на возможность спасения своих близких и друзей — все крутили пальцем у виска, когда один из топ-менеджеров крупного банка рассказывал о строительстве бункера, о необходимости больших запасах продовольствия, которых бы хватило, чтобы переждать ядерную войну, и о приобретённых им передовых генераторах, которые могут давать энергию на протяжении 20 лет.

И вот это случилось. 13 июля произошел пуск первой боеголовки: Китай стер с лица земли южнокорейский город Инчхон. На это Анклав ответил массированными ядерными ударами по территории Китая и дальневосточной части России. Третья мировая война началась...

* * *

— Пора, — словно в тумане, Кирилл бежал из своего особняка к детской песочнице.

— Прости меня, дочка, — выдохнул он, открывая крышку бункера в центре детской площадки. Перед глазами пронеслись моменты жизни — знакомство с женой, свадьба, первые успехи в бизнесе, рождение его принцессы — доченьки Ани, тяжелый развод... Жена уехала к матери, забрав с собой дочь, но он часто виделся с ней, и она его очень любила. За два месяца до начала войны Кирилл купил бывшей жене и дочери путевку на тур по Европе на все лето.

— Она так хотела в Диснейленд… — бормотал Кирилл, залезая в бункер. — Я не виноват, я не знал тогда, что всё так обернётся…

Слезы побежали по его щекам, в горле встал ком.

Он закрыл люк. Снаружи его не было видно — Кирилл позаботился о том, чтобы мародеры, которых будет много, не нашли его убежище. Он был спасен: один в уютно обставленном бункере, где ему придется провести десятки лет. Здесь было всё: еда, одежда, душ, множество книг, все фильмы, снятые за последние 30 лет. Всё, кроме людей…

* * *

Прошло два месяца. Кирилл безуспешно пытался выйти на связь с мобильника. Он бросался из угла в угол, чтобы эта проклятая антенна поймала хоть какой-то сигнал. Нет, он, конечно, понимал, что сейчас наверху настоящий ад, но надежда, присущая человеку, не покидала его. Он хватался за последнюю соломинку, чтобы узнать хоть какие-то новости сверху. Ему стали неинтересны все книги, фильмы, он перестал следить за собой и стал похож на бомжа. Кирилл всё чаще ловил себя на мыслях о суициде…

Вдруг он услышал скрежет о крышку люка снаружи. Сначала Кирилл подумал, что ему показалось, но звук повторялся раз за разом. Кто-то пытался вскрыть крышку, как консервную банку.

Кирилл больше не мог выдержать весь этот ужас. Белые от напряжения пальцы сжали рукоятку пистолета ТТ.

«Вот и все… Они меня нашли».

Последние мысли Кирилла были о дочери. В бункере раздался выстрел.

* * *

— Нет, доктор, я не знаю, — повторила Светлана. — Подождите секундочку, пожалуйста... Анечка, иди поиграй в песочнице, там все твои игрушки.

Дочь послушно вышла на улицу, и Светлана вернулась к прерванному телефонному разговору:

— Да, извините... Мы только прилетели из Франции. Я пыталась связаться с ним, но безуспешно. Друзья Кирилла тоже не могут его найти, он как сквозь землю провалился. Вот мы и приехали в загородный дом, но и здесь его нет. Соседи говорят, что он не объявлялся месяца три, а перед этим он распустил личную охрану и весь персонал...

— А вы не спрашивали у них, как он себя вел в последние дни перед исчезновением?

— Коллеги говорят, что у него была какая-то странная паранойя по поводу ядерной войны. Может, он из-за этого сбежал куда-нибудь? За границу, например?

— Вполне может быть, — согласился доктор. — В любом случае, прописанные ему лекарства наверняка давно уже кончились, а без них его болезнь начнёт быстро прогрессировать. Меня это сильно беспокоит. Светлана, Кирилла нужно снова поместить в клинику. Полежит, полечится, окрепнут нервы, и все будет хорошо.

— Да, доктор, я обязательно с ним поговорю об этом, как только он объявится. Он прислушается ко мне, ведь как-никак жена, хоть и бывшая... До свидания.

Светлана вышла во двор и, щурясь от солнечного света, подошла к песочнице.

— Анечка, поехали, поищем папу у бабушки.

— Ну мам, я испекла папе только три куличика из песка, а хочу еще! И грабельки мои тут. Давай еще тут побудем, и папа приедет... — сказала Аня, сгребая песок и раз за разом проводя грабелькой по крышке люка…

И на сегодня всё. Пока.

[Кошара]

Привет всем!

Смерть нужно заслужить.

Spoiler

Как–то мне понадобилась некая сумма денег, быстро заработать которую я не мог. Поэтому я решил сдать комнату. На мое объявление откликнулся студент (назовем его Игорь). Хороший парень был: без вредных привычек,чистоплотный. Только напрягало меня то, что был он крайне неразговорчив. За все время, что он жил со мной (полгода), разговаривали мы только два раза. При знакомстве и на Новый год.
Встречали мы его вдвоем, так как гостей я не люблю и сам никуда идти по морозу не собирался. Когда Игорь вернулся с работы, у меня было отличное настроение, и я его уговорил выпить со мной пару рюмочек. Праздник все-таки. Но сложно остановиться, когда уже начал, не так ли? И вот пара рюмочек превратилась в литр. Тогда-то он и разговорился. Он рассказал мне то, чего знать бы не следовало.

— Когда мне было лет 8, — начал Игорь, — я жил у бабушки в небольшом городке. Домик наш был на окраине, и поэтому мы с друзьями гуляли в лесу, который находился в паре километров от города. Мы знали каждый пенек в том лесу, и нам, естественно, хотелось чего-то нового. За лесом находился поселок, про который ходили разные нехорошие слухи. Но нам, второклашкам, было наплевать. Я, мой друг Саша и две девочки — Настя и Марина нашли большой заброшенный дом. В нем уже давно никто не жил, так как везде было много пыли и в центре росло огромное дерево. Оно уже пробило потолок второго этажа и возвышалось над крышей. Красивое место было. Мы сделали этот дом своим убежищем. Туда не мог войти никто из взрослых, потому что дверь была завалена, и вход был через небольшую дыру в стене.
В доме было много потайных ящичков и дверок, большинство из которых от старости перестали быть потайными. Там мы прятали журналы для взрослых, а девчонки всяких кукол.

Никому из родителей мы не говорили о «нашем» доме. Да и зачем? Они бы запретили нам туда ходить. Ходили слухи, что в поселке объявился маньяк, но кто это был — неизвестно. Но с нами пока все было хорошо, и мы продолжали ходить туда каждый день.
Как-то раз из «потайного» ящика пропали мои журналы. Я подумал, что наверно засунул их куда-нибудь или девчонки нашли и выкинули (они же такие). Через пару дней у девочек пропали куклы. Ну мы пошли искать. Маринкина кукла была на втором этаже. Свисала с потолка, и у нее не было головы. Кукла Насти лежала в ванне, наполненной керосином. Кто это сделал — не известно. Но мы решили больше не ходить в этот дом. До конца лета мы не появлялись в поселке.

И вот на следующее лето мы снова вчетвером играем в лесу. Саша предложил сходить в тот страшный дом, чтобы вспомнить все, но мы отказались. Тогда он сказал, что тот, кто проиграет в карты — тот и пойдет туда и просидит там до вечера. Я не знаю, почему девчонок переклинило, но они согласились. Я был единственным, кто был против этой затеи, но смысла спорить не было. Играли парами. Проигравшая пара шла в дом и сидела там до вечера. Мне было страшно, и не только за себя. Проиграли девчонки, но мне не стало спокойнее. Мы проводили их в дом и ушли в лес собирать всякую хрень и ловить насекомых. Начало темнеть, но в условленном месте не было ни Насти, ни Марины. Саша сказал, что они просто не следят за временем. Мы пошли за ними. Подойдя к дому мы кричали, но ответа не было. Тогда мы вошли. Это была очень плохая идея, но мы еще не знали, что нас ждет.

С потолка капала кровь. Саша был то ли смелее меня, то ли глупее, но он шел первым. И вдруг мы увидели ту самую Маринину куклу без головы, а рядом и саму Марину. Тоже подвешенную. И тоже без головы. Я побежал вниз, но то ли от страха, то ли вообще по неведомым причинам я свернул не в тот коридор. Чтобы выйти из дома, мне нужно было пройти через него. Пройти мимо той самой ванны с керосином, в которой лежала Настина кукла. Я уже догадывался, что там меня будет ожидать вместо куклы. Я шел медленно и не мог не заглянуть в ванную. Я надеялся, что там ничего не будет. Я подошел медленно и тихо. Я чувствовал неприятный запах керосина. Заглянув в ванную, я увидел то, чего так боялся. Да, это была Настя. На ее шее были кровавые подтеки, будто ее душили проволокой, руки были связаны. Я отошел метра на 2, и вдруг керосин в ванне вспыхнул. Как это произошло, я не знаю. Рядом не было ничего, что могло воспламениться. Тогда я выбежал из ванны и пробежал весь коридор, не оглядываясь. Я чувствовал что-то позади меня, это что-то преследовало меня, я не хотел знать, что это. Выбежав из дома, мой страх сразу же прошел, и наступило облегчение. И только потом я вспомнил о Саше, который остался там, на втором этаже. Но больше я туда не пойду. Если Саша еще жив, то я уверен, он сможет выбраться. Все-таки он был быстрее, сильнее и смелее меня, хотя может моя осторожность и спасла мне жизнь. Я услышал крик. Это был Саша. Он звал маму, просил о помощи. Что-то хрустнуло, и крик прекратился. Я побежал домой. Бабушка была у своей подруги, так что у меня было время успокоиться, переодеться и сделать вид, что ничего не произошло. Я знал, что если я расскажу кому-то, он меня убьет, и смерть эта будет мучительней, чем у моих друзей. Почему я тогда выжил? Это самая страшная пытка — жить после того, что я видел. У меня нет друзей. Он посылает мне знаки, он знает, где я, с кем общаюсь. Зачем он преследует меня? Я знаю то, чего знать не следует, я видел то, чего видеть нельзя, я и мои друзья были там, где быть не следует, и они были наказаны. Но им уже ничего не страшно. А я все еще жив, а жить мне не стоит, да и умереть он мне не позволит. Я пытался покончить с собой 4 раза, и каждый раз он мешал мне сделать это. Он мучает меня своим присутствием, он не дает мне нормально жить. Он говорит, что я виноват в том, что остался жив. И теперь я живу. Я получил то, чего хотел тогда. Теперь я понял, что смерть не наказание. Смерть — это подарок, который он может мне сделать, но его нужно заслужить.

Игорь плакал. Мне было жалко его. Утром я почти ничего не помнил, но когда я пошел в магазин, меня сбила машина. Я пролежал в больнице долго, очень долго. Врачи не понимают, как я смог выжить после таких травм. Сейчас я инвалид. Мне очень тяжело. Я бы предпочел смерть такой жизни. Но смерть нужно заслужить.

1941

Spoiler

Однажды друг по имени Андрей пригласил меня составить ему компанию в экскурсию по заброшенной деревне. Эта деревенька плохо сохранилась, она стоит там со времен ВОВ. Ему просто было интересно взглянуть, да и может быть, нашли бы какие-нибудь интересные вещи (гильзы например, каски, фрагменты снаряжения...).
Я очень любил подобные мероприятия, поэтому сразу согласился. Поехали втроем: я, Андрей и его девушка Оксана. Ехали на две ночи (потому как всерьез собрались найти что-нибудь интересное). Взяли металлоискатели, палатки, еду...
Приехав на место, мы долго наслаждались тишиной загородной жизни, пением птиц... Посидев часа два на берегу речки, что текла рядом, отправились на поиски. Скажу сразу: здесь до нас не было никого - ни одной пустой банки из-под консервов и вообще никакого мусора. Только довольно большая деревня с коцаными корявыми домишками и лес неподалеку.
Нашли много чего. В первую очередь, немецкий автомат и две каски с пулевыми отверстиями. В сгоревшем доме ничего. В других домах стояли трухлявые кровати с сгнившими матрасами или вовсе без них. Гильз немерено. На берегу реки взорванный сгоревший танк Stug III. В нем скелет в обрывках истлевшей формы. У него на боку кобура с ржавым пистолетом.
Мы набили четверть багажника всякой интересной всячины и это только исследована малая часть места.
Но вот мы проголодались, пошли готовить ужин и ночлег. Андрей достал гитару и под треньканье я незаметно уснул.

Проснулся на раздвижном кресле, бережно прикрытый походным одеялом Оксаны. Сама она с Андреем спала в палатке. Я глянул на время: 2:21. Захотелось по малой нужде. Я снял одеяло и потопал к сгоревшему дому, дабы не мутить неблаговонием своих друзей на завтрашний день. Подошел, справил нужду. Внезапно, подняв заспанные глаза, я обомлел. Дом не был сгоревшим! Стены как будто вчера положили! Я стоял в задней части строения и пошел в переднюю.

Картина открылась ужасная. Я увидел немцев. Человек десять. У входа в дом (это был большой сарай) стояла толпа оборванных людей. Немцы затолкали их и закрыли воротины. Я смотрел с ужасом, стоя метрах в десяти от происходящего, ничего не понимая. Люди кричали, просили отпустить их, немцы каркающими голосами орали что-то в ответ. Вот из темноты к сараю мерными шагами подошел человек со странным оружием в руках. Я пригляделся.
Огнемет!!!
Немец, не торопясь, подпалил огонек снизу ствола и направил сопло на дом. Прошла секунда, растянувшаяся в вечность... Раздался мерзкий свистящий звук, из сопла на сарай рванулась струя огнесмеси, она, зажигаясь, полилась на дом через окна, лилась в дыры на крыше. Люди орали громко, запахло жареным мясом, но это был не тот запах свежесделанного шашлыка, это была ужасная вонь, ужасная. А немец продолжал давить на гашетку. Я не выдержал. Громко крича, я побежал на него и нанес удар в челюсть. Рука прошла сквозь него и я шлепнулся на землю. Когда поднялся, передо мной опять стоял сгоревший дотла сарай...
Я поднялся, отряхнулся и хотел было идти назад, но, обернувшись, увидел того же немца с огнеметом. Только на этот раз сопло его оружия было направлено на меня!!! Опять мерзкий свист горящей смеси, струя пламени рванулась на меня, я начал корчиться в ее объятиях и снова упал на землю. Было очень больно, я катался по земле, стараясь хоть немного сбить пламя...
Прокатался недолго. Через пять минут мозг осознал, что боль исчезла. Я поднялся. Немца не было. Сарай так и стоял сгоревшим строением. Я свалил все на полбутылки сорокоградусной перед сном и отправился досыпать.

Но в три часа ночи меня растолкал Андрей. Я начал было возмущаться, но он закрыл мне рот ладонью.
Не вздумай даже пикнуть - прошипел он - смотри.
Я глянул в указанную сторону. Там цепью шли несколько человек с автоматами ППШ за спиной.
Они не обращали на нас внимания, просто шли в сторону деревни.
Мы быстро свернули лагерь и сложили вещи в машину, после чего осторожно пошли за солдатами.
Деревня стала не разрушенной, она как будто перенеслась в те времена...
Начался бой. Везде вспышки в темноте... Взрывы...
Из-за холма выехал тот самый Stug III, но на сей раз он был еще цел, блестел металлом на боках... Он несся прямо на нас, мы отскочили в сторону, а танк помчался к реке. Он остановился у воды, жахнул пушкой куда-то вдаль и через две секунды взорвался. Артиллерия поработала наверное. Русские солдаты подошли к домам, как вдруг с крыши начали жарить огнеметы. Но наши солдаты бежали и бежали вперед, объятые пламенем, стреляли, давили и душили фрицев из последних сил. Оксана смотрела на все это и плакала, мы стояли, не в силах отвести глаз...
Стрельба, крики...
- Хватит!!! Хватит уже!!! - орала девушка - поехали отсюда Андрей!!!

Мы побежали к машине, сели и поехали прочь.
Что произошло в этой странной деревеньке, мы не знаем. Но возвращаться туда даже днем считали лишним

Черная паутина

Spoiler

- Мы скоро придем? - Клепа буквально повисла на руке Вожака. Остальные молчали, хорошо зная, что сейчас не время задавать вопросы.
- Скоро. - Вожак потрепал девчушку по лохматой голове. - Потерпи немного.
Они шли уже третьи сутки, практически без перерыва. Усталые, голодные, но полные призрачных надежд и искреннего детского любопытства - а что же там, в городе? Практически никто не помнил каким был мир до того как его заволокла Черная Паутина. Никто, кроме Вожака. Ему было почти тринадцать. В их глазах он являлся взрослым товарищем, командиром и старшим братом. Самой младшей в их маленькой семье была Клепа. Они нашли ее три года назад, когда рискнули выбраться в один из маленьких пригородов, для того чтобы найти еды.
Зараженную, умирающую женщину, с годовалым младенцем на руках, обнаружила Белка, когда заглянула в подсобку полуразрушенного продуктового ларька. Женщину убили, а девочку, после того как удостоверились, что у нее нет Ч.П., взяли с собой.
Всего их маленький отряд насчитывал шесть голов: самый старший Вожак, затем двенадцатилетняя Белка - девочка с рыжими волосами и сильно выступающими передними резцами. Шпале - долговязому мальчишке, недавно исполнилось десять лет, Чумазому и Икоте, было семь и восемь лет, ну и конечно, всеобщая любимица, четырехлетняя Клепа. Никто из них, толком не помнил родителей, родной дом, шум работающего телевизора или радио. Все это осталось в прошлом.

Вирус, со сложным химическим названием, который в народе окрестили Черной паутиной, появился чуть больше пяти лет назад. Это была не эпидемия - пандемия! Ч.П., в рекордно короткое время (полгода) скосил практически все население Земли. Вожак, в то время восьмилетний Петр Маслов, помнил, родителей, которые метались в лихорадке: потные, полные боли лица, покрытые сеткой почерневших вен, похожих на паутину, темные круги, под затуманенными глазами, черный язык, который то и дело облизывал засохшие, потрескавшиеся губы. Все это - Черная паутина. Вожак потерял всех, в том числе и маленькую пятилетнюю сестренку. Хотя вирус был более милосерден к детям, она тоже умерла. Вожак помнил, что мама всегда говорила: у его сестры ослаблен иммунитет. Может поэтому, Ч.П. добралась и до нее?
Потом - паника, хаус, творившиеся вокруг. Мародерство. Вожак видел, как женщины и мужчины, с почерневшими уже лицами, разбивали витрины магазинов и вытаскивали на себе дорогую бытовую технику, ювелирные украшения и прочую ерунду.

- Интересно, зачем людям телевизор, если они все равно скоро умрут? - Спросил тогда восьмилетний Вожак, прижавшись лбом к оконному стеклу и разглядывающий творившееся внизу безумие. Ему никто не ответил. Родители перестали дышать несколько часов назад. Он накрыл их одеялом. С головой. Вожак видел: так делали в фильмах. Единственным звуком в пустой квартире, было громкое, хриплое, с присвистом дыхание умирающей сестры.
Когда ее не стало, Петя Маслов, собрал в рюкзак свои вещи и вышел на улицу, где практически все стихло. Почерневшие тела валялись прямо на улицах. Некоторые свисали из распахнутых окон.
- Надо отсюда уходить, малыш. - Вожак тогда очень сильно испугался. Сильный, мужской голос, буквально пронзил безмолвное пространство.
Это был Михаил Романович. Высокий, пожилой мужчина лет шестидесяти. Он рассказал вожаку, что скоро, здесь нечем будет дышать и нужно выбираться как можно дальше от населенных пунктов. Так они и сделали. Михаил Романович посадил мальчика в люльку старенького мотоцикла и они не спеша двинулись прочь, за городскую черту. Они нашли неплохой домик, стоявший в отдалении от населенных пунктов. Он находился на самой окраине небольшой деревеньки. Михаил Романович, похоронил хозяев домика и на какое-то время, все стало более или менее хорошо.
Иногда Михаил Романович выбирался в поселок. Набирал там консервов и других долго хранящихся продуктов. Однажды он привез с собой Белку. Катю Стрижову, рыженькую чумазую девчушку в нарядном, но испачканном школьном платьице.
А из очередной своей поездки в пригород, он привез с собой Черную Паутину. Через две недели, Вожак с Белкой похоронили Михаила Романовича.
Тогда-то Петя Маслов и стал Вожаком. Постепенно в их маленькой компании, появились Шпала, Чумазый, Икота и Клепа. Взрослых на планете Земля больше не осталось.

- Вот он! Вот он - город! - Клепа радостно подпрыгивала, показывая маленькой ручкой на показавшиеся вдалеке многоэтажки.
Остальные тоже радостно выдохнули, только вожак оставался серьезен.
- В городе могут быть дикие звери. На подобие тех, что мы встречали в поселках. Только здесь их может быть намного больше. Оружие, надеюсь, никто не потерял?
Дети, весело гомоня, повытаскивали из карманов разнокалиберные ножи. Они хорошо научились управляться ими.
- Тогда вперед! - Вожак первым двинулся, к погрузившемуся в мертвую тишину, городу.

Улицы пустынны. Окна домов, глядели на сгрудившихся ребятишек, слепым, пыльным бельмом. Разбитые витрины, с торчащими по кроям осколками стекол, походили на раскрытые, оскаленные пасти. А ведь Вожак, смутно еще помнил, как по этим улицам, днем и вечером, ходили люди, погруженные каждый в свои дела.
- Давайте найдем магазин продуктов. Нужно запастись крупами и консервами.
Долго искать не пришлось. Продовольственный магазинчик, находящейся на первом этаже кирпичной многоэтажки, ждал их с гостеприимно распахнутыми дверьми.
- Ух ты! Сколько здесь всего! - Чумазый восторженно смотрел на обклеенный разноцветными бумажками, отдел сладостей. - Вожак, можно мне тут что-нибудь попробовать?
- Нет. Тут все давно испортилось. Ищите лучше крупы.
Дети разочарованно повздыхали и принялись обшаривать магазин.
- Ой! Вожак! А я дяденьку нашел! - Икота, указывал рукой куда-то под прилавок.
- Ну и что? Ты что скелетов никогда не видел? - Раздраженно отмахнулся Вожак, продолжая обследовать содержимое витрин.
- Но, он живой!
Ребята дружно повернулись в сторону к Икоте. Кляпа радостно захлопала в ладоши:
- Ура! Мне покажут живого дядечку!
Вожак подошел к тому месту, куда указывал Икота. Под прилавком лежал мужчина, лет тридцати. Худой, с залысинами, давно не бритый. Но живой. Он крепко спал, в окружении выеденных банок с тушенкой. Вокруг него медленно собрались остальные дети.

Игорь вошел в город, надеясь задержаться здесь на пару недель. Дольше он не оставался. Хотелось есть, поэтому первое что он сделал, это зашел в небольшой магазинчик и съел сразу шесть банок с тушенкой. Он очень утомился. Сказывалось нервное напряжение, которое он испытывал практически каждый день, борясь за выживание в мире, который больше не принадлежал людям. Игорь сам не заметил, как провалился в глубокий сон.

Он открыл глаза и едва не закричал от ужаса. Над ним столпилась стайка настороженно - возбужденных детей. Впереди всех стоял высокий длинноволосый мальчик лет тринадцати, четырнадцати. "Откуда взялись эти чертовы дети?" - испуганно подумал он.

- Что это вы на меня уставились? - недружелюбно пробурчал он, пытаясь подняться с пола.
- Покажи язык. - Потребовал старший из ребят.
- Что?!!!
- Вожак, а зачем ты просишь дядю, показать язык? - поинтересовалась самая маленькая девчушка, лет пяти, не более. Остальные ребята тоже с интересом смотрели на своего лидера.
- У него черный язык. - Объяснил вожак, обвиняющее показывая на Игоря пальцем. - Это значит, что у него Черная Паутина.
Игорь и сам замечал, что с каждым днем чувствует себя все хуже и хуже, но признаваться самому себе, что у него этот проклятый вирус, не желал.
- Мы убьем его. - Тихо, произнес Вожак, доставая... нож!
Игорь не верил своим глазам - у ребенка был нож!
Остальные дети тоже достали оружие и медленно двинулись на него.

Игорь бросился бежать, но практически на выходе из магазина, правую лопатку пронзила острая боль. Он рухнул на колени.
- Молодец, Шпала! Ловко метнул! - Послышался голос Вожака. Следом топот детских ног и его, распростертого на грязном асфальте мужчину, окружили.
- Видимо, на Земле должны остаться только дети. - С этими словами, Вожак занес над Игорем руку, сжимающую нож.
Мужчина не успел даже вскрикнуть.

И на сегодня всё пока.

[Кошара]

Привет всем!

Жена дяди Толи.

 

Spoiler

Расскажу реальную историю, свидетелем которой я стал 6 лет назад. Было мне тогда 17 лет. До сих пор не уверен, что какие-либо сверхъестественные силы замешаны в этом, ибо отношусь к ним весьма скептически. Но все-таки история оставила у меня неизгладимое впечатление.

Есть у меня бабка с дедом, к которым я ездил каждое лето, будучи школьником. У деда был старенький нерабочий мотоцикл «Урал», и я давно хотел его отремонтировать, чтобы катать на нем деревенских девчонок с целью дальнейшего приятного времяпрепровождения. А так как знаний по механике мотоциклов у меня почти не было, решил я обратиться за помощью к трактористу дяде Толе, который работал в местном колхозе и любил ковыряться во всякой технике. Дядя Толя — обычный деревенский мужик, лет ему было 35-40, любил выпить, вид у него был неказистый. Женат он не был, сожительницы не было, жил один-одинешенек и ни за одной женщиной не ухаживал. В деревне мужики все время его подкалывали, что он останется на всю жизнь в «старых девах», а он только отшучивался.

Пошел я в начале выходных к дяде Толе, говорю, мол, помоги, отремонтируй мотоцикл деда, я в долгу не останусь. Он говорит — без проблем, притащи свою рухлядь завтра с утра, посмотрю, что можно сделать. Обрадовавшись, я пошел домой.

На следующий день часов в 9 утра мы с соседом-другом еле дотащили мотоцикл к дому дяди Толи. Я постучал в ворота, стал свистеть, чтобы он услышал и вышел. Минут пять стоял, шумел — дядя Толя не выходит. Тогда я еще подумал — странно, что его собака не лает, обычно гавкает на половину деревни. Прошло еще минут пять, и я обрадовался звуку шаркающих ног и виду медленно открывающейся двери. Но каково было мое удивление, когда вместо знакомого лица дяди Толи я увидел молодую девушку (на глаз было ей 22-23 лет). Она была прекрасна. Голубоглазая, с огненно-рыжими волосами, с абсолютно чистым белым лицом. Таких прекрасных черт лица я больше в жизни не видел и, наверное, не увижу. Ни одна модель и актриса не сравнится с ее красотой, я так считаю. Сказать, что я был сильно смущен, и язык у меня начал заплетаться — ничего не сказать. Я повернулся и посмотрел на друга, стоявшего у дороги и державшего мотоцикл. Он тоже смотрел на девушку во все глаза. А я, когда стоял рядом и смотрел на нее, мгновенно и очень сильно возбудился. Это было даже не то обычное возбуждение, когда тебя влечёт к девушке, а какое-то очень странное чувство — в общем, не могу внятно объяснить.

Одета девушка была в белое платье, и туфли были белые. Я тогда удивился тому, что ее одежда была какая-то странная, несовременная что ли (не могу объяснить точно, не модельер). Никогда не видел, чтобы девушки одевались в такую одежду.

Я, сконфуженный ее видом, говорю, мол, позовите дядю Толю, мы с ним вчера насчет ремонта мотоцикла договорились. А она смотрит в ответ на меня без всяких эмоций и молчит. Я снова ее попросил позвать Толю и спросил, как ее зовут и кем она приходится дяде Толе. А она продолжала смотреть, не произнесла ни одного слова. Это неловкое молчание длилось, наверное, полминуты. А потом она, так ничего и не сказав, медленно закрыла дверь.

Я, офигевший от такой «беседы», стоял и ждал минут десять, думая, что дядя Толя скоро выйдет. Потом опять громко свистел, звал, но больше никто не вышел. Ну не тащить же мотоцикл назад — оставили его у ворот дома.

Днем я снова пошел к дяде Толе с надеждой увидеться с ним и поговорить о ремонте. К счастью, я обнаружил его перед домом, копающимся во внутренностях моего мотоцикла. Девушка в белом все крутилась около дяди Толи, постоянно шептала ему на ухо что-то, улыбалась. От ее вида меня опять бросило в жар и холод. Увидев меня, она со все той же завораживающей улыбкой зашла в дом.

Я подошел к дяде Толе и спросил, как продвигается работа. Он повернулся в мою сторону и сказал, что все нормально, и что он скоро все починит. Однако вид у него был какой-то странный, будто он не выспался, глаза были замыленные. Между делом я спросил, кто это у него тут гостит, что за милая девушка. Надеялся, что это какая-то родственница дяди Толи, и он меня с ней познакомит. И сильно удивился, когда дядя Толя четко произнес, что это его жена. Да жены у него отродясь не было! Всю жизнь в деревне прожил, в холостяках ходил.

Потом и некоторые другие люди видели, что у дяди Толи во дворе ходит какая-то странная девушка. По деревне расползлись сплетни, откуда могла у Толи появиться такая красавица, да еще, по его словам, жена.

Днем на следующий день зашел я к дяде Толе снова. Стучу и кричу, а он не выходит. Ворота были не заперты, поэтому я вошел во двор и решил зайти к нему домой. Конечно, я хотел опять увидеть ту девушку. Пока шел, заметил, что собака совсем не выходит из конуры и молча там лежит. Зашел домой, а дядя Толя лежит на кровати, укрывшись одеялом, и дрожит. Я спрашиваю, что случилось. Заболел, говорит, озноб сильный. Я говорю: «Сейчас позову соседку, тетю Надю». Она врачом-терапевтом работала в райцентре. Сходил за ней, она пришла, осмотрела него, дала ему таблетки выпить.

Я поблагодарил тракториста за починку мотоцикла и спросил, где его жена молодая, почему она за больным не присматривает?.. А он на меня смотрит удивленными глазами и говорит: «Какая ещё жена? Теперь и ты меня подкалываешь насчет моей жизни? И что за мотоцикл? Ты разве мне его приносил?».

Я ошалел от такого поворота событий. Говорю, балда, ты вчера мне мотоцикл чинил, вон он у тебя во дворе стоит, заводится даже, а рядом молодая девушка в белом платье ходила. Дядя Толя мне говорит: «Ничего подобного. Я позавчера квасил с мужиками вечером, пришел домой пьяный в щебень и заснул. Сутки проспал! Проснулся только сегодня утром с ужасным ознобом». Я тогда окончательно офигел и подумал, что бедный тракторист с ума сошел.

Потом мы с тетей Надей вышли из дома. Она сказала, что надо бы живность дяди Толи покормить, так как он сильно больной и сам не сможет. Открыв хлев, мы увидели ужасную картину: корова, четыре свиньи и курицы — все были мертвы! Животные и птицы лежали без движения. И собака в конуре, оказывается, тоже была мертва...

И до сих пор, говорят, дядя Толя думает, что его подкалывают насчет той истории с девушкой-женой, что никакой истории не было. Никому не верит. А те люди, которые видели девушку, включая меня, до сих пор ничего не понимают.

На сегодня всё. Завтра побольше вывалю.

[Кошара]

Привет всем!

Тактико-специальные учения.

Spoiler

Расскажу о единственной до ужаса странной истории, что произошла со мной и моими сослуживцами. Так случилось, что после окончания университета я добровольно пошел в армию. Девушка тогда как раз меня бросила (5 лет встречались с ней), нормальной работы без опыта в областном центре не предвещалось, так что я сбрил к чертовой матери длинные волосы и сдался в военкомат. По здоровью А1 присудили, психологические тесты сдал на отлично — попал в спецназ ГРУ в Тамбове.

Служба службой, со всеми вытекающими. Жуткие нагрузки, постоянный бег, изматывающие наряды, поначалу дедовщина, голод, драки, парашют, стрельба из всех типов оружия... И была у нас такая штука, как ТСУ — тактико-специальные учения. На них нужно было выполнить поставленное задание в составе РГСпН. Нужно было незаметно проникнуть в район разведки, не спалившись перед отцами-командирами, которые, напившись огненной воды, рассекали на «Уралах» по дорогам, что находились в условленных районах разведки. Если группа спалилась, то она условно считалась уничтоженной и снималась.

На выполнение задания у нас была неделя, и мы обязаны были раз в три часа докладывать командиру роты или старшине о состоянии РГ и квадрате, в котором находимся, чтобы самим не потеряться. Вся ответственность за оружие и личный состав лежала на старших групп моего призыва, и на мне в том числе. А дело было зимой. В лесах, что вокруг Тамбовской области, сугробы были по пояс. Группа шла через лес в чулках от ОЗК — это было единственное, что хоть как-то спасало ноги от влаги. Спали обычно прямо на снегу, поближе друг к дружке, чтобы не замёрзнуть (спальники и плащпалатки были, разумеется, но не грели). Воду добывали, растапливая снег в котелках. Одну сигарету курили на всю группу — по две затяжки. В общем, жесть была полная.

Утром 4-го дня пути к мосту, который нам было необходимо подорвать, следуя заданию, мы поняли, что сбились с курса и вообще находимся чёрт знает где. Ориентиром, к которому мы шли по карте, компасу, азимуту и прочим достижениям навигации эпохи Магеллана, была железная дорога. По расчетам старшего разведчика головного дозора и старшего группы мы уже давно должны были быть в окрестностях станции, но никаких намёков на неё и близко не было. Собрались, посовещались и поняли, что всё — заблудились. По инструкции, нужно было срочно вызывать группу эвакуации — то есть провалить задание и сдаться. Но не хотелось позориться на всю бригаду. И мы решили, разойдясь в разные стороны по дозорам, попытаться понять, где мы вообще находимся, а через час встретиться на этом же месте, следуя обратно по собственным следам.

Разошлись. Мы с моим тыловым дозором шлялись весь час по целинному снегу и дремучему бурелому, потом пошли назад, плюнув на всё. Ребята из головняка уже вернулись и дожидались нас и пацанов из «ядра». Мы сказали, что никаких ориентиров не нашли. Но наш старший (буду звать его «Б.») обрадовал нас, сообщив, что нашел действующую ЛЭП, вдоль которой мы и пойдем дальше. На карте примерно в 30 километрах от станции ЛЭП была обозначена. Вернее, их было нескольно, как уж он так чудно сориентировался — его проблемы. Все собрались, устроили привал, поели галетов с чаем, покурили сигарет и пошли дальше. Последний сеанс связи не получился, а последние два до него проходили в условиях ужасных помех. Но нам было плевать — хотелось поскорее закончить эту затянувшуюся прогулку. Еда заканчивалась, и нам уже порядком надоело днями напролет идти друг за другом след в след по пояс в снегу.

ЛЭП, к которой мы вышли, была ужасно ветхой — столбы деревянные и трухлявые, кое-где прогнившие полностью, черно-зеленые, покосившиеся в разные стороны. Мы шли вдоль неё очень-очень долго, тем более, что скорость была черепашьей в лучшем случае. Начало смеркаться, а мы всё шли вперед. Плечи ныли от рюкзаков и оружия на них. Мы с одним из снайперов — моим лучшим армейским другом — рассказывали друг другу всякие истории из жизни на гражданке и мечтали о том, как сильно будем кутить по приезду домой. Так и шли. От «ядра» мы отстали порядочно, парней из головного дозора видели только слегка. Их навьюченные фигуры в белых маскхалатах мелькали среди деревьев, как призраки.

Тут по внутренней связи передали: «Стой». Мы остановились. Потом из рации донеслось:

— Пацаны, вижу впереди дом. В окошке свет. Общий сбор, давайте бегом.

Мы, пригнувшись, догнали остальных. Пацаны уже полусидя-полулежа курили и по очереди смотрели в «Б8». Бинокль дошел и до нас. Мы без особого интереса изучили ветхую, облезлую халупу. Лично мне так вообще было наплевать. Хата была похожа на старую, полуразвалившуюся дачу с торчащими остатками гнилого забора по периметру. В окне тускло горела лампочка без абажура, свисающая с потолка. Для себя я отметил, что ЛЭП, вдоль которой мы шли, круто сворачивала вправо — вглубь леса. В общем, полежали немного, поговорили. Пулеметчик нашего призыва уверял, что раз вокруг больше никаких домов нет, то это старый домик егеря.

Решили выведать у хозяев, где мы находимся, спросить дорогу до ближайшего хоть чего-то похожего на населенный пункт, а попутно поклянчить еды и курева. Головняк и половина «ядра» осталась на месте с нашими рюкзаками, а мы, взяв с собой только оружие (его нельзя никому отдавать и передавать), направились к домику. Дорожка до него была уже дня три как занесена, и, судя по всему, её не чистили вообще, а только изредка ходили. Калитку занесло, и мы прошли через огромную дыру в заборе — точнее, там целой секции не было. По такой же заснеженной тропке подошли к крыльцу и постучались.

За дверью послышался странный шерох и несуразное топание. Мы постучались ещё несколько раз. Начали в окна заглядывать, кричать что-то вроде: «Откройте, пожалуйста», «Солдаты на учениях заблудились». И тут свет в домике погас. Молодой пацан, наш санинструктор с младшего призыва, в голос засмеялся, мол, забоялись хозяева спецназовцев, но, получив по затылку от пулеметчика, быстро заткнулся. Старший вызвал по рации:

— Ну, что там у вас?

— Чёрт знает. Не открывают, и всё. Свет погасили, — ответил я.

— Я вижу. Достучитесь до них как-нибудь. Скоро стемнеет, а мы вообще не знаем, где мы и куда двигать.

Пацаны маячили спереди у погасших окон, а мы со снайпером из Смоленска решили подёргать дверь на себя. Не рассчитав силы, он дернул так, что трухлявая дверь с треском вылетела. Мы переглянулись. Из сенок пахнуло теплом и чем-то настолько мерзким, что мы отскочили. Остальные наши пацаны подбежали поближе, обступив крыльцо. По рации Б., наблюдавший с остатком группы из укрытия, выругался. Я отошел на несколько шагов, доложив, что дверь выломана, впереди темно и воняет, и что, судя по всему, в дом ведет ещё одна дверь. Б. сказал, чтобы мы входили — я, СВД-шник и ещё один парень с моего призыва, а «бобры» (младший призыв в спецназе так называют, так как все «духи» — это бородачи в горах) обошли дом сзади. Мы так и сделали.

Заходим, постоянно спрашивая о наличии в доме людей. Чёрт возьми, пишу сейчас это и вспоминаю, как потом писал рапорт о происшествии на ТСУ... Втроем входим — фонарик высвечивает кучи каких-то тряпок, разорванный в клочья матрас с торчащей ватой на полу, снайпер открывает одну из дверей слева от нас и сразу закрывает. «Там толчок», — говорит. Воняет жутко. Мы постучали в дверь напротив — ничего.

— Эй, откройте пожалуйста! Заблудились мы немного, помогите сориентироваться, хозяева!

И тут сзади дома раздался громкий крик матом, и мы увидели, как «бобры» бегут от дома. Один «чиж» повернулся к нам и крикнул:

— Бегите, пацаны, там ***! — и побежал дальше в сторону, где были наши остальные ребята.

Моя рация захрипела, Б. спросил:

— Что за хрень? Куда «бобры» щемятся?

Я оглянулся на них. Третий парень, который был с нами (разведчик-сапер), кричал им:

— Вернитесь, придурки!

Сразу после его крика я услышал, что топот по ту сторону двери возобновился. Только он был уже быстрее, резче и сопровождался каким-то непонятным полухрипением-полумычанием. Будто немой какой-то что-то пытается сказать. Кто-то бегал по дому и выл. Я занервничал, пацаны тоже. Всё это происходило в считанные секунды. Почувствовало моё сердце, что надо отойти. Снова затрещала рация. Б. кричал: «Срочно отходите, срочно бегите к нам, пацаны, повторяю, бегом к нам!». Он кричал так, что его крик доносился до нас со стороны леса. Мы выбежали из сеней дома, инстинктивно вскинув оружие. Ребята со стороны леса двигались к нам через сугробы. Я зажал тангенту и спросил:

— Что за фигня? Что с «бобрами»?

Что мне ответили, я уже не расслышал, так как снайпер, заглянувший в окошко дома, резко отпрянул от него с криком:

— ***, двигаем!

Я не сразу сориентировался, куда надо бежать и что делать, успел только пригнуться. В этот момент разбилось стекло дома. Разбилось изнутри. Вместе со звуком бьющегося стекла я услышал сумасшедший рык, нечеловеческий. В то же мгновение увидел длинный черный ствол. Вспышкой грянул выстрел. За ним сразу же второй. Рычание продолжалось. В радейку рацию с двух каналов подряд летело: «Уходите, бегите!».

Мы втроем — уже не помню, как — бежали по сугробам со стороны сеней, чтобы, сделав круг, выйти к нашим ребятам. Не помню уже, кто и чего в тот момент кричал, но было по-животному страшно. Патроны у нас были только холостые, и то калибра 5.45 у автоматчиков, чтобы после успешного выполнения учебного задания обеспечить эвакуацию группе. Рык из дома был слышен отлично. Следом прогремели ещё два выстрела...

По рации парни говорили, чтобы мы бежали к ним на то место, где мы остановились до чудного похода. Прибежали. Пацаны сидят-лежат ошалевшие. Глаза дикие у всех. «Бобры» вообще на измене — дальше всех от дома. Мы сказали, что целы. Б. сказал, что там какой-то мужик с двустволкой палит из окна. Но, что самое веселое, по словам «бобрят», сзади дома они увидели раскопанную яму. Свежую. В которой валялся вниз лицом посиневший труп женщины. В остатках одежды. Мы испугались ещё сильнее, и тут раздались ещё два выстрела. Дробь просвистела по веткам намного выше нас.

Мы сразу дали такой скорости, что только ветер в ушах свистел. Нереальными скачками неслись. Нам было легче намного, наши рюкзаки у «бобров» были. Так. по своим следам, мы проскакали чёрт знает сколько. Судя по усталости и по тому, что стемнело — около 10 километров. Упали. Начали выходить на связь — а вот вам, связи нет. Встали, понеслись дальше. Потом были сигнальные ракеты каждые несколько километров, постоянные звездюли радисту — связи всё равно не было. Уже глухой ночью, вусмерть вымотавшись, вылезли к железной дороге. Ночевали на каком-то безымянном полустанке с торчащим из-под снега железнодорожным указателем. Спали по очереди по полгруппы. Без костров. Утром бежали вдоль железной дороги. Потом связь состоялась — оказывается, нас уже давно искали. Помню, как приехали «Уралы», как орали командиры. Потом были рапорты и допросы...

В общем, такая вот история. Можете сколько угодно презирать бравых спецназовцев, что испугались и убежали, но на наших плечах лежала ответственность за личный состав и оружие, и можно было в случае чего реально загреметь в тюрьму. Отписываться и беседовать со всеми от замполита до психолога нам пришлось долго. А ещё нам было запрещено болтать об этом в части, да и за её пределами. Сейчас уже прошла куча времени, и я решил поделиться этой историей.

Нечто в подъезде.

Spoiler

Почти три недели назад вечером я, как обычно, сидел дома и смотрел фильм на ноутбуке. В какой-то момент я отложил его и пошёл на кухню, взять себе чего-нибудь пожевать. На обратном пути, проходя мимо входной двери, я услышал за ней какие-то невнятные звуки. Я положил еду в комнате, а потом вернулся к двери и посмотрел в глазок — но там никого не было, да и звуки стихли. Больше всего они были похожи на женский плач, но всё же были различия — он будто бы был каким-то приглушённым, что ли. В общем, я так и подумал, что кто-то прошёл, не стал забивать себе голову, пошёл дальше смотреть кино. Однако минут через десять я снова различил какие-то посторонние звуки. Видеоплеер я поставил на паузу и стал прислушиваться — источник звука точно был не из какой-то соседней квартиры. Тогда я опять подошёл к двери, чтобы удостовериться — и да, на верхней площадке можно было заметить некую тень. Вообще, можно было бы даже не беспокоиться, просто моё внимание привлекло необычное звучание, и в этот раз оно больше напомнило мне не плач, а какое-то пение, но всё равно это довольно сложно описать. Мне показалось, что это в подъезде стоят обычные алкаши и, возможно, слушают радио. В общем, со стороны это выглядит крайне глупо, но тем не менее, всё это несоответствие и нелепость уже тогда вызвало небольшое замешательство. После того, как закончился фильм, мои мысли снова вернулись к тем звукам, хотя их уже и не было слышно. У меня появлялись объяснения — одно смешнее другого, и так я прогонял от себя тревогу.

Но уже этой же ночью начались странности. Меня разбудил громкий стук в дверь. Естественно, я никого не ждал и мне сразу стало не по себе от этого настойчивого звука. В растерянности я включил маленький светильник и телевизор — при нём, почему-то, всегда становится не так страшно. Часы показывали 3:02. Я начал надевать штаны, и в этот момент стук прекратился. Я даже не стал подходить к двери, прошёл сразу на кухню, попил водички и лёг спать уже только когда начало светать.

На следующий день мне нужно было идти в магазин. Я собрался, взял деньги, а когда стал закрывать за собой дверь, увидел на ней слабо различимые отпечатки ладоней. Это вызвало больше лёгкое раздражение, чем удивление, я решил почистить это, когда уже вернусь домой. Потом, когда я начал оттирать их тряпкой, я случайно прикоснулся к отпечаткам и обнаружил, что их поверхность заметно теплее, чем поверхность двери. Я прислонил полностью свою ладонь к отпечатку и почувствовал, будто трогаю настоящую живую руку. Потом я пришёл в себя, побыстрее оттёр всё, что смог и зашёл домой. Я не мог найти объяснения этому, но подсознательно чувствовал, что мне понравилось тепло отпечатка, как будто при касании я получил немножко «позитивной энергии». Я продолжил заниматься своими делами, хотя и мысли обо всём вертелись в голове и мешали сосредоточиться на чём-либо. У меня не вышло и заснуть, но в ту ночь не было никаких звуков, никто не стучал. Теперь странные вещи начали происходить утром. Я услышал, как кто-то скребётся об дверь снаружи, не очень сильно, хотя это продолжалось довольно долго, до тех пор, пока я не набрался сил встать и посмотреть в глазок, кто там за дверью. Как только я подошёл близко, звук исчез, на площадке перед дверью я никого не увидел. В этот день я из дома не выходил. Каждый раз, проходя мимо, я заглядывал в глазок с надеждой увидеть хоть что-нибудь, ведь я даже и сам не знал, чего именно я должен ожидать увидеть. Но пока ничего примечательного замечено не было, только изредка проходящие жильцы дома, которые, в свою очередь, тоже не находили ничего необычного и спокойно проходили мимо. Хотя один раз я всё-таки случайно заметил, как некий мужчина, которого я не знаю, остановился прямо на площадке, о чём-то как будто задумался, оглянулся, подержался за голову, а потом снова продолжил путь по лестнице наверх, мне казалось, что уже чуть поторапливаясь. Это было ближе к вечеру, а потом я не спал до поздней ночи, но в итоге усталость взяла своё, и я уснул.

Разбудил меня опять скребущийся в дверь звук. Я около минуты ещё полежал под одеялом, но потом быстро оделся и подбежал к двери. Как и в предыдущий раз, звук сразу прекратился, и за дверью в глазок я никого не увидел. На этот раз я вышел из квартиры, посмотрел вверх и вниз по лестничным пролётам, прислушался, но в подъезде, кажется, не было ни души. Тогда я развернулся и увидел, что на двери снова проявились отпечатки ладоней, хотя и в других местах, но по ним проходили царапины, как будто кто-то пытался каким-то острым предметом стереть изображение. Тут надо объяснить: дверь в квартире стоит обычная, старая, с плоским твёрдым покрытием. Внутри есть ещё одна, но на ней давно сломан замок и я ей не пользуюсь. Кроме того, между «рамой» двери и стеной сверху есть очень узкая щель. Я быстро сбегал за тряпкой, снова оттёр, что мог, и запер за собой дверь. Весь день я ходил обеспокоенный, а часов в 18, когда было ещё достаточно светло, я увидел в глазок это — на стене слева чётко выделилась будто бы человеческая тень, но самого человека или чего угодно другого, что могло бы давать такую тень, не было, даже само её нахождение не поддавалось никаким законам, в противоположном направлении не было источников света. Я смотрел на это несколько секунд, оно стояло неподвижно, а потом, словно ощутив чужой взгляд, дёрнулось, отошло подальше к окну, а затем быстро приблизилось ко мне и тут же я ощутил удар по двери. Я отскочил назад, ошеломлённый, постоял какое-то время, собираясь с мыслями и духом, попытался взять себя в руки и трезво поразмыслить: что бы это ни было, оно не может пройти сквозь дверь. Хотя оставалось загадкой, как что-то нематериальное могло взаимодействовать с осязаемыми вещами. Подготовившись, я опять посмотрел в глазок и увидел всё то де самое: что-то вроде тени перемещалось по стенам подъезда. Я понаблюдал за этим ещё какое-то время. Потом, всё ещё чрезвычайно напуганный, но всё-таки чувствовавший себя в безопасности, я пошёл в комнату и безнадёжно стал искать в Интернете описания похожих случаев. Конечно, более трёх четвертей всех статей были очевидными выдумками, другие рассказы хоть и отдалённо походили на правду, но всё равно ничего полезного я не почерпнул. Хотя я и не особо на это надеялся, просто ничего лучше в тот момент я придумать не мог. Всё это время я чувствовал гнетущее ощущение от того, что прямо сейчас в нескольких метрах находится что-то необъяснимое и, скорее всего, злое. Прямо тут, за входной дверью. Я никогда не отрицал существование чего-то паранормального, но не ожидал, что сам встречусь с чем-то подобным.

Следующие две недели я просто не выходил из дома, питался тем, что оставалось с прошлого раза. В моём маленьком городе о доставке продуктов через Интернет ещё и думать не приходится, а родителей я не хотел подвергать опасности, да и не хотелось бы объясняться, почему я сам не могу сходить за едой. Хоть ем я и мало, но и запасов никогда больших не делаю, поэтому питание начало подходить к концу. Кроме того, от мусорного ведра начинал понемногу исходить неприятный запах. Я находился также в очень плохом физическом состоянии, не мог нормально заснуть и выспаться из-за постоянного стресса. Я каждую минуту думал только о том, что когда-то мне придётся открыть дверь и встретить то, что ждёт меня. Периодические стуки в дверь ещё больше нарушали моё психическое равновесие.

В конце недели произошло вот что: уже в тёмное время суток в очередной раз я шёл через прихожую и хотел включить там свет, но вместо этого только услышал хлопок и понял, что перегорела лампочка. От этого помещение не погрузилось в полную темноту, но теперь сюда проходил слабый свет только из окна. Это, конечно, не считая ламп из кухни, туалета и комнаты, если включить их, то тут становилось так же светло, как и раньше. Но именно в тот самый момент получилось так, что ничего из этого не горело. Сначала я не обратил внимания, прошёл на кухню, положил там пустую тарелку и, проходя обратно, увидел, как через ту самую щёлочку сверху дверного проёма тянутся по двери две теневых руки, медленно и как будто в поисках чего-то, что смогло бы открыть дверь. Да, я называю это тенью просто условно, чтобы было легче понять, как это всё выглядело, по природе же это нечто обладало противоположными свойствами — оно становилось всё более различимым в темноте. Я рванул в комнату, включил там свет, а потом быстро включил все остальные светильники и только после этого я увидел, как тень бледнеет, а эти руки медленно уползают обратно. Сразу же я начал рыться в тумбочке в поисках новых лампочек. Я нашёл две штуки, но, к сожалению, одна из них также была испорченная. Другая же оказалась новой, я вкрутил её вместо перегоревшей, включил свет и в тёмное время больше свет в прихожей не выключал.

Важным оказалось следующее наблюдение. Я уже начал подзабывать, что всё началось с того непонятного звука из подъезда — чего-то среднего между плачем и песней (и опять же, не стоит воспринимать это буквально, я просто не могу найти правильных слов для того, чтобы передать его). Как-то раз, наблюдая в глазок за перемещениями теней, я снова услышал его. Как раз в этот момент тень резко побледнела, а потом потеряла всякую форму, постепенно разлилась по всей стене и исчезла. Тут же и я сам, конечно, наблюдая за приятным глазу зрелищем, почувствовал себя отдохнувшим и свежим, мне захотелось слушать этот гармоничный звук снова и снова. Как бы то ни было, он исчез, а через несколько часов тени вернулись. Я не был уверен, но этот случай и те отпечатки ладоней, от которых исходило настоящее тепло, дали мне надежду, что среди потусторонних сущностей есть не только те, которые стремятся навредить человеку.

Итак, вся еда кончилась, постоянное чьё-то присутствие за дверью утомило меня. В последнее время, если приложить ухо к двери, можно даже было чётко услышать слова: «Впусти нас». Произносились слова шёпотом, но напористо. Так дальше продолжаться не могло. Я оделся, взял деньги и стал смотреть в глазок — ждать, пока мимо не пройдёт хоть кто-нибудь, так как в это время тени рассеивались или прятались. Прождал я немного, около 20 минут, сверху шла вниз какая-то пожилая женщина. Собравшись с духом, я повернул ключ и открыл дверь. Женщина увидела меня и как-то странно посмотрела — выглядел я, должно быть, ужасно. Впрочем, к этому мне привыкать не нужно, я закрыл дверь и пошёл по лестнице вниз. Выйдя на свежий воздух и выбросив мешок мусора, сначала я просто прогулялся, посидел на скамейке. Потом в магазине купил продукты в количестве намного большем, чем брал обычно, рассчитывая на долгий срок. Опять же, возвращаясь домой, я подождал, пока не подойдёт кто-нибудь из жильцов. Я быстро вскочил к себе в квартиру, не закрывая дверь включил везде свет, несмотря на солнце за окном и запер дверь. Все вещи были на своих местах, нигде не было никаких странных отметин, всё вроде бы было так же, как и когда я уходил отсюда. Даже ночью не было никаких стуков, и поспал я довольно долго. Понимание того, что мне ещё долго можно не уходить отсюда, поднимало мне настроение, да и никаких теней за дверью пока не было видно.

Через три дня в дверь постучались обычным слабым человеческим стуком. Сначала я даже подумал, что это кто-то из соседей зашёл с какой-нибудь просьбой. Но на мой вопрос: «Кто?» — никто не ответил, а через глазок я ничего не увидел. Потом из-за двери громко послышался голос: «Впусти нас тоже».

Дневник Лилии.

Spoiler

Дневник Лилии

9 октября, 1898

Начала вести дневник! Это должно быть интересно - записывать все все, что со мной происходит, мысли, эмоции... Даже и не знаю как начать... Буду записывать только действительно что то важное!!! Итак, дорогой дневник, до скорой встречи...

12 октября

Папа вернулся!!! Это случилось так неожиданно, мы ждали его только через неделю! Я так соскучилась, я не видела его целых два месяца! Я играла в саду, когда он окрикнул меня. Он был такой небритый! Подбросив меня на руках и крепко обняв, он поцеловал меня в лоб, а я ткнулась лицом ему прямо в бороду. От него так приятно пахло табаком и шоколадом! Когда я спросила его, почему он вернулся раньше, папа добродушно рассмеялся, и сказал, что никак не мог пропустить день рождения его "цветочка".... Слышен колокольчик к ужину, до скорого дорогой дневник...

15 октября

Сегодня важный день в моей жизни!!! Мне исполнилось двенадцать! Я так рада, ведь это значит, что я почти взрослая! За завтраком мне даже позволили пригубить вина из папиного бокала!!! Оно мне не понравилось, но я тщательно старалась не скривиться, как самая настоящая взрослая. Папа сказал, что этот день для меня будет особенным, и подмигнул маме, которая таинственно мне улыбнулась. Интересно, что они мне приготовили...

Не может быть! Лошадка! Они подарили мне самую настоящую лошадку! После обеда мама с загадочным выражением лица повела меня в сад, и там была она! Папа держал её под уздцы и улыбался... Она была такая красивая, белоснежная... Я назвала её Мирабель... Папа сказал что с завтрашнего дня будет учить меня на ней ездить! Поскорее бы завтра...

18 октября

Так ужасно болит голова... Когда я открыла глаза, я увидела рядом заплаканую маму. Увидев что я смотрю на неё, она зарыдала, и прижав к себе начала гладить по спине. Мне стало страшно... я сперва подумала, что что то стряслось с папой, но увидела что он стоит в дверях и пытается сдержать слезы... И ещё у меня сильно болела голова... Все вдруг стало тонуть в каком то тумане и я потеряла сознание... Оказывается Мирабель понесла и я упала с неё сильно ударившись головой... Я пролежала без сознания два дня! Прости, дорогой дневник, я чувствую огромную слабость... До скорого!

20 октября

Это так ужасно! Я проснулась от неприятного ощущения внизу живота. Опустив туда руку, я почувствовала что влажное. Поднеся руку к глазам я увидела кровь! Отдернув одеяло, мне чудом удалось не закричать! Мои пижамные штанишки были все в крови, как и простыня, и одеяло! Не знаю сколько я просидела, трясясь и смотря на кровавые пятна... Зашедшая служанка увидела это и побежала за матушкой... Мама смогла успокоить меня, сказав что это не страшно, и что через это проходят все девочки в моем возрасте... Мне надо выспаться...

День первый

Маленькая *** кровью истекает а она и в ус не дует! Дрянь! Ничего, мы с тобой еще поговорим, мадемуазель.... А маленькая тварь мне пригодится...

21 октября

Я в недоумении... кто мог оставить у меня в дневнике эту злую запись? Почерк явно не мой. Но никто даже не знает, что я веду дневник!!! Я прячу его под половицей! Мне становится не по себе....

22 октября

Ну вот, доигралась! Сегодня рисовала в гости(неразборчиво)....аз, (отпечаток большого пальца синей краской)....рь весь дневник в краске! Какая я неаккуратная...

НЕТ! НЕТ! НЕТ! Я не могу поверить, что мамы больше нет!!! Я продолжала рисовать, а мама поливала цветы на втором этаже, вдруг я услышала крик и хрустящий звук удар(размыто слезами)....шла, а она не дышала!!! Её голова была вывернута под невообразимым углом, а глаза смотрели, словно с немым укором!!!!

День четвертый

Черствая *** издохла. Свернула себе шею, когда я толкнул её. Маленькая *** думает что это несчастный случай... Пусть думает, у меня на неё особые планы...

25 октября

Нет! Кто-то убил маму! Я не брала дневник в руки несколько дней, и только теперь, после похорон, вновь открыла его, и увидела эту запись... Кто же это!? Когда я рассказала папе, что маму убили, он как то холодно на меня посмотрел, и не сказав ни слова вышел из комнаты... Мамочка, мне так тебя не хвата(размыто слезами)

День седьмой

Заросший мужик о чем то догадывается... Я видел это в его злобных холодных глазенках... Ублюдок, с тобой будет не так просто справится... И как же достала эта ***, ноет не переставая, так и хочется заткнуть этот фонтан бритвой... Чтобы другой фонтан, не в пример эстетичнее, взвился ввысь алым шлейфом.... Но она мне ещё нужна...
 

27 октября

Рыдаю уже третий день... Оно опять оставило запись... (разводы) Отец даже слушать меня не стал. Схватил за плечо и вышвырнул из комнаты... Он стал совсем другим...

28 октября

Приезжал доктор Ренье. Как и всегда потрепал меня по голове, и движением фокусника словно из воздуха достал конфетку. Раньше я думала что он волшебник, но теперь то я знаю что это всего лишь фокусы.... Сказал что отец обеспокоен моим состоянием, и спросил как я себя чувствую... От беспрестанного плача у меня охрип голос и я могла лишь сипеть что то неразборчивое... Потом он долго разговаривал с папой и потрепав меня на прощание по голове, уехал...

(точная дата неизвестна, предположительно 30 - 31 октября)

(написано в явной спешке, кое где неразборчиво, дрожащей рукой) НЕТ! ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! ТЕПЕРЬ ВСЕ СТАЛО ЯСНО! НЕТНЕТНЕТНЕТ.... ТЕПЕРЬ Я ЗНАЮ КТО ЗА ЭТИМ СТОИТ - ЭТО (заляпано кровью)ИЛ! С ЭТИМ НАДО ПОКОНЧИТЬ!!!

(страницы сильно заляпаны кровью, из этих клякс складываются явственно читаемые слова)День последний

Маленькая *** догадалась... И доставила очень много проблем.... Я её точно недооценил... Кто же знал, что эта юная потаскуха на такое способна...И где только нож взяла.... Что же, придется преподать ей последний урок...



Полицейский протокол за номером 1408 с места преступления

На месте проишествия по адрес(неразборчиво)5, инспекторами было обнаружено два тела. Мужчина, предположительно владелец дома, и ребенок (предположительно дочь владельца). У мужчины многочисленные колото-резаные раны живота. Находился на пороге кабинета, и видимо получил их выходя из него. На стене рядом, судя по всему, его рукой, кровью написано "ЛИЛИЯ", (предположительно имя ребенка). Тело ребенка находилось в двух метрах от тела мужчины. Лицо изрезано до неузнаваемости. На предплечьях длинные продольные разрезы. Смерть наступила предположительно от потери крови. Рядом находилась залитая кровью тетрадь в жестком переплете. Между телами лежал кухонный нож, предположительно орудие преступления. И нож и тетрадь своевременно переданы детективам (дальнейший текст утерян, низ листа опаленый, чтение затрудняют разводы от пепла).



Дневник Фрэнка

8 октября, 1898

Все дела удалось уладить намного раньше. Отлично, значит поспею к дню рождения моего цветочка! Что бы ей подарить....

12 октября

Господи, как я рад её видеть! Подросла немного за эти месяцы. Рассказал Вивьен про идею подарка. Она одобрила. Нет, все таки балуем мы Лилию.

14 октября

Лилия спит как ангел. Вивьен шуточно хмурила брови, но я все таки не удержался и поцеловал малышку. Мне придется поторопиться, если к завтрашнему утру я хочу поспеть с подарком обратно до завтрака.

15 октября

Успел! Белая кобылка отличается покладистым нравом. Цветочек будет рада.

16 октября

Рву на себе волосы! Чертова белка! Выскочила прямо перед лошадью!!! Когда увидел Лилию, вылетающую из седла, первой мыслью было застрелится, если случится самое страшное... Только бы она пришла в себя! Умоляю тебя, Господи!!!!

18 октября

Слава Богу! Она очнулась! Глядя как Вивьен обнимает её, я сам еле сдерживал слёзы... СЛАВА БОГУ...

20 октября

Вивьен рассказала перед сном, что у нашей дочери была первая менструация. Растет девочка....

21 октября

Ренье сказал что возможно травма и стресс спровоцировали менструацию, а учитывая её интересный возраст... Но он заверил меня, что беспокоится не о чем.

22 октября

Я раздавлен... Моей дорогой жены больше нет с нами... Самое ужасное, что это произошло на глазах у Лилии... Она рисовала в гостинной, когда Вивьен упала через перила... Переживет ли она это потрясение... Твердо решил напиться, что бы уснуть

23 октября

Служанка принесла платье, в котором была Вивьен... Я уткнулся в него лицом, и проплакал у себя в кабинете несколько часов...

НЕТ НЕТ НЕТ!!! ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Сейчас убирая платье, я наткнулся на два синих отпечатка, примерно в районе поясницы.... Два отпечатка маленьких ладоней!!!

Что это я в самом деле, конечно девочка оставила их когда пыталась растормошить маму...

25 октября

Господи! Изгони эти мысли из моей головы! Я опять начал подозревать родную дочь в убийстве собственной матери.... Сегодня она приходила ко мне, и говорила что насчет кого то злого, кто убил Вивьен... или чего то злого... Я её даже не слушал, я пытался остановить себя, но навязчивые мысли все лезли и лезли в голову.... О, Вивьен, ведь не могла же родная дочь убить тебя!!!!

27 октября

Не сдержался... Чёрт, мне так стыдно! Когда Лилия пришла ко мне, и начала говорить что то про грозящую мне опасность, я не выдержал и вышвырнул её из комнаты.... Боже, что мне делать!!!! (разводы)

Послал за Ренье. Мой старинный друг должен помочь, недаром считается одним из лучших докторов...

28 октября

Ренье уверен, что с девочкой все в порядке, за исключением непрестанной истерики. Хорошо ещё хоть понимающе отнесся к моим догадкам...

31 октября

Надо поговорить с девочкой. Как же тяжело покинуть кабинет... Но этого разговора не избежать.



Стенографическая запись доктора Ренье

(слышны щелкающие звуки, несколько секунд тишины и затем голос доктора, ровный, без эмоций) - Как же я ошибался... Мне бы прислушаться к Фрэнку повнимательнее, присмотреться к девочке... ведь ответ лежал на поверхности... Ох... (шелест бумаги, затем шеркающий звук, потрескивание пламени, пауза, глубокий вдох, затем медленный выдох) Кто бы мог подумать... Бедняжка Лилия... Я относился к ней как к племяннице, и (глубокий вдох, надсадный кашель) именно поэтому не смог увидеть всей картины... Моя ошибка в том что я не видел в ней пациента... Эта травма в следствии падения... кто бы мог подумать... Доктор Джекил и мистер Хайд.... Две души в одном теле... Простите меня, Фрэнк, Вивьен, Лилия...Особенно ты Лилия (три отчетливых щелкающих звука, шелест одежды), особенно ты.... (выстрел, звук крупного падающего предмета, тишина до тех пор пока не кончается плёнка)



Выдержки из записок патологоанатома к протоколу за номером 1408

...У мужчины смерть наступила примерно через 12 минут после получения травм, смерть от болевого шока и обширных внутренних кровотечений...

...характер ран и их расположение указывают на то что убийца был невысокого роста, небольшой физической силы, скорее всего женщина или ребенок...

...Ребенок 12 лет, девочка. Все раны нанесены собственноручно. Сперва ножом продольно вскрыла себе вены на обеих руках, после, с особой жестокостью, располосовала себе лицо...

...смерть наступила в результате кровопотери...

[FAA]

Ну, Кошара, сегодня твоя Ночь! Поздравляю

[Кошара]

Посредник.
Или демон-битард.

Spoiler

Контракты бывают 3х видов:

Первый – стандартный контракт. Клиент загадывает желание, по окончанию жизни изымается плата. Предусмотрительные указывают, чтобы они действительно прожили свой срок, то есть им не помогли уйти пораньше. Так же обговаривается как будет происходить уход: убийство, несчастный случай, смерть на какой-нибудь красотке… Хотя чаще всего людям плевать.

Второй. Если желания превышают стандартный набор (богатство, внешность и так далее) или клиент настолько эмоционален, что не видит подвоха – назначается точная дата изъятия. Торг уместен при наличии достаточно прокаченных навыков интеллекта и хладнокровия.

И последний вид. Желание настолько затратно, что душа изымается сразу после выполнения обязательств с моей стороны. Например, проклятье на целое поколение семьи, или убийство оной (хотя нюансы и детали обговорить придётся, детей трогать нельзя, до определенного возраста.)

Забавный случай, когда был хладнокровно вырезан целый автобус певчих в воскресной школе. Причём заказала и совершила девочка из этого хора – ей насильно насаживали веру в «непогрешимого». Все поплатились. Даже родители.

Совершила.… Да можно указать в контракте, что ты сам будешь исполнителем (да за такую-то цену!), имея при себе – пару-тройка паранормальных способностей. Весёлые фаерболы, запах палёного мяса, ну вы меня понимаете…

Помимо предложений контрактов я ещё могу приходить за должниками, если они мне понравились или наоборот так отвратительны, что лично хочу послать в последний путь. Чем я, собственно, сейчас и займусь.

Поймал «мотор». Таксист повёз меня за город в дачный посёлок.

Таксисты… тоже интересные особи.

Запредельно жадные жлобы. Редко согласится на предложенную вами таксу, и будет торговаться, мотивируя это тем что «Сейчас пробки везде», «Все всегда туда ездят за тыщу» — это стандартная цена», «Ой бензин дорогой», и прочее.

Типичные темы для болтологии: «куда он полез не в свой ряд», «понакупали права», «бабы за рулем», а так же стандартные захватывающие вопросы политики и погоды. Причем водилу не волнует хочет ли пассажир вести с ним светскую беседу. Во всех случаях таксист продемонстрирует богатство лексикона и сказочное остроумие.

Внешний вид, как правило, типичного «кузьмича». Это дядя старше сорока, с усами в старомодной гопотянской кепке. Мне же попалось: простое безработное быдло, окончившее еще позавчера ПТУ, вчера купившее права, а сегодня зарабатывающее извозом. Его навигатор по IQ больше балов наберёт…в 2 раза. Всё рассказывал мне про Мерседес S класса, его мол «чисто пацанская мечта».

- Хм,… а что если я тебе скажу, что я могу дать тебе этот автомобиль?

- Да ладно заливать, откуда она у тебя? Хахах, у тебя плащ уж извини друг, как будто с бомжа снят! Кончай заливать, хохмач блин!

Машина медленно остановилась у обочины.

- Что такое? - он судорожно стал копаться в замке зажигания.

- Спокойней. (Включился дальний свет.)

Впереди, по дороге к нам медленно двигалась стена густого тумана. Туман наливался светом, становился ярко белым, как небесное облако. И из него вынырнул новенький, серебряной окраски Мерседес, как он и хотел, S класса. Остановившись напротив нашего автомобиля, призывно моргнула фарами, мол, возьми, я теперь твоя. Он с выпученными глазами три раза перекрестился.

- А вот этого не нужно…

- Что за прикол?!

Теперь я сидел перед ним в привычном облике. Он попытался выйти из авто, но ремень безопасности не дал этого сделать. Дёрнувшись пару раз он, наконец, сообразил, что всё ещё пристёгнут. Перехватил его руку.

-Спокойней сынок, что ты так занервничал? Я предлагаю тебе честную сделку. Ты только погляди на неё, ты же за 4 жизни на фару от неё не заработаешь. Подумай.

- Как то это всё неправильно, кто ты? И что ты хочешь за неё?

- Я? Это не имеет совершенно никакого значения.

Он видно немного собрался с духом, прикинул, что никакой магии и прочего не существует, и уже заговорил иным, привычным «быдляцким» тоном.

- Интересные фокусы ты мне показываешь, а дальше то что?

Я протянул ему пергамент.

- Уколи пальчик, вот перо, подпиши здесь.

- Чё? Кровь то зачем? И что там написано?

- Можешь прочитать, но если короче, то после смерти… твоя душа отправится не на покой, а, скажем так… в сектор «раздумий» (о тупой и бессмысленной жизни)

- Это что розыгрыш, какой то?

- Нет, всё серьёзно ты в шаге от того чтобы получать автомобиль своей мечты.

- Ты что псих, подписи на машину меняешь? Или это шоу, какое? За душу хахах ты серьезно?

- Абсолютно.

- Куда тут черкнуть?

Колоссальный кретинизм с его стороны. Ведь он её даже содержать толком не сможет, да и маленькая царапина может навсегда закинуть его существования в бездны анальной финансовой оккупации.

Указав место, я следил за его взглядом. Какой дурак. Мысленно уже катает баб и понтуется перед дибилами-дружками.

- Всё, она твоя, береги её. Ведь это теперь самая большая ценность в твоей жизни.

Напутствие, конечно, осталось не услышанным – счастье одолело его слабенький очаг разума.

Похватав свои вещи, он быстро побежал к своей «мечте». Я же пересел на место водителя, завёл мотор. Уезжая, он мне посигналил… совсем баран видать.

Я могу перемещаться в пространстве множеством разных способов, но предпочитаю каноничные пешие прогулки или автомобили. В дороге можно насладиться Pink Floyd`ом – великое удовольствие, память из человеческого существования. Спешить не стоит – ожидание праздника, как правило, лучше самого праздника.

Вот и поселок... полусгнившие сараи граничат с дворцами местных князьков. Скорее всего ненадолго – перекупят, снесут и перепродадут другим снобам.

Итак, моя цель: затравленный со школы типичный ботаник. Имя Анатолий, 43 года, погоняло «кролик». Кличка была дана по причине деформированной верхней челюсти и разъезжающимися в разные стороны передними зубами.

После встречи выпускников яро желал сдохнуть бывшему альфа-самцу, который его постоянно троллил, избивал и унижал перед всем классом. Ныне он стал довольно успешным бизнесменом: хорошая машина, красивая жена. А кто наш ботаник? Правильно. Всё такой же задрот – живёт в коммуналке, девушки нет, да и не было никогда. Чувство зависти и ненависти так переполняло его сознание, что я волей неволей должен был предложить ему контракт, ведь, по сути, душа его относительно «чиста», до этого момента.

Я предложил ему жизнь этого бизнесмена, т.е. он будет в его теле, а соответственно альфа в теле ботана… НО «очкарик» указал, чтобы тот оказался без памяти. Плюс его смекалистость не помогла ему выбраться из социальной жопы, в которой прозябал ботан, мистер успех так и оставался сидеть без семьи и денег в коммуналке до конца дней. Хитрый засранец.

Сторговались на 10 годах праздной жизни, и вот пришёл срок. Я специально потянул недельку с визитом, ведь ожидание смерти, как известно… хотя не в его случае. Красивое начало, скажем, так.

Сидит у камина с ружьём, на столике, возле сигар, лежит библия. Сама наивность, я даже невольно улыбнулся. Свет от камина стал тускнеть, постепенно комната погрузилась во тьму. В углах появились безмолвные силуэты, окружившие кресло со всех сторон. Он быстро всё понял. Вскочил, стал стрелять… Я вышел из тени.

- Время пришло, кролик.

- Не называй меня так мразь!

Выстрел, ещё. Все мимо. Какой смешной.

- Что школьная травма не даёт покоя? Ух ты… какой грозный.

Я появляюсь в полуметре от него, вырываю ружье из рук. Схватив за горло, поднимаю на всю длину руки.

- Как же я ненавижу «таких» как ты, снующих ублюдков, которые только и могут, что жаловаться на судьбу при этом ничего не делая и тупо загнивая у компьютера. Ведь всё могло быть лучше:

Если ты в детстве и школьном возрасте перекушал пи***, а также подвергался травле, то мог бы заниматься боевыми искусствами. Наличие мозга помогло бы найти хорошую секцию и достичь значительных успехов. Плюс трудолюбие, которое у тебя наличествует. Из тебя получился бы неплохой следак — задрачивающий любое дело до упора, великолепно анализирующий картину, со спортивно-охотничьим азартом и заложенной с детства ненавистью ко всяким пацанам, «идущим к успеху».

Но ты выбрал путь слабака.… Умри хотя бы как мужик, а не забитая *** в углу!

В его взгляде не было осознания или понимания моих слов, лишь тупой животный страх. Неважно. Быстрым ударом руки я пробил грудную клетку и достал ещё бьющееся сердце. Взгляд угас. Тело обмякло. С глухим шлепком оно упало на пол. Кинув сердце в камин, я развернулся и пошёл в сторону выхода. Силуэты склонись над телом…

Ну, Кошара, сегодня твоя Ночь! Поздравляю

А, точно, хэллоуин сегодня. Надо бы что-то особенное сделать. Хм... Даже не знаю... Хотя, есть идея.

Страшная месть.

Раз уж такое дело, накидаю-ка я сегодня классики. Скорее всего, не все её и читали даже.

Spoiler

I.
Шумит, гремит конец Киева: есаул Горобець празднует свадьбу своего сына. Наехало много людей к есаулу в гости. В старину любили хорошенько поесть, еще лучше любили попить, а еще лучше любили повеселиться. Приехал на гнедом коне своем и запорожец Микитка прямо с разгульной попойки с Перешляя поля, где поил он семь дней и семь ночей королевских шляхтичей красным вином. Приехал и названный брат есаула, Данило Бурульбаш, с другого берега Днепра, где, промеж двумя горами, был его хутор, с молодою женою Катериною и с годовым сыном. Дивилися гости белому лицу пани Катерины, черным, как немецкой бархат, бровям, нарядной сукне и исподнице из голубого полутабенеку, сапогам с серебряными подковами; но еще больше дивились тому, что не приехал вместе с нею старый отец. Всего только год жил он на Заднепровьи, а двадцать один пропадал без вести и воротился к дочке своей, когда уже та вышла замуж и родила сына. Он, верно, много нарассказал бы дивного. Да как и не рассказать, бывши так долго в чужой земле! Там всё не так: и люди не те, и церквей христовых нет... Но он не приехал. Гостям поднесли варенуху с изюмом и сливами и на немалом блюде коровай. Музыканты принялись за исподку его, спеченную вместе с деньгами и, на время притихнув, положили возле себя цимбалы, скрыпки и бубны. Между тем молодицы и девчата,
утершись шитыми платками, выступали снова из рядов своих; а парубки, схватившись в боки, гордо озираясь на стороны, готовы были понестись им навстречу — как старый есаул вынес две иконы благословить молодых. Те иконы достались ему от честного схимника, старца Варфоломея. Не богата на них утварь, не горит ни серебро, ни золото, но никакая нечистая сила не посмеет прикоснуться к тому, у кого они в доме. Приподняв иконы вверх, есаул готовился сказать короткую молитву... как вдруг закричали, перепугавшись, игравшие на земле дети, а вслед за ними попятился народ, и все показывали со страхом пальцами на стоявшего посреди их козака. Кто он таков — никто не знал. Но уже он протанцовал на славу козачка и уже успел насмешить обступившую его толпу. Когда же есаул поднял иконы, вдруг всё лицо его переменилось: нос вырос и наклонился на-сторону, вместо карых, запрыгали зеленые очи, губы засинели, подбородок задрожал и заострился, как копье, изо рта выбежал клык, из-за головы поднялся горб, и стал козак — старик. „Это он! это он!“ кричали в толпе, тесно прижимаясь друг к другу. „Колдун показался снова!“ кричали матери, хватая на руки детей своих. Величаво и сановито выступил вперед есаул и сказал громким голосом, выставив против него иконы: „Пропади, образ сатаны, тут тебе нет места!“ и зашипев и щелкнув, как волк, зубами, пропал чудный старик. Пошли, пошли и зашумели, как море в непогоду, толки и речи между народом. „Что это за колдун?“ спрашивали молодые и небывалые люди. „Беда будет!“ говорили старые, крутя головами. И везде, по всему широкому подворью есаула, стали собираться в кучки и слушать истории про чудного колдуна. Но все почти говорили разно, и наверно никто не мог рассказать про него. На двор выкатили бочку меду и не мало поставили ведер грецкого вина. Всё повеселело снова. Музыканты грянули; девчата, молодицы, лихое козачество, в ярких жупанах, понеслись. Девяностолетнее и столетнее старье, подгуляв, пустилось и себе приплясывать, поминая не даром пропавшие годы. Пировали до поздней ночи, и пировали так, как теперь уже не пируют. Стали гости расходиться, но мало побрело во свояси: много осталось ночевать у есаула на широком дворе; а еще больше козачества заснуло само, непрошенное, под лавками, на полу, возле коня, близ клева; где пошатнулась с хмеля козацкая голова, там и лежит и храпит на весь Киев.

II.

Тихо светит по всему миру. То месяц показался из-за горы. Будто дамасскою дорого́ю и белою, как снег, кисеею покрыл он гористый берег Днепра, и тень ушла еще далее в чащу сосен.

Посереди Днепра плыл дуб. Сидят впереди два хлопца; черные козацкие шапки набекрень, и под веслами, как будто от огнива огонь, летят брызги во все стороны.

Отчего не поют козаки? Не говорят ни о том, как уже ходят по Украйне ксензы и перекрещивают козацкий народ в католиков; ни о том, как два дни билась при Соленом озере орда. Как им петь, как говорить про лихие дела: пан их Данило призадумался, и рукав кармазинного жупана опустился из дуба и черпает воду; пани их Катерина тихо колышет дитя и не сводит с него очей, а на незастланную полотном нарядную сукню серою пылью валится вода. Любо глянуть с середины Днепра на высокие горы, на широкие луга, на зеленые леса! Горы те — не горы: подошвы у них нет, внизу их, как и вверху, острая вершина и под ними и над ними высокое небо. Те леса, что стоят на холмах, не леса: то волосы, поросшие на косматой голове лесного деда. Под нею в воде моется борода, и под бородою, и над волосами высокое небо. Те луга — не луга: то зеленый пояс, перепоясавший посередине круглое небо, и в верхней половине и в нижней половине прогуливается месяц. Не глядит пан Данило по сторонам, глядит он на молодую жену свою. „Что, моя молодая жена, моя золотая Катерина вдалася в печаль?“ — „Я не в печаль вдалася, пан мой, Данило! Меня устрашили чудные рассказы про колдуна. Говорят, что он родился таким страшным... и никто из детей сызмала не хотел играть с ним. Слушай, пан Данило, как страшно говорят: что будто ему всё чудилось, что все смеются над ним. Встретится ли под темный вечер с каким-нибудь человеком, и ему тотчас

247

показывалось, что он открывает рот и выскаливает зубы. И на другой день находили мертвым того человека. Мне чудно, мне страшно было, когда я слушала эти рассказы“, говорила Катерина, вынимая платок и вытирая им лицо спавшего на руках дитяти. На платке были вышиты ею красным шелком листья и ягоды. Пан Данило ни слова, и стал поглядывать на темную сторону, где далеко из-за леса чернел земляной вал, из-за вала подымался старый замок. Над бровями разом вырезались три морщины; левая рука гладила молодецкие усы. „Не так еще страшно, что колдун“ говорил он, „как, страшно то, что он недобрый гость. Что ему за блажь пришла притащиться сюда? Я слышал, что хотят ляхи строить какую-то крепость, чтобы перерезать нам дорогу к запорожцам. Пусть это правда ... Я разметаю чертовское гнездо, если только пронесется слух, что у него какой-нибудь притон. Я сожгу старого колдуна, так что и воронам нечего будет расклевать. Однако ж, думаю, он не без золота и всякого добра. Вот где живет этот дьявол! Если у него водится золото... Мы сейчас будем плыть мимо крестов — это кладбище! тут гниют его нечистые деды. Говорят, они все готовы были себя продать за денежку сатане с душою и ободранными жупанами. Если ж у него точно есть золото, то мешкать нечего теперь: не всегда на войне можно добыть ...“

„Знаю, что затеваешь ты. Ничего не предвещает доброго мне встреча с ним. Но ты так тяжело дышишь, так сурово глядишь, очи твои так угрюмо надвинулись бровями!..“

„Молчи, баба!“ с сердцем сказал Данило. „С вами кто свяжется, сам станет бабой. Хлопец, дай мне огня в люльку!“ Тут оборотился он к одному из гребцов, который, выколотивши из своей люльки горячую золу, стал перекладывать ее в люльку своего пана. „Пугает меня колдуном!“ продолжал пан Данило. „Козак, слава богу, ни чертей, ни ксензов не боится. Много было бы проку, если бы мы стали слушаться жен. Не так ли, хлопцы? наша жена люлька, да острая сабля!“ Катерина замолчала, потупивши очи в сонную воду; а ветер дергал воду рябью, и весь Днепр серебрился как волчья шерсть середи ночи. Дуб повернул и стал держаться лесистого берега. На берегу виднелось кладбище: ветхие кресты толпились в кучку. Ни калина не растет меж ними, ни трава не зеленеет, только месяц греет их с небесной вышины. „Слышите ли, хлопцы, крики? Кто-то зовет нас на помощь!“ сказал пан Данило, оборотясь к гребцам своим. „Мы слышим крики, и кажется, с той стороны“, разом сказали хлопцы, указывая на кладбище. Но всё стихло. Лодка поворотила и стала огибать выдавшийся берег. Вдруг гребцы опустили весла и недвижно уставили очи. Остановился и пан Данило: страх и холод прорезался в козацкие жилы. Крест на могиле зашатался, и тихо поднялся из нее высохший мертвец. Борода до пояса; на пальцах когти длинные, еще длиннее самых пальцев. Тихо поднял он руки вверх. Лицо всё задрожало у него и покривилось. Страшную муку, видно, терпел он. „Душно мне! душно!“ простонал он диким, не человечьим голосом. Голос его, будто нож, царапал сердце, и мертвец вдруг ушел под землю. Зашатался другой крест, и опять вышел мертвец, еще страшнее, еще выше прежнего; весь зарос; борода по колена и еще длиннее костяные когти. Еще диче закричал он: „Душно мне!“ и ушел под землю. Пошатнулся третий крест, поднялся третий мертвец. Казалось, одни только кости поднялись высоко над землею. Борода по самые пяты; пальцы с длинными когтями вонзились в землю. Страшно протянул он руки вверх, как будто хотел достать месяца, и закричал так, как будто кто-нибудь стал пилить его желтые кости ... Дитя, спавшее на руках у Катерины, вскрикнуло и пробудилось. Сама пани вскрикнула. Гребцы пороняли шапки в Днепр. Сам пан вздрогнул. Всё вдруг пропало, как будто не бывало; однако ж долго хлопцы не брались за весла. Заботливо поглядел Бурульбаш на молодую жену, которая в испуге качала на руках кричавшее дитя; прижал ее к сердцу и поцеловал в лоб. „Не пугайся, Катерина! Гляди: ничего нет!“ говорил он, указывая по сторонам. „Это колдун хочет устрашить людей, чтобы никто не добрался до нечистого гнезда его. Баб только одних он напугает этим! Дай сюда на руки мне сына!“ При сем слове поднял пан Данило своего сына вверх и поднес к губам: „Что, Иван, ты не боишься колдунов? Нет, говори, тятя, я козак. Полно же, перестань плакать! домой приедем! Приедем домой — мать накормит кашею; положит тебя спать в люльку, запоет:

Люли, люли, люли!
Люли, сынку, люли!
Да вырастай, вырастай в забаву!
Козачеству на славу,
Вороженькам в расправу!

„Слушай, Катерина, мне кажется, что отец твой не хочет жить в ладу с нами. Приехал угрюмый, суровый, как будто сердится ... Ну, недоволен, зачем и приезжать. Не хотел выпить за козацкую волю! не покачал на руках дитяти! Сперва было я ему хотел поверить всё, что лежит на сердце, да не берет что-то, и речь заикнулась. Нет, у него не козацкое сердце! Козацкие сердца, когда встретятся где, как не выбьются из груди друг другу навстречу! Что, мои любые хлопцы, скоро берег? Ну, шапки я вам дам новые. Тебе, Стецько, дам выложенную бархатом с золотом. Я ее снял вместе с головою у татарина. Весь его снаряд достался мне; одну только его душу я выпустил на волю. Ну, причаливай! Вот, Иван, мы и приехали, а ты всё плачешь! Возьми его, Катерина!“

Все вышли. Из-за горы показалась соломенная кровля; то дедовские хоромы пана Данила. За ними еще гора, а там уже и поле, а там хоть сто верст пройди, не сыщешь ни одного козака.

III.

Хутор пана Данила между двумя горами в узкой долине, сбегающей к Днепру. Невысокие у него хоромы: хата на вид, как и у простых козаков, и в ней одна светлица; но есть где поместиться там и ему, и жене его, и старой прислужнице, и десяти отборным молодцам. Вокруг стен вверху идут дубовые полки. Густо на них стоят миски, горшки для трапезы. Есть меж ними и кубки серебряные, и чарки, оправленные в золото, дарственные и добытые на войне. Ниже висят дорогие мушкеты, сабли, пищали, копья. Волею и неволею перешли они от татар, турок и ляхов; не мало зато и вызубрены. Глядя на них, пан Данило как будто по значкам припоминал свои схватки. Под стеною, внизу, дубовые, гладко вытесанные лавки. Возле них, перед лежанкою, висит на веревках, продетых в кольцо, привинченное к потолку, люлька. Во всей светлице пол гладко убитый и смазанный глиною. На лавках спит с женою пан Данило. На лежанке старая прислужница. В люльке тешится и убаюкивается малое дитя. На полу покотом ночуют молодцы. Но козаку лучше спать на гладкой земле при вольном небе. Ему не пуховик и не перина нужна. Он мостит себе под голову свежее сено и вольно протягивается на траве. Ему весело, проснувшись середи ночи, взглянуть на высокое, засеянное звездами небо и вздрогнуть от ночного холода, принесшего свежесть козацким косточкам. Потягиваясь и бормоча сквозь сон, закуривает он люльку и закутывается крепче в теплый кожух.

Не рано проснулся Бурульбаш после вчерашнего веселья; и проснувшись, сел в углу на лавке и начал наточивать новую, вымененную им, турецкую саблю; а пани Катерина принялась вышивать золотом шелковый рушник. Вдруг вошел Катеринин отец, рассержен, нахмурен, с заморскою люлькою в зубах, приступил к дочке и сурово стал выспрашивать ее: что за причина тому, что так поздно воротилась она домой.

„Про эти дела, тесть, не ее, а меня спрашивать! Не жена, а муж отвечает. У нас уже так водится, не погневайся!“ говорил Данило, не оставляя своего дела. „Может, в иных неверных землях этого не бывает — я не знаю“.

Краска выступила на суровом лице тестя и очи дико блеснули. „Кому ж, как не отцу, смотреть за своею дочкой!“ бормотал он про себя. „Ну, я тебя спрашиваю: где таскался до поздней ночи?“

„А вот это дело, дорогой тесть! На это я тебе скажу, что я давно уже вышел из тех, которых бабы пеленают. Знаю, как сидеть на коне. Умею держать в руках и саблю острую. Еще кое-что умею ... Умею никому и ответа не давать в том, что делаю“.

„Я вижу, Данило, я знаю, ты желаешь ссоры! Кто скрывается, у того, верно, на уме недоброе дело“.


„Думай себе что хочешь“, сказал Данило: „думаю и я себе. Слава богу, ни в одном еще бесчестном деле не был; всегда стоял за веру православную и отчизну; не так, как иные бродяги, таскаются, бог знает где, когда православные бьются на-смерть, а после нагрянут убирать не ими засеянное жито. На униатов даже не похожи: не заглянут в божию церковь. Таких бы нужно допросить порядком, где они таскаются“.

„Э, козак! знаешь ли ты ... я плохо стреляю: всего за сто сажень пуля моя пронизывает сердце. Я и рублюсь незавидно: от человека остаются куски мелче круп, из которых варят кашу“.

„Я готов“, сказал пан Данило, бойко перекрестивши воздух саблею, как будто знал, на что ее выточил.

„Данило!“ закричала громко Катерина, ухвативши его за руку и повиснув на ней: „вспомни, безумный, погляди, на кого ты подымаешь руку! Батько, твои волосы белы, как снег, а ты разгорелся, как неразумный хлопец!“

„Жена!“ крикнул грозно пан Данило: „ты знаешь, я не люблю этого. Ведай свое бабье дело!“

Сабли страшно звукнули; железо рубило железо, и искрами, будто пылью, обсыпали себя козаки. С плачем ушла Катерина в особую светлицу, кинулась в постель и закрыла уши, чтобы не слышать сабельных ударов. Но не так худо бились козаки, чтобы можно было заглушить их удары. Сердце ее хотело разорваться на части. По всему ее телу слышала она, как проходили звуки: тук, тук. „Нет, не вытерплю, не вытерплю ... Может, уже алая кровь бьет ключом из белого тела. Может, теперь изнемогает мой милый; а я лежу здесь!“ И вся бледная, едва переводя дух, вошла в хату.

Ровно и страшно бились козаки. Ни тот, ни другой не одолевает. Вот наступает Катеринин отец — подается пан Данило. Наступает пан Данило — подается суровый отец, и опять наравне. Кипят. Размахнулись... ух! сабли звенят... и, гремя, отлетели в сторону клинки. „Благодарю тебя, боже!“ сказала Катерина и вскрикнула снова, когда увидела, что козаки взялись за мушкеты. Поправили кремни, взвели курки. Выстрелил пан Данило, не попал. Нацелился отец ... Он стар; он видит не так зорко, как молодой, однако ж не дрожит его рука. Выстрел загремел... Пошатнулся пан Данило. Алая кровь выкрасила левый рукав козацкого жупана. „Нет!“ закричал он: „я не продам так дешево себя. Не левая рука, а правая атаман. Висит у меня на стене турецкий пистолет: еще ни разу во всю жизнь не изменял он мне. Слезай с стены, старый товарищ! покажи другу услугу!“ Данило протянул руку.

„Данило!“ закричала в отчаянии, схвативши его за руки и бросившись ему в ноги, Катерина: „не за себя молю. Мне один конец: та недостойная жена, которая живет после своего мужа; Днепр, холодный Днепр будет мне могилою... Но погляди на сына, Данило, погляди на сына! Кто пригреет бедное дитя? Кто приголубит его? Кто выучит его летать на вороном коне, биться за волю и веру, пить и гулять по-козацки? Пропадай, сын мой, пропадай! Тебя не хочет знать отец твой! Гляди, как он отворачивает лицо свое. О! я теперь знаю тебя! ты зверь, а не человек! У тебя волчье сердце, а душа лукавой гадины. Я думала, что у тебя капля жалости есть, что в твоем каменном теле человечье чувство горит. Безумно же я обманулась. Тебе это радость принесет. Твои кости станут танцовать в гробе с веселья, когда услышат, как нечестивые звери ляхи кинут в пламя твоего сына, когда сын твой будет кричать под ножами и окропом. О, я знаю тебя! Ты рад бы из гроба встать и раздувать шапкою огонь, взвихрившийся под ним!“

„Постой, Катерина! ступай, мой ненаглядный Иван, я поцелую тебя! Нет, дитя мое, никто не тронет волоска твоего. Ты вырастешь на славу отчизны; как вихорь будешь ты летать перед козаками, с бархатною шапочкою на голове, с острою саблею в руке. Дай, отец, руку! Забудем бывшее между нами. Что сделал перед тобою неправого, — винюсь. Что же ты не даешь руки?“ говорил Данило отцу Катерины, который стоял на одном месте, не выражая на лице своем ни гнева, ни примирения.

„Отец!“ вскричала Катерина, обняв и поцеловав его: „не будь неумолим, прости Данила: он не огорчит больше тебя!“

„Для тебя только, моя дочь, прощаю!“ отвечал он, поцеловав ее и блеснув странно очами. Катерина немного вздрогнула: чуден показался ей и поцелуй и странный блеск очей. Она облокотилась на стол, на котором перевязывал раненную свою руку пан Данило, передумывая, что худо и не по-козацки сделал, просивши прощения, не будучи ни в чем виноват.

IV.

Блеснул день, но не солнечный: небо хмурилось и тонкий дождь сеялся на поля, на леса, на широкий Днепр. Проснулась пани Катерина, но не радостна: очи заплаканы, и вся она смутна и неспокойна. „Муж мой милый, муж дорогой, чудный мне сон снился!“

„Какой сон, моя любая пани Катерина?“

„Снилось мне, чудно, право, и так живо, будто на яву, снилось мне, что отец мой есть тот самый урод, которого мы видали у есаула. Но прошу тебя, не верь сну. Каких глупостей не привидится! Будто я стояла перед ним, дрожала вся, боялась, и от каждого слова его стонали мои жилы. Если б ты слышал, что он говорил ...“

„Что же он говорил, моя золотая Катерина?“

„Говорил: ты посмотри на меня, Катерина, я хорош! Люди напрасно говорят, что я дурен. Я буду тебе славным мужем. Посмотри, как я поглядываю очами! Тут навел он на меня огненные очи, я вскрикнула и пробудилась“.

„Да, сны много говорят правды. Однако ж, знаешь ли ты, что за горою не так спокойно. Чуть ли не ляхи стали выглядывать снова. Мне Горобець прислал сказать, чтобы я не спал. Напрасно только он заботится; я и без того не сплю. Хлопцы мои в эту ночь срубили двенадцать засеков. Посполитство будем угощать свинцовыми сливами, а шляхтичи потанцуют и от батогов“.

„А отец знает об этом?“

„Сидит у меня на шее твой отец! я до сих пор разгадать его не могу. Много, верно, он грехов наделал в чужой земле. Что ж, в самом деле, за причина: живет около месяца и хоть бы раз развеселился, как добрый козак! Не захотел выпить меду! слышишь, Катерина, не захотел меду выпить, который я вытрусил у брестовских жидов. Эй, хлопец!“ крикнул пан Данило. „Беги, малый, в погреб, да принеси жидовского меду! Горелки даже не пьет! Экая пропасть! мне кажется, пани Катерина, что он и в господа Христа не верует. А! как тебе кажется?“

„Бог знает, что говоришь ты, пан Данило!“

„Чудно, пани!“ продолжал Данило, принимая глиняную кружку от козака: „поганые католики даже падки до водки; одни только турки не пьют. Что, Стецько, много хлебнул меду в подвале?“

„Попробовал только, пан!“

„Лжешь, собачий сын! вишь, как мухи напали на усы! Я по глазам вижу, что хватил с полведра. Эх, козаки! что за лихой народ! всё готов товарищу, а хмельное высушит сам. Я, пани Катерина, что-то давно уже был пьян. А?“

„Вот давно! а в прошедший ...“

„Не бойся, не бойся, больше кружки не выпью! А вот и турецкой игумен влазит в дверь!“ проговорил он сквозь зубы, увидя нагнувшегося, чтобы войти в дверь, тестя.

