160 ответов в теме

[Кошара]

Привет всем.

Сомнамбулизм

Spoiler

СПРАВКА: СОМНАМБУЛИЗМ (ОТ ЛАТ. SOMNUS — СОН И AMBULO — ХОДИТЬ) ИЛИ ЛУНАТИЗМ — БОЛЕЗНЕННОЕ СОСТОЯНИЕ, ПРИ КОТОРОМ ЛЮДИ СОВЕРШАЮТ КАКИЕ-ЛИБО ДЕЙСТВИЯ, НАХОДЯСЬ В СОСТОЯНИИ СНА.

Я студент четвёртого курса политехнического института. Назовём меня Александр. От рождения я человек целеустремлённый, уверенный в себе и очень, очень серьезный. С момента, когда моя нога переступила школьный порог, я держал свою мечту возле сердца — стать инженером в области электромеханики. Всего лишь один день в жизни смог перевернуть всё. Всего одно слово сбило меня и отбросило назад — это слово «любовь».

Мы познакомились в кафе, где я часто