„А что ж это, моя дочь!“ сказал отец, снимая с головы шапку и поправив пояс, на котором висела сабля с чудными каменьями: „солнце уже высоко, а у тебя обед не готов“.

„Готов обед, пан отец, сейчас поставим! вынимай горшок с галушками!“ сказала пани Катерина старой прислужнице, обтиравшей деревянную посуду. „Постой, лучше я сама выну“, продолжала Катерина: „а ты позови хлопцев“.

Все сели на полу в кружок: против покута пан отец, по левую руку пан Данило, по правую руку пани Катерина и десять наивернейших молодцов, в синих и желтых жупанах.

„Не люблю я этих галушек!“ сказал пан отец, немного поевши и положивши ложку: „никакого вкуса нет!“

„Знаю, что тебе лучше жидовская лапша“, подумал про себя Данило. „Отчего же, тесть“, продолжал он вслух: „ты говоришь, что вкуса нет в галушках? Худо сделаны, что ли? моя Катерина так делает галушки, что и гетману редко достается есть такие. А брезгать ими нечего. Это христианское кушанье! Все святые люди и угодники божии едали галушки“.

Ни слова отец; замолчал и пан Данило. Подали жареного кабана с капустою и сливами. „Я не люблю свинины!“ сказал Катеринин отец, выгребая ложкою капусту.

„Для чего же не любить свинины?“ сказал Данило. „Одни турки и жиды не едят свинины“.

Еще суровее нахмурился отец.

Только одну лемишку с молоком и ел старый отец и потянул вместо водки из фляжки, бывшей у него в пазухе, какую-то черную воду.

Пообедавши, заснул Данило молодецким сном и проснулся только около вечера. Сел и стал писать листы в козацкое войско; а пани Катерина начала качать ногою люльку, сидя на лежанке. Сидит пан Данило, глядит левым глазом на писание, а правым в окошко. А из окошка далеко блестят горы и Днепр. За Днепром синеют леса. Мелькает сверху прояснившееся ночное небо; но не далеким небом и не синим лесом любуется пан Данило: глядит он на выдавшийся мыс, на котором чернел старый замок. Ему почудилось, будто блеснуло в замке огнем узенькое окошко. Но всё тихо. Это, верно, показалось ему. Слышно только, как глухо шумит внизу Днепр и с трех сторон, один за другим, отдаются удары мгновенно пробудившихся волн. Он не бунтует. Он, как старик, ворчит и ропчет; ему всё не мило; всё переменилось около него; тихо враждует он с прибережными горами, лесами, лугами и несет на них жалобу в Черное море. Вот по широкому Днепру зачернела лодка и в замке снова как будто блеснуло что-то. Потихоньку свистнул Данило, и выбежал на свист верный хлопец. „Бери, Стецько, с собою скорее острую саблю да винтовку, да ступай за мною!“

„Ты идешь?“ спросила пани Катерина.

„Иду, жена. Нужно обсмотреть все места, всё ли в порядке“.

„Мне, однако ж, страшно оставаться одной. Меня сон так и клонит. Что, если мне приснится то же самое? я даже не уверена, точно ли то сон был, так это происходило живо“.

„С тобою старуха остается; а в сенях и на дворе спят козаки!“

„Старуха спит уже, а козакам что-то не верится. Слушай, Пан Данило, замкни меня в комнате, а ключ возьми с собою. Мне тогда не так будет страшно; а козаки пусть лягут перед дверями“.

„Пусть будет так!“ сказал Данило, стирая пыль с винтовки и сыпля на полку порох. Верный Стецько уже стоял одетый во всей козацкой сбруе. Данило надел смушевую шапку, закрыл окошко, задвинул засовами дверь, замкнул и вышел потихоньку из двора промеж спавшими своими козаками в горы. Небо почти всё прочистилось. Свежий ветер чуть-чуть навевал с Днепра. Если бы не слышно было издали стенания чайки, то всё бы казалось онемевшим. Но вот почудился шорох... Бурульбаш с верным слугою тихо спрятался за терновник, прикрывавший срубленный засек. Кто-то в красном жупане, с двумя пистолетами, с саблею при боку, спускался с горы. „Это тесть!“ проговорил пан Данило, разглядывая его из-за куста. „Зачем и куда ему итти в эту пору? Стецько! не зевай, смотри в оба глаза, куда возьмет дорогу пан отец“. Человек в красном жупане сошел на самый берег и поворотил к выдавшемуся мысу. „А! вот куда!“ сказал пан Данило. „Что, Стецько, ведь он как раз потащился к колдуну в дупло“.

„Да, верно, не в другое место, пан Данило! иначе мы бы видели его на другой стороне. Но он пропал около замка“.

„Постой же, вылезем, а потом пойдем по следам. Тут что-нибудь да кроется. Нет, Катерина, я говорил тебе, что отец твой недобрый человек; не так он и делал всё, как православный“.

Уже мелькнули пан Данило и его верный хлопец на выдавшемся берегу. Вот уже их и не видно. Непробудный лес, окружавший замок, спрятал их. Верхнее окошко тихо засветилось. Внизу стоят козаки и думают, как бы влезть им. Ни ворот, ни дверей не видно. Со двора, верно, есть ход; но как войти туда? Издали слышно, как гремят цепи и бегают собаки. „Что я думаю долго!“ сказал пан Данило, увидя перед окном высокий дуб: „стой тут, малый! я полезу на дуб; из него прямо можно глядеть в окошко“. Тут снял он с себя пояс, бросил вниз саблю, чтоб не звенела, и, ухватясь за ветви, поднялся вверх. Окошко всё еще светилось. Присевши на сук, возле самого окна, уцепился он рукою за дерево,и глядит: в комнате и свечи нет, а светит. По стенам чудные знаки. Висит оружие, но всё странное: такого не носят ни турки, ни крымцы, ни ляхи, ни християне, ни славный народ шведский. Под потолком взад и вперед мелькают нетопыри, и тень от них мелькает по стенам, по дверям, по помосту. Вот отворилась без скрыпа дверь. Входит кто-то в красном жупане и прямо к столу, накрытому белою скатертью. Это он, это тесть! Пан Данило опустился немного ниже и прижался крепче к дереву. Но ему некогда глядеть, смотрит ли кто в окошко, или нет. Он пришел пасмурен, не в духе, сдернул со стола скатерть — и вдруг по всей комнате тихо разлился прозрачно-голубой свет. Только не смешавшиеся волны прежнего бледно-золотого переливались, ныряли, словно в голубом море и тянулись слоями, будто на мраморе. Тут поставил он на стол горшок и начал кидать в него какие-то травы. Пан Данило стал вглядываться и не заметил уже на нем красного жупана; вместо того показались на нем широкие шаровары, какие носят турки; за поясом пистолеты; на голове какая-то чудная шапка, исписанная вся не русскою и не польскою грамотою. Глянул в лицо — и лицо стало переменяться: нос вытянулся и повиснул над губами; рот в минуту раздался до ушей; зуб выглянул изо рта, нагнулся на сторону, и стал перед ним тот самый колдун, который показался на свадьбе у есаула. „Правдив сон твой, Катерина!“ подумал Бурульбаш. Колдун стал прохаживаться вокруг стола, знаки стали быстрее переменяться на стене, а нетопыри залетали сильнее вниз и вверх, взад и вперед. Голубой свет становился реже, реже и совсем как будто потухнул. И светлица осветилась уже тонким розовым светом. Казалось, с тихим звоном разливался чудный свет по всем углам и вдруг пропал и стала тьма. Слышался только шум, будто ветер в тихий час вечера наигрывал, кружась по водному зеркалу, нагибая еще ниже в воду серебряные ивы. И чудится пану Даниле, что в светлице блестит месяц, ходят звезды, неясно мелькает темносинее небо и холод ночного воздуха пахнул даже ему в лицо. И чудится пану Даниле (тут он стал щупать себя за усы, не спит ли), что уже не небо в светлице, а его собственная опочивальня: висят на стене его татарские
и турецкие сабли; около стен полки, на полках домашняя посуда и утварь; на столе хлеб и соль; висит люлька... но вместо образов выглядывают страшные лица; на лежанке... но сгустившийся туман покрыл всё, и стало опять темно, и опять с чудным звоном осветилась вся светлица розовым светом, и опять стоит колдун неподвижно в чудной чалме своей. Звуки стали сильнее и гуще, тонкий розовый свет становился ярче, и что-то белое, как будто облако, веяло посреди хаты; и чудится пану Даниле, что облако то не облако, что то стоит женщина; только из чего она: из воздуха, что-ли, выткана? Отчего же она стоит и земли не трогает, и не опершись ни на что, и сквозь нее просвечивает розовый свет и мелькают на стене знаки? Вот она как-то пошевелила прозрачною головою своею: тихо светятся ее бледно-голубые очи; волосы вьются и падают по плечам ее, будто светло-серый туман; губы бледно алеют, будто сквозь белопрозрачное утреннее небо льется едва приметный алый свет зари; брови слабо темнеют... Ах! это Катерина! Тут почувствовал Данило, что члены у него оковались; он силился говорить, но губы шевелились без звука. Неподвижно стоял колдун на своем месте. „Где ты была?“ спросил он, и стоявшая перед ним затрепетала.

„О! зачем ты меня вызвал?“ тихо простонала она. „Мне было так радостно. Я была в том самом месте, где родилась и прожила пятнадцать лет. О, как хорошо там! Как зелен и душист тот луг, где я играла в детстве: и полевые цветочки те же, и хата наша, и огород! О, как обняла меня добрая мать моя! Какая любовь у ней в очах! Она приголубливала меня, целовала в уста и щеки, расчесывала частым гребнем мою русую косу... Отец!“ тут она вперила в колдуна бледные очи: „зачем ты зарезал мать мою!“

Грозно колдун погрозил пальцем. „Разве я тебя просил говорить про это?“ и воздушная красавица задрожала. „Где теперь пани твоя?“

„Пани моя, Катерина, теперь заснула, а я и обрадовалась тому, вспорхнула и полетела. Мне давно хотелось увидеть мать. Мне вдруг сделалось пятнадцать лет. Я вся стала легка, как птица. Зачем ты меня вызвал?“

„Ты помнишь всё то, что я говорил тебе вчера?“ спросил колдун так тихо, что едва можно было расслушать.

„Помню, помню; но чего бы не дала я, чтобы только забыть это. Бедная Катерина! она многого не знает из того, что знает душа ее“.

„Это Катеринина душа“, подумал пан Данило; но всё еще не смел пошевелиться.

„Покайся, отец! Не страшно ли, что после каждого убийства твоего мертвецы поднимаются из могил?“

„Ты опять за старое!“ грозно прервал колдун. „Я поставлю на своем, я заставлю тебя сделать, что мне хочется. Катерина полюбит меня!..“

„О, ты чудовище, а не отец мой!“ простонала она. „Нет, не будет по-твоему! Правда, ты взял нечистыми чарами твоими власть вызывать душу и мучить ее; но один только бог может заставлять ее делать то, что ему угодно. Нет, никогда Катерина, доколе я буду держаться в ее теле, не решится на богопротивное дело. Отец, близок страшный суд! Если б ты и не отец мой был, и тогда бы не заставил меня изменить моему любому, верному мужу. Если бы муж мой и не был мне верен и мил, и тогда бы не изменила ему, потому что бог не любит клятвопреступных и неверных душ“. Тут вперила она бледные очи свои в окошко, под которым сидел пан Данило, и недвижно остановилась...

„Куда ты глядишь? Кого ты там видишь?“ закричал колдун; воздушная Катерина задрожала. Но уже пан Данило был давно на земле и пробирался с своим верным Стецьком в свои горы. „Страшно, страшно!“ говорил он про себя, почувствовав какую-то робость в козацком сердце, и скоро прошел двор свой, на котором так же крепко спали козаки, кроме одного, сидевшего на стороже и курившего люльку. Небо всё было засеяно звездами.

V.

„Как хорошо ты сделал, что разбудил меня!“ говорила Катерина, протирая очи шитым рукавом своей сорочки и разглядывая с ног до головы стоявшего перед нею мужа. „Какой страшный сон мне виделся! Как тяжело дышала грудь моя! Ух!.. мне казалось, что я умираю...“

„Какой же сон, уж не этот ли?“ и стал Бурульбаш рассказывать жене своей всё, им виденное.

„Ты как это узнал, мой муж?“ спросила, изумившись, Катерина. „Но нет, многое мне не известно из того, что ты рассказываешь. Нет, мне не снилось, чтобы отец убил мать мою; ни мертвецов, ничего не виделось мне. Нет, Данило, ты не так рассказываешь. Ах, как страшен отец мой!“

„И не диво, что тебе многое не виделось. Ты не знаешь и десятой доли того, что знает душа. Знаешь ли, что отец твой антихрист? Еще в прошлом году, когда собирался я вместе с ляхами на крымцев (тогда еще я держал руку этого неверного народа), мне говорил игумен Братского монастыря, — он, жена, святой человек, — что антихрист имеет власть вызывать душу каждого человека; а душа гуляет по своей воле, когда заснет он, и летает вместе с архангелами около божией светлицы. Мне с первого разу не показалось лицо твоего отца. Если бы я знал, что у тебя такой отец, я бы не женился на тебе; я бы кинул тебя и не принял бы на душу греха, породнившись с антихристовым племенем“.

„Данило!“ сказала Катерина, закрыв лицо руками и рыдая: „я ли виновна в чем перед тобою? Я ли изменила тебе, мой любый муж? Чем же навела на себя гнев твой? Неверно разве служила тебе? сказала ли противное слово, когда ты ворочался навеселе с молодецкой пирушки? Тебе ли не родила чернобрового сына?..“

„Не плачь, Катерина, я тебя теперь знаю и не брошу ни за что. Грехи все лежат на отце твоем“.

„Нет, не называй его отцом моим! Он не отец мне. Бог свидетель, я отрекаюсь от него, отрекаюсь от отца! Он антихрист, богоотступник! Пропадай он, тони он — не подам руки спасти его. Сохни он от тайной травы — не подам воды напиться ему. Ты у меня отец мой!“

VI.

В глубоком подвале у пана Данила, за тремя замками, сидит колдун, закованный в железные цепи; а подале над Днепром горит бесовский его замок, и алые, как кровь, волны хлебещут и толпятся вокруг старинных стен. Не за колдовство и не за богопротивные дела сидит в глубоком подвале колдун. Им судия бог. Сидит он за тайное предательство, за сговоры с врагами православной русской земли продать католикам украинский народ и выжечь христианские церкви. Угрюм колдун; дума черная, как ночь, у него в голове. Всего только один день остается жить ему; а завтра пора распрощаться с миром. Завтра ждет его казнь. Не совсем легкая казнь его ждет: это еще милость, когда сварят его живого в котле, или сдерут с него грешную кожу. Угрюм колдун, поникнул головою. Может быть, он уже и кается перед смертным часом, только не такие грехи его, чтобы бог простил ему. Вверху перед ним узкое окно, переплетенное железными палками. Гремя цепями, подвелся он к окну поглядеть, не пройдет ли его дочь. Она кротка, не памятозлобна, как голубка, не умилосердится ли над отцом... Но никого нет. Внизу бежит дорога; по ней никто не пройдет. Пониже ее гуляет Днепр; ему ни до кого нет дела: он бушует, и унывно слышать колоднику однозвучный шум его. Вот кто-то показался по дороге — это козак! и тяжело вздохнул узник. Опять всё пусто. Вот, кто-то вдали спускается... Развевается зеленый кунтуш... Горит на голове золотой кораблик... Это она! Еще ближе приникнул он к окну. Вот уже подходит близко... „Катерина! дочь! умилосердись, подай милостыню!..“ Она нема, она не хочет слушать, она и глаз не наведет на тюрьму, и уже прошла, уже и скрылась. Пусто во всем мире. Унывно шумит Днепр. Грусть залегает в сердце. Но ведает ли эту грусть колдун? День клонится к вечеру. Уже солнце село. Уже и нет его. Уже и вечер: свежо; где-то мычит вол; откуда-то навеваются звуки, верно, где-нибудь народ идет с работы и веселится; по Днепру мелькает лодка... кому нужда до колодника! Блеснул на небе серебряный серп. Вот кто-то идет с противной стороны по дороге. Трудно разглядеть в темноте. Это возвращается Катерина. „Дочь! Христа ради, и свирепые волченята не станут рвать свою мать, дочь, хотя взгляни на преступного отца своего!“ Она не слушает и идет. „Дочь, ради несчастной
матери!..“ Она остановилась. „Приди принять последнее мое слово!“

„Зачем ты зовешь меня, богоотступник? Не называй меня дочерью! Между нами нет никакого родства. Чего ты хочешь от меня ради несчастной моей матери?“

„Катерина! Мне близок конец, я знаю, меня твой муж хочет привязать к кобыльему хвосту и пустить по полю, а может, еще и страшнейшую выдумает казнь...“

„Да разве есть на свете казнь равная твоим грехам? Жди ее; никто не станет просить за тебя“.

„Катерина! меня не казнь страшит, но муки на том свете... Ты невинна, Катерина, душа твоя будет летать в рае около бога; а душа богоотступного отца твоего будет гореть в огне вечном, и никогда не угаснет тот огонь: всё сильнее и сильнее будет он разгораться; ни капли росы никто не уронит, ни ветер не пахнет...“

„Этой казни я не властна умалить“ сказала Катерина, отвернувшись.

„Катерина! постой на одно слово: ты можешь спасти мою душу. Ты не знаешь еще, как добр и милосерд бог. Слышала ли ты про апостола Павла, какой был он грешный человек, но после покаялся и стал святым“.

„Что я могу сделать, чтобы спасти твою душу!“ сказала Катерина: „мне ли, слабой женщине, об этом подумать!“

„Если бы мне удалось отсюда вытти, я бы всё кинул. Покаюсь: пойду в пещеры, надену на тело жесткую власяницу, день и ночь буду молиться богу. Не только скоромного, не возьму рыбы в рот! не постелю одежды, когда стану спать! и всё буду молиться, всё молиться! И когда не снимет с меня милосердие божие хотя сотой доли грехов, закопаюсь по шею в землю, или замуруюсь в каменную стену; не возьму ни пищи, ни пития, и умру; а всё добро свое отдам чернецам, чтобы сорок дней и сорок ночей правили по мне панихиду“.

Задумалась Катерина. „Хотя я отопру, но мне не расковать твоих цепей“.

„Я не боюсь цепей“, говорил он. „Ты говоришь, что они заковали мои руки и ноги? Нет, я напустил им в глаза туман и, вместо руки, протянул сухое дерево. Вот я, гляди, на мне нет теперь ни одной цепи!“ сказал он, выходя на середину. „Я бы и стен этих не побоялся и прошел бы сквозь них, но муж твой и не знает, какие это стены. Их строил святой схимник, и никакая нечистая сила не может отсюда вывесть колодника, не отомкнув тем самым ключом, которым замыкал святой свою келью. Такую самую келью вырою и я себе, неслыханный грешник, когда выду на волю“.

„Слушай, я выпущу тебя; но если ты меня обманываешь?“ сказала Катерина, остановившись пред дверью: „и, вместо того, чтобы покаяться, станешь опять братом чорту?“

„Нет, Катерина, мне не долго остается жить уже. Близок и без казни мой конец. Неужели ты думаешь, что я предам сам себя на вечную муку?“

Замки загремели. „Прощай! храни тебя бог милосердый, дитя мое!“ сказал колдун, поцеловав ее.

„Не прикасайся ко мне, неслыханный грешник, уходи скорее!..“ говорила Катерина; но его уже не было.

„Я выпустила его“ сказала она, испугавшись и дико осматривая стены. „Что я стану теперь отвечать мужу? Я пропала. Мне живой теперь остается зарыться в могилу!“ и зарыдав, почти упала она на пень, на котором сидел колодник. „Но я спасла душу“, сказала она тихо. „Я сделала богоугодное дело. Но муж мой ... Я в первый раз обманула его. О, как страшно, как трудно будет мне перед ним говорить неправду. Кто-то идет! Это он! муж!“ вскрикнула она отчаянно и без чувств упала на землю.

VII.

„Это я, моя родная дочь! Это я, мое серденько!“ услышала Катерина, очнувшись, и увидела перед собою старую прислужницу. Баба, наклонившись, казалось, что-то шептала, и протянув над нею иссохшую руку свою, опрыскивала ее холодною водою.

„Где я?“ говорила Катерина, подымаясь и оглядываясь. „Передо мною шумит Днепр, за мною горы... куда завела меня ты, баба!“

„Я тебя не завела, а вывела; вынесла на руках моих из душного подвала. Замкнула ключиком, чтобы тебе не досталось чего от пана Данила“.

„Где же ключ?“ сказала Катерина, поглядывая на свой пояс. „Я его не вижу“.

„Его отвязал муж твой, поглядеть на колдуна, дитя мое“.

„Поглядеть?.. Баба, я пропала!“ вскрикнула Катерина.

„Пусть бог милует нас от этого, дитя мое! Молчи только, моя паняночка, никто ничего не узнает!“

„Он убежал, проклятый антихрист! Ты слышала, Катерина, он убежал?“ сказал пан Данило, приступая к жене своей. Очи метали огонь; сабля, звеня, тряслась при боку его. Помертвела жена.

„Его выпустил кто-нибудь, мой любый муж?“ проговорила она, дрожа.

„Выпустил, правда твоя; но выпустил чорт. Погляди, вместо него бревно заковано в железо. Сделал же бог так, что чорт не боится козачьих лап! Если бы только думу об этом держал в голове хоть один из моих козаков, и я бы узнал... я бы и казни ему не нашел!“

„А если бы я?..“ невольно вымолвила Катерина и испугавшись остановилась.

„Если бы ты вздумала, тогда бы ты не жена мне была. Я бы тебя зашил тогда в мешок и утопил бы на самой середине Днепра!..“

Дух занялся у Катерины, и ей чудилось, что волоса стали отделяться на голове ее.

VIII

На пограничной дороге, в корчме, собрались ляхи и пируют уже два дни. Что-то не мало всей сволочи. Сошлись, верно, на какой-нибудь наезд: у иных и мушкеты есть; чокают шпоры; брякают сабли. Паны веселятся и хвастают, говорят про небывалые дела свои, насмехаются над православьем, зовут народ украинский своими холопьями и важно крутят усы, и важно, задравши головы, разваливаются на лавках. С ними и ксенз вместе. Только и ксенз у них на их же стать: и с виду даже не похож на христианского попа. Пьет и гуляет с ними и говорит нечестивым языком своим страмные речи. Ни в чем не уступает им и челядь: позакидали назад рукава оборванных жупанов своих, и ходят козырем, как будто бы что путное. Играют в карты, бьют картами один другого по носам. Набрали с собою чужих жен. Крик, драка!.. Паны беснуются и отпускают штуки: хватают за бороду жида, малюют ему на нечестивом лбу крест; стреляют в баб холостыми зарядами и танцуют краковяк с нечестивым попом своим. Не бывало такого соблазна на русской земле и от татар. Видно, уже ей бог определил за грехи терпеть такое посрамление! Слышно между общим содомом, что говорят про заднепровский хутор пана Данила, про красавицу жену его... Не на доброе дело собралась эта шайка!

IX.

Сидит пан Данило за столом в своей светлице, подпершись локтем, и думает. Сидит на лежанке пани Катерина и поет песню.

„Чего-то грустно мне, жена моя!“ сказал пан Данило. „И голова болит у меня, и сердце болит. Как-то тяжело мне! Видно, где-то недалеко уже ходит смерть моя“.

„О, мой ненаглядный муж! приникни ко мне головою своею! Зачем ты приголубливаешь к себе такие черные думы“, подумала Катерина, да не посмела сказать. Горько ей было, повинной голове, принимать мужние ласки.

„Слушай, жена моя!“ сказал Данило: „не оставляй сына, когда меня не будет. Не будет тебе от бога счастия, если ты кинешь его, ни в том, ни в этом свете. Тяжело будет гнить моим костям в сырой земле; а еще тяжелее будет душе моей“.

„Что говоришь ты, муж мой! не ты ли издевался над нами, слабыми женами? а теперь сам говоришь, как слабая жена. Тебе еще долго нужно жить“.

„Нет, Катерина, чует душа близкую смерть. Что-то грустно становится на свете. Времена лихие приходят. Ох, помню, помню я годы; им, верно, не воротиться! Он был еще жив, честь и слава нашего войска, старый Конашевич! как будто перед очами моими проходят теперь козацкие полки! — Это было золотое время, Катерина! — Старый гетман сидел на вороном коне. Блестела в руке булава; вокруг сердюки; по сторонам шевелилось красное море запорожцев. Стал говорить гетман — и всё стало, как вкопанное. Заплакал старичина, как зачал воспоминать нам прежние дела и сечи. Эх, если б ты знала, Катерина, как резались мы тогда с турками! На голове моей виден и доныне рубец. Четыре пули пролетело в четырех местах сквозь меня. И ни одна из ран не зажила совсем. Сколько мы тогда набрали золота! Дорогие каменья шапками черпали козаки. Каких коней, Катерина, если б ты знала, каких коней мы тогда угнали! Ох, не воевать уже мне так! Кажется, и не стар, и телом бодр; а меч козацкий вываливается из рук, живу без дела, и сам не знаю, для чего живу. Порядку нет в Украйне: полковники и есаулы грызутся, как собаки, между собою. Нет старшей головы над всеми. Шляхетство наше всё переменило на польский обычай, переняло лукавство... продало душу, принявши унию. Жидовство угнетает бедный народ. О, время! время! минувшее время! куда подевались вы, лета мои?.. Ступай, малый, в подвал, принеси мне кухоль меду! Выпью за прежнюю долю и за давние годы!“

„Чем будем принимать гостей, пан? с луговой стороны идут ляхи!“ сказал, вошедши в хату, Стецько.

„Знаю, зачем идут они“, вымолвил Данило, подымаясь с места. „Седлайте, мои верные слуги, коней! надевайте сбрую! сабли наголо! не забудьте набрать и свинцового толокна. С честью нужно встретить гостей!“

Но еще не успели козаки сесть на коней и зарядить мушкеты, а уже ляхи, будто упавший осенью с дерева на землю лист, усеяли собою гору.

„Э, да тут есть с кем переведаться!“ сказал Данило, поглядывая на толстых панов, важно качавшихся впереди на конях, в золотой сбруе. „Видно, еще раз доведется нам погулять на славу! Натешься же, козацкая душа, в последний раз! Гуляйте, хлопцы, пришел наш праздник!“

И пошла по горам потеха. И запировал пир: гуляют мечи; летают пули; ржут и топочут кони. От крику безумеет голова; от дыму слепнут очи. Всё перемешалось. Но козак чует, где друг, где недруг; прошумит ли пуля — валится лихой седок с коня; свистнет сабля — катится по земле голова, бормоча языком несвязные речи. Но виден в толпе красный верх козацкой шапки пана Данила; мечется в глаза золотой пояс на синем жупане; вихрем вьется грива вороного коня. Как птица, мелькает он там и там; покрикивает и машет дамасской саблей, и рубит с правого и левого плеча. Руби, козак! гуляй, козак! тешь молодецкое сердце; но не заглядывайся на золотые сбруи и жупаны: топчи под ноги золото и каменья! Коли, козак! гуляй, козак! но оглянись назад: нечестивые ляхи зажигают уже хаты и угоняют напуганный скот. И, как вихорь, поворотил пан Данило назад, и шапка с красным верхом мелькает уже возле хат, и редеет вокруг его толпа. Не час, не другой бьются ляхи и козаки. Не много становится тех и других. Но не устает пан Данило: сбивает с седла длинным копьем своим, топчет лихим конем пеших. Уже очищается двор, уже начали разбегаться ляхи; уже обдирают козаки с убитых золотые жупаны и богатую сбрую; уже пан Данило сбирается в погоню и взглянул, чтобы созвать своих... и весь закипел от ярости: ему показался Катеринин отец. Вот он стоит на горе и целит на него мушкет. Данило погнал коня прямо к нему... Козак, на гибель идешь!.. Мушкет гремит — и колдун пропал за горою. Только верный Стецько видел, как мелькнула красная одежда и чудная шапка. Зашатался козак и свалился на землю. Кинулся верный Стецько к своему пану — лежит пан его, протянувшись на земле и закрывши ясные очи. Алая кровь закипела на груди. Но, видно, почуял верного слугу своего. Тихо приподнял веки, блеснул очами: „Прощай, Стецько! скажи Катерине, чтобы не покидала сына! Не покидайте и вы его, мои верные слуги!“ и затих. Вылетела козацкая душа из дворянского тела; посинели уста. Спит козак непробудно. Зарыдал верный слуга и машет рукою Катерине: „Ступай, пани, ступай: подгулял твой пан. Лежит он пьянехонек на сырой земле. Долго не протрезвиться ему!“ Всплеснула руками Катерина и повалилась, как сноп, на мертвое тело. „Муж мой, ты ли лежишь тут закрывши очи? Встань, мой ненаглядный сокол, протяни ручку свою! приподымись! погляди хоть раз на твою Катерину, пошевели устами, вымолви хоть одно словечко!.. Но ты молчишь, ты молчишь, мой ясный пан! Ты посинел, как черное море. Сердце твое не бьется! Отчего ты такой холодный, мой пан? видно, не горючи мои слезы, не в мочь им согреть тебя! Видно, не громок плач мой, не разбудить им тебя! Кто же поведет теперь полки твои? Кто понесется на твоем вороном конике? громко загукает и замашет саблей пред козаками? Козаки, козаки! где честь и слава ваша? Лежит честь и слава ваша, закрывши очи, на сырой земле. Похороните же меня, похороните вместе с ним! засыпьте мне очи землею! надавите мне кленовые доски на белые груди! Мне не нужна больше красота моя!“

Плачет и убивается Катерина; а даль вся покрывается пылью: скачет старый есаул Горобець на помощь.

X.

Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои. Ни зашелохнет; ни прогремит. Глядишь, и не знаешь, идет, или не идет его величавая ширина, и чудится, будто весь вылит он из стекла, и будто голубая зеркальная дорога, без меры в ширину, без конца в длину, реет и вьется по зеленому миру. Любо тогда и жаркому солнцу оглядеться с вышины и погрузить лучи в холод стклянных вод, и прибережным лесам ярко отсветиться в водах. Зеленокудрые! они толпятся вместе с полевыми цветами к водам, и наклонившись, глядят в них и не наглядятся, и не налюбуются светлым своим зраком, и усмехаются к нему, и приветствуют его, кивая ветвями. В середину же Днепра они не смеют глянуть: никто, кроме солнца и голубого неба, не глядит в него. Редкая птица долетит до середины Днепра. Пышный! ему нет равной реки в мире. Чуден Днепр и при теплой летней ночи, когда всё засыпает, и человек, и зверь, и птица; а бог один величаво озирает небо и землю, и величаво сотрясает ризу. От ризы сыплются звезды. Звезды горят и светят над миром, и все разом отдаются в Днепре. Всех их держит Днепр в темном лоне своем. Ни одна не убежит от него; разве погаснет на небе. Черный лес, унизанный спящими воронами, и древле разломанные горы, свесясь, силятся закрыть его хотя длинною тенью своею — напрасно! Нет ничего в мире, что бы могло прикрыть Днепр. Синий, синий ходит он плавным разливом и середь ночи, как середь дня, виден за столько вдаль, за сколько видеть может человечье око. Нежась и прижимаясь ближе к берегам от ночного холода, дает он по себе серебряную струю; и она вспыхивает, будто полоса дамасской сабли; а он, синий, снова заснул. Чуден и тогда Днепр, и нет реки, равной ему в мире! Когда же пойдут горами по небу синие тучи, черный лес шатается до корня, дубы трещат, и молния, изламываясь между туч, разом осветит целый мир — страшен тогда Днепр! Водяные холмы гремят, ударяясь о горы, и с блеском и стоном отбегают назад, и плачут, и заливаются вдали. Так убивается старая мать козака, выпровожая своего сына в войско. Разгульный и бодрый, едет он на вороном коне, подбоченившись и молодецки заломив шапку; а она, рыдая, бежит за ним, хватает его за стремя, ловит удила и ломает над ним руки и заливается горючими слезами.

Дико чернеют промеж ратующими волнами обгорелые пни и камни на выдавшемся берегу. И бьется об берег, подымаясь вверх и опускаясь вниз, пристающая лодка. Кто из козаков осмелился гулять в челне, в то время, когда рассердился старый Днепр? Видно, ему не ведомо, что он глотает как мух людей. Лодка причалила, и вышел из нее колдун. Невесел он; ему горька тризна, которую свершили козаки над убитым своим паном. Не мало поплатились ляхи: сорок четыре пана со всею сбруею и жупанами, да тридцать три холопа изрублены в куски; а остальных вместе с конями угнали в плен продать татарам. По каменным ступеням спустился он между обгорелыми пнями, вниз, где, глубоко в земле, вырыта была у него землянка. Тихо вошел он, не скрыпнувши дверью, поставил на стол, закрытый скатертью, горшок, и стал бросать длинными руками своими какие-то неведомые травы; взял кухоль, выделанный из какого-то чудного дерева, почерпнул им воды и стал лить, шевеля губами и творя какие-то заклинания. Показался розовый свет в светлице; и страшно было глянуть тогда ему в лицо. Оно казалось кровавым, глубокие морщины только чернели на нем, а глаза были как в огне. Нечестивый грешник! уже и борода давно поседела, и лицо изрыто морщинами, и высох весь, а всё еще творит богопротивный умысел. Посреди хаты стало веять белое облако и что-то похожее на радость сверкнуло в лице его. Но отчего же вдруг стал он недвижим с разинутым ртом, не смея пошевелиться, и отчего волосы щетиною поднялись на его голове? В облаке перед ним светилось чье-то чудное лицо. Непрошенное, незванное, явилось оно к нему в гости; чем далее, выяснивалось больше и вперило неподвижные очи. Черты его, брови, глаза, губы, всё незнакомое ему. Никогда во всю жизнь свою он его не видывал. И страшного, кажется, в нем мало; а непреодолимый ужас напал на него. А незнакомая дивная голова сквозь облако так же неподвижно глядела на него. Облако уже и пропало; а неведомые черты еще резче выказывались и острые очи не отрывались от него. Колдун весь побелел, как полотно. Диким, не своим голосом вскрикнул, опрокинул горшок ... Всё пропало.

XI.

„Спокой себя, моя любая сестра!“ говорил старый есаул Горобець. „Сны редко говорят правду“.

„Приляг, сестрица!“ говорила молодая его невестка. „Я позову старуху, ворожею; против ее никакая сила не устоит. Она выльет переполох тебе“.

„Ничего не бойся!“ говорил сын его, хватаясь за саблю: „никто тебя не обидит“.

Пасмурно, мутными глазами, глядела на всех Катерина и не находила речи. „Я сама устроила себе погибель. Я выпустила его“. Наконец она сказала: „Мне нет от него покоя! Вот уже десять дней я у вас в Киеве; а горя ни капли не убавилось. Думала, буду хоть в тишине растить на месть сына... Страшен, страшен привиделся он мне во сне! Боже сохрани и вам увидеть его! Сердце мое до сих пор бьется. Я зарублю твое дитя, Катерина! кричал он, если не выйдешь за меня замуж...“ и, зарыдав, кинулась она к колыбели, а испуганное дитя протянуло ручонки и кричало.

Кипел и сверкал сын есаула от гнева, слыша такие речи.

Расходился и сам есаул Горобець: „Пусть попробует он, окаянный антихрист, притти сюда; отведает, бывает ли сила в руках старого козака. Бог видит“, говорил он, подымая кверху прозорливые очи: „не летел ли я подать руку брату Данилу? Его святая воля! застал уже на холодной постеле, на которой много, много улеглось козацкого народа. Зато разве не пышна была тризна по нем? выпустили ли хоть одного ляха живого? Успокойся же, мое дитя! никто не посмеет тебя обидеть, разве ни меня не будет, ни моего сына“. Кончив слова свои, старый есаул пришел к колыбели, и дитя, увидевши висевшую на ремне у него в серебряной оправе красную люльку и гаман с блестящим огнивом, протянуло к нему ручонки и засмеялось. „По отцу пойдет“, сказал старый есаул, снимая с себя люльку и отдавая ему: „еще от колыбели не отстал, а уже думает курить люльку“.

Тихо вздохнула Катерина и стала качать колыбель. Сговорились провесть ночь вместе, и мало погодя уснули все. Уснула и Катерина.

На дворе и в хате всё было тихо; не спали только козаки, стоявшие на стороже. Вдруг Катерина, вскрикнув, проснулась, и за нею проснулись все. „Он убит, он зарезан!“ кричала она и кинулась к колыбели. Все обступили колыбель и окаменели от страха, увидевши, что в ней лежало неживое дитя. Ни звука не вымолвил ни один из них, не зная, что думать о неслыханном злодействе.

XII.

Далеко от Украинского края, проехавши Польшу, минуя и многолюдный город Лемберг, идут рядами высоковерхие горы. Гора за горою, будто каменными цепями, перекидывают они вправо и влево землю и обковывают ее каменною толщей, чтобы не прососало шумное и буйное море. Идут каменные цепи в Валахию и в Седмиградскую область, и громадою стали в виде подковы между галичским и венгерским народом. Нет таких гор в нашей стороне. Глаз не смеет оглянуть их; а на вершину иных не заходила и нога человечья. Чуден и вид их: не задорное ли море выбежало в бурю из широких берегов, вскинуло вихрем безобразные волны и они, окаменев, остались недвижимы в воздухе? Не оборвались ли с неба тяжелые тучи и загромоздили собою землю? ибо и на них такой же серый цвет, а белая верхушка блестит и искрится при солнце. Еще до Карпатских гор услышишь русскую молвь, и за горами еще, кой-где, отзовется как будто родное слово; а там уже и вера не та, и речь не та. Живет не малолюдный народ венгерский; ездит на конях, рубится и пьет не хуже козака; а за конную сбрую и дорогие кафтаны не скупится вынимать из кармана червонцы. Раздольны и велики есть между горами озера. Как сткло, недвижимы они и, как зеркало, отдают в себе голые вершины гор и зеленые их подошвы. Но кто середи ночи, блещут, или не блещут звезды, едет на огромном вороном коне? какой богатырь с нечеловечьим ростом скачет под горами, над озерами, отсвечивается с исполинским конем в недвижных водах, и бесконечная тень его страшно мелькает по горам? Блещут чеканеные латы; на плече пика; гремит при седле сабля; шелом надвинут; усы чернеют; очи закрыты; ресницы опущены — он спит. И, сонный, держит повода; и за ним сидит на том же коне младенец паж, и также спит и, сонный, держится за богатыря. Кто он, куда, зачем едет? — кто его знает. Не день, не два уже он переезжает горы. Блеснет день, взойдет солнце, его не видно; изредка только замечали горцы, что по горам мелькает чья-то длинная тень, а небо ясно, и тучи не пройдет по нем. Чуть же ночь наведет темноту, снова он виден и отдается в озерах и за ним, дрожа, скачет тень его. Уже проехал много он гор и взъехал на Криван. Горы этой нет выше между Карпатом как царь подымается она над другими. Тут остановился конь и всадник, и еще глубже погрузился в сон, и тучи, спустясь, закрыли его.

XIII.

„Тс... тише, баба! не стучи так, дитя мое заснуло. Долго кричал сын мой, теперь спит. Я пойду в лес, баба! Да что же ты так глядишь на меня? Ты страшна: у тебя из глаз вытягиваются железные клещи ... ух, какие длинные! и горят, как огонь! Ты, верно, ведьма! О, если ты ведьма, то пропади отсюда! ты украдешь моего сына. Какой бестолковый этот есаул: он думает, мне весело жить в Киеве; нет, здесь и муж мой и сын; кто же будет смотреть за хатой? Я ушла так тихо, что ни кошка, ни собака не услышала. Ты хочешь, баба, сделаться молодою — это совсем не трудно: нужно танцовать только; гляди, как я танцую ...“ и проговорив такие несвязные речи, уже неслась Катерина, безумно поглядывая на все стороны и упираясь руками в боки. С визгом притопывала она ногами; без меры, без такта звенели серебряные подковы. Незаплетенные черные косы метались по белой шее. Как птица, не останавливаясь, летела она, размахивая руками и кивая головою, и казалось, будто, обессилев, или грянется на земь, или вылетит из мира. Печально стояла старая няня и слезами налились ее глубокие морщины; тяжкий камень лежал на сердце у верных хлопцев, глядевших на свою пани. Уже совсем ослабела она и лениво топала ногами на одном месте, думая, что танцует горлицу. „А у меня монисто есть, парубки!“ сказала она наконец, остановившись: „а у вас нет!.. Где муж мой?“ вскричала она вдруг, выхватив из-за пояса турецкий кинжал. „О! это не такой нож, какой нужно“. При этом и слезы и тоска показались у ней на лице. „У отца моего далеко сердце, он не достанет до него. У него сердце из железа выковано. Ему выковала одна ведьма на пекельном огне. Что ж нейдет отец мой? разве он не знает, что пора заколоть его? Видно, он хочет, чтоб я сама пришла ...“ и не докончив, чудно засмеялася. „Мне пришла на ум забавная история: я вспомнила, как погребали моего мужа. Ведь его живого погребли ... какой смех забирал меня ... Слушайте, слушайте!“ и, вместо слов, начала она петь песню:

Бижыть возок кровавенькій:
У тим возку козак лежить,
Пострѣляный, порубаный.
В правій ручци дротык держить,
С того дроту кривця бижыть;
Бижыть рика кровавая.

Над ричкою явор стоить.
Над явором ворон кряче.
За козаком маты плаче.
Не плачь, маты, не журыся!
Бо вже твій сын оженывся.
Та взяв жинку паняночку,
В чистом поли земляночку,
И без дверець, без оконець.
Та вже писни вышов конец.
Танціовала рыба з раком...
А хто мене не полюбить трясця

его матерь!

Так перемешивались у ней все песни. Уже день и два живет она в своей хате и не хочет слышать о Киеве, и не молится, и бежит от людей; и с утра до позднего вечера бродит по темным дубравам. Острые сучья царапают белое лицо и плеча; ветер треплет расплетенные косы; давние листья шумят под ногами ее — ни на что не глядит она. В час, когда вечерняя заря тухнет, еще не являются звезды, не горит месяц, а уже страшно ходить в лесу: по деревьям царапаются и хватаются за сучья некрещеные дети, рыдают, хохочут, катятся клубом по дорогам и в широкой крапиве; из днепровских волн выбегают вереницами погубившие свои души девы; волосы льются с зеленой головы на плечи, вода, звучно журча, бежит с длинных волос на землю, и дева светится сквозь воду, как будто бы сквозь стеклянную рубашку; уста чудно усмехаются, щеки пылают, очи выманивают душу... она сгорела бы от любви, она зацеловала бы ... Беги! крещеный человек! уста ее — лед, постель — холодная вода; она защекочет тебя и утащит в реку. Катерина не глядит ни на кого, не боится, безумная, русалок, бегает поздно с ножом своим и ищет отца.

С ранним утром приехал какой-то гость, статный собою, в красном жупане, и осведомляется о пане Даниле; слышит всё, утирает рукавом заплаканные очи и пожимает плечами. Он-де воевал вместе с покойным Бурульбашем; вместе рубились они с крымцами и турками; ждал ли он, чтобы такой конец был пана Данила. Рассказывает еще гость о многом другом и хочет видеть пани Катерину.

Катерина сначала не слушала ничего, что говорил гость; напоследок стала, как разумная, вслушиваться в его речи. Он повел про то, как они жили вместе с Данилом, будто брат с братом; как укрылись раз под греблею от крымцев ... Катерина всё слушала и не спускала с него очей. „Она отойдет!“ думали хлопцы, глядя на нее. „Этот гость вылечит ее! она уже слушает, как разумная!“ Гость начал рассказывать между тем, как пан Данило, в час откровенной беседы, сказал ему: „Гляди, брат Копрян: когда волею божией не будет меня на свете, возьми к себе жену, и пусть будет она твоею женою...“ Страшно вонзила в него очи Катерина. „А!“ вскрикнула она: „это он! это отец!“ и кинулась на него с ножом. Долго боролся тот, стараясь вырвать у нее нож. Наконец вырвал, замахнулся — и совершилось страшное дело: отец убил безумную дочь свою. Изумившиеся козаки кинулись было на него; но колдун уже успел вскочить на коня и пропал из виду.

XIV.

За Киевом показалось неслыханное чудо. Все паны и гетманы собирались дивиться сему чуду: вдруг стало видимо далеко во все концы света. Вдали засинел Лиман, за Лиманом разливалось Черное море. Бывалые люди узнали и Крым, горою подымавшийся из моря, и болотный Сиваш. По левую руку видна была земля Галичская. „А то что такое?“ допрашивал собравшийся народ старых людей, указывая на далеко мерещившиеся на небе и больше похожие на облака серые и белые верхи. „То Карпатские горы!“ говорили старые люди: „меж ними есть такие, с которых век не сходит снег; а тучи пристают и ночуют там“. Тут показалось новое диво: облака слетели с самой высокой горы, и на вершине ее показался во всей рыцарской сбруе человек на коне с закрытыми очами, и так виден, как бы стоял вблизи. Тут, меж дивившимся со страхом народом, один вскочил на коня и, дико озираясь по сторонам, как будто ища очами, не гонится ли кто за ним, торопливо, во всю мочь, погнал коня своего. То был колдун.

Чего же так перепугался он? Со страхом вглядевшись в чудного рыцаря, узнал он на нем то же самое лицо, которое, незванное, показалось ему, когда он ворожил. Сам не мог он разуметь, отчего в нем всё смутилось при таком виде и, робко озираясь, мчался он на коне, покаместь не застигнул его вечер и не проглянули звезды. Тут поворотил он домой, может быть, допросить нечистую силу, что значит такое диво. Уже он хотел перескочить с конем через узкую реку, выступившую рукавом середи дороги, как вдруг конь на всем скаку остановился, заворотил к нему морду, и, чудо, засмеялся! белые зубы страшно блеснули двумя рядами во мраке. Дыбом поднялись волоса на голове колдуна. Дико закричал он и заплакал, как исступленный, и погнал коня прямо к Киеву. Ему чудилось, что всё со всех сторон бежало ловить его: деревья, обступивши темным лесом, и как будто живые, кивая черными бородами и вытягивая длинные ветви, силились задушить его; звезды, казалось, бежали впереди перед ним, указывая всем на грешника; сама дорога, чудилось, мчалась по следам его. Отчаянный колдун летел в Киев к святым местам.

XV.

Одиноко сидел в своей пещере перед лампадою схимник и не сводил очей с святой книги. Уже много лет, как он затворился в своей пещере. Уже сделал себе и досчатый гроб, в который ложился спать вместо постели. Закрыл святой старец свою книгу и стал молиться... Вдруг вбежал человек чудного, страшного вида. Изумился святый схимник в первый раз, и отступил, увидев такого человека. Весь дрожал он, как осиновый лист; очи дико косились; страшный огонь пугливо сыпался из очей; дрожь наводило на душу уродливое его лицо.

„Отец, молись! молись!“ закричал он отчаянно: „молись о погибшей душе!“ и грянулся на землю.

Святый схимник перекрестился, достал книгу, развернул и в ужасе отступил назад и выронил книгу: „Нет, неслыханный грешник! нет тебе помилования! беги отсюда! не могу молиться о тебе!“

„Нет?“ закричал, как безумный, грешник.

„Гляди: святые буквы в книге налились кровью. Еще никогда в мире не бывало такого грешника!“

„Отец, ты смеешься надо мною!“

„Иди, окаянный грешник! не смеюсь я над тобою. Боязнь овладевает мною. Не добро быть человеку с тобою вместе!“

„Нет! нет, ты смеешься, не говори... я вижу, как раздвинулся рот твой: вот белеют рядами твои старые зубы!..“

И, как бешеный, кинулся он — и убил святаго схимника.

Что-то тяжко застонало и стон перенесся через поле и лес. Из-за леса поднялись тощие, сухие руки с длинными когтями; затряслись и пропали.

И уже ни страха, ничего не чувствовал он. Всё чудится ему как-то смутно. В ушах шумит, в голове шумит, как будто от хмеля, и всё, что ни есть перед глазами, покрывается как бы паутиною. Вскочивши на коня, поехал он прямо в Канев, думая оттуда через Черкасы направить путь к татарам прямо в Крым, сам не зная для чего. Едет он уже день, другой, а Канева всё нет. Дорога та самая; пора бы ему уже давно показаться, но Канева не видно. Вдали блеснули верхушки церквей. Но это не Канев, а Шумск. Изумился колдун, видя, что он заехал совсем в другую сторону. Погнал коня назад к Киеву, и через день показался город; но не Киев, а Галич, город еще далее от Киева, чем Шумск, и уже недалеко от венгров. Не зная, что делать, поворотил он коня снова назад, но чувствует снова, что едет в противную сторону и всё вперед. Не мог бы ни один человек в свете рассказать, что было на душе у колдуна; а если бы он заглянул и увидел, что там деялось то уже не досыпал бы он ночей и не засмеялся бы ни разу. То была не злость, не страх, и не лютая досада. Нет такого слова на свете, которым бы можно было его назвать. Его жгло, пекло, ему хотелось бы весь свет вытоптать конем своим, взять всю землю от Киева до Галича с людьми, со всем и затопить ее в Черном море. Но не от злобы хотелось ему это сделать; нет, сам он не знал от чего. Весь вздрогнул он, когда уже показались близко перед ним Карпатские горы и высокий Криван, накрывший свое темя, будто шапкою, серою тучею; а конь всё несся и уже рыскал по горам. Тучи разом очистились, и перед ним показался в страшном величии всадник. Он силится остановиться; крепко натягивает удила; дико ржал конь, подымая гриву, и мчался к рыцарю. Тут чудится колдуну, что всё в нем замерло, что недвижный всадник шевелится и разом открыл свои очи; увидел несшегося к нему колдуна и засмеялся. Как гром, рассыпался дикой смех по горам и зазвучал в сердце колдуна, потрясши всё, что было внутри его. Ему чудилось, что будто кто-то сильный влез в него и ходил внутри его и бил молотами по сердцу, по жилам... так страшно отдался в нем этот смех!

Ухватил всадник страшною рукою колдуна и поднял его на воздух. Вмиг умер колдун и открыл после смерти очи. Но уже был мертвец, и глядел, как мертвец. Так страшно не глядит ни живой, ни воскресший. Ворочал он по сторонам мертвыми глазами и увидел поднявшихся мертвецов от Киева, и от земли Галичской, и от Карпата, как две капли воды схожих лицом на него.

Бледны, бледны, один другого выше, один другого костистей, стали они вокруг всадника, державшего в руке страшную добычу. Еще раз засмеялся рыцарь и кинул ее в пропасть. И все мертвецы вскочили в пропасть, подхватили мертвеца и вонзили в него свои зубы. Еще один всех выше, всех страшнее, хотел подняться из земли; но не мог, не в силах был этого сделать, так велик вырос он в земле; а если бы поднялся, то опрокинул бы и Карпат, и Седмиградскую и Турецкую землю, немного только подвинулся он, и пошло от того трясение по всей земле. И много поопрокидывалось везде хат. И много задавило народу.

Слышится часто по Карпату свист, как будто тысяча мельниц шумит колесами на воде. То, в безвыходной пропасти, которой не видал еще ни один человек, страшащийся проходить мимо, мертвецы грызут мертвеца. Нередко бывало по всему миру, что земля тряслась от одного конца до другого; то оттого делается, толкуют грамотные люди, что есть где-то, близ моря, гора, из которой выхватывается пламя и текут горящие реки. Но старики, которые живут и в Венгрии, и в Галичской земле, лучше знают это и говорят: что то хочет подняться выросший в земле великий, великий мертвец и трясет землю.
XVI.

В городе Глухове собрался народ около старца бандуриста, и уже с час слушал, как слепец играл на бандуре. Еще таких чудных песен и так хорошо не пел ни один бандурист. Сперва повел он про прежнюю гетманщину за Сагайдачного и Хмельницкого. Тогда иное было время: козачество было в славе; топтало конями неприятелей, и никто не смел посмеяться над ним. Пел и веселые песни старец и повоживал своими очами на народ, как будто зрящий; а пальцы, с приделанными к ним костями, летали как муха по струнам, и, казалось, струны сами играли; а кругом народ, старые люди, понурив головы, а молодые, подняв очи на старца, не смели и шептать между собою.

„Постойте“, сказал старец: „я вам запою про одно давнее дело“. Народ сдвинулся еще теснее и слепец запел:

„За пана Степана, князя Седмиградского, был князь Седмиградский королем и у ляхов, жило два козака: Иван да Петро. Жили они так, как брат с братом. „Гляди, Иван, всё, что ни добудешь — всё пополам. Когда кому веселье — веселье и другому; когда кому горе — горе и обоим; когда кому добыча — пополам добычу; когда кто в полон попадет — другой продай всё и дай выкуп, а не то, сам ступай в полон“. И правда, всё, что ни доставали козаки, всё делили пополам; угоняли ли чужой скот, или коней, всё делили пополам.

***

„Воевал король Степан с турчином. Уже три недели воюет он с турчином, а всё не может его выгнать. А у турчина был паша такой, что сам с десятью янычарами мог порубить целый полк. Вот объявил король Степан, что если сыщется смельчак и приведет к нему того пашу живого или мертвого, даст ему одному столько жалованья, сколько дает на всё войско. „Пойдем, брат, ловить пашу!“ сказал брат Иван Петру. И поехали козаки, один в одну сторону, другой в другую.

***

„Поймал ли бы еще, или не поймал Петро, а уже Иван ведет пашу арканом за шею к самому королю. „Бравый молодец!“ сказал король Степан, и приказал выдать ему одному такое жалованье, какое получает всё войско; и приказал отвесть ему земли там, где он задумает себе, и дать скота, сколько пожелает. Как получил Иван жалованье от короля, в тот же день разделил всё поровну между собою и Петром. Взял Петро половину королевского жалованья, но не мог вынесть того, что Иван получил такую честь от короля, и затаил глубоко на душе месть.

***

„Ехали оба рыцаря на жалованную королем землю, за Карпат. Посадил козак Иван с собою на коня своего сына, привязав его к себе. Уже настали сумерки — они всё едут. Младенец заснул, стал дремать и сам Иван. Не дремли, козак, по горам дороги опасные!.. Но у козака такой конь, что сам везде знает дорогу, не спотыкнется и не оступится. Есть между горами провал, в провале дна никто не видал; сколько от земли до неба, столько до дна того провала. По над самым провалом дорога — два человека еще могут проехать, а трое ни за что. Стал бережно ступать конь с дремавшим козаком. Рядом ехал Петро, весь дрожал и притаил дух от радости. Оглянулся и толкнул названного брата в провал. И конь с козаком и младенцем полетел в провал.

***

„Ухватился, однако ж, козак за сук, и один только конь полетел на дно. Стал он карабкаться, с сыном за плечами, вверх; немного уже не добрался, поднял глаза и увидел, что Петро наставил пику, чтобы столкнуть его назад. „Боже ты мой, праведный, лучше б мне не подымать глаз, чем видеть, как родной брат наставляет пику столкнуть меня назад. Брат мой милый! коли меня пикой, когда уже мне так написано на роду, но возьми сына! чем безвинный младенец виноват, чтобы ему пропасть такою лютою смертью?“ Засмеялся Петро и толкнул его пикой, и козак с младенцем полетел на дно. Забрал себе Петро всё добро и стал жить, как паша. Табунов ни у кого таких не было, как у Петра. Овец и баранов нигде столько не было. И умер Петро.

***

„Как умер Петро, призвал бог души обеих братьев, Петра и Ивана, на суд. „Великой есть грешник сей человек!“ сказал бог. „Иване! не выберу я ему скоро казни; выбери ты сам ему казнь!“ Долго думал Иван, вымышляя казнь, и наконец сказал: „Великую обиду нанес мне сей человек: предал своего брата, как Иуда, и лишил меня честного моего рода и потомства на земле. А человек без честного рода и потомства, что хлебное семя, кинутое в землю, и пропавшее даром в земле. Всходу нет — никто и не узнает, что кинуто было семя.

***

„Сделай же, боже, так, чтобы всё потомство его не имело на земле счастья! чтобы последний в роде был такой злодей, какого еще и не бывало на свете! И от каждого его злодейства, чтобы деды и прадеды его не нашли бы покоя в гробах, и терпя муку, неведомую на свете, подымались бы из могил! А Иуда Петро чтобы не в силах был подняться, и от того терпел бы муку еще горшую; и ел бы, как бешеный, землю и корчился бы под землею!

***

„И когда придет час меры в злодействах тому человеку, подыми меня, боже, из того провала на коне на самую высокую гору, и пусть прийдет он ко мне, и брошу я его с той горы в самый глубокий провал, и все мертвецы, его деды и прадеды, где бы не жили при жизни, чтобы все потянулись от разных сторон земли грызть его, за те муки, что он наносил им, и вечно бы его грызли, и повеселился бы я, глядя на его муки! А Иуда Петро чтобы не мог подняться из земли, чтобы рвался грызть и себе, но грыз бы самого себя, а кости его росли бы чем дальше, больше, чтобы чрез то еще сильнее становилась его боль. Та мука для него будет самая страшная: ибо для человека нет большей муки, как хотеть отмстить, и не мочь отмстить.

***

„Страшна казнь, тобою выдуманная, человече!“ сказал бог. „Пусть будет всё так, как ты сказал, но и ты сиди вечно там на коне своем, и не будет тебе царствия небесного, покаместь ты будешь сидеть там на коне своем!“ И то всё так сбылось, как было сказано: и доныне стоит на Карпате на коне дивный рыцарь, и видит, как в бездонном провале грызут мертвецы мертвеца, и чует, как лежащий под землею мертвец растет, гложет в страшных муках свои кости и страшно трясет всю землю...“

Уже слепец кончил свою песню; уже снова стал перебирать струны; уже стал петь смешные присказки про Хому и Ерему, про Сткляра Стокозу... но старые и малые всё еще не думали очнуться и долго стояли, потупив головы, раздумывая о страшном, в старину случившемся деле.

Семья вурдалака.

Spoiler

Неизданный отрывок из записок неизвестного

Примечание: Оригинал написан по-немецки.

В 1815 году в Вене собрался цвет европейской образованности,
дипломатических дарований, всего того, что блистало в тогдашнем обществе.
Но вот - Конгресс окончился.
Роялисты-эмигранты намеревались уже окончательно водвориться в своих
замках, русские воины - вернуться к покинутым очагам, а несколько
недовольных поляков - искать приюта своей любви к свободе в Кракове под
сомнительной тройственной эгидой независимости, уготованной для них князем
Меттернихом, князем Гарденбергом и графом Нессельроде.
Как это бывает к концу шумного бала, от общества, в свое время столь
многолюдного, остался теперь небольшой кружок лиц, которые, все не утратив
вкуса к развлечениям и очарованные прелестью австрийских дам, еще не
торопились домой и откладывали свой отъезд.
Это веселое общество, к которому принадлежал и я, собиралось два раза
в неделю у вдовствующей княгини Шварценберг в нескольких милях от города за
местечком Гитцинг. Истинная светскость хозяйки дома, еще более выигрывавшая
от ее милой приветливости и тонкого остроумия, делала чрезвычайно приятным
пребывание у нее в гостях.
Утро у нас бывало занято прогулкой; обедали мы все вместе либо в
замке, либо где-нибудь в окрестностях, а вечером, усевшись у пылающего
камина, беседовали и рассказывали всякие истории. Говорить о политике было
строго запрещено. Все от нее устали, и содержание наших рассказов мы
черпали либо в преданиях родной старины, либо в собственных воспоминаниях.
Однажды вечером, когда каждый из нас успел что-то рассказать и мы
находились в том несколько возбужденном состоянии, которое обычно еще
усиливают сумерки и тишина, маркиз д"Юрфе, старик эмигрант, пользовавшийся
всеобщей любовью за свою чисто юношескую веселость и ту особую остроту,
которую он придавал рассказам о былых своих любовных удачах, воспользовался
минутой безмолвия и сказал:
- Ваши истории, господа, конечно, весьма необыкновенны, но я думаю,
что им недостает одной существенной черты, а именно - подлинности, ибо -
насколько я уловил - никто из вас своими глазами не видел те удивительные
вещи, о которых повествовал, и не может словом дворянина подтвердить их
истинность.
Нам пришлось с этим согласиться, и старик, поглаживая свое жабо,
продолжал:
- Что до меня, господа, то мне известно лишь одно подобное
приключение, но оно так странно и в то же время так страшно и так
достоверно, что одно могло бы повергнуть в ужас людей даже самого
скептического склада ума. К моему несчастию, я был и свидетелем и
участником этого события, и хотя вообще не люблю о нем вспоминать, но
сегодня готов был бы рассказать о случившемся со мною - если только дамы
ничего не будут иметь против.
Слушать захотели все. Правда, несколько человек с робостью во взгляде
посмотрели на светящиеся квадраты, которые луна уже чертила по паркету, но
тут же кружок наш сомкнулся теснее и все приумолкли, готовясь слушать
историю маркиза. Господин д"Юрфе взял щепотку табаку, медленно потянул ее и
начал:
- Прежде всего, милостивые государыни, попрошу у вас прощения, если в
ходе моего рассказа мне придется говорить о моих сердечных увлечениях чаще,
чем это подобает человеку в моих летах. Но ради полной ясности мне о них
нельзя не упоминать. К тому же старости простительно забываться, и право
же, это ваша, милостивые государыни, вина, если, глядя на таких красивых
дам, я чуть ли сам уже не кажусь себе молодым человеком. Итак, начну прямо
с того, что в тысяча семьсот пятьдесят девятом году я был без памяти
влюблен в прекрасную герцогиню де Грамон. Эта страсть, представлявшаяся мне
тогда и глубокой и долговечной, не давала мне покоя ни днем, ни ночью, а
герцогиня, как это часто нравится хорошеньким женщинам, еще усиливала это
терзание своим кокетством. И вот, в минуту крайнего отчаяния, я в конце
концов решил просить о дипломатическом поручении к господарю молдавскому,
ведшему тогда переговоры с версальским кабинетом о делах, излагать вам
которые было бы столь же скучно, сколь и бесполезно, и назначение я
получил. Накануне отъезда я явился к герцогине. Она отнеслась ко мне менее
насмешливо, чем обычно, и в голосе ее чувствовалось некоторое волнение,
когда она мне сказала:
- Д"Юрфе, вы делаете очень неразумный шаг. Но я вас знаю, и мне
известно, что от принятого решения вы не откажетесь. Поэтому прошу вас
только об одном - возьмите вот этот крестик как залог моей дружбы и носите
его, пока не вернетесь. Это семейная реликвия, которой мы очень дорожим.
С учтивостью, неуместной, быть может, в подобную минуту, я поцеловал
не реликвию, а ту очаровательную руку, которая мне ее протягивала, и надел
на шею вот этот крестик, с которым с тех пор не расставался.
Не стану утомлять вас, милостивые государыни, ни подробностями моего
путешествия, ни моими впечатлениями от венгерцев и от сербов - этого
бедного и непросвещенного, но мужественного и честного народа, который,
даже и под турецким ярмом, не забыл ни о своем достоинстве, ни о былой
независимости. Скажу вам только, что, научившись немного по-польски еще в
те времена, когда я жил в Варшаве, я быстро начал понимать и по-сербски,
ибо эти два наречия, равно как русское и чешское, являются - и это вам,
наверно, известно не чем иным, как ветвями одного и того же языка,
именуемого славянским.
Итак, я уже знал достаточно для того, чтобы быть в состоянии
объясниться, когда мне однажды случилось попасть проездом в некую деревню,
название которой не представило бы для вас никакого интереса. Обитателей
дома, в котором я остановился, я нашел в состоянии подавленности, удивившей
меня тем более, что дело было в воскресенье, - день, когда сербы предаются
обычно всяческому веселью, забавляясь пляской, стрельбой из пищали, борьбой
и т. п. Расположение духа моих будущих хозяев я приписал какой-нибудь
недавно случившейся беде и уже думал удалиться, но тут ко мне подошел и
взял за руку мужчина лет тридцати, роста высокого и вида внушительного.
- Входи, - сказал он, - входи, чужеземец, и пусть не пугает тебя наша
печаль; ты ее поймешь, когда узнаешь ее причину.
И он мне рассказал, что старик отец его, по имени Горча, человек нрава
беспокойного и неуступчивого, поднялся однажды с постели, снял со стены
длинную турецкую пищаль и обратился к двум своим сыновьям, одного из
которых звали Георгием, а другого - Петром:
- Дети, - молвил он им, - я иду в горы, хочу с другими смельчаками
поохотиться на поганого пса Алибека (так звали разбойника-турка,
разорявшего последнее время весь тот край). Ждите меня десять дней, а коли
на десятый день не вернусь, закажите вы обедню за упокой моей души -
значит, убили меня. Но ежели, - прибавил тут старый Горча, приняв вид самый
строгий, - ежели (да не попустит этого бог) я вернусь поздней, ради вашего
спасения, не впускайте вы меня в дом. Ежели будет так, приказываю вам -
забудьте, что я вам был отец, и вбейте мне осиновый кол в спину, что бы я
ни говорил, что бы ни делал, - значит, я теперь проклятый вурдалак и пришел
сосать вашу кровь.
Здесь надо будет вам сказать, милостивые государыни, что вурдалаки,
как называются у славянских народов вампиры, не что иное в представлении
местных жителей, как мертвецы, вышедшие из могил, чтобы сосать кровь живых
людей. У них вообще те же повадки, что у всех прочих вампиров, но есть и
особенность, делающая их еще более опасными. Вурдалаки, милостивые
государыни, сосут предпочтительно кровь у самых близких своих родственников
и лучших своих друзей, а те, когда умрут, тоже становятся вампирами, так
что со слов очевидцев даже говорят, будто в Боснии и Герцеговине население
целых деревень превращалось в вурдалаков. В любопытном труде о привидениях
аббат Огюстен Кальме приводит тому ужасающие примеры. Императоры германские
не раз назначали комиссии для расследования случаев вампиризма.
Производились допросы, извлекались из могил трупы, налитые кровью, и их
сжигали на площадях, но сперва пронзали им сердце. Судебные чиновники,
присутствовавшие при этих казнях, уверяют, что сами слышали, как выли трупы
в тот миг, когда палач вбивал им в грудь осиновый кол. Они дали об этом
показания по всей форме и скрепили их присягой и подписью.
После всего этого вам легко будет вообразить себе, какое действие
слова старого Горчи произвели на его сыновей. Оба они упали к его ногам и
умоляли, чтобы он позволил им отправиться вместо него, но тот, ничего не
ответив, только повернулся к ним спиной и пошел прочь, повторяя припев
старинной песни. День, в который я приехал сюда, был тот самый, когда
кончался срок, назначенный Горчей, и мне было нетрудно понять волнение его
детей.
То была дружная и хорошая семья. Георгии, старший сын, с чертами лица
мужественными и резкими, был, по-видимому, человек строгий и решительный.
Был он женат и имел двух детей. У брата его Петра, красивого
восемнадцатилетнего юноши, лицо носило выражение скорее мягкости, чем
отваги, и его, судя по всему, особенно любила младшая сестра, Зденка, в
которой можно было признать тип славянской красоты. В ней, кроме этой
красоты, во всех отношениях бесспорной, меня прежде всего поразило
отдаленное сходство с герцогиней де Грамон. Главное - была у нее та
особенная складочка над глазами, которую за всю мою жизнь я не встречал ни
у кого, кроме как у этих двух женщин. Эта черточка могла и не понравиться с
первого взгляда, но стоило увидеть ее несколько раз, как она с неодолимой
силой привлекала вас к себе.
То ли потому, что был я тогда очень молод, то ли в самом деле
неотразимое действие производило это сходство в сочетании с каким-то
своеобразным и наивным складом ума Зденки, но стоило мне две минуты
поговорить с нею - и я уже испытывал к ней симпатию настолько живую, что
она неминуемо превратилась бы в чувство еще более нежное, если бы мне
подольше пришлось остаться в той деревне.
Мы все сидели во дворе за столом, на котором для нас были поставлены
творог и молоко в кринках. Зденка пряла; ее невестка готовила ужин для
детей, игравших тут же в песке; Петр с наигранной беззаботностью что-то
насвистывал, занятый чисткой ятагана - длинного турецкого ножа; Георгий,
облокотившись на стол, сжимал голову ладонями, был озабочен, глаз не сводил
с дороги и все время молчал.
Я же, как и все остальные, поддавшись тоскливому настроению,
меланхолично глядел на вечерние облака, обрамлявшие золотую полосу неба, и
на очертания монастыря, поднимавшегося над сосновым лесом.
Этот монастырь, как я узнал позднее, славился некогда чудотворной
иконой богоматери, которую, по преданию, принесли ангелы и оставили ее на
ветвях дуба. Но в начале минувшего века в те края вторглись турки, они
перерезали монахов и разорили монастырь. Оставались только стены и часовня,
где службу совершал некий отшельник. Он водил посетителей по развалинам и
давал приют богомольцам, которые по пути от одной святыни к другой охотно
останавливались в монастыре "божьей матери дубравной". Все это, как я уже
упомянул, мне стало известно лишь впоследствии, а в тот вечер занимала меня
уж никак не археология Сербии. Как это нередко бывает, если только дашь
волю своему воображению, я стал вспоминать прошлое, светлые дни детства,
мою прекрасную Францию, которую я покинул ради далекой и дикой страны. Я
думал о герцогине де Грамон и - не буду этого скрывать - думал также о
некоторых современницах ваших бабушек, чьи образы невольно проскользнули в
мое сердце вслед за образом прелестной герцогини.
Вскоре я позабыл и о моих хозяевах, и о предмете их тревоги.
Георгий вдруг нарушил молчание:
- Скажи-ка, жена, в котором часу ушел старик?
- В восемь часов, - ответила жена, - я слышала, как в монастыре
ударили в колокол.
- Хорошо, - проговорил Георгий, - сейчас половина восьмого, не
позднее.
И он замолчал, опять устремив глаза на большую дорогу, которая
исчезала в лесу.
Я забыл вам сказать, милостивые государыни, что когда сербы
подозревают в ком-нибудь вампира, то избегают называть его по имени или
упоминать о нем прямо, ибо думают, что так его можно вызвать из могилы. Вот
почему . Георгий, когда говорил об отце, уже некоторое время называл его не
иначе, как "старик".
Молчание продолжалось еще несколько минут. Вдруг один из мальчиков,
дернув Зденку за передник, спросил:
- Тетя, а когда дедушка придет домой?
В ответ на столь неуместный вопрос Георгий дал ребенку пощечину.
Мальчик заплакал, а его младший брат, и удивленный и испуганный,
спросил:
- А почему нам нельзя говорить о дедушке? Новая пощечина - и он тоже
примолк. Оба мальчика заревели, а взрослые перекрестились.
Но вот часы в монастыре медленно пробили восемь. Едва отзвучал первый
удар, как мы увидели человеческую фигуру, появившуюся из лесу и
направившуюся в нашу сторону.
- Он! - воскликнули в один голос Зденка, Петр и их невестка. - Слава
тебе, господи!
- Господи, сохрани и помилуй нас! - торжественно проговорил Георгий. -
Как знать, прошло ли уже или не прошло десять дней?
Все в ужасе посмотрели на него. Человек между тем все приближался к
нам. Это был высокий старик с белыми усами, с лицом бледным и строгим;
двигался он с трудом, опираясь на палку. По мере того как он приближался,
Георгий становился все мрачней. Подойдя к нам, старик остановился и обвел
свою семью взглядом как будто не видящих глаз - до того они были у него
тусклые и впалые.
- Что ж это, - сказал он, - никто не встает, никто не встречает меня?
Что вы все молчите? Иль не видите, что я ранен?
Тут я заметил, что у старика левый бок весь в крови.
- Да поддержи отца, - сказал я Георгию, - а ты, Зденка, напоила бы его
чем-нибудь, ведь он, того гляди, упадет.
- Отец, - промолвил Георгий, подойдя к Горче, - покажи свою рану, я в
этом знаю толк, перевяжу тебя...
Он только взялся за его одежду, но старик грубо оттолкнул его и обеими
руками схватился за бок:
- Оставь, коли не умеешь, больно мне!
- Так ты в сердце ранен! - вскричал Георгий и весь побледнел. -
Скорей, скорей раздевайся, так надо - слышишь!
Старик вдруг выпрямился во весь рост.
- Берегись, - сказал он глухо, - дотронешься до меня - прокляну! -
Петр встал между отцом и Георгием.
- Оставь его, - сказал он, - ты же видишь, больно ему.
- Не перечь, - проговорила жена, - знаешь ведь, он этого никогда не
терпел.
В эту минуту мы увидели стадо, возвращающееся с пастбища в облаке
пыли. То ли пес, сопровождавший стадо, не узнал старика хозяина, то ли
другая была причина, но едва только он завидел Горчу, как остановился,
ощетинился и начал выть, словно бы ему что-то показалось.
- Что с этим псом? - спросил старик, серчая все более. - Что все это
значит? За десять дней, что меня не было, неужто я так переменился, что и
собственный пес меня не узнал?
- Слышишь? - сказал своей жене Георгий.
- А что?
- Сам говорит, что десять дней прошло!
- Да нет же, ведь он в срок воротился!
- Ладно, ладно, я уж знаю, что делать. Пес не переставая выл.
- Застрелить его! - крикнул Горча. - Это я приказываю - слышите!
Георгий не пошевелился, а Петр со слезами на глазах встал, взял
отцовскую пищаль и выстрелил в пса - тот покатился в пыли.
- А был он мой любимец, - проговорил он совсем тихо. - С чего это отец
велел его застрелить?
- Он того заслужил, - ответил Горча. - Ну, стало свежо, в дом пора!
Тем временем Зденка приготовила питье для старика, вскипятив водку с
грушами, с медом и с изюмом, но он с отвращением его оттолкнул. Точно так
же он отверг и блюдо с пловом, которое ему подал Георгий, и уселся около
очага, бормоча сквозь зубы что-то невнятное.
Потрескивали сосновые дрова, и дрожащие отблески огня падали на его
лицо, такое бледное, такое изможденное, что, если бы не это освещение, его
вполне можно было принять за лицо покойника. Зденка к нему подсела и
сказала:
- Ты, отец, ни есть не хочешь, ни спать не ложишься. Может,
расскажешь, как ты охотился в горах.
Девушка знала, что эти слова затронут у старика самую чувствительную
струну, так как он любил поговорить о боях и сражениях. И в самом деле, на
его бескровных губах появилось что-то вроде улыбки, хотя глаза смотрели
безучастно, и он ответил, гладя ее по чудесным белокурым волосам:
- Ладно, дочка, ладно, Зденка, я тебе расскажу, что со мной было в
горах, только уж как-нибудь в другой раз, а то сегодня я устал. Одно скажу
- нет в живых Али-бека, и убил его я. А ежели кто сомневается, - прибавил
старик, окидывая взглядом свою семью, - есть чем доказать!
И он развязал мешок, висевший у него за спиной, и вытащил
окровавленную голову, с которой, впрочем, его собственное лицо могло
поспорить мертвенно-бледным цветом кожи! Мы с ужасом отвернулись, а Горча
отдал ее Петру и сказал:
- На, прицепи над нашей дверью - пусть знает всякий, кто пройдет мимо
дома, что Алибек убит и никто больше не разбойничает на дороге, кроме разве
султанских янычар!
Петр, подавляя отвращение, исполнил, что было приказано.
- Теперь понимаю, - сказал он, - бедный пес выл от того, что почуял
мертвечину!
- Да, почуял мертвечину, - мрачно повторил Георгий, который незадолго
перед тем незаметно вышел, а теперь вернулся: в руке он держал какой-то
предмет, который тут же поставил в угол - как мне показалось, это был кол.
- Георгий, - вполголоса сказала ему жена, - да неужто ты...
- Брат, что ты затеял? - заговорила и сестра. - Да нет, нет, ты этого
не сделаешь, верно?
- Не мешайте, - ответил Георгий, - я знаю, что мне делать, и что надо
- то сделаю.
Тем временем настала ночь, и семья ушла спать в ту часть дома, которую
от моей комнаты отделяла лишь тонкая стенка. Признаюсь, что все, чему я
вечером был свидетель, сильно на меня подействовало. Свеча уже не горела, а
в маленькое низенькое окошко возле самой моей постели вовсю светила луна,
так что на пол и на стены ложились белые пятна вроде тех, что падают сейчас
здесь, в гостиной, где мы с вами сидим, милостивые государыни. Я хотел
заснуть, но не мог. Свою бессонницу я приписал влиянию лунного света и стал
искать, чем бы завесить окно, но ничего не нашел. Тут за перегородкой глухо
послышались голоса, и я прислушался.
- Ложись, жена, - сказал Георгий, - и ты, Петр, ложись, и ты, Зденка.
Ни о чем не беспокойтесь, я посижу за вас.
- Да нет, Георгий, - отвечала жена, - уж скорее мне сидеть, ты прошлую
ночь работал, - наверно, устал. Да и так мне надо приглядеть за старшим
мальчиком, - ты же знаешь, ему со вчерашнего нездоровится!
- Будь спокойна и ложись, - говорил Георгий, - я посижу и за тебя!
- Да послушай, брат, - промолвила теперь нежным, тихим голосом Зденка,
- по мне, так нечего и сидеть. Отец уже уснул, и смотри, как мирно и
спокойно он спит.
- Ничего-то вы обе не понимаете, - возразил Георгий тоном, не
допускающим противоречия. - Говорю вам - ложитесь, а я спать не буду.
Тут воцарилась полная тишина. Вскоре же я почувствовал, как отяжелели
мои веки, и сон меня одолел.
Но вдруг дверь в комнату как будто медленно отворилась, и на пороге
встал Горча. Я, впрочем, скорее догадывался об этом, чем видел его, потому
что там, откуда он вышел, было совершенно темно. Его погасшие глаза, - так
мне чудилось, - старались проникнуть в мои мысли и следили за тем, как
подымается и опускается моя грудь. Потом он сделал шаг, еще-другой, затем,
с чрезвычайной осторожностью, неслышно ступая, стал подходить ко мне. Вот
одним прыжком он очутился у моей кровати. Я испытывал невыразимое чувство
гнета, но неодолимая сила сковывала меня. Старик приблизил ко мне свое
мертвенно-бледное лицо и так низко наклонился надо мною, что я словно
ощущал его трупное дыхание. Тогда я сделал сверхъестественное усилие и
проснулся весь в поту. В комнате не было никого, но, бросив взгляд на окно,
я ясно увидел старика Горчу, который снаружи прильнул лицом к стеклу и не
сводил с меня своих страшных глаз. У меня хватило силы, чтобы не закричать,
и самообладания, чтобы не подняться с постели, как если бы я ничего и не
видел. Старик, однако, приходил, по-видимому, лишь удостовериться, что я
сплю, по крайней мере, он и не пытался войти ко мне и, внимательно на меня
поглядев, отошел от окна, но я услышал, как он ходит в соседней комнате.
Георгий заснул и храпел так, что стены чуть не сотрясались. В эту минуту
кашлянул ребенок, и я различил голос Горчи, он спрашивал:
- Ты, малый, не спишь?
- Нет, дедушка, - отвечал мальчик, - мне бы с тобой поговорить.
- А, поговорить со мной? А о чем поговорить?
- Ты бы мне рассказал, как ты воевал с турками - я бы тоже пошел
воевать с турками!
- Я, милый, так и думал и принес тебе маленький ятаган - завтра дам.
- Ты, дедушка, лучше дай сейчас - ведь ты не спишь.
- А почему ты, малый, раньше не говорил, пока светло было?
- Отец не позволил.
- Бережет тебя отец. А тебе, значит, скорее хочется ятаганчик?
- Хочется, да только не здесь, а то вдруг отец проснется!
- Так где же?
- А давай выйдем, я буду умный, шуметь не стану. Мне словно послышался
отрывистый глухой смех старика, а ребенок начал, кажется, вставать. В
вампиров я не верил, но после кошмара, только что посетившего меня, нервы у
меня были напряжены, и я, чтобы ни в чем не упрекать себя позднее, поднялся
и ударил кулаком в стену. Этим ударом можно было бы, кажется, разбудить
всех семерых спящих, но хозяева, очевидно, и не услыхали моего стука. С
твердой решимостью спасти ребенка я бросился к двери, но она оказалась
запертой снаружи, и замки не поддавались моим усилиям. Пока я еще пытался
высадить дверь, я увидел в окно старика, проходившего с ребенком на руках.
- Вставайте, вставайте! - кричал я что было мочи и бил кулаком в
перегородку. Тут только проснулся Георгий.
- Где старик? - спросил он.
- Скорей беги, - крикнул я ему, - он унес мальчика!
Георгий ударом ноги выломал дверь, которая, так же как моя, была
заперта снаружи, и побежал к лесу. Мне наконец удалось разбудить Петра,
невестку его и Зденку. Мы все вышли из дому и немного погодя увидели
Георгия, который возвращался уже с сыном на руках. Он нашел его в обмороке
на большой дороге, но ребенок скоро пришел в себя, и хуже ему как будто не
стало. На расспросы он отвечал, что дед ничего ему не сделал, что они вышли
просто поговорить, но на воздухе у него закружилась голова, а как это было
- он не помнит. Старик же исчез.
Остаток ночи, как нетрудно себе представить, мы провели уже без сна.
Утром мне сообщили, что по Дунаю, пересекавшему дорогу в четверти мили
от деревни, начал идти лед, как это всегда бывает здесь в исходе осени и
ранней весной. Переправа на несколько дней была закрыта, и мне было нечего
думать об отъезде. Впрочем, если бы я и мог ехать, меня удержало бы
любопытство, к которому присоединялось и более могущественное чувство. Чем
больше я видел Зденку, тем сильнее меня к ней влекло. Я, милостивые
государыни, не из числа тех, кто верит в страсть внезапную и непобедимую,
примеры которой нам рисуют романы, но я полагаю, что есть случаи, когда
любовь развивается быстрее, чем обычно. Своеобразная прелесть Зденки, это
странное сходство с герцогиней де Грамон, от которой я бежал из Парижа и
которую вновь встретил здесь в таком живописном наряде, говорящую на чуждом
и гармоничном наречии, эта удивительная складочка на лбу, ради которой я во
Франции тридцать раз готов был поставить жизнь на карту, все это, вместе с
необычностью моего положения и таинственностью всего, что происходило
вокруг, повлияло, должно быть, на зреющее в моей душе чувство, которое при
других обстоятельствах проявилось бы, может быть, лишь смутно и мимолетно.
Днем я услышал, как Зденка разговаривала со своим младшим братом:
- Что же ты обо всем этом думаешь, - спрашивала она, - неужто и ты
подозреваешь отца?
- Подозревать не решусь, - отвечал ей Петр, - да к тому же и мальчик
говорит, что он ему плохого не сделал. А что нет его - так ты ведь знаешь,
он всегда так уходил и отчета не давал.
- Да, знаю, - сказала Зденка, - а коли так, надо его спасти: ведь ты
знаешь Георгия...
- Да, да, верно. Говорить с ним нечего, но мы спрячем кол, а другого
он не найдет: в горах с нашей стороны ни одной осины нет!
- Ну да, спрячем кол, только детям об этом - ни слова, а то они еще
начнут болтать при Георгии.
- Нет, ни слова им, - сказал Петр, и они расстались. Пришла ночь, а о
старике Горче ничего не было слышно. Я, как и накануне, лежал на кровати, а
луна вовсю освещала мою комнату. Уже когда сон начал туманить мне голову, я
вдруг словно каким-то чутьем уловил, что старик приближается. Я открыл
глаза и увидел его мертвенное лицо, прижавшееся к окну.
Теперь я хотел подняться, но это оказалось невозможным. Все мое тело
было словно парализовано. Пристально огля-дев меня, старик удалился, и я
слышал, как он обходил дом и тихо постучал в окно той комнаты, где спали
Георгий и его жена. Ребенок в постели заворочался и застонал во сне.
Несколько минут стояла тишина, потом я снова услышал стук в окно. Ребенок
опять застонал и проснулся.
- Это ты, дедушка? - спросил он.
- Я, - ответил глухой голос, - принес тебе ятаганчик.
- Только мне уйти нельзя, отец запретил!
- Тебе и не надо уходить, открой окошко да поцелуй меня!
Ребенок встал, и было слышно, как открывается окно. Тогда, призвав на
помощь все мои силы, я вскочил с постели и начал стучать в стену. Мгновенье
спустя Георгий уже был на ногах. Он выругался, жена его громко вскрикнула,
и вот уже вся семья собралась вокруг ребенка, лежавшего без сознания. Горча
исчез, как и накануне. Мы общими стараниями привели мальчика в чувство, но
он очень был слаб и дышал с трудом. Он, бедный, не знал, как случился ним
обморок. Мать его и Зденка объясняли это тем, что ребенок испугался, когда
его застали вместе с дедом. Я молчал. Но мальчик успокоился, и все, кроме
Георгия, опять улеглись.
Незадолго до рассвета я услыхал, как Георгии будит жену; и они
заговорили шепотом. К ним пришла и Зденка, и я услышал, как она и ее
невестка плачут.
Ребенок лежал мертвый.
Не стану распространяться о горе семьи. Никто, однако, не обвинял в
случившемся старика Горчу. По крайней мере, открыто об этом не говорили.
Георгий молчал, но в выражении его лица, всегда несколько мрачном,
теперь было и что-то страшное. В течение двух дней старик не появлялся. В
ночь на третьи сутки (после похорон ребенка) мне послышались шаги вокруг
дома и старческий голос, который звал меньшого мальчика. Мне также
показалось на мгновение, что старик Горча прижался лицом к окну, но я не
смог решить, было ли это в действительности или то была игра воображения,
потому что в ту ночь луна скрывалась за облаками. Все же я счел своим
долгом сказать об этом Георгию. Он расспросил мальчика, и тот ответил, что
и вправду слышал, как его звал дед, и видел, как он глядел в окошко.
Георгий строго приказал сыну разбудить его, если старик покажется еще.
Все эти обстоятельства не мешали мне чувствовать к Зденке нежность,
которая все больше усиливалась.
Днем мне не привелось говорить с нею наедине. Когда же настала ночь, у
меня при мысли о скором отъезде сжалось сердце. Комната Зденки была
отделена от моей сенями, которые с одной стороны выходили на улицу, с
другой - во двор.
Мои хозяева уже легли спать, когда мне пришло в голову - пойти
побродить вокруг, чтобы немного рассеяться. Выйдя в сени, я заметил, что
дверь в комнату Зденки приотворена.
Невольно я остановился. Шорох платья, такой знакомый, заставил биться
мое сердце. Потом до меня донеслись слова песни, напеваемой вполголоса. То
было прощание сербского короля со своей милой, от которой он уходил на
войну:
"Молодой ты мой тополь, - говорил старый король, - я на войну ухожу, а
ты забудешь меня.
Стройны и гибки деревья, что растут у подножья горы, но стройнее и
гибче юный твой стан!
Красны ягоды рябины, что раскачивает ветер, но ягод рябины краснее
губы твои!
А я-то - что старый дуб без листьев, и пены Дуная моя борода белей!
И ты, сердце мое, меня забудешь, и умру я с тоски, потому что враг не
посмеет убить старого короля!"
И промолвила ему красавица: "Клянусь - не забуду тебя и останусь верна
тебе. А коли клятву нарушу, приди ко мне из могилы и высоси кровь моего
сердца".
И сказал старый король: "Пусть будет так!" И ушел на войну. И скоро
красавица его забыла!.."
Тут Зденка остановилась, словно ей было боязно кончать песню. Я не в
силах был сдержаться. Этот голос, такой нежный, такой задушевный, был голос
самой герцогини де Грамон... Я, не раздумывая, толкнул дверь и вошел.
Зденка только что сняла с себя нечто вроде казакина, какой в тех местах
носят женщины. На ней оставалась теперь шитая золотом и красным шелком
сорочка и стянутая у талии простая клетчатая юбка. Ее чудесные белокурые
косы были расплетены, и вот так, полуодетая, она была еще краше, чем
обычно. Не рассердившись на мое внезапное появление, она все же, казалось,
была смущена и слегка покраснела.
- Ах, - сказала она мне, - зачем ты пришел, - ведь коли нас увидят -
что обо мне подумают?
- Зденка, сердце мое, - отвечал я ей, - не бойся: лишь кузнечик в
траве да жук на лету могут услышать, что я скажу тебе.
- Нет, милый, иди скорей, иди! Застанет нас мой брат - я тогда
погибла.
- Нет, Зденка, я уйду только тогда, когда ты мне пообещаешь, что
будешь меня любить всегда, как красавица обещала королю в той песне. Я
скоро уеду, Зденка, и как знать, когда мы опять увидимся? Зденка, ты дороже
мне моей души, моего спасения... И жизнь моя и кровь - твои. Неужели ты за
это не подаришь мне один час?
- Всякое может случиться за один час, - задумчиво ответила Зденка, но
не отняла у меня своей руки. - Не знаешь ты моего брата, - прибавила она и
вздрогнула, - уж я чувствую - придет он.
- Успокойся, моя Зденка, - сказал я в ответ, - брат твой устал от
бессонных ночей, его убаюкал ветер, что играет листвой. Сон его глубок,
ночь длинна, и я прошу тебя - побудь со мной час! А потом - прости... может
быть, навсегда!
- Нет, нет, только не навсегда! - с жаром сказала Зденка и тут же
отпрянула от меня, словно испугавшись своего же голоса.
- Ах, Зденка, - воскликнул я, - я вижу одну тебя, слышу одну тебя, я
уже себе не господин, а покорен какой-то высшей силе - прости мне, Зденка!
И я, как безумный, прижал ее к сердцу.
- Ах нет, ты мне не друг, - проговорила она, вырвавшись из моих
объятий, и забилась в дальний угол. Не знаю, что я ей ответил, так как. и
сам испугался своей смелости - не потому, чтобы иногда в подобных
обстоятельствах она не приносила мне удачи, а потому, что мне даже и в пылу
страсти чистота Зденки продолжала внушать глубокое уважение.
Вначале я, правда, вставил было несколько галантных фраз из числа тех,
которые встречали невраждебный прием у красавиц минувшего времени, но,
устыдившись тут же, отказался от них, видя, что девушка в простоте своей не
может понять тот смысл, который вы, милостивые государыни, судя по вашим
улыбкам, угадали с полуслова.
Так я и стоял перед ней и не знал, что сказать, как вдруг заметил, что
она вздрогнула и в ужасе глядит на окно. Я посмотрел в ту же сторону и ясно
различил лицо Горчи, который, не двигаясь, следил за нами.
В тот же миг я почувствовал, как чья-то тяжелая рука опускается мне на
плечо. Я обернулся. Это был Георгий.
- Ты что тут делаешь? - спросил он меня. Озадаченный этим резким
вопросом, я только показал рукой на его отца, который смотрел на нас в окно
и скрылся, как только Георгий его увидал.
- Я услышал шаги старика, - сказал я, - и пошел предупредить твою
сестру.
Георгий посмотрел на меня так, словно хотел прочитать мои
сокровеннейшие мысли. Потом взял меня за руку, привел в мою комнату и, ни
слова не сказав, ушел.
На следующий день семья сидела у дверей дома за столом, уставленным
всякой молочной снедью.
- Где мальчик? - спросил Георгий.
- На дворе, - ответила мать, - играет себе один в свою любимую игру,
будто воюет с турками.
Не успела она проговорить эти слова, как перед нами, к нашему
величайшему удивлению, появилась высокая фигура Горчи; он, выйдя из лесу,
медленно подошел к нам и сел к столу, как это уже было в день моего
приезда.
- Добро пожаловать, батюшка, - еле слышно пролепетала невестка.
- Добро пожаловать, - тихо повторили Зденка и Петр.
- Отец, - голосом твердым, но меняясь в лице, произнес Георгий, - мы
тебя ждем, чтоб ты прочел молитву! Старик, нахмурив брови, отвернулся.
- Молитву, и тотчас же! - повторил Георгий. - Перекрестись - не то,
клянусь святым Георгием...
Зденка и невестка склонились к старику, умоляя прочитать молитву.
- Нет, нет, нет, - сказал старик, - не властен он мне приказывать, а
коли потребует еще раз, прокляну!
Георгий вскочил и побежал в дом. Он сразу же и вернулся - взгляд его
сверкал бешенством.
- Где кол? - крикнул он. - Где вы спрятали кол? Зденка и Петр
переглянулись.
- Мертвец! - обратился тогда Георгий к старику. - Что ты сделал с моим
старшим? Отдай мне сына, мертвец!
И он, пока говорил, все более и более бледнел, а глаза его разгорались
все ярче.
Старик смотрел на него злым взглядом и не двигался.
- Кол! Где кол? - крикнул Георгий. - Кто его спрятал, тот и в ответе
за все горе, что нас ждет!
В тот же миг мы услышали веселый звонкий смех меньшого мальчика, и он
тут же появился верхом на огромном колу, который волочил за собой,
слабеньким детским голоском испуская тот воинственный клич, с каким сербы
бросаются на неприятеля.
Глаза у Георгия так и вспыхнули. Он вырвал у мальчика кол и ринулся на
отца. Тот дико завыл и побежал в сторону леса с такой быстротой, которая
для его возраста казалась сверхъестественной.
Георгий гнался за ним по полю, и мы скоро потеряли их из виду.
Уже зашло солнце, когда Георгий возвратился домой, бледный как смерть
и с взъерошенными волосами. Он сел у очага, и зубы у него, кажется,
стучали. Никто не решался расспросить его. Но вот настал час, когда семья
обыкновенно расходилась; он теперь, по-видимому, вполне овладел собою и,
отведя меня в сторону, сказал как ни в чем не бывало:
- Дорогой гость, был я на реке. Лед прошел, помехи в дороге нет,
теперь ты можешь ехать. Прощаться с нашими нечего, - прибавил он, бросив
взгляд на Зденку. - Дай тебе бог всякого счастия (так они велели тебе
сказать), да и ты, даст бог, не помянешь нас лихом. Завтра чуть свет уж
лошадь твоя будет стоять оседланная и проводник тебя будет ждать. Прощай,
может, вспомнишь когда своих хозяев, и уж не сердись, коли жилось тут не
так покойно, как бы надо было.
Жесткие черты лица Георгия в ту минуту выражали почти что дружелюбие.
Он проводил меня в комнату и в последний раз пожал мне руку. Потом он снова
вздрогнул, и зубы у него застучали, словно бы от холода.
Оставшись один, я, как вы легко можете себе представить, и не подумал
ложиться спать. Меня одолевали мысли. В жизни я любил уже не раз. Знал я и
порывы нежности, приступы досады и ревности, но никогда еще, даже
расставаясь с герцогиней де Грамон, я не испытывал такой скорби, какая
сейчас терзала мне сердце. Не взошло и солнце, а я уже оделся по-дорожному
и хотел было попытаться в последний раз увидеть Зденку. Но Георгий ждал
меня в сенях. Исчезла всякая возможность даже взглянуть на нее.
Я вскочил на лошадь и пустил ее во весь опор. Я давал себе обещание на
обратном пути из Ясс заехать в эту деревню, и такая надежда, пусть самая
отдаленная, мало-помалу рассеяла мои заботы. Я уже с удовольствием думал о
том, как вернусь, и воображение рисовало мне всякие подробности, но вдруг
резким движением лошадь чуть не выбила меня из седла. Тут она стала как
вкопанная, вытянула передние ноги и тревожно фыркнула, как бы давая знать о
близкой опасности. Я внимательно осмотрелся кругом и в сотне шагов увидел
волка, который рылся в земле. Так как я его вспугнул, он побежал, а я
вонзил шпоры в бока лошади и заставил ее тронуться с места. А там, где
стоял волк, я теперь увидел свежевырытую могилу. Мне также показалось, что
из земли, разрытой волком, на несколько вершков выступал кол. Этого,
однако, я не утверждаю с уверенностью, так как быстро проскакал мимо того
места.
Маркиз замолк и взял щепотку табаку.
- И это все? - спросили дамы.
- Увы, нет! - ответил г-н д"Юрфе. - То, что осталось досказать вам, -
мое мучительнейшее воспоминание, и я дорого бы дал, чтобы расстаться с ним.
Дела, по которым я приехал в Яссы, задержали меня там дольше, чем я
предполагал. Я завершил их лишь через полгода. И что же? Печально
сознавать, и все же нельзя не признать ту истину, что нет на свете
долговечных чувств. Успех моих переговоров, одобрения, которые я получал от
версального кабинета, словом, политика, та противная политика, что так
надоела нам за последнее время, в конце концов приглушила для меня
воспоминание о Зденке. К тому же и супруга молдавского господаря, женщина
очень красивая и в совершенстве владевшая нашим языком, с первых же дней
моего приезда удостоила меня чести, оказывая мне особое предпочтение перед
другими молодыми иностранцами, находившимися тогда в Яссах. Меня,
воспитанного в правилах французской галантности, с галльской кровью в
жилах, просто возмутила бы самая мысль о том, чтобы ответить
неблагодарностью на выражаемую мне благосклонность. И я со всей учтивостью
принимал знаки внимания, проявляемого ко мне, а чтобы получить возможность
лучше защищать права и интересы Франции, я и на все права, и на все
интересы господаря начал смотреть как на свои собственные.
Когда меня отозвали в Париж, я избрал ту же дорогу, какой и прибыл в
Яссы.
Я не думал уже ни о Зденке, ни о ее семье, как вдруг однажды вечером,
проезжая полями, услыхал звук колокола, ударившего восемь раз. Этот звон
мне был как будто знаком, и проводник сообщил мне, что звонили неподалеку в
монастыре. Я спросил, как он называется, и узнал, что это - монастырь
"божьей матери дубравной". Я пришпорил коня, и немного спустя мы уже
стучали в монастырские ворота. Монах впустил нас и повел в помещение,
отведенное для путешественников. В нем оказалось столько паломников, что у
меня пропала всякая охота ночевать здесь, и я спросил, удастся ль мне найти
пристанище в деревне.
- Пристанище-то найдется, - ответил с глубоким вздохом отшельник, -
пустых домов там вдоволь - а все проклятый Горча!
- Как это понимать? - спросил я. - Старик Горча все еще жив?
- Да нет, он-то похоронен взаправду, и в сердце - кол! Но он у
Георгиева сына высосал кровь. Мальчик и вернулся ночью, плакал под дверью,
ему, мол, холодно и домой хочется. У дуры-матери, хоть она сама его и
хоронила, не хватило духа прогнать мальчика на кладбище, - она и впустила
его. Тут он набросился на нее и высосал у нее всю кровь. Когда ее тоже
похоронили, она вернулась и высосала кровь у меньшого мальчика, потом - у
мужа, а потом у деверя. Всем - один конец.
- А Зденка? - спросил я.
- Ах, она от горя с ума сошла, бедняжка, - уж лучше и не говорить!
В этом ответе была какая-то неопределенность, но переспросить я не
решился.
- Вурдалаки - это как зараза, - продолжал отшельник и перекрестился, -
сколько уж семей в деревне пострадало, сколько их вымерло до последнего
человека, и вы меня послушайтесь и переночуйте в монастыре, а не то, даже
коли вас в деревне не съедят вурдалаки, вы от них вес равно такого страху
натерпитесь, что поседеете прежде, чем я прозвоню к заутрене. Я, -
продолжал он, - всего лишь бедный монах, но путешественники сами от щедрот
своих дают столько, что и я могу позаботиться о них. Есть у меня отменный
сыр, изюм такой, что посмотреть на него - слюнки потекут, да несколько
бутылок токайского - не хуже того, что изволит пить сам святейший патриарх
В эту минуту на моих глазах отшельник словно превращался в
трактирщика. Он, как мне подумалось, нарочно порассказал мне небылиц, чтобы
дать мне случай сделать нечто угодное небесам и уподобиться щедротами тем
путешественникам, которые святому мужу столько дают, что и он может
позаботиться о них.
Да и самое слово "страх" производило на меня то же действие, что звуки
трубы на боевого коня. Мне себя было бы стыдно, если бы я не отправился
немедленно Проводник мой, весь дрожа, просил позволения остаться здесь -
это я охотно разрешил.
Мне потребовалось с полчаса, чтобы доехать до деревни Она, как
выяснилось, была безлюдна. Ни в одном окошке не блестел огонь, нигде не
слышалась песня. В тишине проехал я мимо всех этих домов, по большей части
знакомых мне и остановился перед домом Георгия. То ли поддавшись
чувствительным воспоминаниям, то ли движимый своей молодой смелостью, но я
решил переночевать тут.
Я соскочил с лошади и постучал в ворота. Никто не отзывался. Я толкнул
ворота, они под визг петель открылись, и я вошел во двор.
Не расседлывая лошадь, я привязал ее под навесом, где оказался
достаточный для ночи запас овса, и направился прямо в дом.
Ни одна дверь не была затворена, а между тем все комнаты казались
нежилыми. Только комната Зденки имела такой вид, как будто ушли из нее лишь
вчера. На постели были брошены платья. На столе в лунном свете блестело
несколько драгоценных вещиц, подаренных мною, и среди них я заметил
эмалевый крестик, который я купил в Пеште. Сердце у меня невольно сжалось,
хотя любовь уже и прошла. Как бы то ни было, я закутался в плащ и улегся на
постель. Скоро меня одолел сон. Того, что мне снилось, я не помню в
подробностях, но знаю, что видел Зденку, прелестную, простодушную, любящую,
как прежде. Глядя на нее, я упрекал себя в черствости и в непостоянстве.
Как я мог, спрашивал я себя, как я мог бросить это милое дитя, которое меня
любило, как мог я ее забыть? Вскоре мысль о ней слилась с мыслью о
герцогине де Грамон, и в этих двух образах мне уже представлялась одна и та
же женщина. Я пал к ногам Зденки и молил ее о прощении. Все мое существо,
всю мою душу охватило невыразимое чувство грусти и любви.
Вот это мне и снилось, как вдруг меня наполовину пробудил некий
гармоничный звук, подобный шелесту нивы, по которой пробегает ветерок. Мне
будто слышался мелодичный звон колеблемых колосьев, и пение птиц сливалось
с рокотом водопада и с шепотом листвы. Потом все эти неясные звуки мне
представились не чем иным, как шорохом женского платья, и на этой догадке я
остановился. Открыв глаза, я увидел Зденку около своего ложа. Луна сверкала
так ярко, что теперь я до мельчайших подробностей мог во всей их прелести
различить дорогие мне когда-то черты, а что они значили для меня - это
впервые мне дал почувствовать мой сон. Зденка, оказывается, и похорошела и
развилась. Она точно так же была полуодета, как и в прошлый раз, когда я
видел ее одну, - в простой сорочке, вышитой золотом и шелком, и в юбке,
туго стянутой у талии.
- Зденка! - сказал я, подымаясь с постели. - Зденка, ты ли это?
- Да, это я, - отвечала она голосом тихим и печальным, - это я, твоя
Зденка, которую ты забыл. Ах, зачем ты не вернулся раньше? Теперь всему
конец, тебе надо скорее уезжать; еще минута и ты пропал! Прощай, милый,
прощай навсегда!
- Зденка, - сказал я, - у тебя, мне говорили, много было горя. Иди ко
мне, побеседуем - так тебе станет легче!
- Ах, милый, - промолвила она, - не всему надо верить, что про нас
говорят, но только поезжай, поезжай скорей, а коли останешься - гибели не
миновать.
- Да что это за беда мне угрожает, Зденка? И неужели нельзя мне
пробыть и часа, одного только часа, чтобы поговорить с тобой?
Зденка вздрогнула, и какая-то странная перемена совершилась в ней.
- Да, - произнесла она, - час, один только час - верно ведь? - как в
тот раз, когда я пела песню про старого короля, а ты пришел вот в эту
комнату? Ты про то говоришь? Хорошо же, пускай, пробудь со мной час! Нет,
нет, - опомнилась она вдруг, - уходи, уходи! Уходи скорей, слышишь, беги!..
Да беги же, пока не поздно!
Черты ее одушевляла какая-то дикая энергия.
Я не мог объяснить себе причину, которая заставляла ее так говорить,
но Зденка была так хороша, что я решил, не слушаясь ее, остаться. Она же,
уступив наконец моим просьбам, уселась рядом со мной, заговорила о прошлом
и, краснея, призналась, что полюбила меня сразу, как увидела. Мне между тем
становилась постепенно заметной огромная перемена, которая с ней произошла.
Ее былая сдержанность сменилась какой-то странной вольностью в обращении.
Во взгляде ее, когда-то таком застенчивом, появилось что-то дерзкое. И по
тому, как она держалась со мной, я с изумлением понял, что в ней мало
осталось от той скромности, которая отличала ее некогда.
"Неужели же, - думал я, - Зденка не была той чистой и невинной
девушкой, какой она казалась два года тому назад? Неужели она только
притворялась из страха перед братом? Неужели я так грубо был обманут
добродетельной внешностью? Но тогда почему же она уговаривала меня уехать?
Или это, чего доброго, какое-то утонченное кокетство? А я еще думал, что
знаю ее! Но все равно! Если Зденка и не Диана, какою я воображал ее себе,
то я могу сравнить ее с другой богиней, не менее очаровательной и, ей-богу
же, роль Адониса я предпочту роли Актеона!"
Если эта классическая фраза, с которой я обратился к самому себе,
покажется вам старомодной, милостивые государыни, то примите в соображение,
что я рассказываю вам о делах, случившихся в лето господне тысяча семьсот
пятьдесят девятое. Мифология занимала тогда все умы, а я не имел притязаний
на то, чтобы опередить свой век. Все с тех пор изменилось, а в не столь
давние времена революция, упразднив воспоминания язычества, равно как и
христианскую веру, поставила на их место богиню Разума. Богиня эта,
милостивые государыни, никогда не покровительствовала мне, если я находился
в обществе, подобном вашему, а в то время, о котором я повествую, я был
менее чем когда-либо склонен приносить ей жертвы. Я всецело отдался
чувству, которое влекло меня к Зденке, а она заигрывала со мной, и я весело
отвечал ей в том же духе. Прошло уже некоторое время, как мы находились в
такой упоительной близости друг к другу, но вот, примерив Зденке забавы
ради все ее драгоценности, я собрался надеть ей на шею эмалевый крестик,
который нашел на столе. Зденка вздрогнула и отшатнулась.
- Милый, довольно ребячиться, - сказала она, - оставь эти побрякушки,
поговорим лучше о тебе, о твоих делах!
Ее замешательство навело меня на всякие мысли. Внимательней
приглядываясь к ней, я заметил, что на шее у нее не было, как раньше, всех
тех образков, ладанок, которые сербы в великом множестве носят с детства до
самой смерти.
- Зденка, - спросил я, - где образки, что ты носила на шее?
- Потеряла, - с раздражением в голосе ответила она и тотчас заговорила
о другом.
Во мне заговорило какое-то темное предчувствие, я не сразу его и
осознал. Я уже собрался уходить, но Зденка удерживала меня.
- Как же это, - сказала она, - ты просил меня побыть с тобой час, а уж
хочешь ехать!
- Ты права была, Зденка, что уговаривала меня ехать, я как будто слышу
шум, боюсь, как бы нас не застали!
- Не бойся, милый, все кругом спит, лишь кузнечик в траве да жук на
лету могут услышать, что я скажу тебе!
- Нет, Зденка, нет, надо мне ехать!
- Погоди, погоди, -сказала Зденка, -ты дороже мне души моей, спасения
моего, а ты говорил мне, что жизнь твоя и кровь - мои!..
- Но брат твой, Зденка, брат - чувствую я, что он придет.
- Успокойся, сердце мое, брат мой спит, его убаюкал ветер, что играет
листвой. Сон его глубок, ночь длинна, а я тебя прошу - побудь со мной
час!..
Зденка, когда говорила эти слова, была так хороша, что безотчетный
ужас, томивший меня, уже уступил желанью остаться с ней. Все мое существо
наполнило чувство, которое невозможно изобразить, - какая-то смесь боязни и
вожделения. По мере того как моя воля ослабевала, Зденка становилась все
нежнее, и я наконец решился уступить, вместе с тем давая себе слово быть
настороже. Однако же я, как говорил вам только что, бывал всегда
благоразумен лишь наполовину, и когда Зденка, заметив мою сдержанность,
предложила прогнать ночной холод несколькими стаканами благородного вина,
которое, по ее словам, достала у доброго отшельника, я согласился с такой
готовностью, что она даже улыбнулась. Вино произвело свое действие.
Неприятное впечатление, вызванное пропажей образков и ее нежеланием надеть
крестик, совершенно рассеялось уже на втором стакане. Зденка в своем
небрежном наряде, с чудесными полураспущенными волосами, с драгоценностями,
блестевшими при лунном свете, показалась мне неотразимой. Я уже не
сдерживал себя и крепко ее обнял.
Тут, милостивые государыни, мне было одно из тех таинственных
откровений, объяснить которое я не сумею, но в которые я поневоле уверовал
- в силу жизненного опыта, хотя раньше я и не склонен был признавать их.
Зденку я обвил руками с такой силой, что от этого движения крестик,
который я вам показывал и который перед моим отъездом мне дала герцогиня де
Грамон, острием вонзился мне в грудь. Острая боль, которую я ощутил в этот
миг, явилась для меня как бы лучом света, пронизавшего все вокруг. Я
посмотрел на Зденку, и мне стало ясно, что черты ее, все еще, правда,
прекрасные, искажены смертной мукой, что глаза ее не видят и что ее улыбка
- лишь судорога агонии на лице трупа. В тот же миг я почувствовал в комнате
тлетворный запах - как из непритворенного склепа. Страшная истина предстала
мне теперь во всем своем безобразии, и я, хоть и слишком поздно, вспомнил о
предостережениях монаха. Я понял всю опас-ность своего положения и осознал,
что все будет зависеть от моей отваги и самообладания. Я отвернулся от
Зденки, чтобы не дать ей заметить ужас, написанный, должно быть, на моем
лице. Тут взгляд мой упал на окно, и я увидел страшного Горчу, который
опирался на окровавленный кол и, не отрываясь, смотрел на меня глазами
гиены. За другим окном вырисовывалось бескровное лицо Георгия, который в
эту минуту до ужаса похож был на отца. Оба они, казалось, следили за каждым
моим движением, и я не сомневался, что при первой же моей попытке бежать
они набросятся на меня. Поэтому я не показал вида, что их заметил, и
огромным усилием воли заставил себя, милостивые государыни, да, заставил
себя расточать Зденке такие же ласки, как и до этого страшного открытия. В
то же время я с тоской и тревогой думал о том, как вырваться отсюда. Я
заметил, что Горча и Георгий переглядываются со Зденкой и что им уже
надоедает ждать. За стеной мне послышался также и голос женщины и крик
детей, но такой ужасный, что его скорее можно было принять за вой диких
кошек.
"Пора убираться, - подумал я, - и чем быстрей, тем лучше".
Обратившись к Зденке, я сказал погромче, - так, чтобы меня услышала ее
страшная родня:
- Я, дитя мое, очень устал, хочется лечь и поспать несколько часов, но
сперва надо мне сходить посмотреть, не съел ли мой конь свой овес. Ты,
пожалуйста, не уходи и дождись меня.
Я коснулся губами ее холодных, безжизненных губ. Лошадь моя, вся в
пене, так и рвалась со своей привязи. Она и не дотронулась до овса, а от
ржания, которым она меня встретила, я весь похолодел: я боялся, как бы оно
не выдало мои намерения. Однако вампиры, слышавшие, наверно, мой разговор
со Зденкой, еще не встревожились. Я посмотрел, открыты ли ворота, вскочил в
седло и дал коню шпоры.
Выезжая из ворот, я успел заметить, что сборище вокруг дома было
весьма многочисленно и что большинство пришельцев прижималось глазами к
стеклам окон. Кажется, мое внезапное бегство озадачило их сперва, так как
некоторое время я не различал в ночном безмолвии иных звуков, кроме мерного
топота моего коня. Я уже почти поздравлял себя с удачей, к которой привела
моя хитрость, как вдруг услышал позади некий шум - точно рев урагана,
разбушевавшегося в горах. Кричали, выли и как будто спорили друг с другом
тысячи голосов. Потом все они, точно по уговору, умолкли, и слышен стал
только быстрый топот ног, как если бы отряд пехотинцев приближался беглым
шагом.
Я погонял своего коня, немилосердно вонзая ему в бока шпоры. В крови
моей разливался лихорадочный огонь, я напрягся, делал над собой неимоверные
усилия, чтобы сохранить присутствие духа, и вдруг услышал позади себя
голос:
- Погоди, погоди, милый! Ты дороже мне души моей, спасения моего!
Погоди, погоди! Твоя кровь - моя!
И меня сразу же коснулось холодное дыхание, и Зденка сзади меня
прыгнула на лошадь.
- Сердце мое, милый мой! - говорила она. - Вижу од-ного тебя, одного
тебя хочу, я уже себе не госпожа, надо мной - высшая сила, - прости мне,
милый, прости!
И, обвивая руками, она пыталась опрокинуть меня назад и укусить за
горло. Между нами завязалась страшная и долгая борьба. Защищался я с
трудом, но в конце концов мне удалось схватить Зденку одной рукой за пояс,
другою - за косы, и, приподнявшись на стременах, я бросил ее на землю.
Тут силы оставили меня, и начался бред. Тысячи безумных и ужасных
образов, кривляющихся личин преследовали меня. Сперва Георгий и брат его
Петр неслись по краям дороги и пытались перерезать мне путь. Это им не
удавалось, и я уже готов был возрадоваться, как вдруг, обернувшись, увидел
старика Горчу, который, опираясь на свой кол, делал прыжки, подобно
тирольцам, что у себя в горах таким путем переносятся через пропасти. Горча
тоже остался позади. Тогда его невестка, тащившая за собой своих детей,
швырнула ему одного из мальчиков, а он поймал его на острие кола. Действуя
колом, как пращой, он изо всех сил кинул ребенка мне вслед. Я уклонился от
удара, но гаденыш вцепился - не хуже настоящего бульдога - в шею моего
коня, и я с трудом оторвал его. Другого ребенка мне таким же образом кинули
вслед, но он упал прямо под копыта лошади и был раздавлен. Не помню, что
произошло еще, но когда я пришел в себя, было уже вполне светло, я лежал на
дороге, а рядом издыхал мой конь.
Так кончилось, милостивые государыни, любовное увлечение, которое
должно было бы навсегда отбить у меня охоту продолжать в том же духе. А
стал ли я впоследствии более благоразумным - об этом вам могли бы
рассказать некоторые из ровесниц ваших бабушек.
Как бы то ни было, я и сейчас содрогаюсь при мысли, что если бы враги
одолели меня, то и я тоже сделался бы вампиром, но небо того не допустило,
и вот, милостивые государыни, я не только ничуть не жажду вашей крови, но и
сам, хоть старик, всегда буду счастлив пролить свою кровь за вас!

Лавкрафт Говард Филипс.
Картина в доме.

 

Spoiler

Общеизвестно, что в погоне за острыми ощущениями люди иногда посещают весьма экзотические и отдаленные места. Пожалуй, именно для них в старину были созданы катакомбы Птолемеев и спрятанные в глубине заморских стран резные мавзолеи. Они взбираются на залитые лунным светом развалины башен рейнских дворцов, и робко спускаются по черным, заросшим лишайником ступеням под каменные руины давно забытых азиатских городов. Заколдованный лес и одинокая, пустынная гора - их святыни, а потому они неустанно рыщут в поисках неведомых открытий вокруг зловещих монолитов необитаемых островов. И все же подлинные ценители чего-то необычного, а то и просто ужасного, для которых очередное потрясение при созерцании неописуемо отвратительного зрелища является неизбежным финалом, увенчивающим их долгие поиски, пожалуй, превыше всех этих древностей оценят самый обычный, одинокий фермерский дом, находящийся где-то в провинциальной глуши Новой Англии, ибо только там темные элементы потаенной силы, гнетущего одиночества, гротескной вычурности и дремучего невежества соединяются воедино, чтобы создать изумительное творение подлинного кошмара.

Примечательно, что самыми зловещими оказываются именно маленькие, обычно некрашеные деревянные домики, стоящие поодаль от проезжих дорог, обычно притулившиеся на влажном, поросшем травой склоне, или прислонившиеся к какому-нибудь гигантскому обнажившемуся пласту каменной породы. Двести, а то и более того лет назад они у же стояли там, покосившиеся и приземистые, и вьющиеся растения ползли по их стенам, а деревья вздымали и раскидывали над их крышами свои ветви. Сейчас же они, пребывая под охраной темных пологов тени, почти невидимы за буйным, неукротимым покровом зелени; однако их окна с узенькими, облупившимися рамами по-прежнему тревожно поглядывают на вас, изредка словно подмигивая и маня к себе сквозь пелену вечного оцепенения, которое притупляет воспоминания о леденящих душу вещах и событиях, и тем самым защищает разум перед неизбежным помешательством.

На протяжении поколений в таких домах жили странные люди, подобных которым еще никто и никогда не видывал. Окутанные туманом своей мрачной и фанатичной веры, заставившей их отдалиться от остальных людей, их предки искали именно самую дикую и запущенную природу, желая обрести в ней долгожданную вольность. В таких местах потомки этой свободолюбивой расы и в самом деле достигали некоего блаженства, необремененные ограничениями и тяготами жизни остального человечества, однако робея и пресмыкаясь в рабских оковах невежества перед мрачными призраками их собственного разума.

Отдалившаяся от просвещенной цивилизации, сила этих пуритан текла по весьма странным каналам и находила подчас самые диковинные выходы, и в своей изоляции, в своем болезненном САМОограничении, служившем интересам борьбы за жизнь с безжалостной природой, они подчас перенимали и впитывали в себя самые темные и загадочные черты, дошедшие до них из доисторических глубин их холодного северного прошлого. По необходимости практичные, и по свойству духа строгие, эти люди отнюдь не были прекрасны в своих грехах. Ошибаясь, как и все смертные, они первым делом стремились найти для себя тайное убежище, к чему их подталкивал жесткий уклад жизни, а потому со временем даже сами начинали постепенно забывать, что именно столь старательно и ревностно скрывали. Теперь же лишь молчаливые, сонные, пугливо глазеющие окнами домики, сокрытые в темной глуши лесов, могли бы поведать случайному путнику, что именно было сокрыто в них с незапамятных дней далекого прошлого, а они ведь обычно такие неразговорчивые, эти полуразвалившиеся хибарки, и так не любят стряхивать с себя дремоту, которая лучше любого иного средства помогает забыть былое. Иногда даже начинает казаться, что было бы гораздо лучше и милосерднее вообще снести эти домики - ведь им так часто снятся тяжелые сны.

Именно в одном из таких сокрушенных временем строений я и оказался в ноябре 1896 года, когда разразившийся во второй половине дня. проливной дождь заставил меня искать какого угодно убежища, лишь бы не оставаться под его хлесткими струями. Я уже несколько дней путешествовал по Мискатонской долине в поисках кое-какой генеалогической информации, а поскольку интересовавшие меня сведения чаще всего носили весьма стародавний и расплывчатый характер, то в целях экономии времени я вскоре надумал обзавестись велосипедом, даже несмотря на столь неподходящее для такого вида транспорта время года.

Таким образом я оказался на старой и, очевидно, заброшенной дороге, которую сам же и выбрал, желая кратчайшим путем добраться до Эркхама, где меня застигла гроза, полностью исключавшая любую возможность добраться до любого из близлежащих населенных пунктов. В поисках возможного убежища я наконец наткнулся неподалеку от основания каменистого холма на одно-единственное, с виду весьма древнее и к тому же довольно неказистое деревянное строение, которое едва поблескивало мутными окнами, выглядывавшими из-за двух громадных, уже сбросивших листву вязов. Даже несмотря на разделявшее нас расстояние, это строение произвело на меня весьма неприятное и, более того, гнетущее впечатление уже в тот самый момент, когда я только заметил его с дороги. Мне почему-то подумалось тогда, что порядочные и благопристойные дома не смотрят на путешественника столь хитро, лукаво и одновременно завораживающе, тем более, что в своих генеалогических изысканиях я нередко встречал чуть ли не ветхозаветные легенды, содержание которых неизбежно должно было отвращать меня от подобного рода мест. Однако погодные условия были столь неблагоприятными, что я преодолел свой суеверный снобизм, и уже через несколько секунд крутил педали велосипеда вдоль по заросшему травой и кустарником склону в направлении запертой двери, один лишь потаенный вид которой наводил на определенные раздумья.

С первого взгляда мне показалось, что дом этот заброшен, однако, приближаясь к нему, я уже стал сомневаться в подобном мнении, поскольку хотя ведущая к нему тропинка действительно основательно заросла травой, она все же наводила на мысль о том, что ею изредка пользуются. Поэтому вместо того, чтобы сразу решительно потянуть на себя ручку двери, я осторожно постучался, чувствуя в душе смутный трепет и волнение, объяснение которым едва ли мог тогда найти.

Стоя в ожидании возможного ответа на грубом, поросшем мхом камне, служившем своего рода приступком, я бросил взгляд на ближайшие ко мне окна, затем посмотрел на располагавшееся над дверью оконце, и обратил внимание на то, что несмотря на ветхость, грязь, стекла в них разбиты не были. Из этого я заключил, что строение, при всей его явной запущенности и общей неказистости, должно быть, все еще обитаемо. Тем не менее, на мой стук так никто и не ответил, а потому я решил дернуть за заржавленную щеколду и обнаружил, что дверь не заперта.

Сразу за порогом находилась маленькая прихожая, со стен которой обильно осыпалась штукатурка, а из дверей доносился едва ощутимый, но определенно малоприятный запах. Я вошел, придерживая велосипед рукой, и закрыл за собой дверь. Прямо передо мной начиналась узкая лестница, завершавшаяся маленькой дверью, которая, очевидно, вела на чердак, тогда как внизу справа и слева от меня располагались двери, ведущие, скорее всего, в комнаты.

Прислонив велосипед к стене, я открыл левую дверь и оказался в небольшом помещении с низкими потолками, мрачном от едва проникавшего сквозь запыленные окна света, и обставленном самым что ни на есть незамысловатым и даже примитивным образом. Похоже, это было чем-то вроде гостиной, поскольку там стояли стол и несколько стульев, а кроме того имелся громадный камин, на котором стояли и определенно тикали старинные часы. Книг или газет было очень мало, а названия их в таком мраке разобрать было почти невозможно.

Больше всего мое внимание привлекла доминировавшая в доме атмосфера неимоверного архаизма, проступавшая буквально в каждой его детали. В большинстве домов в этой местности я и раньше встречал массу реликвий далекого прошлого, однако здесь эта поразительная древность казалась доведенной до своего пред ела, поскольку ни в одной из комнат мне не удалось обнаружить ни единого предмета, который относился бы к послереволюционным временам. Не будь это местечко обставлено столь скромной и неприглядной мебелью, оно вполне могло бы стать подлинным раем для какого-нибудь антиквара.

Обследуя эти старомодные апартаменты, я все более явно испытывал к ним чувство неподдельного отвращения, первоначально возникшее у меня при одном лишь взгляде на столь унылое строение. Ни что именно это было действительно неприязнь или, может, потаенный страх - я никак не мог определить, хотя отчетливо ощущал во всей атмосфере дома нечто такое, что, казалось, дышало темной, во многом порочной стариной, неопрятная грубость и затаенность которой, вроде бы, были давно забыты. Садиться мне почему-то не хотелось и потому я продолжал блуждать по комнатам, осматривая те или иные предметы, на которых изредка останавливался мой взгляд.

Одним из таких предметов, привлекшим мое внимание, была книга средних размеров, которая лежала на столе и имела настолько допотопный вид, что я даже подумал, что ее извлекли из какого-нибудь музея. Она была в кожаном переплете, с металлическими уголками, при этом, как ни странно, превосходно сохранилась, и мне показалось удивительным, что столь необычное издание находится в подобном затрапезном помещении.

Как только я открыл ее на первой странице, мое изумление возросло многократно, поскольку это было не чем иным как редчайшими записками Пигафетты о путешествии по району Конго, написанными на латыни на основе воспоминаний моряка Лопеса и изданными во Франкфурте в 1598 году. Я довольно часто слышал об этой книге, которая была снабжена крайне любопытными иллюстрациями, выполненными братьями Де Бран, а потому на какое-то время совершенно забыл про досаждавшую мне смутную тревогу, и очень захотел познакомиться с книгой поближе. Гравюры в ней и в самом деле были весьма интересными, выполненными исключительно на основе собственных впечатлений автора, хотя и снабженными не вполне точными пояснениями, и изображали странного вида туземцев с белой кожей и кавказскими чертами лица.

Вероятно, я вскоре так и закрыл бы эту книгу, если бы не одно довольно странное, и одновременно вполне банальное обстоятельство, почему-то задевшее мои усталые нервы и вновь оживившее ощущение непонятного беспокойства. Дело в том, что книга эта странным образом всякий раз словно бы сама раскрывалась на одном и том же месте, а именно на иллюстрации XII, на которой была в омерзительных деталях изображена лавка какого-то мясника каннибала из древнего Анзика. Я невольно устыдился собственной восприимчивости какой-то заурядной картинки, однако иллюстрация эта почему-то еще больше меня встревожила, тем более, что к ней прилагалась своего рода справка по гастрономическим пристрастиям этих самых анзикийцев.

Затем я повернулся к соседней книжной полке и осмотрел ее скудное содержимое - Библию XVIII века; "Странствия пилигримов" примерно того же периода, иллюстрированные вычурными гравюрами и изданные составителем альманахов Исайей Томасом; основательно подгнивший громадный том "Magnalia Christi Americana" и еще несколько книг примерно такого же возраста, когда мое внимание привлек внезапно донесшийся сверху звук.

По-началу изумившись, застыв на месте и вспомнив, что я уже в следующее мгновение решил, что передвигающийся человек, скорее всего, только что очнулся после долгого сна, и потому уже с меньшим удивлением прислушивался к поскрипыванию ступеней. Поступь спускавшегося по лестнице человека была весьма тяжелой и одновременно казалась какой-то настороженной, что особенно мне не понравилось с учетом его явно внушительных габаритов. Войдя в комнату, я инстинктивно запер за собой дверь, и сейчас, после мгновения тишины, когда хозяин, очевидно, осматривал мой оставленный в прихожей велосипед, услышал, как кто-то задвигал щеколдой, после чего дверь в гостиную стала медленно открываться.

В дверном проеме показался человек столь необычной внешности, что я едва было не вскрикнул, но все же каким-то образом сдержался. Это был явно хозяин дома - старый, с белой бородой, имевший вид и телосложение, которые внушали, как ни странно, некоторое уважение. Ростом он был где-то под метр восемьдесят и, несмотря на свой возраст и явную нищету, казался крепким и энергичным. Его лицо, почти полностью сокрытое длинной бородой, которая росла чуть ли не от самых глаз, казалось неестественно румяным и не столь морщинистым, как того можно было бы ожидать. На высокий лоб падала прядь белых волос, правда, чуть поредевшая с годами. Его голубые глаза с чуть красноватыми веками ощупывали меня неожиданно пронзительным и даже пылающим взглядом. Если бы не его чудовищная неряшливость, старик, пожалуй, мог бы показаться весьма внушительной и даже важной персоной. Неудивительно, что именно эта неряшливость, несмотря на выражение лица и фигуру, делала его внешность особенно отталкивающей. Невозможно было определить, что представляла собой его одежда, поскольку мне она показалась сплошной массой каких-то лохмотьев, колыхавшихся над парой высоких, тяжелых сапог. Что же до его нечистоплотности, то она вообще не поддавалась никакому описанию.

Само появление этого человека, и тот инстинктивный страх, который оно мне внушило, невольно заставили меня ожидать чего-то вроде враждебности, а потому я почти вздрогнул от изумления и ощущения дикой несуразности, когда он указал рукой в сторону стула и обратился, ко мне тонким, слабым голосом, преисполненным льстивым, даже слащавым уважением и чарующим гостеприимством. Речь его была довольно странной и представляла собой ярко выраженную форму североамериканского диалекта, который, как я полагал, уже давно вышел из повседневного обращения. Я не сводил c него взгляда, пока он садился напротив меня, после чего мы начали нашу беседу.

- Под дождь попали, да?
- вместо приветствия проговорил он.
- Рад, что вы оказались неподалеку и догадались заглянуть ко мне. Сам-то я, похоже, спал, иначе бы услышал как вы вошли. Годы уже не те, что раньше, теперь частенько хочется вздремнуть даже днем. Вы, я вижу, путешествуете? С тех пор, как отменили дилижанс на Эркхам, нечасто приходится встречать на этой дороге людей.

Я сказал, что действительно ехал в Эркхам, и извинился за непрошенное вторжение в его обитель, после чего он продолжал:

- Рад вас видеть, юноша. Редко в здешних местах удается повстречать нового человека, чтобы хоть немного поболтать c ним, развеяться. А вы, похоже, из Бостона, да? Сам я там никогда не был, но сразу могу по виду определить городского жителя. В восемьдесят четвертом был у нас здесь один учитель, но потом он неожиданно куда-то уехал, и с тех пор никто о нем ничего не слышал...

При эти словах старик неожиданно рассмеялся, но ничего не ответил на мой уточняющий вопрос об учителе. У меня сложилось впечатление, что он пребывал в довольно игривом расположении духа и был не слишком подвержен тем чудачествам, которых можно было бы ожидать от человека его возраста и положения. После этого он еще некоторое время болтал какой-то вздор, пребывая в состоянии почти лихорадочного радушия, пока мне на ум не пришло поинтересоваться у него, каким образом ему удалось раздобыть столь редкую книгу как "Regnum Congo" Пигафетты. Я все еще находился под впечатлением от этой книги и испытывал некоторое колебание, прежде чем заговорить о ней, однако любопытство все же одолело смутные страхи, которые постепенно накапливались во мне с тех самых пор, когда я впервые увидел этот дом. К моему облегчению, вопрос мой не показался ему неуместным, поскольку старик свободно и легко проговорил:

- А, та самая книжка про Африку? В шестьдесят восьмом ее продал мне капитан Эбенезер Холт - самого-то его потом в войну убило.

Что-то в упомянутом им имени Эбенезера Холта заставило меня резко взглянуть на старика, поскольку я уже когда-то встречал его в некоторых генеалогических документах, хотя все они относились исключительно к дореволюционным временам. Я подумал тогда, не сможет ли хозяин дома помочь мне в моих изысканиях, а потому решил позже расспросить его на этот счет. Между тем он и сам продолжил разговор на эту же тему:

- Эбенезер долгое время был салемским купцом, и в каждом порту скупал всякие забавные вещицы. Эту он привез, кажется, из Лондона - любил, знаете, захаживать в разные там местные магазины. Как-то раз я был у него дома это на холме, он там лошадьми торговал, - вот там я и увидел эту книгу. Мне в ней картинки понравились, вот он и отдал ее мне в обмен на что-то. Довольно забавная книжонка - дайте-ка мне очки надеть...

Старик покопался в лохмотьях и извлек из них пару грязных и неимоверно древних очков с маленькими восьмиугольными стеклами в стальной оправе. Нацепив их на нос, он протянул руку к лежавшей на столе книге и стал аккуратно, почти любовно листать ее.

- Эбенезер немного читал по ихнему - по-латыни, - а я вот не научился. Я просил двух или трех учителей почитать мне чуток, и еще Пэссона Кларка говорили, он потом утонул. А вы что-нибудь в этом понимаете?

Я ответил утвердительно и перевел ему один из первых абзацев. Если я и ошибся, старик в любом случае не мог бы подкорректировать меня, а плюс ко всему он, похоже, и в самом деле был доволен, чуть ли не по-детски радуясь моему правильному английскому.

Между тем, находиться с ним рядом становилось все более невыносимо, однако я никак не мог найти подходящий предлог, чтобы уйти и при этом не обидеть старика. Мне в общем-то была даже симпатична эта детская увлеченность старца картинками в книге, которую сам он прочитать не мог; более того, я сильно сомневался в том, что он мог прочитать даже те немногочисленные английские книги, которые украшали его более чем скромный быт. Эта демонстрация подчеркнутой простоты и незатейливой искренности отчасти сгладила то смутное опасение, которое я до сих пор испытывал, и потому я с улыбкой продолжал слушать болтовню хозяина дома.

- А странно все-таки, как картинки могут показывать, что думает человеческое тело. Взять хотя бы вот эту, в самом начале. Вам приходилось видеть такие деревья - с большими листьями, которые качаются вверх-вниз, вверх-вниз? Или вот эти люди - это не могут быть негры, совсем не такие они. Скорее индусы, даже если в Африке живут. А некоторые и вовсе на обезьян похожи, или наполовину обезьяны, а наполовину люди. Я о таких никогда и не слышал.

В этом месте он ткнул пальцем в очередное порождение фантазии художника, изобразившего, как мне показалось, нечто вроде дракона с головой крокодила.

- А сейчас я покажу вам самую лучшую - вот здесь, ближе к середине...
- Голос старика зазвучал чуть ниже, глуше, а в глазах появился чуть более яркий блеск. Его подрагивающие пальцы, казалось, стали еще более неуклюжими, но все же со своей задачей справились. Книга распалась почти сама по себе, как если бы ее особенно часто открывали именно на этом месте - на той самой двенадцатой иллюстрации, на которой была изображена лавка мясника каннибалов-анзиков. Ко мне вновь вернулось прежнее состояние тревоги, хотя я и старался не показать его. Особо нелепым казалось то обстоятельство, что художник изображал своих африканцев совсем как белых людей, а части тел, свисавшие со стен лавки, казались просто омерзительными, тогда как фигура мясника с топором в руке смотрелась зловеще. Однако хозяину дома эта иллюстрация, похоже, нравилась столь же явно, как самому мне внушала отвращение.

- Ну, что вы думаете по этому поводу? Наверное, никогда ни о чем подобном и не слышали, а? Когда я увидел это, то сказал Эбу Холту: "Прямо дрожь пробирает, когда смотришь на такое, и чувствуешь, как кровь по жилам бежит". Когда я в Библии читал про убийства людей - там много об этом написано, так ведь?
- ну так вот, я тоже об этом думал вот только картинок там не было. А здесь все видно как на ладони - грех, конечно, все это, но разве все мы не родились в грехе, и не живем в нем?.. Этот парень, которого на куски разрубили - я как гляну на него, всякий раз вздрагиваю. Но мне надо постоянно смотреть на это - видеть, как мясник отрубает ему ногу. Вот на лавке его голова, рядом с ней - одна рука, а другая уже на стене висит.

Пока старик бормотал все это в своем шокирующем экстазе, выражение его волосатого лица в очках стало неописуемо меняться, хотя голос его, как ни странно, отнюдь не повышался, а даже скорее затихал. Едва ли я был тогда в состоянии до конца осознать свои собственные чувства. Весь ужас, который я смутно испытывал до сих пор, вновь нахлынул с новой, живой силой, и я с особой ясностью почувствовал, что уже ненавижу это древнее и гнусное существо, которое сидит так близко от меня. Его безумие, или по крайней мере, почти патологическая извращенность, не вызывали у меня ни малейшего сомнения. Теперь он почти перешел на шепот и говорил с хрипотцой, которая была ужаснее крика. Дрожа всем телом, я все же продолжал слушать его.

- Вот я и говорю, странно все же, о чем эти картинки заставляют тебя думать. А знаете, молодой человек, ведь эта картинка в самый раз про меня. После того как я взял у Эба эту книжку, я помногу смотрел ее, особенно когда услышал, что Пэссон Кларк часто выходит из дома в своем большом парике. И однажды я придумал кое-что смешное - только вы не бойтесь, молодой человек, потому как все, что я сделал после того как посмотрел на эту картинку, так это зарезал овцу, которую сам же и отвез на рынок. Овцу лучше всего убивать после того как посмотришь на такое...

Голос старика совсем затих, так что я едва различал произносимые им слова. Я слышал дождь, стук его капель по замызганным, маленьким оконным стеклам, и чувствовал приближение грозы, столь необычной в это время года. Вскоре ужасающей силы вспышка и оглушительный грохот сотрясли ветхий домишко вплоть до самого фундамента, однако мои нашептывающий собеседник, казалось, ничего не заметил.

- Как прирезал овцу, стало немного веселее, но знаете, все равно как-то не было {удовлетворения}. Странно даже чувствовать, как тебя охватывает жажда чего-то такого, особенного... Если вы, молодой человек, любите Господа нашего всемогущего, то никому не рассказывайте об этом, но я скажу вам правду - я глядел на эту картинку, и внутри у меня поднимался голод по {такой пище, которую я не мог ни купить, ни сам вырастить...} Нет-нет, сидите спокойно, что с вами?
- я же не сделал ничего такого, только подумал, что же будет, если и в {самом деле} сделаю... Часто говорят, что вся наша плоть происходит от крови и мяса, что они дают нам новую жизнь, вот я и подумал, что человек будет жить долго-долго, если будет есть то же самое, {что и он сам...}

На этом его шепот прервался, причем остановил его отнюдь не мой страх, и не все более усиливавшаяся гроза. Произошло это по самой что ни на есть простой, и в то же время неожиданной причине.

Между нами на столе лежала та самая раскрытая книга с ее обращенной к потолку омерзительной иллюстрацией. Как только старик прошептал слова "что и он сам", я услышал слабый звук, похожий на легкий шлепок, и на пожелтевшей странице появилось пятно. Я поначалу подумал о дожде и протекающей крыше, но ведь дождь не бывает красным. На изображении лавки мясника анзикских каннибалов это маленькое красное пятнышко поблескивало весьма живописно, придавая старинной гравюре особую силу и живость. Старик тоже увидел пятно, и тут же замолчал, причем еще даже до того, как выражение ужаса на моем лице вынудило бы его сделать это. Он быстро поднял взгляд к потолку. Я проследил за его взглядом и увидел прямо над нами, на отслаивающейся штукатурке старинного потолка, большое, неровной формы, мокрое пунцовое пятно, которое, как мне показалось, расширялось буквально на глазах. Я не закричал и не пошевелился, а всего лишь плотно сомкнул веки. Мгновение спустя раздался удар, а может и несколько оглушительных ударов грома, которые сокрушили этот проклятый дом со всеми его жуткими тайнами, и принесли мне забытье - то единственное, что еще могло спасти мой бедный рассудок.

И на сегодня всё. Пока..

station922.mkv

Внимание! присутствует мат... Фэйк, конечено же.

Почему-то не открывается. Сейчас поправляю.

http://vk.com/video176933364_166144313

Изменено: Кошара, 31 Октябрь 2013 - 17:22

[Кошара]

Привет всем!

Лили Марлен.

Автор: Azamat

Spoiler

Это было в Кабардино-Балкарии. Я точно не помню конкретного названия места, так как не оттуда родом, и было это семнадцать лет назад, мне было тогда всего 14 лет. Помню только, что это предгорья Эльбруса.

Мой отец, в свободное время охотник, поехал к старым друзьям и взял меня с собой. Мы гостили там неделю и, конечно, пошли в горы на охоту на уларов — это птицы вроде кекликов. Они водятся высоко в горах, и добираться пришлось долго, почти весь день. Места высокогорные, и ни души вокруг. На саму охоту я не пошел, устал очень, и остался у палаток готовить дрова для костра. Когда стемнело, вернулся отец с друзьями. Они ничего не принесли — оказалось, что они просто присмотрели места на завтра. Мы поужинали и легли спать, так как утром надо было рано вставать. Спали в двух палатках, я лежал в одной палатке с отцом. От усталости я рухнул на спальный мешок, как подкошенный, и только голова коснулась импровизированной подушки, я отключился.

Проснулся посреди ночи оттого, что снаружи дул порывистый ветер и палатка колыхалась. Оказалось, что я немного замерз. Укутавшись поплотнее, я уже стал засыпать, и вдруг услышал, что прямо у палатки, у самой моей головы, но только снаружи, по ту сторону брезента, кто-то свистит. Не ветер или мышь — это явно человек свистел какую-то мелодию. Я отчетливо ее слышал. Мелодия была мне незнакома. Было ощущение, что кто-то нагнулся и, внимательно рассматривая меня сквозь палатку, посвистывает надо мной. Сначало свистели тихо, как бы сквозь язык. Потом чуть громче — один и тот же мотив. Позже свист чуть переместился в сторону от палатки и стал сильнее и отчетливее. Всё это продолжалось минут пять.

Я стал будить отца, осознав, что вокруг палатки явно ходит кто-то чужой. Тихо, без слов, толкал отца в плечо, и он еле проснулся. Не успел я ему и слова сказать, как свист снаружи моментально замолк.

Мы вышли из палатки. Отец серьезно отнесся к тому, зачем я его разбудил — тогда в Чечне уже вовсю шла война, и хоть она была за многие километры оттуда, мало ли кого и как могло сюда занести. Мы вышли с ружьем и фонарем. Никого не было, ничего не тронуто, никаких следов. Заглянули в палатку к друзьям — кроме громкого храпа, от них было ничего не добиться. Снова легли спать. Заснуть сразу я уже не мог и думал всё о произошедшем, прокручивал в голове ту мелодию снова и снова — я хорошо и отчетливо ее запомнил.

Под утро я наконец заснул, и мне приснился нехороший сон — какие-то горы, война, люди в старой форме, кажется, немцы, кричат что-то и стреляют вниз, оттуда по ним бьют пушки. Я, почему-то вместе с большой лохматой белой собакой, прячусь от них в скалах, потом один замечает нас и с перекошенным злым лицом дает по нам очередь, отчего я, вскрикнув, просыпаюсь в пустой палатке...

Снаружи все уже завтракали. Когда вышеля , пошутили надо мной — мол, что, опять кто-то свистел? А может, ночью ты сам спал, как сурок, и свой собственный свист слышал? Я отшучивался.

С тех пор прошло много времени, но я всё помнил, как будто это произошло вчера, особенно ту мелодию. Странной она какой-то мне показалась — или, может, все, что так остро переживаешь, кажется необычным и остается в памяти навсегда.

Через несколько лет я поступил в ВУЗ и начал серьёзно заниматься немецким языком, а затем уехал волею судеб в Германию. Там эта моя история из детства мистически нашла свое продолжение.

Однажды я случайно услышал по телевизору музыку. Она была приятной, очень знакомой, и у меня появилось даже желание подпевать. Я еще думал подсознательно — где же я ее слышал?.. СТОП! Меня будто облили холодной водой, и я помчался к телевизору.

Шёл документальный фильм — черно-белые кадры, где знаменитая немецкая певица сороковых годов Лале Андерсен (Lale Andersen) пела песню «Лили Марлен» (Lili Marleen) — шлягер времен Второй Мировой войны. Поищите в «YouTube» эту красивую песню, и услышите один в один тот же мотив, что слышал я пятнадцать лет назад за брезентом палатки ветреной ночью в кабардинских горах, где не то, что про Лале Андерсен из 40-х годов прошлого века, а даже про Майкла Джексона не все слышали.

Кстати, о том плохом сне — в Кабардино-Балкарии, как я потом выяснил, шли кровопролитные бои за Кавказ между немецкими горными стрелковыми батальонами и советскими войсками. Может, тот мой сон как-то связан с этим.

Слова этой старой немецкой песни я знаю сегодня наизусть и даже научился играть ее на гитаре. Потом нашел ее перевод на английский и даже на русский языки, так она была популярна в то время. Выкладываю текст здесь в русском варианте:

Возле казармы, в свете фонаря
кружатся попарно листья сентября,
Ах как давно у этих стен
я сам стоял,
стоял и ждал
тебя, Лили Марлен,
тебя, Лили Марлен.

Если в окопах от страха не умру,
если мне снайпер не сделает дыру,
если я сам не сдамся в плен,
то будем вновь
крутить любовь
с тобой, Лили Марлен,
с тобой, Лили Марлен.

Лупят ураганным, Боже помоги,
я отдам Иванам шлем и сапоги,
лишь бы разрешили мне взамен
под фонарем
стоять вдвоем
с тобой, Лили Марлен,
с тобой, Лили Марлен.

Есть ли что банальней смерти на войне
и сентиментальней встречи при луне,
есть ли что круглей твоих колен,
колен твоих,
я люблю тебя,
моя Лили Марлен,
моя Лили Марлен.

Кончатся снаряды, кончится война,
возле ограды, в сумерках одна,
будешь ты стоять у этих стен,
во мгле стоять,
стоять и ждать
меня, Лили Марлен,
меня, Лили Марлен...

Тварь в моей комнате
Давненько у нас таких историй не было...

Spoiler

Все началось, когда мне было около 12 лет. Мы переехали в новую квартиру.
Я часто не мог уснуть, а мой кот постоянно бегал, поэтому приходилось закрывать его на балконе.
Во время бессонницы я начинал чувствовать чье-то присутствие, взгляд, будто кто-то стоит возле кровати и смотрит.
А затем я услышал это. Шепот. Спокойный голос. Слова было не различить. Будто какой-то неведомый мне язык. Я боялся этого и поэтому залезал с головой под одеяло и лежал так до утра. Мне не всегда удавалось уснуть.
Со временем я начал только сильнее бояться этого шепота, не мог шевелиться, покрывался холодным потом.
Однажды я решил поставить рядом с собой светильник и когда придет оно включить свет.
Той ночью я лежал и ждал. И услышал это. Я резко вытянул из-под одеяла руку, открыв при этом голову, и нажал на выключатель маленького светильника. Лампочка со скрежетом перегорела…
Рядом с моей кроватью стояла тень. Кот царапался через двери балкона и громко мяукал. Я не мог пошевелиться.
Тень сделала шаг вперед, и часть лунного света попала ей на лицо. Большие черные глаза. Все, что я видел. Оно просто стояло и смотрело. Глаза, будто, были полны злобы, я хотел закричать и убежать, но мышцы были скованы, словно налились свинцом, а в горле ком. Я чувствовал, как капельки холодного пота стекают с моего лба и текут по рукам маленькими ручейками.
Я не знаю, сколько это продолжалось, но тень просто сделала шаг назад и скрылась в коридоре.
А я так и не пошевелился до рассвета. Лишь когда родители проснулись, я встал и пошел в душ. В том ужасе я даже не заметил, как обмочился. Когда я вкинул свою простыню в грязное белье, мама посмотрела на меня удивленно, но промолчала.
Со временем я, как и все остальные, заметил, что разговариваю только шепотом. И когда открываю двери, всегда заглядываю аккуратно, всегда жду, что оно меня где-то поджидает. Поэтому я нахожусь в этой больнице.
Но оно меня нашло здесь. Я слышал его вчера. Думаю, мне недолго осталось. Поэтому все-таки решил все это записать...

 

Один любопытный камент под историей: "Единственная тварь в моей комнате, так это кошара :D". - я, конечно, понимаю, что это не про меня, но всё равно доставило.

Я - Лиззи Борден
Хм, нагуглил, реально есть такая.

Spoiler

Лиззи Борден, взяв топорик,
Маму тюкнула раз сорок.
А, увидев результат,
Папу - разиков пятьдесят.
(автор неизвестен)

- Итак, давайте-ка по порядку. - Софья приготовила планшетку и ручку, внимательно глядя на сидящую перед ней девушку. Ее новая пациентка, была так сказать из разряда "серых мышек": худенькая, с ничем не примечательным лицом, светлыми волосами, сальными локонами спадающими на плечи, блекло - серыми глазами, выражающими полнейшее равнодушие к тому, что происходит вокруг. Софья искренне сочувствовала таким вот пациентам. - Как тебя зовут дорогая?
- Лиззи Борден. - Девушка говорила ровным, бесцветным голосом, глядя куда-то в известную одну ей точку.
- Странно, а у меня написано, что тебя зовут Светлана Грачева. - Софья попыталась вложить в свою улыбку как можно больше теплоты. - Ну ладно... год твоего рождения?
- Девятнадцатого июля тысяча восемьсот шестидесятого года. - Без малейшей запинки выпалила девушка. Софья сглотнула подступивший к горлу комок нехороших предчувствий.
- Так. И какой сейчас по - твоему год? - спросила она, быстренько записав в планшетке слова странной пациентки.
- Тысяча девятьсот двадцать седьмой. - Опять не малейшей запинки.
- Но тогда тебе должно быть шестьдесят семь лет. Тебя не смущает что ты выглядишь так молодо? - Осторожно поинтересовалась Софья. Девушка лишь пожала плечами, продолжая глядеть, куда-то вдаль.

- Вы уверены, что она невменяема? - Капитан Репин устало потер виски. - Вы в этом точно уверены?
- Девочка утверждает, что она Лиззи Борден, Павел Владимирович. - Ответила Софья, выкладывая перед ним листки с результатами проведенной работы.
- Ну и что? - Репин пристально посмотрел психиатру в глаза. - Не Наполеоном же она себя назвала! Поймите, она совершила двойное убийство. Сейчас очень важно знать наверняка, вменяема она или нет!
- Вы знаете кто такая Лиззи Борден? - Голос Софьи был на удивление спокоен.
Капитан отрицательно покачал головой, в усталых глазах его появился слабый интерес.

- Лиззи Борден. - Софья держала перед собой листок с распечатками текста. - Родилась в тысяча восемьсот шестидесятом, умерла в тысяча девятьсот двадцать седьмом году. Когда Лиззи исполнилось два года, ее мать умерла. Отец вскоре женился вновь, новая мачеха недолюбливала Лиззи и ее сестру Эмму Борден и отличалась весьма скверным нравом. Несмотря на то, что мистер Борден был довольно-таки обеспеченным человеком, он содержал своих дочерей практически в нищенских условиях, тратя свое состояние на жену. Лиззи Борден росла благовоспитанной девушкой, регулярно посещающей церковь и обожавшей голубей. У нее даже была своя голубятня. Так Лиззи прожила до тридцати с небольшим лет, после чего, череда некоторых событий привела к трагическим последствиям: сперва, Лиззи узнала, что отец собирается завещать все свое состояние не ей с сестрой, а мачехе. Затем и по всей видимости это послужило последней каплей, он уничтожил всех голубей Лиззи. Тогда, Лиззи Борден, хорошо заточенным топором, зверски зарубила сначала отца, а затем и мачеху. Ее признали главной подозреваемой в убийстве. Но адвокат Лиззи оказался настоящим профессионалом, он убедил присяжных в том, что его подопечная невиновна. Хорошим подспорьем послужило и общественное мнение, практически все в один голос твердили, что Лиззи была благовоспитанной девушкой и никогда не смогла бы совершить столь дьявольское преступление. Тогда, несмотря на массу улик против нее, Лиззи освободили. Она получила все имущество отца, переехала в новый дом, но всю оставшуюся жизнь провела в одиночестве. До сих пор многие спорят - убивала ли Лиззи своих родителей или нет. У нее даже есть свое сообщество именуемое: "Друзья Лиззи Борден". Вот так-то, Павел Владимирович.

Капитан Репин задумчиво закурил:
- Да-а-а... Кстати откуда у вас столько информации? - Поинтересовался он.
- Интернет, Павел Владимирович. После разговора со Светланой, я набрала в поисковой системе имя Лиззи Борден, ну и накопала необходимую информацию. - Софья тоже прикурила тонкую дамскую сигарету и с наслаждением выпустила легкую струйку дыма, который тут же унесся куда-то под потолок.
- Черт, если бы я не был таким скептиком, я поверил бы в переселение душ. - Задумчиво пробормотал Репин, барабаня пальцами по столу.
- Вы это о чем? - Софья удивленно подняла брови.
- Светлана Грачева, обвиняется в убийстве своих родителей. В день своего восемнадцатилетия, она взяла топор и зарубила отца с матерью. Вот так-то.

Софья внимательно рассматривала лицо миловидной девушки, высветившиеся на экране компьютера. На этой фотографии Лиззи Борден было около двадцати пяти - тридцати лет. У нее были детские, добрые глаза, но лицо решительное - волевое. Выключив компьютер, Софья вышла из кабинета и направилась в палату к Светлане Грачевой.

Девушка неподвижно сидела на кровати, низко опустив голову, так что ее темные волосы прикрывали лицо. Стоп. Темные? Разве у Светы волосы не...
- Лиззи... - Софья попыталась придать голосу твердость, но он предательски дрожал.
Пациентка сидящая на кровати подняла голову. На Софью смотрели детские, добрые глаза. Глаза, которые она менее десяти минут назад видела на экране своего компьютера. Глаза Лиззи Борден...

Неудача.

Spoiler

Жила-была одна молодая девушка, которая верила в предсказания. Она хотела знать, какой будет её жизнь, поэтому однажды отправилась к гадалке, которая, как говорили, очень точно предсказывала судьбу.

Гадалка взяла её за руку и вошла в транс. Глубоким голосом она сказала:

— В течение следующих четырех лет у тебя будут три большие удачи и одна большая неудача.

Девушка шла домой и думала, какие же удачи и неудача ждут её в будущем.

Через месяц она встретила красивого молодого человека, и они начали встречаться. Он влюбился в неё с первого взгляда и обращался с ней, как с принцессой. Это была первая удача, которую предсказала ей гадалка.

Через год мужчина сделал ей предложение, и она ответила согласием. Её родители были очень счастливы, на свадьбе собрались все их друзья и родственники. Девушка чувствовала, что, наконец-то, живет той жизнью, о которой всегда мечтала. Это была вторая удача, которую предсказала гадалка.

Брак был очень счастливым. Её муж был богатым, и они могли позволить себе все, что угодно. Вскоре после свадьбы она обнаружила, что забеременела. Счастливые молодожены с радостью ожидали рождения ребенка. Через девять месяцев у них родилась красивая и здоровая девочка. Это была третья удача, которую предсказала гадалка.

И тут девушка начала нервничать. У нее уже было три удачи, а это значит, что впереди её ждет неудача. Она обнаружила, что больше не может радоваться жизни, поскольку её страшит мысль о предстоящей катастрофе. У нее даже начались проблемы со сном из-за постоянных переживаний.

Как-то ночью ей приснился ужасный кошмар. Во сне она увидела, как ее малышка мирно спит в своей колыбельке. Внезапно над ней появилась пара белых рук. Они подняли ребенка и поднесли к окну. Девушка с ужасом глядела на то, как руки открыли окно и выбросили туда ребенка.

Она проснулась в холодном поту и бросилась в комнату дочки. Колыбелька была пуста, а окно открыто. Выглянув из окна, она закричала от ужаса: её милая крошка лежала на асфальте в луже крови.

Супруги были в отчаянии. Их счастливая семейная жизнь трещала по швам. Девушка была уверена, что это и была та неудача, которую предсказала гадалка. Но, несмотря на пережитый ужас, супруги решили, что они будут сильными и продолжат жить. Они все еще очень сильно любили друг друга.

Однажды ночью девушке приснился еще один кошмар. Во сне она видела своего мужа спящим в постели. Внезапно над ним появилась пара белых рук. В одной из них был зажат нож. Рука несколько раз ударила мужа ножом. Девушка могла лишь в ужасе смотреть, как ее мужа хладнокровно убивают.

Она проснулась в холодном поту и с колотящимся сердцем. Повернувшись к мужу, она в ужасе отшатнулась: он лежал в луже крови, и из груди у него торчал нож...

Женщина пришла в полное отчаяние. Её счастливая жизнь была разрушена. Её ребенок и муж мертвы. Но как так? Ведь гадалка предсказала ей всего одну неудачу, а не две!

На следующий день она снова отправилась к ней.

— Да какая из вас вообще гадалка? — кричала она. — Вы предсказали мне одну неудачу. Одну! Что ж, это произошло. Мой ребенок умер. Но вы не говорили, что меня ждет и вторая неудача. Мой муж тоже погиб!

Гадалка грустно посмотрела на женщину и взяла её за руку.

— Ох, бедняжка, — сказала она. — Ты ничего не понимаешь. Всё правильно — я предсказала тебе три удачи и одну неудачу. Твои удачи заключались в том, что ты встретила красивого мужчину, вышла замуж и родила ребенка. Неудача же твоя заключается в том, что ты ходишь во сне.

И на сегодня всё. Пока.

[Кошара]

Привет всем!

Сегодня пятое число, а значит пришёл день ТРЭШАКА.

 

Грехи

Spoiler

Одному мальчику как-то позвонил кто-то неизвестный по телефону и говорит хриплым голосом: "Продай мне свои грехи!" Мальчик испугался и ответил: "Нет у меня грехов", а голос опять сказал: "Продай мне свои грехи!" Мальчик испугался еще сильнее и нажал красную кнопку на телефоне, отключился. Потом ему еще раз позвонил тот же голос, опять предложил продать грехи. Мальчик вообще не понимал, что такое происходит. Он перестал отвечать на звонки с неизвестных номеров. Интересно, что этот человек звонил всегда с разных номеров.

 

 Но как-то раз звонит мама, мальчик отвечает:

 - Да, мам.

 А ему в ответ хриплый голос:

 - Продай мне свои грехи!

 Мальчик чуть не плачет:

 - Да нет у меня грехов, отстаньте от меня.

 - Продай мне свои грехи! - повторил голос.

 Мальчик вообще выключил тогда телефон и не включал его больше.

 

 Ночью в дверь его комнаты постучали. Мальчика это вообще очень сильно испугало. Дело в том, что родители вообще никогда не стучали перед тем, как зайти. А тут стук, да еще ночью! Мальчик спросил:

 - Кто там?

 - Продай мне свои грехи! - ответили из-за двери.

 Пришлось мальчику согласиться продать свои грехи. Он спросил:

 - За сколько вы у меня их купите?

 - Тысяча рублей за каждый грех! - ответил хриплый голос.

 Мальчик обрадовался, говорит, что согласен.

 

 Открывает дверь и тут заходит какое-то странное существо, маленький рыжий человек в длинном черном плаще, который волочился по полу. Дает мальчику пять тысяч рублей. Говорит: "С тебя пять грехов". Мальчик отвечает радостно: "Забирайте!" Существо протягивает руку, тут из груди мальчика выскакивает пять фиолетовых искр. Они упали на руку существу. Оно исчезло и больше не звонило. Теперь мальчик все ходит и думает: что же это за пять грехов у него были такие? Зачем они понадобились существу?

 

 А это существо просто подарило эти грехи одному плохому мальчику, который как-то наступил ему на хвост. Этот хвост был под плащом. Мальчик нарочно наступил на плащ, заодно наступил и на хвост. Существо слепило из пяти фиолетовых искр новый модный смартфон и подарило его плохому мальчику. С тех пор с этим мальчиком постоянно случаются разные несчастья.

Warlords 3:RoH: SetMOD

Варлорды - игруля такая  олдфажная. Я играл только в четвертую часть, и мне она показалась какой-то, ну не очень, одним словом.

Spoiler

Однажды мне надоело играть в ванильную "Regin of Heroes" и я решил под искать мод. Помните я говорил, что о игре знают лишь немногие? (А что мы должны помнить-то? других паст про варлордов я в инете не видел, и слава Богу) Поэтому мне, когда я искал 3 часть Варлордов, было ОЧЕНЬ трудно ее найти. (Давайте поможем школьнику найти торренты в интернете! ) ,То же самое было и с поиском модов. В основном мне попадались обзоры, моды на Героев Меча и Магии 3 и т.д.

 

И вот вдруг я на каком-то английском сайте (хочу сказать, что сайт был нормальным - там даже форум был! И люди общались!)(Ссыль в студию!) по Варлордам нашел мод. Он был новый. Поэтому (я так думал) никто еще не успел отписаться о нем. Назывался "SetMOD". О чем он был, я не понял. Но по скринам я понял только то, что он добавляет две новые фракции - Darkstar и White Elves и новые войска. Я скачал этот мод.(Ни одного отзыва, о чем мод - моя не понимать, я скачал этот мод. Рассказ надо было назвать: как я стал бетатестером нового трояна).

 

Распаковал архив и начал играть. Как я еще обнаружил, мод добавил новые города на карту Иллурии. Начал войну c Darkstar. Потом родители мне сказали сделать уроки и я начал их делать. Сделав их я продолжил.(Да, мне ОЧЕНЬ интересно читать про то, как ты делал уроки) Что интересно - не смотря на уровень сложности воевало "Темнозвездье" круто. Но я все равно сражался. Что вы думаете?(Что тебе надо было математику делать, а не подобные высеры постить!)

 

На следующий день в школе ко мне подошла моя подруга Лиза. Как оказалось я подбросил в ящик ей конверт с фотографией трупа. Но я этого не делал!(Мальчик, а почему она именно к тебе с такой предъявой-то подошла?.. А он опасный типчик-то, ребята, поосторожнее будьтее!)

Когда же я продолжил играть дома в мод, я уже почти добил фракцию! Оставался один город! Что дальше было меня повергло в шок!(Запятую пропустил, кстати.) Родители Лизы рассказали, что она заболела какой-то страшной болезнью.(Подожди, подожди, пока ты играл, они что, у тебя за спиной стояли? Задроты ненормальные...) Врачи не знают что это. Лекарства не помогают. И тут я вспомнил про мод. Пришел домой и удалил его к черту! (Раз, два, три, логика - умри!) И на следующие утро Лиза поправилась, как ни в чем не бывало!

Что интересно, у меня был еще друг. (Слушай, задрот, как ты вообще аж целых ДВУХ друзей-то завёл? Поделись секретом.) Может White Elves - это был он?

 

И, как ни странно, это всё. И меня это ничуть не печалит.

З.Ы. Кстати, этот человек - ещё восемнадцати (!) паст, среди которых - "Смерть Лунтика"... Мда, ребят, пора мне запасаться валерьянкой, иначе пятое декабря я точно не переживу!

Gothic3 (часть1).

Spoiler

Сегодня я поведаю вам историю которая случилась со мной несколько месяцев назад....

 Первый месяц в готику 3 я играл по-честному. Но потом я вспомнил что на все игры(ну почти на все) есть читы. Я перелазил много сайтов, но на всех сайтах одни и теже читы. Ну я выписал все и начал играть с читами. Мой прогресс резко пошел в гору.

 Но мне захотелось еще читов. После одного часа безрезультатных поисков я хотел все бросить ...но во оно!!! Новый чит! Я записал сам чит на бумажку( бумажку где-то потерял,а чит вроде такой: control_you_and_your_player) значение я не успел записать так выключили энергию. А жаль.....

 На следующий день энергию подключили и я сразу засел в готику. Включит строку что-бы ввести чит ,ввел его , нажал энтер и.... Нечиго??? Еще раз и ... Опять тоже самое. Еще много попыток но безрезультатно.. „Ну ладно без него поиграю”подумал я и пошел захватывать города.

 Уже поздно ночью я лег спать.

 Я проснулся на соломенной кровати. „Сон”подумал я . Обстановка в доме была деревянной.И нечиво эллектронного.„средневековье„ промелькнуло в голове. Тут в комнату зашел парень. Он осмотрел меня,хмыкнул и сказал

 "Ты воспользоволься моим читом а теперь пользуйся им!” Затем он заржал. Не не просто заржал , ужасно зловеще заржал и..... Пропал.

 P.S. Спасибо что дочитали. И простите что так долго"лил воду".

Опубликован был этот опус ещё в прошлом году, так что проды мы, судя по всему, не дождёмся, спасибо и на этом, чувак, спасибо и на этом.

Igra.exe

Spoiler

Как-то раз, шарясь в интернете на забавных сайтах, где можно скачать мини игры и моды к ним (если имеются), я наткнулся на игру, под названием "igra". Почему так, я не понял, но я её скачал. Не потому, что к ней есть моды, а потому, что к нему не было ни содержания, ни даже краткого скрина, хотя их делают всегда. В моментах было пусто. Игру установили 5 пользователей, которые после её скачивания не заходили на сайт. Я подумал, что им на этом сайте делать было уже не фиг. После её скачивания я удивился, что она весила 1 гиг, хотя на сайте все игры не превышали и гига. Вместо названия "igra", было "igra.exe", хотя все файлы .ехе у меня были в их директории. Я запустил игру, и, вдруг, выскочило окно с надписью: "Ты уверен?". Вместо привычных мне "да" и "нет", было "рискнуть" и "удалить файл". Вот тут-то мне стало не по себе. Я планировал нажать на "удалить файл", но кто-то заставил меня нажать "рискнуть". Этот кто-то - моё любопытство. (Ты, значится, сам по себе, твое любопытство - само по себе, я правильно понял?) После нажатия, запустился ролик, в котором мерцали огоньки, надписи, и был какой-то звук. После ролика у меня закружилась голова, и я отключился...

Проснулся где-то в непонятном месте и, вдруг, услышал слова на разных языках. Когда он сказал "как тебя зовут?" на русском, я ответил: "Илья". Он или оно поняло, что я русский, и начало говорить: Здравствуй, игрок Илья. Я - igra. Ты, видимо, смелый, раз нажал "играть".

Я ответил:

- Играть? Какой *** играть?! Как я тут очутился?

- ...

- Может ответишь? - сказал я.

- ...

- Да отвечай наконец! - сказал я раздражённым голосом и услышал ответ, который меня не порадовал.

- Игрок Илья теряет 5 хп.

И тут, я почувствовал боль и снова услышал голос этой игры:

- Прости, игрок Илья, я забыл включить интер-фейс.

И, вдруг, у меня заболели глаза, как будто бы я за компом, не моргая, трое суток сидел. Когда боль прошла, я открыл глаза и увидел окно, как в шутерах. У меня был запас здоровья и броня, а также окно с оружием, находящееся у меня в руках.

Тут, я спросил: "Где я? Кто ты? И как отсюда выбраться?".

Мне ответили: "Ты в игре. Я - компьютерная программа. Пройти игру или меня уничтожить".

Мне не понравилось это место, ответы этой программы и правила. Если я умру, то не смогу переиграть и возродиться, а точнее, я умру в реальности. Но, к счастью, долго с этой машиной я не играл. Я нашел комнату питания и увидел не то, что ожидал... Я увидел киборга, который состоял из пяти человек. Я сразу понял, что это игроки, которые не смогли выбраться. И тут, та тварь заговорила:

- Ты не победишь. Ты не программа. Ты - человек.

Мне ничего не оставалось делать, кроме как сражаться. Хотя я думал, что я уже его "половинка"... Описывать бой я не буду, но скажу всю суть - эта тварь оставила мне на память ожог от стальной медали с достижением о тайной комнате.(Игра называлась Гарри Поттер и волшебная плюха.) Когда я проснулся, у меня не было ни игры, ни ссылки на сайте. Я подумал: "Всё это сон". Но когда я пошел мыться, одна вещь мне напомнила об игре - это мною заработанное достижение.

От автора: не судите строго, это мой первый рассказ, я старался. Если хотите, чтобы я написал продолжение - пишите, что хотите его и 6 голосов (Не, борзота-то какая, а!) + спасибо за то, что дочитали.

Ну а первое место занимает...

GTA NODVD crack

Spoiler

Впереди меня шли двое человек.

Голос говорил - Убей их!!! Мои руки меня не слушались, я достал нож и пошел к ним... Я этого не хотел... Уже через минуту на земле лежали трупы.

С дикими криками я проснулся... Всё было как в бреду...

История случилась 2 месяца назад. Я тогда любил игры серии GTA. Купил диск GTA4, но потерял его через 3 недели. Начал искать NODVD кряк (чтоб без диска запускалась). Скачал его. Установил. Начал играть- всё нормально идёт, в общем я играл где- то 4 часа. Когда мне надоело играть, меня охватила усталость и я пошёл спать... Проснулся с мыслью, что сегодня лето и не надо идти в школу! Я стал играть в GTA. Угонял машины, убивал, прятался от ментов (в принципе, там больше нечего делать). Когда закончил, то решил сходить погулять, освежиться. Вдруг у меня появилось дикое желание убивать (как в гта), но я его подавил в себе...

Через месяц всё было уже как в аду- желание росло и росло, мне было его трудно подавить. В гта я перестал играть- там стали появляться повторы того, что я совершил в игре- массовые убийства, крики, кровь... Через неделю я понял, что больше не могу так. Я решил выброситься из окна. Вдруг меня отпустило (желание убивать прошло). Я понял, что времени нельзя терять- я побежал на кухню (там стояла икона) и усердно начал молится. После часа молитв, я обессилел и упал на пол... Я проснулся, всё было хорошо. Теперь я в игры не играю, предпочитаю просто по сайтам полазить =).

Всё-таки то, какие пасты плодят фанаты ГТА, отражает уровень интеллекта и возраст большинства из них. 

 

И на сегодня всё. На пятое декабря лично у меня большие планы. Я нашёл профиль человека, который написал "Смерть Лунтика", к тому же мной найдена паста про Аллоды. Аж в нескольких частях. В общем, запасайтесь попкорном, друзья, будет весело.  . Пока!

Изменено: Кошара, 05 Ноябрь 2013 - 19:27

[Кошара]

Привет всем!

Дверь в детство.

Spoiler

«Меня зовут Андрей Степанович Барсуков, 1946 года рождения. Пенсионер. Вдовец. Детей нет. Это письмо я кладу в ящик к Вам, Зинаида Ивановна, чтобы вы знали: я не исчез, я не умер и не сошёл с ума, у меня всё хорошо, и что я решился войти в дверь.

Как помните, мы с Вами были обеспокоены исчезновениями наших сверстников и людей немногим моложе. В нашем маленьком городе такого рода события быстро становятся известны. Помните, как боялись выйти на улицу в страхе, что какой-нибудь негодяй подойдёт, как даст по голове, и не будет Андрея Степановича? Так вот, пожалуйста, не бойтесь и дочитайте письмо до конца, потому что здесь совершенно нет ничего страшного, и я надеюсь, что Вы тоже сможете решиться, как и я.

Дело в том, что на одной из своих прогулок я зашёл на пустырь за Сталеварным районом и обнаружил дверь, лежащую на земле. Был прохладный тёмный вечер, накануне выпал и не растаял снег, и эта белая дверь должна была остаться незамеченной, тем не менее, виднелась совершенно отчётливо. Моё внимание сразу привлекло то обстоятельство, что к этой двери вело несколько пар следов, но в обратную сторону они не шли, а как будто бы исчезали за этой дверью. Я сразу подумал, что там, возможно, находится погреб или бункер, но когда я попробовал поднять её за ручку, то увидел только мёрзлую землю и жухлую траву. Вы знаете, я человек не суеверный, но мне стало как-то не по себе. Положив дверь на место, я оттуда быстро ушёл.

Несколько дней я старался держаться от пустыря за Сталеварным подальше. В это время Вы мне рассказали о том, что куда-то исчезла ещё одна наша добрая знакомая, Зоя Никитична. Это было довольно необычно, учитывая, что последние несколько лет она не вставала с постели. Помню, Вы рассказывали со слов её дочери, что дверь в комнату Зои Никитичны была распахнута, постель не убрана, и что вся уличная одежда и обувь осталась на своих местах.

Тем же вечером я без всякого умысла решил снова прогуляться до пустыря. Стариковская бессонница замучала, а свежий воздух способствует засыпанию. К этому времени снега выпало ещё больше, и было достаточно зябко, так что прогулку я совершал в одиночестве. Пустырь был белым и почти нетронутым, однако из памяти не шли те загадочные следы, что я обнаружил в прошлый раз. И стоило только об этом подумать, как я увидел ещё одну цепочку отпечатков. Кто-то босой прошёл здесь, свернув с тропки и углубившись на пустырь. Мне стало тревожно, я тут же припомнил Ваш рассказ о Зое Никитичне, и тогда я отправился вдоль следов, понимая, что, возможно, мне предстоит увидеть там, где они закончатся. Но, к счастью, я увидел лишь ту же дверь, и следы заканчивались где-то под ней, потому что кругом расстилалась лишь нетронутая целина. Я хотел вновь приподнять дверь, но в воздухе вдруг запахло липовым цветом и зазвучал детский смех. Возможно, мне следовало бы испугаться, но я вдруг осознал, что давно не чувствовал себя настолько хорошо, точно с плеч слетели лет двадцать пять, если не все тридцать. Я огляделся по сторонам. Запах липового цвета не исчезал. И смех прозвучал снова, но теперь я отчётливо понял, что исходит он из-под лежащей на земле двери.

Здесь Вы, возможно, посчитаете, что я совершенно с ума сошёл на старости лет. Но прошу, читайте дальше. Хотя на тот момент я и сам усомнился в собственном рассудке, однако взялся за холодную стеклянную ручку и поднял дверь.

Вспышка яркого света буквально ослепила меня, и я закрыл глаза свободной рукой. Вместе со светом из-за двери неслись запахи липы, свежего жаркого лета, а в журчании детского смеха я начал узнавать знакомых мне и дорогих людей! Пашку Стрельцова, с которым за одной партой сидел в детстве, он ещё с буквой «Р» не в ладах был. Иришку, старосту класса, расслышал. Сашка Карпов, Антон Рудый, все были там, в потоке белого света. И знаете что? Зою Никитичну я там тоже расслышал. Зойку Синицыну, вернее будет сказать. Самую красивую девочку в классе. Пишу вот и краснею.

А главное, что и они меня узнали! «Андрей! — кричали хором и смеялись. — Андрюшка! Давай к нам, в мяч погоняем!».

И звонкие удары ногой по мячу я слышал, и щебет купающихся в песке воробьёв. Отняв руку от глаз, я зажмурился, но потом свет, кажется, немного померк, а может быть, это я привык к нему. И тогда мне показалось, что я начинаю различать в нём силуэты. Проступил горизонт и футбольные ворота — помните, когда-то здесь, на пустыре, мы всё лето проводили, играя в мяч, так что матери дозваться не могли? Увидел и силуэты детей, махавших мне руками.

Я отчего-то испугался того, что могу разглядеть дальше, и уронил створку. Сияние стихло, ушло летнее тепло и его запахи, а я вдруг продрог до самых костей. Посмотрел на часы — была половина первого ночи. Получается, я здесь простоял целых полчаса! С трудом разогнувшись, я побрёл домой.

Ох, и донимало же меня ночью колено! Ваша мазь, конечно, немного успокаивала, но в него точно раскалённый прут вкручивали. Маялся я до утра, всё вспоминал школьные годы, друзей. Как в пионеры посвящали. Всё вспомнил — и мечты, и надежды. Никогда на ум не шло, а теперь вдруг нахлынуло. Но особенно вспоминалась та молодая лёгкость во всём теле, которая охватила меня, когда я открыл дверь. Так до самого утра и промаялся, пока нога не отпустила.

Зинаида Ивановна! Вы простите, что я к вам крайние дни редко заходил. Это я всё по ночам до пустыря ковылял. Дверь-то, она была там, вот только ни лета, ни детства, за ней не оказывалось. Только прямоугольник замёрзшей травы. Я тогда в отчаянии был, думал, раз в жизни напоследок показали мне чудо, а я отбросил его, ударив по протягивающейся руке. А потом время припомнил — время на часах было — полночь и тридцать минут. Так что пора мне заканчивать своё письмо, уже одиннадцать, а до пустыря ещё дойти надо. А как дойду — открою дверь, и тогда-то уж не забоюсь, войду внутрь и буду играть с ребятами в мяч, а потом обольюсь водой из колонки на углу. Я надеюсь, что вы решитесь следом за мной, и если да — запомните, полночь, пустырь за Сталеварным. Дверь хорошо видна, снег её отчего-то не заметает. И когда вы распахнёте её, клянусь, я буду звать Вас громче всех!

С уважением и надеждой на скорейшую встречу, Андрюха».

* * *

Несколько молодых парней в форме рыскали по пустырю за окраиной небольшого городка в области. Была весна, и снег вовсю таял, обнажая камни, рыхлую тёмную землю и то, что зимой казалось простыми сугробиками, не вызывавшими никаких подозрений у местных.

— Ещё один «подснежник»! — гаркнул один, сметая щёткой снег со стариковского лица.

Вот что их понесло сюда зимой? Всем городом искали, а по весне вон, нашлась пропажа. Только вот что странно — на пустырь тоже захаживали, даже с собаками. Не нашли тогда. И улыбаются они все, как один — беззубые, с железными коронками, с вставными челюстями, — улыбаются так, точно дети при виде мороженого.

Вздохнув, парень выпрямился в полный рост, хрустнул пальцами и помахал обеими руками, подзывая к себе коллег.

Никто из них не заметил, как в талом весеннем воздухе вдруг повеяло сладким липовым цветом.

Травы.

Spoiler

Когда мне было 15 лет и я ходил в туалет, отец всё время как бы невзначай крутился возле уборной и всё спрашивал: «Что ты там затих? Почему тебя не слышно?». В первый раз я не ответил, так он начал ломиться в дверь и кричать: «Что ты там молчишь, что с тобой?». Начал материться (он никогда не сдерживался в выражениях) и говорить, что вообще дверь с петель снимет. Я, конечно, был в шоке от такого неадекватного поведения.

Однажды я сидел на толчке и услышал, как отец где-то у двери встал и затих. Заподозрив неладное, я наклонился вперёд, а там щель очень широкая снизу у двери. Я посмотрел в щель, а там отец на карачиках стоит и в щель смотрит. Заметив, что я смотрю на него, он опять начал своё:

— Ты чего? Е***тый?.. Что ты там так долго делаешь?!

Отец, кстати, всё время какие-то травы покупал и уставил этими пакетиками всю туалетную комнату, отчего там стоял характерный аромат, от которого кружилась голова. Сам он закрывался подолгу в туалете по пять раз в день. Когда я спрашивал, зачем ему эти травы, он отвечал, что они помогают от расстройства желудка. Я начал серьёзно опасаться за его психическое здоровье, но мама как будто не замечала этих странностей.

Однажды, когда отца дома не было, я сидел на унитазе и листал журнальчик вроде «Мурзилки», который у нас всегда лежал на полу туалета. В квартире было тихо, и я ясно слышал звук воды, которая текла по трубам. Но через пару минут я вдруг услышал, что к этому тихому переливу добавился ещё какой-то другой звук. Я стал прислушиваться, не отрываясь от чтения. Больше всего это было похоже на то, как если бы по трубе, которая проходила вдоль стены на уровне пола, что-то пробиралось: я слышал то ли шорох, то ли шуршание, отчётливо перемещающееся вдоль трубы по направлению к унитазу.

Сначала я не обращал на это особого внимания, но когда странный звук приблизился к унитазу почти вплотную, занервничал. Положив журнал на пол, я весь обратился в слух. Речи о том, что звук мне просто мерещится, быть не могло: чем бы ни было то, что находилось в трубе, по мере приближения ко мне шорох стал громче. А когда источник звука стал переходить из трубы в основание унитаза, я услышал резкий звук, словно по фаянсу провели лезвием ножа. Звук этот раздался почти прямо подо мной и подействовал на меня, как оплеуха: я вскочил в приступе мгновенной паники, отбежал от унитаза и обернулся...

До сих пор не знаю, было ли это лишь игрой испуганного разума или реальностью, но я точно помню, как увидел — в унитазе что-то было. Что-то зеленоватое, склизлое, блестящее, как хвост ящерицы, торчало из слива. Если бы я остался сидеть на унитазе, оно наверняка касалось бы моего мягкого места. Я видел это нечто всего секунду, потом оно юркнуло обратно в слив, как разочарованный охотник, понявший, что добыча ускользнула. Снова раздался металлический звон, потом послышался знакомый шорох — теперь оно удалялось обратно по трубе.

После этого несколько дней я боялся сесть на унитаз в квартире, старался ходить по большой нужде только в школе. Сначала я никому не рассказывал об этом случае, но однажды вечером, когда отец в очередной раз вышел из туалета после долгой «отсидки», весь провоняв травами, не удержался и спросил:

— Пап, а ты не слышал, как там по трубе что-то лезет?

И тут же пожалел, что спросил: отец посмотрел на меня совершенно дикими глазами и схватил меня за плечо:

— Ты его видел? Оно что-то тебе сделало? Отвечай!

— Нет, я просто слышал звук, как будто в трубе что-то есть, — поспешил ответить я.

— Недоумок, говорил же, не надо так долго сидеть на толчке! — отец смачно выругался. Поняв, что разговор окончен, я начал уходить к себе в комнату, но тут он добавил мне в спину:

— Не боись, сынка. Ещё пара дней, и оно больше никого не потревожит. Я выгоню его к чёртовой матери из нашего дома, ты только мне не мешай.

Вот, собственно, и вся история. Больше я никогда не слышал шорох в трубе и не видел ту слизистую тварь. Травы вскоре исчезли из туалета, и отец перестал стучаться и мешать естественному процессу. Я не знаю, что там вообще происходило, зачем нужны были эти травы и как именно отец «изгонял» того монстра, заперевшись в комнате. Но, похоже, это действительно подействовало.

P. S. Отец умер от инсульта, когда мне исполнилось двадцать лет, так что теперь я уже не могу спросить его. Что касается матери, судя по всему, она была в курсе отцовских дел (может, даже видела ту тварь), но с ней у нас сейчас отношения натянутые, да и живём мы в разных городах, так что поговорить не получится.

Метро в Снежинске.

Часть 1.

Целую повесть кто-то выложил. Многабукаф. Мата вроде не замечено.

Spoiler

Многие из вас уже, вероятно, знакомы с распространившимися по городу слухами о подземных ходах в старой части Снежинска. Мы постарались поподробнее разузнать обо всем этом и с помощью одного из читателей «Окна» вышли на источник интересующей нас информации.

Первая, состоявшаяся по телефону беседа с этим человеком была очень непростой и, к нашему великому сожалению, закончилась ничем. Однако через два дня он сам пришел в редакцию и совершенно неожиданно для нас согласился рассказать все.

Почти четырехчасовой рассказ произвел эффект разорвавшейся бомбы. Те, кто слушали его, а также тот, кто позже расшифровывал диктофонную запись (оказавшуюся, как на грех, на редкость безобразной), еще неделю спустя ходили с воспаленными от бессонных ночей глазами. Мнения были крайне полярными, но все единодушно сходились в одном — это сенсационно!

После вполне понятных колебаний мы решили опубликовать рассказанную историю практически в том виде, в котором нам довелось ее услышать. Незначительная литературная обработка связана с подготовкой материала к печати, особенностями речи говорившего и уже упомянутым качеством записи. Опущен также ряд не вполне справедливых, на наш взгляд, высказываний в адрес конкретных руководителей города и РФЯЦ-ВНИИТФ.

Мы приняли вызов автора, утверждавшего, что коллектив редакции побоится напечатать его откровения. Для независимого издания, каковым является «Окно», нет никаких причин отказываться от подобных публикаций.

Однако мы отдаем себе отчет, что уже после второго-третьего номера (а публикация планируется минимум на десять номеров) в редакции раздадутся недоуменные, а то и возмущенные звонки, поэтому сразу хотим заявить, что редакция печатает указанный материал на правах литературного и никакой ответственности за достоверность изложенных в нем фактов не несет. Фамилия и координаты автора есть в редакции, но по целому ряду причин мы пока не склонны их афишировать.

И еще. Наш уважаемый посетитель! Вот уже около месяца мы не можем связаться с Вами. Убедительная просьба: зайдите или позвоните в редакцию — хотя бы для того, чтобы мы могли убедиться, что у Вас все в порядке...

Коллектив редакции газеты «Окно»

* * *

НАЧАЛО

Мне наплевать, верите вы мне или нет. Если не верите, я поднимаюсь и ухожу! Меня вы интересуете не больше вот этой банки из-под пива. Не я, а вы наводили справки у моих бывших знакомых — и я знаю: они все как один назвали меня психом. Пусть. Я уже понял, что люди привыкли прятаться от жизни под панцирем своего мнимого благоразумия. Пусть. Им так легче. Им так спокойнее... Но на деле — самым главным психом, самым последним кретином будет как раз тот, кто благоразумно считает наиважнейшим секретом нашего Снежинска эти убогие атомные бомбы! Ведь надо вконец потерять мозги, чтобы полагать, что такая система защиты как наша создавалась лишь во имя сохранения никчемных конструкторских тайн!..

Хотя ладно, я забегаю вперед. Просто злюсь. Просто не могу успокоиться, что до сих пор правды не знает практически никто.

Я — знаю...

Договоримся с самого начала. Я расскажу обо всем, что видел собственными глазами, а вы выслушаете меня до конца, не задавая идиотских вопросов. И рассказывать буду так, как хочется мне самому. Мне — а не вам!.. Вам-то нужно, чтобы я начал со слов: «И тут я увидел...» Не дождетесь! Если бы я случайно наткнулся на источник шума, то это была бы красивая история в духе Индианы Джонса. Триллер! Боевик. А я шел к этому, понимаете? Шел! Почти тридцать лет шел!.. Овладел средством. Осознал цель. А потом, в конце концов, понял, что именно это средство годится для моей цели!.. И вы выслушаете меня от первого до последнего слова, а если вам лень или вы куда-то торопитесь, то считайте, что я забрел сюда по ошибке!..

Меня не интересует ни ваша реакция, ни ваши дальнейшие действия. Я никого не боюсь и ничего не опасаюсь. У меня уже есть опыт общения с психиатром, и этого достаточно, чтобы предсказать мою дальнейшую судьбу — вплоть до последнего забитого гвоздя. Но, повторяю, — я никого не боюсь. Вы, вы первые струсите напечатать то, что я расскажу...

Родился я в Снежинске, ну, тогда еще, естественно, «семидесятке» или, вернее, даже «пятидесятке» — прямо после запуска Гагарина меня мама и родила. Да-да, и имя мое оттуда. Из времен всеобщего оптимизма, всеобщего счастья и всеобщей гордости.

Жили мы с сестрой и родителями на Свердлова, в сорок втором доме, это что наискосок от высотки у «Малахита», через бульвар. Тогда, правда, этой мерзкой, мозолящей глаза девятиэтажки не было, а была прекрасная горка с высоченными корабельными соснами, глядя на которые я говорил маме, пыжась от своей сообразительности: «Мама, я знаю, отчего ветер бывает. Оттого, что деревья качаются...»

Детство мое было как детство. Драки во дворе с коноводом Яшей. Угрозы дяди Жоры надрать уши, когда я слишком досаждал играющим в бильярд взрослым. Катания на велосипеде по бульвару под неусыпным взором родителей — наши окна выходили на улицу. Ребят помню, Лешку Симонова, братьев Кирюниных, Буздыгаров (они потом с родителями переехали в Обнинск), ну, и других, естественно.

Расскажу о первом сильном впечатлении, которое, как я считаю, во многом определило мой дальнейший путь. В ту пору рядом с моей любимой горкой, где я проводил все доступное мне свободное время, начали строить ресторан, небезызвестный ныне «Малахит». Когда возводили коробку (а было мне тогда лет семь или восемь), в нашем районе началось всеобщее поветрие, суть которого состояла в том, чтобы, избежав встречи со сторожем, проникнуть на территорию строительства, через узкое нижнее окно спрыгнуть в темноту подвала нового здания и по приставленной доске вылезти на другую сторону. Обычная дворовая поверка «на вшивость». Разумеется, я был в первых рядах. Неоднократно повторив указанный подвиг и вполне освоившись в совсем не страшном помещении, я однажды прошел несколько дальше, пролез через какое-то отверстие и внезапно увидел перед собой волшебное зрелище: с земли вертикально вверх поднимались фантастические образования, для которых я не сразу, с трудом, но все-таки нашел уже существующее в моем языке слово. Сталагмиты! Они светились изнутри странным, зеленоватым светом, и, с трепетом прикоснувшись к ним, я понял, что они изо льда. И это в разгар лета! Несколько минут я стоял совершенно завороженный представшим моим глазам видом, и это ощущение тайного великолепия осталось со мной навсегда. Я до сих пор не знаю, что это было. То ли строители вскрыли какую-то подземную полость с этими чудесными сосульками, то ли их образование объяснялось какими-то сугубо техногенными причинами, но факт остается фактом: я понял, что под землей скрывается нечто такое, что никогда не сможет стать доступным человеку, ведущему обычную, «наземную», жизнь.

Нет нужды объяснять, что с того момента я уже не пропускал ни одной стройки в родном городе. Я знал каждый кирпич, каждый камень на строительстве магазина «Солнечный», сто двадцать седьмой школы, первого торгово-культурного комплекса «Юбилейный» (который, впрочем, в те времена носил название «Синегорье», и только помпезная годовщина помешала сохранить ему свое прекрасное, романтичное имя). Разбуди меня ночью, и я мог бы на память пересказать расположение котлованов практически всех закладываемых домов по улице Победы, расписать, какие горные породы заполняют эти рукотворные ямы (я увлекался тогда минералогией, читал Ферсмана), поведать о траншеях коммуникаций, проводимых от котлована к котловану...

Мои исследования были далеко не безоблачными. Неоднократно меня ловили какие-то личности, в основном, являвшиеся законопослушными гражданами близлежащих домов. Они читали мне нотации и морали, внушая, что хороший мальчик не должен бродить по стройке, где на него может упасть тяжелый и твердый кран... Я с детства терпеть не мог подобного сюсюканья, поэтому очень скоро понял, что их больше тешит ощущение собственной значимости, нежели чем мое здоровье и моя безопасность, и что необходимо по мере возможности избегать встреч с такими вот индивидуумами. Оглядываясь назад, я понимаю, что мои рассуждения были вполне здравыми для восьмилетнего ребенка... Однажды какой-то человек, поймав меня на строительстве шестого дома по улице Победы, вцепился в мое плечо как клещ и повел в отделение милиции, которое располагалось тогда в двухэтажном здании за магазином «Весна». Поскольку особых причин к такому этапированию у него не было, он, используя неосторожные слова, сказанные мною по дороге, нажаловался в отделении, что я называл милиционеров полицейскими — о факте моей поимки на стройке не было сказано ни слова. Мое первое столкновение с представителями закона разочаровало меня, поскольку часовая беседа ребенка со взрослым дядей в форме свелась к унылому повторению одной-единственной фразы: «Кто тебя научил так называть милиционеров?..» Из нее я вынес только одно: любых представителей власти (а таковыми тогда представлялись все взрослые) стоит избегать.

Время подтвердило справедливость моего заключения.

Повторяю, мои знания давались мне не безболезненно. И не только в моральном, но и в физическом плане. Как-то, приехав на велосипеде на строительство сорокового дома по улице Ленина (третий «длинный» дом от музыкальной школы), я не заметил вырытой за прошедшие сутки траншеи теплотрассы и ухнул в двухметровую яму вместе с велосипедом. Поражаюсь, как я вообще остался жив, потому что лбом я шарахнулся о выступающий из земли камень, а велосипед просто сложился вдвое, и мне пришлось долго доказывать отцу, что бордюр около магазина «Елочка», в который я ненароком врезался, вполне мог нанести подобный урон моему велосипеду... Был случай во время реконструкции стадиона Гагарина, когда снесли старую деревянную трибуну и вырыли котлован для новой. Многодневные летние дожди заполнили котлован водой метра на два. И проклятое дворовое бахвальство заставило меня сложить вместе два деревянных щита ограждения и отправиться на них в недолгое плавание, которое закончилось полной катастрофой, и я очень хорошо помню ощущение, когда, оказавшись в воде, все чаще погружаясь и все реже выныривая, я спокойно-спокойно подумал, ну, все, сейчас утону, и я помню сумасшедшие глаза оказавшегося рядом гражданина, лихорадочно сдирающегося с себя штаны и бухающегося в воду в простых семейных трусах, гражданина, которому я по гроб жизни глубоко-глубоко обязан и которого все эти годы хочу найти, чтобы сказать ему спасибо, которое так не смог сказать в тот злополучный день...

Конечно, все это лирика. Но вы должны знать и «лирику», чтобы понять мою мятущуюся душу. Чтобы уяснить, как безудержно и неукротимо влекло меня куда-то вглубь. Чтобы осознать, что препятствия на пути ничуть не ослабляли моей тяги к познанию неизвестного. И чтобы постичь, наконец, почему однажды вечером я остановился на стройке перед очередной коммуникационной траншеей и задумчиво сказал себе: «Юра, а ведь она куда-то ведет».

* * *

ПОДЗЕМНЫЕ ЛАБИРИНТЫ

До этой мысли, мысли о том, что трубы, проложенные в открытых траншеях, уходят куда-то под землю, меня вполне устраивало освоение вырытых котлованов с выступающими из слоистых стенок обрубленными корнями и перекрытых плитами помещений подвалов. Но эта мысль была чем-то совсем-совсем другим.

Однажды, пройдя по свежевырытой траншее у дома пятьдесят два по улице Ленина, я с удивлением обнаружил, что трубы, над которыми два дня колдовали сварщики, вовсе не уходят в землю, в песок, в никуда. Я увидел, что для них проложен специальный бетонный желоб-коридор, который призывно зовет меня посетить его неведомые глубины.

В тот день я далеко не ушел. Было не страшно (я почему-то никогда не испытывал страха перед неизвестным, похоже, мне в детстве накрепко внушили фальшивую уверенность в том, что этот мир создан исключительно для человека, и никакой реальной опасности для жизни в нем быть не может). Было просто темно. Именно тогда я понял, что мне необходим фонарик и умение ориентироваться в незнакомом месте.

Вместе с тем пришло понимание, что я ломлюсь в открытую дверь. Я обнаружил, что город полон люков смотровых и контрольных канализационных колодцев, каждый из которых являлся дверью в незнакомый мир.

Но не сразу я использовал эти манящие возможности. Надо вспомнить, что в ту пору я был мал. Мне только-только исполнилось десять лет, и я физически не мог поднять тяжеленную чугунную крышку.

Я стал искать открытые люки. К моему удивлению их оказалось достаточно много. Я обнаруживал их и в районе просеки — продолжения улицы Ленина («Трех Поросят» тогда еще и в помине не было), и в лесу за железнодорожными путями вблизи нынешнего магазина «Стройматериалы», и вблизи гаражей на Новой (которой как улицы тогда тоже не существовало). К стержням арматуры обнаруженных колодцев, словно специально для меня, были приварены металлические скобы, по которым я без труда спускался вниз и, освещая себе путь подаренным на день рождения фонариком, исследовал открывающийся мне подземный лабиринт.

Надо сказать честно, практически каждый из этих ходов кончался тупиком в десяти-пятнадцати метрах от места спуска. Однако не всегда тупик был действительно непреодолимым. В большинстве случаев трубы, идущие, как правило, попарно, исчезали в неожиданно сужающемся проходе, забитом теплоизоляцией и какой-то подобной гадостью. Сначала это останавливало меня, но однажды, собравшись с духом, я забрался на верхнюю трубу (кажется, это было где-то в районе городской спасательной станции) и, вжимаясь лицом в стекловату, пополз вперед. Моя решимость была вознаграждена: метров через двадцать я почувствовал, что моя одежда больше не цепляется за шершавую поверхность бетона, и, включив фонарик, понял, что вновь очутился в проходе, подобному только что покинутому. Пройдя метров десять, я обнаружил скобы и, поднявшись по ним, уткнулся головой в крышку. Но это меня не обескуражило. Я понял, что нашел способ передвижения под землей.

Нельзя сказать, что мои путешествия приносили мне только положительные эмоции. Хорошо помню, когда пробираясь от открытого, видимо, по случаю ремонта колодца во дворе девятого дома по улице Васильева (напротив бывшей столовой «Заря»), я обнаружил под ногами полуразложившееся и дурно пахнущее тело какого-то представителя то ли кошачьих, то ли собачьих. Шоком для меня это не стало, поскольку во время своих прогулок я нередко находил весьма и весьма неаппетитные вещи, но именно с того случая я стал ходить по подземным коммуникациям в респираторной маске, которую выпросил у малярш, красящих стены (как сейчас помню) в сдававшемся доме номер тридцать два по улице Победы. На дворе стоял, если я не ошибаюсь, май или июнь семьдесят первого года. Спасибо вам, дорогие женщины...

Маршруты я делил на хорошие и плохие, хотя, скажем, для вас, наземных жителей, все они были бы примерно одинаковыми, характеризуемыми двумя словами: грязь и темень. Но ведь одному нравится идти от книжного магазина до «Пищевика» по улице Васильева, а другой предпочтет пройти через площадь, мимо «Луча» и «Универмага». Так и мне больше нравилось добираться, скажем, от смотрового колодца у профилактория до колодца у входа в теплицу сто двадцать седьмой школы (самое удобное место для выхода на поверхность по вечерам) — не через коллектор у одиннадцатого дома по улице Победы (мне и на поверхности постоянно чудится, что там воняет фекалиями), а через чистый и опрятный коллектор ремонтно-эксплуатационного цеха за «Юбилейным».

Когда мне исполнилось двенадцать лет, мне пришло в голову нарисовать план пройденных мною подземелий. В принципе, я их знал и так (у меня прекрасная зрительная и пространственная память), но тогда я прочитал книгу о лабиринтах, и составление планов стало моей страстью. Кстати говоря, именно тогда, несколько раз понаблюдав за работой сантехников, я научился открывать крышки канализационных люков. Это совсем не сложно и вполне по силам даже пятикласснику, если знать, куда вставлять ломик и как подцеплять крышку. Трудно поверить, но я поднимал любую крышку за пять секунд, и еще не более пяти секунд мне требовалось, чтобы проникнуть внутрь, задвинув за собой крышку — не до конца, а только так, чтобы создать видимость закрытости.

Так вот, возвращаясь к планам. Первый план я нарисовал, не спускаясь под землю. Зачем? Я и так уже все знал. Город был исхожен вдоль и поперек. Десятки поднятых и опущенных крышек. Сотни проведенных под землей часов. Тысячи отложенных в закоулках памяти впечатлений. Мои родители? А какие родители знают, чем их ребенок занимается с часу дня до шести часов вечера? После шести я старательно делал уроки, смотрел телевизор и даже, помнится, ходил в бассейн «Урал» на секцию подводного плавания. Вел секцию Олег Михайлович, душевнейший человек, не помню, к сожалению, фамилии, потом был Вася Дмитриев, но его я уже не застал... Отвлекаюсь. Хотя, пожалуй, нет. Именно в бассейне я понял такую простую вещь, что подземная сеть не может не иметь и других выходов на поверхность помимо канализационных люков и мест стоков ливневой канализации. Не раз в своих подземных путешествиях я обнаруживал большие, в рост, металлические листы с надписями типа «электрощитовая», от которых я старался держаться подальше, но вот однажды в бассейне, пробегая с парнями через спортзал (мы пытались подсматривать за девчонками в женской душевой), я обнаружил в коротком коридоре с «женской» стороны дверь с той же надписью, и эта дверь была чуть-чуть приоткрыта. В тот же миг все голые девчонки вылетели из моей головы, потому что за переплетением проводов я увидел ход, и этот ход чертовски напоминал мне мои подземные тоннели. Что-то схлестнулось в моей голове, и подземный план «семидесятки» стал обрастать в моем воображении новыми, неизвестными до того деталями.

Разумеется, в тот день, спасаясь от разъяренной технички, я даже не пытался проникнуть в щитовую бассейна. Я вообще туда никогда не входил. Но несколько лет спустя, увидев эту дверь изнутри, я вспомнил обо всем и невольно улыбнулся...

С того самого дня в своих подземных путешествиях я перестал пропускать двери, которые временами встречались в бетонных стенах коллекторов. Очень часто эти двери скрывали лишь неглубокие ниши или маленькие комнаты с одной-двумя лопатами, парой ведер и неизменным огнетушителем. Но иногда за ними начинались вполне приличные коридоры, которые, как правило, приводили в подвалы жилых домов или в иные, более экзотические места. Например, кто из горожан знает, что под плитами, окружающими памятник Ленину, существует канализационный колодец, прикрытый вместо крышки лишь одной из этих самых плит (второй от левого угла)? А ведь именно оттуда я слушал торжественную речь первого секретаря горкома партии девятого мая тысяча девятьсот семьдесят пятого года — речь, посвященную тридцатилетию Победы... Кому известно, что в подвале хранилища городского банка существует маленькая, в половину человеческого роста дверь, за которой несведущий человек увидит лишь огромный вентиль да покрытые ржавчиной трубы? А между тем я не раз протискивался в узкую щель между полом и нижней трубой и стоял, затаив дыхание и прислушиваясь к металлическому лязганью решеток и дверец сейфов над моей головой... Кто предполагает, что в большинство квартир первого этажа домов старой застройки можно без особых трудностей проникнуть, приподняв настил на кухне? Я этого не делал, но многие семейные тайны жителей этих квартир для меня не были тайнами. Будь на моем месте человек иного склада, он, вероятно, увлекся бы именно этим, возможностью знать все обо всех, но, к счастью, меня не прельщала эта перспектива. И, встречаясь с неизвестно от кого забеременевшими молодыми особами или мило улыбающимися друг другу семейными парами, которые еще вчера поливали друг друга отборнейшими ругательствами, — я не чувствовал перед ними никакого превосходства. Правда, не скрою, и неловкости тоже...

Сразу скажу, мне здорово повезло, что я начал спускаться вниз в столь раннем возрасте. Тогда я мог протискиваться в такие щели, которые лет через пять стали для меня недоступными. Столкнись я впервые с такими препятствиями лет в шестнадцать — наверняка бы послал это свое занятие куда подальше. Но к этому возрасту я прекрасно знал множество обходных путей и был уверен, что при желании доберусь куда угодно.

Да, я сознательно не упомянул еще один вид помещений, которые скрывались за попадающимися мне дверями. Это были короткие тупиковые коридоры длиной обычно около восьми метров, которые никуда не вели и ни с чем не соединялись. Поражали они относительно хорошей отделкой и совершенной своей бесполезностью. Была у них еще одна особенность, которую я осознал не сразу, но все-таки осознал.

Иногда в этих коридорах, а если быть точнее, под их полом, слышалось мерное, далекое гудение...

* * *

ТАЙНА ГОРОДА

С самого раннего детства я знал, что живу в особом городе. В секретном городе. В городе, связанном с Тайной. Что это за Тайна, я не имел ни малейшего представления, и, наверное, именно от этого она казалась большой и значительной.

Сейчас все стали очень умными. Все все знают. А я до самого окончания института ведать не ведал, что в моем родном городе делают атомные бомбы. И когда, проучившись пять с половиной лет в Ленинграде и прибыв по распределению (а точнее, по вызову) во ВНИИП, я, наконец, узнал, чем изо дня в день занимается большинство горожан, — я был поражен. Поражен до глубины души. Но совсем не тем, о чем вы думаете. Не устрашающей близостью атомного оружия. И не сопричастностью к важнейшему государственному делу. Нет.

Я был поражен, до чего Тайна оказалась мелкой и никчемной.

И я не поверил, что это и есть Тайна.

И не верю по сей день.

Что было после возвращения в город? Наверно, примерно то же, что и у всех. Я стал инженером-конструктором с неплохим тогда окладом в сто шестьдесят рублей. Занимался культмассовой работой. Развлекался на комсомольских вечеринках. Ездил вожатым в «Орленок». Ходил по весне в походы. Отпуск проводил в Ленинграде, навещая друзей и родственников. Потом — знакомство с будущей женой, свадебное путешествие на не стреляющий еще тогда Кавказ, рождение сына, дочери. А дальше...

Дальше — тупик. Развал всего: страны, работы, человеческих отношений. Брака, наконец. Не буду об этом...

Учеба в институте как бы выхватила несколько лет из моей жизни, не связав ее с городом. Можно считать, что в этом отношении мне очень повезло: когда я вновь появился здесь, я взглянул на город глазами другого человека, человека, лишенного каких бы то ни было стереотипов и иллюзий. В детстве не особенно задумываешься над течением жизни вокруг тебя, поэтому город, возникший перед моим взором, был для меня абсолютно новым объектом, который еще нужно было изучить и принять.

Я понял, например, что совершенно не знаю окрестностей «семидесятки». Не тех окрестностей, что находятся внутри периметра, а тех, которые непосредственно примыкают к нему. У нас в семье не было машины, и если мы и выезжали куда, то только в Свердловск или Челябинск на рейсовых автобусах, поэтому в радиусе пятидесяти километров для меня лежала совершеннейшая «терра инкогнита». До сих пор помню повторяющийся кошмарный сон, который мучил меня вплоть до окончания института: я волей случая оказываюсь где-то за КПП в районе, как я понимаю, то ли Двадцать Первой, то ли Кыштыма, и передо мной стоит задача возвращения в город, задача практически неразрешимая, поскольку, с одной стороны, сам я даже примерно не знаю, в какой стороне может находиться город (хотя близость его априори задана), а с другой, меня железными обручами сковывает проклятая секретность, из-за которой я не могу задать первому встречному простой вопрос о местонахождении «семидесятки», каковое, уверен, известно любой здешней собаке, поэтому я, заходясь от бессилья (и невозможности проснуться), вынужден разрабатывать хитроумный план достижения города через областные центры, про которые, как я знаю, можно спрашивать все что угодно и в которых места остановки «наших» автобусов мне — слава Богу! — известны абсолютно точно...

Вот почему я жадно погрузился в изучение родного края. Набат Тайны еще не прозвучал тогда воочию, но дальние отголоски его уже слышались, бередя непонятными предчувствиями мою душу. Многочисленные разговоры с жителями Двадцать Первой, Воздвиженки, Ключей, Сельков стали для меня окном в новое пространство образов и представлений о нашем городе. И сейчас я уже не помню, кто первый обронил эту фразу о территории, которую ныне занимает Снежинск. Фразу, навечно запавшую мне в память.

Здесь никто и никогда не селился.

Сказанное потрясло меня. Я не знаю, какие струны оно задело во мне, но я первым делом захотел убедиться, что это не пустые слова. Моя бывшая жена, которая работала тогда в библиотеке (она и сейчас там работает), выписала мне из Челябинского фонда практически все, прямо или косвенно связанное с нашим районом. Похоже, многое было изъято в период, когда строился и засекречивался город, но и найденного было вполне достаточно.

Здесь действительно никто и никогда не селился.

Да, здесь собирали чернику, охотились между Лысой (Чумишева, Волчьей) и Теплой на козлов, били шурфы в поисках «камушков». Здесь заготавливали для Воздвиженского стекольного завода лес, который вязали в плоты и перегоняли на другую сторону Синары. Здесь строили временные рыбацкие саймы.

Но жить — не жили.

Ну, ладно, русские, они пришли сюда достаточно поздно. Но — башкиры, предки которых обосновались здесь чуть ли не за полтысячелетия до прихода всякого рода казаков-разбойников? Им-то что мешало?

Я погрузился в топонимику. Перерыв кучу литературы, я сделал для себя два очень важных открытия, которые подтвердили, что ищу я не на пустом месте.

Во-первых, я нашел точное объяснение названия Синара, вокруг которого наворочено много разной романтической чепухи. Первая часть этого слова — «син» — вполне однозначно обозначает у южных башкир и казахов могильник, могилу, иногда — изваяние, стоящее на могиле; искать основу этого слова в казахском «сен» («сын») — истинный — надуманно и нелепо. Вторая его часть — «ара» — переводится как промежуток, середина; например, Аракуль — «озеро, находящееся в промежутке (между горами)». Таким образом, Синара — это «озеро между могильниками» или «озеро близ могильников». Осмелюсь предположить, что у этого названия был и другой оттенок — «озеро, близ которого смерть»...

Во-вторых, с чувством, близким к изумлению, я обнаружил, что в одном из указов канцелярии особой Исетской провинции Оренбургской губернии («марта третьего числа года одна тысяча семьсот тридцать седьмого по Рождеству Христову») упоминается возвышенность «в одной версте от полдневного брега озера прозванием Син-Ара на полдень» — то есть примерно километр на юг от южного берега озера, — «каковую татары Юре-Ме называют»!

Хотите вы или нет, но это — гора в центре города, на которой сейчас находится музыкальная школа! Других возвышенностей в районе южной части озера просто нет. Но это еще не самое главное. Оставим на совести автора ссылку на татар (это, конечно же, башкиры), но толкование приведенного топонима известно многим школьникам нашего города, тем, кто будучи в «Орленке» совершали с Сергеем Михайловичем Рощупкиным восхождение на Юрму — одну из самых высоких гор Южного Урала, расположенную близ Карабаша. Башкирское слово «юре» обозначает «ходить», «ме» — отрицательная частица. «Не ходи!» — ярко выраженное предупреждение об опасности восхождения на эту гору, а в нашем случае это, вероятно, запрет приближения к указанному району, поскольку, естественно, ни о каком «восхождении» здесь не может идти и речи...

Когда я поделился своим открытием с двумя-тремя местными «авторитетами», мне посоветовали не забивать голову непроверенными слухами и прочей чепухой, сославшись на то, что люди тут жили и жили всегда, что, дескать, у озера неоднократно находили стоянки древнего человека эпохи бронзы и раннего железа и что абсолютно точно подтвержден факт их занятий рыболовством и скотоводством...

Да, я все это знаю. Мне Юрка Карпов еще в семьдесят шестом году рассказывал, как он нашел на Петушке глиняные черепки и наконечники стрел. И другие свидетельства мне известны. А мнение специалистов по всем этим находкам вас не интересует? Настоящих специалистов, а не наших доморощенных Шлиманов?.. Интересует все-таки. То-то и оно. Так вот, я могу вам показать заключение кафедры истории Уральского университета, обобщившей все эти находки... Стоянки покинуты внезапно, оставленные предметы не подверглись ни действию огня, ни физическому разрушению. Останки погибших отсутствуют, что совершенно нетипично в случае внезапного нападения врага... Люди просто ушли. Почему? Да потому что нельзя здесь было находиться! Просто нельзя. А если нельзя, то — «юре-ме»...

Это пока лишь первые мазки созданной позже общей картины. Накопление критической массы. Первые шаги по направлению к Тайне. Следите за моей мыслью...

О работе. Сначала, пока не начались все эти перестроечные и постперестроечные передряги, она мне, собственно говоря, даже нравилась. Приходилось думать, решать какие-то проблемы, шевелить мозгами. Правда, специфичность работы для меня выражалась не в уникальности проблем конструирования специзделий (любой вид творчества уникален), а в режимном антураже.

Режимные требования положительно забавляли. Подчеркиваю, забавляли, а не раздражали, как многих моих товарищей. Все это отдавало каким-то здоровым идиотизмом и напоминало игру в доме для детей с задержкой психического развития. Веселило, что вместо того, чтобы взять листок и начать чертить или, там, считать, ты должен проделать массу непонятных ритуальных действий, каждое из которых характеризуется абсолютным отсутствием смысла и совершенно не служит для того, для чего изначально предназначалось, а именно — для обеспечения режима секретности.

Заострю ваше внимание на этом моменте, потому что веселье мое кончилось, когда я понял, что с точки зрения теории систем все это носит простое наименование избыточности. Не дублирования, а именно избыточности. И если дублирование повышает надежность, то избыточность вносит в систему деструктивные изменения, которые резко снижают ее надежность. То есть уровень режимных требований, существующий на нашем предприятии, совершено не соответствует поставленной задаче. Я доказал это расчетами и сделал однозначный вывод, что либо эти требования разрабатывал последний кретин (в чем у меня были и есть очень большие сомнения), либо они не имеют ничего общего с вопросами сохранения секретности атомного оружия.

Я объяснил непонятно? Попробую еще раз. Когда вы замечаете в автобусе воришку, положившего глаз на ваш кошелек, вы постараетесь переложить кошелек в другой, менее доступный ему карман. Это будет логично. Увидев, что воришка не уходит и продолжает следить за вами, вы решаете переложить кошелек обратно, чтобы запутать его, а потом с этой же целью начинаете перекладывать кошелек из кармана в карман. Первое ваше действие — это реальное обеспечение секретности, а значит, и сохранности ваших капиталов. Дальнейшие ваши действия становятся бессмысленными, потому что они лишь привлекают внимание преступника; вы словно сообщаете ему, что у вас есть деньги, много денег, делая кражу для него более привлекательной. Скорее всего, в этом случае кошелька вы рано или поздно лишитесь.

Но эти действия приобретают глубочайший смысл, если кошелек пуст, а ваши деньги (и большие деньги!) находятся во внутреннем кармане пиджака...

* * *

НЕПОНЯТНЫЕ МЕЛОЧИ

Значит, решил я, продолжая свой путь к Тайне, в городе существует нечто, надежно скрытое существующим режимом секретности. И это — не атомные бомбы.

Примерно в это же время состоялся у меня примечательный разговор с Георгием Павловичем Ломинским.

Нет, вы не подумайте, что я был тогда с директором предприятия (с последним настоящим директором предприятия) на короткой ноге. Кто он — а кто я, да и разница в возрасте, сами понимаете. Все гораздо проще. Дело было в пионерском лагере «Орленок», который «Хозяин» навещал с радостью и удовольствием. В тот раз директор ВНИИП приехал без предупреждения, погулял полчасика по территории, а потом присел на лавочке у административного корпуса, ожидая Анатолия Ивановича Чушкова, тогда директора лагеря. Мой отряд как раз был дежурным, и я послал пионеров на розыски Анатолия Ивановича, а сам минут пятнадцать поддерживал светский разговор с Георгием Павловичем. Мы уже беседовали однажды, поэтому я довольно спокойно отнесся к самому факту нашего диалога. Разговор незаметно свернул на меня, где учился да кем работаю, как отпускают с работы в лагерь, нравится ли работа — и тому подобные вещи. После очередного поворота темы я ненароком задал вопрос, ответ на который уже позже, гораздо позже так многое прояснил мне. Я начал так:

— Георгий Павлович, вот город был создан для разработки вполне определенного оружия. Предположим, рано или поздно оно станет ненужным — неважно, по какой причине, ситуация ли в мире изменится или где-то начнут изготавливать более совершенное... Что будет с городом?

Задавая тогда этот сугубо теоретический, даже, может быть, где-то праздный вопрос, я, конечно же, вряд ли мог предположить, что через какой-нибудь десяток лет он в совершено конкретном выражении будет волновать каждого жителя Снежинска. Да и Георгий Павлович, разумеется, тогда об этом не думал. Он немного помолчал (немного, но достаточно, чтобы я с ужасом успел подумать, а не сморозил ли какую-нибудь очевидную глупость и не обидел ли пожилого человека, всю жизнь отдавшего «ненужному» оружию), лукаво улыбнулся, но... Скользнувшая было по его лицу улыбка неожиданно исчезла, и Ломинский, как-то досадливо махнув рукой, странно и непонятно ответил:

— Да разве дело в этом оружии...

Сегодня мой вопрос не кажется мне ни глупым, ни наивным. А ответ «Хозяина» преисполнен для меня глубокого смысла, ставшего понятным мне лишь спустя десятилетие...

Был еще один разговор, о котором стоит упомянуть. Разговор с моим дядей Колей. Года с пятьдесят девятого и до самой пенсии он работал снабженцем во ВНИИП, многое знал, многое повидал. Когда он начинал рассказывать, мы с сестрой открывали рты и слушали, затаив дыхание. Впрочем, так же на него реагировали и мои родители, и вообще все, кто соприкасался с ним вплотную.

В девяносто третьем году, в мае, мы отмечали его шестидесятилетие. Он вслед за мной вышел покурить на балкон, и, глядя прищуренными глазами на заходящее солнце, сказал, продолжая начатый до этого разговор:

— Да, любой снабженец должен быть прохвостом. Это общеизвестно. Он должен вертеться, чтобы понравиться и нашим, и вашим, да еще и не забыть сделать свое дело... Но есть еще одно качество, которое должно быть ему непременно присуще. — Дядя Коля затянулся папиросой и продолжал: — Он должен осознавать, что он делает. Хорошенько осознавать...

— Каждый должен понимать, что он делает, — дипломатично ответил я.

— Должен! — подчеркнул дядя. — Но всякий ли может, положа руку на сердце, сказать, что живет именно так? — Дядя помолчал. — За все время, что я работал, да что там — за всю свою жизнь я только один раз не смог объяснить себе этого. Только один! Многие ли могут похвастаться чем-то подобным?

— А что ты не смог себе объяснить? — спросил я только для того, чтобы поддержать разговор.

Дядя Коля как-то слишком быстро взглянул на меня и снова стал смотреть на заходящее солнце.

— Было дело, — неохотно проговорил он. — Пришло как-то со мной оборудование. Целый эшелон. А вот где оно потом использовалось, я так и не разобрался.

— А разве в обязанности снабженца входит контроль использования поставок? — удивился я. — Тем более, в обстановке нашей секретности. Ты вообще мог не знать, что сопровождаешь и куда оно идет.

— Ты глуп, — по-доброму сказал дядя. — Я мог не знать, что я заказываю или везу. Но наименование, обозначение или условное название было известно мне всегда. Я знал, сколько штук этого самого неизвестного со мной, сколько оно весит, откуда поступает и куда передается. Скажем, груз «АБВ» поступал в сектор «А» для исследований «Б» по условному финансированию «В». Чувствуешь, принцип? Так вот то оборудование не было связано ни с одним подразделением института. Индексы его канули в неизвестность.

Я сомневаюсь, что абсолютно правильно передаю сказанное тогда дядей. Понял я только одно: у плановиков есть свои зацепки, позволяющие контролировать распределение материальных ресурсов как в ядерном центре, так и вообще в городе.

— Не переживай, дядя, — успокоил я его, — ведь это было только один раз. Просто кто-то напортачил с документацией.

— Со мной, — с каким-то особым выражением промолвил дядя, — это было только один раз. — Он плюнул на окурок и бросил его вниз. — Но ведь я не один на предприятии. Снабженцев десятки. И я точно знаю, что в том же шестьдесят шестом году была еще одна такая история. И не с кем-нибудь, а с Петровичем...

(Петрович — это старый дядин приятель, бок о бок с которым они проработали лет тридцать. Не помню его фамилии, но в детстве мы с сестрой часто бывали у него, жил он в третьем доме по Васильева, в первом, кажется, подъезде.)

— Да вы просто разбазариватели социалистической собственности, — рассмеялся я. — Поражаюсь, как у нас во ВНИИТэФе вообще что-то осталось. Лаврентия Павловича на вас не было.

Дядя не принял моего дурашливого тона. Наоборот, он как-то собрался и посерьезнел.

— Лаврентий Павлович здесь-то как раз был, — веско сказал он. — Хотя об этом мало, кто знает. В июле сорок седьмого года. Именно здесь, бродил по нашим болотам. Не один, конечно, была с ним чуть ли не рота автоматчиков. Не веришь? Мне рассказывал об этом человек из Каслей, свояк его как раз и был проводником. Вот тебе вопрос: что заставило министра плутать по этим дебрям? А ведь плутал, два дня на это потратил, в палатке ночевал. И знаешь, где стоянка была?

— Где? — жадно спросил я, хотя за секунду до этого хотел ограничиться словом «брехня».

— Заинтересовался... Не знаю, помнишь ли ты, что было на месте нового хирургического корпуса...

— Помню, — прервал его я. — Там была такая каменная скала, метров пять высотой. Мы еще по ней лазали, когда к отцу ходили, он в шестьдесят восьмом году в старой больнице лежал, с аппендицитом...

— Хорошая у тебя память, Юрик. Вот у этой скалы Берия и ночевал... Запомни получше. Только поменьше трепись об этом, здоровее будешь. И об эшелоне запомни. Вдруг понадобится, мало ли что. Годы твои молодые...

Дядя умер в том же девяносто третьем, в октябре. Не выдержало сердце, когда расстреливали Белый Дом. Я часто прихожу на его могилу, приношу цветы. Он, сам не подозревая того, на многое открыл мне глаза. А может быть, и сам он что-то знал, но хорошо это скрывал. Другое было поколение. Молчаливое...

После рассказа дяди мои поиски стали более осознанными, более целенаправленными. В то время начались публикации об истории создания атомного оружия, и в книге «Тайна «сороковки» я с изумлением нашел косвенное подтверждение возможности появления Берии в наших краях в упомянутое дядей время. Оказывается, восьмого июля сорок седьмого года председатель Спецкомитета прибыл в Кыштым для инспекции строящегося первого промышленного атомного реактора! Ежу понятно, что ему нужно было там, но что он мог делать здесь — за семь лет до принятия решения о создании нового института и нового города? Неужели рассказ о блуждании Лаврентия Павловича по синарским лесам — лишь мифический отголосок инспекторской поездки в «сороковку»? Я не верил в это. В моей копилке связанных с Тайной фактов, прибавился еще один весомый факт.

В тех же книгах меня удивило следующее. Ни в одном месте я не нашел мало-мальски внятного объяснения, почему вообще возникла необходимость в новом институте, а также почему новый институт было решено строить именно там, где он сейчас находится.

Да, я видел текст известного постановления, читал воспоминания Жучихина, знакомился со ссылками на рассказ Ломинского, выслушивал массу анекдотов по этому поводу, но везде сквозило какое-то странное недоумение, прикрытое глубокомысленно-демагогическими обоснованиями. Судите сами. Лето пятьдесят четвертого. Атомное оружие «пошло». Взорвали первую водородную. Как грибы росли серийные заводы. Все нормально. Логично ожидать неторопливого, но всеобъемлющего приращения так нужной державе продукции. И тут — как гром на голову — нужен дублер Арзамаса! Нужен и все тут. Кому нужен? Зачем? А объяснения, которые до сих пор приводят в защиту этого решения! Вы только послушайте их адептов! Одни говорят, что на случай нападения противника в тылу был необходим еще один «атомный» институт (да будет вам известно, дорогие мои, что уже в сорок девятом году концепция тыла в советской военной науке была признана исчерпавшей себя и приказала долго жить — спасибо атомным бомбам, дальней авиации и кораблям-самолетоносителям). Другие утверждают, что с функционированием второго центра должен был развиться дух здоровой конкуренции, способствующий повышению качества изготавливаемых изделий (конкуренции! это в начале-то пятидесятых годов? — да там только за одно это слово можно было без всяких затруднения схлопотать пятьдесят восьмую, пункт десятый, антисоветская пропаганда и агитация, минимум пять лет в мирное время!). Третьи кивают на евреев, дескать, много развелось тогда в Арзамасе космополитов, тут уж, хочешь не хочешь, всяко надо было построить для русского человека свое «кэбэ» (тут я даже комментировать отказываюсь, выразиться — могу)...

Это о необходимости нового института. Теперь о месте. Скажу сразу: что бы там ни говорили, но ни КБ-11 (исследовательско-конструкторский комплекс будущего Арзамаса-16), ни объект «А» (первый промышленный реактор будущего Челябинска-40), ни один из серийных заводов не возводились на абсолютно голом в смысле коммуникаций и инфраструктуры месте. Нет слов, трудности были колоссальные, но никакого идиотизма в этом смысле не было. Страна умела считать деньги. Свои они были, народные — я не иронизирую. И вырубать лес в глухой тайге, и вести туда дороги просто так не стали бы. Можно было бы построить объект рядом с «сороковкой» — благо там все к этому времени было на мази, налаженное производство, транспорт, да и делящиеся материалы рядом, только руку протяни. Можно было пристыковать Снежинск к серийщикам в Златоусте-20, все равно и по сей день вместе работаем, неразрывно. Можно назвать еще вариантов пять, каждый из которых будет по-своему логичным и ничуть не будет уступать Снежинску по секретно-режимным соображениям (нелепо думать, что удаление города на каких-то тридцать километров от «сороковки» сделает его сверхсекретным), а также по соображениям безопасности на случай аварии. Можно, все можно — но почему-то ни один из этих вариантов выбран не был.

Почему?

А потому что по каким-то неведомым, но абсолютно не связанным с атомной проблемой соображениям, город нужно было строить именно на нынешнем месте...

* * *

ШЕСТЬ ТОЧЕК

Если бы мои рассуждения шли друг за другом в той последовательности, которую я вам описываю, то я пришел к Тайне лет на пять раньше. Но все дело в том, что это были отдельные мысли, взгляды, впечатления, которые долго не хотели связываться в один узел. Больше всего я жалею, что достаточно снисходительно отнесся к дядиному рассказу про Берию. Если бы не то самое мое «здравомыслие», то уже в девяносто третьем году я знал бы все.

Однако — по порядку. После развода я снова, после значительного перерыва, стал спускаться в свои подземные чертоги. Честно говоря, там я не думал о Тайне, там я просто искал спасение от своей тоски и отчаяния, от ощущения безысходности жизни. Коммуникации новых районов, всех этих Лыковок, Простоквашиных и Голодаевок мало привлекали меня, внушая откровенное отвращение своим утилитарным примитивизмом, поэтому чаще всего я бродил под Старым городом, радуясь, что там ничего не меняется, что там все так же, как и в пору моего далекого и счастливого детства.

В своих блужданиях я однажды забрел в один из тех самых тупиковых коридоров, о которых уже говорил. Мне вспомнилось, что когда-то я слышал здесь далекое гудение, и даже пол, помнится, чуть дрожал у меня под ногами. Сейчас же здесь все было тихо и спокойно как в могиле. Светя под ноги фонариком, я обошел коридор по периметру (в ответвлениях я чисто машинально пользовался правилом правой руки, чуть прикасаясь к стене при ходьбе) и уже было совсем собрался выйти за приоткрытую дверь, как вдруг словно что-то толкнуло меня.

Сколько я себя помнил, в коридорах, подобных этому, всегда слышался далекий шум.

Сама по себе эта мысль ни о чем не говорила. Какие-нибудь трансформаторы или насосы, работающие невдалеке, могли ломаться или останавливаться, это очевидно. Но перенося смысловой акцент умозаключения, я получил другой, поразивший меня вывод.

Во времена моих детских походов только эти, неясно для чего предназначенные коридоры были связаны с источником непонятного шума.

И снова я ощутил дуновение тайны. Пока просто тайны, не той, к которой я уже сознательно стремился. Но ведь большие тайны всегда складываются из маленьких...

Вернувшись домой, я залез в диван, где хранились мои старые дневники, школьные тетрадки, конспекты лекций и прочий бумажный мусор. Чихая от пыли, я переворошил все и из-под стопки в дальнем углу извлек потертую сорокавосьмилистовую тетрадь с витиеватой надписью «Лабиринт».

Я бережно открыл ее и с волнением стал перелистывать страницу за страницей. Моему взгляду предстали нарисованные неумелой рукой схемы с наивными обозначениями вентилей и сифонов, со старательными пометками вроде: «Здесь осторожно!!! Горячая труба!!!», с цифрами, показывающими количество шагов от одного лаза до другого. Я не верил своим глазам — ребенком я проделал колоссальную работу, сравнимую, наверно, с трудами Ливингстона, Стэнли и иже с ними... Разумеется, я хорошо помнил, как вел все эти записи, помнил, как наносил линии коммуникаций, каждый раз пряча тетрадку от родителей и сестры во втором ряду книжного шкафа, я все помнил, но моя детская настойчивость, целеустремленность и энергичность поразили меня. Меня — тридцатишестилетнего, разуверившегося, опустившегося, сдавшегося...

Но они же подхлестнули меня, заставив действовать.

Просмотрев тетрадь, я понял, что эта схема не подходит мне. Она давала полное представление о расположении ходов и труб, но была составлена без учета масштаба, а именно точное изображение было крайне необходимо мне, чтобы подтвердить одно свое предположение.

Мне понадобился ровно год, чтобы создать точную карту снежинских подземных коммуникаций. Там было все — и схемы водопроводных сооружений, включая системы водоснабжения, водоотведения и канализации, и схемы сооружений теплоснабжения, и схемы электросетей и линий связи, и схемы газопроводов, и схемы подвальных помещений, и схемы не афишируемых и мало кому известных подземных сооружений, и еще многое-многое другое... Как я доставал эти схемы — умолчу. И не потому, что действия мои шли, как говорят, вразрез с существующим законодательством. И не потому, что практически все они имели гриф секретности (большинство — «для служебного пользования»). А потому, что люди, которые вольно, а чаще всего невольно обеспечивали мне доступ к этой информации, по-прежнему сидят на своих рабочих местах. Пусть сидят и дальше.

Не надо думать, что я создавал свою карту только за счет полученных схем (кстати говоря, большая их часть мне так и не понадобилась). Весь этот год (с лета девяносто седьмого по май девяносто восьмого) я практически не вылезал из-под земли, благо времени было достаточно. На работе, сами знаете, какой бардак, если даже захочешь что-то сделать, так не дадут другие, те, с кем ты по цепочке связан и у которых свои проблемы. Поэтому большинство уже давно поняло: чтобы не нервничать, надо спокойно сидеть и ждать денег — единственный способ существования в нашем секретном «ящике». Ну, а начальнику, в принципе, до лампочки, где ты сидишь, на работе или еще где. Может, у других и не так, а я с моим всегда договаривался...

Короче, к началу лета карта была готова, и мне пришлось засесть за ее основательное изучение. Пришлось сравнивать прохождение коммуникаций на разных уровнях и анализировать их взаимосвязь с расположенными на поверхности сооружениями. Можно долго рассказывать обо всем, что я сделал: как проводил статистические расчеты, определяя дисперсию и среднее отклонение ряда выбранных параметров, как создавал топологические модели интересующих меня участков, как изучал внезапно понадобившуюся технологию прокладки труб закрытым способом, как перелопачивал горы всевозможной технической документации, включая самые экзотические стандарты, нормы, правила, инструкции... Мысленно я даже присвоил себе звание кандидата технических наук, к чему вот уже десять лет безнадежно стремился, работая в РФЯЦ-ВНИИТФ...

Основным результатом моих исследований было следующее. Я обнаружил шесть мест, в которых коммуникации располагались, скажем так, с некоторым однотипным нарушением ряда существующих нормативов. Я не имею здесь в виду брак в работе — господи, да ни одна знакомая мне подземная магистраль не проложена без брака (ответственные лица просто ужаснулись бы, воочию увидев их состояние)! Нет, здесь речь идет о другом.

В указанных местах коммуникации, вопреки правилам их прокладки, вопреки обычной логике описывают огромную дугу радиусом не менее десяти метров (при отсутствии какого-либо видимого препятствия), после чего аккуратно выдерживают прежнее направление. И — что, пожалуй, является самым главным — центр этой дуги во всех шести случаях находятся за торцевой стеной тех самых тупиковых коридоров, заинтересовавших меня еще двадцать лет назад!..

У вас ничего не вздрогнуло внутри? Не побежали мурашки по спине? Нет? Тогда вы не поймете меня, не поймете, почему, впервые осознав это, я хохотал как ненормальный, надрывался от хохота, давился от смеха, реготал — и все никак, никак не мог остановиться, пока не понял, что просто не могу остановиться, что это истерика, и вот тогда только я окончательно успокоился. А ведь я слыву человеком более или менее сдержанным. Вернее, слыл когда-то...

Мне нет смысла скрывать эти места, если уж я решил рассказать вам все. Перечислю наземные ориентиры, примерно соответствующие им. Первый — «Универмаг». Второй — комплекс «Юбилейный». Третий — тот самый «вонючий» одиннадцатый дом по улице Победы (кто не знает, это длинный дом напротив и наискосок от остановки). Четвертый ориентир — это горушка у «Синары» или, если понятнее, автостоянка у двадцать пятого дома. Пятый — сто двадцать первая школа. И, наконец, шестой — новый (хотя — какой уж там новый) хирургический корпус.

Разумеется, вы сейчас мысленно пытаетесь и никак не можете понять, что же общего между указанными пунктами. Два магазина, жилой дом, автостоянка, школа, больница — что их связывает? Можно обратиться ко времени их строительства, но это тоже вряд ли поможет. «Юбилейный» и одиннадцатый дом были сданы во второй половине шестидесятых годов, «Универмаг» и сто двадцать первая школа — в середине семидесятых, хирургический корпус — в начале восьмидесятых. Все совершенно различное. Может быть, и нет у них ничего общего кроме ничего не значащей «неправильности» подземных коммуникаций и наличия каких-то тупиковых коридоров?

Есть. Вот карта города. Следите за мной. Для начала я соединяю линиями указанные мною пункты. Что получилось? То, что и должно. Шестиугольник. Не совсем такой красивый шестиугольник. А теперь поглядите внимательно. Не кажется ли вам, что существует еще одна элементарная, отличная от нарисованной геометрическая фигура, которую можно провести через эти точки? Ну, немножко воображения...

Совершенно верно. Правильный эллипс.

И поэтому, если у вас есть хоть капелька соображения, я уже не говорю о воображении, то вы, наверное, не удивитесь и не будете утверждать, что мои действия были абсолютно бессмысленными, когда третьего июля, в пятницу, хотя нет, постойте, это была уже суббота четвертого, дождавшись пока разойдется из «Юбилейного» пьяный люд (и непременно сопутствующий ему наряд милиции), я приоткрыл крышку одного из двух колодцев, расположенных на левом откосе комплекса, сбросил вниз заранее приготовленную и спрятанную в траве кирку, а затем быстро проник внутрь, задвинув за собой тяжелую крышку.

* * *

ПУТЬ В БЕЗДНУ

Добраться до металлической двери, скрывающей уже до боли знакомый тупиковый коридор, открыть ее и войти внутрь было делом от силы четырех минут.

Наличие кирки ясно говорило о цели моего путешествия. Я уже давно понял, что стенка, противоположная входу, таит за собой пустоту, как, впрочем, и аналогичные стенки пяти других коридоров. Если что и определило выбор именно этого коридора, то это лишь близость «Юбилейного» к моему дому.

Первый удар кирки показался мне просто оглушительным, и я отошел назад, чтобы поплотнее прикрыть дверь, по мере возможности пытаясь подстраховаться от всяких случайностей. Затем вернулся к бетонной стене и вновь взмахнул тяжелым инструментом.

Бетон поддавался неохотно. На пол сыпались мелкие осколки и цементная пыль, а на стене оставались лишь жалкие царапины. Стоящий на вещмешке фонарь освещал небольшой участок стены, на котором плясала в фантастическом танце моя изломанная тень. Потом дело пошло веселее. Я приноровился, и мне то и дело приходилось отступать в сторону, оберегая ноги от падения особо крупных кусков. По моему лицу бежал пот, но я продолжал свою работу с размеренностью часового механизма.

Внезапно я почувствовал что-то вроде сквозняка. Обернувшись, я убедился, что дверь по-прежнему прикрыта, и в тот же момент понял в чем дело. Подойдя к стене, я увидел, что в самом центре созданного мной кратера появилось маленькое отверстие. Я жадно прильнул к нему, но увидел лишь темноту. Фонарь тоже не помог: невозможно было смотреть и светить одновременно. Схватив кирку и чувствуя, как близка моя цель, я стал с неистовством наносить удар за ударом. Отверстие стало величиной с яйцо, потом с кулак, с голову, потом...

Потом огромный кусок стены словно исчез, вывалившись куда-то во внешнюю темноту, и я, едва не отправившись вслед за ним, от неожиданности выпустил из рук канувшую в бездну кирку...

Через мгновение снизу донесся оглушительный, многократно усиленный эхом удар...

Когда все стихло, я еще минут пять сидел не двигаясь, забившись в угол у входной двери. Мне казалось, что весь город услышал этот ужасный грохот. Мне представлялось, что сюда уже спускается отряд ОМОНа с приказом захватить меня живым или мертвым (лучше — мертвым, мелькнуло у меня в голове из какого-то боевика). Во всяком случае, я долго не мог поверить, что случившееся не коснулось ни одного человека кроме меня.

Совершенно случайно я вспомнил, что в вещмешке у меня, в бутылочке из-под детского питания есть граммов сто пятьдесят медицинского спирта (готовился я серьезно). Мне показалось, что сейчас самое время его использовать. Достав бутылочку и заполнив ее по самое горлышко водой из фляжки, я разом опрокинул в себя получившуюся «неменделеевскую» смесь.

И вы знаете, полегчало. Правда уже через минуту я принялся разговаривать вслух с самим собой, но это меня не особенно озаботило. Прекратилась предательская дрожь, и во мне снова проснулся инстинкт исследователя.

Подобравшись вплотную к образовавшемуся пролому, я осторожно посветил в темноту. Напротив, метрах в десяти, на стене возникло подрагивающее световое пятно. Поведя фонариком туда-сюда, я выхватил из темноты еще одну, боковую стену, находящуюся правее от меня, а также низкий потолок, который, судя по всему, представлял единое целое с потолком моего коридора. Посветить вниз мне не сразу хватило решимости, потому что для этого надо было просунуть голову и плечи в проделанное мною отверстие, но как раз на это подвигнуться было совершенно невозможно, поскольку я почти зримо видел, как от моего неловкого движения из стены с неторопливой неизбежностью вываливается еще один кусок, в обнимку с которым я и лечу в неизведанные глубины Земли...

До пола оказалось метров семь. Та часть зала, которая была видна мне, оказалась совершенно пустой (если не принимать во внимание разлетевшихся по полу кусков бетона и моей, лежащей чуть в стороне кирки). Для того, чтобы разглядеть, что находится левее меня, я попытался высунуться чуть дальше и тут же издал изумленное восклицание. На такую удачу я даже не рассчитывал: в каком-то метре от нижнего края отверстия прямо подо мной в стену были вделаны уходящие вниз металлические скобы.

Я хорошо помню чувство умиления, охватившее меня (возможно, оно объясняется принятым внутрь алкоголем, но это дела не меняет). Если бы я был верующим, то, наверное, принес бы благодарственную молитву Господу, а так я просто стал напевать во весь голос «Yellow Submarine», радуясь, как далеко разносится мой голос по подземелью. Возможно, эйфория моя не была бы тогда столь полной и сильной, если бы мне пришел в голову простой вопрос, который я задал себе гораздо позже: а для кого, собственно, предназначена лестница, ведущая в никуда?..

Внезапно я успокоился. Движения мои стали собранными и уверенными. Привязав к захваченной стропе вещмешок, я спустил его вниз, за ним последовал включенный фонарь, привязанный ко второму концу стропы, после чего я сбросил вниз и саму стропу. Штормовка тоже оказалась на полу зала, когда, после неудачной попытки, я понял, что в ней мне просто не протиснуться в отверстие. И, наконец, под звучащие в моей душе фанфары, внизу очутился и я.

— Приехали, — сказал я вслух.

Свет фонаря бил в торцевую, уже знакомую мне стенку, поэтому, торопливо нагнувшись, я подхватил его и повернул в противоположную сторону.

Луч выхватил из темноты... пустоту.

Я чуть не выронил фонарь из рук, настолько это было неожиданно и, не побоюсь сказать, страшно. В первый миг мне показалось, что передо мной разверзлась гигантская пропасть, на самом краю которой я стою, беспомощный и беззащитный. Но это лишь в первый миг. Фонарь дрогнул в моих руках, и луч света скользнул по закругляющейся стенке.

Тоннель.

Гигантский, метров десяти в диаметре тоннель, уходящий под углом градусов в тридцать куда-то вниз, в темноту.

Когда я немного пришел в себя, я внимательно рассмотрел то, что мог позволить мой, не очень мощный источник света. Да, внушительное сооружение. Бетонные стены с грубой поверхностью. Металлические укрепляющие кольца. И... обычная лесенка, ступенька за ступенькой спускающаяся вниз, туда, где луч моего фонаря оказывался бессильным.

Раздумывал я недолго. Надев штормовку, я смотал и спрятал стропу, а затем, закинув на плечи лямки вещмешка и повесив на грудь фонарь, стал осторожно спускаться вниз.

Ступеньки были широкими и удобными. По ним можно было идти, даже не глядя под ноги, но я не хотел свалиться в какую-нибудь внезапно открывшуюся яму, поэтому спускался неторопливо, придерживая фонарь так, чтобы видеть лестницу впереди. Временами я переводил луч прямо перед собой, но по-прежнему видел лишь свод тоннеля, охваченный металлическими кольцами.

Миновав сотую ступеньку, я начал прикидывать, на сколько метров я спустился, и вышло, что не меньше чем на пятнадцать. На сто тридцатой ступеньке мне показалось, что я вижу край свода тоннеля, а еще через десять ступенек я убедился, что так оно и есть, и впереди открывается зев еще недоступной моему взгляду темноты. На двухсотой ступеньке спуск кончился, и луч моего фонарика нерешительно поднялся от пола.

Я стоял... на станции метро.

* * *

СТАНЦИЯ «КУРЧАТОВСКАЯ»

Да, я находился на станции метро.

Вы не поймете моего состояния. Вы были готовы к восприятию того, что я вам сейчас сказал, с самого начала моего повествования. Поэтому сейчас вы облегчено говорите про себя: «Ну, наконец-то. Наконец-то он дошел до этого места.» И вам при этом совершенно не доступны мои тогдашние мысли и чувства.

Возможно, я просто не умею рассказывать, эффектно подводя историю к самому главному, если вы ничуть не удивились тому, что я увидел. Если вы сидите сейчас с постными, вежливо-спокойными лицами. Конечно, может быть, вы просто не верите мне, и тогда это другое дело. Но если хоть один из вас не считает мои слова вымыслом, попытайтесь понять мое потрясение — Тайна оказалась совсем не такой, какой я ее представлял!

Скажу честно, я был готов ко всему. Я готов был обнаружить здесь и тайный лабиринт древних эпох, и гигантское бомбоубежище, и мощный ускоритель заряженных частиц, и продовольственные склады, и подземные заводы, и шахты баллистических ракет, и даже, допускаю, мрачные стратегические транспортные артерии... Но обнаружить некий подземный дворец — нет, это было выше моего понимания, это шло вразрез со всеми моими догадками и предположениями!..

Еле передвигая деревянные ноги, я прошел вперед по толстому слою пыли, покрывающему мраморный пол. Мне было нехорошо. Оформление станции являло собой разительный контраст с грубой отделкой тоннеля, по которому я только что спускался. Луч света выхватывал из темноты то тонкие металлические колонны, облицованные рифленой нержавеющей сталью со вставками из малиново-розового родонита, то панно из смальты, украшающее плафоны, встроенные в свод зала, то высокую статую, стоящую в нише противоположного конца станции... Мне совершенно не хватает подходящих слов, чтобы описать это, но — просто представьте какую-нибудь из станций московского метрополитена, и вам все станет ясно.

Разумеется, здесь не было яркости, блеска и чистоты, привычных взгляду пассажира столичного метро. Темноту рассеивал лишь луч моего фонаря, а вокруг, как я уже сказал, все было покрыто слоем пыли. Но слоем ровным, нетронутым, поэтому впечатления грязи или какой бы то ни было неустроенности не было. Станцию словно прикрыли легчайшей газовой накидкой, как бы пытаясь чуть-чуть приглушить ее непереносимое великолепие.

Схожесть с московским метро заключалась, в основном, в уровне эстетического воплощения. В степени архитектурного и художественного совершенства. А отличие... Чисто технически можно назвать два коренных отличия открывшейся мне станции от станций столичного — да и любого другого метрополитена. Во-первых она была почти в два раза короче обычной, метров сорок-пятьдесят, не больше. А во-вторых, она была односторонней — то есть существовал всего один транспортный тоннель, колея которого проходила справа от платформы (по отношению к тоннелю, по которому я спустился). Диаметр тоннеля показался мне значительно большим, чем поперечник обычных, знакомых мне тоннелей метро.

Я прошел по платформе и подошел ближе к отливающей медью трехметровой фигуре в нише напротив. Сомнений нет! Игорь Васильевич Курчатов! Но это был не тот суровый и неприступный Курчатов, возвышающийся ныне на Двадцатой площадке. Здесь он был изображен задорно смеющимся, с чуть задранной вперед знаменитой бородой. В руках он держал модель атома с прикрепленными на проволочных эллипсах шариками электронов. От всей фигуры его веяло таким здоровьем, радостью и оптимизмом, что я невольно улыбнулся, хотя в тот момент мне было совсем не весело.

«Свой долг перед страной советские атомники выполнили!» И. В. Курчатов», — прочитал я на облицованном гранитом постаменте.

И от этих слов, от этого вышедшего из употребления слова «атомник» я неожиданно вздрогнул, по спине моей побежали мурашки, а в горле возник несглатываемый комок. Я словно почувствовал на себе дыхание истории. Я словно вернулся в эпоху всеобщей радости и пламенного энтузиазма, в эпоху, когда мои земляки еще понимали, во имя чего они трудятся и живут, — и гордились этим! — в эпоху вечной молодости и счастливого будущего... На миг мне показалось нереальным, что где-то наверху сейчас проклинают Президента, мечтают получить хоть какие-то деньги, не могут прокормить детей и, самое главное, не видят впереди ничего кроме неотвратимо надвигающейся старости и следующей за ней ее страшной спутницы...

Гигантское мозаичное панно, украшающее противоположную от путей стену станции, надолго приковало мое внимание. Я бы назвал его «Историей атома», а может быть, оно и впрямь так называлось. Там, в окружении катодных ламп, атомных реакторов, синхрофазотронов, вспыхивающих сверхновых, колб, реторт, всевозможных физических уравнений с неизменным «E=MC2» в центре — были изображены Ломоносов и Беккерель, супруги Кюри и Резерфорд, Эйнштейн и Ферми, Курчатов и Ландау (кстати именно благодаря Льву Давидовичу я позже заключил, что станция оформлялась не раньше шестьдесят восьмого года)...

Рассматривая узор на мраморных плитах пола, я не сразу понял, что замысловатая вязь представляет собой ни что иное, как стилизованное изображение атома. Оригинальность этого изображения заключалась в том, что каждый элемент раскинувшейся на полу картины обладал своего рода «самоподобием», и ядерно-планетарная структура повторялась внутри электронов, протонов и нейтронов, а внутри их соответствующих элементов вновь можно было разглядеть центральное ядро и огибающие его орбиты. На мой взгляд это была великолепная иллюстрация мысли о бесконечности уровней материи и их инвариантности по отношению к масштабу. И вообще мне подумалось, что эскиз узора создавал математик.

Свод зала украшали два плафона, чередуясь с тремя гигантскими бронзовыми светильниками. На одном из плафонов я разглядел что-то вроде бороздящего просторы Вселенной космического корабля, а на другом — панораму красивого города с высокими зданиями и прозрачными, повисшими в воздухе летательными аппаратами, — может быть, так автор представлял себе Снежинск будущего...

Да, о воздухе. Воздух был затхл. Не то, чтобы он обладал каким-то запахом или им было тяжело дышать, но ощущение было как в давно не проветриваемой комнате. Может быть, правда, это только казалось при неосознанном сравнении с бодрящей атмосферой большинства метрополитенов страны. Не знаю, во всяком случае, было ясно, что даже если где-то существуют вентиляционные шахты, то вытяжные установки давно не работают. Температура воздуха, по моему впечатлению, не превышала десяти-двенадцати градусов. Было относительно сухо.

Я спрыгнул с платформы и немного прошел вглубь тоннеля. Привычного потока воздуха не было. И ветер от приближающегося состава не ерошил непослушные волосы... По стенам тянулись толстые, покрытые пылью жгуты кабелей. Такой же пылью были покрыты рельсы, шпалы и бетонное основание. Я попинал ногой контактный рельс, смонтированный на кронштейнах сбоку и чуть выше ходовых рельсов, но и без того было ясно, что никаким электричеством здесь не пахнет...

Внезапно я почувствовал, как устал. Я понял, что держусь из последних сил и только спирт не дает мне рехнуться от всего увиденного. Но действие алкоголя уже начало проходить, появился озноб, чувство нервозности, которое, я чувствовал, вот-вот могло перейти в истерику или приступ страха. Я понял, что на первый раз достаточно. Пора возвращаться.

Пока я поднимался вверх по двумстам ступенькам, донельзя вымотанный и опустошенный, я понял, для чего предназначен этот наклонный тоннель. Здесь должны были быть смонтированы эскалаторы для подъема и спуска пассажиров, всякие приводы, звездочки и натяжные устройства. Должны? — спросил я себя. Ну так где же они? Однако этот вопрос был уже не по силам моему измученному впечатлениями мозгу.

С трудом поднявшись по скобам к пробитому два часа назад отверстию, к окну, за которым начинался привычный мир, за которым мерно посапывал в самом сладком предутреннем сне мой родной Снежинск, я забросил туда мешок, штормовку и уже было совсем приготовился протиснуться туда самому, как вдруг...

Не знаю, что это было. Возможно, мне просто почудился этот то ли скрип, то ли визг, раздавшийся где-то далеко внизу. Но тогда я замер на месте, повиснув на высоте третьего этажа, и, неестественно вывернув шею, все смотрел и смотрел в темноту уходящего вниз тоннеля, настороженно прислушиваясь и чувствуя, как у меня леденеют внутренности. Потом, словно очнувшись от гипноза, я одним движением вбросил свое тело в отверстие, вдребезги разбив при этом фонаря.

— Станция «Курчатовская»... — нервно пробормотал я, поднимаясь в кромешной темноте с пола и пытаясь хотя бы звуками голоса подавить охвативший меня страх. — Выход к магазину «Юбилейный» и школе номер сто двадцать шесть... Осторожно, двери закрываются...

* * *

МЕТРОПОЛИТЕН ИМЕНИ ЛОМИНСКОГО

После этого я заболел.

Высокая температура и бред. Мой мозг отказывался свести концы с концами. Я блуждал в темных переходах, и электрические кабели превращались в жалящих меня змей. Стены смыкались и с хрустом раздавливали мое тело. Постоянно хотелось пить. Постоянно не хватало воздуха. Время ночей растягивалось до бесконечности, а дни пролетали так быстро, что один раз я всерьез подумал, что Земля прекратила свое вращение, и в Штатах теперь вечный день. В вязком болоте моих кошмаров я множество раз пытался провести эллипс через шесть точек и не мог, никак не мог — и это, пожалуй, было самое страшное.

Первом ощущением, после которого я понял, что выздоравливаю, был свежий влажный поток воздуха от раскрытого настежь окна. Дождь в начале августа. После этого дело пошло на поправку.

Вы думаете, я еще долго набирался сил после моей болезни, не решаясь снова спуститься вниз? Черта лысого! Я спустился туда через два дня, после того, как впервые встал с постели. Спустился, убедился, что все это действительно существует, — и вернулся. На первый раз мне было достаточно. Иногда я думаю, что болезнь моя была ниспослана мне свыше в качестве своего рода передышки, чтобы успеть свыкнуться со всеми этими подземными делами и не сойти с ума.

Я начал спускаться вниз ежедневно, точнее, еженощно — днем приходилось отсыпаться на рабочем месте. Я целиком отрешился от жизни, оборвав практически все связи с кем бы то ни было, исключая, пожалуй, только сына и дочь. Подземелье — вот была единственная реальная для меня действительность. У меня пропали всякие страхи при спуске туда (хотя, памятуя о непонятных звуках, я теперь всегда вешал на пояс огромный охотничий нож), притупилось чувство удивления. Я словно начал делать какую-то большую работу, выполняя ее тщательно, методично, шаг за шагом...

Да, я называю это место Подземельем. Иногда — без тени иронии — метрополитеном имени Ломинского: в нашем городе это был единственный человек, именем которого я не постеснялся бы что-нибудь назвать. Но чаще просто — Кольцо.

Станций действительно шесть. И каждая станция — если, конечно, не считать вездесущей пыли и отсутствия эскалаторов -словно с иголочки, словно вот-вот зазвучит оркестр и будет перерезана голубая ленточка. Знаете, я часто представляю, что станции эти освещены ярким светом, что на платформах полно народу, слышны шутки, смех, из зева тоннеля дует свежий ветер, и, словно подгоняя его, на волю с шумом вырывается нарядный экспресс... И знаете — у меня спирает в горле. Я хотел бы каждый день ездить в этом голубом поезде...

Станциям я давал свои названия, потому что, к моему удивлению, несмотря на их полную завершенность, на стенах ни одной из них не было складывающихся в имена металлических букв.

О «Курчатовской» я уже говорил. Она стала как бы моей базой. От нее я путешествовал по тоннелям от станции к станции. Проделанный лаз я слегка расширил, чтобы удобнее было влезать-вылезать, а в дверь коридора врезал замок — на случай нашествия незваных слесарей-сантехников.

За «Курчатовской», метрах в шестистах, примерно в середине улицы Победы (под землей, разумеется) расположена станция «Уральская». По-другому ее назвать просто невозможно. Представьте себе отделанные красно-коричневым гранитом колонны с изумрудно-зелеными капителями, выполненными из змеевика и амазонита. Деревья, настоящие деревья! Проходя между ними можно забыться и решить, что находишься в лесу. А мозаичное панно на стене! Дивные горы, таинственные озера, дремучие леса, веселые речушки — вот она неизбывная красота древнего и вечно юного Урала... И выполнено это панно не какой-то там смальтой, а настоящими уральскими самоцветами, в первую очередь, яшмой самых разных цветов и оттенков, хотя есть здесь и оникс, и змеевик, и офиокальцит, и порфир — словом, все богатства уральских кладовых. В торце станции находится потрясающий Каменный Цветок — впервые увидев, я почти час любовался им, не в силах оторваться от этого чудесного зрелища. Я думаю, человек, который изваял его, — мастер от Бога, под стать бажовскому Даниле... На Цветке сидит большая красно-зеленая ящерка, тоже сделанная из камня, а позади, на стене изображены персонажи уральских сказов — в совершенно необычной, нетрадиционной, но очень привлекательной манере...

Дальше по линии идет «Рабочая», та что недалеко от «Синары», под горкой. В массивных пилонах, расположенных вдоль платформы, со стороны зала сделаны неглубокие ниши, в которых на невысоких мраморных постаментах находятся выполненные методом гальванопластики (я простукивал — они полые внутри) скульптуры, изображающие представителей разных профессий. Возможно, они должны символизировать наиболее распространенные занятия жителей Снежинска. Всего их семь, они чуть выше человеческого роста. Ученый — пожилой человек в академической шапочке на голове, в руке у него микроскоп. Инженер — средних лет мужчина, считающий на логарифмической линейке. Врач — стройная женщина со стетоскопом на груди, рядом с ней — маленькая девочка, которую женщина гладит по голове. Рабочий — молодой парень, придерживающий молот у правой ноги. Учитель — снова женщина, на этот раз пожилая, в очках, в руках у нее глобус, рядом мальчик, показывающий на глобусе Снежинск (не Москву, как я сначала подумал). Воин — неулыбчивый мужчина с автоматом на плече. И замыкает галерею Колхозница — полногрудая, веселая девушка со снопом пшеницы в руках...

Все эти фигуры чем-то напоминают скульптуры на станции «Площадь Революции» в Москве. Но очевидно, что их создавал другой скульптор. Они менее искусственные (но — не менее искусные!), более человечные, более жизненные. И несмотря на кажущуюся наивной символику они не выглядят смешными. От них веет гордостью и одухотворенностью...

От «Рабочей» — как и от следующей станции, которую я называю «Снежной», — вправо отходит еще один тоннель, но об этих тоннелях я скажу чуть позже. «Снежная», расположенная под сто двадцать первой школой, поражает своей отделкой из белого мрамора и других материалов белого цвета. Самое интересное, что я не сразу понял всю прелесть этой станции. Мне помешали пыль и темнота. Но когда воображение научило меня представлять мое Подземелье так, как оно должно выглядеть в свете ярких приветливых ламп, умытое и вычищенное, радостное и спокойное — тогда и только тогда, проникнув мыслью сквозь убивающую душу серость, постиг я то нежное, еле уловимое очарование зимней сказки, веющее от каждой частички этой станции...

Под хирургическим корпусом находится станция, которую я после долгих раздумий назвал «Зоологической», хотя понимаю, что название это ей не вполне подходит, здесь нужно что-то менее официальное, что-то более нежное, интимное... В самом центре станции воздвигнуто нечто вроде огромного дерева или, возможно, увитого ползучими растениями утеса, на который взгромоздились самые разнообразных представителей животного мира наших лесов. На нижних уступах с разных сторон расположились лось, медведь, волк и кабан, чуть выше устроились рысь, косуля, заяц, токующий глухарь, над ними — всякая мелюзга вроде куниц, белок, ворон и дятлов, а самую вершину венчает распахнувший громадные крылья коршун. Все это выполнено из черного чугуна, и даже неспециалист легко может распознать знаменитое каслинское литье... Выполненные из серо-голубого мрамора колонны станции слегка расширяются к капителям, похожим на небывалые фантастические растения. По-моему, светильники станции скрыты именно там, за капителями, и я представляю, какой мягкий, ласкающий свет должен заливать этот зал, словно солнцем озаряя центральную композицию... На стене — снова мозаика. Изображение напоминает гигантский орнамент, на котором десятки, если не сотни животных как бы перетекают в друг друга, не позволяя разобрать, где начинается одно легко-стремительное тело и заканчивается другое... Мне кажется, детишки были бы без ума от этой станции, часами простаивая на ней и тараща изумленные глазенки на чье-то безвестное мастерство...

И, наконец, последняя станция — это «Площадь Ленина». Я уверен, что так она и должна была называться. Здесь на барельефах под потолком и маленький Володя Ульянов, и «мы пойдем другим путем», и шалаш в Разливе, и выступление с броневика, и «мир — народам!» и что-то еще, выполненное с известных картин. Бронзовый Ленин в торцевой нише протягивает вперед руку, а на стене за его спиной стреляет «Аврора», и группы матросов и рабочих бегут куда-то вдаль с винтовками наперевес...

Ладно, я увлекся. Вам, конечно, ничуть не интересно знать, как оформлены эти станции, потому что на языке у вас вертится и сушит вам глотку вполне понятный вопрос. Хорошо, я сейчас перейду к нему — но вот что я все равно хочу сказать вам. Человек, который задумал именно такое исполнение снежинского метрополитена, — гений!.. Гений, потому что он выразил самую суть города, воплотив въяви его бессмертную душу... Подумайте сами! Прекрасные люди в окружении прекрасной действительности, которая помогает им творить и вдохновляет их на новые подвиги!.. Энергичные «Курчатовская», «Рабочая» и «Площадь Ленина» воплощают в себе пафос труда, творчества и революционного прорыва в будущее, а мягкие и искренние «Уральская», «Снежная» и «Зоологическая» словно поддерживают их, неся людям так необходимые им гармонию, нежность и чистоту...

Я бы хотел жить в таком мире.

* * *

СОМНЕНИЯ И ВОПРОСЫ

Да, я понимаю ваше нетерпение. Обходя пещеры тоннелей и любуясь дворцами станций, я, как и вы сейчас, мучился одним и тем же вопросом.

Почему именно метро?

И этот вопрос моментально распадался на десятки мелких вопросов. Когда оно был построено? Кто его строил? Для чего было предназначено? Почему горожане ничего не знают о нем? Почему оно не было введено в строй? Почему не были проложены эскалаторы? Почему? Почему? Почему?..

Шаг за шагом я получал ответы на часть из этих вопросов, но так и не мог ответить на главный.

Первое, что стало очевидным с самого начала, это то, что строительство метрополитена по непонятным причинам было окутано такой завесой секретности, какая, пожалуй, не снилась в розовых снах ни одному работнику ни одной когда-либо существовавших на Земле режимных служб. Степень этой секретности можно оценить хотя бы по тому, что в городе, где на каждом шагу можно услышать те или иные атомные секреты (и это при наличии якобы надежнейшей системы их охраны), подавляющее большинство населения ни разу (чего было бы более чем достаточно для распространения слухов) не слышало об этом строительстве!..

После долгих размышлений я решил, что метрополитен строился примерно пятнадцать лет — с середины шестидесятых до конца семидесятых годов. Нижнюю границу я определил исходя из рассказа дяди Коли — разумеется, именно туда канул в шестьдесят шестом году эшелон с оборудованием, так нигде во ВНИИП и не всплывшим. И, судя по дядиным словам, не один эшелон. Вероятно, для сохранения секретности подобные дела поручали разным людям, и далеко не все из них обладали присущей дяде степенью компетентности и проницательности. Сдал, расписался — и конец!.. Верхняя граница была выведена мною из тех соображений, что, лазая под землей подростком, я отчетливо слышал доносящийся снизу шум, и теперь, восстанавливая в памяти характер этого шума, был абсолютно убежден, что он принадлежал подземным электропоездам. Значит в то время работы велись полным ходом, а метро готовилось к введению в эксплуатацию. То, что конец работ приходится именно на семидесятые годы, я решил также, изучая некоторые особенности живописных и архитектурных элементов станций: этот стиль был характерен только для семидесятых годов, и поскольку оформление станций производится на завершающем этапе, то именно тогда что-то помешало их открытию.

Насчет строителей я окончательного решения не принял. Я не хочу показаться смешным, строя какие-либо предположения, но в Снежинске не может не быть людей, причастных к этому строительству. Не может — и все тут. Возможно, некоторые из них (немногие, иначе информация так или иначе бы расползлась) были целиком в курсе строительства; они и по сей день прекрасно представляют все то, о чем я сейчас рассказываю (и эти люди умеют хранить секреты!). Другие работали там, скорее всего даже не понимая, где это место находится (для них создали подходящую легенду, взяли подписку, к месту работы везли кругами в закрытой машине — и так далее). Но основную массу, я уверен, составляли военные строители не «нашего» стройбата, а возможно, и заключенные, привозимые туда на своего рода «вахты». Может быть, они и жили там, хотя никаких свидетельств этому я не обнаружил.

Меня спросят: как же так? Строительство метро всегда начинается с закладки шахты, из которой вынимают десятки тысяч кубометров грунта. Где такие шахты в Снежинске? Где вывозимый грунт, который должны были видеть все горожане?

Я тоже долго не мог ответить на эти вопросы. К вынимаемому грунту я еще вернусь, а вот насчет шахт скажу вам определенно. В городе были заложены две шахты, о которых горожане не знали по одной простой причине: обе они находились на территории обычных, ничем не примечательных строительных площадок.

Где именно?..

В принципе, хорошенько поразмыслив, вы бы сами смогли ответить на этот вопрос. Маленькая подсказка. Вспомните, пожалуйста, примеры, пожалуй, уникальных для «семидесятки» долгостроев, длящихся чуть ли не по десятилетию. Напрягайте, напрягайте мозги — историю родного города надо знать во всех ее проявлениях... Вспомнили? Верно. Один из них — это многолетнее возведение нового хирургического корпуса (кстати, на его строящемся фасаде так долго висел лозунг «Слава первостроителям города!» — что, в конце концов, начало казаться, что заложили его именно первостроители). Ну, а второй долгострой? А? Тоже правильно. Только сооружение не одного «Универмага», а всего комплекса зданий на площади Ленина — и «Универмага», и «Дома связи», и «Снежинки». Задумались? О чем, по-вашему, говорит затягивание на долгие годы строительства в городе с прекрасным финансированием? И не кажется ли вам, что указанные объекты совпадают с чем-то еще? С какими-то точками, о которых я уже рассказал вам...

Не буду вас утомлять. Ответ прост. Основная шахта находится сейчас под хирургическим корпусом. Причем скажу больше: эта шахта прокладывалась по месту какой-то более древней выработки. Я нашел множество горизонтальных штреков, на исследование которых у меня пока не было времени, потому что, пройдя только по одному из них, я убедился, что он тянется более чем на триста метров, а их там десятки. Так вот, выскажу предположение (на самом же деле, это мое твердое убеждение), что первые строители метро спускались вниз именно по этим старым выработкам, ну а потом, естественно, шахта была расширена..

Но вот в чем дело: шахта достаточно широка, чтобы принимать значительное число рабочих, но совершенно непригодна для подачи на поверхность большого объема грунта. То есть клеть человек на двадцать там есть и до сих пор, но она абсолютно не приспособлена для транспортировки породы. Нет там также никаких наклонных выработок со скипами, вагонетками или конвейерами. Нет — и все. Что? Тоннели для эскалаторов? Те наклонные эскалаторные тоннели, о которых я говорил, с поверхностью земли не сообщаются и никогда не сообщались...

Все сказанное относится и ко второй, несколько меньшего диаметра шахте под «Универмагом». Разумеется, никаких входов из подвалов в эти шахты сейчас не существует по той простой причине, что горловины шахт перекрыты плитами и залиты бетоном фундамента, на котором возвышаются эти два, столь привычные глазу горожан здания...

Но вот вам еще загадка: на четырех оставшихся станциях никаких шахт нет. Как попадали туда люди? Ответ один — только по постепенно прокладываемому тоннелю. С точки зрения подвоза на рабочее место это, возможно, и неплохо: сел на дрезину — и поехал. А вот с точки зрения доставки туда проходческих комбайнов и обратной транспортировки того же грунта — это еще надо подумать. Но факт остается фактом: метрополитен строился практически изнутри. Даже, казалось бы, такие объекты как вентиляционные шахты, которые вполне доступно и целесообразно делать с поверхности земли (есть где развернуться технике), тем не менее, по многим признакам, также прокладывались снизу. Кстати, о вентиляционных шахтах. Наземные их части до сих пор существуют (я пробирался по ним до самого верха), и в пяти случаях из шести они находятся внутри строений местных трансформаторных подстанций. Вентиляционные киоски окружены распределительными щитами, намертво к ним приваренных. Однако решетки киосков не заделаны, что, видимо, позволяет даже при неработающих вентиляторах проникать свежему воздуху внутрь метрополитена.

Частично становится понятным, почему так и не были смонтированы эскалаторы. Начало монтажа эскалаторов знаменовало бы выход строительства на поверхность, то есть практически рассекречивание его. Несомненно, рано или поздно так и должно было случиться — это не могло не входить в планы его создателей (хотя иногда у меня появляется безумная мысль, которую я стараюсь прогнать подальше, но она снова и снова возвращается в мою голову: а вдруг снежинское метро с самого начала строилось как некая «вещь в себе» — просто так, из любви к искусству?), однако рассекречивания не произошло. По непонятным причинам перед самым завершением был отдан приказ на срочное свертывание строительства.

Срочное или аварийное? Последнее больше напоминало истину. Никакой срочностью не объяснишь тот факт, что все оборудование, наверное, на миллионы тех, старых рублей было оставлено внизу.

Оставлено или брошено?

Когда я впервые столкнулся с этой мыслью, мне сделалось нехорошо. Помню, как я несся по темному тоннелю от «Площади Ленина» к своей «Курчатовской», спотыкаясь, падая, поднимаясь и все проклиная и проклиная себя за слабоумие. Мозг услужливо подсказал ответ, который едва не стоил мне тогда психического срыва.

Радиация! Как же я сразу не понял! Радиоактивное заражение тоннелей. А я брожу по ним, глазея по сторонам с любопытством кретина, не ведая, что меня подстерегает...

Я уже считал себя покойником. Не жильцом. Однако дома я взял себя в руки и прежде чем бежать сдавать кровь на анализ (как решил по пути) позвонил школьному приятелю, который работает на Двадцатой. Звонок в три часа ночи (о времени суток я сообразил немного позже) всполошил его, но уже назавтра я спускался вниз с дозиметром в руке и не успокоился пока не прошел по всему Кольцу.

Радиации не было.

А вопросы остались.

И вот еще какая проблема волновала меня. Я покажу на карте. Глядите. Нарисованный эллипс захватывает шестой, девятый и двенадцатый микрорайоны Снежинска, то есть территорию, ограниченную улицами Свердлова, Васильева, Победы, Щелкина, и Новой. Ладно, оставим пока в покое Новый город, возведение которого во времена разработки проекта, возможно, еще не планировалось, но, простите меня, почему же без метро оказалась самая старая часть города — к востоку от Свердлова?.. Но это тоже не главное. Даже ребенок скажет вам, что метро (как, впрочем, и другие виды общественного транспорта) создается, в основном, для организации пассажиропотоков от жилых районов до места, связанного с производственной деятельностью основной части населения! Короче, от дома — до работы!

Так почему же эллипс снежинского метро не захватывает хотя бы Девятую площадку? Использовать метрополитен для городских перевозок — это даже не смешно: дольше будет спускаться под землю.

Однако тоннель в сторону Девятой есть. Я уже упоминал об ответвлении от «Рабочей». Однако этот тоннель рождает больше вопросов, чем помогает что-либо объяснить. Во-первых, он уже тоннелей основного кольца, хотя путевая колея у него та же. Во-вторых он вовсе не достигает Девятой, а где-то в районе городского кладбища или даже, возможно, ближе к городу разветвляется на три тупиковых тоннеля, в которых организовано депо. К делу это не относится, но, скажу: там находится девять трехвагонных составов, по-моему, в весьма приличном состоянии... Да! От «Снежной» идет тоннель такого же диаметра и примерно в ту же сторону, однако и он обрывается метрах в двухстах от станции. В тупике установлен проходческий щит. Рельсы не уложены. Все.

И хотя тоннели эти (Сортировочный и Тупиковый, как я назвал их) не были ничем особым примечательны, я нередко сворачивал в них с Кольцевой линии. Не знаю почему, но их странное отличие от других тоннелей заставляло думать, что разгадка кроется именно в них. Там же я бродил и седьмого ноября, пытаясь найти ответы на проклятые вопросы, когда случилось то, о чем я до сих пор не могу вспоминать без содрогания.

Я шел от депо по Сортировочному, и до стрелки мне оставалось около двухсот метров, когда почувствовал, что в правый кроссовок попал камешек. Поставив фонарь на землю, я нагнулся, чтобы расшнуровать обувь, и в этот момент увидел это.

На пыльных шпалах ясно отпечатались огромные следы с ужасными кривыми когтями.

Метро в Снежинске.

Часть 2.

 

Spoiler

ЗВЕРЬ

Что там Робинзон Крузо! У него в руках было ружье, за поясом топор и нашел он все-таки человеческие следы!..

Я застыл на корточках, сжавшись буквально в комок и ожидая, что неведомый зверь вот-вот окажется у меня на спине, терзая и раздирая когтями мое тело. Страх буквально клокотал во мне, смешиваясь с острым чувством безнадежности: до единственного выхода наружу было километра два тоннелей, где, сами понимаете, возможности спрятаться или свернуть не существовало.

Я проклинал себя за беспечность. Не знаю почему, но за эти четыре месяца я совершенно исключил для себя возможность какой-либо опасности в Подземелье. Те странные звуки, которые я услышал в первый мой приход сюда, были со временем легкомысленно отнесены мною к начинающемуся тогда бреду. Раз за разом я становился все беспечнее, все чаще и чаще забывая брать охотничий нож — вот и сейчас у меня не было никакого оружия, никакой возможности защитить себя.

Я даже не пытался строить каких-то гипотез о происхождении этих следов — хотел бы я посмотреть на вас в этот момент! — и единственной мыслью, которая, помню, плясала у меня в голове, была: «Только не крысы. Пожалуйста, только не крысы!..»

Постепенно ступор, охвативший меня, прошел. Я медленно разогнулся и осторожно посветил фонарем в темноту перед собой. Потом так же осторожно посветил назад. Никого. Было абсолютно тихо. Способность соображать постепенно возвращалась ко мне. Позади меня зверя быть не могло — я шел от самого депо, где спрятаться негде. Значит он был здесь до меня — и до моего захода в Сортировочный вернулся на Кольцевую. Я снова осветил фонарем шпалы.

Так и есть! Чужие следы шли как туда, так и обратно, причем нетрудно было убедиться, что мои следы везде шли поверх них. Поверх — и как поверх! Оттиски моих кроссовок находились внутри отпечатков чудовища, видимо, бредущего по шпалам как и я. Я не следопыт, но мне удалось разглядеть еще одни, чуть меньшие отпечатки, из чего я заключил, что зверь шел на четыре лапах. Кто же это мог быть?..

Это я сейчас излагаю все так связно и красиво. Тогда же это были лишь обрывки мыслей, из которых я, скорее, подсознательно выстраивал общую картину.

Образ гигантской крысы с жирным телом, с длинным жестким хвостом, с невыразимо мерзким оскалом верхних зубов преследовал меня, но, вняв голосу разума и выбросив из головы леденящие душу образы фильмов-ужасов, я предположил, что здесь просто-напросто (!) прошел медведь. Откуда он взялся, это был второй вопрос, но, согласитесь, легче (и даже как-то спокойнее) вообразить в метро этого крупного и, пусть даже, нередко опасного хищника, чем неведомое чудовище вроде крысы-мутанта или какой-нибудь гигантской гиены...

Дорога была одна, и я медленно двинулся вперед, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Почему-то я решил первым делом добраться до станции, где, как мне казалось, не будет такой безнадежной — вперед-назад — альтернативы моему перемещению. Там можно будет сообразить, куда направился зверь, и рвануть по Кольцу в другую сторону — до спасительной «Курчатовской».

Я приблизился к месту примыкания Сортировочного к Кольцу. Своды Кольцевой были раза в полтора выше, поэтому темнота сразу словно приблизилась, распахнув свои объятия. Я посветил фонарем сначала направо, потом налево — и ахнул!

Следы были везде!

Повторяю: я не следопыт. Возможно, зверь гулял здесь еще неделю назад, а я просто не обращал внимания на отпечатки в пыли. Но сейчас-то мне нужно было принять решение, в какую сторону идти, и я, словно Буриданов осел, оказался перед смертельной дилеммой.

Вообще-то я шел в депо со стороны «Рабочей», и если я никого не встретил по дороге, значит, логично предположить, что идти стоит именно туда. Однако, кто осмелится утверждать, что зверь, прогулявшись, скажем, до «Снежной» или «Зоологической», пока я был в депо, не решил навестить ту же «Курчатовскую»? И я просто-напросто побреду за ним вслед!.. Или же, возможно, он сидит (и сидел!) где-нибудь на ступеньках эскалаторных тоннелей «Рабочей» или «Уральской» (я не заходил ни на одну из этих станций), ожидая моего возвращения, чтобы познакомиться со мной поближе?

В конце концов, я все-таки двинулся к виднеющейся слева «Рабочей», в основном, руководствуясь одним соображением: отсюда ближе всего до «Курчатовской». Успокаивал я себя тем, что, возможно, следы вот-вот кончатся, завернув назад, и тогда я уже беспрепятственно пойду вперед.

Зверь прыгнул на меня с платформы.

Все произошло настолько неожиданно, что я даже не успел по-настоящему испугаться. В свете взметнувшегося вверх фонаря я увидел только продолговатую черно-белую морду с клыками под задравшейся верхней губой и светлое, почти белое шерстистое тело.

Я уверен, меня спасла только случайность. Зверь явно ориентировался на свет моего большого шахтерского фонаря, который я нес чуть впереди тела, поэтому он промахнулся (выбив тем не менее фонарь из моей руки и сбив меня с ног) и тяжело ударился об облицованную плиткой стенку станции. Вскочив и дико вскрикнув, я, ничего не соображая, бросился обратно. Упавший фонарь продолжал гореть, светя мне прямо в спину, а я продолжал бежать, сначала видя перед собой в луче света свою все удаляющуюся тень, а потом на мгновение свет померк, и я услышал за собой тяжелую и в то же время мягкую поступь моего преследователя, тень которого поглотила мою тень и тоже постепенно убегала вперед с каждым мягко-тяжелым царапающим шагом и раздающимся ему в такт вдохом-выдохом за моей спиной...

Только потом я осознал, что поступил единственно верным образом. Влетев в уходящий вправо Сортировочный, я быстро-быстро полез вверх по стенке, цепляясь за выступающие части металлической отделки тоннеля и идущие по стенкам кабели. Здесь у меня провал в памяти, однако, хорошо помню, что, упершись руками в выступающий стержень арматуры, я пытаюсь, пытаюсь и все никак не могу закинуть вторую ногу за проходящий под потолком тоннеля кабель — и в этот самый миг слышу или, вернее, всем телом чувствую сотрясающий стенку тяжелый удар, а сразу вслед за этим раздается гулкий долгий звук лопнувшего кабеля и отвратительное царапанье когтей по металлу...

Точно не знаю когда, но в какой-то момент я осознал, что зажат между сводом тоннеля и двумя идущими вдоль него кабелями. Как я ухитрился туда забраться и по сей день остается для меня неразрешимой загадкой. Зад мой висел в пустоте, лоб упирался в потолок, а ноги свешивались по разные стороны кабелей. Вещмешка на спине не было, и я полувспомнил-полупредположил, что сбросил его где-то на той стометровке, которая едва не стоила мне жизни.

Снизу раздавалось громкое и неприятное урчание. По звукам я предположил, что зверь пытается дотянуться или допрыгнуть до меня, но, похоже, без особого успеха. Это внушило мне некоторый оптимизм, поскольку устроился я достаточно надежно и падение от усталости мне, во всяком случае, не грозило.

Довольно долго я не мог заставить себя перевернуться лицом вниз. Во-первых, мне казалось, что при этом я либо сорвусь, либо лопнет кабель. Во-вторых, я думал, что своей излишней подвижностью могу привести зверя в ярость, и он, наадреналиненный, таки достанет меня. А в-третьих, меня просто пугала возможность воочию увидеть своего противника...

Переворачивался я долго. Зверь прекратил бродить по тоннелю взад и вперед и, судя по тяжелому дыханию, сел прямо подо мной, наблюдая за моими действиями. Я освободил левую ногу, медленно перенес ее вправо и, зацепившись ею за правый кабель, осторожно повернулся вправо, придерживая локтем левый кабель. Затем я подтянул к животу правую ногу и, высвободив ее из-под левой, рывком попытался зацепить за соседний кабель — и промахнулся.

Тело мое провалилось вниз, описав дугу; я чуть не сорвался и сразу же ощутил удар воздуха у самой ноги, а затем услышал шумное падение огромного животного. Но руки мои уже обрели обе опоры, и, не дожидаясь, пока зверь прыгнет во второй раз, я торопливо подтянул правую ногу к кабелю, зацепился за него и только после этого, окончательно убедившись в надежности своего положения, перевел взгляд вниз.

Это был не медведь!

Мой фонарь все еще продолжал светить издалека, и в неясном полумраке я различил громадное белесое существо с двумя черными полосами на узкой, вытянутой морде.

Гигантский барсук!

Изумление мое было столь велико, что я почувствовал, как обмякли мои мышцы, и я, на какой-то миг потеряв контроль, чуть было не свалился вниз. Чудовище было едва ли не крупнее медведя, во всяком случае, метра два в длину и не меньше метра в высоту. Оно то и дело поднимало голову и внимательно смотрело на меня крохотными, едва заметными глазками. Дважды оно подходило к стенке тоннеля и, поднимаясь на задние лапы, начинало неистово царапать по ней, цепляя и раскачивая кабели. Несколько раз оно принималось мерзко урчать (отчего у меня прямо-таки леденела кровь), заканчивая урчание злобным утробным похрюкиванием.

Судя по всему, зверь никуда уходить не собирался. Возможно, этот тоннель был его родным домом, а возможно, он, подобно многим хищникам, мог караулить добычу бесконечно. Разумеется, я помнил, что барсуки питаются лягушками, ящерицами и змеями, но, боюсь, такому барсуку этого было бы не вполне достаточно. Бросившись на меня, он четко обозначил свои пристрастия и приоритеты.

Так прошло около получаса. Барсук бродил подо мной по тоннелю, удаляясь метров на сорок-пятьдесят, но все время возвращаясь.

К тому моменту я уже мог рассуждать здраво. Да и времени у меня было сколько угодно. Оружием я не был обременен. Силой мышц тоже похвастаться не мог, хотя твердо решил, что если мне придется вступить с ним в бой, надо будет попытаться либо удушить его, либо сломать ему шею. Смешно думать, что он не попытается воспрепятствовать этому моему намерению, но тут уж как Бог даст. Во всяком случае, подумал я, возможно, стоит обернуть левую руку штормовкой, чтобы попытаться заткнуть зверю пасть. Я не Мцыри, но я твердо решил бороться за свою жизнь.

Расстегивая штормовку, я машинально сунул руку в карман, надеясь обнаружить что-нибудь, способное помочь мне, и наткнулся рукой на небольшой предмет, легко уместившийся в ладони.

Зажигалка.

* * *

ОГОНЬ

Соль — соленая.

Волга впадает в Каспийское море.

Все звери боятся огня.

Глупо, но именно эти прописные истины всплыли у меня в мозгу, когда я нащупал в кармане штормовки зажигалку. Представьте: полумрак тоннеля, урчащий хищник внизу, поблескивающие рельсы — и я, прижатый кабелями к потолку и рассуждающий о философских проблемах.

Не совсем о философских.

Неправда, не все звери боятся огня. Но все звери боятся боли от огня. Свет фонаря не испугал барсука, хотя, быть может, и вывел его из равновесия.

Зверь, как и человек, как и всякое живое существо, боится боли.

Вот мой шанс.

Сначала я чуть было все не испортил. Мне пришло в голову извлечь огонь, а затем, раздавив пластмассовый баллончик зажигалки, обрушить пламенный водопад на чудовище. Если бы я сделал это, то в результате, без сомнения, моментально вспыхнул бы сам и, воя от боли, спрыгнул прямо в пасть соскучившемуся по жаркому барсуку. Но мой ангел-хранитель был где-то неподалеку, и я, поразмыслив, отказался от этого нелепого прожекта.

Вытащив из ворота штормовки ленточку, стягивающую капюшон, я завязал ее узлом на одном из кабелей и, повернув колесико зажигалки, осторожно подпалил снизу. Барсук настороженно наблюдал за моими действиями и, когда вспыхнул язычок пламени, слегка отпрянул в сторону, пряча морду — видимо, свет все-таки доставлял ему какое-то неудобство. Крошечный огонек на конце моего импровизированного трута не гас, и я приступил ко второй части моего плана.

Раздеваться под потолком было страшно неудобно, но делать было нечего. Как на просушку я развесил рядышком на кабеле штормовку и свитер. Надорвав зубами футболку, я разодрал ее на две части, а затем, вытащив из джинсов ремень, просунул один из кусков бывшей футболки в пряжку и завязал его узлом. После этого я вновь натянул на себя свитер, намотал на левую руку штормовку и, устроившись понадежнее, осторожно раздавил баллончик зажигалки, стараясь, чтобы содержимое попало на оба куска футболки.

Я знал, что жидкость испаряется мгновенно, поэтому времени на колебания у меня не было. Я быстро поднес один из кусков к труту, ткань моментально вспыхнула (хотя и не так сильно, как я ожидал), и я сбросил ее вниз.

Мне повезло, что при вспышке зверь сунул голову в лапы и не увидел, как горящая ткань спланировала на него. Раздался оглушительный вопль-взвизг, резко запахло паленым, но я уже не смотрел вниз. Обвязанный вокруг правого запястья ремень с тряпкой на конце послужил мне факелом, и как только полыхнуло огнем, я освободился от кабелей и низвергнулся с высоты второго этажа, довольно удачно упав на бок и ничего себе не сломав при этом. Время растянулось. Слыша где-то впереди яростное рычание ошалевшего от боли зверя, я страшно медленно поднимался и все никак, никак не мог окончательно подняться, а распрямившись, с ужасом обнаружил, что при падении мой факел почти погас, а хрипящий барсук уже поворачивался ко мне мордой, и его неистовство вот-вот могло обернуться бешенством нападения, но я, пьянея от какого-то лихорадочного предчувствия схватки, доставшегося мне, вероятно, от моих далеких предков, издал дикий вопль и ринулся на врага, и его неистовство перешло в страх, который я ощутил всем телом, и он вместо того, чтобы вцепиться зубами мне в горло, бросился наутек, а я кинулся за ним, размахивая ремнем, и мой факел ярко вспыхнул, и я еще успел достать его бледный, подпрыгивающий зад своим огненным мечом, и он дико взвизгнул как попавшая в мышеловку крыса, и еще быстрей рванулся веред, распространяя запах страха и паленой шерсти, а я все гнался и гнался за ним, что-то крича во все горло и все размахивая, размахивая ремнем...

На станции зверь сходу вспрыгнул на платформу, проскочил мимо двух ближайших пилонов, и в неверном свете моего факела я с изумлением успел заметить, как он, словно уплощившись, протиснулся в узкое, не больше тридцати сантиметров пространство под скамейкой, стоящей у внутренней стены!..

Факел догорел, и я бросил ремень на рельсы. Потом присел, привалившись спиной к контактному рельсу. Ни радости, ни страха не было. Эмоциональный и физический всплеск сменился полным упадком и равнодушием. Мне было все равно. Если бы барсук вернулся и начал мной закусывать, то это бы ни в малейшей степени не заинтересовало меня.

Потом я кое-как взял себя в руки, сходил за продолжающим светить фонарем (мимоходом попытавшись, но не сумев ужаснуться мысли о том, что было бы если бы он разбился), а затем совершенно неожиданно для себя решил сходить посмотреть, куда девался зверь.

Преодолевая страшную ломоту во всем теле, я с трудом поднялся по металлической лесенке на платформу и проковылял в зал. Семь фигур по-прежнему стояли в своих нишах, и, посветив вокруг фонарем, я с некоторым облегчением убедился, что никакой восьмой фигуры в сфере видимости не наблюдается.

Не помню, говорил ли я, что на каждой станции было по четыре скамейки, располагающихся вдоль противоположной перрону стены. В ландшафт станций входили они по-разному, но везде их было четыре. Так вот. Под второй справа скамейкой и исчез мой недавний приятель.

Наклонившись, я в первый момент ничего не смог разглядеть и даже на какой-то миг усомнился, что это произошло именно здесь: щель под скамейкой была настолько узкой, что даже я вряд ли смог бы туда протиснуться. Однако потом я вспомнил, как некогда один мой одноклассник (ныне учитель биологии и географии) рассказывал, что у грызунов, вроде мышей и крыс, кости черепа (самого «негабаритного» места) устроены таким образом, что при проникновении животного в узкую щель они как бы складываются, заходя друг за друга. Может быть, и это существо имеет такие подвижные кости?

Я лег на мрамор пола у самой скамейки, погасил фонарь и на несколько секунд прикрыл глаза, чтобы получше привыкнуть к темноте. Затем продвинул фонарь вперед, чтобы вспыхнувший свет не ослепил меня, и — включил его.

Я предполагал увидеть темную извилистую нору, уходящую куда-то вглубь. Возможно — хищную морду обитателя этой норы. Но то, что я увидел, было совершенно неожиданным.

За бетонной, толщиной около тридцати сантиметров стеной я увидел... тоннель. Точно такой же как и любой другой тоннель, соединяющий станции снежинского метрополитена. Точно такой же... но не совсем.

В тоннеле были проложены две колеи, заметно более узкие, чем обычные. На обеих узкоколейках стояло множество уходящих в темноту низких вагонеток, заполненных грунтом. По стенам тоннеля не проходило ни одного кабеля. Было что-то еще не вполне обычное в этом тоннеле, но что именно я так и не смог понять да и не особенно пытался.

Все. Больше рассмотреть мне ничего не удалось.

Не буду лукавить. Пролежав на животе минуты три, я поднялся и безо всякого интереса направился прочь. Еще один тоннель, вяло думал я. Ну и черт с ним.

Возможно, вы не поймете меня. Как же так, скажете вы. В секретном метро — да еще засекреченный тоннель! Как можно было не удивиться! Как можно было уделить ему так мало внимания?

А вы постарайтесь понять меня. Все чувства мои были притуплены — обычная защитная реакция. Меня только что чуть не скушал неизвестный науке зверь. Я чудом спасся. И вы хотите, чтобы я чему-то удивлялся, о чем-то задумывался или, того хлестче, опять лез ему в зубы?

Впрочем, какая-то работа в моем мозгу шла, и я был уверен, рано или поздно результат этой работы всплывет на поверхность. А пока я неторопливо напялил на себя штормовку и, повесив на шею фонарь, вновь спустился на рельсы. Поразмыслив, я решил не возвращаться за вещмешком (он и по сей день лежит где-то там, недалеко от Сортировочного) и, подобрав ремень, неторопливо побрел в сторону «Курчатовской». Преследования я теперь почему-то совершенно не опасался...

Свой рассказ о том происшествии хочу закончить маленьким, казалось бы, ничего не значащим эпизодом. Когда я уже миновал «Уральскую», пряжка моего ремня, которым я бездумно помахивал по сторонам, задела стену тоннеля, неожиданно выбив яркую искру. Я механически поскреб ногтем свежую царапину на побелке и неспешно отправился дальше. Потом остановился и снова поскреб стену. Потом поскреб стену в другом месте...

Очень хочется соврать, что в этот момент я и понял все. Это было бы очень элегантно, но я покривил бы душой. В этот момент я просто был не в состоянии делать какие-то глобальные заключения. Но, метафорически уподобляя мысль составу метро, я могу сказать, что именно тогда мой поезд вошел в единственно возможный тоннель, ведущий к станции назначения. Хотя если вы спросите меня, о чем я думал, ковыляя по темным коридорам Подземелья, поднимаясь по ступеням эскалаторного тоннеля «Курчатовской», протискиваясь в по-прежнему узкое отверстие пробитого лаза, — то мои слова удивят вас, и вы решите, что они не имеют ни малейшего отношения ко всей этой истории.

Но вы ошибетесь. Сказать вам, о чем я думал?

Я думал о тюбингах.

* * *

ТЮБИНГИ

О тюбингах.

Если вы не знаете, что это такое, то сейчас я вам на пальцах все объясню. Способы сооружений тоннелей метро бывают разные, но всегда в них присутствует следующая операция. После выгрузки всей взорванной или разработанной отбойными молотками породы собирается обделка тоннеля. Она состоит из чугунных колец, охватывающих всю его внутреннюю поверхность. Кольца образуются из двенадцати сегментов-тюбингов, соединенных между собой болтами. Когда кольцо собрано, цикл работы повторяется, и примерно через метр собирается следующее кольцо. И так далее. Вы не раз видели эти черные конструкции, глазея в окно вагона метро.

Так вот. Я задал себе вопрос: почему, убегая от страшного барсука, я, смертельно рискуя, преодолел лишних сто метров, а не полез на стенку тоннеля сразу же после нападения?

Конечно, вы можете предположить, что мозги у меня тогда плохо соображали, и я в панике не сразу понял, что надо делать. Однако осмелюсь возразить и высказать обратное предположение: мозги у меня работали как раз так, как надо, хотя я совершенно не осознавал всей логики подсказываемых мне действий. А логика была. Железная логика. Чугунная. Дело в том, что обделка тоннеля тюбингами, цепляясь за которые я так ловко вскарабкался на самый верх, существует только в Сортировочном и Тупиковом тоннелях. Больше в снежинском метро нигде тюбингов нет!

Да, я бежал тогда не просто так, а бежал к Сортировочному, единственному месту, где мог спастись от неминуемой смерти, потому что стенки всего Кольцевого тоннеля совершенно гладкие, и кабели идут везде только на высоте человеческого роста.

Почему же, думал я, это знание, которое помогло мне в тот критический момент, никогда не служило предметом моих размышлений и умозаключений? А ведь я прекрасно видел отличие Кольцевого и Сортировочного тоннелей! И не только по наличию тюбингов. Я ведь все время мысленно именовал Сортировочный «узким», потому что диаметр его меньше диаметра основного тоннеля. Но только осознав проблему тюбингов, я воочию представил себе Сортировочный — и меня прошиб холодный пот.

Это не Сортировочный со своими стандартными шестью метрами «узкий», а Кольцевой — «широкий»!

В снежинском метро только два тоннеля были типичными для советского метростроения — Сортировочный и Тупиковый!

Но, возможно, скажете вы, снежинский метрополитен планировался именно как экспериментальный, с большим диаметром, с большей пропускной способностью, с заделкой тюбингов внутрь бетонного свода... Чушь! Почему же не все тоннели имеют «экспериментальный» диаметр? Какое, к черту, может быть увеличение пропускной способности с той же колеей, вагоны, что ли, будут толще? А по поводу заделки... По поводу заделки я могу сказать только одно.

Кольцевой тоннель — цельнометаллический.

Да, именно сбив пряжкой известку, я и обнаружил это. Я потом процарапал почти сто метров стены, и везде видел этот самый желтовато-серый, похожий на латунь металл. Ни одной щели, ни одного паза — хотя бы для компенсации температурных изменений. Везде одно и то же...

А теперь я попытаюсь вкратце изложить мою гипотезу, которую вы как хотите, так и воспринимайте. Можете придумать свою — все или, скажем так, почти все факты теперь в вашем распоряжении. Но для начала все-таки послушайте меня. Вот мой основной тезис.

Кольцо существовало задолго до основания города.

Дальше пойдет легче. Начнем с инопланетян, хотя, в принципе, можно взять кого угодно: и древних атлантов, и Семерых Мудрых, и кельтских друидов, и масонов, да и вообще, любых субъектов, которые вам больше по душе. Ценность указанного предположения будет примерно одинаковой. Итак, некогда некие существа (имеющие в своем распоряжении достаточно передовую технологию) соорудили для своих непонятных целей большие тоннели в глубине Уральских гор (а может, тогда еще и не в глубине, и не тоннели это были, а, скажем, нечто вроде системы трубопроводов). Ну, соорудили себе, а потом то ли забыли о них, то ли они им так и не понадобились. Шли годы, века, а то и тысячелетия, дела эти все, конечно, забылись, поскольку через Южный Урал одна за другой перекатывались волны переселения народов, всяких там гуннов, аваров, тюрков, пока в конце концов не сформировалась здесь башкирская группа, вытеснив к северу ряд угорских народов. Но поскольку башкиры горным делом не занимались, а их предшественники, наоборот, имели к этому делу склонность, то осмелюсь предположить, что первой Кольцо обнаружила эта самая «чудь белоглазая», роясь в земле там и тут. Конечно, воображение их это не могло не поразить и — как у многих ранних народов — непременно должно было стать либо святыней, либо совсем наоборот. Поскольку по менталитету, как сейчас говорят, находящийся в земле объект был близок горнякам-уграм, то, скорее, оно должно было стать объектом поклонения. Что, вероятно, и произошло. После вытеснения угров башкирами тайный, окутанный всяческими домыслами культ еще некоторое время, несомненно, продолжал существовать, что табуировало («не ходи») это место для башкир (хотя, быть может, табу было связано и с тем, что поклонники культа долгое время с оружием в руках отстаивали свою святыню, безжалостно убивая проникающих сюда пришельцев). Как бы то ни было, но по причине недостатка информации запрет, в конце концов, перешел на бытовой уровень, и южный берег Синары на столетия остался незаселенным.

Разумеется, время от времени сюда забредал какой-нибудь лихой башкир-охотник или бесшабашный русский старатель. И не исключено, что в какой-то момент довелось одному из таких храбрецов забраться в темную глубину пещер и ходов под нынешним хирургическим корпусом. Повредился ли он при этом рассудком или нервы у него были покрепче, чем у наших изнеженных современников, но молва о Кольце пошла гулять по свету, пока в советское время не добрела до... Лаврентия Павловича Берии.

Честно говоря, я склоняю голову перед безусловно смелым поступком председателя Спецкомитета, который не побоялся отправиться за несколько десятков километров в сторону от места основной командировки, чтобы собственными глазами убедиться в существовании Подземелья. Интересно, правда, было бы узнать, многие ли из сопровождавших его пережили хотя бы пятьдесят третий год?..

Я уверен, что Берия сразу оценил уникальность находки. Это — было только в Советском Союзе. Это — пусть не сразу, пусть не впрямую, обещало уникальный прорыв в науке, технике, технологии, а следовательно, неуклонно вело к усилению мощи первого в мире социалистического государства. Проблема была лишь в том, чтобы информация об этом ни в коем случае не стала достоянием кого бы то ни было.

Возможно, перспективы использования Кольца представлялись в тот момент ослепительными, сравнимыми лишь с перспективами набирающей обороты атомной промышленности, секреты которой СССР хранил как зеницу ока. Поэтому уровень секретности любой информации, связанной с Кольцом, никак не мог быть ниже атомной.

Я же утверждаю, что эту информацию Берия ставил на порядок выше. Как иначе объяснить дьявольский по своей хитрости план воздвигнуть над Кольцом очередной Атомград, и в его тени спокойно заниматься подземными исследованиями?!

Вы знаете, что такое легенда? Нет, не в мифологическом, а в режимном понимании. К примеру, строится лакокрасочный завод средней мощности, на котором производятся необходимые в быту эмали и краски, — а под ним разворачивается гигантское производство химического оружия. Причем рабочие на лакокрасочном заводе могут и не подозревать, что делается под ними. Вот это называется легендой или прикрытием.

Так вот город, который потом назовут Снежинском, со своим НИИ-1011, из которого позже вырастет гигант РФЯЦ-ВНИИТФ, — и стали такой легендой для глобального Проекта по изучению Кольца!

Ни один самый хитроумный американский аналитик и по сей день не усомнился, что секретный город Snezhynsk был создан именно для разработки атомного оружия. Подменяйте маленькую ложь большой, говорил Геббельс, и тогда вам точно поверят. Остается добавить: прячьте под огромным секретом глобальный — и о секрете глобальном не узнает ни одна живая душа.

Представьте, что сорок лет жители Снежинска жили и трудились в гигантских декорациях, честно и самоотверженно выполняя свой рабочий и патриотический долг. Причем декорации эти были действующими: оружие неуклонно совершенствовалось, на полигонах взрывались бомбы, в роддоме появлялись новые горожане, на кладбище упокаивались закончившие свой земной путь, — и никто, никто не подозревал, что этот спектакль разыгрывается во имя определенной, вполне понятной кому-то цели...

Я понимаю, нелегко и, главное, очень нелестно представить себе такое. Многим это покажется просто оскорбительным. Тогда я спрошу их: а вам не было оскорбительно, когда вас заставляли лгать своим родным и близким на Большой Земле о том, чем вы занимаетесь? Вам не было оскорбительно, когда вы измышляли причины, по которым ваши родственники, ваши старенькие папы и мамы не могут навестить вас? Вам не было оскорбительно, когда с вашей подачи ваши дети с самого раннего возраста учились лгать незнакомым дядям и тетям о своем местожительстве, пусть во имя благой, как вы считали цели, но все-таки — лгать?..

Нет, вам не было оскорбительно! И только потому, что государство разделяло с вами эту ложь. А когда государство решило, что один из вас в этой паре лишний (решило во имя всеобщего блага, во имя высшей необходимости — неужели вы можете сомневаться в этом?), — вот тогда вы и почувствовали себя оскорбленными...

Истина не может быть оскорбительной.

Теперь я перейду к метро. Представьте: пятидесятые годы. Сталина и Берии уже нет. Идет отчаянная борьба за власть. Снежинск вовсю строится. На-гора выдаются первые бомбы. Все хорошо. Спектакль идет полным ходом.

А за ширмой дела идут неважно.

Те, допущенные, столкнулись с некоей проблемой, в суть которой мы пока углубляться не будем, с проблемой, которая продемонстрировала совершеннейшую беспочвенность большинства ожиданий. Другими словами, Проект потерпел полное и сокрушительное фиаско. Как бы вы поступили на месте ответственных лиц?

Рассекретить? Что вы! Как можно! Я уверен, на всех соответствующих документах стоял (и по сей день стоит) бессрочный гриф секретности, и сделать с этим ничего не смог бы даже сам Генеральный секретарь. А деньги на Проект продолжали идти, и надо было их как-то оприходовать...

Я не знаю, кому в голову могла прийти эта — воистину гениальная! — мысль. Но судя по форме ее воплощения, эта была идея какой-то самой мелкой допущенной к Проекту канцелярской крысы, поднаторевшей в поисках подходящих статей расходов и собаку съевшей на списании денег, остающихся в конце отчетного срока. Посудите сами! Проект мог быть рассекречен только при условии, если Кольцо перестало бы существовать. А поскольку физическое его уничтожение было весьма сомнительно, то появилась мысль уничтожить его на бумаге. Попросту дав ему другое название. Чувствуете, канцелярские обороты? «Рассекретить объект Х за отсутствием такового. Деньги с баланса объекта Х списать на метрополитен им. Г. П. Ломинского.» И все. Просто и гениально. Росчерк пера — и непонятное Кольцо исчезает, а взамен появляется необходимый как воздух метрополитен.

И метрополитен был построен. В той же обстановке чрезвычайной секретности, поскольку до окончания строительства режимный объект «Х» продолжал существовать. И если вы прикинете, сколько средств было вложено в него, то ясно поймете, какие надежды (в денежном выражении) возлагались на Проект...
Вы спросите: а как укладываются в мою гипотезу гигантский барсук и скрытый за стенкой тоннель? Да очень просто.

Я исходил из предположения, что главной задачей разработчиков метрополитена было максимально использовать существующие пространства Кольца. Учитывая, что в барсучью нору я увидел «безтюбинговый» девятиметровый тоннель, принимая во внимание наличие в нем вагонеток с породой, а также вспоминая отсутствие в пору моего детства верениц грузовиков с вывозимым грунтом на улицах города, — я сделал вывод, что шесть станций были созданы на местах примыкания к кольцу радиальных тоннелей, сходящихся где-то в центральной части (это место, по моим расчетам, находится под магазином «Солнечный»), и по этим-то радиальным тоннелям вывозился (а точнее, ввозился в центр Кольца) грунт, извлеченный с мест будущих станций. После разработки полостей под станции радиальные тоннели были заделаны, а в центре остались отвалы ненужной породы.

Что же касается барсука, то я предположил, что некогда сюда пробралось несколько семейств этих животных, и в отсутствии врагов они постепенно, из поколения в поколение, увеличивались в размерах, приобретали белесую окраску и, возможно, теряли зрение. Короче, неторопливо изменялись, приспосабливаясь к окружающей среде...

Вот, в целом, моя гипотеза, которую я сформулировал для себя в начале этого декабря. В мою версию прекрасно укладывалось все, известное мне. В частности, логично объяснялось, что раз Кольцо существовало независимо от города и первоначально не планировалось к использованию в качестве метрополитена, то именно по этой причине существующее метро не затронуло часть старых кварталов, а жизненно необходимые тоннели в сторону Девятой пришлось прокладывать обычными «метростроевскими» методами.

Тайны Снежинска для меня больше не существовало. Оставалась только тайна происхождения Кольца, которую, как мне казалось, рано или поздно мне удастся открыть.

Тогда мне еще не приходило в голову, что я не ответил на основной вопрос: почему же строительство метрополитена так и не было завершено?

И я еще не знал, что ответ на этот вопрос заставит меня пересмотреть все мои прежние построения.

* * *

ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД

Я не спускался в Подземелье до тех пор, пока общая картина не стала окончательно (как я тогда считал) ясна мне. И только после этого начал задумываться о новом походе.

Сказать по правде, воспоминание о барсуке еще заставляло меня просыпаться по ночам, но это лишь выходило пережитое. Наяву я почти перестал бояться этой твари, уверив себя, что найденное средство — огонь — надежная защита от слишком пристального внимания коварных подземных существ. К тому же я взял у знакомого предпринимателя газовый пистолет, надеясь, правда, больше на звук выстрела, нежели чем на слезоточивый эффект.

План мой вкратце был таков. Проникнуть через барсучий ход в радиальный тоннель, дойдя до предполагаемого центра, убедиться в существовании остальных пяти радиальных тоннелей и, по мере возможности, осмотреть центральную часть. Центр я представлял себе в виде некоей полости, куда сходятся все шесть тоннелей и в которой высятся рукотворные грунтовые холмы-отвалы, пробуравленные сверху донизу гигантскими барсучьими норами.

Я не предполагал, что планируемый поход станет для меня последним...

Пятого декабря, почти через месяц после встречи с барсуком я вновь вступил в Подземелье. До таинственной скамейки я добрался без приключений, не заметив по дороге ни одного постороннего следа; правда, на самой станции следов было более чем достаточно. Сначала я долго лежал на животе, подсвечивая себе фонарем и вглядываясь в темную перспективу виднеющегося в отверстие тоннеля. Никакого движения я там не заметил, но у меня, тем не менее, появился соблазн пальнуть туда пару раз из пистолета, и я с большим трудом подавил в себе это не вполне разумное желание.

Пропихнув в отверстие связку импровизированных факелов (пяти метровых палок, обмотанных пропитанными соляркой тряпками), я осторожно поджег оставшийся у меня факел (он вспыхнул ярким, чадящим пламенем) и, просунув его внутрь, угрожающе помахал им. Реакции не последовало, и я с кряхтеньем начал протискиваться в узкую щель.

Это было уже не то привычное мне Кольцо, которое я знал как свои пять пальцев, а нечто новое, неизведанное, поэтому невольный трепет охватил меня, когда надо мной распахнулись блестящие, желто-серые своды. Языки огня, словно играя, отражались и переливались в зеркалах не тронутых побелкой металлических стен — так вот что еще, оказывается, отличало этот тоннель от остальных тоннелей Кольца!. Не выпуская из рук факела, я поднялся с четверенек и, подобрав с пола валяющуюся связку, зацепил ее за специально пришитый к вороту штормовки крючок. Затем я немного постоял, собираясь с духом, и осторожно двинулся в проход между двумя рядами вагонеток. На груди у меня висел фонарь, в правой руке я держал пистолет, в левой — факел. Факел слепил меня, поэтому я то и дело отводил его немного назад.

Метров через пятьдесят вагонетки остались позади, растворившись в темноте, а с ними улетучилось чувство защищенности. Я шел между двух узкоколеек, вглядываясь вперед и считая шаги. Что-то мне сильно не нравилось, но я не мог сказать, что именно.

Минут через десять впереди появилось темное пятнышко, которое становилось все темнее и темнее по мере того, как ярче обрисовывались окружающие его стенки тоннеля, и я понял, что приближаюсь к выходу, за которым сгущается недосягаемая моему фонарю темнота.

Тоннель кончился. Передо мной распахнулся гигантский зал, величину которого оценить я не мог, а мог, скорее, только почувствовать. Пол его оставался на том же уровне, что и в тоннеле, а потолок уходил куполом куда-то вперед и вверх. Посветив, я обнаружил, что вправо и влево уходит стена из того же желто-серого металла (или сплава?).

Похоже, мои предположения оправдались. Радиальный тоннель вывел меня в центральную полость. Судя по расстоянию, которое я прошел от «Рабочей», эта полость имела в диаметре не больше двухсот метров, как я примерно и представлял себе. Но существовало нечто, совершенно не укладывающееся в мою картину.

В этом гигантском зале не было ничего даже отдаленно похожего на горы вынутого грунта!

Пол зала был покрыт чем-то, что я принял вначале за многолетний слой пыли. Однако сделав два-три шага от устья тоннеля (мне показалось, что пол слегка опускается к центру зала), я убедился, что это вещество трудно назвать пылью в привычном понимании этого слова. Сероватая субстанция под моими ногами не поднималась в воздух как пыль, а текла как вода, смыкаясь у щиколоток и не оставляя никаких следов. По плотности она напоминала пепел. Ее невесомость и текучесть были странными и... неприятными.

Заставить себя идти к скрывающемуся в темноте центру зала было страшновато. Хотелось держаться стены, чтобы в случае необходимости прижаться к ней спиной и отразить атаку неведомого врага. Поэтому, поразмыслив, я решил отправиться налево, чтобы, как и планировал, убедиться в наличии других радиальных тоннелей.

Переложив факел в правую руку, а пистолет в левую, я медленно пошел вдоль стены, то и дело оглядываясь назад и прислушиваясь. Уже через десяток шагов я понял, что стена закругляется, а метров через сто слева распахнулся зев тоннеля, идущего, видимо, в сторону «Уральской». Еще через сто метров я обнаружил еще один такой же тоннель.

Мои предположения продолжали сбываться. Сто метров на шесть выходов — шестьсот метров, начал считать я. Это окружность центрального зала. «Два пи эр». Следовательно, нетрудно вычислить, что до центра отсюда не больше ста метров. Стометровка. Пятнадцать секунд туда, пятнадцать обратно.

Этими цифрами я убеждал себя оторваться от стены и решиться исследовать теряющуюся во мраке область. Однако в голову стали лезть другие расчеты. Я стал высчитывать кубометры грунта, занимавшего когда-то место современных станций, и мысленно сваливать эти кубометры в зал, раскинувшийся передо мной. Получалось, что породы должно быть столько, что даже если центр завален ею до потолка, то и на периферии зала, где я сейчас находился, ее также должно быть предостаточно. Но — где же она?

Может быть, все-таки грунт свозился не сюда? Нет, определенно сюда, об этом ясно говорят вагонетки, некоторые из которых даже остались наполненными. А может быть... Может быть, в центре зала находится ствол шахты, в который и сбросили всю извлеченную породу?

Факел догорел, но я не стал зажигать новый. Надо решаться. Осторожно постукивая перед собой обгорелой палкой, я двинулся вперед.

Пол под ногами начал ощутимо понижаться, сначала круто, так, что я оступился и чуть было не упал, — а потом все более плавно. Уже через десять метров я шел по колено в текучем сероватом веществе, которое почти не препятствовало моему движению, но почему-то ощутимо действовало на нервы. В нем было нечто от притаившегося живого существа, готового внезапно напасть на одинокого путника и поглотить его. Нервы, нервы...

Постепенно впереди стал вырисовываться отчетливый вертикальный контур, чуть поблескивающий в свете моего фонаря. Подойдя ближе, я разглядел уходящую к потолку колонну, установленную на мощном, около пяти метров в диаметре, основании, металлическая поверхность которого была чуть-чуть выше уровня сероватой дряни, в которую я погрузился почти по пояс.

Я подошел к основанию вплотную и на всякий случай потыкал в него палкой. Ничего не произошло. Подняв луч фонаря вдоль колонны, на высоте пятиэтажного дома я обнаружил потолок зала. Колонна, как мне показалось, касалась купола, а если там и был какой-то зазор, то, наверняка, весьма незначительный. Положив на основание пистолет и догоревший факел, я оперся на него руками и попытался влезть наверх.

И тут я услышал звук. Звук, идущий от махины, представляющейся мне мертвым куском металла. А потом я увидел луч.

Нет, сначала на поверхности колонны, метрах в двух от основания зажглась голубовато-белая точка, которая несколько секунд мерцала, то погасая, то разгораясь, а потом из этой точки стал выдвигаться луч. Именно выдвигаться. Как антенна радиоприемника. Но это был луч, сине-голубой луч, он слегка рассеивал темноту вокруг себя, оставаясь по-прежнему не толще спицы. Его конец медленно, как бы неохотно ушел в сторону невидимых мне стенок зала. Прошло около минуты. Луч, мерцая, продолжал висеть в воздухе, как вдруг тон по-прежнему раздающегося звука резко сменился, и луч словно заскользил вниз вдоль колонны, разворачиваясь в плоскость. Я как загипнотизированный смотрел, как растет туманная полоса, а на ней, как на экране, клубится, мелькает и переливается голубоватое сияние. Меньше минуты понадобилось для того, чтобы луч достиг основания, и справа от меня в воздухе застыла светящаяся двухметровая дорожка, протянувшаяся от колонны в темноту зала. И в этот момент тон опять сменился, и я с ужасом обнаружил, что плоскость начала как бы поворачиваться вокруг колонны, образуя в воздухе светящийся сегмент пространства, с каждым мигом все увеличивающийся и приближающийся ко мне...

В следующее мгновенье все понеслось со скоростью убыстренного кинофильма.

Из светящейся пустоты вывалился какой-то рычащий, хрипящий клубок, который со всплеском провалился в пыль, выпрыгнул из нее, с гортанным клекотом метнулся в темноту и исчез, чтобы, описав большую дугу, вновь появиться у основания с другой стороны и замереть в свете моего фонаря, уставясь на него бешеными зрачками своих круглых глаз, и все опустилось у меня внутри, потому что это был не барсук, а какой-то страшный монстр, напоминающий покрытую шерстью огромную жабу с пульсирующим горлом и высовывающимися из пасти саблевидными клыками, и все мысли об огне или пистолете вылетели из моей головы, потому что столько дикого, столько первобытного было в этом существе, что, казалось, ничто не сможет остановить эту пышущую злобой тварь, и в следующий момент она прыгнула, но я пригнулся, почти нырнул в сероватую гадость, и жаба, прокатившись по основанию, свалилась где-то у меня за спиной, и я бросился влево, пытаясь оставить между собой и этим чудовищем колонну, но оно снова прыгнуло, и я на миг ощутил его жаркое смрадное дыхание, и что есть силы рванулся вперед, но путь мой преградил светящийся кусок пространства, и мне ничего не оставалось, как, упав на четвереньки, проползти под ним (мысль пробежать сквозь него казалась мне безумной!), и, задыхаясь от забившей рот и нос серой пудры, я вскочил, обернулся, и через полупрозрачный полог, развернувшийся уже на четверть круга и продолжающий разворачиваться мне навстречу, увидел жаждущее крови чудище, которое, припав к полу, прыгнуло на меня сквозь светящийся туман в тот самый момент, когда ткущееся из воздуха Нечто мягко коснулось моего лба...

* * *

ЛИЦО В ЗЕРКАЛЕ

Я пришел в себя, лежа на основании Колонны. Было тихо.

Я отчетливо помнил, что случилось со мной до того момента, когда зверь прыгнул на меня.

И я отчетливо помнил, что увидел потом...

Первым знакомым человеком, встретившимся мне, когда я в то утро возвращался домой, была соседка из квартиры напротив. Я поздоровался с ней, но она как-то странно взглянула на меня и прошла мимо. Открывая дверь, я почувствовал, что она остановилась на площадке между этажами и, обернувшись, поймал ее странный, напряженный взгляд. Она заторопилась вниз.

Это могло насторожить меня, что-то подсказать, предостеречь, но я не обратил на мимолетный эпизод никакого внимания, и потому оказался совершенно не готов к тому, что, скинув с себя грязную одежду и пройдя в ванную, я увидел в зеркале незнакомое лицо!

Это потрясение невозможно понять умом. Его надо пережить. У меня хватило ума больше не смотреть на свое отражение, а также хватило соображения внушить себе, что я невыразимо устал, что я чертовски грязен, и надо лишь хорошенько вымыться, побриться и отдохнуть, чтобы в зеркале вновь отразились мои, так хорошо знакомые черты. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя. Только немного времени. Мои путешествия под землей научили меня жить, воспринимая все, происходящее со мной, как должное. Поэтому, фыркая под душем и ожесточенно терзая себя мочалкой, я совершенно успокоился и был мысленно готов ко всему...

Лицо в зеркале было мое. Но постаревшее лет на пятнадцать...

Я помню ваши недоуменные лица, когда сказал, что родился в шестьдесят первом году. Вы хотели что-то спросить, но, поразмыслив, оставили это на потом. Несложный расчет подсказал вам цифру тридцать семь, но вы больше верили своим глазам, и выходило, что мне не может быть меньше пятидесяти.

Мне действительно тридцать семь. Могу показать документы, хотя, знаю, что это не доказательство.

Нет, я не болен ни СПИДом, ни раком, о чем шепчутся за спиной мои знакомые, готовые заранее пожалеть меня и оплакать мою преждевременную смерть. И я не употребляю наркотиков — о чем тоже идет молва. Меня здорово забавляют все эти слухи...

Могу прибавить еще, что никакого особого потрясения, от которого седеют за одну ночь, я не испытал. Глядите, у меня немало черных волос.

Я просто постарел.

Изменилось не только мое лицо. Я действительно чувствую себя на пятьдесят. Побаливают суставы, покалывает сердце, по утрам ноет печень. С одышкой поднимаюсь на свой третий этаж. Неделю назад посетил окулиста и сразу заказал очки, а позавчера — первый раз в жизни одел их. Хорошие очки, удобные.

Если вам вздумается пожалеть меня или сказать что-то соболезнующее — не тратьте слов. Я не чувствую себя жертвой обстоятельств. Это — жизнь. Которую, повторяю, надо воспринимать как должное.

От окулиста я зашел к психиатру и немного побеседовал с этим мужиком. Я выяснил, что психически здоров, и спросил, нельзя ли мне получить соответствующую справку. Он приготовил ручку и поинтересовался организацией, в которую необходимо предоставить такую справку. Я мог выдумать все, что угодно, но сказал, что такая справка нужна лично мне. Вот тут беседа наша потеряла свою непринужденность, и я услышал странный вопрос: «Вас что-то беспокоит?» «Но вы же признали мое психическое здоровье, не задавая этого вопроса,» — заметил я. Он убрал ручку и сказал, что просьба моя несколько необычна, и, как правило, подобные справки выдаются только по запросу заинтересованных организаций. «Другими словами, — заключил я, — факт просьбы такой справки уже говорит о какой-то психической аномалии... Ну, хорошо. Я принесу запрос. Но после того, как получу от вас справку, я расскажу вам о том, что под Снежинском находится громадное подземелье, в котором водятся ужасные звери. Мой рассказ повлияет на ваш диагноз?» Он посмотрел на меня с каким-то странным выражением, и я понял, что перегнул палку, сочтя за лучшее сразу уйти. Уходя, я заметил, что он смотрит на обложку моей медицинской карты, словно получше запоминая фамилию. А может быть, ему бросился в глаза год моего рождения?

Я не думаю, что слух о моей ненормальности пошел именно оттуда: врачебная тайна есть врачебная тайна. Похоже, я сам спровоцировал этот слух, в двух-трех местах обмолвившись о том, о чем говорить не стоило. Странное дело. Когда я был мальчишкой, о моих походах под землей не знал ни один человек, ни один из моих самых близких друзей, ни одна девчонка, воображение которой мне во что бы то ни стало нужно было поразить. Хотя, прекрасно помню, соблазн временами был просто невыносим... Тогда, ребенком, я все-таки смог сохранить мою тайну в неприкосновенности. А сейчас... Моя природная сдержанность все чаще и чаще изменяет мне, возможно, нервы мои и в самом деле не в порядке. Однако факт налицо: за моей спиной шушукаются, перемывая мне косточки, хотя если бы не это шушуканье, вы бы даже не узнали о моем существовании. И обо всем прочем тоже.

Хуже другое. Я ощутил достаточно пристальное внимание к своей особе. И я догадываюсь, откуда оно может исходить. Первым предупреждением было исчезновение из квартиры всех снятых под землей фотографий. А их было немало, штук, наверно, сто или даже больше. Когда я спохватился, то обнаружил, что пропали не только фотографии, но и часть схем, помогающих мне ориентироваться под землей. Хотя эта последняя потеря не играет для меня особой роли.

Я ощущаю слежку. Обыкновенную, банальную слежку. Не спешите приписывать мне манию преследования, хотя бы по той простой причине, что слежка эта совершенно не тяготит меня. Я уже говорил: я ничего не боюсь. А чтобы убедить вас... Взгляните в окно (хороший каламбур для вашей газеты, не правда ли?). Видите там, на бульваре Циолковского прогуливается в тридцатиградусный мороз какой-то чудак? Так вот, не чудак он. Работа у него такая...

Черт со всем этим. Я хочу кое-что подытожить.

* * *

ВРЕМЯ НАД САРКОФАГОМ

Меня подвела гордыня. Я внушил себе, что все объяснил. Не укладывающиеся в мою схему факты я счел незначительными. Но как же я мог не понять, что примитивные пустые тоннели под землей не привлекли бы внимание Берии? Я обязан был понять, что там должно быть что-то еще. Всевластного министра не мог не заинтересовать рассказ о невесть откуда вываливающихся монстрах, потому что за этими монстрами он с присущей ему проницательностью сумел разглядеть факт существования двери в другой мир и связанные с этим перспективы!.. И именно это легло в основание суперсверхсекретного Проекта!

Но познание не дается даром. Проект захлебнулся не из-за своей, как мне первоначально представлялось, бесперспективности, а из-за катастрофы, о масштабах которой можно только гадать. Дверь оказалась с секретом. Пространственным изменениям в Кольце сопутствовали изменения временные — которые, к тому же, не ограничиваются пределами Кольца!

Я мог догадаться об этом и раньше, не проверяя на собственной шкуре факта быстрого старения. Почему же, почему, черт возьми, я так снисходительно отнесся к информации о запрете селиться здесь, объяснив табу естественно-религиозными причинами? Только теперь я понял, что жить здесь действительно было смертельно опасно: Колонна работала, и «излучение времени», как я назвал его, действовало даже на поверхности, где продолжительность жизни была значительно меньше, чем на безопасном удалении от «проклятого» места. Вот он — «синарский феномен»! Только теперь в общий ряд известного мне я укладываю легенду башкир, записанную в районе Кыштыма. Она сходна со сказаниями многих народов о проведенном в заколдованном царстве дне, который оборачивается годами в реальной жизни. Только здесь все наоборот: самолюбивый Сагандык, отбившийся от товарищей и охотившийся в запретном месте, возвращается к костру глубоким стариком, в котором никто не может узнать молодого батыра... Я сам живое воплощение этой легенды...

Простите меня те, кто начал заваливать Колонну. Теперь я знаю: это произошло не после начала строительства, а даже до того, как мысль о метро пришла кому-то в голову. И это было связано не с проблемой выемки мусора, а с напряженнейшей борьбой за жизнь. В какой-то момент разразилась катастрофа, ясно показавшая, какая опасность таится в центре Кольца, и исследователи входа в иной мир по мере своих знаний и возможностей попытались изолировать уже существующий город от неведомого излучения, вызывающего старость и смерть. Вспомните Чернобыль. Вспомните саркофаг над Четвертым блоком. Вспомните, сколько здоровья и жизней унесло его сооружение, вспомните и добрым словом помяните этих людей... Здесь, в Снежинске был совершен подвиг, сравнимый по героизму с подвигом «чернобыльцев» и ликвидаторов аварии на химкомбинате «Маяк». Подвиг, о котором, возможно, никто и никогда не узнает. Никто не узнает, сколько людей — ученых, инженеров, рабочих — состарились и умерли на глазах у товарищей, набирая смертельные «дозы» годов за несколько минут работы вблизи Колонны. Выполняя то, что должно было выполнить...

Еще раз: простите меня. Простите меня за мысли. За то, что хотя бы в рассуждениях своих был в чем-то несправедлив к вам...

Возможно, в первое время «излучение времени» было полностью перекрыто тысячами тоннами грунта, и опыты показали, что все «чисто», и потому в чью-то безмозглую голову закралась безумная мысль о строительстве этого злосчастного метро, и никому-никому не подумалось, что Колонна, возможно, и под Саркофагом продолжает свою неведомую работу...

(Господи, вразуми же нас, наставь на путь истинный и открой, ну когда, ну когда же, наконец, мы отучимся строить детские сады близ реакторов, возводить школы на радиоактивных могильниках, сооружать санатории у отравленных рек, когда мы воистину познаем, что живем на Земле во имя чего-то большего сиюминутной корысти и суеты, — и, может быть, пока мы этого не постигли воочию, лучше нашим рукам напрочь отсохнуть, нежели чем творить безумное?..)

Когда я пришел в себя, распростершись на основании Колонны, то на месте пистолета и догоревшего факела я обнаружил горстку пыли. Той самой скользкой, сероватой пыли...

Да, Саркофаг над Колонной не получился. Час за часом, день за днем, уничтожая, измельчая, испаряя горы засыпавшего ее грунта (а может быть даже, подпитываясь им), Колонна продолжала действовать; и наступил миг, когда надежды возводивших Саркофаг рухнули — излучение снова выплеснулось наружу...

«Авантюра не удалась. За попытку — спасибо...»

Строительство было остановлено, доступ в Подземелье — перекрыт, а город...

Город был брошен на произвол судьбы.

Снова и снова я задаю себе вопрос: почему так произошло?

Я не верю в то, что Вершащим Судьбы и Принимающим Решения не хватило соображения, чтобы понять степень опасности Кольца. И в то, что не хватило средств, чтобы эвакуировать город и воздвигнуть его на новом месте, я тоже не верю. Как и в то, что не хватило десятилетий, чтобы сделать это.

Если им чего и не хватило, то это только обыкновенной порядочности.

Город, в котором жили, работали, любили тысячи людей, был брошен на произвол судьбы. На смерть.

Конечно, ее нельзя было сравнить с мгновенной гибелью при взрыве нейтронной бомбы. Если вблизи Колонны человек старел и умирал в считанные минуты, то наверху смерть уже не была такой явной — просто-напросто сокращалась жизнь. А кого в нашей словно Богом проклятой стране могло интересовать увеличение числа ранних смертей? Самих снежинцев? Что ж, любопытных, если таковые и были, ставили на место напоминанием о режимных требованиях и специфике производства, невзначай, но очень многозначительно кивая на рыбьи тела бомб — мол, не утюги собираем! От декораций тоже веяло смертью...

Но чем больше я раздумываю над этим, тем все чаще меня посещает страшная мысль. Мне кажется, что город был не брошен, а именно оставлен. Оставлен по хорошо взвешенным, трезвым соображениям. На Проекте не была поставлена точка. Исследования продолжались. И продолжаются. Кто-то пишет монографии. Кем-то защищаются кандидатские и докторские. Кому-то присуждают закрытые государственные премии — «за изучение влияния тау-излучения на организм человека и исследования возможности наследственной передачи возникших в первом поколении признаков». Поле для изысканий поистине безграничное.

Пятьдесят тысяч человек...

«Власть отвратительна, как руки брадобрея.»

Я вижу на ваших лицах вопрос. Что делать? Бежать? Спасаться? Попытаться снова засыпать Колонну? Взорвать ее ко всем чертям? На кого надеяться? На кого положиться? Кто сможет помочь нам?

На последний вопрос я отвечу позже. Что же касается всего остального...

Бесполезно зарывать проблему в землю или уходить от нее в сторону. Проблему надо решать. А значит, так или иначе, город должен перестать быть заложником. Но не заложником Кольца, как вы сейчас подумали, а той секретности, которая окружает нас со всех сторон. И даже не столько внешней, формальной, навязшей в зубах секретности, сколько той, что накопилась в наших душах и называется просто ложью. Ее снега замели наш город, укрыли его невесомым, но надежным покрывалом, заволокли непроницаемой пеленой, не давая взглянуть на себя со стороны, мешая трезво оценивать свои дела и поступки. И именно в этом, как мне кажется, лежит причина всех наших сегодняшних неурядиц.

Дядя Коля говорил: человек должен всегда осознавать, что он делает. Хорошенько осознавать.

Да, Колонна, сеет смерть и порождает чудовищ, но, я уверен: все это внешние, вторичные признаки. Поэтому не кажется ли вам, что тот, кто первым решил скрыть их от мира, просто поставил преграду на пути понимания сути феномена — и тем самым обрек нас на страдание от этих побочных явлений? И не кажется ли вам также, что, привыкнув жить в атмосфере полуправды, а порой и откровенной лжи, мы, мы сами невольно помогли ему в этом?

Колонна — не зло, это лишь бездушный механизм. К ядерному реактору тоже не подойдешь близко, но это не значит, что он задуман всецело во вред. Надо лишь понять, как его правильно использовать.

И еще. За каждым механизмом стоит разум. Помните, когда я очнулся, я обнаружил горсть пыли. Все, что осталось от факела и пистолета.

Но сам я — не стал пылью!

Это внушает оптимизм.

И заставляет надеяться, что мой последний поход в Подземелье не окажется воистину Последним.

Для всех нас.

Я хорошо помню, что увидел после того, как прыгнувшее на меня чудовище вновь исчезло в голубом тумане. Поэтому, мне кажется, я знаю, как ответить на ваш последний вопрос. Я знаю, кто сможет помочь нам. Я расскажу, как найти его.

Для начала надо выйти на улицы Снежинска, пройти по его милым, заснеженным улицам, вдохнуть его чистый, морозный воздух, поглазеть по сторонам, улыбнуться встречным девушкам, помочь старушке поднести сумку, перевести через дорогу ребенка, а потом, никуда не торопясь, добраться до «Юбилейного», спуститься в левый из двух колодцев на его восточном откосе, пройти, пролезть, проползти до неброской металлической двери, войти в короткий коридор, протиснуться в неширокое отверстие, спуститься на двести ступенек вниз, помахать рукой Курчатову, спрыгнуть с платформы на пути, прошагать по шпалам полтора километра, забраться на перрон «Рабочей», проползти под третьей слева скамейкой, миновать длинную вереницу вагонеток, ступить в текучую пыль зала, подойти к Колонне, набраться терпения и, дождавшись голубого тумана, — не раздумывая, не колеблясь, не медля ни секунды погрузиться в его сияющие, обволакивающие глубины и в тот же миг почувствовать крепкие, надежные руки поддержки, и, открыв глаза, увидеть перед собой молодых, задорных, веселых людей, так похожих на тех, что изображены на мозаичных панно снежинского метрополитена, а потом нужно всего лишь пристальней вглядеться в их лица, чтобы с изумлением осознать, что это — те самые люди, которые заполняют улицы, бульвары и площади города, это наши друзья, родные, знакомые, только во взорах их нет ни следа душевной сумятицы, разочарования, горя, черствости, нет ни следа впечатавшихся, казалось, навечно боли и усталости, ненависти и покорности, ничего этого нет, все исчезло словно грязный снег под лучами солнца, словно взломанный весенней водой черный лед, словно сорванная ветром лживая маска, исчезло, и осталось одно ослепительное голубое сияние вечно юной души Снежинска, сияние, сливающее в себе воедино силу и доброту, радость и одухотворенность... И в этот миг, в этот светлый миг осознания и изумления, теплой, обволакивающей сердце волной, нахлынет, наконец, долгожданное понимание, что именно они, снежинцы, земляки, горожане, братья, именно они, только они, лишь они, они, и никто другой, смогут помочь нам во всех наших бедах, во всех наших горестях и тягостях, только Они смогут помочь нам. Нам — и самим себе!..

И на сегодня всё. Пока.

[Кошара]

Стая.
Автор: Сэм

Spoiler

Моя история, что называется, «из нашего мира», и никакой мистики в ней нет, но мне на тот момент было действительно страшно.

Я в молодости занимался хоккеем. В один из дней недели тренировка заканчивалась довольно поздно, в 22:00. Потом душ, переодевание, треп с пацанами — и вот вам все 11 часов ночи. А зимой это уже позднее, беспросветное, холодное время суток.

И вот возвращаюсь я как-то с такой тренировки, конец ноября, время — двенадцатый час. Автобус свой я упустил, следующий неизвестно когда будет, да и вообще, будет ли?.. Иду пешком, до дома не так уж далеко, километров 5-6. Прошел полпути, а дальше было две возможности — либо идти вдоль освещенного шоссе, либо вниз по спуску, через парк и под автомобильным мостом. Второй путь шел наперерез и был короче. Я, даже не задумываясь, зашагал вниз по спуску, по пути включая функцию фонарика на мобильника.

Иду, вокруг темно, только небольшой круг моего фонарика передо мной. Вдруг слышу за собой тихое ритмичное клацание чего-то об асфальт. Оборачиваюсь и вижу собаку. Она тоже остановилась и ждет. Я прикрикнул на нее, она и с места не сдвинулась. Постояли мы так с минутку, потом я послал ее в душе на три буквы, покрепче сжал свою клюшку и пошел дальше. А она бежит за мной, но на расстоянии. Так и следовала за мной через весь парк, до моста. А там началось самое страшное.

Под мостом была кромешная темнота, более того, наверху постоянно проезжали машины, и их грохот отдавался гулким эхом внизу. Так что кричи — не кричи, никто не услышит. Заходить под такой мост с какой-то собакой «на хвосте» я не стал. Решил ее сначала прогнать, бросить камнем, избить — не знаю, но мне это начинало действовать на нервы. Но когда я обернулся, у меня волосы встали дыбом...

На меня из темноты, в отблесках фонарика, сверкая глазами, смотрела целая стая — пять или шесть собачьих теней, может, и больше. Самый большой пес, низко пригнув шею и приподняв голову, медленно, не издавая ни звука, стал, аккуратно пересталяя лапы, красться ко мне. Я заорал что есть мочи матом. Несколько глоток из темноты ответили мне каким то утробным завыванием — знаете, когда у собаки лай переходит в вой. Клянусь, я чуть не наложил в штаны...

После этого случая я понял, что наши инстинкты первобытных людей никуда не делись, потому что я действовал дальше как на автомате, как будто каждый день отбивался от диких зверей. Потом, прокручивая эту ситуацию, я понимал, что поступал абсолютно верно и точно, хотя в тот момент не отдавал вообще себе отчета в действиях. Одной рукой я перетянул спортивную сумку со спины и прижал ее к животу и груди, одновременно удерживая светящийся телефон, спиной прижался к бетонной опоре моста, и приготовил клюшку к удару. Не знаю, что бы я делал, если бы занимался не хоккеем, а, скажем, футболом. Но те, кто держал в руках длинную плоскую хоккейную клюшку, знают, что в одной руке, да еще и для удара сверху вниз, это не самое лучшее оружие. Пес уже начал глухо рычать и продолжал надвигаться на меня. Я был абсолютно уверен, что стая планировала загнать меня под мост — она очень хотела, чтобы я побежал туда. Мое воображение рисовало мне, будто они тихо цедили мне сквозь свои желтые клыки: «Д-д-давай, зах-х-ходи скор-р-рее... туд-д-да, в темноту...». Потом большой пес кинулся на меня, но в самый последний момент, лязгнув клыками перед моим фонарем, резко отпрянул в сторону. Реакция у меня хорошая, я рубанул клюшкой, но не попал, собака была очень быстрой. Точнее, я попал, но не прямо по черепу твари, как хотел: клюшка лишь скользнула по нему, со всей мощи долбанула по асфальту и затрещала.

Собаки, видимо, поняв, что никуда я уже не уйду и буду драться, начали меня окружать. А тот пес — видимо, он был вожак — сновал, как волк в клетке, вперед-назад, не сводя с меня глаз. Вообще, я люблю животных, особенно собак, но клянусь, если бы я встретил его днем где-нибудь, без сожаления своими руками забил бы кирпичом. Потому что в тот момент я задницей чувствовал, что в его глазах я большой тупой кусок мяса, и он не собака — друг человека, а просто голодный вонючий зверь с пустой утробой, который очень хочет жрать и аж урчит от нетерпения, как и вся стая.

Я замахал клюшкой перед собой. Была мысль позвонить, но я не хотел оставаться в темноте, и потом — кому звонить и кто так быстро меня найдет и поможет? Так что я просто махал клюшкой и орал во всю глотку. Потом меня удивляло, что собаки вообще даже не лаяли, только тихо рычали и вообще действовали как отработанная военная штурмовая бригада. Без лишних звуков они то кидались, то снова исчезали в темноте и мельтешили перед фонариком, и все это в полной тишине — даже было слышно, как ветер шуршит листьями, и только мои вопли нарушали эту их «операцию», которая, наверное, называлась «ужин под мостом». Одна псина хотела то ли вцепиться мне в руку, то ли сбить фонарь, и бросилась прямо на меня. Я пнул ее в живот, и она, издав какой-то булькающий звук, отлетела. Только клюшка удерживала их на расстоянии — не будь ее... я даже не хочу думать об этом.

Эти «танцы» продолжались минут десять. Я чувствовал, что сила уходит из меня литрами. Хотя на тренировке мы могли играть и рубиться часами, а тут всего 10 минут — вот что значит неподготовленная психика...

Не знаю, чем бы дело закончилось, но вдруг откуда-то из темноты прилетела бутылка и звонко разбилась об асфальт, потом так же прилетела палка и попала по собаке, которая громко завизжала. Раздались хриплые голоса и отборный мат. Этот мат ласкал мне слух и казался самой чудесной музыкой. Собаки одна за другой бросились в темноту, только вожак еще стоял и скалился то на меня, то в сторону голосов. Я пришел в себя и, отбросив сумку, перешел в наступление, бросился на пса и со всей мочи долбанул клюшкой по лапам наискосок. Он снова увернулся, но получил по задней лапе, взвыл и растворился в ближайших кустах.

Я тяжело дышал. Ко мне подошли два бородатых мужика с сильным перегаром. Назвать их оскорбительным словом «бомжи» у меня теперь не повернется язык. Один хрипло сказал:

— Что, братишка, загнали тебя, как лося? — и заржал.

Я что-то невнятно промычал, потом сказал: «Спасибо». Они попросили сигареты, но я не курил, так что дал им денег и пачку «сникерсов». От счастья я даже не понимал, что и они так же, как и те собаки, могут меня тут грохнуть, и никто и не услышит — просто порылся в кармане куртки и отдал все деньги, что-то около 400 рублей. Потом еще раз поблагодарил и поплелся назад на шоссе. Мужики так там и остались.

Такая вот история. В общем, не ходите без особой нужды по ночам по безлюдным местам, будь вы хоть трижды спортсменами, уверенными в себе, и даже с клюшкой в руке...

 

 

И таки да, в каментах был псиносрач.

Тьма внутри.
Однако...

Spoiler

Осталось две из четырёх ламп. Пока что у меня ещё есть время, чтобы записать всё с самого начала и до самого конца. Описать весь тот ужас, жертвой которого я стал, и который привел меня тому плачевному состоянию, в котором я вынужден теперь находиться. Тем более развязка всей этой истории, начавшейся много лет назад, теперь уже близко. И пусть это послужит предупреждением всем, кто, как и я, соприкасался и продолжает соприкасаться с темной стороной.

Страшные истории я любил с детства. Да и какой ребенок их не любит? В пионерском лагере, уже после отбоя, мы рассказывали друг другу то, что придумывали сами или слышали от старших: Пиковая дама, Красная рука, Гроб на колесиках. Но хитом была моя История о корабле-призраке за авторством Вильгельма Гауфа. Эта сказка заметно выделялась среди тех баек, которые ходят по лагерям, и слушатели частенько впадали в ступор от страха. Я был похож на бродячего барда, путешествующего каждый год из города в город, снова и снова срывающего овации одной и той же песнью.

Потом в страну ворвались девяностые. Это было удивительное и парадоксальное время. И вместе с долларами, рыночной экономикой, гласностью и приватизацией из-за границы появились видеомагнитофоны, кассетные проигрыватели и кабельное телевидение. Я смотрел всё: Зловещие мертвецы, Восставшие из ада, Кошмар улицы вязов, Чужой и фильмы Ромеро. Вслед за видеокассетами на пустующих полках книжных магазинов самой читающей страны, как грибы после дождя, стали появляться книги: Стивен Кинг, Дин Кунц, Клайв Баркер, Говард Лавкрафт, его современник Роберт Говард и классика жанра - Брэм Стокер. В то время как мои ровесники после уроков гоняли мяч на стадионе, я жадно поглощал всю эту литературу ужасов, открывая новые неведомые для себя миры.

Несколько лет спустя, удалось немного подзаработать денег на автомойке, что-то мне добавили родители, и, наконец, в моей комнате появился самый настоящий компьютер. И тут началось: Doom, Alone in the Dark, Phantasmagoria, 7th guest и ещё множество других игр. Это было полное погружение. Я ложился спать под утро, только для того, чтобы проснуться через 5-6 часов и снова пережить весь спектр эмоций, порождаемых виртуальной реальностью. Бережно, неторопливо и аккуратно я растил тьму внутри себя.

В таком темпе я прожил около десяти лет, а в конце нулевых я женился, не сказать, чтобы по большой любви, а скорее, потому что в какой-то момент моя, тогда ещё будущая, жена обрадовала меня тем, что я стану отцом. Супругу я уважал и оберегал, и вскоре она подарила нашей семье чудесную дочку, которую назвали Альбина.

К тому времени я пересмотрел, благодаря интернету, все фильмы ужасов, которые смог найти, а их было немало, это были и голливудские, рассчитанные на широкий круг, картины, и менее известные европейские. А особое удовольствие доставляли мне азиатские фильмы; показанная в них восточная культура, в которой призраки умерших и духи вплетаются в обыденную реальность, была непонятна, а от того еще более притягательна своей загадочностью. Уже казалось, что ничего нового для себя найти уже не смогу, но как я ошибался!

Как-то возвращаясь поздним осенним вечером домой, я перебирал в голове, что ещё можно посмотреть, как вдруг мои ноги встали на месте. Кто-то незримый произнес в моей голове: Стой. Вокруг тишина, даже случайные прохожие, торопящиеся домой, куда-то пропали. Ветер неторопливо плескался в сухих древесных кронах.

Я стоял и прислушивался к своим ощущениям: стучит сердце, легкие, как кузнечные меха, расширяются и сжимаются, искрящейся проводкой урчит голодный желудок. Почему я остановился?

И тут пришло осознание, что где-то внутри зародилось новое чувство, которое не приходилось раньше испытывать, - тьма, всю жизнь так бережно вынашиваемая внутри, теперь переполняла меня и требовала выхода. Её стало так много, что даже тусклые окрестные фонари стали светить слабее. Я встряхнул головой и поспешил продолжить свой путь. И в тот же вечер была написана первая история.

Затем последовали робкие короткие рассказы, которые складывались в стол. Но вскоре мой слог осмелел, и я опубликовал один из своих криппи на тематическом интернет-сайте. Совершенно неожиданно для меня эта небольшая история получила невероятный успех.

Мои читатели требовали еще, а я выдавал им один рассказ за другим, нанося грубые мазки тьмы на чистый лист реальности. После каждой публикации внутреннее напряжение на некоторое время оставляло меня, но проходил день или неделя и чернота снова подступала к горлу, просясь наружу. И я чувствовал, что с каждым разом её становится всё больше.

Я уже не мог не писать, мне даже пришлось поменять работу на вахтерскую так, чтобы в ночную смену появилось время печатать текст на стареньком ноутбуке. Семья очень болезненно отреагировала на уменьшение доходов, и жена уже не была со мной ласкова, как раньше. Она видела происходящие перемены, видела, как я стал замкнутым и неразговорчивым, видела, как что-то съедает меня изнутри, но никак не могла это для себя объяснить. Но я уже не мог остановиться. И только Альбина была тем маленьким человечком, в присутствии которого тьма рассеивалась и отступала. В те минуты, когда я прижимал её, баюкая, к своему плечу, казалось, что я выходил на свежий воздух из какого-то удушливого тумана, наполненного пеплом и гарью. Но стоило положить её в колыбель и выйти из комнаты, как черная трясина возвращалась, изнуряя меня раз за разом с новой силой.

Создание новых рассказов стало просто вынужденной необходимостью. Ведь только через них тьма, как гной, выходящий по капле из болезненной раны, покидала мое тело.

И тогда пришла Она. Сначала я решил, что начались галлюцинации, ведь причины на то были: перманентное напряжение в семье, хроническое недосыпание, еще я начал прикладываться к бутылке, чтобы иногда забыться коротким беспокойным сном. Она появилась в тот момент, когда я выдавливал из себя очередной сюжет. Длинная тень, отбрасываемая моим телом в бледном свете экрана, разделилась надвое, как это происходит при делении клетки живого организма, и породила новое темное пятно. Достаточно большое, чтобы его заметить, и достаточно маленькое, чтобы не обращать на него внимания. Мало ли что это. Например, тень мотылька попавшего в свет настольной лампы. Буквально через секунду после рождения оно уже быстро скрылось под защиту окружающего мрака. Зря я не придал этому значения, может тогда можно было всё изменить. Хотя кого я обманываю! Менять надо было намного раньше!

И только позже, через несколько недель я увидел, что Она всегда рядом, где бы мне ни доводилось находиться. Вы спросите, почему Она? Вот человек смотрит на кошку во дворе и говорит, это она, хотя между лап он ей не заглядывал, он определяет ее пол по изящным движениям и стройным изгибам тела, вот так и я интуитивно решил, что это она. Просто увидел женскую грацию в этом темном пятне.

Она появлялась везде, где был свет и тень. Время суток не имело значения, я мог заметить её, как и днем, под освещенной солнцем кроной дерева, так и ночью, в призрачном лунном свете, который льется через окно.

Иногда я улавливал Её быстрые размытые движения на стенах. То Она скользила по потолку над моею головой. На улице Она меня сопровождала на протяжении всего пути, перепрыгивая от одной тени к другой. И еще Она росла. Сначала Её размер не превышал ладонь, но вскоре Она уже была крупнее средней собаки, а в неясных очертаниях стала угадываться маленькая голова и четыре тонкие вытянутые конечности.

Это была игра. Как только Она чувствовала мой взгляд, то пыталась от него укрыться, и при этом настойчиво мелькала перед глазами, словно хотела, чтобы я Её увидел.

Я начал бояться. Включал везде свет, ломал и выбрасывал всю мебель, чтобы ни малейшей тени не появилось в поле зрения, а потом часами всматривался в какой-нибудь темный угол, пытаясь уловить Её движения. Но ведь это была игра, и Она никогда не появлялась, если я Её ждал. А в те небольшие промежутки, когда я забывался коротким сном, подпитанным алкоголем, мне снилось, как Она касалась носа и лица своими холодными едва заметными конечностями, от чего мой собственный крик будил меня, и я просыпался. Откидывал липкое от пота одеяло и долго вглядывался в ночные тени.

Конечно, от такого поведения жена решила, что у супруга окончательно едет крыша. Собрав вещи и сказав что-то про развод, она забрала дочь и уехала к теще.

Она увезла мою девочку! Ту, которая рассеивала наполнявшую меня черноту! Мою Альбину, которая была той дверью, что впускала дуновение свежего ветра и теплый солнечный свет, не позволяя мне забывать о том, что есть другой мир, свободный от тьмы и удушья, которые окружают меня. Теперь эта дверь захлопнулась. И я остался наедине с порождением своей тени и пристрастия.

На следующий день я вышел на улицу и удивился тому, какой кромешный мрак окружал меня. Едва-едва сквозь темноту пробивались и пропадали фары проезжающих автомобилей. На часах уже было 8 утра, и солнце давно должно было взойти, но его не было! Я сделал несколько шагов и на что-то наткнулся, кажется, это была предподъездная урна. Мне пришлось отказаться от мысли куда-то ехать и остаться дома. День, судя по стрелкам часов, вступал в свои права, но я этого не видел - тьма застилала мои глаза. И только к вечеру я увидел едва заметные маячки городских фонарей и окон соседних домов, которые пробивались сквозь этот океан черноты. Город жил своей обыденной жизнью, но не я.

На работе я не был уже несколько дней, телефоны отключены, и все это время я держал включенным всё, что давало хоть капельку света. Недавно освещение стало гаснуть. Нет, лампы не лопались и не перегорали, они просто потухали, словно кто-то вытягивал из них весь свет. Сначала в одной комнате, потом в другой, так что в итоге я оказался заперт только в одном помещении, в котором сейчас и нахожусь, а вокруг сужается тьма.

Я не знаю, что ей нужно, и чем Она является по своей сути. Очевидно, только то, что Она - порождение моей тени. Моей страсти ко всем этим историям, фильмам, играм. Ведь человек - это кувшин, который наполняется всю свою жизнь. Но наступает момент и его объема не хватает, тогда всё накопленное начинает литься через край. Тьмы внутри меня стало так много, что она начала изливаться в виде рассказов, а потом породила что-то, что я даже не могу назвать живым существом.

Пора заканчивать, последняя из четырех ламп тускнеет. На периферии зрения я вижу, как Она медленно подбирается ко мне, скользит по паркету, ползет по ножке стола, на столе старается избежать моего взгляда, прячась за экраном ноутбука. Она никогда не была так близко.

Кого мы нынче схоронили?

Spoiler

Помер Гоша совершенно бездарно, так же, как он делал и многое другое в своей короткой и непутевой сорокалетней жизни. По его словам выходило, что утром, после того, как он опохмелился и отправился на работу, земля вдруг ушла из-под ног, и он со всего маху ударился головой об асфальт.

Искать Гошу начали не сразу — зная загульный характер супруга, жена всерьез забеспокоилась лишь на вторые сутки. Еще через день его нашли в компьютерной базе городского морга судмедэкспертизы, оказавшегося закрытым из-за внезапно наступивших выходных и неведомого широкой общественности государственного праздника.

В понедельник наплакавшиеся вволю родственники прибыли в морг, получили Гошин паспорт и опознали вещи. На Гошу многоопытная сотрудница морга смотреть не рекомендовала, потому что в последнее время холодильники в этом заведении не работали. Доверившись ее мнению, вдова не глядя подмахнула акт опознания. И только на шестой день Гошу схоронили в закрытом гробу в присутствии многочисленных родных и близких.

А еще через пару дней Гоша позвонил домой и потребовал его «отсюда» забрать. Оказалось, что привезли Гошу в реанимацию одетого лишь в рваные носки и трусы с цветочками, а кто помер в его куртке и штанах, он совершенно не в курсе.

Через неделю юридически подкованная соседками Гошина жена подала иск на возмещение руководством морга материального ущерба за переданные в церковь для раздачи неимущим мужнины вещи, расходы на похороны, выпитое и съеденное прожорливыми родственниками на всех праздниках, включая похороны, поминки и воскрешение. Заодно было подано заявление в прокуратуру о возбуждении уголовного дела против муниципальных служб, включая больницу, милицию и руководство того же морга.

Тем временем столичное правосудие в очередной раз собиралось пройтись карающим мечом по криминальному кладбищенскому бизнесу, но для начала решило размяться на окраинах. Поэтому заявление потерпевших пришлось как нельзя кстати, и его незамедлительно передали руководителю московской бригады следователей Александру Петровичу. Именно так он и представился, заявившись однажды вечером в Гошину квартиру.

Выслушав детали от непосредственных участников, он пообещал «разобраться и привлечь» и на всякий случай попросил Гошу отрезать прядь своих волос и парочку ногтей для сравнительной генетической экспертизы обоих покойников — Гоши и того, что схоронили в его могиле.

Между тем Гоша остался без работы, потому что покойников не очень жалуют на любом предприятии — на его место уже взяли человека, и в отделе кадров порекомендовали для возобновления отношений сначала обзавестись паспортом.

В перерывах между восстановлением гражданского статуса Гоша с удовольствием рассказывал о своих злоключениях всем желающим, зарабатывая таким нехитрым образом на стакан портвейна и плавленый сырок. Самых недоверчивых он возил на экскурсию к своей могиле, поднимая ставки до нескольких бутылок бормотухи и оплаты проезда к месту захоронения.

Через месяц Гоша вошел во вкус новой жизни и превратился в местную достопримечательность, поэтому, когда к нему в очередной раз приехал все тот же следователь, он вполне отдавал отчет в своей ценности, как юридического казуса.

На этот раз Александр Петрович был слегка озадачен и огорошил потерпевших новой просьбой — передать ему для повторной экспертизы какую-нибудь ношенную Гошей до его смерти вещицу, желательно со следами выделений, к примеру, грязные трусы или платок. Просьба была встречена негодованием, и чистоплотная хозяйка с позором изгнала следователя из квартиры.

Во дворе Гоша догнал Александра Петровича и сообщил, что за ящик портвейна готов порадовать его своими соплями, которые вполне могли сохраниться на платке в кармане рабочей робы. Получившего авансом бутылку портвейна Гошу погрузили в прокурорскую машину и отвезли по месту бывшей работы.

На стройке выяснилось, что Гоша не ошибся — за прошедшее время никому даже в голову не пришло выбросить его вещи из шкафчика, и Гоша торжественно вручил следователю свои затвердевшие выделения, размазанные по несвежему носовому платку. И прежде чем оставить подопечного наедине с бывшими коллегами и портвейном, следователь еще раз собственноручно подстриг Гошины ногти и отрезал изрядный пучок волос.

А через неделю Гоша умер еще раз, и, умудренный жизненным опытом, проделал это в своей собственной постели. Родственники привычно всплакнули и накатанной тропой его повторно схоронили, благо Гошина могила уже освободилась стараниями сотрудников прокуратуры, эксгумировавших самозванца.

На повторный девятый день в Гошину квартиру прибыл уже почти родной следователь и застал сплотившуюся похоронную команду, разливающих далеко не первую бутылку. По старинному русскому обычаю его напоили до полусмерти и, чрезвычайно опечаленного, отправили восвояси.

И теперь Александр Петрович, слегка выпив, любит рассказывать в компаниях про этот случай. Он потрясает перед жертвами своего красноречия нотариально заверенными копиями экспертиз, показывает документы с выводами специалистов. Он сыплет юридическими терминами, номерами статей Гражданского Кодекса и цитатами из Евангелия. Особо любознательные могут взять в руки истершиеся на сгибах бумаги и убедиться в том, что биологические образцы эксгумированного трупа из Гошиной могилы, Гошины предсмертные сопли, а так же последующие срезы волос и ногтей, принадлежат одному и тому же человеку.

Психопаты.

Spoiler

Психопаты известны своей хитростью и умением манипулировать окружающими. Даже откровенный бред, излагаемый человеком с психопатическими наклонностями, может прозвучать как истина в последней инстанции. А трезвомыслящие, казалось бы, люди, не только прислушиваются к этим речам, но и нередко с ними соглашаются, как если бы они находились под гипнозом. О том, как избежать влияния среднестатистического психопата, рассказали американские психологи.

Проинтервьюировав 52 убийц, 14 из которых признаны психопатами, специалисты попросили каждого в подробностях рассказать о своем преступлении. Проанализировав полученные данные с помощью специальной компьютерной программы, ученые установили, что преступников-психопатов выдают идентичные речевые особенности. Как пояснил ведущий автор исследования, адъюнкт-профессор Корнельского университета Джеффри Хэнкок, в ходе анализа использовался математический подсчет частоты употребления тех или иных частей речи, поставленных в той или иной грамматической форме.

Прежде всего, речь психопатов не насыщена эмоциями. Если здоровый человек, описывая прошедшие события, то и дело срывается на рассказ в настоящем времени, как бы переживая все заново, то психопат рассказывает обо всем в прошедшем времени. Любое повествование — даже отчет о совершенных злодеяниях — ведется им лишь с точки зрения причинно-следственных связей.

Помимо времени, в которое поставлены глаголы, на психопатию указывает частое употребление человеком подчинительных союзов типа «потому что», «поскольку», «таким образом» и пр. Так он пытается найти для себя «рациональное» объяснение собственному поведению. «Этот паттерн позволил нам предположить, что психопаты склонны оценивать совершенные ими деяния как логический итог некоего плана (что то, что „должно было совершиться“ для достижения цели)», — сообщают авторы исследования.

В то время как большинство из нас стремятся к удовлетворению более высоких уровней потребностей, уделяя много внимания проблемам семьи, религии, духовности, чувства собственного достоинства, внимание психопатов заострено на удовлетворении основных потребностей и связанных с ними материальных ценностях — еде, питье, деньгах и т. п. Исследователи подсчитали, что они используют слова, связанные с удовлетворением естественных нужд, вдвое чаще, чем здоровые люди.

Маска здравомыслия нередко поддерживается на лице психопата посредством бессмысленного мычания. Психологи указывают, что частое прерывание речи необходимо ему для того, чтобы на ходу обдумать высказывание. Так что, если вы слышите от человека частые «ээээ», «мммм», «ааааа», это вовсе не означает, что перед вами умудренный жизнью и опытом глубокомысленный собеседник, который настолько погружен в раздумья, что ему некогда выпаливать слова одно за другим. Вполне возможно, что в этот момент он подыскивает наиболее «логичные» формулировки для описания бредовых измышлений или навязчивых идей.

Для того чтобы вычленить из потока речи слова-предатели, исследователи воспользовались инструментом, первоначально разработанным для анализа текстов, опубликованных в социальных сетях. Ученых заинтересовал вопрос, как подсознание втайне от нас самих структурирует речь, чем может демаскировать даже те слова, что призваны скрыть истинные намерения.

Психопаты составляют около 1% от общего населения и до 25% от числа лиц, отбывающих наказание в пенитенциарных учреждениях, утверждает американская статистика. Как правило, они глубоко эгоистичны, им абсолютно не свойственно сочувствие.

 

Ну, можете меня поздравить: согласно их логике, я - психопат... А ещё потенциальный портал для разной потусторонней хрени, если верить истории, написанной выше (через одну). Эх, каждый день что-то новое о себе узнаёшь, а!

И на сегодня всё. Пока!

[Кошара]

Привет всем!

Жеводанский зверь.

Познавательная статья.

Spoiler

Жеводанский зверь — прозвище волкоподобного существа, зверя-людоеда, терроризировавшего французскую провинцию Жеводан (ныне департамент Лозер), а именно селения в Маржеридских горах на юге Франции, на границе исторических регионов Овернь и Лангедок, с 1764 по 1767 год. В течение четырёх лет было совершено до 250 нападений на людей, 119 из которых закончились смертями. Об уничтожении зверя объявлялось несколько раз, а споры о его природе не завершились даже с прекращением нападений. История Жеводанского зверя считается одной из самых известных загадок Франции, наряду, например, с легендой о Железной маске.

По замечанию французского историка Жана-Марка Морисо, шумиха вокруг Зверя была дополнительно раздута газетами, как местной «Courrier d'Avignon», так и национальной «La Gazette», после окончания Семилетней войны испытывавшими потребность в сенсациях для повышения продаж.

Жеводанский зверь описывался очевидцами как хищник наподобие волка, но размером с корову, с очень широкой грудью, длинным гибким хвостом с кисточкой на конце, как у льва, вытянутой мордой, как у борзой, с небольшими заострёнными ушами и большими, выдающимися из пасти клыками. Шерсть у Зверя была, согласно большинству очевидцев, желтовато-рыжая, но вдоль хребта на спине у него была необычная полоска тёмной шерсти. Иногда речь шла о крупных тёмных пятнах на спине и боках. Стоит отметить, что такое описание почти полностью соответствует описанию хищника гиены, за исключением его размеров.

Тактика Зверя была нетипична для хищника: он в первую очередь метил в голову, раздирая лицо, и не пытался, подобно обычным хищникам, перегрызть горло или конечности. Обычно он сбивал жертву наземь стремительным броском, но позже освоил и иную тактику — приблизившись в горизонтальном положении, поднимался перед жертвой на дыбы и наносил удары передними лапами. Своих жертв он часто оставлял обезглавленными. Если Зверь был вынужден бежать, он уходил лёгкой ровной пробежкой.

Зверь явно предпочитал добычу людей скоту — в тех случаях, когда жертва оказывалась рядом со стадом коров, коз или овец, зверь нападал именно на пастуха, не обращая внимания на животных. Обычными жертвами зверя были женщины или дети — работавшие в одиночку или даже по двое и не имеющие при себе оружия. Мужчины, как правило, работавшие в поле большими группами и способные отбиться от хищника косами и вилами, жертвами его практически не становились.

Количество нападений заставляло многих людей думать, что они имеют дело не с одним Зверем, а с целой стаей. Некоторые свидетели отмечали, что спутником Зверя было подобное ему животное — взрослое либо молодое. В некоторых источниках можно встретить упоминание о том, что рядом со Зверем один или два раза видели какого-то человека, что заставляло некоторых предполагать, что Зверя выдрессировал для нападения на людей некий злодей — хотя последнее относится уже к области связанных со Зверем мифов.

Зверь никогда не попадался в капканы и ловушки, игнорировал отравленные приманки, в изобилии разбрасываемые в лесу, и в течение трёх лет успешно уходил от устраиваемых на него облав — все это свидетельствовало о том, что Жеводанский зверь вовсе не был безумным хищником, он отличался исключительным для волка интеллектом, вселявшим в невежественных крестьян уверенность в том, что они имеют дело с оборотнем — человеком, способным обращаться в волка. Как свидетельствовал эпизод с почти удавшейся попыткой застрелить зверя в октябре 1764 года, он обладал редкостной живучестью, что только подтверждало эти суеверия (оборотня можно убить только серебряной пулей). Как ни странно, именно серебряной пулей зверь — если считать им уничтоженного в 1767 году волка-людоеда — и был убит.

Первое упоминание о звере относится к 1 июня 1764 года, когда он сделал попытку напасть на крестьянку из города Лангонь, пасшую стадо коров в лесу Меркуар. Некое напоминающее волка существо выскочило из леса и бросилось на неё, но было отогнано быками из стада.

Первой жертвой зверя стала четырнадцатилетняя Жанна Буле, убитая 30 июня 1764 года близ деревни Юбак, недалеко от Лангоня. В августе им были убиты ещё двое детей — девочка и мальчик, в течение сентября зверь унёс жизни ещё 5 детей. К концу октября количество жертв достигло одиннадцати. Затем зверь на месяц исчез, что было связано с его тяжёлым ранением двумя охотниками, а 25 ноября возобновил свою «деятельность», убив 70-летнюю Катрин Валли. В общей сложности в 1764 году пострадали 27 человек.

Осенью 1764 года, когда нападения Зверя уже приняли пугающие масштабы, на его уничтожение военным губернатором Лангедока графом де Монканом был направлен отряд из 56 драгун под командованием капитана Жака Дюамеля. Драгуны провели несколько облав в окрестных лесах и перебили около сотни волков, но поймать Зверя не смогли.

В октябре 1764 года двое охотников, случайно наткнувшись на Зверя у лесной опушки, сделали по нему выстрел с расстояния не более десяти шагов. Выстрел поверг чудовище на землю, но оно тут же вскочило на лапы; второй выстрел снова заставил его упасть, однако Зверь все же сумел подняться и побежать в лес. Охотники следовали за ним по кровавым следам, однако всё, что им удалось найти — растерзанное тело жертвы Зверя — юношу 21 года, убитого в тот же день, но ранее. После этого на некоторое время нападения Зверя прекратились, но ближе к зиме возобновились снова.

Начав в декабре 1764 года практически беспрестанную череду нападений — иногда по 2—3 нападения за день, 4 нападения и два трупа за один день 27 декабря — зверь продолжил её в январе 1765 года. В течение января зверь нападал на людей 18 раз, то есть через день. К счастью, не каждое нападение оканчивалось смертью жертвы.

12 января 1765 года группа детей — тринадцатилетний Жак Портфе, с ним четыре мальчика и две девочки от 9 до 13 лет подверглись нападению Жеводанского зверя, но сумели от него отбиться, бросая в него палками и камнями (впрочем, зверь убил в тот же день малолетнего сына местного жителя де Греза). В феврале нападения продолжились с той же частотой, но зверю перестало «везти» — людям чаще удавалось от него уйти. Тем не менее, зверь в течение всей весны 1765 года нападал так же часто — через день. 5 апреля ему удалось напасть на группу из четверых детей и убить их всех — им не повезло так, как Жаку Портфе и его друзьям. Всего до 12 сентября, когда было совершено последнее убийство, Зверь унёс жизни 55 человек, в основном детей и женщин, совершив 134 нападения.

Эпизод со спасением тринадцатилетнего Жака Портфе и его товарищей от Жеводанского Зверя 12 января 1765 года привлек внимание короля Франции — Людовика XV, который наградил юношей, повелев выдать им 300 ливров. Тогда же король приказал профессиональным охотникам из Нормандии — Жану-Шарлю-Марку-Антуану Вомеслю д’Энневалю и его сыну Жану-Франсуа д’Энневалю уничтожить чудовище. Д’Энневаль-отец был одним из самых известных охотников Франции, за свою жизнь он лично убил более тысячи волков.

Отец и сын прибыли в Клермон-Ферран 17 февраля 1765 года, привезя с собой свору из восьми гончих, натасканных в охоте на волков, и посвятили несколько месяцев этой охоте. Они успели устроить несколько массовых облав, в крупнейшей из которых — 9 августа 1765 года — участвовало 117 солдат и 600 местных жителей. Тем не менее, достигнуть успеха им не удалось, а число жертв Жеводанского Зверя росло. Уже 11 августа, два дня спустя после большой облавы, Зверь словно в насмешку над охотниками напал на девушку по имени Мари-Жанна Вале. К счастью, ей удалось отбиться от Зверя. Ныне у деревни Полак в Лозере находится скульптура, изображающая это событие. Так или иначе, усилия отца и сына д’Энневалей были безуспешны.

В июне 1765 года д’Энневалей по приказу короля сменил Франсуа-Антуан де Ботерн (часто ошибочно именуемый Антуаном де Ботерном), носитель королевской аркебузы и Лейтенант Охоты. Он прибыл в Ле Мальзьё 22 июня. Де Ботерн начал методично прочесывать леса; в ходе трехмесячной охоты были истреблены 1200 волков.

20 сентября 1765 года де Ботерн и его охотники (сорок местных добровольцев, 12 собак) обнаружили необычайно крупного волка, которого и сочли Жеводанским Зверем — он был поднят собаками из кустов. Выстрел де Ботерна поразил его в плечо; Зверь попытался бежать, но выстрел одного из охотников попал ему в голову, пробив правый глаз и череп. Животное упало, но, пока охотники перезаряжали ружья, Зверь вскочил на ноги и кинулся на де Ботерна. Второй залп отбросил волка назад, и на этот раз он был убит.

Убитый де Ботерном и его охотниками волк был 80 см в холке, длиной 1,7 м и весил 60 кг. Убитый зверь был назван «волком из Шаз» по находившемуся вблизи аббатству Шаз. Де Ботерн послал королю отчёт, в котором было заявлено: «В настоящем отчёте, заверенном нашими подписями, мы заявляем, что никогда не видели волка, которого можно было бы сравнить с этим. Вот почему мы полагаем, что это именно тот страшный зверь, который причинял такой ущерб королевству». Более того, в желудке волка были найдены несколько полос красной материи — это свидетельствовало о том, что волк из Шаз был людоедом.

Чучело волка было доставлено в Версаль и предъявлено королю, де Ботерн получил значительное вознаграждение и был прославлен как герой. Однако скоро стало очевидным, что волк из Шаз не был Жеводанским зверем. Являлся ли убитый волк Зверем или нет — убийства на некоторое время прекратились.

Однако 2 декабря 1765 года Зверь вернулся, напав близ Бессер-Сент-Мари на двух детей, 14 и 7 лет, а 10 декабря тяжело ранил двух женщин около Лашана. 14 декабря у деревни Полак от него чудом спасся молодой человек, а 21 и 23 декабря на счету «воскресшего» Зверя появились новые трупы. Зимой и весной он нападал на людей не так регулярно, как год назад — по три-четыре раза в месяц. Однако летом аппетиты Жеводанского зверя обострились, и нападения участились — до 1 ноября, когда, убив 12-летнего Жан-Пьера Олье около деревни Сушер, Зверь неожиданно снова канул в никуда — тем неожиданней, что особо крупной охоты на него в это время не велось и особенно крупных волков, в отличие от предыдущего года, охотники не убивали. Всего за конец 1765 года и весь 1766 год Зверь совершил 41 нападение.

Зверь не появлялся в течение 122 дней, то есть до весны 1767 года. 2 марта 1767 года Зверь убил мальчика у деревни Понтажу и возобновил свою «кровавую жатву», причём с двойной энергией, совершив в течение одного апреля 8 нападений, а в течение одного мая — 19 (в общей сложности 36).

Граф д’Апше, не потеряв надежды уничтожить монстра, проводил в горах одну облаву за другой. Наконец, 19 июня 1767 года крупнейшая из таких облав — с участием более чем 300 охотников — увенчалась успехом: одному из них — Жану Шастелю — удалось застрелить чудовище.

Жан Шастель, будучи чрезвычайно религиозным человеком, зарядил своё ружье именно освящёнными серебряными пулями и взял с собой Библию. Во время привала Шастель раскрыл Библию и начал читать молитву, и в этот момент из чащи выпрыгнул гигантский волк. Он остановился перед Шастелем и посмотрел на него, и в этот момент Шастель выстрелил в упор, затем перезарядил ружье и выстрелил повторно. Две серебряные пули достигли цели — волк был убит наповал. Впрочем, вероятно, что все эти подробности были добавлены позже, чтобы приукрасить легенду. Благодарные жеводанцы собрали Шастелю весьма скромную награду — 72 ливра.

Тушу волка возили по всему Жеводану из города в город, чтобы убедить поселян в смерти Зверя; затем, опять же набив из неё чучело, доставили королю. Но на этот раз чучело было сделано плохо и начало разлагаться; не выдержав запах, Людовик XV велел выбросить чучело на свалку. С этого момента нападения Зверя прекратились.

Таким образом, официальные документы того времени свидетельствуют о 230 нападениях, включая 51 случай увечий и 123 смерти. Благодаря точности и сохранности церковно-приходских книг эту цифру можно считать окончательной. Другие источники увеличивают количество нападений до 306.

Как и волк, убитый де Ботерном, павший от руки Жана Шастеля зверь, отличался огромными размерами и выглядел весьма необычно для волка. Королевский нотариус, бальи королевского аббатства Шазе Рош-Этьен Марен при помощи врачей Антуана Буланже и Кур-Дамьена Буланже, а также доктора Жана-Батиста Эгульона де Ламота из Соже обмерил тело зверя и составил его описание. Убитый Шастелем зверь был мельче убитого де Ботерном — лишь 99 см от верха головы до основания хвоста (что, однако, намного больше размеров обычного волка); тем не менее, у него была непропорционально крупная голова с сильно вытянутой мордой и длинными клыками и очень длинные передние ноги. Внимание осматривавших тело привлекло весьма необычное устройство глаза, а именно наличие третьего века — тонкой мембраны, которая могла прикрывать глазное яблоко. Зверь был покрыт очень толстой серо-рыжеватой шерстью с несколькими черными полосами.

После вскрытия в желудке зверя нашли остатки предплечья маленькой девочки, погибшей накануне — следовательно, зверь был людоедом. Ряд очевидцев, видевших Жеводанского Зверя ранее, опознали его в убитом Шастелем монстре. На теле зверя нашли множество шрамов от ран разной давности; внизу правого бедренного сустава нотариус обнаружил дробовое ранение и нащупал под коленным суставом три дробинки — эту рану Зверю нанес торговец лошадьми де Лаведрин ещё в 1765 году, выстрелив в него из ружья.

Таким образом, можно с достаточной долей уверенности считать, что убитое Жаном Шастелем животное и было тем самым Жеводанским Зверем.

До тех пор, пока Зверь не был убит, о его природе строили различные предположения: например, что речь идёт о сильно преувеличенных нападениях различных волков, что это loup-garou (оборотень), что это демон, вызванный неким колдуном или же кара от Всевышнего, посланная за грехи. Современные криптозоологи дают ему разные толкования, вплоть до реликтового саблезубого тигра или вымершего в период позднего эоцена (то есть более 40 млн лет назад) древнего хищника эндрюсарха. Тем не менее, криптозоологические объяснения выглядят крайне натянутыми, поскольку нет никаких достоверных свидетельств о появлении подобных животных в Жеводане и окрестностях раньше или позже 1764—1767 годов.

Волки чрезвычайно редко нападают на людей и вообще избегают встреч с человеком, но охотно предпочитают домашний скот. Обычно крупные хищники становятся людоедами по причине травмы, когда они не в состоянии охотиться на свою привычную дичь. Жеводанский Зверь же, однако, нападал на людей и в том случае, если рядом находились домашние животные — даже такая, казалось бы, лёгкая по сравнению с человеком добыча, как козы или овцы. Никаких следов травм на нём не замечали, это было необыкновенно сильное и быстрое животное, тем более — для волка. Существует вполне обоснованное мнение, что волки в прошлом были намного крупнее, чем сейчас, но по мере их истребления измельчали. Весьма вероятно, что нападения Зверя совершались разными волками-людоедами, а не одним монстром, а фантазия крестьян, сильно преувеличив их, приписала одному-единственному зверю, значительно к тому же исказив его внешность. Таких волков могло быть три: первый, самый кровожадный, был убит де Ботерном, второй погиб осенью 1766 года по неизвестной причине, возможно, попался в одну из расставленных в лесу западней, третий же и был застрелен Шастелем в 1767 году.

Некоторые теории обращают внимание на крайне необычную для волка внешность Зверя и предполагают, что речь идет о представителе другого вида — например, чрезвычайно экзотичной для Европы гиене. Гиены двух видов, хотя и очень редко, нападают на людей: это встречающаяся в Африке, на Ближнем Востоке и в Пакистане полосатая гиена и более крупная африканская пятнистая гиена, причем последние имеют размеры до 1,3 м в длину и до 80 см в холке. При нападении на людей гиены действительно предпочитают кусать жертву в лицо, как и Жеводанский Зверь; однако гиены плохо прыгают, и у них нет той лёгкой ровной рыси при беге, что приписывалась Зверю.

Возможно, Зверь был особо крупным гибридом волка и собаки; подобные существа нередко рождаются при случках диких волков и домашних (одичавших) собак. Гибриды, в отличие от родителя-волка, не боятся людей и вполне могут напасть на человека. Этой версии придерживается французский натуралист Мишель Луи в своей книге «Жеводанский Зверь: невиновность волков», она же воспроизводится в американском сериале «Animal-X».

Некоторые детали в свидетельствах очевидцев наводят на мысль, что Зверь мог быть каким-то представителем семейства кошачьих — возможно, леопардом или пантерой. Со слов очевидцев, Зверь имел длинный хвост, легко и грациозно бегал, прыгал на жертву, хватая её пастью за лицо или за шею, рвал когтями передних лап. Эти черты характерны только для крупных кошек и совершенно несвойственны псовым или гиенам.

В контексте связанных с Жеводанским Зверем мифов особое внимание привлекает фигура Антуана Шастеля, младшего сына Жана Шастеля. Антуан Шастель был весьма необычной для французской глуши личностью — он много путешествовал, был пленен алжирскими пиратами, много лет провел в Африке среди туземцев-берберов и перенял их привычки. Антуан жил отдельно от родных, в домике, построенном в безлюдном месте на горе Мон-Мушэ, и держал множество собак — знакомые отмечали, что у него был большой талант к дрессировке животных.

Когда лейтенант де Ботерн в конце лета — начале осени 1765 года прочесывал леса в поисках Жеводанского Зверя, он столкнулся с Жаном Шастелем и двумя его сыновьями, Пьером и Антуаном. Они, как и многие другие местные охотники, также надеялись уничтожить Зверя. Между Шастелями-младшими возникла безобразная ссора, перешедшая в драку. Раздраженный де Ботерн велел арестовать всех троих Шастелей, включая и самого Жана; они были отправлены в тюрьму в Соже и провели там несколько месяцев. Странно, но вскоре после этого нападения Зверя прекратились; сам де Ботерн, конечно, связывал это с убийством волка из Шаз. Однако, после того как освобожденные во второй половине ноября 1765 года Шастели вернулись из Соже в родную деревню Бессер-Сен-Мари — свои нападения возобновил и Зверь, напав на двоих детей вблизи той же Бессер-Сен-Мари 2 декабря 1765 года. Через какое-то время после убийства Зверя Жаном Шастелем в 1767 году его сын Антуан Шастель пропал без вести и больше не появлялся в окрестностях Жеводана.

Хотя перечисленного явно недостаточно, чтобы связать Антуана Шастеля с нападениями Жеводанского Зверя, многие историки и писатели обращали особое внимание на этого персонажа. Нередко предполагается, что Антуан Шастель вывез из Африки какое-то хищное животное, вроде гиены или леопарда, выдрессировал его и приучил к охоте на людей, и именно его очевидцы раз или два видели вместе со Зверем.

Предатели.

Автор: Вор4ун 

Spoiler

Бревенчатый пятистенок стоял на границе леса. Высокий холм закрывал его зимой от студёных северных ветров, высокая стена соснового бора прикрывала от палящих лучей летом. С западной стороны жадно тянуло свои заливы Чистое озеро. Да, лучшее место для отшельничества трудно было придумать.

— Воистину, чем больше знаю я людей, тем больше нравятся собаки, — сказал Макс, почесывая живот своего пса, лежащего у его ног с блаженным выражением на морде.

Макс прятался в этой глуши уже полтора года. Предательства, одно за другим, от тех, от кого и ожидать-то не мог. Он задумался.

Первой его предала любимая девушка. Они встречались около года, когда она объявила, что беременна. Радостно так сообщила, как будто не понимала, что с рождением ребёнка рушился весь его четко выстроенный план. К чёрту летели его мечты о беззаботной и радостной жизни, о стажировках за границей этой погрязшей в проблемах страны.

Как можно быть такой безмозглой? Он так ей и объяснил, а она эгоистично ушла, бросив в лицо колечко. Естественно, финансирование её отцом его проектов сразу прекратились, и он вынужден был начинать свою карьеру с офиса, а не с престижной должности в хлебном месте.

Второй его, как ни странно, предала собака. Породистая, холёная, победительница престижных выставок — восточно-европейская овчарка. Как-то выходя из лифта, он увидел группу подростков, слово за слово... Его удержало только то, что на нём был новый кожаный плащ, подаренный женой.

«Ну, сейчас я вам устрою», — пообещал он, заходя в квартиру. Взяв собаку за ошейник, он спустился к подонкам.

— Фас! — скомандовал он собаке.

Но медалистка, поджав хвост, бросилась назад в квартиру, оставив его одного. Хулиганы, лениво попинав героя и порезав на лоскуты его плащ, разбрелись по своим делам, даже не унизив его издевками и напутствиями. На следующий день предательницу-медалистку усыпили.

Следующим был лучший друг, у которого было своё компьютерное агентство. Он взял Макса на работу, когда его попёрли из офиса, несмотря на все его заслуги, за одну единственную ошибку — продажу сведений о клиентах конкурентам. Проработав вместе больше года, «друг» сообщил, что ему надоели бесконечные аферы Макса со счетами и данными клиентов, и он отдаёт его этим, непонятно, как прозревшим, тупым «браткам» для определения его дальнейшей судьбы. Друзья так поступают? Хоть предупредил. Предатель!

В тот же вечер, собрав только самое необходимое и ценное, не сказав ни слова жене, Макс бежал. Судя по всему, за него взялись — и взялись серьёзно. Были заблокированы все карточки, не успевал он позвонить кому-нибудь из знакомых, как в поле зрения попадался бритоголовый, внимательно всматривающийся в лица прохожих. Его искали. Бежать, причём бежать туда, где даже самый шерлокохолмистый гений не сможет его найти.

Как-то, стоя на перроне и ожидая электричку, заметил щенка. Хотя щенком это создание можно было назвать чисто условно и только по непропорциональным частям тела. Ростом он был со взрослую овчарку, пепельно-серый, с умными голубыми глазами, лишь огромные лапы и большая лобастая голова выдавали в нём подростка. Он сидел внизу, у границы леса, и внимательно, склонив голову, рассматривал Макса. Макс улыбнулся лобастому и, увидев, что тот в ответ радостно завилял хвостом, сбежал к нему по ступенькам, испытывая странную радость и лёгкость, как при встрече самого родного существа. Подошёл, протянул руку, лобастый напрягся, но не убежал, лишь прикрыл глаза. Максим погладил его по спине, по телу щенка прошла лёгкая дрожь. Сзади загрохотала электричка. С досадой понимая, что не успевает, Макс повернулся и увидел, как из вагона выскочили трое парней и стали рассматривать стоящих на перроне, одного из них он узнал, этот громила шёл по его следам уже почти месяц, и только нереальное везенье Макса спасало его от встречи с ним. Услышав тихое повизгивание, беглец повернулся к щенку, тот отбежал в лес и, обернувшись, как бы звал его с собой.

— А ведь ты спас меня сегодня, — задумчиво пробубнил под нос Максим, — на сегодня ты единственный друг. Ну, показывай, что там у тебя за секреты?

Они брели неделю, обходя крупные деревни, останавливаясь в полузаброшенных, пока в одной из них мужичок не рассказал о странном егере, живущем в пятидесяти километрах отсюда и охраняющем «весь белый свет неизвестно от кого и чего», и приходящим раз в полгода в деревню за солью и спичками. Расспросив, для отвода глаз, об уже пройденной деревне, Максим с собакой направились к ней. Но, пройдя расстояние, необходимое для того, чтобы их потеряли из виду, взяли направление на Чистое озеро, недалеко от которого и жил тот таинственный егерь. Переночевав в лесу, к вечеру следующего дня они увидели бревенчатую избу, у которой стоял бородатый мужик в энцефалитке и, сжимая в руках ружьё, внимательно следил за их приближением. Макс приветственно помахал ему рукой, но страж, а выглядел он именно так, даже не шевельнулся. Подойдя ближе, путники увидели, что дом окружён тремя канавками на расстоянии метра друг от друга, первая была заполнена солью, вторая всевозможным металлическим хламом — от гвоздей и болтов, до сломанных автомобильных рессор, а третья золой.

— А дед реально чокнутый, — усмехнулся путешественник, продолжая улыбаться во весь рот.

Егерь подошёл только тогда, когда они перешагнули последний круг.

— Ещё полчаса, и не успели бы, — сказал дед вместо приветствия. — По делу или так, от скуки?

— Максим, — протянул Макс руку, — а это Лобастый.

— Не Лобастый он, а Бирюк, — сделав вид, что не заметил протянутой руки, ответил егерь. — А меня зовите Федотыч. Бирюк он потому, что одиночка, и если выбирает себе кого, то, значит, одна звезда у них.

* * *

И вот минуло полтора года. Бирюк вырос в огромного пса, не отходящего от Макса ни на шаг. Федотыч умер, рассказав Максу всё, что знал сам, и научив всем хитростям лесной жизни. Хотя Макс и не очень вслушивался в его бормотания и нравоучения, он не был таким фанатом, как старик. И ему было плевать, куда расползётся нечисть из старого кургана (а не холма, как он думал раньше), раскопанного какими-то уродами, думающими найти там золото древних. Найти-то они нашли, но не смеют выйти за пределы круга, замкнутого предшественником Федотыча. Что за сила превратила их в нечисть, Федотыч не знал, но внутри круга появлялись всё новые и новые твари, желающие одного — живой, горячей крови.

То, что егерь не сумасшедший, Макс понял через час после прибытия. Сначала забеспокоился Бирюк — кличка прилипла сразу, шерсть на его загривке поднялась дыбом и он, повизгивая, то рвался к лесу, то, поджав хвост, бежал к дому. Потом появились они. Нет, это были не раскачивающиеся, полуразложившиеся уроды, они шли, весело переговариваясь между собой, помахивая руками и даже гоняясь друг за другом как беззаботные туристы. Звали, насмехались, издевались, соблазняли, оскорбляли, пытаясь любыми способами выманить за круги, но сами шипели и отскакивали от прикосновения к первому кругу.

Через некоторое время появились другие, как сказал дед — «чудь лесная», эти да, были всякие разные, и огромные мужики с лосиными рогами, и маленькие, прячущиеся среди кочек, и девы неописуемой красоты… Эти прошли первый круг легко, чуть ли не пританцовывая, но железо их остановило.

— Это они тебя — свежего — почуяли, — ухмыльнулся егерь, глядя на Макса, время от времени теряющего связь с реальностью.

Прошло время, были дни, когда, казалось, что не выдержат круги, постоянно обновляемые Федотычем и Максом, но большинство проходили как на лесном курорте. Пока егерь не решил предать успокоившегося парня.

Рано утром, собираясь на озеро проверить сети, старик подошёл к фотографии, вставленной в раму зеркала, и сказал: «Не греши, боцман, дай рыбы собрать, не обидим». Максим знал, что на фотографии был снят бывший напарник егеря, но такой разговор слышал впервые.

Рыбалка шла отлично, сеть трудно было поднять, выбирая запутавшихся в ней сазанов и карасей. Видно, рыбина оказалась слишком крупной, когда наклонившийся над сетью старик перегнулся за борт и попросил: «Помоги, Макс, один не вытащу». Макс бросился на подмогу, и тут из воды появилась рука с вытатуированным якорем, схватившая егеря за плечо.

— Макс, руби… Топор! — закричал старик.

Но Макс, отпрыгнув к противоположному борту лодки, с ужасом понимал, что это уловка и, стоит ему прикоснутся к Федотычу, как его самого стащат вводу. Снова предательство!

Макс ухватил весло и столкнул стража в воду. Пока вода бурлила, показывая борьбу деда с обманутым монстром, Максим грёб во всю прыть, оставив сеть и рыбу победителю.

Ночью нечисть едва не прорвала кордон. Возвращаясь в панике, горе рыбак забыл обновить прореху, оставленную собственными следами, и все упыри и лешие рванули к ней в предвкушении. Спас Бирюк, пока Макс поджигал уголь, смешанный с нефтью в третьем круге, пёс рвал глотки монстрам, заваливая их телами прореху. Он едва успел перепрыгнуть разгоревшееся пламя, опалив шерсть, Максим в суете забыл оставить ему проход, но всё обошлось.

— Бирюк, пора валить отсюда, дружище, нам не выжить вдвоём в этом аду. Завтра с утра и пойдём. Хватит уже, натерпелся.

Ночью не спалось, за пределами круга раздавались то плач, то смех, то истерический визг. Заснул только под утро, провалившись в тягучий кошмар.

— Нельзя уходить, пока не пришла замена, Макс, — говорил егерь, с укором глядя на перепуганного парня, — ведь только благодаря тебе они сконцентрированы на внутренних кругах и не лезут к внешнему, ты укажешь им путь наружу, к людям.

— Какое мне дело до всех людей, я беспокоюсь о том, что дороже мне. Все, кого я знал, предали меня. Почему я должен жертвовать собой, своей молодостью, талантом ради предателей?

* * *

Солнце перевалило зенит, Макс потянулся в постели, пытаясь согнать остатки сна. Оставалось немного времени до того, как нечисть активизируется. Нужно спешить. Набив рюкзак припасами, взяв ружьё с серебряными пулями, свистнув пса, он заспешил по направлению к деревне. Пройдя две трети пути, отделяющие его от внешнего кольца, Макс заметил беспокойство Бирюка. Пёс вёл себя странно, он то рычал, то начинал скулить и виновато вилять хвостом. Тропу заступил утонувший страж.

— Возвращайся назад, Макс, сейчас не время уходить. Это очень опасно.

— Я его провожу, — раздался голос из-за деревьев.

На поляну вышло нечто. Макс именно так представлял ожившую мумию, но ему и в голову не могло прийти, что он может встретить Это в своей жизни. Огромный, обтянутый кожей череп венчал убор из золота с чёрными крыльями, тело было одето в напоминающую кольчугу куртку, сделанную из нескольких слоёв воловьей кожи. Бёдра и ноги закрывала длинная кожаная же юбка, из-под которой торчали носки какой-то странной обуви. В правой руке Оно держало трость или посох, конец которого был загнут в форме вопросительного знака, а в левой шар, производящий какое-то сияние.

— Стреляй, — прошептал егерь, оседая на землю.

Какое там? У Макса отнялось от страха всё, что могло отниматься.

— Фас! — выдохнул он, и собака пружиной полетела на чудовище.

Монстр, как клюшкой, отбил его налету. Пес, перевернувшись в воздухе, снова бросился на врага.

— Стрел-я-я-я-й, — шипел разлагающийся на тропинке старик.

Макс, осторожно перекатываясь, встав на четвереньки, продирался через подлесок. Отползя из поля зрения, он вскочил и бросился бежать за спасительные круги. Вдалеке послышался визг.

* * *

Максим обновил круг и уже собирался зайти в дом, когда увидел медленно передвигающуюся тень, следующую от леса к его дому.

— Кто бы это мог быть? Бирюк! — радостно вскрикнул он, увидев ползущего пса. — Подожду, если переползёт круги, значит, не переродился.

Пёс прополз все три круга и остановился у ног Макса.

— Пёсик ты мой хороший, выбрался, — радостно запричитал беглец. — Прости, у меня затвор заклинило, ну ты же спасся.

Собака тяжело перевернулась на спину, приглашая почесать ей живот, как это было всегда, с первого дня их знакомства.

— Ты простил меня, Бирюк, — умилённо прошептал Максим, присаживаясь и протягивая руку к окровавленному животу своего любимца. — Ну, ты чего? Не плач, я же с тобой, я тебя никогда не брошу.

Собачьи зубы сомкнулись на горле Макса.

— Пред-а-а-а-а… — захрипел он.

Пёс мотнул головой, вырывая трахею, не дав договорить любимое слово.

Лады, на сегодня всё.

Нам будет очень весело
Автор истории: Миша Клёц

Spoiler

Переезд в новый город часто даётся не особо легко, особенно для 12-летнего мальчика. Обычно появляются проблемы с адаптацией в школе, поиском новых друзей. Роме в этом плане немного повезло, так как переезд выпал на время каникул, и можно было завести друзей до начала учёбы. И буквально в первый день ему улыбнулась удача — Рома познакомился с соседским мальчиком Гришей, его ровесником, они сразу же подружились и стали проводить много времени вместе. Пару раз Рома звал нового друга к себе в гости, но тот почему-то стеснялся. Наверное, думал, что мама Романа посчитает его сорванцом и хулиганом, ведь по внешнему виду так и казалось: от него часто пахло дымом, а одежда была постоянно прожжённая (Гриша говорил, что очень любит жечь костры, хотя вместе с Ромой он никогда этим не занимался, даже не предлагал). Растрёпанные волосы дополняли образ неблагополучного ребёнка, хотя по поведению Гриша был обычным мальчишкой, хотя и немного нелюдимым.

Однажды Рома пришёл домой очень взволнованным и на вопрос мамы, что случилось, он ответил:

— Мам, оказывается, тут есть парк развлечений. Там платишь только за вход и катаешься на любой карусели! Мне Гриша о нем рассказал. И он... он... — Рома прямо-таки задыхался от волнения. — Он пригласил меня туда, его мама уже купила нам билеты. И он обещал познакомить меня со своими друзьями. Они каждые две недели туда ездят. Можно мне пойти с ними? Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

— Ну… Парк далеко отсюда?

— Нет, Гриша говорит, несколько остановок на автобусе. Пожалуйста, мам, Гриша обещал, что нам там будет очень весело. Там даже есть весёлый клоун, и он мне должен понравиться.

— Во сколько собираетесь вернуться?

— Парк работает до пяти, так что в полшестого я точно буду дома, мам. Можно поехать?

— Ну ладно, только не забудь взять телефон, я позвоню проверить, как у вас там дела.

Мама была рада, что Роме так быстро удалось найти друзей (с момента переезда прошла всего неделя), и что им есть где развлечься. Она не сильно волновалась, так как, по словам её сына, Гриша жил здесь уже 7 лет и знал местность как свои пять пальцев, а тот факт, что он стесняется зайти к ним в гости и познакомиться, лишь закрепил в её сознании образ благовоспитанного и скромного мальчика.

В предвкушении веселого дня Рома долго не мог уснуть. И даже когда уснул, увидел сон о том, как веселится с друзьями на каруселях, ест мороженое и сладкую вату и смеётся над шутками весёлого клоуна.

В одиннадцать утра, взяв телефон и деньги на проезд и мороженое, Рома пошёл на остановку, где его уже ждал Гриша. Почти сразу подошёл автобус, и мальчишки отправились в путь. Рома активно расспрашивал Гришу о парке, но тот не очень охотно отвечал — видимо, не хотел портить сюрприз, чем ещё больше подогревал интерес. Некоторые пассажиры почему-то косились на Рому, отчего тот стал говорить немного тише.

Примерно через полчаса ребята прибыли на место.

— Надо ещё пройти немного, — промолвил Гриша.

— А твои друзья уже там?

— Да, где ж им ещё быть...

Вскоре они подошли к воротам, там стояли два мальчика и девочка. Гриша представил их:

— Это Вика, а это Стёпа и Вадик.

Дети внимательно изучали нового члена их компании, что немного напрягло Рому, и он решил разрядить обстановку:

— Ну что, пойдём веселиться?

— Пойдем, — монотонно ответили трое его новых друзей.

Как ни странно, в парке было не очень-то людно. Гриша объяснил это тем, что сегодня будний день, а в выходные сюда приезжает немало народу из пригородных сёл. Многим местным парк уже поднадоел, и они сюда редко наведывались. Рома не мог понять, как может надоесть парк развлечений.

Опробовали почти все качели и аттракционы. Правда, с одними из качелей возникла небольшая неприятность: Рома, решив соскочить с них на ходу, не удержался на ногах и упал, довольно сильно ударившись грудью оземь. Даже футболка порвалась. К счастью, других повреждений не случилось, а ушибленное место перестало болеть почти сразу. Быстро забыв про этот инцидент, Рома предложил всем прокатиться на американских горках — он давно мечтал сделать это. Но все наотрез отказались, несмотря на Ромины уговоры. Одному же кататься не хотелось, так как с компанией было куда веселей.

В целом от парка и своих новых друзей Рома ожидал намного большего веселья. Гриша теперь больше общался со Стёпой, Вадимом и Викой, они были какие-то подавленные и мрачные. Да и обещанного клоуна нигде не было видно.

Кое-как дотерпев до пяти часов, Рома сказал, что уже пора бы ехать обратно, ведь парк закрывается. Гриша ответил:

— Он не закрывается.

— Как так?

— Он никогда не закрывается, — вторила Грише Вика.

Рома ничего не мог понять:

— Ты же сказал, что в пять часов парк закрывается, и мы поедем домой.

— Зачем парку закрываться, если тут всем очень весело?

— О чем вы говорите? Весь день ходите хмурые! Это так вам весело?

Гриша подошёл поближе и схватил Рому за руку. Его глаза были безжизненными и пустыми. Он сказал:

— Оставайся с нами. Нам будет очень весело. Оставайся…

Остальные постепенно стали подключаться к словам Гриши:

— Оставайся, нам будет очень весело…

Помимо уже знакомой четверки вокруг Ромы стали собираться другие дети, некоторые были с родителями. Все монотонно повторяли одни и те же слова, образовывая зловещий гул:

— Оставайся с нами, Рома, нам будет очень весело. Оставайся, нам будет очень весело…

Рома отдёрнул руку и бросился к воротам. У ворот непонятно откуда возник клоун. Он был в грязной одежде, краска на лице была хаотично размазана, взгляд его врезался прямо в глубины детской души. Он прохрипел:

— Эй, дружок, разве тебе с нами не нравится? Тут же все так весело! Оставайся!

Рома оттолкнул его в сторону и выбежал за ворота. Он бежал, не оглядываясь, до самой остановки. Автобус уже отъезжал, но водитель увидел в зеркало заднего вида бегущего парнишку и остановился. Когда Рома запрыгнул в автобус, водитель спросил:

— А ты что это тут забыл в такое время? Уже где-то лет пять на этой остановке не останавливался. С того времени, как парк закрыли. Повезло тебе, последний автобус на сегодня. Не успел бы, до утра бы на каруселях катался, ха.

— Что? Парк закрыли?

— Ну да, тут до него даже и остановки не было.

— Но… Почему его закрыли? Когда?

— Закрыли его пять лет назад, когда на американских горках трагедия случилась. Рухнули они, почти все, кто катался, погибли, ещё и смотрителя придавило, сестры моей свояк, кстати, подрабатывал там смотрителем да клоуном ещё вроде. Жалко, хороший парень был. О случае этом все местные газеты писали ещё. Теперь забылось уже, конечно. Не понимаю я этих каруселей идиотских, рискуешь убиться к чертям, так ещё и деньги за это платишь… А про место это всякое говорят. Всё больше нехорошее. Недели две назад пацан из соседнего дома туда пошёл и пропал. Мать его ждала-ждала, а потом свихнулась и повесилась. Ты малый, тоже бы не шлялся больше возле парка этого, да ещё и поздно так…

Рома с трудом верил во всё сказанное. От волнения он вертел в руках телефон. Странно, что мама ещё ни разу не позвонила. Невзначай посмотрел на телефоне время. Одиннадцать часов?! Только недавно он говорил «друзьям», что пять. Не мог же он бежать от ворот парка до остановки целых шесть часов! В голове теперь вертелась одна мысль: «Ужас, мама, наверное, в панике!».

Так и было. Дома его встретила заплаканная мама. Оказалось, причина её беспокойства была не только в позднем возвращении сына.

— Мам, прости, я не хотел поздно возвращаться, просто там в парке…

— В каком ещё парке?! Ты хоть знаешь, как я переживала?! Я тебе звонила весь день, ты был недоступен! В семь часов я позвонила в милицию. Когда они приехали, я сказала, что ты поехал в парк развлечений с другом Гришей. На это они сказали, что парк уже пять лет как не работает! Потом ещё Гриша… Ты говорил, что он живёт в соседнем подъезде. Так вот, участковый заверил, что в том подъезде сейчас вообще нет семей с детьми 12 лет. Там жила семья с сыном по имени Гриша, но они съехали после того, как их сын, будучи один в квартире, устроил пожар и погиб. Рома, ты понимаешь, что теперь с нами будет?!

— Что… будет? — удивлённо переспросил Рома. Последняя мамина фраза озадачила его.

Мама наклонилась над мальчиком и поцеловала его в голову:

— Собирайся… Нечего нам тут больше делать.

Глаза Ромы округлились, а дыхание перехватило от ужаса: на маминой шее отчётливо выделялась багровая полоса.

— Пошли… Нам будет очень весело.

Мама подошла к Роме и одёрнула футболку так, чтобы в прорехе не было видно глубокой раны. Пика арматурины, на которую он упал с качелей, пробила грудь мальчику точно напротив сердца.

Преследующая тварь
Автор: Дима Титов

Spoiler

Здравствуйте, меня зовут Дима. Мне 24 года и недавно со мной произошла одна история оставившая след на психике. Я живу в городе Рязань и на той недели, в выходные, в ночь, со второго на третье марта, возвращался, на автомобиле, домой из Подольска. Ездил туда на день рождение двоюродного брата, ему исполнилось 14 лет, сидели семейным кругом и, так вышло, что, как планировалось ранее, остаться на ночь не получалось и нужно было ехать в Рязань. В силу обстоятельств выехать пришлось в 11 вечера, так что ехал уже ночью. Езжу я, исходя из соображений безопасности, не быстро, так что такой маршрут занимает почти 3 часа. Так вот, значит, еду я, глаза понемногу начинают закрываться, но бдительность… переключаю радиоволну, нахожу что-то бодренькое, закидываю в рот несколько кофейных конфеток. На часах без пятнадцати час, на дороге, на удивление, пусто, лишь изредка проезжают навстречу автомобили. Еду по ненаселенному пункту и смотрю, на обочине движется женский силуэт, немного покачиваясь, лицом по направлению движения, т.е. спиной ко мне. Немного сбавляю скорость, проезжаю мимо и хотел, было, уже уехать, так как незнакомцев в свой автомобиль не сажаю принципиально, но тут подумал, что мало ли какая ситуация, тем более девушка. Да и в дороге будет с кем поболтать, отвлечься от сна. Обгоняю я ее и останавливаюсь метрах в десяти, может меньше. Остановился, и смотрю в зеркало заднего вида. Немного показалось странным то, как она одета. Укутанная в какой-то толи платок, толи еще что, в общем, особого значения не придал, сейчас «мода» такая, что удивляться уже не приходится. Ну не в этом дело, значит, как только я остановился и уставился на нее в зеркало, увидел, что она тоже остановилась и даже, может, показалось, попятилась назад. «Ну – думаю – ничего удивительного! В такое время останавливается машина, было бы ненормально, если бы она НЕ испугалась». Решил что, наверное, надо как то показать, что никакой угрозы я не представляю и, открыв дверь автомобиля, вышел на дорогу, точнее на обочину и, сделав пару шагов, громко сказал, не помню точно, но что-то вроде: «девушка, вас подвезти? У вас все в порядке?». Немного прищурился, пытаясь разглядеть лицо. Ну, особа как стояла, так никакой реакции от нее и не последовало. Я еще подумал, что наверняка пьяная. Стоим мы, лицом друг к другу, молчим. Я хотел было подойти поближе, но в этот момент, подступило, не сильное, чувство тревоги… до этого момента я находил ситуацию исключительно увлекательной, приключенческой, но сейчас уже, начал немного оценивать ситуацию по другому, да оно мне вообще надо? Может наркоманка, какая ни будь, набросится на меня еще! В общем, я открыл дверь машины, одну ногу уже занес во внутрь и на последок еще раз произнес: «Я поехал! Вам точно не нужна помощь?». Силуэт еле уловимо качнулся и начал движение по направлению ко мне. Казалось бы, ну,наверное, она наконец одумалась и решила составить мне компанию в дороге. Но на деле, в этот самый момент, мне стало дико стремно. Я, даже, под действием испуга, немного сжался. Девушка уже уверенными шагами подходила к моему авто, лицо ее скрывала тень платка или капюшона (я так и не понял) но тут, в свете задних фонарей, я увидел ее руки, точнее кисти рук, которые выглядывали из-под ткани ее облачения. Сначала я даже не успел испугаться, скорее информация обрабатывалась в моей голове: кожа рук была синевато-бледного цвета, с ужасными глубокими язвами, которые было отчетливо видно, а ногти имели грязно коричневый цвет и были длинные и кривые. Дикий ужас подступил так же внезапно, как и желание сесть в машину и утопить педаль газа, что я и сделал. В горле у меня стоял ком, в груди колотилось, я думал, сердце сейчас выпрыгнет. Рефлекторно, я закрыл за собой дверь и ткнул на кнопку блокировки дверей. Дикий страх не дал мне даже повернуть голову налево, в сторону окна, за которым уже стояла причина моей паники. В общем руки ноги ходили ходуном, и первая попытка уехать не увенчалась успехом… машина заглохла.

«Тук-тук-тук» раздался звук слева от меня. В этот момент время будто замерло. Почему то я уже не пытался судорожно провернуть ключ в замке зажигания. Я медленно повернул голову и посмотрел прямо на то, что стояло рядом с моим автомобилем. То, что я изначально принял за девушку, оказалось вовсе не ей. Скорее это был мужчина, хотя это утверждение, тоже довольно спорное. Из под, как я увидел в близи, старых лохмотьев, прямо на меня, смотрели два черных глаза, не имеющих не белка, не радужки, только чернота. Кожа на безволосой голове, как и на руках, была с синим оттенком, покрытая язвами и глубокими трещинами. Нос представлял собой две дырки. В этот момент, существо (по другому не назовешь) разомкнуло губы, обнажив тонкие, растущие в несколько рядов, зубы. Почему это случилось именно со мной? Зачем я остановился?

Я медленно, правой рукой, взялся за ключ и провернул его. Машина завелась. «Тук-тук-тук» снова раздалось от бокового стекла. Каждый удар проносил волну мурашек по моему телу. Я уверенно провернул ключ, воткнул передачу и, утопив педаль газа, поехал. Через секунд десять стрелка спидометра перевалила за сотню, и я, наконец, почувствовав хоть какую то безопасность, как позже окажется не на долго, оторвал взгляд от дороги и посмотрел в зеркало заднего вида. На том месте уже никого не было. В состоянии шока я подумал, что может уже уехал слишком далеко. Рев мотора несколько отвлек меня, я заметил, что уложил стрелку тахометра, забыл переключить повышенную передачу. Немного начало отпускать. Начало…пока я краем глаза, не заметил черный холодный взгляд, смотрящий на меня с правой стороны, где была обочина. Я еще раз глянул на панель приборов, этого не может быть, я ехал со скоростью 150 км/ч и существо бежало рядом, уставившись прямо на меня. В этот момент на глазах проступили слезы. Я вслух просил свой автомобиль ехать быстрее. В голове проворачивал самые неприятные сценарии развития этой ситуации. Мне казалось, что существо сейчас одним прыжком, сквозь окно, ворвется в мою машину и разорвет меня. Я разгонялся все быстрее и быстрее, посмотреть направо и снова столкнуться взглядами с ним мне мужества не хватило. Я несся как сумасшедший, в голове стоял шум бешеных эмоций, шок, ужас. Не знаю, сколько я так ехал, боясь взглянуть в сторону преследователя, я даже не знал рядом ли оно или может уже давно отстало, но наконец доехал до каких-то построек, увидел припаркованные машины, в этот момент навстречу мне проехало несколько машин, немного ослепив фарами. Я словно пришел в себя, немного снизил скорость, посмотрел по сторонам. Не увидев рядом причину моего шокового состояния, я начал себя всячески успокаивать, пытался внушить себе, что этому всему есть логическое объяснения. Хотя такого объяснения я придумать не мог. Если честно, то хотелось просто проснуться и обнаружить, что все это сон. Несмотря на то, что я, уже чувствовал себя более менее в безопасности, на дороги стало как то по живее и уже проезжал мимо поста гаи, чувство тревоги все равно не покидало мою голову.

В общем, приехав в Рязань, доехав до своего дома, припарковал машину, но прежде чем выйти, еще раз внимательно посмотрел вокруг. У моего подъезда стоял сосед. Это придало мне уверенности, я вышел из машины, быстрым шагом дошел до подъезда, поздоровался. Сосед сказал мне: «Дим, ты как будто приведение увидел». Я бегом поднялся на свой пятый этаж, закрылся в квартире. Дома бал один. Позвонил своим, сообщил, что добрался до дома. Немного посидев в интернете, попытался найти похожие ситуации, но, прочитав пару историю людей, понял, что от этого только хуже становится и надо бы ложиться спать, выключил комп и улегся под одеяло. На часах было половина третьего.

Сон перебил звук брелка сигнализации. Брелок пищал, а на дисплее горел значок «удар по лобовому стеклу». Такое бывает иногда и без ведомых причин…может кошка, может самолет пролетел низко (недалеко аэропорт). Подошел к окну и взглянул на свою машину. Что было дальше догадаться не сложно. Я выронил ключи из рук. У моего автомобиля стояло то самое существо, вытаращив свои черные глаза прямо в мое окно. Оно смотрело прямо на меня. Этого просто не может быть – думал я. Я побежал в другую комнату, схватил фотоаппарат, вернулся к окну. Оно стояло и смотрело на меня, облизывая губы своим черным языком. Я направил объектив и сделал снимок. Убедившись, что снимок получился, я снова взглянул в окно. Никого не было. Что мне делать я не знал. А такую историю никто не поверит и сочтет меня сумасшедшим. Хорошо, что я успел сфотографировать. Я пошел в ванную комнату, умыть лицо, но не успел дойти, как услышал звук медленного царапания по входной двери. У меня от страха потемнело в глазах, все было как в тумане. Подойдя к ней ближе, я услышал знакомое: «тук-тук-тук».

Спать я ночью так и не лег. В глазок посмотреть смелости не хватило. Сегодня уже 7 марта. Из дома не выходил. Каждую ночь выглядываю в окно и вижу его. Оно все равно доберется до меня, это лишь вопрос времени.

Настоящий ад.
Уголок параноика.

Spoiler

То что я напишу покажется тебе бредом, но я просто не знаю что делать. Наверное бессмысленно что-то писать сюда, особенно учитывая всё то, что я уже знаю. Но по порядку. Возможно ты такой же технарь-скептик, каким был я. Я не верил в богов, рай или ад и жизнь после смерти. Всё это казалось сначала детскими сказками, потом способом управлять людьми, потом полной глупостью, не заслуживающей внимания. Но я ошибался. Не знаю насчет Бога или рая, но ад точно есть. Нет, анон, никаких сковородок или чертей с вилами, никакого суда, света в конце тоннеля, или что там ещё любят описывать, всё просто. Пугающе просто.
Аварии, авиакатастрофы, тысячи способов попасть сюда, объединяет которые только одно: попавшие сюда думают, что ещё живы. И я думал. Переход незаметен. Ехал в такси, попали в аварию, меня вытащили, но правую руку ампутировали. Больница, инвалидность, потеря работы и смысла жизни. Моя "жизнь" здесь продолжалась три месяца. Три кошмарных месяца, в которые мои родители, бывшие милыми и добрыми людьми, превратились в озлобленных скотов, постоянно грызущихся между собой и вымещающих обиду и злобу на мне.
Я жил под постоянным давлением, кажется, несчастья преследовали меня во всём. Даже не считая родителей, соседи с перфораторами, орущее быдло под окнами, гопота на улицах, бессонница и ночные кошмары, в дополнение ко всему крайне плохое самочувствие без видимой причины, мелкие или крупные неудачи заполняли собой всё время в моей жизни. В конце прошлого месяца всё изменилось.
Был конец ноября. Я проснулся от криков, это была очередная семейная ссора. Я закрылся одеялом и надеялся, что в этот раз она меня не коснется. Не повезло. Когда крики прекратились, в мою комнату вошел отец, сдернул с меня одеяло, вломил затрещину. Кричал то же что и обычно, - "Если бы ты только сдох в той аварии, у нас всё было бы хорошо!", ударил меня ещё несколько раз, потом оделся и ушел на улицу.
Тогда я вышел из комнаты и увидел мать. Она лежала в луже крови. Вызвал ментов. Оделся и вышел к подъезду. Очень боялся встретить отца.
Теперь я жил один. Эти десять дней показались мне настоящим раем. Никто на меня не кричал, никто не бил и не обвинял во всех грехах. Неудач меньше не стало, когда кончились продукты и пришлось выбираться из дома, меня отпиздили гопники. Отобрали деньги и телефон. Вернулся домой. Звонил ментам. Послали на хрен. На следующий день голод снова выгнал меня в магазин. Закупил консервов, пельменей и бичпакетов на месяц.
Так бы могло продолжаться долго, но позавчера ночью случилось это.
Я вис в интернете. Сидел так всю ночь, ближе к рассвету вышел в коридор и охренел. Передо мной стоял какой-то мужик, которого я раньше никогда не видел.
Я, естественно, отложил кирпичей, в памяти всё ещё были свежи недавние крипи треды и тонны пасты, переваренной за ночь. Мужик просто стоял и смотрел на меня. Я замер. Так продолжалось около пяти секунд, потом я ломанулся в комнату и захлопнул за собой дверь, подпер её плечом и стал прислушиваться. В коридоре было тихо. Спустя полчаса я немного успокоился, взял кухонный нож со стола и пошел в коридор, твердя про себя что-то про то, что нёх не существует и это всё - просто моё больное воображение. Мужик никуда не пропал. Он стоял всё там же и не двигался. Я не нашел ничего лучше, как спросить его "Эй, ты кто?!", попутно проклиная себя за идиотизм.
"Успокоился наконец?" - его голос прозвучал сразу со всех сторон, стало невыносимо страшно, хотелось снова забиться в свою комнату, но тело не слушалось. Вместо этого я просто стоял и смотрел в его ебаные глаза, ежесекундно высирая кирпичи.
Он начал рассказывать про то, что же со мной произошло, делал он это монотонным уставшим голосом, как человек, которому приходилось по двадцать раз на дню повторять эти слова.
Говорил, что я умер в той аварии, что я попал в Ад, рассказывал о том, как тут всё устроено, что этот Ад персонально мой, "Гордись, этот мир создан специально для тебя", сказал, что все люди здесь ненастоящие и всё подчиняется одной цели - сделать моё существование невыносимым. Дальше будет только хуже.
Я очнулся от того, что упал. Кажется я уснул стоя. Было уже светло. Наверное, это самое ужасное из всего, что случалось здесь - осознавать, что ты умер. Как в конце какого нибудь ужастика или крипипасты, когда узнаешь, что человек, с которым ты разговаривал три минуты назад, уже неделю как мертв.
В тот же вечер я набрал в ванную горячей воды и, держа нож в зубах, вскрыл себе вены.
Очнулся в ванной. Очень холодно. Не могу пошевелиться. Адски воняет мертвечиной. Отключился.
Очнулся от знакомого голоса. Он говорил что мне не убежать отсюда, что мертвые не умирают. Потом снова рассказывал про ад. Я не слушал. Закончил он фразой "Полежи тут пока, это будет твоим наказанием." и вышел из ванной.
Не знаю, как долго я провел в вонючей холодной жиже, но все-таки нашел в себе силы встать. Отмыл ванную, попытался отмыть запах мертвечины, но ничего не вышло. Что удивительно, я был жив. Раны на запястьях как будто никогда не было.
Сегодня он появился снова. Спросил, усвоил ли я урок. Я ответил что больше не буду пытаться себя убить. Весь вечер я расспрашивал его. Оказалось, что он знает обо мне всё то, что я сам о себе знаю. Спросил, может ли он вернуть мне руку. Он злорадно усмехнулся, как будто давно этого ждал и мне стало не по себе. Оказалось, что он может дать мне всё, чего я пожелаю, но с условием, что дав мне что-либо, он лишит меня чего-то равноценного.
Он позволил выбирать, но я не смог придумать ничего, что было бы равноценно возврату руки. В итоге сделка всё же состоялась. Сейчас ночь. Я сижу и набираю этот пост двумя руками, а коридор в моей квартире меряет тихими шагами тварь, готовая снова оторвать мне руку, если я только попадусь ей на глаза. Она будет здесь каждую ночь. Но я не попадусь.
Я знаю что вы - такая же часть моего ада, как и всё остальное здесь, но всё равно я это пишу. Бессмыслица. В голове пульсирует боль и спутанные мысли. От моего тела до сих пор веет запахом разложения, не знаю выветрится ли он вообще. Может быть этот пост поможет мне разобраться во всём что случилось в последние три месяца, может и нет, но думаю мне станет немного легче.

 

Прекрати курить, что не надо, чувак!

З.Ы. Наркоман, да ещё битард, и к тому же инвалид в довеск. Пожалуй, я понимаю его родителей.

Джек-прыгун.
Познавательная статья.

Spoiler

Несколько лет в течение XIX века Лондон терроризировали два подлинных монстра в человеческом обличье, оба по имени Джек и про обоих мы ничего доподлинно не знаем и сегодня. Одного звали Джек-Потрошитель, второй же был еще более неправдоподобной фигурой, возможно, что и нечеловеком — Джек-Прыгун. История этого Джека начинается в сентябре 1837 года, когда трое женщин и один мужчина порознь, но всякий раз в Лондоне или вблизи него подверглись нападению таинственного облаченного в плащ существа с торчащими острыми ушами, когтями вместо пальцев и огромными навыкате глазами, похожими на пылающие шары. Это существо могло изрыгать языки пламени, проле­тать по воздуху огромные расстояния, одним прыжком взбираться на стены или дома, поэтому все попытки поймать его кончались ничем.

Вечером 18 февраля 1838 года две девочки-подростка Маргарет и Люси Скейлзы возвращались домой от старшего брата и шли через Лаймхаус. Вдруг высокое, похожее на привидение существо с маленькой лампой в руках выступило им навстречу из темноты, окутывающей начало Аллеи зеленого дракона. Не говоря ни слова, создание разинуло рот и пыхнуло прямо Люси в лицо голубым пламенем. Минутой поз­же, когда Люси повалилась на землю, от страха корчась в судорогах, которые не прекращались несколько часов, привидение исчезло.

Две ночи спустя в Восточном Лондоне кто-то позвонил в дом, где жила семья Элсоп. Дверь открыла их восемнадцатилетняя дочь Джейн. Она увидела, что в тени стоит высокий худой человек, одетый в широкий плащ и что-то вроде шлема. Подумав, что перед ней полицейский, девушка сделала шаг ему навстречу, и незнакомец прокричал ей, чтобы она срочно вынесла свечу — его товарищи поймали проклятого Джека-Прыгуна. Она зажгла свечу и бегом бросилась обратно, но когда вручила ее предполагаемому полицейскому, с ней случился шок. Как написала об этом газета The Times,

«…незнакомец скинул плащ, прижал к груди свечу, и девушка увидела его во всем ужасном обличье: он дохнул клубами синего и белого пламени, а глаза его были похожи на огненные красные шары.. На нем был огромный шлем, а его одежда (тушка), которая облегала его очень плотно, показалась ей похожей на старую промасленную кожу…» ?

Но самое страшное ждало девушку впереди. Практически ослепленная пламенем, Джейн отступила назад, но изувер вцепился в нее копями, которые показались девушке сделанными из металла и такими острыми, как у огромного зверя или хищной птицы, и стал раздирать на ней одежду и кожу на плечах, шее и руках.

Вне себя от боли и ужаса Джейн сумела вырваться и бросилась к дверям . дома, но мучитель оказался проворнее и, вновь настигнув ее, стал вырывать ей волосы и терзать ее. Но тут на ее безумные крики из дома выбежали две ее сестры и отбили ее.

Девушки бросились домой и заперли за собой дверь, но Джек-Прыгун не уходил до тех пор, пока на дикие крики высунувшихся в окно Элсопов не прибежал оказавшийся неподалеку полицейский. Увидев его, Джек-Прыгун удрал, в несколько прыжков преодолев поле и потеряв в спешке плащ.

До поры до времени пугающие нападения Прыгуна не приводили к фатальным последствиям. Но все изменилось в 1845 году, когда Джек в одночасье из полоумного сумасшедшего превратился в хладнокровного убийцу. В то время Якобс-Айленд в Бермондси был районом трущоб, где убогие, рассыпающиеся дома окружали болота, и все пропитывал запах страдания и смерти.

Здесь в нищете и убожестве тянули свои дни опустившиеся, выброшенные из жизни люди, среди которых была и 13-летняя проститутка Мария Дэвис. В тот злосчастный день она у всех на глазах шла по мостку, перекинутому через Глупую канаву, самый гнилой участок топи, и вдруг прямо перед ней появился Джек-Прыгун. Вцепившись девочке в плечи, он дохнул ей в лицо огнем, а потом размеренным движением поднял перепуганного ребенка и швырнул с моста прямо в гиблое болото, которое тут же утянуло его вглубь. Прежде чем оторопевшие свидетели успели хоть что-то предпринять, Джек исчез так же молниеносно, как и появился, предоставив полиции возможность переворошить землечерпалками ил и тину в Глупой канаве в поисках тела Марии Дэвис.

Идентифицировать Джека-Прыгуна так и не удалось. Единственным более-менее реальным претендентом был Генрих, маркиз Уотерфордский, прославившийся своим пристрастием к садистским шуткам. Его телосложение и выпученные глаза подходят под описания Джека-Прыгуна, и известно, что во время нескольких нападений он находился поблизости. Более того, во время одного из прославленных «исчезновений» Джека-Прыгуна его плащ распахнулся и обнажил овершие фамильного герба с большой буквой W. Но Уотерфорд в 1859 году умер, а нападения Джека-Прыгуна продолжались еще долгие годы и распространились вплоть до Восточной Англии и Эвертона в Ливерпуле, места его последнего явления в сентябре 1904 года.

Столь же необъяснимы и его загадочные способности. Распространенное представление о том, что своей потрясающей прыгучестью он обязан ботинкам на мощных пружинах, было полностью (и весьма болезненно) опровергнуто в ходе Второй мировой войны солдатами вермахта, которые использовали такую обувь и пытались повторить трюки Джека. Успеха не добился никто, зато многие переломали себе лодыжки. Столь же бесполезно сопоставлять его умение извергать пламя с фокусами пожирателей огня, ибо последние не в состоянии выпускать огонь наружу, как то делал Джек. А как можно объяснить его острые, как нож, когти и жуткие пылающие глаза?

Некоторые исследователи считают Джека-Прыгуна не человеком, а пришельцем из другого измерения или планеты. Любопытно, что 18 июня 1953 года трое жителей Техаса наблюдали, как существо, сложением и прыгучестью напоминающее Джека, вскочило на дерево. Оттуда оно бесследно исчезло, и в ту же секунду неустановленный, похожий на ракету объект с ревом рванул в облака.

Было ли это новым визитом Джека-Прыгуна или его собрата? Если так, давайте надеяться, что наш век приглянулся ему меньше прошлого и что больше Джек никогда не вернется!

 

Также необходимо упомянуть о Пераке — персонаже чешских легенд времён Второй мировой войны, который обладал схожими с Джеком-прыгуном способностями: прыгучестью, неуловимостью; в их внешнем облике также имеется немало схожих черт. Перак — прекрасный пример того, насколько широкий резонанс и вливание в иной городской фольклор может иметь городская легенда. Сначала про Перака писали комиксы (главным автором был Майк Даш), а затем режиссёр Иржи Трнка даже снял мультфильм, где он сражался с офицерами СС.

И на сегодня всё. Пока.

Привет всем!

Сегодня решил учинить набиг на самиздат. Итак, Что же там нового появилось?

Тенета Исповедника.

Автор: Матюшина Антонина.

Spoiler

Анна бежала. Бежала по растрескавшемуся, норовящему уйти из-под ног асфальту старой парковой дорожки. Тонкие каблуки туфель, словно нарочно то и дело застревали в трещинах, но разуться молодая женщина не решалась - босая, она непременно изранит ступни и тогда точно никуда не убежит.
Тяжелый топот преследователя неумолимо приближался. И неудивительно - мужчине не требовалось сражаться с собственной обувью. Ребристые подошвы тяжелых ботинок при каждом шаге с хрустом крошили покрытие парковой дорожки, Анне не надо было напрягать воображение, чтобы это представить.
Место, в котором она оказалась в надежде оторваться от преследователя, вполне заслуженно пользовалось дурной славой. Старые деревья, полвека назад исковерканные дыханием Излома, сумрачное марево которого опоясало город, не только не умерли, как можно было ожидать, но, наоборот, густо разрослись, превратив некогда ухоженный городской парк в жуткую даже на вид непролазную чащобу. Только по дорожкам, если повезет, можно было пройти относительно безопасно. И только днем. Смельчаки, которые на свой страх и риск пытались пройти через парк на закате или срезать путь через заросли, минуя немногочисленные дорожки, исчезали без следа. Только один, последний, сумел выйти. Абсолютно седой, с кровавой коркой на пол-лица и рваными ранами по всему телу, лишившийся правой руки до локтя и, по словам очевидцев, совершенно безумный, он вышел из парка два дня спустя, успев прохрипеть случайным свидетелям его появления несколько слов об Исповеднике и гигантской паутине в глубине парка, перед тем как забиться в агонии. Парк, задолго до того приобретший нехорошую славу, после этого случая получил и название - Тенета Исповедника...
Выяснять, кто такой Исповедник, и о какой паутине говорил несчастный, никто не решился - слишком много разных тварей породил и продолжал порождать Излом. Впрочем, некоторые считали, что дело обстоит наоборот - не Излом порождает тварей, выплевывая их на улицы города, а город постепенно погружается в Излом.
Но сейчас Анне было не до экскурсов в историю. На очередном повороте всегда считавшаяся безопасной дорожка вдруг вспухла под ногами, как назревший гнойник, женщина оступилась и с испуганным криком завалилась на разросшийся кустарник, некогда бывший живой изгородью. Новый, полный ужаса вопль раздался, когда гибкие плети ветвей обвились вокруг тела и отбросили её прочь, после чего крепко переплелись, намертво преграждая путь обратно на дорожку.
Тихонько всхлипывая от страха, Анна с трудом встала на четвереньки... да так и осталась - ватные ноги отказывались держать, а костюм... какая разница, что там с костюмом, если ей отсюда теперь не выйти? Едва успев об этом подумать, молодая женщина тихо завыла, не в силах справиться с подступившим отчаянием. Не выйти. На дорожке был шанс. Призрачный, но он был. Здесь - нет. Потому что оставшийся за живой изгородью преследователь, в отличие от загадочного Исповедника, был человеком. Излом коверкал не только деревья. Жители города, все, не только люди, тоже подвергались его воздействию.
Но дыхание Излома - не радиация, его мишенью становились не только тела людей и не только их души. Оно пропитало воздух, стены домов, вместе с водой текло по трубам, невесомой пылью оседало на любой поверхности, постепенно превращая все большие территории в городе в населенные невиданными прежде тварями смертельные ловушки. И Тенета Исповедника в их негласном списке стояли на почетном втором месте. Первое занимало кладбище за чертой города. Именно там все началось пятьдесят три года назад. Рискнувших сунуться на кладбище смельчаками не называли. Их уничтожали на месте, стоило им выйти из-за проржавевшей ограды - расстреливали, обезглавливали и сжигали. То, что до Излома казалось немыслимым варварством и средневековым мракобесием, теперь стало залогом выживания. Так же поступали и с чужаками, которым не повезло выйти из Излома на территории кладбища.
Чужаки. Пришельцы из того, старого мира, в котором остались автомобили, телевидение и интернет. Мужчины и иногда - очень редко - женщины с мертвыми глазами и хищными повадками. Излом притягивал их, как пламя свечи притягивает бабочек, переплавляя в своем горниле и выплевывая на улицы города. Именно такой чужак открыл охоту на Анну этим вечером, загнав прямиком в Тенета. Причем, как оказалось, в самом прямом смысле - тускло мерцающие в сумраке под деревьями серебристые нити складывались в легко узнаваемый узор паутины.
Затянутый в проклепанную черную кожу чужак мощным прыжком перемахнул через преградившую Анне путь к спасению кустарниковую изгородь и, увидев женщину стоящей на четвереньках - подняться она так и не успела - торжествующе ухмыльнулся:
- А вот и я куколка! - продемонстрировав в хищном оскале крупноватые, но вполне человеческие клыки.
В следующий миг за спиной Анны раздалось ритмичное сухое пощелкивание, и крошечную полянку накрыла тень.
- Эт-то что за хрень?! - чужак попятился, выбрасывая перед собой руку.
Еще один щелчок, на этот раз металлический, и в руке мужчины быстро, точно змеиное жало, возникает лезвие ножа.
Анна шарахнулась в сторону, пытаясь одновременно оглянуться на Исповедника - а кто еще мог тут появиться, кроме хозяина этих мест? - и не выпустить из поля зрения вооруженного и от страха ставшего еще более опасным и непредсказуемым чужака. Но приятный, вполне человеческий, совершенно не похожий на рычание чужака, голос, раздавшийся откуда-то сверху из-за спины, заставил её испуганно застыть:
- Не надо, дитя. Пока не стоит.
- Что ты, черт побери, за тварь? - чужак теперь походил на попавшего а капкан зверя, а в еще минуту назад светившихся мрачным предвкушением глазах плескался неприкрытый страх.
- Дитя, - снова заговорил невидимый Исповедник, - встань.
И добавил:
- Прошу тебя.
Анна вскочила на ноги раньше, чем он успел договорить. В груди затеплилась робкая надежда на спасение... Но оборачиваться все равно не рискнула - судя по лицу чужака, Исповедник был кем угодно, но не обычным человеком. А страх перед возможной мучительной смертью надежно похоронил любопытство на задворках сознания.
- Иди вперед, - голос по-прежнему был мягкий, но не услышать приказные нотки было невозможно.
Молодая женщина послушно зашагала вперед, прямо на живую изгородь, которая тут же пришла в движение. Чужак вскинул руку с зажатым в ней ножом и бросился на неё:
- Так ты это подстроила! С-су-ууука...
Что-то внезапно мелькнуло перед лицом и мужчина, обливаясь кровью, рухнул на землю. Очередной раз испуганно вскрикнув, Анна отскочила в сторону... и оказалась лицом к лицу с Исповедником. Увиденное заставило её судорожно зажать ладонью рот, сдерживая вопль ужаса.
Исповедник навис над ней с выражением бесконечного терпения на лице, которое могло бы принадлежать мужчине лет шестидесяти. Яркие голубые глаза с тонкими лучиками смешливых морщинок, тонкие сухие губы, сложенные в благожелательной улыбке, не открывающей, впрочем, зубов, что как-то незаметно придало ей "инквизиторский" оттенок, и ореол необычно остриженных белоснежных волос. Невероятно мускулистые плечи и верхняя часть торса были, как и лицо, вполне человеческими, но руки от локтей и тело ниже грудной клетки... принадлежали гигантскому насекомому. Всмотревшись в густеющем сумраке в руки... конечности Исповедника, аккуратно прижатые к туловищу и сложенные в подобии молитвенного жеста, Анна вспомнила иллюстрацию из какой-то книги родителей, сохранившейся после Излома, а вместе с ней и название насекомого, чудовищным подобием которого был Исповедник.
Богомол.
Существо не двигалось, то ли давая себя рассмотреть, то ли... Улыбка медленно сползала с таких человеческих губ, превращаясь в маску печали. Анна тряхнула головой. Страх незаметно пропал, сменившись безразличием. Наверное, то же самое чувствует мышь, слишком долго находившаяся в мягких лапах поймавшего её кота.
- Иди с миром, дитя, - услышала она. - Иди. Тенета пропустят тебя.
Заторможенно кивнув, Анна повернулась к кустам, образовавшим довольно широкий проход, но тут же обернулась обратно.
- А он? - указывая на чужака.
Исповедник одобрительно улыбнулся:
- Я не ошибся в тебе, дитя. У тебя чистая душа. Чистая и добрая, - но тут же холодно припечатал:
- А у него - нет! Он мой.
- А...
- Нет, дитя. Будь он чист, Излом не призвал бы его, - чудовищное существо совершенно человеческим жестом печально покачало головой. - К тому же чистые душой не охотятся на себе подобных. Иди же и знай, что, пока твоя душа будет сохранять чистоту, этот путь для тебя открыт - Тенета не причинят тебе вреда.
Анна благодарно кивнула. Возвращаться сюда она не собиралась, но... всякое бывает. Вышла на дорожку и, нервно облизав губы, снова встретилась взглядом с Исповедником, не решаясь вслух произнести то, о чем сумела догадаться за время беседы. Но тот понял.
- Да, дитя. Ты все поняла правильно - раньше я был человеком. Но большего я тебе не скажу.
Резкий рывок и хрипящий чужак забился в жестком захвате Исповедника, а сам хозяин Тенет уже развернулся к женщине спиной, унося жертву куда-то вглубь зарослей.
Анна тряхнула головой, проясняя мысли, и быстро, едва не срываясь на бег, направилась к себе домой, старательно гоня последнее воспоминание об Исповеднике - чуть светящийся в сумерках ореол белых волос вокруг темного пятна гладко выбритой кожи... как раз на макушке. Потому что некоторых вещей лучше не помнить.

Они приходят в сорок...

Автор: Татьяна П.

Потусторонний тролинг. Из рубрики: как писать НАДО такие рассказы.

Spoiler

Она жила на берегу теплого спокойного моря. Это была курортная зона, куда каждый сезон стекались состоятельные отдыхающие и выдающиеся личности. Но никто из них не замечал маленькой скромной Таисиии. А она не роптала. Она привыкла. Тася уже давно жила одна - с тех самых пор, как похоронила маму. Порой одиночество накрывало своей безысходностью, и тогда она посещала лучших друзей - героев замечательных книг, заполнявших полки библиотеки, в которой она работала уже черт знает сколько лет. К сожалению, безысходность приходила все чаще.
Сегодня она будет отмечать свой сороковой день рождения. Кажется, еще вчера бегала девчонкой по кромке воды, а теперь вдоль берега моря прогуливалась степенная дама. Вечером Таисия сидела за кухонным столом. По всем полочкам и подоконнику рассредоточились зажженные свечи, придавая хоть какую-то праздничность обстановке. В ее руке был бокал с приготовленным в обед морсом, а на тарелочке лежало и манило вкусным боком шоколадное пирожное, которым она позволяла себе побаловаться по особенным дням. Однако даже по праздникам она не пила спиртное. Мама всегда говорила, что одинокая женщина не может себе позволить даже глотка вина - это совершенно неприлично. Мама вообще много чего говорила, при жизни она была довольно разговорчивой женщиной. Вот только сейчас в голове крутилась всего лишь одна сказанная ею фраза: "запомни, дочка, в сорок лет жизнь только начинается".
"Ох, мама, как бы я хотела, чтобы ты оказалась права. Я так устала быть одна, мне, как и всякой женщине, хочется простого семейного счастья - любящего мужа и счастливых детей."
Залпом допив морс, она с громким стуком поставила бокал на стол. И одновременно с этим звуком прикрытое ранее окно - распахнулось. В комнату ворвался холодный ветер, затушивший все свечи. Кухня погрузилась во мрак, заставив библиотекаршу боязливо поежиться. Ей показалось, что помещение задышало чьим-то незримым присутствием.
- Мама? - прошептала Таисия. - Мама, это ты? Ты пришла меня поздравить?
Но темнота не отвечала, и только звук ветра усиливался, превращаясь в размеренный гул. И вдруг сквозь этот гул она услышала тихие пугающие слова:
- Они придут. Они уже близко! Жди...
По-девичьи завизжав, женщина вскочила и стрелой ринулась в спальню. А забравшись с головой под одеяло, прижалась к стене и, обняв подушку, затихла. Так она и уснула дрожащая и испуганная.
***
Утро выдалось необычайно тяжелым: голова трещала по швам, тело ломило от неудобного сна, а мысли разбегались испуганными зайцами. Сидя за кухонным столиком с чашечкой кофе, Таисия вспоминала, что же ее так напугало вчерашним вечером, но мысли-зайчики так и не вернулись к своей хозяйке.
День прошел без особенностей, разве что Тасю не покидало чувство чужого взгляда. Хотя как ни вертела головой, ничего подозрительного не обнаружила. А вечером, когда она опять сидела на привычном кухонном стуле, окно неожиданно распахнулось, налетел холодный ветер, затушил теперь уже электрическую свечу, и голос произнес:
- Они придут. Они уже близко! Жди...
Это был тот же голос, что и накануне. Теперь она его отчетливо вспомнила, но смогла сдержать страх и не поддаться панике, оставаясь на месте. Через несколько мгновений, когда ветер как будто бы вылетел в окно, свет опять зажегся. Удивляясь причудам этого вечера, женщина проверила плотно ли закрыты все окна и двери и отправилась спать.
Следующий день ничем не отличался от предыдущего. Разве что к ее внешнему виду добавились круги под глазами, да из-за беспокойного сна накатывала усталость. Весь день девушке мерещились призраки, слышались голоса. В каждом читателе библиотеки она подозревала страшного пришельца, чей приход ей предвещали. К голосу каждого обратившегося она прислушивалась, пытаясь найти в нем нотки вечернего вещуна.
К концу дня Таисия в конец измоталась, и в глубине души надеялась, что на этот раз вечер пройдет спокойно, но все повторилось - и ветер, и голос...
К исходу шестого дня женщина валилась с ног от усталости. Походы к гадалке и раскладывание таро не дало нужного результата - голос все звучал, ветер все дул. Да и спала она с каждым разом все хуже и хуже. От прохожих на улице начала шарахаться. В почтальоне, принесшем еженедельный журнал, виделся злодей, доводящий ее до сумасшествия. И вот наступил вечер седьмого дня...
Таисия сидела в любимом мамином кресле, которое ей пришлось вытащить в коридор, дабы организовать там наблюдательный пункт. Кресло было довольно глубоким, чтобы она не боялась неожиданного нападения со спины. Тыл у нее был надежно прикрыт, коленки же она подобрала под себя и подоткнула пледом. Дом постепенно погружался во мрак. И даже поднимающаяся луна не могла проникнуть в этот закуток незваной гостьей. И вот часы пробили полночь. На улице опять завыл ветер. А входная дверь начала потихоньку открываться. Таисия задрожала, голос отказывался ей повиноваться, но отвести взгляд от входа она не могла. Дверь открывалась все шире, но испуганная девочка... да-да именно девочкой она себя сейчас ощущала - никого не видела. Вот ее взгляд скользнул вниз и дыхание остановилось. В коридор медленно, но важно и чинно входили они... КОШКИ.

***
Вместо эпилога
Таисия сидела на своей любимой кухоньке, за столом, держа в руках бокал с забродившем морсом - другого алкоголя в доме не было. Всю кухню заполонили кошачьи - большие, маленькие, пушистые, короткошерстные, разноцветные. В центре же стола, аккурат напротив женщины, сидел здоровый черный кот... или кошка? Тася не знала, не смотря на то, что животное владело речью, такие деликатные подробности оно не поведало. Хотя рот котяры не закрывался.
- Значит так, девочка. С этого дня у тебя начинается новая жизнь. Ты же хотела?
- Я?
- Ну да! Кто бубнил, как мантру: "В сорок лет жизнь только начинается"? Вот и начнем. У тебя ж мужа нет? Нет, и не предвидится. А тут смотри - сразу сорок мужиков к тебе пожаловало - по одному на каждый год жизни. Что может быть лучше - Одинокая престарелая женщина и кошки...
-Чтоооо? - возмутилась "старушка".
- Уже плохо слышишь? Рановато как-то! Придется лечить, - произнес кот и почесал ушко. А затем произнес уже громче, - Список первоочередных дел я напишу, перечень продуктов для кормежки также. И не надо, не благодари меня. Стереотипы сбываются...
- А мечты? - прошептала Таисия.
-А мечты остаются прекрасной сказкой. И да, постарайся перед смертью найти себе достойную замену, а то люди любят потом страшилки в газетах писать "голодные кошки съели свою почившую хозяйку". Не будем давать им лишний повод...

А потом Тася переехала в Спрингфилд и сменила имя и фамилию на Элеонор Эбернети. Инфа 100%.

Семьсот первый километр.

Ера Михаил.

Spoiler

Время к полуночи, я злой и утомлённый усаживаюсь на диван в пустом купе.

Поезд трогается, за окном мелькают огни вокзальных построек, прожекторов депо, придорожных фонарей. Постепенно стекло чернеет, возникшую тьму лишь изредка разбавляют светлячки полустанков и переездов.

Дрёма наползает на глаза, в купе тепло, на душе покой...
Вдруг распахивается дверь, входит мужик, и тут же спрашивает:
- Мальчик. Трёхлетний. В синих штанишках и пёстрой рубашонке. Не видели?!
Виновато развожу руками, мол, извините, не следил.

Одет нежданный визитёр в выцветшую болотного цвета брезентовую ветровку, широкие тёмно-серые штаны, на ногах старомодные с большими круглыми затёртыми до белизны носами ботинки, на голове синяя форменная фуражка без кокарды. Определённо этот тип из работников железной дороги; при нём два флажка красного и жёлтого цветов, старый, почерневший от сажи, керосиновый фонарь. Однако веет от него отнюдь не дёгтем, углём или буксовой смазкой, а затхлой сыростью, как иной раз прёт от тряпки, пролежавшей в холодном подвале целую вечность.

С потерянным видом он присаживается напротив, безвольно опускает голову.
- Сын? - сочувственно интересуюсь я.
Поднимает взгляд, утвердительно машет, в глазах влага и невыносимое отчаянье.
Озноб прошибает от одной только мысли о потерянном ребёнке. Трудно представить, как бы я повёл себя, случись что с моим Егоркой. Но его безволие поражает.
Вскакиваю, готовый немедленно вместе с горе-папашей отправиться на поиски:
- Ну, и что вы сидите увальнем, пойдёмте! Шутка ли, потерять ребёнка! Проводников спрашивали?! Скорее к начальнику поезда, наизнанку всё вывернем, найдём вашего шалопая!
- Шалопая, - повторяет он, и тень странной полуулыбки скользит по небритому лицу.
Смотрит прямо в глаза. Странное чувство, будто кто-то беспардонно вломился в мозг и перетряхивает, взвешивает, измеряет мою сущность грамм за граммом, микрон за микроном.
- Поздно, - вдруг жутковато хрипит он, и этот полушепот оказывается громче крика, ярче тысячи ламп, пронизывает насквозь, цепляет каждый нерв, каждый сосуд, каждую клетку. В одно мгновение, безотчётно осознаю, что всё кончено, что вернуть мальчика не под силу никому! Но почему? Что случилось, что произошло - остаётся неясным, но не имеющим никакого значения. Дикая, душераздирающая боль утраты самого дорого, самого любимого во всей вселенной существа вливается в меня, затмевает всё; какими же мелочными, какими пустыми оказываются собственные заботы, а чужое терзает, рвёт по живому.

Что-то внутри пытается бороться - сопротивляется, говорит, что потерянный мальчик мне никто, как и этот странный тип в форменной фуражке, каким-то образом взваливший на мои плечи свою непосильную ношу.
Обессилено плюхаюсь на диван.
Он встаёт. На мгновение его ветровка оказывается у моего лица. Холод. Совершенный холод исходит от этого человека.
Он молча выходит из купе. Дверь остаётся открытой, и я заворожено наблюдаю, как он зачем-то зажигает свой старый фонарь, и направляется к левому тамбуру. Хлопает дверь, шаги стихают.

Где я мог его видеть? Стойкое ощущение, что мы уже встречались, возможно, даже общались, но очень, очень давно.
Чуть успокоившись, отдышавшись, встаю, иду в тамбур.
Он оказывается пуст, а все двери заперты. Не было бы ничего удивительного в переходе загадочного гостя в соседний вагон, если бы не одно обстоятельство - это последний тамбур последнего вагона поезда!
В полнейшем замешательстве обращаюсь к проводнице.
По заверениям этой заспанной особы в её вагоне никаких железнодорожников быть не могло.
В крайнем недоумении возвращаюсь в купе, долго сижу с распахнутой дверью, тупо всматриваясь сквозь грязное стекло в далёкие всполохи зарницы, всё чаще и чаще разрывающие непроглядную тьму безлунной майской ночи.

- Не спите? - тревожит моё бездумное созерцание проводница. - Ваша станция, - объявляет она. - Через пять минут прибываем.
- Поспишь тут, - недовольно отмахиваюсь.
Она смотрит с явным сожалением, присаживается на то самое место, где сидел странный гость, вздыхает, наклоняется, чтобы оказаться ближе, и заговорщицки шепчет:
- Вижу, не в себе вы, а давеча о железнодорожнике спрашивали. Девочки из смены рассказывали, недели три назад одному пассажиру до того дурно сделалось, что сняли его с поезда. Реанимация на перроне встречала, аккурат на вашей станции дело было. Это я к чему - пассажир тот тоже какого-то железнодорожника всё спрашивал. И на моей смене сердечные приступы случались, но те чаще о детях бредили. Дети - есть дети, о них и забота особая.

Удивлённо смотрю на неё: что ж, мол, ты, дура эдакая, сразу не сказала, когда к тебе обращался?!
Сочла мой выразительный взгляд за интерес, что, впрочем, в каком-то смысле соответствует действительности, продолжает едва слышно, словно в полный голос о таких вещах говорить опасно:
- Я вам скажу, то ли народ нынче слабый пошёл, то ли места здесь эти... как их?.. понтагенные, а часто на этой ветке людям дурно делается.
- Патогенные, - поправляю. - Может, так оно и есть. Как знать?..
- Ну, я пойду, - вставая, шепчет проводница.

Вагон покачивает, она медленно и неуклюже выходит из купе. Какое-то время вынужден смотреть на её мясистые формы, упакованные в засаленную синюю юбку, на толстые ноги с признаками расцветающего варикоза, на... свиные копыта! там, где ожидал увидеть тапочки или лёгкие туфли.
В ушах вдруг зашумело, начинает подташнивать и трясти; мир тускнеет, становясь расплывчатой чёрно-белой кляксой, в голове селится полнейшая пустота.
Встаю, желая поскорее убраться из кошмарного вагона, шатаясь, как пьяный, иду к выходу.
В тамбуре, у двери, опершись спиной о перегородку, в расстегнутой до неприличия форменной сорочке покуривает тонкую сигаретку с длинным мундштуком другая, молоденькая, проводница. Ниже короткой синей юбчонки свисает натуральный ослиный хвостик с кисточкой, а стройные ножки этой милашки заканчиваются козьими копытцами.

- Куда, красавчик, собрался?
Едва расслышал этот похотливый голосок.
Подмигивает, хихикает:
- Твою станцию отменили - её больше нет.
Пытаюсь пятиться, но тут же упираюсь в закрытую дверь. Дёргаю ручку - заперто.
- Иди ко мне, мой пупсик, - козлоногая встряхивает распущенными русалочьими волосами и эротично облизывает мундштук длинным раздвоенным змеиным языком.
Близкий паровозный гудок заставляет вздрогнуть, раскатом грома разрывает мерное постукивание колёсных пар встречный товарный состав. Поезд замедляет ход, местность за окном наполняется светом фонарей дорожного освещения, прожекторов депо. Всполохи извне в промежутках между вагонами товарняка прорываются в тамбур, создавая ломаную картинку движений козлоногой соблазнительницы.

Встречный прошёл, а на месте 'милашки' вдруг оказывается первая проводница, одетая по форме, и даже обутая в чёрные туфли без каблуков. Никаких копыт, никаких хвостов и змеиных языков - мир вернулся в нормальные рамки.
Скрип открываемой ступеньки кажется неожиданно приятным, почти родным, а вокзальные огни - необыкновенно нежными.
Наконец, схожу с поезда. Твёрдый асфальт придаёт уверенности, что окружавшая меня трясина галлюцинаций осталась позади.

Ночь тихая и тёплая, но прохладный сырой ветерок уже начинает прохаживаться по сонным улицам, лёгкие его порывы приятно ласкают лицо; всполохи зарниц приближаются, бормотание далёкого ещё грома становится всё громче и громче. Надвигается настоящая весенняя гроза.

Машина старенькая, но сохранилась хорошо. Таксист не из болтливых, что радует.
Сижу на заднем сиденье, размышляю; гоню прочь мысли о загадочном вагоне, а они всё равно бродят вокруг да около болезненной темы потерянных детей и ищущих их отцов.

Наверно, это выглядит немного странным, но почему-то любую жизненную ситуацию пытаюсь мысленно применить к себе, к своим родным и близким. Мог бы я вот так потерять Егорку?
Вряд ли. Ему уже почти пять, а до сих пор глаз не спускаю, когда мы в пути или просто гуляем, а о Кате и вовсе говорить не приходится - для неё Егорка ценнейшая из земных драгоценностей. Моя мама была такой же. А вот отца совсем не помню - мама говорила, он под поезд попал, плакала и винила во всём себя. Никогда не рассказывала, как именно это произошло, но до самой смерти не могла себя простить. Трагедии с отцом, с раннего детства заставила меня сторониться железной дороги, сам её запах до сих пор наводит на меня тоску и отчаянье. Ездить, конечно, приходится, но по возможности избегаю поездов. И сегодня, если бы в Тукрайске не сломалась машина, то давно был бы дома.

- Приехали, - вдруг повернув голову, словно филин: на сто восемьдесят градусов, объявляет таксист.
Смотрю на него, не в силах ничего сказать.
- Приехали, - повторяет он. - С вами всё в порядке?
Неестественно изогнув руку, будто она резиновая, филин-таксист машет ладонью у моих глаз.

Осматриваюсь: широкое шоссе, частный сектор, высокое одноэтажное здание с колоннами у входа, похоже на старое почтовое отделение или автобусную станцию. Рождается странное чувство, что это действительно мой дом, но сомнения всё же витают в голове, память прокручивает другие образы: современная квартира на втором этаже, уютная комната с видом на сквер...

На всякий случай спрашиваю у таксиста:
- А вы уверены?..
- Конечно, - весело отвечает тот. - Железнодорожный тупик, дом одиннадцать.
Я никогда не жил в Железнодорожном тупике. Или жил? Если таксист говорит, что мы приехали ко мне домой, значит, так оно и есть.
Почему-то нет внутреннего ощущения, что я спятил, хотя у чокнутых, наверное, его не бывает. И сознание не отвергает эту дикую карусель метаморфоз - вроде, всё в порядке вещей, разве что - где-то, что-то, как-то ненормально, но совсем, совсем немножко, чуть-чуть, самую малость.

Пытаюсь вспомнить, не принимал ли накануне таблетки, не изменился ли вкус табака моих сигарет. Кажется, нет, хотя явные глюки могут означать и отравление консервами, которыми перекусывал в машине.
Нет, это какая-то дурь, наваждение, сон. Точно - сон. Я уснул в поезде, и всё это мне снится, иначе с чего бы это я вдруг стал таким покладистым и неуверенным.
Встряхиваю головой, хлопаю себя по щекам - ничего не меняется.

- Не могли бы вы меня ущ... - обращаюсь к таксисту, но, не закончив фразы, передумываю. Мало ли какие мысли в голове у этого филина с резиновыми руками. Продолжаю, но уже исключительно по делу:
- Что я вам должен?
Вращает какую-то трещотку на панели приборов, вновь выкручивает голову на сто восемьдесят, объявляет:
- Рубль двадцать пять.
Это шутка такая? Сто за рубль считать. Передаю сто пятьдесят:
- Сдачи не надо.
Уставился, как идиот. Губа отвисла, глаза забегали, как у вора, пойманного с поличным.
Включает свет в салоне, тупо смотрит на мои деньги. Или не мои? Я подал обычные сотню и полтинник, а в его руке широкие советские купюры того же номинала.
Проверяю бумажник - нормальные российские деньги.
- С вами всё в порядке? - теперь спрашиваю я.
Раззявил рот, на лице тупое непонимание, машет головой, словно весь словарный запас заклинило где-то в районе гортани.
Открываю дверь, выбираюсь на улицу.
Такси с пробуксовкой срывается с места, быстро исчезает в тёмных переулках.

Пространство заполняют раскаты близкого грома и разноголосица лягушачьего кваканья. Громко. Сколько их здесь - тысяча, сто тысяч? Похоже, рядом болото.
Осматриваюсь. Вспышки зарниц и призрачный свет уличных фонарей позволяет разглядеть, что здание, к которому доставил меня таксист, стоит особняком от других строений, что оно изрядно обветшало: штукатурка расслоилась, местами вовсе отвалилась, колонны покрыты паутиной толстых трещин. Никаких вывесок, типа "Автостанция" или "Почтовое отделение ?...", только колючий прошлогодний бурьян у огромной двустворчатой двери. Наверняка парадным не пользовались добрый десяток лет.

Медленно обхожу по периметру. Спрашиваю себя: зачем я здесь? Почему не попросил таксиста отвести домой? И не могу ответить. Не могу, но подсознательно чувствую, что сейчас я должен быть именно здесь, что это место, это здание чем-то мне дороги.

Вход с торца. Дверь распахнута и, похоже, сорвана с верхней петли. Под ногами хрустит кирпичная крошка. Заглядываю внутрь. Веет сыростью и запустением. Достаточно светло, но откуда исходит этот фосфоресцирующий плотный, как утренний туман, свет? Переступаю порог, отчётливо слышу приглушённые голоса. Касаюсь рукой холодной шершавой стены, свечение усиливается, зеленоватая дымка струится из тонкой трещинки, медленно растворяется в тяжёлом застоявшемся воздухе.

Отсюда не слышно лягушек и грома, сквозь дверной проём не пробивается свет уличного фонаря. Он словно срезан и завис у входа белым пятном, так и не дотянувшись до пола.

Впереди дверь, оттуда и доносятся обрывки фраз. На порог пробивается тонкая полоска света.
Не заперто. Слегка приоткрыв, заглядываю:
Большой зал, поделенный надвое массивными опорными колоннами; бетонный с мраморной крошкой мозаичный пол; чисто, похоже, совсем недавно прохаживались влажной тряпкой; у глухой стены ряд деревянных кресел с откидными сиденьями; застеклённое окошко с надписью "Касса". Видимо, я не ошибся, подумав, что это автостанция.
Мальчишка - годика три-четыре, не больше, бегает вокруг одной из колонн. Хохочет:
- Шамалёт, ву-у-у-нь! Па, я на шамалёте! - ручки в стороны - "летит". Ночь на дворе, а этот крошка-пилот "летает" по залу ожидания.

Большие круглые часы над входом - стильные витые стрелки показывают без четверти десять. Сверяюсь со своими наручными - тридцать пять третьего. Стоят?
- Алёшка, - доносится справа хрипловатый мужской голос, - хватит уже летать. Живо на аэродром и спать!
Тёзка. Я тоже любил вот так изображать лётчика, когда был маленьким, только не папа, а мама требовала срочной посадки в постель.
- Сяс, - отвечает карапуз, заходя на новый виток вокруг колонны. Ещё круг, и он выруливает на посадочную прямую, туда, откуда слышался голос отца. Убежал.

А ведь парадный открыт! Нараспашку! Нет ни бурьяна, ни грязи, и светло на улице - закат в багрянце.
Старичок пыхтит папироской у самого входа. Нормальный с виду старичок - невысокий, щуплый, седая бородка клинышком; комковатый сюртучок, галифе, кирзачи начищены.

Вхожу без опаски. В нос шибают вокзальные запахи, шаги эхом отдаются от крашеных бежевой эмалью стен, выбеленного потолка с серпасто-звездастой лепниной в стиле пятидесятых.
- Здравствуйте, - обращаюсь к старичку.
- И тебе не хворать, - отвечает. - Городской? - тут же спрашивает, окинув меня быстрым взглядом.
- Городской, - отвечаю.
- А я вижу. Одёжа на тебе дюже ладная, и здоровкаешься интеллигентно. Дачник, поди? Домой, в город, собрался?
- Вроде того, - отвечаю.
- Так тебе теперь к рынку топать надобно. Оттуда, бог даст, на перекладных доберёшься.
Демонстративно осматриваю зал ожидания, старик так же осматривает меня.
- Закрыли станцию, парень. Нет её больше, - поясняет он.
- А вы?..
- Я, брат, живу здесь. Приказом по министерству прописан в бывших апартаментах начальника станции. Вишь как оно бывает - на пенсии себя чином почувствовал: в кабинете стол и кресло, и лампа, и телефон - чем тебе не чин, а? Вона и стрелочник в подчинении имеется, видал, небось, сорванец его по залу бегает. Но это покуда ветку совсем не закрыли, покуда дальние пассажирские от города идут. Да ты худого не подумай, при деле я. Глянь вона, пути разбирать начали, так я сторожую, чтоб народное добро не растащили.
- Пути? - переспрашиваю с недоумением. - Какие пути?
- Чудак человек, - хмыкает старик. - Рельсы да шпалы, столбы с проволокой, семафоры... Как на Лоховицах мост новый поставили, так эту ветку на разбор пустили. Теперь 'семьсот первый километр' там - на Лоховицах.

Долго и тупо смотрю на табличку над противоположной дверью: "Выход к поездам".
Поворачиваюсь к старику, а того и след простыл. Даже едкого дыма его папирос не осталось. Выглянул за дверь. Крыса неспешно идёт от здания к палисаднику. Остановилась, безразлично поглядывает в мою сторону. Чёрные бусинки хитрых глаз блестят в отсветах заката.

Пересекаю зал, выхожу на перрон - обычная станция с паутиной сортировочных путей, часть из которых, действительно, разобрана. Семафоры справа, семафоры слева, на столбах у первого пути водоналивные шланги, поодаль угольный бункер, почтовые тележки посреди платформы, скамейки у стен вокзала, - всё как везде, всё как обычно.

- Ву-у-у-у-нь, - слышится из-за угла. Карапуз ещё "летает".
Чувствую чей-то пристальный взгляд. Оглядываюсь - никого, но ощущение становится ярче, насыщенней. Осматриваюсь. Нет - везде пусто, лишь неясный прозрачный волнистый абрис, словно исходящий под палящим солнцем от земли парок поднимается над моей тенью.
Но откуда взялась сама тень? Закат по ту сторону вокзала, освещение ещё не включали. Откуда здесь тень?

- Ву-унь, ву-у-у-у-нь, - доносится вновь, и на перрон выбегает тот самый карапуз в синих штанишках.
- Лёшка! Я кому сказала - марш домой! - слышится следом, и этот строгий голос заставляет вздрогнуть: мама?!
Замираю, жду - вот-вот она появится.

Выходит... Стройная красивая девушка лет двадцати пяти - точь-в-точь моя мама, только совсем, совсем молодая. Встряхивает головой, собирает в хвостик рассыпавшийся волосы - жесты, манера держаться, выражение лица - моя мама!

- Дя, я на шамалёте, - "облетая" вокруг меня, лопочет карапуз. Вглядываюсь в его личико, в памяти всплывает семейный альбом и старые чёрно-белые фотографии, где вот таким же сорванцом я бегаю по бабушкиной даче, таскаю кошку за хвост, плачу исцарапанный...

- Мама, - шепчу одними губами, боясь, что она услышит; подумает, ненормальный, ведь так не бывает, так просто не может быть! Не может, потому что её маленький Алёшка вот он - бегает, играет, а я?.. Я старше её самой, старше отца - ему было чуть за тридцать, когда погиб. Значит... Выходит, я вернулся в прошлое! В своё собственное прошлое! Вот так запросто сел в поезд и приехал в мир детства, где я сам младше своего сынишки - Егорки, и старше собственных родителей! Бред, сумасшествие, кошмар! Но зачем? Зачем я здесь?

- Извините, - говорит мне мама, словно совершенно чужому человеку, и тут же снова окликает карапуза: - Сынка, пойдём, - тянет руку ему навстречу, и он уже "летит" к ней, врезается в ноги, обнимает.
- Сынка, - повторяю чуть слышно. Класса до четвёртого или даже пятого она меня так называла, а потом просто "сын", "сынок", "сынуля", но "сынка" уже нет, словно перерос такое звание...

Ушли. Рука в руке. Карапуз вприпрыжку, что-то лопочет - не понять. А мама всё понимает, отвечает и строго, и ласково, как умеют только мамы. Уже ничего не слышу, но понимаю её мимику, жесты не хуже слов.

Подхожу к скамье, замечаю собственное отражение в оконном стекле - у меня большие ослиные уши и чёрные бусинки глаз, как у той крысы. Ошеломлённый, хватаюсь за уши - нормальные, обычные. Вновь ловлю отражение - ослиные! Ассоциативное видение? Мясистые формы проводницы - свиные копыта; её похотливая напарница - козочка, чертёнок и готовая ужалить змея; вертлявый таксист - филин с резиновыми руками; я - осёл, потому что не понял это раньше, но почему крысиные глаза?..

Присаживаюсь, продолжая размышлять на тему визуализаций, но снова замечаю тень, которой не должно быть. Я сижу, а она продолжает стоять, словно живёт собственной независимой жизнью. Всматриваюсь в едва различимые призрачные контуры человеческой фигуры, поднимающиеся над ней. Он похож на меня, - рост, телосложение, привычка выставлять правую ногу... Только одет иначе. На мне лёгкий свитер, на нём нечто вроде пиджака, я в кепке, он с непокрытой головой. Стоит, лица не вижу, но чувствую - смотрит на меня. Озноб прохаживается по спине - жутковатое ощущения встречи с привидением.

Справа, метрах в тридцати, появляется мужчина в форменной железнодорожной фуражке, с фонарём и флажками в руках. Идёт в мою сторону. Узнаю того странного типа из поезда. Да, это он, только беззаботный, отчего кажется более высоким и уверенным.
- Алёшка! Ты где спрятался, шалопай? - выкрикивает он, заглядывая за угольный контейнер.
Понимаю, что это мой отец! Цепенею, и смотрю, не в состоянии проронить ни слова. Хочу подсказать, что, мол, мама домой увела, но не могу: во рту пересохло, ком подступил к горлу, навернулась слеза, затряслись руки.

Существо над тенью вдруг начинает обретать объём и цвет, так снимок проявляется на фотобумаге - неторопливо, но с каждой секундой всё отчётливей и ярче. Он полупрозрачен, но теперь вижу лицо - моё собственноё лицо! усталое, морщинистое.
Медленно подплывает: не идёт, а именно парит над землёй. Смотрю на него как, наверное, смотрит кобра на дудку факира - с напряжённой сосредоточенностью, в готовности отразить нападение, не отрывая взгляда.
В одно мгновение исчезает всё: и тень, и отец, и вокзал, и небо, и земля. Пустота окружает со всех сторон - безразличная и холодная. Ледоколом, взламывающим, выворачивающим огромные пласты целены, перед глазами проносятся воспоминания, в которых у меня был отец, отбрасывая, словно осколки ледяного панциря мои собственные - где его не было. Два меня бьются в одном теле: совладелец крупной консалтинговой компании, от которого из-за нежелания заводить детей ушла уже третья по счёту жена, и я настоящий, мелкий торгаш, приличный семьянин, любящий и любимый отец пятилетнего Егорки.

Мир медленно возвращается, и, терзаемый собственный двойственностью, вижу стоящий у перрона поезд, суетящихся людей, на минутку-другую высыпавших из душных вагонов, отца, продолжающего разыскивать Алёшку. Чувство тревоги наполнило сердце - что-то должно произойти!

Поезд трогается, пассажиры запрыгивают на ступеньки, проходят вагоны, вот уже и последний, дверь открыта... в тамбуре косматый мужчина и маленький мальчик в синих штанишках и пёстрой рубашонке - точь-в-точь как у Алёшки.
- Алёша! Алёшенька! - слышу вопль отца. Он бежит, бежит за поездом, думая, что сын каким-то образом оказался в вагоне.
Сейчас произойдёт то, что лишило меня отца!
Стоит лишь крикнуть, объяснить, что его Алёшка дома, или вскочить, не пустить к поезду, и он останется жив!
Замедленным фильмом, кадр за кадром проходят длинные тягучие мгновенья. Успеваю подумать о том, что произойдёт, если я вмешаюсь:
Неслабые барыши от бизнеса, крутая машина, шикарная квартира, коттедж за городом, уважение, заискивания...
Мы слишком разные, слишком непохожие... Я исчезну как личность... Никогда не встречу Катю, родившую мне сына... А Егорка?! Он вообще не родится?!

Светает. Стою на коленях в грязной луже у кромки шоссе. Впереди за трассой видны камыши, мир заполнен гвалтом лягушечьих голосов, молнии разрывают небо, гром грохочет с невероятной силой, ливень бьёт в лицо, а сердце рвётся на части, и в глотке застряло "Прости".

В двух шагах от меня к старому заброшенному зданию бывшего вокзала неспешно шагает большая крыса. Остановилась. Смотрит прямо в глаза. "Ты же любишь собственного сына не меньше, чем твой отец любил тебя", - возникают в голове фраза, будто исходящая от умного животного.

Мимо проносятся автомобили, по ним узнаю современность.
Я вернулся, но мой прежний мир исчез навсегда, и больше не будет той ясности и лёгкости, теперь в нём поселилось тягостное осознание собственного предательства.
Простил бы я Егорку, случись подобное с ним? Безусловно - да. Простил ли отец меня и маму - этого не узнаю никогда, и с этим придётся жить

И больше никаких кладбищ!

Натт Харрис.

Spoiler

 
1.
Дзын-н-н-нь!
Звук, как лопнувшая в голове струна, разорвал в клочья тонкую плёнку спящего сознания. Тело бесконтрольно дернулось.
Человек открыл глаза, не понимая, где находится. Его окружала немая темнота. Только звук собственного дыхания, от которого тяжко вздымалась грудь. Не хватало воздуха.
Он попробовал пошевелиться, но застывшие от холода конечности не слушались. Мысли слепыми котятами стали тыкаться по углам сознания, пытаясь найти объяснение...

Вспомнил!!!
Реальность приблизилась со скоростью литерного поезда. Кровь помчалась быстрее, возвращая жизнь в замерзший организм, нестерпимой болью пробиваясь сквозь спавшиеся сосуды.
Эта вспышка озарения заставила мужчину зашевелиться с утроенной силой, в попытке выбраться из окружавшего его кокона.
Его звали Айк. Айк Коллинз.
И он должен был, во что бы то ни стало, выбраться отсюда и уйти, как можно быстрее!
Негнущимися пальцами он стал шарить над головой в поисках зацепки и через минуту нашёл щель над замком. Просунув в неё палец, медленно потащил замок вниз, то и дело останавливаясь, чтобы отдышаться. Сердце колотилось, как будто он пробежал стометровку.
Наконец, замок был открыт и оказалось, что в помещении тоже темно, только в окна, сквозь марлевые шторы, пробивался едва заметный серый утренний свет.
Стащив с себя брезентовый мешок, Айк ощутил удушливый сладковатый запах мертвых тел, лежавших рядом на столах и каталках. Это означало, что он попал туда, куда надо, но теперь пора уносить ноги.
Часы, висевшие на стене, показали семь тридцать две, а это значит, что в запасе у него не больше пятнадцати минут.
Айк сполз с каталки, на которой лежал, и начал растирать руки и ноги. Его голое тело, подготовленное к вскрытию, бил крупный озноб.
Надо поискать одежду.
Легко сказать! В высоких, под потолок, шкафах обнаружились лишь грубые халаты и кожаные, заскорузлые от крови фартуки.
Пришлось, сдерживая рвотные позывы, стаскивать окровавленную рубаху и штаны с уже окоченевшего парня, которого кто-то здорово исполосовал ножом. А чего иного ожидать во владениях коронера?
Кое-как одевшись, Айк посмотрел на часы и обнаружил, что непростительно задержался. Едва он об этом подумал, как вдали хлопнула дверь, и раздались чьи-то голоса, ругавшие рано наступившую зиму и сонных дворников, не удосужившихся посыпать песком тротуары.
Айк замер, лихорадочно соображая, куда бежать, но услышав быстро приближающиеся шаги, ступил за шкаф и замер...
Ключ в двери дважды повернулся, в морг кто-то вошёл и щелкнул выключателем.
...
-Чёрт меня побери!- вскричал мужской голос.- Куда делся труп?! Дэвид, иди сюда быстро! Труп Коллинза украли!!!
Раздался топот ног и в помещение ворвался огромный детина, уже успевший надеть на себя уродливый халат и кожаный, торчащий колом фартук.
Оба подбежали к каталке и стали осматривать брезентовый мешок, в котором недавно покоилось тело серийного убийцы Айка Коллинза.

2.

В марте 1913 года маленькая ножка Селены Уилл брезгливо ступила со сходен красавца "Олимпика" на землю дикой страны, населенной неотесанной деревенщиной - этими внезапно разбогатевшими выскочками, обладателями клейменых их инициалами безбрежных коровьих стад и грязных нефтяных фонтанов.
Как истинная английская леди, Селена презирала все, что не утверждалось на королевской власти, богатой истории и славном прошлом.
Всякий раз, когда ей приходилось отрываться от породившего её Лондона, Селена испытывала почти физическую боль.Его замешанные на тайнах туманы проникли в её кровь и удерживали сильнее магнита.
Девушка пыталась избежать поездки, но деваться было некуда - дядя Седрик отправил её присутствовать от имени семьи на открытии нового филиала "Уилл энд Холденз банка" в Нью-Йорке.

Селена была девушка необычная.
Не встретился ещё человек, который бы посмотрел на неё равнодушно. Любопытство, восхищение или опаску вызывал мраморно-белый, с некоторым голубоватым оттенком, цвет кожи Селены. А когда на небе царила та, чьё имя она носила, тело девушки буквально сияло, напоминая залитые светом луны снежные поля.
В саквояже Селены всегда лежала книга Брема Стокера или Джеймса Монтегю о вампирах, шумных духах и привидениях, в существовании которых она не сомневалась, часто встречалаясь с ними на своих прогулках.
В её черной, с золотым тиснением записной книжке были адреса и телефоны всех медиумов Лондона.
Эта стройная девушка с блестящими черными глазами, всегда была одна. Столичных парней её странная красота привлекала, как ночная фиалка мотыльков. Они же вызывали в ней отвращение.
Селена мечтала встретить человека, наделенного сверхъестественной силой, роковым магнетизмом, которому невозможно противостоять, или на худой случай красавца-вампира, который подарит ей нечеловеческое наслаждение.
Но как назло ей попадались молодые люди, которые только и думали, что о новых автомобилях или авиации, либо кричали, как безумные, на матчах "Блэкберн Роверс".
Поэтому Селена привыкла быть одна и находила успокоение в медленных прогулках в тиши кладбищенских аллей, где она читала полустёртые надписи надгробий, и представляла промелькнувшие, как сорванные ветром листья, жизни, полные страданий и слёз.
Она ходила по этим городам мёртвых, чувствуя тайное превосходство живого пред обратившимся в прах и цитировала нараспев декадентские стихи Мойры Беннетсон. Мёртвые молчали, соглашаясь с каждым её словом.

Неожиданно для себя Селена нашла, что Нью-Йорк не такая уж деревня, как она себе представляла. Она увидела множество совершенно невероятных домов, крышами упирающихся в небо, тысячи спешащих по улицам людей и дорогие авто, сверкающие лаком в свете электрических вывесок.
И она даже готова была примириться с тем, что ей придётся провести здесь целых три недели, но только после того, как изучит самое старое кладбище в округе. Ей необходимо было снова окунуться в мир мертвого молчания, как любителю опиума получить свою дозу.
После ужина она вышла из сияющего белизной новой кладки отеля "Плаза" и села в такси, попросив водителя отвезти её на самое большое и старое кладбище.
Таксист даже обернулся, с удивлением глядя на девушку:
-Должно быть ваш молодой человек очень смелый, мэм, коли назначил вам свидание в таком месте!
Селена не стала разубеждать водителя. Пусть думает, что хочет. Она чувствовала нечто вроде возбуждения, от того, что вскоре снова погрузится в знакомый мир истлевшего прошлого.
Отпустив такси, она прошла сквозь украшенный скульптурами портик и свернула на первую же аллею, решив подождать там закрытия кладбища. Селене не хотелось, чтобы кто-нибудь помешал обходить этот спящий вечным сном город и чувствовать себя королевой ночи.
Наконец, она услышала, как умолкли последние голоса посетителей и ржаво заскрипели закрываемые ворота.
Селена поднялась со скамейки, где уже слегка замерзла(всё-таки на дворе март), и медленно двинулась по аллее, рассматривая почти исчезающие в сумерках надписи на гробницах.
Кладбище несколько разочаровало её. Памятники были в основном однотипные. Красивых печальных ангелов, оплакивающих безвременно оборвавшуюся жизнь, было раз-два и обчёлся, деревьев нет, лишь немного голых кустарников, а в еврейской части кладбища и вовсе не пройти, так тесно стоят могилы.
Но Селена знала, что самые зловещие и таинственные захоронения обычно располагаются в старой части кладбища, поэтому направилась туда, где лежал исток "Голгофы"*.
В темноте неясно белели покосившиеся памятники на могилах, которые давным-давно никто не посещал. Было тихо, только изредка жалобно вскрикивала какая-то ночная птица.
Девушка вошла на самую запущенную часть кладбища. Некоторые кресты лежали на дорожках, преграждая путь. Везде торчали сухие колючие кусты и бурьян, а кое-где провалилась земля.
Селена пошла осторожней. У неё появилось чувство полного слияния с окружающей действительностью.
Белесые тени неторопливо перемещались поодаль, не приближаясь, но и не удаляясь. Они заметили гостью и любопытствовали.
Скорее всего здесь были захоронены мирные обыватели, никто не пытался её атаковать или пугать.
В этот момент девушка увидела впереди безымянную могилу, на которой лежала идеально отполированная черная мраморная плита. В лунном свете она сдержанно поблескивала похожими на иней слюдяными вкраплениями.
Селене непреодолимо захотелось лечь на эту плиту и посмотреть на луну, которая сияла на тёмном шелке неба. Смахнув с плиты сухие листья, она медленно села, а затем легла, рассыпав свои черные локоны по черному мрамору.
Сложив руки на груди, Селена подняла взор к высокой светлой луне и представила себя умершей от несчастной любви, в венке из флёрдоранжа и белом свадебном платье. Она и впрямь ощутила охватывающий её смертельный холод и закрыла глаза, чтобы почувствовать, каково быть мертвой.
Со стороны могло показаться, что на плите лежит прекрасное изваяние, так тонки, нежны и неподвижны были черты её лица...
Однако чувствовать себя мёртвой и быть мёртвой это не одно и то же, и уже через несколько минут Селена поняла, что промерзла до костей и ещё чего доброго простудится. А ведь ей ещё идти на открытие филиала, куда она решила надеть чудесное чёрное шелковое платье от "Брион" с ниткой белого жемчуга.
Она произведёт фурор своим видом и покажет американским девушкам, что такое быть настоящей леди.
Селена опустила ноги с плиты, и вставая, внезапно ощутила вместо твёрдого грунта что-то податливое и мягкое. От неожиданности и страха волосы у неё волосы встали дыбом. Под ногами зашевелилось и нечто бесформенное стало подниматься из-под земли. Резкие тени чёрными треугольниками выделили провалы глазниц и скулы появившегося перед ней страшного лица. Оно ощерило белые крупные зубы и жутко захрипело, откашливая могильную землю.

Селена завизжала изо всех сил!!!

Лицо в ужасе отшатнулось, дыхнуло страшным перегаром:
-Чёрт бы тебя побрал, сумасшедшая!!! Какого дьявола ты тут забыла?!

3.

Седьмой год живу на этой улице, а всё равно не могу привыкнуть к виду решетчатого забора, за которым, среди густых деревьев, немыми безысходными островками поднимаются надгробия и кресты.
Эту квартиру предложила купить моя молодая жена, сразу после того, как мы обменялись кольцами и поклялись быть друг с другом в горе и радости.
Ради неё я бросил работу инженера в "Дженерал Электрик" в Нью-Йорке и переехал из своей свободной молодой Америки в этот слякотный, непонятный и чванливый Лондон.
Англия всегда напоминала мне замкнутую и хитрую старуху у которой в шкафу полно скелетов и не всё в порядке с головой.
Мне пришлось начать учиться банковскому делу. Отец и дядя жены являлись одними из владельцев хорошо известного в Старом Свете банка и шансы сделать карьеру у меня были довольно высоки.
Вернее, были бы довольно высоки, если бы меня не отправили работать управляющим в отделение компаньона тестя, Дональда Холденза.
Этот старый негодяй никому и ничему не верил, всех почитал за мошенников и к тому же был сладострастным развратником.
Как я ни старался завоевать его расположение, как ни работал, словно вол, он всё равно смотрел на меня косо и при разговоре подозрительно щурил свои водянистые голубые глазки с отвисшими, как у бассет-хаунда веками.
В конце-концов я понял, что он мне завидовал чёрной завистью старого трухлявого гриба. Ему не давало покоя, что я молод, имею красавицу-жену, и нравлюсь женщинам просто так, а не за набитое купюрами портмоне.
Но особенные приступы ненависти у Дональда вызывали заигрывания со мной его секретарши Викки. Эта шикарная красавица с большим бюстом и тонкой талией, гривой золотистых волос и сияющими янтарными глазами была достойна обложек модных журналов.
Дональд сходил по ней с ума, не забывая, впрочем, после рабочего дня приводить в свой личный кабинет дорогих проституток.
Но однажды я повёл себя, как идиот, фамильярно обняв Викки за талию и притянув к себе с видом победителя, хотя отношения у нас дальше шуток не заходили.
Викки так и прильнула ко мне.
Видели бы вы, как Дональд изменился в лице! Как отвисла и затряслась его губа, а лицо побагровело так, что я думал его хватит удар.
Уже в эту самую секунду я пожалел, что разозлил его, потому что прочитал в его глазах себе приговор.
Викки тоже почувствовала угрозу и предложила мне уехать в командировку или заболеть на время, пока мистер Холденз остынет.
Но я подумал, что работу свою исполняю добросовестно, документы и отчётность в порядке. Да и за последние полгода своей деятельности я провёл несколько удачных операций, заработав банку приличную сумму.
Поэтому я самонадеянно успокоился и даже не посчитал нужным рассказать всё тестю, тем более, что тот мог подумать, что у меня и вправду что-то с Викки...

Я уселся в кресло и стал разглядывать черные абрисы спутанных веток кладбищенских деревьев на фоне серо-фиолетового неба.
От Хайгейтского кладбища веяло тоской и угрозой.
Я не понимал, за что Селена так любила это чёртово кладбище?
У меня ни разу не возникло чувство интереса или благоговения к умершим, а уж тем более я не верил ни в каких привидений, хотя жена постоянно талдычила о них, внезапно указывая за мою спину и утверждая, что там стоит какой-то призрак, нуждающийся в поддержке.

Я стал тяготиться причудами Селены.
Поначалу мне было всё равно, где она предпочитает проводить время и я даже радовался, что не где-нибудь на танцульках с тупыми подружками, как это делала Бэсс.
В тот день, когда мы познакомились с Селеной, я непонятным образом очутился на кладбище мертвецки пьяный, после того, как вдрызг разругался с Бэсс, с которой встречался уже год.

Я закурил, положив ноги на стол и разглядывая пустую унылую улицу перед кладбищем, освещённую раскачивающимся на ветру фонарём.
Селена была где-то там. Должно быть опять бродила среди могил или лежала на какой-нибудь гранитной плите, раздумывая о смерти, как в ту ночь, когда мы с ней встретились впервые.
Я хмыкнул, вспомнив, как тогда испугался, увидав, что с надгробной плиты поднимается ожившая скульптура ангела.
И как этот ангел завизжал, что твой поросёнок, бросившись бежать, не разбирая дороги, пока не провалился в чью-то могилу.
Я быстро протрезвел, вытаскивая Селену. Потом мне пришлось нести её на руках, и с вывихнутой ногой доставить к себе домой, и вечером, после того, как она стала моей, отвезти в отель "Плаза".
Этот странный вечер бросил нас друг другу в объятия самым мистическим образом.Целых три недели мы провели в постели, предаваясь ненасытной любви. Селена чуть не забыла о приёме в честь открытия филиала банка. И она явилась туда, едва успев натянуть платье и кое-как заколов волосы. Но даже так она смотрелась сногсшибательно. А её снежно-голубая кожа просто сводила меня с ума!
Всё произошло так потрясающе неожиданно, что я почти забыл про Бэсс.
Я люблю девчонок с сумасшедшинкой. А Селена была как раз такая.

Но сумасшедшинка хороша, когда тебе восемнадцать, а не двадцать шесть.
В этом возрасте все нормальные замужние дамы уже имеют детей, а не таскаются в дождь и снег по кладбищам, возвращаясь каждый раз с полубезумной улыбкой и бессвязными рассказами из жизни призраков.
Последний раз, когда я я завёл разговор о ребёнке, она, сверкнув в улыбке ровными белыми зубами, ответила, что в неё влюбился дух кронпринца, который из ревности не даст родить нам наследника.
Что мне оставалось делать? Признавать, что с ней что-то не так, она отказывалась. К психиатру идти не собиралась.Я пытался поговорить с её отцом, но мистер Уилл обвинил меня в том, что я слабак и не умею держать баб на коротком поводке. На этом и разошлись.


Внизу хлопнула дверь.
Селена вернулась со своей прогулки и вешала сырой плащ в прихожей.
Я задался вопросом:"Хотелось бы мне, чтобы Селена, зачав моего ребёнка, всё время проводила на Хайгейтском кладбище, сначала беременная, а потом и с малышом?"
"Нет, и ещё раз нет!"- отвечал я себе, несмотря на то, что честолюбиво мечтал о том, какие красивые и умные дети у нас должны получиться .
Она никогда не бросит это проклятое место!
Уверен, Селена психически больна.
Почему я трачу свою жизнь на борьбу с её страстью к гниению и тлену?!

Настроении у меня было паршивое, и когда Селена поднялась наверх и встала передо мной, я продолжал угрюмо смотреть в окно, где ветер чуть не срывал фонарь, устроив настоящую свистопляску.
Селена стояла и молчала целых пять минут.Подняв взгляд, я увидел, что она улыбается.
-Дорогой, я хочу представить тебе моего близкого друга, кронпринца!
Я затушил сигарету.
-Отлично! Ну и где он? Почему я его не вижу?
-Поверь мне, он рядом. И если он захочет, то объявит о своём присутствии.
-Как это мило с его стороны! - мы разговаривали, как два пациента психиатрической лечебницы.
Внезапно я увидел, как пепельница, в которой я только что затушил окурок, приподнимается над столом, потом выше и переворачивается так, что окурки падают прямиком на мои брюки.
Я вскочил на ноги.
-Что это значит?!
В этот момент, прямо мне в голову, прицельно, полетела подушка с дивана. Я увернулся. И тут на меня посыпался град различных вещей, с силой посылаемых чьей-то невидимой рукой.
И всё это в полной тишине, если не считать завываний ветра за окнами.
Селена смотрела на меня уже серьёзно.
Похоже, кронпринц решил развеять последние сомнения относительно своего существования.
-Хорошо, Селена, я верю, но только скажи ему, пусть прекратит!
-Милый! -Сказала она, глядя куда-то влево, - он всё понял! Теперь ты можешь жить здесь. Выбирай себе место по вкусу.
Некоторое время я ошарашенно молчал, потом пробурчав:"Ладно, я пошёл, а вы оставайтесь!", ринулся вниз по лестнице.
Селена смотрела на меня сверху, перевесившись через перила.
Я накинул плащ, схватил зонт и дернул дверь. Но дверь не поддавалась, хотя замок был открыт - кронпринц обладал недюжинной силой.
Попробовав ещё пять раз, я убедился, что попал в фильм ужасов о привидениях и скоро, по законам жанра, они сведут меня с ума.
Повесив плащ на место, я зашёл в свой кабинет и заперся. Меня оставили в покое. Похоже, Селена с кронпринцем подбирали ему уютное местечко.
Не в силах объяснить непонятное, я просто уснул.

4.

Пока коронер с Доналдом тупо смотрели в пустой брезентовый мешок, Айк тихо и медленно выполз из-за шкафа и выскользнул за дверь. Ему повезло, по пути никто не попался.
И только отбежав от морга метров двести, он оглянулся и обнаружил цепочку следов от босых ног, которую пристально разглядывал подошедший к зданию полицейский с папкой в руках.Но когда тот поднял голову, прослеживая куда ведут следы, Айк был уже далеко.
Он почти не чувствовал холода, ноги будто онемели. Редкие прохожие с удивлением провожали его взглядом, но Коллинз мчался вперёд.
На углу он махнул рукой и возле него остановилось такси. Водитель не удивился виду Айка, мало ли, может в баре подрался.
Коллинз знал, что вскоре его начнут искать, сначала труп, а потом и самого, потому что денег у него не было и предстояло ещё как-то убежать от таксиста, который непременно его запомнит. Главное, чтобы полиция не сразу вычислила адрес.
Чтобы выиграть время, когда проезжали сквер, Айк сделал вид, что его тошнит и сейчас он вырвет. Таксист, чертыхаясь, остановил машину, вышел и открыл автоматическую дверь. Коллинз с силой оттолкнул его и бросился в сквер, чувствуя, как нога за что-то зацепилась. Дёрнув ногой и ощутив резь повыше щиколотки, он побежал дальше.
Таксист злобно кричал вслед, и Айк внезапно понял, что возле такси осталась бирка из морга с его именем, которая была привязана к ноге.
Теперь его найдут в два раза быстрее!
Айк помчался, как угорелый и пришёл в себя только у каменного дома, украшенного цветочными вазонами с черно-зелёным самшитом. Дверь была опломбирована. Порывшись у корней, Айк достал ключ, оглянулся по сторонам, сорвал пломбу и открыл дверь.
Он здесь никогда не бывал, но точно знал куда идти. Миновав две комнаты и спальню, он вошёл в кабинет, в котором царил полный разгром и нажав на элемент декора шкафа, не дожидаясь, когда тайная дверь отворится полностью, нырнул внутрь.
В комнате он увидел семь кресел, стоящих вокруг большого зеркального шара. Тонкие провода тянулись от шара к креслам, обвивали их и исчезали в деревянном ящике с ручками и рычагами. Возле одного из кресел стоял небольшой столик с металлическим механизмом, похожим на арифмометр.
Айк подтащил это кресло и столик поближе к деревянному ящику. Обмотал ноги двумя нижними проволоками, а запястья верхними, и стал крутить арифмометр до тех пор, пока тот не показал 20.11.1921.
В это время он услышал, как где-то снаружи, приближаясь, воют полицейские сирены.
" Хорошо же вы работаете, сволочи, когда не надо!", пробормотал Айк, затем изо всех сил дёрнул за большой рычаг.
Раздалось нарастающее гудение, перешедшее в вой. Запахло озоном. Кожа Коллинза стала потрескивать. Зеркальный шар затрясся, от него полетели искры и сполохи. Их становилось все больше, свет ярче, наконец раздался гром, из центра шара вырвалась полуметровая молния и с силой ударила Айка в грудь. Всё померкло...

5.

Последнее время меня преследует какая-то чертовщина. Я не говорю о привидении, поселившемся в моём доме и постоянно делающим пакости. То вытащит из-под меня стул, когда я собираюсь сесть, то выльет на костюм чернила, то разбросает бумаги, так, что я не могу их найти. Селена то запирается со своим кронпринцем, то навещает мёртвых.
А между тем я попал в очень неприятное положение, потому что впервые в жизни у меня перестали сходиться цифры.
Скоро собрание акционеров и бумаги должны быть безупречны, но в отчётах, откуда ни возьмись, по активным счетам кредит стал превышать дебет на восемьсот пятьдесят шесть тысяч фунтов стерлингов.
Дональд Холденз как будто чувствуя, что у меня проблемы, кружил вокруг, как акула.
В банке царила тихая паника, работники отдела затаились, перепроверяя счета, а Викки даже не показывалась.
У меня возникло подозрение, что мой рабочий сейф кто-то вскрывает. Поэтому я взял документы отчётности домой, чтобы ещё раз полностью перепроверить.
Вернувшись домой я заперся в кабинете и стал пересматривать бумаги.
С ними творилось что-то невразумительное. К своему ужасу я обнаружил несколько переводных векселей и больших денежных переводов на счета-однодневки, которыми обычно пользуются бутлегеры. Все они были подписаны моим именем.
Но я их не подписывал!!! Kто-то подделал мои подписи! Кто-то меня подставил!
Как я смогу доказать, что я не мошенник?!
Мне показалось, что я схожу с ума.
"Как такое могло произойти?"- спрашивал я себя в сотый раз, разложив, наконец, бумаги и c ужасом видя ясную картину моего краха.
Дональд! Вот, кто это совершил, здесь нет сомнений. И всё из-за этой крашеной куклы Викки! Негодяй обвинит меня в хищении денег и не моргнув глазом упечёт меня за решетку.
Я выскочил из кабинета, не зная, что делать и кого просить о помощи.
"А может сбежать? Это решило бы массу проблем!"- мелькнула трусливая мысль, от которой я тут же отказался.
Попробую защитить своё честное имя...
Я позвонил адвокату, который обещал приехать к восьми утра.
Не знаю, как я пережил эту ночь.
Адвокат успел как раз вовремя, войдя в дом сразу за полицейскими.
Наручники надевать мне не стали. Куда бы я делся, если прямо перед домом простиралось Хайгейтское кладбище?

6.

Айк открыл глаза и увидел своё тело, сидящее в кресле. На небритом лице скорбная гримаса, руки сжаты в кулаки так, что побелели косточки. В воздухе - сильный запах озона.
Было странно перемещаться, не имея тела. Но какое-то ощущение всё же присутствовало. Сила в невидимом теле осталась, своим мягким напором она была подобна морской волне. Айк попробовал пройтись, а потом переместить пресс-папье на столе профессора.
Это получилось не сразу, но потом дело пошло на лад. Затем он попробовал пройти сквозь ширму, что удалось легко, как будто он всю жизнь только этим и занимался.
Коллинз выглянул в окно, где прохожие, подняв воротники и натянув поглубже шапки, старались быстрее пробежать по улице, подгоняемые беспорядочно носящимся ветром.
Айк отметил, что обзор увеличился и зрение стало панорамным. Это было интересно. Однако ему пора было уходить, чтобы исполнить задуманное.
Он знал, что едва перейдёт тонкий проволочный контур, проложенный по периметру комнаты, сразу попадёт в день, выставленный на арифмометре. Его тело будет находиться здесь до тех пор, пока всё не получится. Другого варианта Айк даже не рассматривал.
Перед тем, как шагнуть сквозь дверь, он оглянулся и ободряюще подмигнул мужчине в заскорузлой от чужой крови рубахе, сидевшему в кресле неживым манекеном.

7.

Спасти репутацию не удалось. Мне пришлось полностью вкусить всю горечь унижения. Конечно, я старался сидеть на скамье подсудимых с независимым и гордым видом, под градом обвинений в том, чего я не совершал.
Ситуация чуть не осложнилась, когда я сам попытался обвинить Холденза в том, что это его рук дело, а он стал настаивать, чтобы мне добавили срок "за клевету".
Я чувствовал себя бессильным что-либо сделать, водоворот невезения безжалостно затягивал меня в пучину.
Наконец, после трёх месяцев разбирательств, суд вынес вердикт.
Судья, выглядевший, как родной брат Дональда, недовольно тараща на лист маленькие глазки с отвисшими веками, огласил приговор.
"Шесть лет!"
Шесть лет унижений и позора, расплаты за неизвестно чьи грехи! Мне было стыдно поднять голову и посмотреть на тех, с кем я работал, на тестя, исполненного гневом, на Селену, сидевшую в дальнем ряду в шляпке с чёрной вуалью, как на похоронах. Кронпринц тоже, наверное, ошивался в зале суда, злорадно посмеиваясь. Теперь весь дом был в его распоряжении.
Суд постановил описать имущество, которого не было, вся недвижимость принадлежала Селене, ведь я всегда был для них лишь американским голодранцем и выскочкой...
Не буду рассказывать о том, как жилось и работалось в Пентонвилле, но за хорошее поведение меня выпустили на полтора года раньше срока.
За всё это время жена навестила меня лишь однажды - привезла документы на развод. Мы почти не разговаривали и я окончательно понял, что заплатил за свою жадность двенадцатью с половиной годами жизни.
Да-да, это был брак по расчёту, но теперь за него я рассчитался полностью. Мне нравилась Селена, она была чуднАя девчонка, да ещё и дочь богатого папочки, что сыграло, наверное, решающую роль.
Бедняжка Бэсс была мною забыта, скрыта за миражом богатства, обладателем которого я так и не стал.
В тюрьме я часто вспоминал Бэсс и думал, как сложилась её судьба? Помнит ли она меня, ведь столько лет прошло...
И уже в первый свой день в тюрьме, я твёрдо решил вернуться в Америку. Лондон я ненавидел всей душой, да и он меня, видимо, тоже недолюбливал.
За все прожитые здесь годы я так и не завёл себе ни одного друга, ни на свободе, ни в тюрьме. А ведь в Америке у меня была масса друзей, которых я эгоистично забыл, едва только опустил свой зад в "Астон Мартин" - свадебный подарок тестя.

Однако, даже самые плохие времена заканчиваются, и подписав документ о получении своих вещей, оставленных при входе в тюрьму, я вышел на свободу!
Костюм был сильно измят и пропах сыростью, мне пришлось снять комнату в дешевом отеле в пригороде, но я был свободен!
Навыки электрика позволили мне найти работу на ткацкой фабрике, где я проработал шесть месяцев, отказывая себе во всём и копя деньги на билет в Америку. Но несмотря на всю экономию их было всё ещё недостаточно.
Возвращение откладывалось.

И тут мне помог случай.
В воскресный день, когда я по личной просьбе директора устанавливал светильники в его загородном доме, мне встретилась Викки. Она, как обычно сияла, словно слиток золота, и узнала меня прежде, чем я успел отвернуться.
Плохо скрываемая жалость сквозила в её янтарных глазах, пока она расспрашивала меня о жизни.
Но мне было всё равно. Я знал, что уеду в Америку и больше никогда её не увижу, и даже не спрашивал о том, как дела в банке и всё остальное. Но она всё же успела сообщить, что банк процветает, Доналд всё так же омерзителен, что не помешало ему стать её мужем, а Селена окончательно свихнулась и сейчас лечится в Италии.
Я выслушал её рассказ бесстрастно, все эмоции я оставил в тюрьме, и собрался уходить, как Викки вдруг открыла сумочку и достала оттуда пачку банкнот.
Она стала совать мне деньги, но увидев мой отрицающий жест сказала, что даёт их взаймы, до тех пор, пока я не разбогатею.
Я подумал и взял.
Уходя, она послала мне воздушный поцелуй, эта чёртова красавица Викки...
На следующий день я взял расчёт на фабрике и купил билет.

8.

"Ну, здравствуй, Нью-Йорк!" - пело сердце.
Я ступил на родную землю четвёртого июля, ранним утром, и молодое летнее солнце приветственно раскинуло в небе свои руки-лучи. Не передать словами, как же я был счастлив! Мне хотелось обнять всех встречных людей, чёрных докеров и заблудившихся в порту растерянных мексиканцев, а таксисту я дал внушительные чаевые. Пусть тоже порадуется!
Старая тётушка Эмбер отдала мне комнату, где мы с братом ночевали ещё подростками, и это всколыхнуло целое море воспоминаний.
Душа моя наслаждалась в родных местах, а затхлый, угрюмый Лондон остался в тёмном прошлом.

Мысли о Бэсс не покидали меня ни на минуту, но прошло целых две недели, прежде чем я решился подойти к её дому.
За это время я нашёл работу, устроившись в ту же самую "Дженерал Электрик", куда меня приняли без проблем, навестил родню и друзей. Все мне были искренне рады.
Но будет ли рада Бэсс?

Она была рада, это стало понятно без слов. Увидев меня Бэсс вскрикнула и крепко обхватила руками, как будто боялась, что я исчезну. Мы стали целоватся, как сумасшедшие, а потом занялись любовью, будто нам было снова по двадцать пять.
И я подумал, что Бог меня всё-таки любит, раз всё так хорошо устроилось.
Бэсс лежала рядом, блаженно улыбаясь, тихонько гладя моё плечо и повторяя, как заведённая:"Айк...Айк...", но потом вдруг подскочила, словно её ужалила пчела, с криком: "Твоё письмо!" и стала лихорадочно рыться в большой китайской шкатулке.
Я недоумевал. Ведь никогда не писал ей писем.
Однако она подала мне плотный пакет, подписанный моим собственным почерком "Айку Коллинзу лично в руки" и датированный 30.04.1922.
В конверте лежали исписанные листки и ещё один пакет, поменьше.
Потрясенный, я сел на диван и начал читать.

"Никогда не думал, что буду писать сам себе письма.
Сейчас, когда ты уже в тюрьме, я могу рассказать удивительную и неправдоподобную историю нашей жизни, но тебе придётся в это поверить, а доказательства ты найдёшь во втором пакете.
До этого года моя жизнь шла так же, как и у тебя. Я был женат на Селене Уилл, которая большую часть времени проводила на кладбище.
Я работал на "Уилл энд Холденз банк". Так же, как и ты, я заигрывал с Викки, чем вызвал неудовольствие шефа, и меня перевели в другое отделение.
Там я проработал до начала 1926 года, а потом случились две вещи. Однажды Селена не вернулась домой и её труп обнаружили на Хайгейтском кладбище. Я попал под подозрение и был схвачен полицией, после чего мне предъявили обвинение в убийствах ещё десяти женщин, происходивших на том же кладбище, начиная с марта 1922 года.
В течение четырёх лет неуловимый маньяк расправлялся с женщинами и все подозрения пали на меня.
Алиби у меня не было, так как убийства совершались ночью. После громкой огласки и долгого процесса меня признали виновным и приговорили к повешению.
Незадолго до вынесения приговора мой адвокат сообщил, что на кладбище был пойман некий Джефф Моллен, схвативший женщину, которая сумела вырваться и сообщить в полицию.
Он работал мясником, поэтому найденные у него ножи не вызвали подозрения, а так как "маньяка" уже нашли, то дело раскручивать не стали, и Моллена наказали лишь за хулиганство.
В камере, до вынесения приговора я сидел с безобидным на вид пожилым профессором Адамом Берроузом, тем не менее обвиняемым в убийстве шестерых студентов.
Рассуждая о моём деле, он скептически относился к его исходу и однажды предложил мне попытаться изменить судьбу.
Профессор рассказал, что в конце прошлого века работал с Теслой над электрическими и эфирными взаимодействиями, в ходе которых они достигли эффекта "выбивания" эфирного поля из тела человека.
Наступает удивительный эффект разделения человека на тело, впадающее в анабиоз и эфирную составляющую, подобную привидению.
После этого Берроуз занимался проблемой в одиночку и ему удалось отправлять эфирные тела во времени назад, на определенную дату, рассчитав и дозировав силу электрического удара.
Многократные эксперименты над собой позволили ему "растянуть" время жизни, но электрические удары истощили его организм и вскоре он должен умереть, может даже не дождавшись суда.
А погибшие во время эксперимента студенты, нарушили его предписания, прикоснувшись к самим себе и были "притянуты".
Но суду ничего этого доказать невозможно, поэтому под покровом ночи из потайной комнаты для экспериментов ему пришлось перетаскивать их тела в свою лабораторию и инсценировать массовое электрическое поражение током.
Адам предложил мне воспользоваться капсулой с веществом, которое было спрятано в складке его одежды.
Он привёз его из путешествий по Африке.
Вещество вызывало коматозный сон на сорок восемь часов, после чего человек пробуждался.
Он дал мне вещество в пятницу и моё тело было отвезено в морг, где я очнулся и далее следовал нашему плану.
Я не буду больше нагружать тебя подробностями, и хочу попросить у тебя прощения за то, что портил твои брюки, рвал бумаги и изображал из себя кронпринца.
Когда находишься в виде привидения, от этого очень трудно удержаться.
Профессор сказал, что тот момент, как у тебя изменится линия судьбы, я исчезну.
Надеюсь, ты понял и принял всё, о чём я тебе рассказал и если ты сейчас читаешь эти строки, значит я в тебе не ошибся!
Поцелуй за меня Бэсс.

Твой Айк Коллинз"

Некоторое время я сидел, как оглушенный, потом раскрыл второй пакет.
Там лежали векселя на предъявителя, на сумму восемьсот пятьдесят шесть тысяч фунтов стерлингов. На клочке бумаги была приписка:" Ты отсидел не зря!"
Я обнял Бэсс, пристроившуюся рядом и вопросительно смотрящую мне в глаза, нежно поцеловал её и сказал:" Поженимся, купим дом. И чтобы никаких кладбищ в округе!"
*Голгофа - одно из самых старых кладбищ Нью-Йорка.

 

И на сегодня всё. Пока.

Изменено: Кошара, 14 Ноябрь 2013 - 10:52

[Кошара]

Привет всем!

Башня за лесом.

Spoiler

«... В Нижнем Новгороде начали каменщики строить кремль. На следующий день утром пришли и увидели, что все сделанное ими развалилось. Удивились каменщики, покачали головами, но продолжили работу. А на другой день увидели снова все развалившимся. Решили каменщики обратиться к старикам за советом. И старики сказали: чтобы кремль был крепким, долговечным и не взяла его вражеская сила, надо построить его на крови первого подошедшего к месту постройки живого существа.

Неподалеку от места, где строился кремль, жил посадский человек. И была у него молодая жена — красавица Алена, которая ждала ребенка. В то утро вышла Алена рано утром по воду на речку Почайну. Взяла она ведра и коромысло, спустилась к речке, набрала полные ведра и стала подниматься с ними на крутую гору. И увидела Алена, что около места постройки кремля стоят люди и чего-то ждут. Подошла Алена к строителям. Взмахнул рукой седобородый боярин. Схватили Алену и замуровали ее живой под основание башни. Вместе с ней положили туда и ведра с коромыслом. С тех пор и стала называться башня Коромысловой. А муж Алены, узнав о страшной смерти жены, покончил с собой — бросился в Волгу».

Легенда о Коромысловой Башне

* * *

«... При постройке домов имеют обыкновение класть человеческое тело в качестве фундамента. Кто положит человека в фундамент, тому наказание — 12 лет церковного покаяния и 300 поклонов. Клади в фундамент кабана, или бычка, или козла».

Отрывок из христианского номоканона

* * *

— … И вот в этот самый момент мальчик понял, что уже поздно, что Хозяин Башни увидел его, и нет ему теперь спасения, — Виталик сделал таинственную паузу.

Жадно слушающая его ребятня дружно затаила дыхание и не смела вздохнуть. Первым тишину нарушил маленький Димка:

— И как же он спасся? Не мог же мальчик умереть?

Виталик уловил трепет в голосе спрашивающего. Все понятно, Дима ещё слишком мал, и в его мире нет места для смерти ребенка. Для него дети и их родители бессмертны, и вот теперь он отстаивает не просто судьбу выдуманного мальчика, но и весь свой маленький безоблачный мир.

— Спасся, — серьезно кивнул Виталий, — Это же был конец лета, и наутро родители увезли его домой. Мальчик никогда так не радовался первому школьному дню.

Дима счастливо разулыбался, ребята загалдели, решая, кто же следующий будет рассказывать страшную историю.

Виталик отвернулся, ковыряя прутиком песок и задумался. Из окна его комнаты на пятом этаже по ночам отлично было видно призрачный силуэт башни. Она возвышалась над лесом, похожая на шахматную ладью, и из её окна сквозь темноту и расстояние пробивался желтый мерцающий свет.

Что находилось за лесом, Виталий знал отлично. Небольшая река с крутыми берегами и песчаным пляжем, а за рекой — огороженный невысоким забором пансионат местной больницы. Дальше располагалась село, в котором самой высокой постройкой была беленая церковь, но её лес скрывал полностью. В общем, для башни там места не было. Да и днем её было не видно. Однажды вечером Виталик позвал к окну маму и показал ей темный силуэт над лесом, но та отмахнулась, обозвала башню облаком, а сына — фантазером, и отправила его пить молоко на кухню.

В отличие от большинства детей во дворе, Виталий не проводил тут только лето. Его родители жили в этом доме круглый год, и самое большее, на что мальчик мог надеяться, это поездка к бабушке с дедом в деревню недалеко от города. Никаких тебе приключений. Так бы и жил он без приключений, если бы однажды осенью не заметил над верхушками леса темный силуэт. Он пропадал утром и вновь появлялся над лесом, как только темнело. Когда выпал первый снег, башня пропала, и появилась вновь лишь в конце мая. Вроде бы со временем ничего не менялось и не происходило, но Виталика терзала тревога при взгляде на странное строение.

Очередной рассказчик заканчивал свою историю, когда из леса вышел Анечкин папа с небольшой коробкой в руках. В коробке кто-то попискивал и шуршал коготками по картонной стенке.

— Смотрите, кого я вам принес. В гараж ко мне залетел. Маленький ещё видимо, летает неловко, вот я его и поймал.

В коробке, рассматривая людей неподвижными желтыми глазами и открывая клюв, сидела небольшая сова. Дети по очереди заглядывали внутрь, кто-то протянул ладошку к птице, но тут же её отдернул, когда совенок недвусмысленно щелкнул клювом, оберегая свою неприкосновенность. Когда все налюбовались, Анечкин папа захватил коробку одной рукой, вторую протянул дочери:

— Пойдем, бабушка уже давно ужин приготовила.

— А сову вы с собой заберете?

— Конечно, что ж я её, зря ловил что ли? Анечке подарком будет.

Виталий нахмурился:

— Нельзя её домой забирать. Она дома не выживет.

Мужчина не удостоил мальчишку ответом. Развернулся и пошел в сторону подъезда со своими сокровищами.

В ту ночь желтое окно в башне не светило ровным светом, а пульсировало, и сам силуэт башни стал ещё более размытым.

Наутро двор встретил Анечку напряженным молчанием. Все помнили, что случилось, когда прошлым летом её отец притащил с дачи крота. Его так же показывали ребятне и дарили девочке, а через пару дней она уже несла своего питомца в лес — хоронить. На её лице не было ни слезинки. Тоном, не допускающим пререканий, она пояснила:

— Кроты — вредители. Если оставить его на воле, то он размножится и съест все корни у деревьев.

Вот и теперь все ждали чего-то подобного. Но время шло, совенок все так же жил в клетке у Ани, и детям его больше не показывали. Ночью клетку выставляли на балкон, потому что птица горестно и пронзительно свистела по ночам и мешала семье спать.

Виталий тоже не спал по ночам, слушая крики совы и разглядывая башню. Свет пульсировал с каждой ночью все ярче и сильнее, и размытый поначалу силуэт теперь было видно намного лучше. Тревога прочно поселилась в сердце мальчика и грызла его изнутри, заставляя напряженно всматриваться и вслушиваться в темноту за окном. Эти ночные бдения и неослабевающая тревога настолько извели Виталика, что назревшее однажды решение этой проблемы было принято окончательно и бесповоротно. В ту ночь мальчик наконец спал спокойно.

В ближайшие выходные семья как всегда собралась на дачу. Они всегда уезжали вечером в пятницу, и возвращались домой в воскресенье под вечер — уставшие, измазанные землей и травяным соком, пахнущие костром. Но в этот раз родители решили уехать только в субботу утром, потому что сын оставался дома. Он и так в последнее время выглядел приболевшим, и мама решила не брать его с собой в этот раз, оставив сына на попечение соседки. Виталик уже был достаточно взрослым, чтобы спокойно провести сутки без родителей.

День прошел как обычно. Вечером тетя Лида накормила мальчика ужином и ушла к себе, наказав в случае чего позвонить ей или зайти в гости.

Виталий дождался темноты, внимательно посмотрел на башню, запоминая её расположение, оделся и вышел в подъезд. Тихо-тихо, чтобы соседка не услышала шума, он запер дверь, на цыпочках спустился на первый этаж, там только обул кроссовки и покинул подъезд.

На улице было ветрено и довольно прохладно, шумели деревья, скрипели гнущимися ветвями. С Анечкиного балкона раздавался свист совы. Виталий немного подумал и подошел к её балкону. Легко забрался по водостоку до открытого окошка, нащупал клетку с птицей и вытащил наружу. Распахнул дверцу, и совенок метнулся в темноту.

Виталик сунул клетку обратно и спрыгнул вниз. После этого, не оглядываясь, направился в сторону башни. Хорошо знакомый лес был неузнаваем. Там, где днем были проложены широкие тропы, ночью росла крапива, ноги выворачивались, попадая на корни, но мальчишка упорно шел вперед. Когда он вышел к реке, Башня показалась во всей своей красе. Она стояла на противоположном берегу, высокая, крепкая. Наверху мягко светилось окно. Виталий подумал, что ни одна лампа не может давать такого теплого света, что там наверняка горит свеча, да не одна.

На тот берег реки он перешел по железнодорожному мосту. Башня возвышалась над Виталием темным колоссом. Тяжелые старые камни были покрыты влажным мхом. Между грубо обработанными блоками вились глубокие борозды, из которых время и ветер извлекли более мягкую породу, скрепляющую камни между собой.

Ни одной двери в Башне не было. Единственный проем, который смог найти Виталий — желтое окно наверху, под самыми зубцами.

Мальчик попробовал ползти вверх, цепляясь за выемки между камнями, и у него это получилось довольно неплохо. В глубоких бороздах было достаточно места для того, чтобы прочно поставить ногу или крепче ухватиться за неё пальцами. Однако очень скоро Виталий устал. Руки болели, дервенели и не слушались. Мальчик прижался щекой к влажной стене и зашептал, обращаясь к себе и к камню:

— Ну пожалуйста, пожалуйста-пожалуйста! Я должен попасть внутрь.

Он постоял так немного, позволяя рукам отдохнуть, и попробовал продолжить движение, но не смог оторвать сведенные пальцы от стены. Попробовал дернуть рукой, но она будто приросла ладонью к камню. Вторая рука так же не желала расставаться с Башней. Виталик подтянулся как можно выше, взглянул на свои руки и закричал.

Он захлебывался криком, а его плоть серела, становилось холодной и влажной. Ему не было больно, только всепоглощающий ужас терзал мальчишку. Вот уже по локоть руки обратились в камень, вот уже до колен доползла серая хворь снизу. А вот и в груди расцветает серый ледяной цветок.

Когда тело обратилось в камень по самую шею, Виталий всхлипнул и нежно прижался теплой живой щекой к Башне, позволил завладеть ей его глазами, ушами, всеми своими чувствами. Ему больше не было страшно.

У нас рано темнеет.

Spoiler

Это случилось, когда я учился на втором курсе. Была зима, конец учебного семестра.

Сейчас я понимаю, что все могло бы быть совсем иначе, если бы не одна мелочь. Подходя к автобусной остановке, я перелистывал песни в плеере. Есть у меня такая привычка — если песня не соответствует моему настроению, я не стану ее слушать. Даже сейчас я могу потерять пару минут, сидя в машине и щелкая кнопками магнитолы в поисках песни сегодняшнего дня.

Тогда я настолько увлекся, что прошел мимо продуваемой ветром остановки, на которой в вечерних сумерках маленькой стайкой томились в ожидании автобуса студенты. Когда в наушниках заиграла нужная песня, я опомнился, но возвращаться не стал. Решил, что сяду на следующей — до нее идти минут пять. Это решение изменило все.

И вот стою я один на автобусной остановке. Ветер раскачивает над головой желтый шар подвесного фонаря. Подошел автобус. Не мой — я понял это сразу. Даже несмотря на то, что номера не было видно. Просто автобусы своего маршрута я знал — новые, бело-зеленые коробки-аквариумы. А этот был старый. Их еще помнят многие, наверное. Оранжевого цвета с круглыми фарами на широкой «морде».

Автобус, сипло вздохнув тормозами, встал у остановки. Табличка с маршрутом говорила о том, что конечная у него «Ж/Д ВОКЗАЛ». Решив, что от вокзала до общежития я дойду минут за десять, а ждать автобус своего маршрута можно и полчаса, я взялся за облупленный поручень и зашел в переднюю дверь.

Салон был пуст. В желтом свете плафонов я разглядел лишь четыре фигуры в хвостовой части. Я сел у окна впереди. Двери с шипением закрылись. Автобус плавно, словно пароход от причала, отошел от остановки. С моего места мне были видны руки водителя, лежащие на баранке. Около минуты, наслаждаясь теплом, я пребывал в какой-то полудреме. Изредка поглядывая в окно, я думал о всякой ерунде, разглядывая свое отражение в застекленном окошке, которое отделяло кабину водителя от салона.

В отражении за моей спиной был достаточно четко виден салон и темные фигуры пассажиров сзади. И тут я вздрогнул. Мне на миг показалось, что пассажиры за спиной пристально смотрят на меня. Но не это меня испугало, а то, что они вдруг стали ближе на целых два ряда сидений!

Не знаю, почему я так испугался. Ну пересели. Ну да, все четверо. Значит — вместе едут. Все в темном. Нет, скорее сером. Какие-то комбинезоны или робы. Что меня в этом могло напугать? Я пытался понять это, продолжая смотреть на пассажиров. И тут один из них вытянул вперед руку. Остальные трое медленно повернули к нему головы, а затем уставились в мою сторону. Лица… Я плохо мог их различать — отражение дрожало вместе со стеклом, а оборачиваться не хотелось. Никаких монстров там не было, инопланетян тоже. Клыков, миндалевидных бездонно-черных глаз тоже не было. Простые лица. Какие-то серые, с грубыми чертами, похожие на рабочих со старых плакатов. Они смотрели на меня. Вся четверка.

Гул двигателя стал тише. Автобус подъезжал к остановке, и у меня уже возникла идея — не пора ли валить отсюда, от этих непонятных «друзей»? Кто его знает, что у них на уме? В автобусе они меня, скорее всего, не тронут. А с другой стороны — в наше смутное время всякое бывает.

Остановка проплыла за окном. Я вынул из ушей наушники. Мы не остановились.

С другой стороны, а кто сказал, что мы должны были здесь остановиться? Не ездил я никогда этим маршрутом, может быть, он на ней и не должен останавливаться. Я не боялся и не паниковал — все было слишком обыденно. А вот когда снова посмотрел на отражение салона перед собой — даже втянул голову в плечи. Они уже стояли. Все четверо. Стояли, не держась даже за поручни. И смотрели на меня. Серые лица, серые глаза…

И я оглянулся. И я встал.

Я старался, чтобы это выглядело как можно более естественно — оглянулся назад как бы без интереса, просто так. И сразу же встал правым боком к ним, а лицом к окну, схватившись за поручень над головой. До передней двери был один шаг. На следующей остановке я выйду — выйду и дойду пешком. А потом постараюсь забыть эту странную историю, свой глупый страх и то, как поручень под рукой стал влажным от пота.

Краем глаза я смотрел на них. А они — на меня. Долго делать вид, что я этого не замечаю — глупо. Спросить, что им нужно — страшновато. Оставалось лишь ждать остановки и выходить.

Контролер! Тут до меня дошло, что я так и не заплатил контролеру, не положил в карман желтый прямоугольник билета. И контролера здесь не было!

Вторая остановка осталась позади. Мы не останавливались. «Вахтовый автобус», — подумал я. Поэтому здесь эти мужики с лицами типичных работяг. Поэтому не остановились. Поэтому нет контролера. И поэтому он такой старый. Он перевозит рабочих с предприятия на вокзал или по домам, а я зашел в него, приняв за обычный автобус. Вот они и смотрят на меня. И рукой показывают поэтому… Я сам себе не верил.

Они пошли, уже не скрываясь. Медленно. Не угрожающе, а как-то… как люди, которые идут к рабочему месту выполнять свою работу. С таким выражением на лице рабочий кладет кирпич, автомеханик закручивает гайку.

Пусть потом, в теплой комнате общежития, я буду смеяться над испуганным ребенком, который вдруг во мне открылся. А сейчас я был уверен — они идут на меня. Я посмотрел через плечо в кабину. Теперь, когда я стоял, мне было видно человека внутри. Пожилой мужчина в темном свитере за рулем.

Иногда, копаясь в коробке с разными мелочами, больно натыкаешься на острый предмет. Так и я наткнулся на взгляд в зеркале заднего вида. Спокойный взгляд, даже насмешливый чуть-чуть. Он знал, он видел — что происходит в салоне его автобуса. А четверо мужчин уже подходили. Мне не нужно было оборачиваться — я знал.

В таких ситуациях нужно сказать что-нибудь типа: «У вас проблемы?», «В чем дело?». Но меня хватило лишь на безвольное вопросительное движение головой. Типа, что такое? Почему вы ко мне подошли? Вам нужна помощь? Или мои деньги? Или моя жизнь?

Я не слабак! Мне не стыдно за свой страх тогда. Нужно побывать в этом автобусе, увидеть эти лица, которые надвигаются на тебя, как колесо грузового автомобиля на пивную банку. Банка даже не проблема, не препятствие, ее просто раздавят мимоходом.

Один из них наклонился куда-то между сидениями и достал большой черный полиэтиленовый мешок. Второй поднял лежащую под сидением сумку из коричневого кожзама. В ней что-то металлически звякнуло. Все так же спокойно они двинулись ко мне. Спокойные лица, размеренные движения.

Автобус резко тормознул. И тут же раздался грохот, звон и звук сигнала. И четверо мужчин сразу оживились, как-то суетливо, вытягивая шеи, они смотрели за мою спину. Открылись двери, и они все вчетвером пробежали мимо меня вон из автобуса, словно бы меня здесь не было. Я слышал, как грубые ботинки с глухим скрипом стали удаляться. Я, наконец, отпустил поручень и увидел на руке кровь — когда автобус во что-то врезался, а так и было — этот звук ни с чем не спутать, моя рука поехала по поручню, из которого торчал незакрученный винт, обрывок проволоки или что-то такое. Косая борозда через всю правую ладонь. Но меня охватило облегчение — подумаешь, авария! Зато они больше не идут на меня так молчаливо и страшно.

Я спустился со ступенек. Посмотрел вперед. Все было ясно — серый «жигуленок» выскочил из переулка, да так неудачно, что автобус даже скорость сбавить не успел. Четверо из автобуса суетились вокруг машины. Один открыл капот зачем-то. Трое остальных вытаскивали из-за руля водителя. И тут один из них стал расстилать на снегу тот самый черный полиэтиленовой пакет, а другой — с глухим звоном рыться в коричневой сумке. Я видел водителя «жигулей» — молодого парня. Он вроде бы сильно не пострадал. Его положили на землю, и один из «рабочих» склонился над ним. Со стороны это выглядело так, словно бы пассажиры автобуса помогают пострадавшему в ДТП бедолаге.

Только вот парень из легковушки все пытался вырваться, встать, но двое из «пассажиров» уже прижимали его к земле, а третий доставал что-то продолговатое, по-металлически блестящее из сумки. Четвертый резко обернулся и посмотрел на меня. А я — на него. В тот же миг я услышал удар и хруст, увидел, как на голову водителя легковушки стремительно опустился непонятный предмет, похожий на небольшую монтировку, но с крюком, как у багра. Брызнула кровь. Один рабочий начал бить. Второй держал руки жертвы, третий придавил его ноги к земле коленом. Брызги крови на алом снегу в свете одной-единственной уцелевшей в аварии фары — левой фары автобуса — были как кляксы. Я видел, как конвульсивно задергались ноги и руки ИХ жертвы, как вдруг он стих, сразу стал похож на ворох тряпья. И кровь потекла, растапливая ледок и грязный снег на асфальте. Хорошо, что я не видел и половины картины из-за ИХ спин, а то остолбенел бы. Но четвертый уже шел ко мне. Не торопясь. Безо всяких эмоций на лице.

И тогда я побежал. В таких случаях всегда пишут — я бежал, как никогда в жизни. Нет. Никогда в жизни я так плохо не бегал! Никогда еще в жизни у меня так бешено не стучало сердце, не сбивалось дыхание, а ноги не заплетались.

Меня не стали преследовать. Я обходил тот квартал, где случилась авария, где стоял ИХ автобус по огромной дуге. В общежитии я никому ничего не рассказал, а просто просидел полночи в туалете, держа сигарету в левой руке — рана на правой уже не кровоточила, но болела сильно. Идти в милицию? Рассказать друзьям? Или просто забыть это все, как страшный сон, как бред сумасшедшего?

Утром в субботу меня разбудил сосед по комнате — я спал в туалете, прижав раненую ладонь ко рту, словно сам себя затыкая.

Через два дня по местному телевидению прошел сюжет о странном происшествии — нашли разбитый «жигуль» посреди улицы Фрунзе, но ни водителя, ни второго автомобиля, ни свидетелей… Там же сообщалось, что за последний год это уже четвертое пустое разбитое авто, найденное посреди узких второстепенных улочек. А еще через неделю я уже знал, что в городе орудует жестокий убийца или убийцы. Их жертв находили у обочин, часто прямо на остановках общественного транспорта. Всегда ногами к проезжей части. Тела были неимоверно жестоко изуродованы. И всегда в статьях, которые печатали СМИ, значилось: «… жертва предположительно ждала автобус на остановке» или «… предположительно тело было выброшено на обочину из автомобиля».

А я видел его снова. Вечером, возвращаясь с учебы уже накануне Нового года, я увидел ТОТ автобус. Он обогнал меня, а в освещенном салоне я увидел силуэт сидящей с книгой женщины. Позади — еще четыре серые фигуры. Когда автобус проезжал мимо, они как раз поднимались. И медленно шли по салону в ее сторону.

Нет, на следующий день СМИ не сообщили о трупе женщины. Изуродованном, брошенном на обочине… Но сообщат. Я знаю. В этом городе очень много узких улочек. Очень много заснеженных обочин.

А тот автобус я видел еще трижды. Последний раз он ехал медленно, а четверо стояли в нем, глядя в окно на меня и не держась за поручни. Я свернул в первый попавшийся двор.

Я не знаю, почему мне дали уйти, не знаю, кто они, не знаю, зачем они это делают. И я не стал проверять, какой автобусный маршрут имеет своей конечной остановкой железнодорожный вокзал. Последний раз я видел его четыре года назад. У меня есть работа, девушка. Шрам на руке остался, но я к нему уже как-то привык. Я больше не езжу общественным транспортом — есть машина. Но примерно раз в год я вздрагиваю, увидев разбитый автомобиль у обочины, кучу мусора в придорожной канаве или силуэт автобуса в вечерних сумерках. Я знаю, ОН где-то там. Со своими пассажирами. И да… У нас рано темнеет.

Загробный мир.

Spoiler

В Древней Греции бытовало поверье, что покойники ночью могут навещать свои прежние жилища, особенно если домочадцы чем-то им не угодили. От живых людей их отличал черный цвет кожи. Вот пример из современности. Жила обычная семья: муж, жена, дочь жены от первого брака и их общий сын… Муж, Александр, когда-то имел, как говорится, «золотые руки». Но потом начал пить и потерял работу, а заодно и человеческий облик… Ценные вещи из дому вынес, денег в семье не было… Напиваясь до белой горячки, Александр смертным боем бил супругу и детей, гонялся за ними с ножом, крича, что они хотят его убить, и выкрикивал угрозы: «Вы от меня не избавитесь, я вас и с того света достану!»

Однажды его нашли мертвым во дворе дома… Деньги на похороны заняли у соседей. Даже положить в гроб покойника было не в чем. Следовало, по обычаю, одеть его во все новое и белое, но ничего этого в доме не нашлось - при жизни несчастный все пропил… Тогда вдова надела на него единственную старую выходную рубашку красного цвета.

После похорон мать с детьми легли спать. И вот поздней ночью вдруг раздался звонок в дверь… Дочь с матерью одновременно пошли открывать. Девушка взглянула в глазок - о ужас! На тускло освещенной лестничной площадке стоял мужчина в красной рубашке. Черт его лица разглядеть было невозможно - оно было каким-то неестественно черным… Но человек бормотал ругательства и проклятия голосом умершего отчима! «С*ки, даже рубашки приличной не нашли похоронить!» - донеслось до девушки.

Ни мать, ни дочь не стали открывать дверь или пытаться заговорить с незваным гостем. Обе беззвучно молились… Мужчина повернулся к двери спиной и, шатаясь, отступил в темноту… Напоследок неровный свет лампочки упал на его лицо, и обе женщины с ужасом увидели, что это было почерневшее от разложения лицо мертвеца…

«Неправильные» поминки

Глава одной семьи, звали его Владимир, сильно пил, хоть и был хорошим человеком. И всегда говорил жене, чтобы похоронили его, выставив на поминки только ящик водки и пельмени. Он трагически погиб в Омске. Там его и пришлось хоронить. Похороны устроили богатые, собралось много народу… Но про наказ покойного забыли… И вот ночью дети овдовевшей женщины услышали ее хрип: «Помогите!» Бросились к ней, а тут в прихожей входная дверь хлопнула… Видят, мать сидит, держа руки на шее, а на коже у нее черные синяки… Рассказала она, что приходил Владимир, сел у кровати и спрашивает: «Я тебя как просил меня похоронить? Ящик водки и пельмени! А ты меня как похоронила?» И душить ее начал…

Это лишний раз доказывает, что к просьбам и пожеланиям покойников следует относиться серьезно и внимательно. Да еще и угадывать их… К примеру, с Николаем (назовем его так) приключился самый настоящий кошмар!

У Николая умер отец. Пока тело лежало в доме, к сыну пришли друзья. Они решили все вместе попариться в бане и заодно покойника помянуть. Так и сделали…

После бани сели пить водку за помин души, и вдруг… из предбанника донесся пронзительный детский плач. Выбежали посмотреть - никого. Вернулись в баню - снова ребенок плачет, и как будто совсем рядом!

Обшарили все закоулки, да так никого и не нашли. Не по себе мужикам стало. Вернулись в дом - а мертвец лежит не в такой позе, как прежде! Да еще и потом склизким покрылся. Смекнул Николай, что батя обижен: бросили его, одного оставили…

А на сороковой день после смерти он Николаю во сне явился и стал корить за то, что тот тогда водку с мужиками пить пошел…

Тапочки для покойницы

В одном украинском селе рассказывают такой случай. Женщине приснилось: приходит к ней недавно умершая дочь и просит: «Мама, передайте мне тапочки, здесь приходится много ходить, а у меня туфли неудобные, на каблуках…». Самой дочери мать не видела, только слышала ее голос, да прочитала адрес на конверте, по которому следовало отвезти передачу. Почему-то она этот адрес хорошо запомнила.

Проснувшись, женщина не могла места себе найти. Рассказала обо всем куме, а та посоветовала купить тапочки и отвезти. Мать покойницы отправилась покупать тапочки, но их нигде не продавали - времена еще были «застойные». А тут случайно подвернулась одна знакомая, что где-то купила себе новенькие тапочки и ни разу не успела их надеть. Она пожалела мать девушки и продала их ей. Тем более, что умершая носила как раз этот размер.

Ехать надо было в Киев. Откуда-то женщина знала заранее, на какой автобус садиться, будто кто нашептывал на ухо. Спросила у пассажиров, где сойти, нашла указанную улицу, дом, квартиру… Входная дверь оказалась открыта, посреди комнаты стоял гроб, в нем - красивый молодой покойник. Гостья заплакала, потом подошла к матери умершего, поведала ей свой сон и попросила разрешения положить в гроб купленные тапочки. «Мы не стали своими на этом свете, но на том наши дети сроднились», - сказала она, прощаясь.

Все эти истории свидетельствуют о том, что потусторонний мир существует по каким-то своим, не ведомым нам законам, и обитатели его способны проникать в нашу реальность, чтобы заявлять о своих нуждах…

 

З.Ы. От живых людей их отличал черный цвет кожи...

И на сегодня всё. Пока.

Месть Листера.

Файлы. Попадает в эту категорию с огромной натяжкой, но всё же.

Spoiler

Нам, живущим в компьютерном веке, когда любую твою оплошность могут выложить на «YouTube» в назидание потомству, трудно в это поверить, но около 70% немых фильмов считаются утраченными. Из режиссеров немого кинематографа, чьи произведения практически не сохранились, самым загадочным — по крайней мере, для меня — является немецкий режиссер Кай Винкельман (1887 — 1926). Хотя в свое время он пользовался большим влиянием, сейчас его наследие почти полностью забыто — и из этой статьи вам станет ясно, почему.

Винкельман родился 18 сентября 1887 в Оффенбахе на Майне в семье мясника. Насколько известно, семейное ремесло казалось ему отвратительным, и с отцом он не ладил — тем более что тот сильно пил. Отслужив в Первую мировую войну на русском фронте (этот период в жизни Винкельмана нанес ему глубокую психологическую травму), он женился на некоей Грете Шульц, медсестре, с которой он познакомился в госпитале для ветеранов. Винкельман переехал в Вену, родной город жены, и стал снимать фильмы под руководством одного из родоначальников немецкого кино Йозефа Манделя. В этот период он снял немало достаточно успешных фильмов; некоторые из них частично или полностью сохранились. Но самой удачной его работой был сериал про лорда Листера.

Сериал о Листере, основанный на цикле бульварных детективов о «воре-джентльмене» лорде Листере, известном в преступном мире под кличкой Раффлз, состоит из шести серий, каждая длиной около часа. Фильмы достаточно вольно обращаются с первоисточником. В оригинальных романах (и в первых двух сериях сериала) лорд Листер — довольно обаятельный персонаж в духе Робин Гуда или Арсена Люпена, редко совершающий действительно серьезные преступления. В сериале Винкельмана Листер стал куда более зловещим персонажем, всемогущим гением преступного мира, не брезгующий изнасилованиями и массовыми убийствами. В сериале, как и в романах, за Листером гоняется Бакстер, сыщик из Скотланд-Ярда. В ранних сериях Бакстер был комическим героем, безалаберным выпивохой, которого всегда обводит вокруг пальца маэстро-вор. В более поздних он преображается в трагического героя, честного полицейского, бессильного остановить злодейства своего беспощадного врага лорда Листера. Хотя Листера все время играли разные актеры — замысел состоял в том, что его истинный облик неизвестен, — детектива Бакстера всегда играл близкий друг Винкельмана Олаф Шнайдер.

Олаф Шнайдер сдружился с Винкельманом вскоре после того, как тот стал работать у Йозефа Манделя. Они были полностью противоположны как внешностью, так и внутренним миром: Шнайдер был крепким здоровяком, любителем бокса и автогонок, Винкельман — болезненным затворником. Несмотря на это, они стали очень близкими друзьями. Возможно, их объединяли трагедии в личной жизни: у Винкельмана было тяжелое детство, к тому же его не переставало терзать пережитое в войну, а жена Шнайдера покончила с собой в 1918 году, оставив ему малолетнюю дочь.

Сюжет первых пяти фильмов про Листера, насколько вообще его можно восстановить (сохранился только один, и то в неполной копии), таков:

1. Lister tritt ein («Появление Листера»). Сценарий первой серии написал никто иной, как легендарный режиссер и сценарист Фриц Ланг. В этой серии Листер, живущий под именем лорда Уильяма Абердина, похищает ценную картину с вернисажа. Горе-сыщик Бакстер в конце концов ловит Листера, но тот сбегает, провернув хитроумный план и выдав себя за охранника. Следует увлекательная сцена погони, в конце которой Листер, естественно, спасается бегством.

2. Lister schlagt zuruck («Ответный удар Листера»). Фильм начинается со сложно выстроенной сцены того, как Листер крадет жемчужное ожерелье с шеи герцогини прямо посреди оперного театра. Потом он дерзко заявляет о своем следующем преступлении, дав объявление в газету: в такой-то день и час он похитит фамильные драгоценности лорда Вилмора. Бакстер и его помощник-полицейский вместе с Вилмором караулят драгоценности в особняке, но Листер так и не появляется. Бакстер уже готов объявить все мистификацией, но вдруг слышит приглушенные стоны и находит настоящего лорда Вилмора связанным в шкафу — оказывается, Листер всю ночь выдавал себя за него, а настоящие драгоценности давно заменил подделками. Бакстер понимает, что особняк заминирован, и чудом спасается. Это единственный сохранившийся фильм про Листера.

3. Lister in Amerika («Листер в Америке»). Детектив Бакстер узнает, что Листер скрывается в США. Он садится на океанский лайнер, но на полпути, посреди Атлантики, пассажиров начинает косить загадочная болезнь. Похоже, что Листер запустил на пароход чумных крыс, чтобы убить Бакстера. По приезду в Нью-Йорк Бакстера арестовывают по обвинению в ряде убийств, совершенных Листером, и судья (переодетый Листер) приговаривает его к смерти через повешение. Бакстер бежит через канализацию, вылезает, вдыхает свежий ночной воздух — и видит глумливого Листера на крыше дома. Он одет в классический злодейский костюм: черный плащ, черные перчатки и черную маску палача. Листер издевательски протягивает руки, будто бы предлагая Бакстеру себя арестовать.

4. Das todliche Parfum («Смертоносный аромат»). Детектив Бакстер расследует серию кошмарных приступлений: в универмаге кто-то подменил духи серной кислотой, вызвав десятки смертей и увечий. Чтобы раскрыть правду, Бакстер объединяет усилия с молодой женщиной, утверждающей, что она бывшая пассия лорда Листера. Бакстер, пусть он и женат, вскоре начинает поддаваться очарованию красавицы. Фильм завершается шокирующей сценой: в результате махинаций Листера Бакстеру приходится допустить смерть женщины под колесами поезда, чтобы предотвратить катастрофу, которая могла бы унести сотни жизней.

5. Die schreiende Leiche («Кричащий труп»). О сюжете фильма известно очень мало — рецензии тех лет состоят в основном из осуждающих восклицаний. Там точно изображено погружение Бакстера в алкоголизм и депрессию после множества неудачных попыток поймать Листера. В сюжете, насколько известно, фигурирует пожар в опере и безумная сцена, в которой Листер носит маску из срезанного лица.

Несмотря на болезненно-гротескное содержание (а может, благодаря ему), фильмы были весьма популярны у тогдашних зрителей — их можно назвать «Пилой» своего времени. Как можно было представить, нарастающая мрачность фильмов про Листера совпадала с нарастающим кризисом в личной жизни Винкельмана — романом его жены Греты с Олафом Шнайдером, его ближайшим другом. Похоже, что Винкельман знал о романе и молча принял его, но это сказалось на его и без того неустойчивой психике. В письме двоюродному брату от 13 октября 1923 года Винкельман пишет: «А почему бы ей не предпочесть его? Такой мужчина сможет дать ей то, чего я никогда не смог бы, с моим хилым телом и истерзанной душой. Моя темная Муза овладела моей жизнью. Я могу лишь повиноваться ее приказам…».

Так продолжалось до тех пор, пока чудовищная трагедия не положила конец и сериалу, и партнерству Винкельмана и Шнайдера… по крайней мере, на время.

В декабре 1923 года Винкельман уехал по делам во Франкфурт, оставив с женой полуторагодовалого сына. Экономка тоже уехала навестить сестру. Согласно показаниям, взятым полицией у пораженной ужасом Греты, она занималась в спальне любовью со Шнайдером, когда услышала громкий стук в детской. Их сын выбрался из колыбельки и сломал себе шею. Естественно, разразился громкий скандал, и никто не удивился, когда Грета однажды исчезла, возможно, чтобы начать новую жизнь под чужим именем. Шнайдер же вскоре эмигрировал в Америку, где его следы затерялись.

Несмотря на чудовищную личную трагедию, Винкельман держался как мог. Хотя он был примерным отцом — насколько позволяла работа, — он перенес свое горе с достоинством, даже основал собственную киностудию несколько месяцев спустя. Студия Винкельмана была поначалу довольно успешной, там снимались пусть и не выдающиеся, но доходные фильмы. Через несколько лет после смерти сына начали ходить странные слухи — будто бы Винкельман поувольнял почти весь персонал и бродит по опустевшему, полузаброшенному Фильмштадту.

За полгода до смерти он дал интервью газете «Фоссише цайтунг», в котором заявил, что полностью простил Шнайдера, мало того — переписывается с ним и готовится снять новый фильм. К удивлению, а потом и разочарованию публики, последний эпизод саги о лорде Листере, озаглавленный «Listers Rache» («Месть Листера»), вышел на экраны в 1927 году.

«Месть Листера» показывали в весьма немногих кинотеатрах, а потом и вовсе сняли с проката. Фильм длиной всего 40 минут был насыщен причудливым экспрессионизмом куда больше, чем любая из предыдущих серий — и был куда как страшнее. Отзывы современников (возможно, преувеличенные) сообщают об обмороках, инфарктах и т. п. на предварительных показах. Согласно газетным статьям, фильм начинается с надписи, гласящей, что детектив Бакстер потерял работу в Скотланд-Ярде и его бросила жена. Бакстер сидит в грязной, заваленной барахлом квартире за письменном столом; другой мебели нет. Он пишет записку, текст которой нам не видно, и все время плачет. Его окружают пустые пивные бутылки, у него запущенный и неопрятный вид. Сцена с плачем затягивается до неудобности долго, после чего Бакстер выходит из квартиры и бродит по улицам Лондона. Город представлен в виде серии безумных картин-декораций в духе «Кабинета доктора Калигари» под невозможными углами, не существующими в реальности. На заднем плане различимы жуткие образы: повешенные, изуродованные лица, плач и т. п.

Бакстер наконец оказывается посреди высокого моста и разглядывает быструю реку и острые скалы. Ясно, что он думает о самоубийстве. Внезапно на другом конце моста появляется темный силуэт — это Листер в маске и плаще палача. Листер кричит: «Прыгай!» (с помощью надписи, разумеется). Бакстер, на минуту растерявшись, собирается с силами и гонится за врагом. После короткой сцены погони Листер прыгает в огромную яму, а за ним и Бакстер. В следующей сцене сыщик оказывается в огромной пещере — возможно, в логове преступного гения. Видно, что в пещере полно мебели: обеденный стол со стульями, гарбероб, рукомойник, даже книжная полка. Бакстер подходит к столу и видит, к своему ужасу, что вся мебель сделана из человеческих костей. Посреди пещеры — огромная куча частей человеческого тела, сваленных наподобие компоста. Бакстер дрожит от ужаса и пытается бежать обратно к выходу из пещеры, но поздно — Листер вместе с двумя подручными в масках быстро приближается, держа в руках топор. Мы видим, как их тени на стене надвигаются на сыщика и полностью его затмевают.

Сцена снова сменяется. Сыщик Бакстер в каком-то сыром подземелье, его руки и ноги прикованы к стене. Он избит и истекает кровью. Открывается большая стальная дверь, входит Листер с двумя подручными в масках. Один из них тащит маленькую девочку лет десяти с повязкой на глазах. Листер «говорит» Бакстеру: «Сейчас ты воссоединишься с дочерью, как ты и хотел!». Двое громил в масках прижимают брыкающуюся девочку в земле, Листер откуда-то из-за пазухи достает мясницкий нож и спокойно, методично перерезает ей горло. Подручные сажают умирающую девочку напротив пораженного детектива Бакстера. Изо рта и горла у нее хлещет кровь, но она еще дышит. Листер командует: «Оставьте их!». Все трое уходят из комнаты, а Бакстер бессильно наблюдает за последними минутами дочери.

Надпись объявляет, что прошло три недели. Бакстер все еще прикован там, где Листер его оставил. Его одежда порвана, у его затравленный, измученный вид. Рядом с ним лежит почерневший и раздувшийся труп дочери. Железная дверь медленно открывается, входит Листер, снова с двумя подручными. У него в руках мешок. Подручные снимают с Бакстера оковы; он пытается задушить Листера, но настолько ослаб, что его с легкостью оттаскивают. Лорд Листер достает из мешка человеческую голову с длинными волосами, с которой льется кровь. «Целуй свою жену!» — «восклицает» Листер. Бакстер в ужасе отказывается, но громилы скручивают его. Листер прижимает отрубленную голову к губам сопротивляющегося Бакстера. Затем сыщика снова заковывают и избивают утыканными гвоздями деревянными досками, а Листер за этим наблюдает. Лорд Листер дает знак прекратить избиение; умирающий Бакстер, лежащий в луже крови, моляще смотрит на своего мучителя. «Теперь ты понял, почему тебе ни за что не поймать меня? Почему ты не мог победить?» — говорит Листер. Затем он начинает снимать с себя маску палача и поворачивается лицом прямо к камере. Теперь мы впервые видим его настоящее лицо — точнее, его место, ибо лица как такового у Листера нет. Только гладкая плоть, на которой нет никаких человеческих черт, кроме черного провала рта. «Я — Утрата», — «говорит» он, приближаясь к камере, как будто пытаясь прорвать экран. Челюсть лорда Листера распахивается все шире и шире, гораздо шире, чем это физически возможно; она свешивается чуть ли не до пояса, как будто грозя поглотить зрителей и весь мир. На этом кадре фильм внезапно прерывается.

Как уже говорилось, «Месть Листера» потерпела сокрушительный провал на предварительных показах и вскоре была изъята из кинотеатров. Фильм оказался «чересчур» даже для любителей эстетизированного насилия, сделавших Винкельмана богачом. Зрителям кровавые спецэффекта фильма показались до жути правдоподобными — настолько, что многие заподозрили, что это и не спецэффекты вовсе. Был выписан ордер на арест Винкельмана. Пока полиция безуспешно обыскивала в поисках Винкельмана его дом, на киностудии разразился пожар. Труп Винкельмана, извлеченный из-под обгорелых развалин Фильмштадта, был опознан по отпечаткам пальцев. Хотя его одежда частично сгорела, удалось установить, что он был одет в черное.

Тела Олафа Шнайдера, его десятилетней дочери и его бывшей возлюбленной Греты Винкельман так и не были найдены.

Как и большая часть фильмов Винкельмана, «Месть Листера» исчезла почти бесследно. Часть копий сгорела при пожарах (к сожалению, весьма частых — на заре кинематографа использовалась легко воспламеняющаяся пленка), другие были целенаправленно уничтожены. В книге Христиана Эйхгейма «Современные городские легенды времен немого кино» содержатся вполне апокрифические сведения о вновь найденной копии «Мести Листера», которые все же уместно здесь привести. Согласно этой истории, австрийский режиссер Петер Фляйшер купил копию «Мести» на аукционе. Посмотрев фильм на своем частном проекторе, он начал испытывать головные боли, тошноту и галлюцинации. Он утверждал, что краешком глаза видел фигуру в черном плаще, но стоило повернуть голову, как она исчезала. Каждый раз она подбиралась все ближе и ближе. Наконец Фляйшер стал страдать от бессонницы — фигура стояла у него над кроватью по ночам и исчезала при включенном свете. После нескольких недель агонии Фляйшер сжег пленку в камине. Галлюцинации прекратились, но в трубе стоял необъяснимый запах горелого мяса.

В той же книге содержится довольно странная городская легенда о проклятии, якобы висевшем над жизнью Кая Винкельмана. Согласно ей, в Первую мировую на русском фронте умирающий военнопленный цыганского происхождения, захваченный во время особо кровавого боя, «сглазил» молодого лейтенанта. «Смерти, которые ты причинил, будут следовать за тобой словно облако», — таковы были его последние слова, как утверждает книга. Может, это и была «темная Муза» из писем Винкельмана? Также следует упомянуть, что в блокноте, которым он пользовался в госпитале ветеранов, были рисунки безликой фигуры в плаще.

Неважно, что вы думаете о сверхъестественном. Просто спросите себя: кто более реален — Гамлет или Шекспир, Оливер Твист или Диккенс, Чарльз Фостер Кейн или Орсон Уэллс? В некоторых персонажах больше жизни, чем во мне с вами.

 

За достоверность ручаться не могу. Возможно, озабочусь этим позже.

 

З.Ы. Годная история про Слендера... Да, что-то новенькое.

Зубы.

Spoiler

Здравствуйте, меня зовут Александр. Я хочу рассказать вам свою печальную истрию. Я молодой и красивый парень (да, скромности мне не занимать) 19 лет отроду учился в одном из самых престижных университетов города, на филфаке. Родители мои не из богатых, но весьма состоятельных людей и поэтому никто не удивлялся тому что уже к 18 годам у меня была однушка в центре города, от которой рукой было подать до ближайших городских парков и мэрии, а так же до самого большого и элитного молла нашего города и новенькая ВАЗовская машина.
Учился я не плохо поэтому получал стипендию и гранд-при от мэрии города. Да и родители не забывали подбрасывать деньжат. Но если честно этого не хватало. Поймите, одинокому молодому парню требуется гораздо больше денег, чем те небольшие подачки от предков и института, которых хватало чтобы буквально сводить концы с концами. Я верил, что если я начну иметь какой-то дополнительных доход, то дела мои пойдут в гору. Хотел сделать
ремонт в квартире и поменять машину на более современную и скажем
дорогую.
    И вот как то раз сам господин случай изменил меня и всю мою судьбу до неузнаваемости.
    Я просматривал свежую газету и наткнулся на объявление, что-то типо "Быстрый заработок, не продажи и номер телефона". Таких объявлений было полно, но почему-то меня привлекло именно оно. И я не ошибся. Позвонив по указанному номеру, я узнал от девушки, что требуется мужчина для проведения кое-каких психологических тренингов с отсутствующими зубами. У меня отсутствовало 4. Да-да, были и уличные драки и неудачные падения со ступенек.
Придя в указанное время в указанное место я понял, что это место есть ни что иное как лаборатория. Куча закрытых дверей, крыски в клетках и множество пробирок кричали об этом. Мне предложили сделку.
   Суть вот в чем: Мне подсаживают стволовые клетки зародышей в десну, на место предполагаемого зуба. Т.е. выращивают мне зуб из зубов мертвых детей. Это антигуманно и такие опыты запрещены. Врачи в течении года меня наблюдают, а потом отпускают на все четыре с новыми зубами и деньгами. Что касаемо оплаты, то тут все шикарно-за каждый подсаженный зуб-200 т.р, за перенесенную операцию (мало ли что пойдет не так)-100 и в месяц мне платили по 250 т.р. Я подписал договор и то, что если вдруг меня не станет (очень обнадеживающе) или я стану инвалидом никто ответственности не несет, ну кроме меня самого, естественно. И еще там были пунктики о неразглашении. Там что-то говорилось про казнь или что-то в этом роде. Вчитываться я не стал, хотелось уже быстрее приступить к тому что приблизит меня к моей мечте!
Операция прошла успешно. Первое время чувствовал постоянный озноб и боль в челюсти. Но забывал обо всем, получая заветные бумажки на карточку. Деньги я решил пока откладывать. Зубы росли, но все равно были какими-то маленькими и корявыми. Но мне
стало гораздо удобнее, теперь я мог жевать пищу без боязни поранить десна. Правда на 5 месяце эксперимента рядом с зубом образовалась киста, она была зловонна при надавливании и из нее шла какая-то темная жидкость. Как гной с кровью. Меня быстро прооперировали и еще подкинули деньжат. Были мысли удалить зубы, но я не дал, ведь это лишило бы меня денег.
     Так продолжалось год. Мы распрощались с учеными и пожелали друг другу всего наилучшего, я зажил как раньше только с деньгами. Сумма получилась внушительна и я мог позволить себе спорт кар и начал ремонт.
     Однажды ночью мне сниться сон-стою я в мясной лавке и держу кусок мяса, а он тааак волшебно пахнет..хммм, с 15 лет я был веганом, и эта непонятная тяга ко вкушению мясных продуктов мне претила. На следующий день я обошел все рынки и ближайшие продуктовые магазины, подолгу задерживаясь возле мясных витрин. Я ходил в магазины ежедневно иногда даже пропуская лекции в институте. Вскоре мне приснился еще один сон-про то как я ем
мясо причем, мясо было сырым. Я немедленно испытал чувство омерзения, хотя физически я не останавливался впиваться своими зубами в кусок туши убиенного теленка.
    Вы наверное не удивитесь, если я скажу, что на следующий день уже вкушал большой кусок говяжей вырезки, уничтожая еду за считанные секунды. Я не знаю сколько так продолжалось. Я потерял счет времени. В институте я не был уже месяца 2, на звонки родителей и друзей я не отвечал.
Я ел не прекращая. Нет, я жрал. Я жрал все от курицы до ягнятены, от голубятины до оленятины. Утолить голод курицей я мог всего на час-два, со временем сокращая и этот период, при этом уничтожая добычу за минуты, а то и секунды. Сами понимаете сколько мне требовалось мяса. Я ел и ел. Пока цифра на моем денежном счете не начала приближаться к 0. Я был в отчаянии. Неделю назад я решил съездить "на работу" и узнать, что со мной не так. Но на месте бывшей лаборатории висела табличка "Свадебный салон". Убедившись что на том месте теперь в действительности магазин я побрел домой. Не ел я уже давно, да и как-то особо не хотелось, я даже стал чувствовать себя гораздо бодрее.
     Путь был через парк. На улице было уже темно и только луна тускло освещала, аллейки старого парка, неосвещенного городскими службами, мерзкий ветерок пробирался под куртку. Я уже дошел до середины центральной аллеи парка и собрался поворачивать направо в сторону своего дома. Как рядом с кустами увидел какое-то движение. Я поспешил проверить обстановку.В этой части города редки случайные прохожие, потому как парк расположентак что его можно было обойти с любой стороны, а желания таскаться по темным паркам у людей нет. Подойдя ближе я увидел красивую девушку, которая сидела на корточках возле скамейки и что-то пыталась найти. Я поспешил ей помочь. Как вдруг в нос ударил такой знакомый, манящий запах-запах крови, мяса. Вдруг я услышал пронзающий крик, а точнее вой и самое страшное что он исходил от меня. Мигом все мое существо превратилось в обоняние, я почуял как счастье вливается в меня с этим запахом. Пока я стоял в оцепенении девушка поспешно ретировалась, а я поспешил домой.
Дома я обнаружил большие странности-моя голова увеличилась в размерах, появились залысина, а по коже пошли синюшные пятна, какие бывают у покойников. Зубы начали крошиться, превращаясь в острые клыки. Через 2 дня после этого всего, я напал, напал на женщину в том старом парке, я почуял все тот же манящий аромат и поддался инстинктам. Через десять минут уже я догладывал кости, ведь это все что осталось от девушки, в которой я во время трапезы узнал свою первую любовь-Оксану.
Я     все меньше и меньше напоминаю человека и морально и физически. Я больше не чувствую ни страх, ни боль, ни жалость. Я чувствую лишь голод. Во мне остается еще капля разума, которой чую скоро не останется вовсе , поэтому я вам поспешил написать свою историю.
Жаль, что жизнь так коротка и моя и ваша. А сейчас я голоден...

И на сегодня всё. Пока.

Изменено: Кошара, 15 Ноябрь 2013 - 16:36

[Кошара]

Привет всем!

Душа кукол.

Spoiler

Говорят, если у куклы есть глаза, то вероятность что через них в куклу попадет чья-то заблудшая душа или потусторонняя сила, очень велика. В то время я была молодой мамочкой, только-только купившей квартиру в новостройке на окраине города, рядом с лесом. Муж работающий в другом городе время от времени навещал семью, но было это не чаще 3 раз в год, и то на большие праздники. И вот чтобы чем-нибудь занять себя в декрете я начала валять игрушки, а потом шить кукол-тильд. Тильды это такие тряпичные игрушки, очень высокие с неопределенными чертами лица, а если быть точными, то вообще без них, у тильды должны быть только глаза, ну и румяные щеки еще.
Все началось на следующий день после въезда в квартиру. Утром я завезла все свои вещи и мы с подругой принялись обставлять мою новенькую двухкомнатную квартиру. Свои места быстро нашли-детская кроватка и мой спальный диван, рабочий уголок со швейной машинкой и коробкой с незаконченными игрушками. Ну если честно, то это не совсем так. Моими первыми сшитыми игрушками были семья зайцев - папа, мама и два зайченка разного пола. Они были сшиты и ждали своего часа, когда хозяйка нарисует им глаза, но для этого нужно было купить акриловую краску,до чего у меня не доходили руки с этим переездом. Днем прошлись с подругой по магазинам и докупили все нужные вещи и продукты для своего новоселья. Вечером забрав дочку от родителей мы посидели с подругой и выпили пару бокалов вина за вселение. Перед сном я нарисовала "старшим" зайцам мордочку, уложила дочу и сама отправилась на боковую..
Из цепкий объятий сна меня вырвал звонкий далекий детский смех. Я окончательно проснулась и взглянула на дочь-она спала мирным сном и даже не думала смеяться или издавать другие какие-либо звуки. Часы показывали 00:20. Списав это все на соседский детей или на лунатящую Ксюшеньку и провалилась в сон. Бах! Раздалось где-то в соседней комнате. Я проснулась, но все еще лежала в кровати. Было не по себе. Вдруг приснил...Бах!!!!!! НЕТ это не СОН. Боясь пошевелиться я открыла глаза. Звук был похож на звук упавшей большой кастрюли. В голове сразу пронеслось тысячу мыслей-таааакккк, дочка еще не ходит, так что этот вариант не подходит. Набравшись смелости я оторвала голову от подушки и огляделась. Время на часах 3:00. Из кроватки на меня смотрела Ксюшка. Она просто стояла и не выражала никаких эмоций, но самое интересное что глаза не были заспанными, значит она не спит уже давно...хммм...почему я не слышала как она проснулась?Но вспомнив про непонятный шум я все таки решила посмотреть на источник громких ночных звуков. Естественно я ничего не обнаружила, ни опрокинутых кастрюль, ни битых чашек...ничего...Списав все на трудный день и новый дом, который еще какое то время будет давать усадку, я отправилась спать.
Все следующие дни я старательно обживала квартиру и мне было не до рукоделия. Но самое интересное звуки продолжались и всегда в одно и тоже время-3:00. Это были разные звуки-то плачь, но непонятно кого, ведь были слышны только всхлипывания, иногда слышался тихий шёпот на непонятном языке, то смех детей, и по всей вероятности их было несколько, то это были глухие удары или звук бьющейся посуды, все бы ничего но источник звуков находился в моей квартире..Я это все списывала на дом и на непутевых соседей, которые ночами занимались обустройством квартиры. И Ксю в этой ситуации только подливала масло в огонь. Каждую ночь она ровно в три часа была бодрствующая без следов сна на лице...так продолжалось 5 дней.. Следующей ночью я решительно подготовилась не спать до 3 часов. Уложила дочь, включила фильм и принялась ждать часа X. Стрелки медленно подползали к цифре 2 меня начало клонить в сон и я решила сделать себе кофе.
Стоя на кухне я испытала всю гамму чувств, сердце ушло в пятки и застучало где-то в висках. Страшный грохот раздался во всей квартире!!!! И самое жуткое было то что шум исходил из моей комнаты! Я мигом бросилась туда, ведь там моя дочь! мимолетно я бросила взгляд на часы
-3:00...
Комнату было не узнать, вся мебель лежала на боку. Швейная машинка была выпотрошена. Одеяла и вещи разбросаны, на полу лежали осколки, хотя ничего разбито не было. но самое поразительное было то, что Ксю спала!!!! Вдруг я услышала какой-то звук в зале, что-то типо мелких шажков. Читая молитву я бросилась туда.
В зале было все тихо. Правда на полу стояла открытая коробка с рукоделием, в которой не было игрушек-двух маленьких заек. С твердой уверенностью покинуть квартиру немедленно я отправилась в комнату собирать вещи. На подоконнике тихо мирно сидело все семейство тильд-мама, папа и оба ребенка. Что?? Что это?? Я взяла одного из заек и увидела что на его мордочке нарисованы глаза, а папа зайка весь был перемазан краской. Земля ушла у меня из под ног.
Очнулась я утром от плача ребенка, своего ребенка. Собрала вещи мы уехали к мои родителям. После этого мы быстро продали квартиру через риэлторов.
Когда я упала в обморок мне приснился сон, что зайцы ведут со мной беседу и рассказывают очень страшные вещи, которые к сожалению я не запомнила, то точно запомнила то что заяц представившись, назвал себя Альбертом, а мама-зайка-Мария и что мне срочно нужно уехать из этой квартиры, что там творятся страшные дела, что какие-то темные ворота открываются в три ночи и кто-то ходит к нам в гости..
Через много лет, когда моя дочь заканчивала школу, а я была успешной бизнес-леди и жила в другом городе, я навестила свое первое собственное жилье, по приезду к родителям, и узнала что туда после нас поселилась молодая семья с двумя детьми. Мужчину по странному стечению обстоятельств звали Альберт, а женщину Мария. Но не долго они радовались новой недвижимости...через 2 недели погиб выпав с окна мальчик, а еще через месяц оставшиеся члены семьи сгорели в страшном пожаре и в квартире больше никто не жил...
А зайцев кстати я больше не видела с той ночи и больше не сшила ни одну тильду в жизни...зато я была уверена - семья воссоединилась. Альберт и Мария снова со своими детьми.

10 запрещенных фильмов ужасов.

Познавательная статья.

Spoiler

Кино бывает запрещенным и разрешенным. Нередко в одних странах запрещаются такие фильмы, которые в других признаются шедеврами. Британское издание "The Independent" составило свой Топ-10 картин, которые в разных странах и в разные годы были по тем или иным причинам запрещены. В некоторых случаях запреты действуют уже 70 с лишним лет.

1. "Заводной апельсин" (1971)

Запрещен в Ирландии (с 1971 по 2000), в Сингапуре, Малайзии, Южной Корее и Испании (по сей день), а в Великобритании по распоряжению самого режиссера Стэнли Кубрика фильм не демонстрировался в кинотеатрах с 1973 по 1999 годы.
Снятый по мотивам самого популярного романа Энтони Бёрджесса, "Заводной апельсин" повествует об Алексе и его банде, состоящей из жестоких молодых людей, которые убивают бомжей и насилуют женщин.
Считается, что режиссер Стэнли Кубрик снял фильм с проката в Великобритании, так как многие британцы стали подражать поведению его героев. Однако после смерти Кубрика его жена Кристиан призналась, что настоящей причиной были многочисленные угрозы, которые поступали в его адрес и в адрес его семьи. После смерти режиссера запрет на фильм был снят.

2. "Техасская резня бензопилой" (1974)

Запрещен в Финляндии (1984), Великобритании, Бразилии, Австралии, ФРГ, Чили, Исландии, Ирландии, Норвегии, Сингапуре и Швеции.
Пятеро друзей отправляются навестить могилу дедушки одного из них после того, как узнают, что кто-то над ней надругался. По дороге они берут попутчика. Тот неожиданно выхватывает нож и ранит себя и одного из друзей. Молодым людям в конце концов удается избавиться от попутчика, затем они останавливаются на зловещей заправке, которая, как выясняется, является убежищем злодея, орудующего бензопилой.
Фильм был снят по мотивам истории реального маньяка - Эда Гейна, известного своей страстью к украшению своего тела изделиями из человеческой кожи. Бензопилы, впрочем, у него не было.

3. "Изгоняющий Дьявола" (1973)

Запрещен в Великобритании, Малайзии и Сингапуре.
Один из самых противоречивых фильмов- ужасов всех времен рассказывает о 12-летней девочке, которая находится во власти демонической силы. Спасти ее душу пытаются два священника.
Особенно резко фильм начали критиковать после того, как он был выдвинут на Оскар в 10 номинациях.

4. "Монти Пайтон: Житие Брайана" (1979)

Брайан родился в тех же яслях, что и Иисус, поэтому его часто путают со Спасителем. Переубедить заблуждающихся ему не удается.
В связи с обилием жесткой сатиры на религиозные темы фильм был подвергнут критике со стороны многих активных верующих. В 2009 году в валлийском городе Аберисмит был, наконец, снят 30-летний запрет на картину. А в Швеции противоречивое отношение к фильму использовали, как дополнительную рекламу. "Это настолько смешной фильм, - гласил один из анонсов, - что в Норвегии его даже запретили".

5. "Последнее танго в Париже" (1973)

Запрещен в Италии (1972-1986), Сингапуре, Новой Зеландии, Португалии (1973-1974) и Южной Корее.
Молодая парижанка (которую играет Мария Шнайдер) затевает грязноватую интрижку с немолодым американским бизнесменом (Марлон Брандо), который хочет, чтобы их отношения ограничивались лишь сексом.
Особую известность картине придала сцена, отсутствовавшая в оригинальном сценарии, в которой герои при занятии сексом используют сливочное масло. В 2007 году в интервью "New York" Post Шнайдер призналась, что чувствовала себя униженной и даже немного - изнасилованной. "Хорошо, что был всего один дубль, - сказала она. - С тех пор я терпеть не могу сливочное масло".

6. "На Западном фронте без перемен" (1930)

Запрещен в Австрии (1931-1945) и Германии (1931-1945).
Фильм, как и одноименное произведение Эриха Марии Ремарка, рассказывает о группе молодых солдат, воюющих на фронтах Первой мировой, которые постепенно осознают всю трагичность войны и меняют представление о своих врагах.
Антивоенные и в некоторой степени антигерманские посылы фильма стали причиной его запрета в гитлеровской Германии. В тот короткий период, когда прокат еще был разрешен, партийные активисты несколько раз срывали показы, выпуская в залы кинотеатров крыс.

7. "Калигула" (1979)

Запрещен в Канаде и Исландии.
Картина повествует о римском императоре, активно использовавшим насилие в своей борьбе за власть, который - после воцарения - в конце концов впал в безумие. Волну критики вызвали не только сцены насилия, но и обилие обнаженной натуры, а также сексуальные отношения Калигулы с собственной сестрой.

8. "Последний дом слева" (1972)

Запрещен в Великобритании (1984-2002), Сингапуре, Исландии, Новой Зеландии, Норвегии, ФРГ и Австралии.
Две юные подружки отправляются на рок-концерт, где собираются отметить день рождения одной из них. Затем они пытаются раздобыть травки и в конце концов оказываются в руках банды психопатов, которые только что сбежали из тюрьмы.
Режиссером является Уэс Крейвен, поставивший фильм "У холмов есть глаза" (был запрещен в Финляндии), "Кошмар на улице Вязов" и несколько "Криков".

9. "Уроды" (1932)

Запрещен в Италии, Финляндии и Ирландии
Красивая цирковая гимнастка соглашается выйти замуж за руководителя цирка - лилипута. Друзья узнают, однако, что на брак она согласилась из-за наследства жениха.
Режиссер Тод Браунинг снял в фильме людей с настоящими физическими дефектами и почти не использовал специальных костюмов и грима. Этот прием шокировал публику. Режиссер поплатился за него дальнейшей карьерой, несмотря на то, что "Уроды" вошли в классику кинематографа.

10. "Зловещие мертвецы" (1983)

Запрещен в Малайзии (1983-1990), Великобритании, ФРГ (1984), Швеции, Исландии, Ирландии и Сингапуре.
Пятеро друзей отдыхают в лесной хижине, где им попадается на глаза "Книга мертвых". Фолиант пробуждает демонические силы и превращает людей в зомби. После выхода "мертвецов" в свет в Великобритании был придуман термин "Video Nasty", который критики и религиозные деятели употребляют в отношении фильмов, изобилующих сценами насилия.

Свиток.

Spoiler

Я щелкнул выключателем, лампочка, секунду помедлив, тускло загорелась, создавая причудливый полумрак. Комната была аккуратная и старая, в шкафах, как мумии в саркофагах, стояли книги, погребенные под толстым слоем пыли, а кресла были заботливо укутаны паутиной. Пока в грязное окно за мной скромно подглядывала полная луна, иногда опасливо прячась за облаками, я искал свиток. Все, что я о нем знал, ограничивалось только одним словом - свиток. Что за свиток, как он выглядит и что в нем - я не знал. Хотя за это мне и платят: максимум дела при минимуме информации. Обычно мне приходилось добывать книги, иногда - рукописи, но свиток... это что-то новое. По собранным мной данным, квартира пустовала несколько лет, ее обитатель, обычный мужчина тридцати восьми лет пропал без вести, но счета продолжали оплачиваться. Двигаться я старался крайне аккуратно, так как боялся разрушить пугающую и, в тоже время, интригующую атмосферу квартиры. Одна комната, кухня и туалет - немного места, чтобы спрятать какой-то свиток, поэтому начать я решил именно с комнаты.

Я лучший в своем деле, потому что я чувствую книги. Они меня зовут, манят, они говорят со мной, как бы глупо это не звучало. Эта своего рода аура позволяет мне найти искомое, так было и сейчас, причем свиток со мной не просто говорил, он кричал. Тем не менее, искать свиток оказалось сложнее, чем я думал: Это было похоже на игру "горячо-холодно", только вместо "горячо" было нарастающее чувство тревоги, которое и мешало мне.

Я шел вдоль шкафа, чувствуя, насколько быстрее начинает колотиться мое сердце, я обливался потом, но продолжал медленно и аккуратно идти по хрустящему старому ковру, вопреки желанию бросить все и просто пуститься в бегство. Наконец, я сделал еще шаг и пульс едва заметно замедлился, но этого "едва" мне хватило, что бы я кое-что понял: я сделал лишний шаг. Слегка отступив назад, я снова почувствовал изменение пульса. Он ускорился. Решив начать с нижних полок, я присел перед нижним этажом шкафа, но мне стало легче. Конечно, сердце не пришло в норму, но на этот раз биться оно стало заметно медленнее. Так я понял, что свиток наверху.

Когда я протянул к нему руку, меня чуть не хватил удар, я едва сдержал крик и одернул руку обратно. Сердце бешено стучало, готовясь выпрыгнуть из груди и убежать из этой квартиры без меня, но я старался держать его в себе. Страх... страх в голове, я смогу его контролировать. Я постоял еще пару минут, внушая себе нереальность страха, и мне это, вроде бы помогло: я резко закинул руку на шкаф, едва не оторвав ее от плеча. Ладонь легла на какой-то цилиндр, схватив который, я одернул руку обратно. В руке был маленький тубус. Сердце постепенно начало замедлять темп, свиток будто бы смирился с тем, что я его нашел, он будто бы говорил мне, что я победил. Говорил это своим молчанием и моим спокойствием. Я успокоился.

С этим трофеем я направился к выходу, но с каждым шагом в сторону коридора на меня опять нападала паника. Она была сильнее прежней и я уже просто боялся, что не дойду до выхода живым. Я действительно боялся, что мое сердце больше не выдержит. Мне оставалось только одно - посмотреть, что это за свиток. Я никогда не читаю книги, которые мне "заказывают", потому что боюсь, что во мне проснется некогда усыпленный альтруист и я
посчитаю нужным сдать эту книгу в музей, на радость людям, но тут меня просто вынуждали обстоятельства. Я открыл тубус, достал свиток и развернул его.

Желтая бумага неохотно хрустела в руках, обнажая свое содержимое, которое было пустотой. Свиток был пуст, абсолютно пуст. Я заглянул в тубус, в надежде найти там подсказку, но там не было ничего, кроме кисточки. Обычной сухой кисточки. Но, быть может, от отчаяния, а может, руководствуясь шестым чувством, я решил провести кисточкой по бумаге, и... это сработало, хоть и не так, как я ожидал. Едва кисточка коснулась свитка, квартиру затянуло темно-синими тенями, которые распространялись по ней, как разлитое вино по хлопку, медленно заволакивая каждый сантиметр. Я встал, посмотрел на свиток, лежащий возле моего тела, а потом на свое тело. Чувств не было: ни страха, ни удивления, ни разочарования - ничего. Пустота. Я был пустотой. Я был в пустоте.

- Добро пожаловать в свиток, мой друг. - Я обернулся на ровный низкий голос, который принадлежал седому человеку неопределенного возраста в дорогом, по крайней мере на вид, костюме.
- Вы кто? - я обратился к нему без капли удивления, как будто ожидал его здесь увидеть.
- Я тоже искал свиток. И тоже его нашел. С одной стороны, он меня спас, потому что мое тело умирало. С другой - я теперь в ловушке. У меня нет тела. Оно, вероятно, уже отдано червям на съедение. Но теперь пришел ты, за что я тебе благодарен. - с этими словами седой коснулся свитка и растворился. Сзади я услышал шорох и обернулся. Мое тело упаковывало сверток обратно в тубус и, закинув туда кисточку, сказало: "Ну, дружище, теперь жди своего спасителя!".

И я дождался.

И на сегодня всё. Пока.

[Кошара]

Привет всем!

72 часа.

А вот это уже очень даже интересно...

Spoiler

Вы оказались в незнакомой комнате. Вечером ложились спать в своей постели, томно зевая, отложили любимую книгу, потянулись к торшеру выключить свет, темнота накрыла вас с головой, и пришёл сладостный сон. А открыв глаза подумали, что вам по-прежнему снится один из снов, который никак не хочет возвращать привычный для вас мир, где знакомые вещи находятся на своих местах и не перевёрнуты вверх тормашками.

Комната совершенно Вам незнакома. И Вы точно знаете, что никогда тут не были. Я не знаю, впадёте Вы мигом в истерику или спокойно отреагируете даже в таких необычных ситуациях, но лучше бы Вам поберечь нервы, так как они Вам ещё ой как пригодятся.
Итак, комната.

Шириной метров пять, длиной примерно столько же, плюс-минус. Из обстановки: деревянная кровать, удобная, спать можно. Окон нет. Пол - цементный, стены из кирпичной кладки, не заштукатурены. Видно тот, по чьей воле Вы тут оказались, не очень-то заботился о ваших эстетических предпочтениях. Прямо на полу, в дальнем от вас углу, стоит старенький ламповый телевизор. Такой неприглядный, что даже на свалку такие уже давно не выбрасывают. Экран безжизнен. Через пару минут он внезапно вспыхнет, появится человек в маске и вкратце объяснит Вам суть происходящего и перспективы на Ваше будущее. А пока Вы, озираясь по сторонам, водите руками по стенам, стучите даже, может, по ним руками, зовете на помощь. Но тишина вокруг оглушительная. Нет за стенами никаких голосов, вам не слышно шум проезжающих машин. Затем возле кровати Вы находите большой пакет с едой, водой, несколько книг разного жанра: пару детективов, что-то из фантастики, несколько журналов жёлтой прессы; о Вас позаботились, чтобы Вы не умерли от жажды или от смертельной скуки.

Конечно, никакого телефона у Вас нет. Ваш спаситель сейчас от Вас далеко, лежит на вашей прикроватной тумбочке. Может, уже забит звонками от работодателей или беспокойными друзьями.

Вы оказались тут так же, как легли в постель – может, в своей розовой пижаме или обыкновенных семейных трусах. Но замёрзнуть Вам не предстоит. В комнате сухо и тепло, над потолком крутится лениво пыльный вентилятор. Горит одна-единственная лампа, свисая на чёрном проводе с потолка.

Немного придя в себя, Вы начинаете примерно представлять, кому из ваших друзей или врагов пришло в голову запихнуть Вас в эту дыру. Перебираете разные варианты, роетесь в человеческой психологии, пытаясь угадать, кто на такое способен.
Только Вы, обыкновенный человек в обыкновенной жизни. Вы не какой-нибудь мультимиллионер и не политический деятель. И даже машина, если у Вас есть, ни бог весть какая - не ягуар и не бентли, простая семёрка, или, на худой конец, Лада Приора. Да и живёте в обыкновенной многоэтажке, может, где-нибудь на пятом этаже, чтобы Вас похищать и держать, требуя выкуп.

Но тому, кто Вас запер в этой комнате, это и не нужно. Он просто решил поиграть с Вами. Навязать свою игру. Ему не нужны ни Ваши деньги, ни Ваши достижения и возможности.
Он Вас похитил, чтобы испытать.
Об этом Вы узнаёте, когда экран старенького телевизора внезапно вспыхивает и появляется человек. По какой-то причине лицо он скрывает. И это для Вас первый хороший знак. Значит, у Вас есть шанс остаться в живых.

Далее, он Вам советует не паниковать, не делать глупых попыток позвать на помощь или каким-то образом проделать лаз в стене. Он хорошо всё продумал - Вас точно никто не услышит, а рушить стены голыми руками всё равно не получится.
Затем, на экране появляется электронное изображение Вашего места нахождения.
Оказывается, Ваша комната (помечена зелёным цветом) - это лишь одна из многих комнат в огромном лабиринте.

Вы видите, как, петляя, расходясь и извиваясь, идут коридоры. Тупиковых ходов много. Но человек заверяет, что найти путь можно. Это вполне под силу любому.
Только...

Что?

Тут человек в маске, предлагает Вам обратить внимание на красную точку в дальнем конце электронной схемы. Вы всматриваетесь. Точка неподвижна. Ещё одна комната? Или это выход и до него нужно дойти?

- Нет, - отвечает похитивший Вас. - Это не комната и не выход. И Ваше счастье, что она от Вас далеко.

- Почему? - спрашиваете Вы.

- Это крокодил.

Тут, конечно, вы думаете, что вас разыгрывают или просто послышалось.

Но, внезапно, на экране появляется шестиметровое чудовище. Снятое, возможно, на камеру слежения в одном из этих запутанных коридоров. Изображение довольно чёткое. Оно держится минуту или две, чтобы Вы хорошенько рассмотрели эту болотную тварь.
Крокодил лежит неподвижно. Глаза рептилии - рыбьи, холодные и жуткие - открыты. Он загородил собой проход, мимо него не проскользнёшь и не пройдёшь. Внезапно, чудовище, открывает необъятную пасть, демонстрируя бесчисленный ряд острых, не знающих жалости зубов, затем резко захлопывает и начинает ползти.

Только куда и к кому?

Ваши ноги становятся ватными. Сердце стучит, как молот, и готово выпрыгнуть из груди.
Человек на экране, довольный произведённым эффектом, дальше говорит, что у Вас два пути.
Первый - это двигаться по коридору и, если повезёт, добраться до выхода не столкнувшись с исчадием ада.

Другой выход...

Тут, внезапно, двери в вашу комнату с шумом разъезжаются. Пред вами открывается уходящий вдаль коридор. Он хорошо освещён и теряется вдали.

- Второй путь, -продолжает незнакомец, - остаться в этой комнате. На три дня. Ничего делать не надо. Только есть, спать и, если захочется - читать. Просто три дня. Не больше, не меньше. Условия, конечно, не как в лучших отелях, но продержаться можно.
Затем вы окажетесь у себя дома, так же, как тут и появились. Целым и невредимым. Гарантированно.

Вот только дверь в комнату не будет закрыта. Ни днём, ни ночью. И, если повезёт, крокодил никогда сюда путь не отыщет. А, может, и отыщет.

Дело в том, что кормили его человеческим мясом. А известный в природе факт: однажды попробовав человечины, зверь никогда не захочет ничего другого. Он становится одержим. Доставляет кучу хлопот жителям тех мест. Пока эту тварь не убивают и не гибнут многие люди. По другому такие истории ничем другим не заканчиваются.

- Три дня, - повторяет последний раз Маска, затем на мониторе появляется табло электронных часов, начинающих обратный отсчёт.

72 часа.

Ваше время пошло.

Дневник.
Автор:Сумрак.

Spoiler

6 июля
По совету психиатра я начал вести дневник, так как стало наблюдать у себя частые провалы памяти.
Завтра с друзьями мы едем отдыхать на озеро. Я надеюсь хорошо там отдохнуть, а не то работа надоела.
7 июля
День и начался и закончился просто чудесно: у меня не было провалов в памяти, мы с друзьями в сласть порыбачили, покупались и поболтали. С нетерпением жду завтрашнего дня, ведь он просто обязан быть лучше этого дня!
Однако странная эта штука "жизнь" в школе Юра, Витя, Антон и Леша гнобили меня, а теперь я и они - хорошие друзья.

8 июля
Это просто ужасный день! Сегодня куда-то пропал Витя и его машина. На телефонные звонки он не отвечал и только под вечер, как мне рассказали парни, он прислал смс, что его срочно вызвали на работу. Это сообщение вызвало у нас бурю негодования, так как мы его искали по лесу целый день. Ко всему этому можно прибавить провалы в памяти.

10 июля
Вчера мы гуляли по лесу и заметили тело Вити, он был мертв. Из сердца у него торчала рукоятка ножа. Мы решили, что убил его и отправил нам смс - тот же человек, что и угнал машину. В начале мы хотели позвонить в полицию, но телефоны исчезли. Тогда было принято решение уезжать отсюда, но топливные шланги у двух оставшихся машин были перерезаны. Теперь мы идем пешком из леса, ночью мы решили стоять посменно на дежурстве. Провалы в памяти стали появляться всё чаще.

11 июля
Сегодня утром, когда я вышел из палатки, увидел, что у Юры, который последний стоял на дежурстве, было перерезано горло. Я, Леша и Андрей решили держаться в месте, чтобы суметь отбиться от убийцы.

15 июля
Это я всех убил! Позавчера я очнулся и увидел, что в руках у меня нож, за головой лежит окровавленный камень, а сбоку лежит тело Андрея. В панике я побежал и увидел тело Лёши, он был ранен в живот и за ночь истек кровью, видимо, это он оглушил меня. Дальше ничего не помню, очнулся за рулем машины Вити, я куда-то ехал. Свернув на обочину, я решил покончить жизнь самоубийством, но перед этим сделать запись в дневник, чтобы помочь следствию. Если вы не найдете моего трупа рядом с дневником, то лучше бегите".

Данный дневник был найден рядом с четырьмя трупами, аккуратно сложенными у обочины.

То, что ходит за окном.

Spoiler

 

 Эта история не вымышленна, не скопирована с просторов инета и не услышана "от друга знакомого моего друга". Эта история моя, произошедшая лично со мной. В ней ничего не приукрашено, выложено все, как было. И, между прочим, я не верю в столь популярные крипи о слендере, тонком человеке и тому подобное. А уж тем более никогда не слышала о них в тот далекий 2004 год.

Это произошло почти десять лет назад. Случившееся не изменило мою жизнь, не вселило вечный ужас в мою душу и не переросло в фобию (хотя в какой-то мере я стала всерьез опасаться ночных окон частных домов). Это просто было, сохранившись в моей памяти потускневшим со временем событием. Я знаю, что вряд ли подобное повторится со мной, так как оно приходило не ко мне, я просто была хоть и невольным, но активным свидетелем.

После веселой вечеринки я осталась ночевать у подруги. Мы вернулись домой около трех часов ночи, уставшие, почти трезвые после долгой прогулки по ночному городу. Наш город маленький, после одиннадцати транспорт уже не ходил, а на такси денег не было. Да и откуда у подростков из небогатых, даже бедных семей, деньги? Район, где жила, да и сейчас наверное живет, моя подруга Зина (имя вымышленное ), состоял из частных домов и был, мягко сказать, нехорошим. В народе еще называли его цыганским. Там и вправду жили цыганские семьи, приторговывая наркотиками и крадеными вещами. Наркоманы были не редкостью, но вели они себя спокойно и не доставляли неприятностей жителям. Наверное побаивались цыган.

Был конец февраля, морозный воздух безжалостно щипал нос и щеки, но тем не менее мы весело щебетали о том-о сем. Когда мы были уже у ее дома, пошел снег. Мы зашли в дом. Зина сразу же заварила чай, что бы согреться. Родителей Зины дома не было: и отец, и мать работали в ночные смены. Он- сторожем на каком-то объекте, она- швеей на фабрике. Зина, которая почти на два года старше меня, уже привыкла ночевать одна, да и всех соседей знала. К тому же, дом ее ограждал высоченный забор в метра два с тяжелой железной калиткой. Мы устроились за столом на кухне, ели бутерброды с вареньем, запивая их горячим чаем и поглядывали в окно, выходящие во двор: снег валил крупными хлопьями и вскоре земля, только недавно избавившись от старого снежного покрова, снова облачилась в белый саван. Было так уютно находиться в теплом, светлом доме, пить горячий напиток и обсуждать только что закончившееся веселье. Вскоре нас разморило и мы решили готовится ко сну. Легли вдвоем в зале на раскладном диване-книжки еще советских времен, по шею укутавшись каждая в свое одеяло. Перед тем, как лечь, Зина вставила кассету в магнитофон. Заиграла какая-то спокойная музыка, напоминавшая церковный хор. Я еще шутила, что мне представляются белые овечки, ведущие хоровод на зеленой полянке и поющие голосами из этой песни. Немного посмеявшись, Зина устало зевнула и поднялась, что бы выключить магнитофон, находящийся на другом конце комнаты у самого окна. В наступившей тишине у меня еще почему-то в ушах пел тот хор. Поежившись, я отвернулась к стенке и собралась спать, как тут услышала шелест, доносящийся снаружи. Звук,напоминающий шелест плотной клеенки, был ритмичный и настойчивый. Я повернулась на спину, что бы лучше расслышать звук.
- Что это? - спросила я у подруги спустя несколько секунд.
- Клеенка на окнах шебуршит. - ответила она, но в ее голосе почувствовалось напряжение.
- Наверное ветер, - предположила я.
- Не знаю, утром проверяла, она была кнопками к раме прижата. Ветер бы не оторвал.
Звук ни на минуту не прекращался и я решила посмотреть, что же там происходит. Приняв сидячее положение, я уставилась на окно, находившееся прямо напротив нашей кровати. Оно было действительно завешено клеенкой на внешней стороне стекла, наверное, что бы во время зимы не пачкалось. Клеенка была плотной и непрозрачной, практически не пропускающей света уличных фонарей, но я смогла разглядеть темный силуэт человека. Он стоял прямо за окном, дергая оторванный нижний угол клеенки, словно пытался полностью содрать ее.
Я резко вернулась в лежачее положение.
- Там кто-то есть? - шепотом спросила немного напуганная Зина.
- Да, - выдавила я.
Страх сковал мою грудь. Я даже боялась вздохнуть, что бы не нашуметь, что бы он не услышал меня. Подруга, казалось, испытывает такое же чувство.
"Что делать?" Мысли судорожно метались в моей голове.
Телефона у нее не было, мобильные же были в те времена непозволительной роскошью и имелись далеко не у каждого. Кричать было бессмысленно- соседи все равно не услышат из- за толстых стен дома и широкого каменного забора. Убегать мы бы не решились - это означало открыть входную дверь, дав шанс попасть незваному гостю внутрь, да и проскочить его мы бы не смогли: окна зала упирались в забор на расстоянии двух-трех метров. Калитка тоже была с этой стороны, а это означало, что в любом случае мы попадем в поле зрения грабителя.
"Грабителя ли?" - подумала я. -"Ну конечно же! Кто же это мог быть еще в такое время? Да и наверняка не один - самостоятельно перемахнуть забор он бы не смог, а калитка была заперта, иначе бы мы услышали, как ее открыли по не приятному громкому скрежету поржавевших петель". Мои размышления длились всего несколько секунд, когда Зина решилась заговорить.
- Воры? - словно прочтя мои мысли, спросила она.
- Ну а кто же еще, нариков здесь хватает.
Я отметила, что шелест прекратился и снова села. Силуэт продолжал маячить у окна, правый угол клеенки был приподнят. Послышался легкий скрежет металла, словно что-то не слишком тяжелое и железное тянули по асфальту. Звук был коротким и приглушенным из-за только что выпавшего снега. Теперь села и Зина. Мы продолжали смотреть в окно, не отрываясь ни на долю секунды, словно наш взгляд мог удержать того, кто находился снаружи дома.
- Как они узнали, что мы одни? - тихо произнесла Зина, продолжая напряженно смотреть в окно.
- Следили наверное, - ответила я без всякой интонации в голосе.
- Но как? За нами никто не следовал?
И действительно, по направлению к дому мы не встретили ни единой души. Вокруг был пустырь, а улица была прямой, как стрела, без единого дерева и кустика. Да и улицей ее было сложно назвать, так, длинный и узкий проулок.
- Что он делает? - В голосе подруги почувствовалась паника. - О боже, это лестница!
Я вспомнила, что видела короткую ржавую лестницу у стены, в паре метров от этого окна. Оказывается, он притащил ее и приставил прямо к окну.
"Так вот, что за звук это был"- поняла я и вдруг меня осенило.
- Зинка, может они и не знают, что мы здесь. Может видели, как мы уходили вечером, прождали пару часов, а когда поняли, что мы ушли на долго, вернулись позже, что бы беспрепятственно забраться в дом.
- Бред! Они не могли не подумать, что кто-то может вернуться в любое время, - фыркнула она. - Кстати, они могли и во дворе все это время прятаться.
- Ну тогда почему же они не напали на нас, когда мы зашли во двор? Да и где тогда второй?
Наш диалог превратился в тихую перепалку. Все доводы выглядели как-то нелепо и глупо.
- Все же не пойму, что он делает,- покачала головой Зина.- Притащил лестницу, но зачем? Почему просто не разобьет окно?
Как бы отвечая на вопрос, силуэт, который в это время исчез из светлого оконного пятна, снова появился и забрался на середину лестницы, заглядывая в окно. Затем снова спустился и принялся заново шелестеть углом клеенки, туда-сюда отдергивая угол и заглядывая в освободившуюся часть окна.
- Он смотрит, - констатировала я дрожащим голосом. Теперь я была уверена, что он знает о нашем присутствии. - Он высматривает нас!
- Ты представляешь, что он может с нами сделать, когда пролезет сюда? - голос Зины дрогнул.
- Изнасилует, убьет,- коротко перечислила я и страх снова сковал меня. Мы продолжали сидеть на кровати и притуплено пялиться в окно в ожидании верной гибели. Такие, как он, наверняка свидетелей не оставляют.
- Помощи нам ждать неоткуда,- Зина повернулась ко мне лицом. Даже при полумраке комнаты я увидела, насколько она бледна и напугана. -Родители вернуться только к шести- семи.
Мы снова повернулись к окну. Грабитель, как ни странно, продолжал трепать угол клеенки, непонятно почему до сих пор не содрав ее полностью. О лестнице он словно и забыл.
Я медленно, стараясь не шуметь, слезла с кровати, и попятилась к двери, не спуская глаз с него.
- Ты куда? - Зина еще больше испугалась. - Не оставляй меня одну.
- За ножом, - шепнула я. - Если залезет внутрь- кричи.
На мое движение он не отреагировал и продолжал с механической периодичностью то трепать клеенку, то заглядывать в комнату. Что-то в его действиях было жуткое, ненормальное, но от страха мы не могли рассуждать рационально, трезво. Мы были уверены, что это вор, и что он непременно заберется в дом. Вопрос только времени.
Не включая свет и пригибаясь каждый раз, как проходила мимо окон, а их было два, я добралась до шкафчика на кухне и достала нож. Ночевала я здесь далеко не в первые и знала дом очень хорошо. На обратном пути я прохватила маленькую табуретку, о которую перед тем споткнулась. По возвращению я отметила, что силуэт пропал.
- Он ушел? - с надеждой спросила я и тут же запнулась. Тень снова появилась но, как мне показалось, стояла на несколько шагов поодаль окна и что-то теребила руками.
- Тебе не кажется странным, что он до сих пор не разбил стекло? - Прошептала Зина, которая сидела уже не на кровати, а рядом с дверью прямо на полу.
- Может шуметь не хочет? - предположила я.
- Но ведь он даже не подергал окно за ручки! Ко второму же вообще не приблизился!
Я пожала плечами. Не думаю, что Зинка увидела этот жест, тем более мы обе следили за ним, не отрывая взгляда.
- Кать! - тихо воскликнула Зина, подпрыгнув, как ужаленная. -А окно ведь не заперто! Там шпингалет сломан!
Я почувствовала как мурашки пробежала по моей спине. Действовать нужно было немедленно. Он не проверил до этого момента, закрыто ли окно, но может догадаться сделать это в любую минуту. В полусогнутом положении я посеменила к дальней стенке, где располагались два широких окна, и прислонилась к стенке между ними. В правой руке я сжимала табуреточку, в левой -большой кухонный нож. Мой вид был по своему комичен, когда я пресекала комнату и, представив эту картину со стороны, я нервно засмеялась.
- Ты что!? Тише! С ума сошла что ли!?- возмущенно зашипела подруга, но страх в ее голосе тоже пропал. Мы обе перестали бояться! Когда переживаешь страх довольно продолжительной время, а в нашем случае минут пятнадцать, в один момент просто перестаешь бояться и на смену ему приходит другое чувство. Это может быть гнев, раздражение, смех, апатия- все что угодно. И сейчас все эти чувства смешались воедино. Все, кроме страха. Похожее произошло и с моей подругой. Может потому что я перестала бояться, а может она просто устала. Как бы то ни было, я сидела рядом с окном, ожидая момента проникновения, что бы жахнуть его несчастной детской табуреточкой, а моя подруга расположилась на полу напротив меня и продолжала смотреть на человека, расхаживающего за окном в ее собственном дворе. Он продолжал ходить около окна, залазить на лестницу, трепать почти оторванный угол клеенки, но все его действия сводили к одному: он заглядывал в окно, словно что-то ища, пытаясь разглядеть, что, видимо, никак ему не удавалось. И он с такой же упорностью, как заводная кукла, повторял свои нехитрые действия снова и снова. Не знаю, сколько времени мы просидели в таком положении. Может тридцать минут, может час, иногда перекидываясь короткими фразами. Но за это время ничего не изменилось. Он так и не попытался открыть окна, а все продолжал заглядывать в него. Пару раз он исчезал за углом дома, но возвращался. При этом, как позже я отметила, он не издавал ни единого звука, ни разговаривал (предположение о том, что он может быть не один, мы вскоре отмели), ни пыхтел, ни сопел- ничего! Что-то было жуткое в этой тишине. Даже скрипа снега мы не слышали, словно он парил над землей в нескольких сантиметрах. Зина сделала предположение, что он под кайфом, чем и объяснялось его престранное поведение. И тогда мое терпение лопнуло. Я решила посмотреть на этого урода, взглянуть ему в лицо. Повернувшись, я уткнулась лицом в стекло именно в тот угол, где клеенка была выдернута этим обдолбышем и от ужаса отпрыгнула назад на целый метр: в тот момент лицом к лицу я столкнулась с ним. Нас разделяли лишь два хрупких стекла, и я была рада, что он их так и не разбил, потому что увиденное полностью отвергло наши предположения. Это был не грабитель, не наркоман. Это вообще мало походило на человека! У этого существа абсолютно не было лица! На овальном шаре, обтянутом кожей, не было ни глаз, ни носа, ни рта, ни какой-либо растительности на лице! Причем одет был он в обычную дешевую искусственную дубленку, подобные были у каждого второго в этом городе, а на голове у него была вязаная шапка-пидорка. Все это я сумела разглядеть в мягком желтом свете уличного фонаря и увиденное повергло меня в настоящий ужас, быстро сменившийся ступором. Я так и осталась сидеть на полу и смотреть в окно на то существо, которое, в свою очередь продолжило свои странные, одному ему понятные действия.
- Катя! Что!? Что случилось! - вскрикнула Зина, но осталась сидеть на месте.
- Зинка, ползи в комнату, - онемевшими губами произнесла я. - Немедленно беги и молись.
Та, не произнося и слова, поползла за дверь. Найдя силы, я, не вставая с колен, поползла за ней. Мы вжались в стену у двери и обе молчали. Зинка не спрашивала меня ни о чем, видимо, я ее сильно напугала и она не хотела знать причину моего поведения. Мне же было уже безразлично, разобьет он стекло или нет. Я понимала, что табуреткой его не остановить. Да и не было сейчас ее у меня, как и ножа. Я выронила их перед тем, как отпрыгнуть. Оставалось надеяться на приближающийся рассвет, до которого оставалось совсем ничего. Почему-то я была уверена, что с рассветом он уйдет. А еще я была уверена, что искал он не меня. Увидь он Зинку, реакция наверняка была бы совсем другой. Не знаю, откуда я это знала, но от этого мне было как-то легче в ожидании спасительного света. Впрочем, так мы и заснули. Окно он не разбил, в дом не забрался, а просто исчез так же беззвучно, как и появился. Разбудила нас Зинина мама, вернувшаяся с работы. Мы рассказали ей о происшествии, на что она удивленно посмотрела на нас:
- Я никаких следов не видела. Может вам показалось?
И действительно, при позднем обследовании того места, мы не нашли ни одного следа на снегу, он был ровным и гладким. Только лестница и две сплетенные петли на бельевой проволоке доказывали обратное: привидеться это нам не могло.
Позже, спустя неделю или две, Зина рассказывала, что оно снова приходило поздним вечером. Были выходные, и ее родители были дома. Отец вышел прогнать его, но никого не обнаружил. Позже я уехала в другой город и связь мы с ней потеряли. Не знаю, приходил ли он еще. Спустя годы я общалась с нашей общей знакомой и расспросила ее о Зинке. Не буду писать подробностей, это не для рассказа. Но стоит ли говорить, что жизнь ее сложилось не совсем благополучным образом?

На сегодня всё. Пока.

[Кошара]

Привет всем!

Отбой.

Spoiler

сталый ребенок должен быть рад тому, что пора ложиться спать, но для меня это время было кошмаром. Некоторые дети жалуются, что их отправляют спать, не дав посмотреть телевизор или поиграть в компьютерные игры, но когда я был ребенком, ночного время суток действительно стоило бояться. В глубине души я боюсь его и сейчас.

Как образованный человек, я не могу поверить в то, что случившееся со мной было реальностью. В то же время я готов поклясться, что то, что я испытал в детстве, вызвало у меня подлинный ужас. Ужас, с которым, ничто иное из того, что было в моей жизни, не может сравниться. Я расскажу вам все, что смогу. Хотите — верьте, хотите — нет, но я буду рад, что смогу сбросить этот груз со своей души.

Я точно не помню, когда все это началось, но в моем сознании это связано с тем временем, когда меня переселили в отдельную комнату. Тогда мне было восемь лет, раньше мы жили в одной комнате со старшим братом, и, надо сказать, неплохо ладили между собой. Мой брат был на пять лет старше меня, и, как и следовало ожидать от мальчика его возраста, он захотел жить в своей собственной комнате. В результате мне дали комнату в задней части дома.

Эта комната была небольшой, узкой и как-то странно вытянутой. Впрочем, там было место для кровати и пары комодов. Даже в том возрасте я не жаловался на тесноту, понимая, что наш дом был небольшим, и мне ни к чему было обижаться. Моя семья была любящей и заботливой, так что мое детство вполне можно было назвать счастливым. По крайней мере, таким оно было в дневное время.

Единственное окно той комнаты вело в задний двор. В этом не было ничего необычного, но даже днем едва проникавший в ту комнату свет казался слабым и тусклым.

Когда брату дали новую кровать, мне дали двухэтажную кровать, на которой мы спали вместе. И хотя спать одному было немного грустно, я обрадовался тому, что у меня появилась возможность поспать на втором этаже, что мне казалось гораздо более интересным.

Я помню, что уже в первую ночь у меня появилось странное чувство неловкости, медленно заползавшее ко мне в душу. Я лежал на верхней койке и смотрел на мои игрушки и машинки, разбросанные по сине-зеленому ковру. Пока в моем воображении разворачивались битвы между игрушками на полу, я почему-то стал посматривать на нижнюю полку, как будто там что-то шевельнулось. Что-то, не желавшее быть увиденным.

Кровать была пуста. На ней лежало безупречно заправленное темно-синее одеяло, частично накрывавшее две волне безопасные белые подушки. В то время я ни о чем не задумывался. Я был еще ребенком, и звук телевизора в родительской спальни, проскальзывавший сквозь щель под дверью, омывал меня чувством безопасности и благополучия.

Я уснул.

Когда просыпаешься из глубокого сна от кого-нибудь движения или шороха, может уйти несколько секунд на то, чтобы понять, что происходит. Пелена сна продолжает висеть перед глазами, даже когда ты уже не спишь.

Что-то двигалось, в этом не было никаких сомнений.

Поначалу я не понимал, что это было. Была кромешная темнота, но в комнату проникало достаточно света, чтобы различить её удушливые очертания. В моей голове почти одновременно появились две мысли. Первая состояла в том, что родители были у себя в постели, поскольку в доме было темно и тихо. Вторую мысль призвал к жизни шум. Тот самый шум, который разбудил меня.

Когда мой разум, наконец, разорвал последнюю паутину сна, шум принял более знакомую форму. Иногда простейший звуков может здорово подействовать на нервы, будь то холодный ветер, свистящий сквозь деревья, или соседские шаги, раздающиеся где-то поблизости. В данном случае это было шуршание простыни в темноте.

Так и было: постель шуршала в темноте, словно кто-то пытался устроиться поудобнее на нижней койке. Я лежал, не имея понятия, был ли этот шум плодом моего воображения, или наш кот решил найти себе удобное место для ночлега. Только потом я заметил, что дверь в комнату была закрыта, как и тогда, когда я лег спать.

Может быть, мама заходила ко мне, и кот сумел проникнуть в комнату.

Да, все так и было. Я повернулся к стене и закрыл глаза в надежде на то, что мне удастся снова уснуть. Стоило мне шевельнуться, как шуршащий звук внизу прекратился. Я подумал, что мое движение побеспокоило кота, но вскоре мне стало ясно, что ночной гость на нижней полке был гораздо менее обыденным и более зловещим, чем пытающийся заснуть питомец.

Побеспокоенный и, возможно, разозленный моим присутствием, тот, кто спал на нижней койке, начал яростно ворочаться, как истеричный ребенок. Я слышал, как шуршал бельем с возрастающей свирепостью. Меня охватило не то слабое чувство неловкости, которое я испытывал прежде, а настоящий страх, он был сильным и пугающим. Сердце забилось, а глаза запаниковали, начав обыскивать почти непроницаемую темноту.

Я закричал.

Как многие маленькие дети, я инстинктивно позвал на помощь свою мать. В другом конце дома уже послышалось шевеление, и я уже было вздохнул с облегчением, решив, что родители придут и спасут меня. Но тут кровать стала резко трястись, как будто началось землетрясение. Белье на нижнее койке бешено затрепыхало, как будто кто-то с яростью им тряс. Я не хотел прыгать вниз, так как боялся, что тварь на нижней полке сможет схватить меня. Я остался наверху, завернувшись в одеяло, словно оно могло меня защитить. Ожидание казалось вечным.

Наконец, дверь открылась. Свет заполнил комнату, и нижняя полка, на которой ночевал мой непрошеный гость, немедленно затихла.

Я заплакал, и мать принялась утешать меня. По лицу текли слезы страха, который сменило облегчение. Несмотря на пережитый мною испуг, я не сказал ей, что меня так напугало. Я не могу это объяснить, но в тот момент мне казалось, что если я заговорю о том, кто лежал на кровати, он тотчас вернется, вызванный к жизни одним лишь упоминанием о себе. Было ли это так, я не знаю, но в детстве я ощущал незримую угрозу, совсем рядом. Она ждала, слушала.

Мать легла на пустую кровать, пообещав остаться там до утра. Со временем моя тревога уменьшилась, но я был по-прежнему беспокоен и просыпался всякий раз, когда слышал шорох простыни.

На следующий день мне хотелось куда-нибудь пойти, куда угодно, лишь бы не сидеть в этой удушливой маленькой комнате. Была суббота, и я играл с друзьями на улице. Хотя наш дом был небольшим, у нас был маленький садик. Мы часто играли там, прятались в кустах, лазили на деревья, представляли себе, что мы были путешественниками в какой-то далекой стране.

Я время от времени поворачивался к маленькому окошку, такому обычному и безобидному. Однако для меня оно было выходом из странного холодного кармана страха. На улице зеленое окружение нашего сада наполнялось улыбчивыми лицами моих друзей, но, увы, не могло погасить ползущее беспокойное чувство, от которого каждый мой волос вставал дыбом. В моей комнате кто-то был, кто-то смотрел, как я играл, ждал той ночи, когда я останусь один.

Вам это может показаться странным, но когда мои родители отвели меня обратно в ту же комнату, я ничего не сказал. Я не протестовал. Я даже не пытался придумать причину, по которой я не мог там спать. Я просто вошел в комнату, забрался на верхнюю полку и стал ждать. Взрослым я бы рассказал о своем опыте, но тогда мне казалось глупым говорить о том, что я не мог доказать. Впрочем, я бы солгал, если бы сказал, что это было главной причиной моего молчания. Я все еще чувствовал, что эта тварь пришла бы в ярость, если бы о ней только заговорили.

Занятно, что некоторые слова остаются скрытыми в глубинах разума, несмотря на свою очевидность. В следующую ночь я лежал один, напуганный, осознающий, что в окружающем меня мире что-то прогнило. Тогда-то мне и пришло в голову одно слово. Когда послышались первые случайные ворочания постели подо мной, мое сердцебиение участилось, и я понял, что на нижней койке снова кто-то был. Это слово, всего одно слово, подавленное моим сознанием, вырвалось на волю, крича и врезаясь в мой разум.

«Призрак».

Как только я осознал это, незваный гость сразу перестал шевелиться. Постель лежала спокойно и безмятежно, но шорохи сменило нечто более отвратительное. От лежавшей подо мной твари исходило медленное, ритмичное, скрипучее дыхание. Я представлял себе, как колыхалась его грудь от этих мерзких хриплых вздохов. Я вздрогнул и понадеялся, что оно уйдет, не причинив никакого вреда.

Как и прошлой ночью, дом лежал под густым покрывалом тьмы. Тишина царила над всем, кроме зловещего дыхания моего еще невиданного соседа по кровати. Я был охвачен ужасом. Я хотел, чтобы оно ушло, оставило меня в покое.

Чего оно хотело?

Потом случилось нечто, леденящее кровь: оно пошевелилось. Оно двигалось совсем не так, как прежде. Оно вскочило с нижней койки, его движение казалось бесцельным, почти животным. Впрочем, у этого движения была цель. Этой твари, казалось, нравилось терроризировать маленького мальчика. Сдавленное дыхание чудовища становилось все громче и громче, в то время, как лишь матрас и несколько жалких деревянных перекладин отделяли меня от него.

Мои глаза наполнились слезами. По моим венам бродил страх, который нельзя передать словами. Я не верил, что этот страх мог стать еще сильнее, но я был неправ. Я пытался представить себе внешность этой твари, которая сидела внизу и рассматривала матрас, надеясь уловить малейший намек на то, что я не спал. Воображение превратилось в беспокоящую реальность. Чудовище прикоснулось к деревянным перекладинам под матрасом. Оно трогало их бережно, проводя тем, что я считал пальцами, по деревянным перекладинам.

Потом оно с огромной силой ткнуло матрас. Казалось, кто-то вонзил свои когти мне в бок. Я испустил дикий крик, в ответ чудовище принялось яростно раскачивать кровать. Кровать так сильно скреблась об стену, что с нее мне на одеяло посыпались куски штукатурки.

Комнату снова залил свет, и вошла моя мать, как всегда любящая и заботливая. Она обняла меня и сказала пару успокаивающих слов, которые утихомирили мою истерику. Она, конечно, спросила, что произошло, но я не мог, не осмеливался ответить. Снова и снова я произносил одно и то же слово.

«Кошмар».

Все это повторялось неделями, если не месяцами. Из ночи в ночь я просыпался от шороха простыни. Каждый раз я кричал, чтобы не дать этой твари время пощупать меня. С каждым криком кровать начинала трястись, и опять все прекращалось с приходом моей матери. Она проводила остаток ночи на нижней койке, даже не догадываясь о том, какая зловещая сила мучила её ребенка.

За это время я несколько раз притворялся больным и находил причину ложиться спать в родительской постели, но чаще всего мне приходилось оставаться в одиночестве в той комнате. Наедине с той тварью.

Со временем начинаешь привыкать ко всему, даже к такому ужасу. Я начал осознавать, что по какой-то причине чудовище не могло напасть на меня, когда мать была рядом. Уверен, что то же самое можно сказать и об отце, но как бы он не любил меня, разбудить его было просто невозможно.

Через несколько месяцев я совершенно привык к ночному гостю. Только не подумайте, что я с ним подружился, я ненавидел эту тварь. Я все еще боялся её, поскольку не знал ничего о её сущности и намерениях, но был уверен в её извращенной ненависти, а, может, и влечении ко мне.

Однажды зимой мои худшие страхи воплотились в жизнь. Дни стали короче, а длинные ночи предоставили чудовищу больше возможностей. Это было тяжелое время для нашей семьи. Моя бабушка, необычайно добрая и мягкая женщина, сильно переживала смерть моего дедушки. Мама пыталась сделать все возможное, чтобы сохранить её рассудок, но болезнь, лишавшая её памяти, была сильнее. Вскоре бабушка уже не узнавала никого из нас, и стало ясно, что придется отправить её в дом престарелых.

Перед отъездом бабушка пережила несколько особенно тяжелых ночей, и мама решила остаться у нее. Как бы я не любил бабушку, и как бы не переживал из-за её болезни, до сего дня меня терзают угрызения совести за то, что я думал не о ней, а о том, что ночной гость мог узнать об отсутствии матери. Её защита казалась мне единственным, что не позволяло чудовищу терроризировать меня с полной силой.

Придя из школы, я тут же столкнул постель и матрас с нижней койки, убрал деревянные перекладины и поставил перед кроватью старый стол, комод и пару стульев из кладовки. Отцу я объяснил, что делал себе кабинет, и ему это понравилось. Будь я проклят, если бы дал этой твари место для ночлега еще хоть на одну ночь.

С наступлением темноты я лег спать, зная, что мамы дома не было. Я не знал, что делать. Единственным импульсом было залезть к ней в шкатулку и взять маленькое семейное распятье, которое я там раньше видел. Моя семья была не очень религиозной, но тогда я еще верил в Бога и надеялся, что он меня защитит. Несмотря на страх и тревогу, я вскоре заснул, крепко сжимая в руке распятье. Я надеялся, что проснусь утром, и все обойдется без происшествий. К несчастью, та ночь была самой страшной.

Я просыпался медленно. В комнате было все еще темно. Когда глаза привыкли к темноте, я смог разглядеть окно и дверь, стены, игрушки на полках и… Даже сейчас я вздрагиваю от этой мысли, но в комнате не было слышно ни звука. Никакого шороха. Никакого движения. Комната казалось безжизненной. Безжизненной, но не пустой.

Ночной гость, незваная тварь, пропитанная ненавистью, что пугала меня по ночам, была не на нижней койке, она была в моей постели! Я открыл рот, чтобы закричать, но у меня ничего не вышло. Чистый ужас вытряс все звуки из моего голоса. Я лежал неподвижно. Раз я не мог кричать, нельзя было подавать виду, что я не спал.

Я еще не видел его, но я его чувствовал. Оно лежало под моим одеялом. Я видел его очертания, я чувствовал его присутствие, но я не смел посмотреть на него. Его вес давил на меня, это чувство я никогда не забуду. Это не будет преувеличением, если я скажу, что так прошли часы. Я лежал в темноте неподвижно, я был всего лишь напуганный маленький мальчик.

Если бы это было лето, то света не пришлось бы так долго ждать, но зимняя ночь была долгой и беспощадной. Я знал, что до рассвета оставались еще часы. По своей натуре я был терпеливым ребенком, но в тот момент я больше не мог ждать. Я больше не мог терпеть это чудовище, которое лежало так близко ко мне.

Страх полностью истощил меня, оставив лишь след от какого-либо хладнокровия. Из этой постели надо было выбираться! Тут я и вспомнил про распятье. Я сунул руку под подушку, но там ничего не было. Я осторожно двигал рукой, стараясь не делать лишних звуков, но так и не смог его найти. Или оно случайно свалилось с кровати, или, страшно подумать, его забрали у меня из руки.

Оставшись без распятья, я потерял всякую надежду. Даже в те годы я знал, что такое смерть, и страшно боялся её. Я знал, что я умру прямо в своей постели, если ничего не с сделаю. Надо было выбраться из комнаты, но как? Спрыгнуть с кровати в надежде на то, что успею добежать до двери? Что если оно быстрее меня? Или, может, мне следовало осторожно спуститься вниз, не потревожив своего зловещего соседа?

Заметив, что оно не двигалось, когда я искал распятье, я пришел к очень странной мысли.

Что, если оно спало?

С тех пор, как я проснулся, оно не очень-то и громко дышало. Возможно, оно отдыхало, думая, что ему, наконец, удалось поймать меня. Что я был у него в руках. Возможно, оно просто игралось со мной, и теперь, после бессчетных ночей, оно прижало меня к матрасу, и даже моя мать не могла меня спасти. Может, оно, как хищный зверь, сохранило свою добычу, чтобы прикончить её в самый последний момент.

Я старался дышать как можно тише, и, собирая по крупицам все свое мужество, я вытянул правую руку и принялся медленно стягивать с себя одеяло. От того, что я под ним обнаружил, у меня чуть не остановилось сердце. Я не видел его, но когда моя рука сдвинула одеяло, она на что-то наткнулось. Что-то гладкое и холодное. Что-то, напоминавшее костлявую руку.

В ужасе я задержал дыхание, уверенный в том, что оно знало, что я проснулся.

Ничего.

Оно не двигалось, оно словно умерло. Через несколько секунд я осторожно запустил руку еще дальше под одеяло и нащупал тощую, убого сформировавшуюся руку. Движимый любопытством, я двинул рукой еще дальше и обнаружил непропорционально огромный бицепс. Рука была вытянута, лежа у меня на груди, её кисть лежала у меня на плече, как будто оно схватило меня, когда я спал. Я понял, что если я хочу вырваться из лап этого существа, то мне придется сдвинуть эту омертвевшую конечность.

Не знаю, почему, но ощущение рваных лохмотьев на плече ночного захватчика заставило меня остановиться. Страх снова раздулся в моих груди и желудке, когда я отдернул руку, нащупав густые просмоленные волосы.

Я не смог заставить себя потрогать его лицо. И по сей день я не знаю, как оно выглядело.

Боже мой! Оно шевельнулось!

Оно шевельнулось. Это движение было почти незаметно, но захват на моем плече и поперек туловища тут же усилился. Я не пролил ни слезинки, но как же мне хотелось плакать! Его рука словно обвилась вокруг меня, прижав меня к прохладной стене, возле которой стояла кровать. Это было самое странное из всего, что случалось со мной в той комнате. Я понял, что эта отвратительная тварь лежала на мне не полностью. Она высовывалась из стены, как паук из своего логова.

Внезапно его захват превратился в сжатие. Оно дергало и теребило мою одежду, как будто боялось, что скоро упустит свое преимущество. Я боролся с ним, но его истощенная рука была слишком сильной. Его голова высунулась из-под одеяла, дергаясь и извиваясь. Я понял, что оно пыталась затащить меня сквозь стену. Я боролся за свою драгоценную жизнь, мой голос вернулся ко мне, и я закричал, но никто не пришел.

Тут я понял, почему оно так яростно пыталось утащить меня именно тогда. Через окно, казавшееся таким мрачным снаружи, в комнату пробивалась надежда — первые лучи солнца. Я продолжал бороться, зная, что если я смогу выстоять, то оно скоро исчезнет. Пока я боролся, этот паразит извивался, постепенно поднимаясь с моей груди, его голова высовывалась из-под одеяла, хрипя, скрипя и кашляя. Я не помню, как оно выглядело, помню только его дыхание, зловонное и холодное как лед.

Как только солнце взошло над горизонтом, волна света омыла это мрачное место, мою удушливую комнату.

Я потерял сознание, когда костлявые пальцы обвились вокруг моего горла, пытаясь выдавить из меня жизнь.

Я проснулся, когда в комнату вошел отец и предложил мне позавтракать. Я пережил самое страшное из всего, что случалось со мной в жизни. Я отодвинул кровать от стены, оставив возле нее только мебель, которая, как я считал, должна была помешать чудовищу забрать меня.

Несколько недель обошлись без происшествий. Только однажды, в холодную жгучую ночь, я проснулся от шума трясущейся мебели, стоявшей на месте кровати. В то же мгновение шум прекратился, и я был уверен в том, что слышал постепенно удалявшийся хрип, исходивший из стены.

Я никогда и никому не рассказывал эту историю. Даже сейчас я просыпаюсь в холодном поту от шороха простыни или хрипа, вызванного простудой. Я, конечно, никогда не сплю на кровати, стоящей возле стены. Считайте это суеверием, если хотите, но я не верю в такие логичные объяснения, как сонный паралич, галлюцинация, или слишком яркое воображение. На следующий год меня переселили в комнату побольше, а в ту маленькую удушливую спальню переселились родители. Они сказали, что им не нужна большая комната, достаточно и маленькой — для кровати и еще кое-каких вещей.

Там они прожили десять дней. На одиннадцатый день мы переехали.

Материнское проклятье.

Spoiler

История эта случилась в небольшом заштатном городке, около ста лет назад. А произошло вот что. Власти города издали распоряжение: снести старое заброшенное кладбище, на котором, уже более пятидесяти лет, были запрещены захоронения. Территория освобождалась под городской парк, который сейчас уже основательно разросся.
Изо дня в день работники выкапывали старые истлевшие останки и гробы. И вдруг – сюрприз! В одной из могил, которая впрочем, давным-давно обвалилась, обнаружился новенький, не тронутый тлением гроб. Первым делом, разумеется, вызвали милицию. Решили, что таким образом кто-то решил скрыть следы недавнего убийства. Заодно вызвали и священника. В присутствии властей и церкви, был вскрыт этот злополучный гроб. Внутри обнаружилось тело молодого мужчины, лет тридцати, абсолютно без, каких-либо, следов тления. Обычный покойник, за исключением одного странного обстоятельства – вокруг кистей рук мертвеца была обвита русая женская коса, а выражение лица было искажено следами мучительных страданий.

Присутствующие при вскрытии гроб испытали шок. Тем более, как уже упоминалось, городок был маленький, и жители прекрасно друг друга знали. В гробу лежал незнакомец. На истлевшем кресте с большим трудом разобрали фамилию и надпись. Оказалось, что захоронению около шестидесяти лет, а из семьи, упомянутой на кресте фамилии, осталась только древняя старушка-долгожительница, которая, однако, была всё ещё в «своём уме».

Отправили за ней машину, привезли на кладбище. Старуха мельком взглянула на покойника и со злостью промолвила: «Дык, чего же не знать-то? Энто мой старшой – Федька. Так и лежит, проклятый, с моею косой в руках…». Она прошаркала к гробу поближе и обратилась к мертвецу: «Эх Федяй, говорила я тебе, пока косы своей не сниму, не избавишься ты от материнского проклятья. Так и будешь – ни живым, ни мёртвым». Плюнув, старушка пошла прочь.
Догнали её собравшиеся здесь люди, подошёл священник, начали уговаривать, мол, сними мать проклятье, ведь и тебя Господь не прибирает. Что же такого сын твой натворил? Тогда рассказала старушка свою историю…

Много лет назад, когда Федор её женился, словно подменили сына. Может, и невестка старалась, кто теперь знает. Но Федька озверел, стал на мать с кулаками кидаться и бил страшным боем. Однажды он начал избивать свою мать прямо на улице, на глазах всех соседей, и сдёрнул с ее головы платок. А в те времена для женщины, особенно – пожилой – стать перед людьми с непокрытой головой было позором. Вскипела у матери кровь, схватила она нож и отрезала свою длинную косу. Федька затих, сел на лавку, а мать подошла к нему и говорит: «Дай-ка сюда свои поганые руки, свяжу я их своей косой, чтобы больше на мать родную не поднимал их». Он, как в оцепенении, протянул руки, а мать добавила: «Коса эта будет служить тебе Федька, материнским проклятьем, и никто, кроме меня, снять её с твоих рук не сможет». Федька прилёг на лавку, да и помер. Так его с этой косой и похоронили.

Долго люди уговаривали старушку снять проклятье, мол, искупил уж давно Федя грехи свои, много лет прошло с той поры. Поколебавшись, всё же подошла старуха-мать к сыну и, сняв косу, молвила: «Прощаю я тебя, Федор, Господь с тобой».
На следующий день старушка померла.

Мертвый.

Spoiler

Хлестал холодный, осенний дождь. Жёлтая листва, срываясь с почерневших веток, неслась вдоль опустевшей набережной. Серые улицы каменного города медленно погружались в сон. Одинокий автомобиль, шурша шинами по мокрому асфальту проехал по мостовой площади, свернул влево и остановился возле огромного, железобетонного моста. Бледный свет фар рассеянно уставился в даль. Высокий мужчина в тёмном дождевом плаще вышел из автомобиля, достал сигарету, щёлкнул зажигалкой и глубоко затянувшись, зашагал по мосту. В эти минуты он почти ни о чём не думал, в эти минуты он хотел лишь одного…
Дойдя до средины моста, мужчина облокотился на перила и посмотрел вниз. Высота оказалась настолько большой, что шум ручья внизу был почти не слышен. Зато были отчётливо видны острые камни, хищно скалящиеся из тёмной воды. На усталом лице высокого мужчины промелькнула еле заметная улыбка. Он ещё немного постоял, глядя в пустоту, затем, быстро
взобравшись на перила - шагнул в пропасть…
Его падение было невыносимо долгим. На мгновение даже показалось, что он вовсе не падает, а с лёгкостью птицы парит над ужасной пропастью. Он не кричал, не закрывал глаз, он просто падал, нет, лучше летел, летел навстречу хищно оскаленным зубам камней. «А что если не получится?!» внезапно пронеслось в голове самоубийцы. Но эту мысль он не успел обдумать.
Раздался отвратительный хруст, в глазах потемнело, всё пропало, ушло прочь. Покой, долгожданный и манящий…
Время текло само собой, он был вне времени. Вне пространства, вне всякого сознания. Сейчас он медленно плыл в прохладном потоке Млечного Пути. Мимо проплывали города, улицы, равнодушные лица людей и ещё что-то, похожее на снег или пепел. Это не важно, главное – он здесь! Тут никого кроме него нет. Тут его никто не достанет… Внезапно что-то укололо в бок, очень больно, ему захотелось закричать. Но здесь кричать было нельзя. Нельзя нарушать первозданную тишину Небытия. Боль повторилась, теперь застонало всё тело, это становилось невыносимым. Но в Небытие нет боли! В Небытие нет боли… Солнце яркими и тёплыми лучами прорывалось сквозь поредевшие кроны деревьев. С жёлтого листа сорвалась крупная, прозрачная капля вчерашнего дождя и упала ему на лицо. Скатилась по щеке как слеза и быстро растаяла. Спустя несколько мгновений его веки дрогнули, брови сдвинулись, и лицо исказилось болью. Открыв глаза, высокий мужчина в дождевом плаще, почувствовал, как каждая клетка его тела выла от невыносимой боли. Острый камень пробил рёбра и, разорвав легкое, мешал дышать. Это раздражало больше всего, с этим надо было что-то делать…
Несколько минут он просто лежал и смотрел сквозь ветви в безоблачное и бескрайнее небо. Сейчас он ненавидел его больше всего на свете.
Его тошнило от этой бескрайней чистоты, к которой он не имел абсолютно никакого отношения. Издав сдавленный крик, он, совершая неимоверное усилие, упёрся ладонями в мокрый камень и резко поднялся. От боли в глазах всё поплыло и задрожало. Острый камень, выйдя из легких, освободил путь кислороду и густому потоку багровой крови. Пошатываясь и спотыкаясь, мужчина медленно переступил через камень, потом ещё через один и оказался на усыпанном мелкой галькой берегу. Немного постояв http://ssikatno.com/, он упал на колени, а потом и вовсе свалился ничком.
Меньше всего ему сейчас хотелось двигаться. Он просто лежал и, вздрагивая мелкой дрожью, тихо плакал… Когда слёзы на щеках совсем высохли, он услышал, как, шурша береговым гравием, к нему кто-то идёт. Повернув голову в сторону, он увидел как высокий мужчина в чёрном пальто
и широкополой шляпе уверенно шагает в его сторону. Спустя минуту он подошёл и, усевшись поудобней на камень произнёс:
- Здравствуй Джек, ты опять за старое?
- Пошёл ты! – зло прошептал лежащий.
- Нет, вы только посмотрите, он ещё злиться! На кого ты злишься, Джек? На меня? Бессовестный засранец, жалкий говнюк! Ты же сам этого хотел. Помнишь?
- Твои слова пахнут собачьим дерьмом…
- Хам! Никчёмный человек! Когда ты, наконец, поймёшь,что ты давно уже умер?
- Когда попаду в рай или в ад, или куда там ещё, чёрт возьми, мне всё равно! Сколько ещё раз можно повторять?!
Мужчина в шляпе достал из кармана огромную сигару, с жадностью понюхал её бока и, чиркнув спичкой, глубоко затянулся.
- Знаешь Джек, раньше ты мне даже нравился. Такое разнообразие, такие ухищрения. Поверь, такое не каждому под силу. Но ты стал повторяться Джек. Наверное, стареешь. Это скучно. Мне ты больше нравился, когда пустил себе пулю в висок. Твои мозги забрызгали пол комнаты, это было великолепно, Джек! У тебя было такое глупое выражение лица, я чуть не умер со смеху! Или когда ты бросился под поезд, тебя разорвало на части! Жуть! Ты так долго ползал по рельсам и собирал себя по кусочкам, я еле выдержал! А помнишь, в ванной с феном…Тебя так трясло, о Боже, так трясло! Забавно, ха-ха-ха-ха! - Он зашёлся истерическим смехом, но вскоре подавился дымом и громко поперхнувшись, утих.
- Я тебя ненавижу, - равнодушно произнёс Джек.
- Я ни разу не встречал людей, которые любили бы Смерть, - спокойно ответил мужчина в шляпе, - курить хочешь? Он протянул ему окурок сигары, но тот нервно отмахнулся и, скривившись от боли, отвернулся от своего собеседника.
- Не хочешь смотреть мне в глаза, Джек, не хочешь видеть глаза своей Смерти? Зачем тогда ты меня ищешь?
- Я ищу не тебя, дерьмо ты собачье. Я ищу покоя…
- Покоя?! Ты сказал покоя? Бред, ты же сам всё знаешь!В конце концов, кто из нас хотел жить вечно?
- Меня обманули, я уже http://ssikatno.com/ говорил – меня обманули…
- Нельзя быть таким идиотом! Жалкий глупец, ты сам выбрал свой путь, никто тебя не обманывал. Тебе дали то, что ты хотел, взамен взяли то, что тебе было не нужно.
- Сволочь!
- Ты можешь оскорблять меня сколько угодно, но без души, Джек, ты не сможешь умереть по настоящему. Твоё никчёмное тело будет существовать вечно. Слышишь, Джек – вечно! Ничего ты с этим поделать не сможешь, пока не обретёшь то, что давно отдал. Твой путь известен, ты ТАМ никому не нужен, поэтому я снова пришёл не за тобой. Но мне тебя жаль, Джек, нет, правда, жаль…
- К чёрту твою жалость, если ты мне ничем не можешь помочь. К чему все эти разговоры? Проваливай!
- Чувства, Джек, ты должен испытывать чувства. Без них тебе не умереть.
- Ты повторяешь это уже в http://ssikatno.com/ десятый раз…
- И в десятый раз ты меня не понимаешь! Я не знаю чем тебе ещё помочь, право не знаю.
- Забери меня с собой.
- Не могу, Джек, не сейчас. Но я в тебя верю, я знаю, ты сможешь, постараешься, как следует, и у тебя всё получиться. А сейчас давай поднимайся, хватит валяться в грязи, смотри, на кого ты похож. Бессмертные должны вести себя более достойно.
Джек медленно поднялся, с минуту постоял, переминаясь с ноги на ногу, затем уселся на соседний камень и, обхватив голову руками, глубоко вздохнул.
- Ну, вот так-то лучше, а сейчас мы сядем в твою машину, и ты отвезёшь меня на Бейзер-авеню.
- Это ещё зачем?
- Там один придурок, вроде тебя, только к счастью не бессмертный, собирается выброситься из окна четырнадцатого этажа.
- И ты, конечно, знаешь почему? – язвительно спросил Джек.
- Конечно, знаю, но мне на это наплевать, какая разница!
- Действительно, какая разница…
Они вместе сели в машину и проехав Большой Парк,выехали на Сладж-стрит, а от туда повернули на Бейзер-авеню.
- Поднажми, Джек, я не люблю опаздывать. Когда он шлёпнется, я хочу быть рядом – ему мучения ни к чему.
- Тем более ТАМ его уже заждались, - прошептал Джек.
- Тем более ТАМ его уже заждались, - грустно повторил Смерть.

Чудовища Горвица
Познавательная статья.

Spoiler

«Чудовища Горвица», как их окрестили журналисты, проживают в глубинах материка, на ледяном куполе, в районе полюса холода. Летом, когда светит незаходящее солнце, встретить их трудно, почти невозможно. Но именно в лето 1960 года Горвиц впервые напал на след созданий лютой стужи. От станции «Амундсен - Скотт» к гипотетическому «полюсу холода» (по расчетам ученых, он находится в пятистах километрах от «Востока») была направлена научная экспедиция. Шли с остановками, во время которых проводили различные измерения.

Перед стартом с очередной стоянки недосчитались магнитолога Стоппарда. Тот, стремясь во время замеров снизить помехи от транспорта, удалялся со своей компактной лабораторией как можно дальше от вездеходов.

Следы привели к трещине, в которую и провалился магнитолог.

С трудом, далеко в глубине, на карнизе угадывалась его распластанная фигура. В трещину спустился Горвиц. Удерживаемый прочными манильскими канатами, он опускался глубже и глубже. Вытравили двадцать ярдов, сорок, пятьдесят, сто. Вокруг потемнело, свет почти не достигал глубины. Потемнело и похолодало - на поверхности были летние минус сорок Цельсия, здесь же, похоже, не менее шестидесяти или даже семидесяти: тяжелый холодный воздух, заливший трещину зимой, очутился в природном термосе и не мог прогреться.

На глубине 150 ярдов (137,1 метра) Горвицу, наконец, попался карниз. Стоппард неминуемо должен был упасть сюда, собственно, здесь его и видели сверху. И верно - деформация поверхности, меховая перчатка и, главное, следы замерзшей крови указывали, что тело находилось здесь.

Горвиц внимательно осмотрел карниз - и увидел следы. Но это не были следы Стоппарда. Более всего они напоминали крысиные, только крысы размером с крупного волка. Они шли вдоль карниза и переходили на отвесную стену - словно некая тварь поднялась из глубины, схватила тело несчастного магнитолога и вернулась в ледяную бездну. Горвиц посветил фонарем - и внизу, на расстоянии в двести или даже триста ярдов он увидел два голубых огонька. Это были глаза чудовища, державшего в пасти Стоппарда. Оно тут же метнулось в сторону и скрылось, теперь уже навсегда.

Поднявшись наверх, Горвиц доложил, что магнитолог не удержался на карнизе и продолжил падение в бездну. Шансов поднять его живым нет.

Чтобы извлечь тело, требовалось снаряжение, которым экспедиция не располагала.

Снаряжение сбросили с самолета. Когда спуск повторили, то на дне шестисотярдовой (548,4 метра) трещины тела не нашли...

О хищной твари в тот раз Горвиц умолчал, поскольку и сам сомневался в виденном. Напряжение на пределе сил, кислородное голодание, холод часто вызывают галлюцинации у полярников...

Погодные условия ухудшились, экспедиция вернулась на станцию, так и не дойдя до полюса холода.

Зима в тот год была суровой. Температура на «Амундсен - Скотте» падала до 70 градусов, а холодный ветер и вовсе делал ее непереносимой. Выходили наружу лишь по двое и лишь на самый короткий срок. И вот 6 июля ушли и не вернулись Арт Шорт и Кеннет Миллар. Дежурный по станции уснул (что, конечно, было грубейшим нарушением), по распорядку данное время считалось ночью, и остальные обитатели станции тоже спали. Лишь пять часов спустя новый дежурный поднял тревогу, но за порогом станции разыгралась непогода, снег и ветер делали поиски пропавших практически невозможными. Обвязавшись веревками, поисковики прошли предполагаемый маршрут пропавших - и никого не нашли.

Нашли позже, на третьи сутки, в полутора милях от станции. Пропавших - или то, что от них осталось. Одежду и плоть, но плоть без костей. Нечто пожрало только кости, оставив остальное смерзшейся массой. Об этом узнали позднее, когда врач экспедиции произвел исследование останков.

Почему опытные полярники оказались так далеко от станции? Что с ними произошло? Горвиц высказал предположение: полярники обнаружили нечто настолько поразительное, например, неизвестное существо, что, позабыв об осторожности, удалились от станции, а непогода преградила им путь назад. Когда же они замерзли, это существо расправилось с ними. Гипотеза была фантастической, невероятной, но растерзанные тела товарищей заставили принять ее как рабочую.

Оружия на антарктических станциях, в отличие от арктических, практически не держат, только начальник станции и его заместитель владели револьверами, и один из них выдали дежурному, чтобы тот снабжал оружием выходящих наружу. И Горвицу довелось им воспользоваться: когда он с напарником работал в магнитном павильоне, Горвиц в свете луны заметил, что к ним приближается огромный белый нетопырь! Расстреляв все патроны, он отогнал тварь, и даже, похоже, ранил - позднее на снегу обнаружили сгустки странной жидкости, не застывавшей при семидесятиградусном морозе. Анализ показал, что она схожа с антифризом арктических вездеходов. К сожалению, напарник Горвица в тот момент находился внутри павильона и летучую тварь не видел.

Сопоставив эти и другие факты, Горвиц пришел к выводу: в глубинах Антарктиды живут Kryonis Polaris, полярные крионы, особые существа аммиачно-углекислого типа. Привычной температурой для них является -70, быть может, даже -100њ С, и поэтому они располагаются преимущественно в районе полюса холода. Летом они укрываются в глубоких трещинах либо впадают в спячку, окутываясь теплонепроницаемым коконом, зимой же, во время полярной ночи, ведут активную жизнь. Тепла они боятся и потому избегают человеческих поселений и самих людей, пока те живы, - слишком горячи они для крион. В мертвом же человеке их интересуют не белки или жиры, чуждые организму антарктических монстров, а кости, источник минеральных веществ.

В последующие годы Горвиц неоднократно встречал следы крион, но лицом к лицу сталкиваться с ними ему больше не приходилось.

Как заявляет Горвиц, в частных беседах полярники «Востока» признавали, что некие существа иногда появляются в окрестностях станции, и лучшим оружием против них является ракетница, снаряженная термитными патронами. Правда, эти патроны чрезвычайно опасны и для строений - так, стреляя в криону, один из полярников «Востока» промахнулся, результатом чего явился знаменитый пожар 12 апреля 1982 года…

Дай мне знать, когда умрешь.

Spoiler

Далёкий и гулкий колокольный звон стих. Всё замерло в сонном оцепенении. Огни старой часовни погасли. Священник с усталым лицом и бесконечно грустными глазами погасил все свечи, на сегодня все грехи отпущены… Мелкий дождь прозрачными иглами врезался в мостовую. Сырой туман медленно окутывал сонные улицы опустевшего города. Где-то вдалеке завыла собака, запоздалые прохожие ускорили шаг. Никто не хотел оставаться в этот час на улице. Особенно после того, как в городе люди стали бесследно пропадать…
Я быстро шагал по сырому асфальту, время от времени перепрыгивая лужи блестящей воды. В
кармане пальто я держал электрошокер, а в голове одну единственную мысль – побыстрее добраться домой. Внезапно выпрыгнувшая из подворотни кошка заставила меня вздрогнуть и вспомнить несколько сочных ругательств. Экономия денег на такси стоила моим нервам слишком дорого. Завернув за угол и пройдя мимо строительных лесов, я услышал сзади какой-то шорох. Я резко обернулся и вынул шокер. К моему облегчению ничего кроме пары бездомных собак я не увидел. Глубоко вдохнув наполненный сыростью воздух, я убрал обратно в карман электрошокер и, почувствовав внезапную боль в затылке, упал лицом на мокрый асфальт…
Меня несло прохладным потоком куда-то в даль. Мои руки и ноги мне не повиновались, хотя я чувствовал, что мне это и не нужно. Я просто летел и ничего не чувствовал. В тишине и освежающей прохладе это было особенно приятно. Иногда мимо меня пролетали маленькие огоньки. Разноцветные и яркие, они как пушистые звёзды проносились мимо и исчезали в пустоте. Может быть, и я был просто горящим огоньком, летящим в неизвестность. От этой мысли мне сразу стало легко и радостно…
Когда я пришёл в себя, то пожалел, что не умер. Всё моё тело саднило тупой болью, а
голова раскалывалась на части. Сначала я подумал, что ослеп, но спустя несколько секунд я ощутил на своих глазах плотную повязку. Я тут же попытался её сорвать, но к моему удивлению и испугу в мои кисти и голени впились ремни. Я оказался привязанным к постели. Руки и ноги сильно растянуты в стороны и плотно закреплены. Ещё несколько мгновений мой мозг отказывался воспринимать происходящее. Потом жалкие попытки моего сознания оградить себя от обрушившегося кошмара сошли на нет, и я истошно, во всю глотку закричал. Я вопил, надрывая связки, и вскоре мой вопль перешёл в вой. Спустя минуту я захлебнулся слюной и, закашлявшись, замолчал. От моего напряжения ремни больно стянули тело, и я решил на время успокоиться. Не знаю, сколько прошло времени, может быть, час, может минута, прежде чем я услышал какие то шорохи. Вся моя сущность обратилась в слух, и вскоре я смог различить
шум шагов. С каждой секундой шаги становились слышны всё отчётливей. Не знаю почему, но меня вдруг охватил страх. Тот самый, который однажды закравшись вам в душу, будет жить там до самой вашей смерти. Тот самый, который безжалостно сводит людей с ума. Набрав побольше воздуха в лёгкие, я снова закричал. Внезапно я почувствовал как что-то холодное и мокрое касается моей груди. Я вздрогнул и замолчал…
Я чувствовал, как оно медленно движется от груди к животу и обратно. Еле ощутимо, будто боясь меня вспугнуть. Всё мое тело напряглось и вытянулось в струну. Я до боли сжал
кулаки и стиснул зубы. Так продолжалось несколько минут, потом я внезапно почувствовал, как что-то острое порезало мне кожу в районе сердца. «Нож!» - с ужасом пронеслось в голове, и я воскликнул:
- Кто здесь?!
- Тише большой мальчик, тише, - прошептал мягкий голос в ответ, - силы тебе ещё понадобятся.
- Кто вы, как я здесь оказался, почему связан?!
- Слишком много вопросов, - ответил голос, и я почувствовал, как холодное лезвие заскользило к шее.
- Нет, пожалуйста, я вам ничего не сделал, - взмолился я, чувствуя, как всё моё тело покрывается липким потом. В ответ я услышал только отвратительный звон чего-то металлического. Будто сумасшедший хирург копается в своих скальпелях и не может найти подходящий.
- Что вы там делаете?! – ужаснулся я.
- Хочу тебе помочь, - услышал я в ответ, и тут же почувствовал, как что-то острое мгновенно пронзило мою левую ладонь насквозь. Я закричал, но тут же чуть не подавился тряпкой, которой мне заткнули рот.- Надоел, веди себя тихо, - прошептал всё тот же голос, на этот раз более громко, и на мгновение мне показалось, что он был женским…
Невыносимая боль сковала всё моё тело, сознание предательски притупилось, и я почувствовал себя загнанным зверем, которого отправили на живодёрню. Паника, которая овладевала мною до сих пор, уступила место первобытному страху за свою жизнь. Мгновение спустя я стал медленно погружаться в беспамятство. Это было великолепно, мне становилось легко и беззаботно, боль медленно покидала моё тело и растворялась где-то там далеко, за пределами моего сознания…
Я пришёл в себя от ужасной боли в руке. Сознание моментально прояснилось, и я ощутил, что моя изуродованная ладонь чем-то туго перевязана. Кровь больше не текла, это немного меня успокоило, позволив привести мысли в порядок и трезво оценить ситуацию. Скорее всего я находился в подвале, так-так чувствовал запах сырости и плесени. Откуда-то слева сильно сквозило – вероятно, там был отвод воздуха или что-то в этом роде. Пальцами своих босых ног я чувствовал лёгкий порыв прохладного воздуха, это означало, что дверь, в которую входили находиться всего в нескольких шагах от того места, где лежал я. Вот, пожалуй, и всё, что я смог понять на данный момент. И пока я не знал, как это может мне помочь. Вот если бы только удалось как-то скинуть эту чёртову повязку с глаз. Тогда вероятно я смог бы узнать больше. Немного поразмыслив над своим положением, я принялся с силой тереться затылком о матрац, пытаясь зацепить узел повязки и таким образом попытаться её скинуть. Так я мучился несколько минут, пока не услышал шаги за дверью. Всё моё тело рефлекторно напряглось, и я похолодел от страха. Дверь скрипнула, и я снова почувствовал, как мои ноги обдало тёплым воздухом.
- Ты плохо себя вёл? – шепотом спросил голос, - конечно плохо, поэтому тебя следует наказать, наказать как грязную свинью, - теперь я был уверен на все сто, что это была женщина. Проклятый кляп во рту мешал мне что-либо сказать, поэтому я просто лежал и ждал боли.
Мгновение спустя я услышал знакомый звон металла, лоб покрыла холодная испарина. Каждая клетка моего тела напряглась в ожидании чего-то ужасного и невыносимого. Вскоре звон утих, и я почувствовал как что-то острое проходит сквозь мою кожу в районе левого лёгкого. Острая боль сводила с ума, голосовые связки напряглись до предела, но я не закричал. Я решил, чтобы эта сволочь со мной не делала, я не издам не единого звука. Не единого! Не знаю, сколько времени продолжался этот кошмар, но я вдруг ощутил, как игла коснулась чего-то внутри меня, и мне захотелось умереть. Сознание померкло, но не покинуло меня, Боже как жаль! Игла медленно вышла из меня, мою грудь стала заливать кровь. Густыми потоками она бежала к
шеи и животу. Я захотел поглубже вдохнуть, но тут же ощутил ужасную боль. Неужели эта дрянь повредила мне лёгкое?! Нет, этого просто не может быть! Не может этого быть! Я не умру здесь, чёрт возьми, не умру! Не здесь и не сейчас!
- Ну вот, теперь ты хороший мальчик, - удовлетворённо прошептал голос, - ещё немного и ты станешь идеальным. Совсем, таким как я хочу. Она что-то прижала к ране на моей груди и закрепила это пластырем. Затем её легкие и холодные пальцы скользнули к пальцам моих ног.
Раздался глухой щелчок, затем скрип и лязг. Что-то металлическое прикоснулось к
мизинцу правой ноги, я весь напрягся…
- Сейчас всё будет хорошо, - прошептала она, и я тут же почувствовал, как что-то острое сильно сдавило мизинец, затем раздался противный хруст. Адская боль мгновенно пронзила ногу, затем растеклась по всему телу и затаилась где-то в затылке. Из зажмуренных глаз потекли слёзы. Повязка мешала им растечься по лицу. Я пришёл в истерический восторг! Эта сука не увидит моих слёз! Никто не увидит моих слёз!
Сумасшедшая тварь не получит удовольствия! Внезапно всё моё тело свело судорогой, болевой шок ворвался в сознание и я почувствовал, как стремительно падаю в бездонную пропасть…
На этот раз возвращение в реальность мне далось особенно трудно. Кроме того, я почувствовал, что обмочился. От потери крови сильно кружилась голова, а в горле застрял ком тошноты. Я пришёл в ужас, когда понял, что если меня начнёт тошнить, то из-за кляпа я просто захлебнусь содержимым своего желудка. Вдохнув как можно глубже, я сделал несколько глотательных движений, затем задержал дыхание, несколько минут спустя, таким образом, мне все-таки удалось подавить рвоту. Отдышавшись, я снова принялся, тереться затылком о матрац. В конце концов, узел ослаб, и повязка немного сдвинулась в сторону. Этого оказалось достаточно, теперь я мог видеть…
Мне понадобилось достаточно долгое время, чтобы привыкнуть к темноте. Я как сумасшедший вертел головой вправо и влево, но ничего кроме размытых очертаний, неизвестных предметов, мне разглядеть не удалось. Спустя несколько минут, когда мои глаза окончательно адаптировались к темноте, я всё-таки разглядел предмет, который меня по настоящему заинтересовал. Справа, всего в нескольких сантиметрах от моей ладони стояло, что-то похожее на тарелку с высокими краями. Вероятно, эта дрянь держала там свои дьявольские инструменты пыток. Там должно было быть, что нибудь острое, чем я смог бы перерезать ремни. О Боже, если бы я смог дотянуться! Всего несколько жалких сантиметров! Я весь потянулся вправо,
силясь хотя бы кончиками пальцев коснуться заветной чашки. Ещё немного, оставалось совсем чуть-чуть! Внезапно я услышал шаги за дверью… Боже только не это! Только не сейчас, я был так близко! Вспыхнул ослепительный свет, от которого мои глаза моментально ослепли, и я снова услышал знакомый шёпот:
- Мальчик опять себя плохо вёл?! – она с силой надвинула повязку обратно мне на глаза и влепила пощёчину. Не знаю почему, но это мне явно понравилось. Да, я был рад, что заставил эту сволочь разозлиться! Давясь кляпом, я хрипло засмеялся. Было трудно дышать, но мне было плевать, главное я смеялся. Смеялся, так как никогда ещё не смеялся! Смеялся как сам Сатана!
- Заткнись грязный ублюдок! – дрожащим от злости голосом прошипела она, - Заткнись, слышишь меня – заткнись! - Я хохотал как обезумевший, жаль, кляп мешал. Рядом что-то звенело, скрежетало, шипело, но мне было всё равно. Мне было плевать, теперь я её не боялся!
- Это тебя успокоит, - произнесла она, и почувствовал,как что-то раскалённое прижалось к моему животу. Мой смех стал только ещё громче. Я почти не чувствовал боли. Почти не чувствовал! Она что-то прошипела про себя и стала жечь различные части моего тела. Через минуту я был весь в ожогах. Всё моё тело горело невыносимой болью. Каждая клетка молила о смерти, но я продолжал смеяться. Потому что знал, что если перестану смеяться, я не выдержу и завою от боли. Может быть, я сошёл с ума?! Ерунда, так мне будет даже легче! Так я смогу
выдержать…
- Подожди любовь моя, сейчас я принесу тебе десерт, - произнесла она, и я услышал торопливые шаги и скрип двери. Спустя минуту она вернулась и окатила меня с ног до головы ледяной водой. Боже как это было приятно! Я почувствовал себя на седьмом небе от удовольствия! Голова приятно закружилась, и я позволил себе полностью расслабиться.
- Вижу, тебе понравилось, но на сегодня хватит. Я приду позже, никуда не уходи, - она звонко рассмеялась и захлопнула за собой дверь. Я снова остался один…Снимать повязку теперь не имело никакого смысла,главное, что я знаю каким образом я смогу выбраться от сюда. Всё остальное было не нужно и не имело никакого значения. Помотав головой и собрав волю в кулак, я напрягся и потянулся вправо. Я уже почти чувствовал холод металлической чашки. Я уже почти коснулся её. Она была совсем близко. Ремни больно резали мои запястья, но я ни на секунду не останавливался. Наконец, собрав все оставшиеся силы, я резко рванул и схватил чашку средним пальцем. По всей видимости, я сильно вывихнул себе запястье, так как рука сильно дрожала и плохо меня слушалась. Я очень боялся выронить чашку, ведь, если я не ошибался, в ней могло быть моё спасение. Как только чашка оказалась на достаточно близком расстоянии, я опустил в неё ладонь и принялся шарить в поисках чего нибудь острого. Через несколько секунд мои поиски увенчались успехом, я наткнулся на что-то длинное и тонкое, с плоским лезвием – похожим на скальпель. Облегчённо вздохнув, я повернул запястье и начал перерезать широкий ремень. Несколько раз, порезавшись мне всё-таки удалось освободить правую руку. Тут же вынув изо рта кляп, я быстро освободил вторую руку и занялся ногами. Когда я оказался полностью свободным, я долго не мог в это поверить. Всё моё тело затекло и ныло тупой болью. Кроме того, ужасно хотелось есть и пить. Желудок свело так, что я еле-еле смог разогнутся. Немного размявшись, я нашёл в темноте дверь и попытался её открыть. Ручка легко вращалась, но дверь оказалась запертой с той стороны. Сначала я хотел её выбить, но создавать лишний шум в моём положении было ни к чему, кроме того, у нее мог быть пистолет. Тогда я на ощупь отыскал скальпель и просунул его в замочную скважину. Проковырявшись, длительное время и совсем ослабев, я не достиг никакого результата. Я пошарил в темноте в поисках чего нибудь подходящего, что могло бы мне помочь, но всякий раз натыкался только на ненужный хлам и какое-то, покрытое густым слоем пыли, старье. Выключатель я также не обнаружил. Вконец отчаявшись, я уселся на корточки в углу и стал ждать. Ждать, когда придёт мой палач…
Время тянулось невыносимо долго. Несколько раз я вставал и справлял нужду в противоположном углу или просто мерил шагами свой каземат. Во время одной из таких прогулок я наткнулся на кусок металлической трубы. Он был достаточно длинным и удобным, как раз то, что мне надо. Прижавшись к стене, возле двери, я стал её поджидать. Вероятно, я улыбался… Когда я услышал долгожданные шаги за дверью, мною овладело чувство схожее с тем, которое я испытывал в детстве, после новогодней ночи, когда залезал под ёлку за подарками. Шаги слышались всё громче и отчетливее, я занёс трубу над головой. Зазвенели ключи, дверь громко скрипнула и отворилась, появилась тень. Изо всех сил я обрушил удар на голову этой сволочи. Она пошатнулась и рухнула в проём. Я стал судорожно искать выключатель, он оказался снаружи рядом с дверью. Щёлкнув кнопкой, я на мгновение ослеп. Зато когда зрение ко мне вернулось, я почувствовал себя самым счастливым человеком на планете! У меня в ногах, лицом в низ, лежала женщина в медицинском халате. Её каштановые волосы заливала кровь, а руки подрагивали от шоковой конвульсии. Поистине самый счастливый момент в моей жизни! Я стоял и смотрел, как эта сука умывается собственной кровью. Боже как это было приятно! Меня охватил неописуемый восторг! Сердце колотилось как бешеное, норовя вылететь из груди. Вдоволь налюбовавшись этой картиной, я схватил её за плечи и перевернул. На вид ей было лет двадцать пять, может, тридцать и ,если бы не кровь на лице, она вполне могла бы казаться довольно красивой. Мягкий овал лица, большие и пушистые ресницы, маленький и аккуратный нос, чувственные губы слегка приоткрыты, да она действительно была красивой. От этого мне стало ещё противней. Мне захотелось лишить её всего этого! Я нагнулся и послушал сердце. К моему облегчению оно билось – я не хотел, чтобы для неё всё закончилось так просто. С огромным усилием мне удалось поднять её и положить на кровать. На ту самую, где всего несколько часов назад я корчился в агонии от боли. Не торопясь, стараясь прочувствовать каждый миг, я привязал её ремнями к стальным прутьям кровати. Разрезанный мною ремень я заменил валявшейся рядом верёвкой, раскрыл ей рот и затолкал кляп. С минуту я просто стоял и смотрел на неё. Потом, проверив все узлы и крепления, я направился к двери. Поднявшись по высокой лестнице ведущей из подвала, я оказался на улице, возле высокого коттеджа. В небе ярко светили звезды, а огромная Луна была похожа на апельсин. Прохладный ветер тут же растрепал мои волосы, и это было невыносимо приятно. Глубоко вдохнув свежий воздух, я чуть не потерял сознание. Голова приятно закружилась, и я свалился в мягкую и чудесно пахнущую траву. Я просто лежал и смотрел в небо. Разве может быть, что нибудь лучше неба?! Лучше этих звёзд, ветра и Луны? Разве может быть, что нибудь нужней? Из глаз медленно потекли слёзы, но я этому не противился – мне хотелось плакать…
Почувствовав себя намного лучше, я поднялся и направился в коттедж. Я был на сто процентов уверен, что он принадлежит этой дряни. Свет горел только в прихожей, входная дверь оказалась не запертой. Когда я вошел, то сразу отправился на поиски чего нибудь съестного и воды. Меня абсолютно не волновал тот момент, что в доме мог кто-то быть. Сейчас мне было плевать на это, я бы убил любого вставшего на моём пути. Найдя кухню, я открыл холодильник и выложил всё его содержимое на стол. Затем налил большой бокал воды и со звериной жадностью выпил, через минуту повторил. Выбрав из всего того, что лежало на столе пиццу и хот-доги, я запихал их в микроволновую печь и стал ждать, чувствуя как рот наполняется слюной. Спустя минуту раздался звонок, оповещающий о том, что пища готова и я, не теряя зря времени, принялся за еду. Всё приготовленное мной оказалось необычайно вкусным. Каждый кусочек доставлял мне неимоверное удовольствие. Мне хотелось, чтобы это продолжалось как можно дольше. Я чувствовал, как жизнь снова наполняет моё тело – это было превосходное, ни с чем не сравнимое ощущение! Дожевывая последний кусок, я случайно взглянул на настенные часы, они показывали без пятнадцати четыре. Внизу под основным циферблатом находился дополнительный, на котором был указан месяц и год. Взглянув, на число месяца, я содрогнулся! В тот вечер, когда я возвращался домой, было, семнадцатое, а сейчас численник показывал двадцатое! Значит, я пробыл здесь трое суток! О Боже, так долго! Ну, ничего, ничего, ты мне за всё заплатишь сумасшедшая тварь! Я заставлю тебя страдать! С этой мыслью я закончил есть, выпил ещё немного воды и, выйдя из дома, направился в подвал. Когда я спустился, она уже пришла в себя и, увидев моё выражение лица, захныкала и задрожала всем телом. В её взгляде я увидел животный страх – это мне очень понравилось. Я медленно подошёл и вплотную и, глядя ей прямо в глаза, произнёс только два слова:
- За что?
Она закрыла глаза и отвернула в сторону лицо. Я не стал вынимать кляп, я не ждал ответа, точнее знал, что она не захочет отвечать. Плевать, какая теперь разница! Факт в том, что эта сволочь больше не причинит никому вреда. Это меня вполне устраивало. Немного подумав, я замахнулся и от души зарядил ей кулаком в челюсть. Раздался хруст. Она застонала и потеряла сознание. Мне захотелось ударить её ещё раз, потом ещё! Но, я сдержался, я не такой как она, я не стану животным. Только не я.
- Дай мне знать, когда умрёшь, - спокойно проговорил я и, задыхаясь от внезапного приступа смеха, вышел из подвала. Заперев за собой дверь на ключ.
В больнице я настоятельно попросил, чтобы меня обслуживали только мужчины…

Я решил покончить с собой.

Spoiler

Я считаю, что люди должны знать, почему я это сделал. Потому-то я и снимаю это видео перед тем, как вышибить себе мозги. Впервые это случилось, когда мне было девять лет. Мы с Джонни Уэллером играли у него в саду. Светило солнце, его теплый оранжево-красный свет сиял сквозь белые доски забора как леденец сквозь белоснежные зубы. Джонни был ковбоем, а я грязным краснокожим, который украл у него лошадь. Мы бегали вокруг качелей, он смеялся, а я угрожал снять с него скальп. Когда он споткнулся, я подбежал поближе, направил свой палец к его носу и воскликнул:

- Теперь у меня твой пистолет! Бах!

Голова Джонни разорвалась ужасающим фонтаном алой крови, серых мозгов и осколков черепа, блиставших в лучах восходящего солнца. У меня опустилась рука, и я застыл на месте с открытым ртом, не в силах понять, что случилось. Кто-то закричал. Сперва я подумал, что это была мать Джонни, но когда он распахнула заднюю дверь, мне стало ясно, что кричал я. Мать Джонни рухнула на безголовое тело её сына, и её разбитое рыдание прибавилось к моим крикам ужаса.

На следующей неделе Джонни похоронили в закрытом гробу. Я уже забыл, как сияло в лучах солнца облако крови моего друга. Я уже забыл, как его мать трясла меня как куклу, умоляя рассказать, что случилось с её сыном. Я уже забыл, как шериф сказал матери Джонни, что в мальчика попала шальная пуля, что такое случается 26 раз в год. Я забыл, как мой отец тихо сказал матери, что полиция так и не нашла гильзу от патрона, который размазал улыбку Джонни по траве. Я свыкся. Я справился. Я забыл.

Но я не забыл следующий раз, когда это случилось. Я больше не играл в ковбоев и индейцев, я вообще не помню, чтобы в детстве я играл во что-то, связанное со стрельбой. Я помню, как я однажды шел по парку, и ко мне подбежала маленькая девочка с игрушечным пистолетом в руках.

- Руки вверх! – сказала она и направила на меня свое оружие.

Я улыбнулся и подчинился, уронив свой бутерброд в притворном ужасе. Я поднял руки и попросил пощады. Подобно настоящему маньяку, она прикончила меня, сказав пиф-паф своим визгливым голоском. Я послушно изобразил мертвеца, раскинувшись на скамейке. Она рассмеялась и воскликнула:

- Твоя очередь! Застрели меня!

Меня тут же охватило чувство резкого неудобства. Я подумал о цветах, алых розах, покрытых утренней росой. Она смотрела на меня с нетерпением, очевидно убеждаясь, что ей придется подействовать мне на нервы, чтобы добиться ответа. Я вяло поднял свой палец, направил его на нее и прошептал: Бах!

В этот раз закричал не я. Её мать пыталась собрать расчлененное тело своего ребенка, поднимая то руку, то ногу. Я направил палец на пупок убитой девочки. Стоило мне произнести слово, она взорвалась как воздушный шар, наполненный красной краской. У меня перед глазами предстало обезглавленное тело Джонни Уэллера, кровь, стекавшая на его полосатую рубашку. Я бросился бежать.

Я так больше не могу. Вчера я разозлился на Линду и направил палец ей в лицо, когда мы ругались. Я даже не успел ничего сказать. Я так и не смог заставить себя убрать мозги своей девушки с кухонного пола. Такое больше не должно случиться.

Мне остается только поднести свой палец к виску и сказать это слово.

По крайней мере я уйду с шумом.

И на сегодня всё. Пока.

[Кошара]

Привет всем!

Без вести.
Автор: Виктор

Spoiler

Со мной никогда ничего необычного не происходило и не происходит — никаких знаков, предсказаний, призраков. В Бога не верю, в мистику тоже. Клинических смертей не было, бабок в деревне нет, вообще в деревне ни разу не был. Даже цыганки мне ни разу не гадали.

Но где-то в старших классах я понял, что слишком много я знаю людей, которые пропали без вести. Может, у каждого есть один-два таких. У меня их к тому времени было 14. Сейчас — 27.

Первый — мой отец, которого я почти и не помню, потом двое соседей, воспитательница из детского сада (не моя, из параллельной группы), знакомые мамы, бывавшие у нас дома, их дети. Те, с кем у меня были хорошие отношения, те, с кем были плохие, те, кого я просто знал, без отношений.

Может, меня это все никак не касается вообще. У всех этих пропавших была куча знакомых. Но вряд ли любой из этих знакомых был знаком со всеми 27 пропавшими. Я до старшей школы, когда об этом разговор зашёл с друзьями, вообще считал нормой, что люди пропадают. Мне казалось, что пропасть — это вероятней, чем просто умереть. Что каждый человек словно тянет жребий — кто-то умрет, а кто-то пропадет. Что со всеми так, и это так естественно, что даже не показывают в кино и не пишут в книгах.

Вот мой отец пропал, а моя мать жива-здорова (и хорошо). Сосед сверху пропал, а снизу — нет, умер от цирроза. Преподаватель по философии пропал, вышел с кафедры, а до кабинета не дошел, а преподаватель истории — нет. В Таиланде в моей группе пара была супружеская: она зашла в душ, вышла — мужа нет, пришла на ужин — его нет, ночью уже в истерике пошла во все двери в отеле стучаться. Как это в голове уложить — приезжаешь в другую страну с мужем, а уезжаешь без него, и не знаешь даже, жив или что. Проще уж труп с собой увозить обратно.

И это точно не я маньяк, половина случаев приходится на мое детство, а в некоторые разы меня и в городе не было. На допрос мне ходить пришлось только один раз. Ночью как-то стояли компанией у дома девушки моего однокурсника, разойтись не могли, болтали. Ее мама из окна выглянула, поторопила домой. Подъезд окнами светился. От фонарей вообще весь двор был как на ладони. Девушка попрощалась с нами, в подъезд зашла (мама это видела), а мы все стоим. А минут через десять ее мама снова из окна во двор выглядывает, что, спрашивает, опять к вам вышла, почему не дошла еще до квартиры? Разумеется, мы сразу в подъезд ломанулись — вдруг напали на девочку. Обыскали все — ни девочки, никого. Квартиры в подъезде вызванная милиция в течение двух часов обошла, подвал заперт на висячий замок, чердак заперт, черного входа нет.

Я иногда думал — а вдруг правда из-за меня? Вот мама моя, самый близкий человек, она только 9 человек из этих 27 знала. Ну как думал — думать-то думал, но не так, чтобы как-то жизнь свою менять.

А вот сейчас у меня полночь, и уже пошел третий день, как ищут мою девочку, дочку женщины, которую я люблю. Я малышку официально удочерить хотел, как с любимой распишемся. У нее двое, еще парнишка. Я успокаиваю, успокаиваю, говорю, может, найдется. Но не найдется же. Любимая моя с ума сходит, думает, похитили ребенка, издеваются, мучают. И что мне ей сказать? Не бойся, она просто исчезла, это не больно? А мне откуда знать — как это, исчезнуть? Да и выглядеть будет издевательством, если я так скажу.

А дальше что? Я никогда еще такого близкого человека не терял. Как мне теперь жениться, как с ней жить, если это вдруг из-за меня? А если теперь с ней что-то случится, или с сыном? А если брошу ее — кто я буду? А она еще от меня ребенка хотела, этого я теперь допустить не могу.

Сижу, перебираю в уме способы покончить с собой. Не страшно, даже противно, что раньше не додумался — может, дочка моя не пропала бы. Только подождать надо, чтобы двойное горе на мою семью не обрушилось. Горе, ха... Да если б они знали, что от меня давно избавиться надо было. А иногда мысль мелькает — а вдруг я ни при чем? Как же, ни при чем, 27 человек.

Нет. Только сейчас понял, что уже 28.

Герберт Соломон.

Автор: Майкл Уайтхаус

Spoiler

Время от времени мой интерес к сверхъестественному приводил меня в самые престижные учебные заведения Соединенного Королевства. И в почетных коридорах Оксфорда и Кембриджа, и в более скромной среде городских школ и колледжей мои поиски редко приносили какие-либо плоды. Впрочем, изучая один университет в Шотландии, я обнаружил в одном из темных пыльных уголков библиотеки весьма интересный текст.

Книга выглядела необычной сама по себе. Она была обернута в почерневшую и потрепанную кожу, покрытую морщинами и трещинами. Она датировалась шестнадцатым веком и содержала различные описания повседневной жизни обитателей Эттрика, маленького городка, одиноко стоявшего посреди вересковых пустошей.

В книге было множество записей, принадлежавших разным авторам, сменявшим друг друга в течение шестидесяти лет. Как видно, книга передавалась от старейшины к старейшине, и, по правде сказать, большая часть её содержания сводилась к праздным размышлениям о населении города, а также скромным строительным проектам.

Как только я уже было решил, что книга не представляла для меня никакого интереса, я заметил картинку, нарисованную на внутренней стороне задней обложки. Она было хорошо нарисована, но я бы не назвал её приятной. Честно говоря, как только я увидел её, она вызвала у меня мгновенное отвращение.

Сочетание твердых, почти яростных черных линий и содержание описанной художником сцены оставили у меня достаточно неприязненное впечатление. Я даже вздрогнул, когда впервые увидел изображение чего-то, напоминавшего человека с длинными и тощими руками и ногами. Его лицо было отчасти прикрыто одной из его бледных худых рук, но то, что я мог разглядеть, было чудовищным. На лбу четко выделялись неестественно раздутые вены, голова была полностью лысой, а глаза были глубоко посажены внутрь черепа. Казалось, даже окружавшие человека деревья в ужасе уклонялись от него в разные стороны.

Поначалу я решил, что эта картинка была не более чем уродливой каракулей, но потом я заметил внизу страницы дату: 1578. Рядом было весьма необычное имя: Герберт Соломон. Было ли это именем угрожающей фигуры или нарисовавшего её художника, я не знал.

Потревоженный, но заинтересованный этой мрачной сценой, я решил изучить книгу повнимательнее. Мне было интересно узнать, что же это за тварь и почему она была изображена на обложке этой книги, где ей, как мне казалось, было совсем не место. Позже я заметил, что этот образ встречался еще несколько раз на страницах старинной книги, каждый раз нарисованный разными авторами.

На страницах книги часто упоминался некто по имени Герберт Соломон, и мне стало ясно, что это он был тем тощим человеком на картинке. Он жил на окраине Эттрика в шестнадцатом веке. Город окружали густые заросли леса, которые, в свою очередь, окружало безграничное пространство вересковых пустошей.

В городе была церквушка со скромной колокольней, трактиром, служившим пристанищем для путников, которые заблудились в этой глуши, и беспорядочные улочки, извивавшиеся вокруг каменных строений и городской ратуши.

Согласно книге, в декабре 1577 года, в городе стали пропадать дети. Первой исчезла маленькая девочка по имени Алана Сазерленд. Она играла с подружками возле старого колодца на окраине города и уронила туда маленькую игрушку, отчего сильно расстроилась. Девочка вернулась домой, чтобы взять нить и старый крючок, надеясь выловить куклу из колодезной воды. В последний раз её видели на закате солнца, когда она шла к колодцу.

В панике горожане начали поиски. Они досуха вычерпали колодец, прочесали пшеничное поле и даже послали группу смельчаков в окружающие леса. Увы, девочка так и не была найдена.

Несколько дней спустя мальчик по имени Эрик Кеннеди выполнял поручение своей бабушки. Было темно, но ему надо было всего-навсего отнести шерсть в местечко под названием Мунро, находившееся совсем неподалеку. Считалось, что посреди города мальчику ничего не угрожала, но он так и не выполнил своего поручения. Он исчез, как будто его и не было.

К концу января необычайно суровая зима нанесла значительный ущерб и городу и его жителям. Толстый слой льда и снега покрыл все дома и строения. Несколько человек умерло от простуды, и настроение горожан было мрачным.

Даже в эти трудные времена жителей города больше всего заботила судьба их потомства. Без всякой причины исчезло семеро детей. Целые семьи рыдали от горя, и горожане поглядывали друг на друга с подозрением. Они знали одно: кто-то похищал детей.

К середине февраля пропали еще двое детей. Теперь страх и подозрение довлели над каждой семьей и над каждым членом общества. Городской старейшина решил, что пора принять меры, и взял на себя непростую задачу: разоблачить и поймать злодея.

Тут и там устраивались собрания. И в церквях, и в домах, и на каждом углу Эттрика одно имя не сходило с уст обывателей: Герберт Соломон. Чем чаще называли это имя, тем более очевидной становилась вина этого человека.

Герберт Соломон был изгоем. Он жил в небольшой хижине на краю леса и из-за своей злосчастной внешности всячески избегал общения с людьми. Никто точно не знал, какой болезнью страдал этот затворник, и, как водилось в те времена, многие верили, что на нем лежало проклятье.

Наши современники сочли бы его жертвой дистрофии. Он редко объявлялся в городе, заходя лишь для того, чтобы закупиться провизией. Но даже в те редкие мгновения он прикрывал лицо ветхой коричневой шляпой и серой тряпкой, скрывавшей его черты, кроме двух глубоко посаженных потемневших глаз.

Некоторые горожане рассказывали о том, что они якобы видели, как Герберт Соломон стоял на краю леса, наблюдая за тем, как крестьяне возделывали землю, а их дети играли в поле. Именно его интерес к детям вызывал у многих подозрение. Некоторые из городских детей возвращались после игр в лесу с прекрасными куклами и игрушками. То были подарки Герберта Соломона, и невинные дети не догадывались о грозившей им опасности.

Когда стали пропадать дети, многие взгляды немедленно обратились к странному отшельнику. Со временем обвинения росли числом и становились все громче, пока, наконец, не было решено, что с Гербертом Соломоном надо покончить.

В холодную февральскую ночь отцы города приказали немедленно арестовать Соломона. Горе, гнев, возмущение и страх горели в сердцах мужчин и женщин, которые отправились в лес на поиски ненавистного детоубийцы.

Мало что известно о том, что случилось в ту ночь, но, судя по всему, жители Эттрика, не сумев добраться до Герберта, который заперся в своей хижине, решили просто поджечь её. Толпа веселилась, глядя, как разгоралось пламя. Крики разносились по всему лесу, пока огонь не положил им конец.

Горожане сочли, что правосудие свершилось, и хотя горе родителей, которые потеряли своих детей нельзя было угасить, всех радовало то, что виновник их несчастий был мертв.

Однако через несколько дней по городу поползли новые мрачные слухи. Рассказывали о странных встречах на ночных улицах, о темной худой фигуре, которая, прячась в тени, бродила среди каменных зданий. Некоторые из обывателей утверждали, что их посреди ночи будила страшная фигура незваного гостя.

Одна пожилая дама рассказывала, будто проснулась от шороха под кроватью и чуть не умерла от ужаса, когда оттуда вылез высокий тощий человек. Она упала в обморок, но прежде успела увидеть его лицо. Оно было высохшим, как будто его изуродовала какая-то болезнь, глаза были чернее ночи, а его руки выглядели как кожа, туго натянутая на кости.

Другую историю рассказал местный торговец, который услышал шум из подвала и, спустившись вниз, столкнулся с кошмарной фигурой, настолько худой и высокой, что ей приходилось нагибаться, чтобы не удариться о низкий потолок. Белое, как простыня, лицо буквально сияло в свете свечи. Торговец сумел убежать, но возвращаться в свое жилище отказался.

Жителям города стало ясно, что мстительный дух Герерта Соломона встал из могилы ради того, чтобы найти себе новых жертв. Злоба и отвратительная внешность этого человека наводили ужас на жителей города, которые его погубили.

С каждым днем таинственных встреч становилось все больше. На город опускался туман, и каждый трясся от одной мысли, что в этот раз Герберт Соломон придет за ним. Его видели в полях, в подвалах, и на чердаках, каждую ночь его долгие шаги звучали на улицах Эттрика. Они были прокляты. При жизни Герберт Соломон похищал и убивал их детей, а после смерти он терроризировал город еще более извращенными способами.

Потом случилось немыслимое: пропал еще один ребенок. Это была девочка-сирота, которая часто бродила по ночным улицам в поисках приюта. В одну из ночей раздались её крики о помощи, разбудившие горожан, которые, однако, не посмели покинуть свои дома, парализованные страхом.

Крики вскоре прекратились, и через несколько мгновений из тумана вышла грозная фигура Герберта Соломона. Он побежал по улице, размахивая своими безжизненными руками, которые касались стен домов и окон, откуда раздавались крики гнева и ненависти.

Девочка пропала, и город снова охватила скорбь.

В последующее дни туман сгустился. Пропали еще двое детей: вначале девочка, убежавшая из дома после ссоры с семьей, а потом мальчик по имени Мэтью. Его отец был известным в городе пьяницей, лежавшим без чувств от выпивки и в ту ночь, когда его отпрыска Соломон забрал прямо из постели.

Во время церковной службы произошло немыслимое. Соломон появился прямо в церкви — как видно, даже святая земля не могла его удержать. Прихожане всхлипывали от страха и отчаяния, глядя, как худощавая фигура мелькнула за колонной и исчезла.

Это была очевидная демонстрация силы.

Надежда была почти потеряна. От него не спасала даже церковь, он мог войти в любой дом и забрать, что угодно и кого угодно. Надо было что-то делать или совсем покинуть это место, но никто не мог поручиться, что проклятье Соломона не последует за беглыми горожанами.

Жители Эттрика попросили местного священника, человека по фамилии Маккензи, воспользоваться данной ему священной властью. Они придумали план, как уничтожить или прогнать привидение. Священник и несколько человек вооружились факелами, благословенными мечами и сосудами со святой водой, чтобы стоять на страже, пока проклятая фигура снова не сунется на улицы города. Тогда они сразятся с ним.

Наблюдая за городом из окон и с крыш, люди Маккензи ждали. Долго им ждать не пришлось. В ту ночь одинокая фигура Герберта Соломона вышла из тумана и будто нарочно прогуливалась по улицам Эттрика. Раздались крики, которыми люди оповестили друг друга о возвращении Соломона.

Родители крепко прижимали к себе детей, и каждый думал одно: «Пожалуйста, оставь мне мое дитя, забери чужое».

Маккензи первым вышел ему навстречу. Его воля поколебалась от вида ужасного бледного лица Соломона, гнилого и обгорелого. Тощий долговязый силуэт стоял и смотрел на священника своими черными глазами.

К нему присоединился еще один человек, потом еще один, и вскоре Герберт Соломон был окружен. Маккензи приказал своим людям сомкнуть круг и обнажить мечи. В другой руке каждый из них сжимал факел.

Они были охвачены страхом, но они знали, что это был их единственный шанс. Маккензи плеснул святой воды на ноги Соломона и произнес молитву, другой человек нанес призраку удар факелом. Раздался треск, и покрытая одеждой рука Соломона загорелась огнем от факела. Из окон домов раздались радостные крики, но горожане рано обрадовались. Человек с факелом подошел слишком близко, и в окружении образовалось дыра, которой Соломон не преминул воспользоваться.

Он бежал.

Его худые ноги и руки отбрасывали паукообразные тени на стенах улиц, по которым он бежал. Горожане пустились в погоню, преследуя жалкий силуэт, пытавшийся скрыться от их гнева за каждым углом и поворотом.

Шум взбудоражил город: Герберт Соломон пустился в бегство!

Люди выбегали из домов, сжимая в руках все, что могло послужить оружием. Они заполнили улицы и бежали на крик преследователей Соломона.

С каждым поворотом становилось ясно, что Соломону негде прятаться. В конце концов, выбежав на главную улицу, он остановился. Горожане отрезали все пути к бегству, он был в ловушке.

Маккензи пробрался сквозь толпу, требуя тишины и спокойствия. Он и его люди приблизились к сгорбившейся фигуре Герберта Соломона, намереваясь избавить Эттрик от этого чудовища раз и навсегда.

В руке у него был сосуд со святой водой, за ним шли крепкие мужчины с мечами. Маккензи шел и читал стихи из Библии. Своими черными глазами Герберт Соломон смотрел на толпу людей, на чьих лицах запечатлелись ненависть и жажда мести. Они подходили к нему все ближе и ближе, но тут он повернулся и вошел в открытую дверь позади него. Маккензи и его люди бросились вслед за ним.

В доме царила тишина, и на деревянном полу прихожей лежало бледное тело маленькой девочки. Преследователи обыскали весь дом, но ничего не нашли.

Потом случилось чудо. Девочка вздохнула — она была жива.

У нее почти не осталось сил, и она могла произнести всего одно слово: внизу.

В подвале дома Маккензи обнаружил ужасающую картину. Пол был покрыт кровью, и на нем лежало тело мертвого мужчины. К стенам этого мрачного места были прикованы похищенные дети.

Они были без чувств, истощенные и потрясенные, но они были живы.

Город возликовал — семьи воссоединились. Туман той мрачной и суровой зимы рассеялся, и все закончилось хорошо. Восстановив силы, дети рассказали, что с ними случилось.

Их всех похитил человек по имени Том Сазерленд. Он был отцом первой похищенной девочки, и, как оказалось, это он убил её. Никто точно не знал, но многие рассказывали о его плохом характере, и о том, что он не раз избивал бедную Алану.

Обезумев от горя и чувства вины, Сазерленд стал похищать детей, угрожая им ножом, и запирать их у себя в подвале. Он часто напивался их и жестоко избивал их, а затем плакал, жалея только самого себя.

В тот день, когда нашли детей, Сазерлен вошел в подвал. Он был пьян, и у него в руках были нож и веревка. Он снова принялся бить детей и сказал им, что убьет их. Он отвязал одну из девочек и прижал её к полу своими коленями. Он занес нож над её горлом, но в тот миг кто-то вошел в дом.

Сазерленд рассвирепел от ярости, но тот, кто стоял на лестнице, внушал ему такой ужас, что он бросился вглубь подвала. Согнувшись, в дверном проеме стоял никто иной, как Герберт Соломон.

Увидев его, девочка встала на ноги и пробежала между длинных ног призрака. Она была свободна, но слишком ослабла, чтобы бежать. Она упала в обморок прежде, чем смогла убежать из дома.

Подробности того, что случилось с Томом Сазерлендом, неизвестны из-за полусознательного состояния очевидцев. Известно только то, что его шея была сломана, а голова повернута в неестественную обратную сторону.

Были и другие случаи, когда люди видели Герберта Соломона. Некоторые дети утверждали, что находили игрушки, лежавшие на краю леса, но ничего так и не удалось доказать.

Я бы и сам сказал, что эту историю нельзя доказать, если бы я сам не пережил события, которые случились через несколько месяцев после того, как я прочитал ту старинную книгу.

Мой старый друг и коллега пригласил меня к себе в деревню на несколько дней. Я знал, что его дом находился неподалеку от Эттрика, и просто не мог упустить возможность ознакомиться с этим местом. Я сумел убедить нужных людей позволить мне взять ту книгу из университета и показать её моему другу. Его отличал интерес и существенные знания об истории тех мест. Я думал, что он сможет пролить свет на эту странную историю.

Его семья была добра ко мне, и его дом просто сиял от летнего солнца. Дети играли в поле и беззаботно веселились. Прочитав книгу, он сказал, что все это очень интересно, и что он знает поэму семнадцатого века о человеке по имени Соломон, который убивал детей. Больше ничего он сказать не мог.

На следующий день мы услышали крики: это была дочь моего друга. Мы выбежали на улицу. Спеша на крик, мы спустились по скользкому подножию холма и увидели бурную извилистую реку. Девочка упала вниз и зацепилась за корень огромного дерева на противоположном берегу реки. Корень был мокрый, и мой друг закричал, боясь, что девочка ослабит хватку и её унесет по течению на острые камни, которые возвышались над водой. Река не отпускала её, и течение было таким сильным, что было трудно поверить в то, что девочка выживет.

Нас переполнил ужас от мысли, что она утонет, когда мы наконец добрались до воды. Бросившись в мутную воду, мы беспомощно смотрели, как бедную девочку понесло на камни.

Мы были слишком далеко!

Внезапно наше внимание привлекли шаги высокой худой фигуры на другом берегу реки. Она с огромной скоростью приблизилась к воде, и в ту же секунду костлявая рука опустилась в бурную воду и вытащила девочку на берег.

Она была жива. Она плакала, она была напугана, но она была целой и невредимой.

Тощая фигура с бледным лицом медленно опустила девочку на землю и посмотрела на нас своими черными глазами. Когда мы выбрались на берег, она повернулась и исчезла в лесу, не оставив ничего, кроме воспоминаний.

Даже после смерти Герберт Соломон остался добрейшим из духов.

Всё не моё.

Уголок параноика. Не совсем, конечно, но...

Spoiler

Ребята, помогите, чем можете. В одиночку я, чую, из этих дебрей не вылезу...

Просыпаюсь я сегодня как обычно в половину второго по заведенной привычке. Глаза продираю, осматриваюсь кругом, а там все не моё — стены, пол, потолок, шторки какие-то на окне болтаются — и всё не мое, чужое. Я как ошпаренный вскочил, потом осекся, конечно — мало ли кто в этой квартире живет, может, я в заложниках каких, и если выбегу в панике, то может стать хуже. Решил оглядеться в комнате. Просторно, светло, свежо — мне так вообще это все в диковинку, жилья нормального я уже лет пять не видывал после того, как от родителей съехал. Прошелся туда-сюда, по углам осмотрелся. Сразу видно, комнаты не обжитые, стерильные какие-то, будто гостиничные. Рыскаю по углам, лишних шорохов пытаюсь не издавать, ищу что-либо потяжелее, чтобы прихватить с собой на случай, если накинется кто, и вдруг замечаю развернутый паспорт на подоконнике. Подхожу, в руки беру, а он, оказывается, мой. Да только в нём написано имя АНАТОЛИЙ. Да какой я, к чёрту, Анатолий? С какого перепугу я им стал-то?.. Сколько себя помню, никогда Анатолием не был и близко с ними не водился (честно, перевидал даже Яромиров с Аль-Харабами, только не Анатолиев).

Задумался, хотел имя свое вспомнить, а не получается. Сижу, пыжусь, чувствую, что что-то не так. Это не я, хоть и лицо моё, паспорт не мой, имя чужое, но кто я, как меня зовут, где я раньше жил — вот ничего вспомнить не могу. Хотя смог-таки воскресить в памяти один эпизод перед вчерашним засыпанием — перекладываю ноутбук с колен на коробки и засыпаю...

Минут через двадцать усталость от этого плохого цирка дала о себе знать, и, так и не отыскав орудие самообороны, я вышел в небольшой коридорчик. Сперва решил, что общежитие, но потом присмотрелся и понял, что ошибаюсь — из небольшого холла две двери видны, одна ведет на кухню, вторая — в еще одну комнату. В общем, после обхода владений никого постороннего найти не удалось, зато удивления поприбавилось. Во-первых, квартира откровенно странная. Комната, где я проснулся, и кухня — просторные, полупустые, с самым необходимым убранством внутри, спальня же и вторая комната завалены каким-то мусором — не строительным, не макулатурой, а чёрт знает чем. Часть хлама состоит из отсыревшей бумаги — совершенно чистой, без единой каракули, все остальное пространство занимают кружки тонкой нарезки какого-то мягкого сплава серебряного цвета, а по стенам листы из того же материала навалены хаотично. Я едва эти вавилоны разгреб, когда по нужде приспичило. Это первая странность, вторая же никакому логическому объяснению вообще не поддается: из пола торчат провода и, самое главное, ни один из пучков ни за что не отвечает и никуда не ведет, просто торчат из-под плит и, если дернуть, отходят целиком; видно наглядно, что никуда они не припаяны.

Номер матери я помнил. Пошел звонить-спрашивать. По советскому пластмассовому аппарату с круглым диском еле цифры набрал, но звонок-таки прошел, и мать взяла трубку. Мать, моя мать, настоящая! Я никогда в жизни так родителям не радовался. Рассказываю я ей всю эту историю про паспорт, провода, другую квартиру, а она молчит. Лишь потом, после десяти минут моих бурных излияний, с недоумением переспрашивает: «С тобой всё в порядке?». На все мои попытки узнать своё настоящее имя и получить объяснение происходящему она лишь принимается успокаивать меня, как буйнопомешанного. Потом так вообще говорит — мол, может тебе врачей вызвать или подожди, я сама приеду, потом вызовем. Да куда ж ты приедешь? Ты же в другом городе живёшь, как приедешь?.. И тут я узнаю, что, оказывается, они с отцом в двух кварталах от меня живут. С КАКИМ ЕЩЁ ОТЦОМ?!! Он нас бросил еще в моем глубоком детстве и за границу уехал! Ну, дела...

Я смекнул, что если продолжу разговор, психушки не миную уж точно. Мать обещала быть через пару десятков минут, если не раньше, но вот уже шестой час (а звонил я около трёх часов дня), и никого нет. Повторно набираю ей — никто трубку не берет. Квартиру мне не открыть — снаружи заперта. Все шкафы обыскал — ключа нет, денег нет, хорошо хоть компьютер в той самой комнате с хламом оказался. И ведь, что странно, на ней все мои документы и игры. Абсолютно все файловое наполнение идентично моему компьютеру, вообще все! Даже последние открытые веб-страницы, журнал — все старое.

В общем, я тут расписываю всё, происходящее со мной, в полушоковом состоянии, но что делать дальше, ума не приложу — разбить окно, дождаться матери, позвонить в милицию, бить по батареям? Настоящий кошмар. Ах, да, забыл сказать — нашел на столике в прихожей бутылку минеральной воды, наполовину пустую. На ней отпечатки пальцев оставлены, будто рука была в каком-то сером растворе вымазана. Нашел пакет и положил бутылку в неё. Если выберусь живым из этого ада, обязательно попытаюсь узнать, чьё это (только не знаю, как).

Есть страшно охота была, и я нашел черный хлеб на кухне, причем порезан он был сегодня утром, не позже — края не заветрились.

В общем, ребята, не подведите. Что мне делать? Что это может быть?..

Тритон.

Spoiler

Лет 5-6 назад мы с друзьями поехали на рыбалку, в Азовские плавни. Рыбачим сидим, вдруг из-за камышей к нам стал приближаться какой-то пакет. Его гнало ветром, не особо быстро, поэтому Игорь стал метать в него спиннинг, чтобы зацепить крючком. Спросите зачем? Перед этим я сказал, что именно так должен выглядеть пакет с баксами, и Игорёк не выдержал. Зацепил, вытащил, в пакете было 4 котёнка - 3 мёртвых, а один пытался шевелиться. Видно, бывшие хозяева или груз не положили, или воздух в пакете не дал ему утонуть, но один выжил, и Игорь забрал его себе. Удивило, что котята были не новорождённые, каких обычно топят, а, наверно, месяц-два по возрасту. Короче, не буду надоедать лишними подробностями, скажу одно - Игорь с Тритоном друг в друге души не чаяли. Кот вырос большущим, чёрным, холёным и, что греха таить, злым зверем. Когда хозяев не было дома, Тришка оставался вместо собаки, и я вас уверяю, что даже друзья не рисковали зайти в дом, когда Тритон нёс свою вахту. Зато в остальное время он любил лежать, или на шее хозяина, вместо воротника, или на его груди.
Прошло несколько лет. Всё шло своим чередом. Только Игорь как-то рассказал, что кот приболел, стал каким-то замухрышкой, похудел сильно, а через месяц после этого заболел и товарищ. Появился кашель, одышка, кожа пожелтела, как следствие - испортился характер, раздражительность, подозрительность. Всё ему казалось, что на него кто-то порчу навёл или сглазил, причём обоих с котом.
В один прекрасный день прибегает ко мне, возбуждённый весь, практически в истерике и начинает рассказывать такое, что даже я со своими «злыми яблонями» стал на него смотреть подозрительно. Вот что он рассказал мне.
- Сам знаешь, - начал он, - Тришка любит у меня на руках и на груди лежать, а как заболел, так постоянно лежит и лежит. Только стал я замечать, что сам он худеет, а мне тяжелее, когда он на грудь мне давит, стал я его сгонять, а он внаглую лезет. Потом я сам заболел, а теперь додумался я. Он из меня здоровье вытягивает. Ведь смотри, где лежит, то и болит постоянно. Сначала шея заболела, с хондрозом этим, перестал ложиться на шею - и болеть перестала. А на грудь ложится, и совсем задыхаюсь уже. Короче, убил я его.
Я выпучил глаза.
- У тебя вообще крышу сорвало? Причём здесь кот? Сколько тебя к врачу гоним?
А надо сказать, что Игорь не шибко местным врачам доверяет, считает, что они одну таблетку и от головы и от живота прописывают, лишь бы подороже.
- Подожди, не гони волну, - говорит, - дальше слушай. Просыпаюсь сегодня ночью от того, что дышать трудно стало, открываю глаза, а Триш лежит на груди у меня и его нос вплотную к моему рту. Я выдох делаю, а он с силой это вдыхает. Вот тогда я всё и понял. Он заболел, и из меня здоровье вытягивает вместе с дыханием. Я это как-то по телеку видел. Его жизни кончились, он мою использует. Помнишь же, и в пакете он один остался… Схватил я его, выскочил на улицу, взял за ноги да об угол башкой и через забор на пустырь закинул. Теперь, думаю, на поправку пойду.
Через две недели ему стало ещё хуже, его отвезли в краевую клинику, потом обнаружили рак. А месяц назад говорит:
- Помру я скоро. Тришка стал приходить, как живой. То во дворе его увижу, то в окно. Холёный, как раньше. Может зря я его убил?
Две недели назад Игорь умер. Похоронили его. На девять дней пошли на кладбище помянуть, а там, среди венков, Тритон мёртвый лежит. Выходит не убил. Или не последняя жизнь у него оставалась.
Полистал я литературу и пришёл к выводу. Не жизнь у Игоря кот забирал, а болезнь, потому и сам опаршивел и исхудал. Спасти хотел своего спасителя, а тот не понял.

И на сегодня всё, пока.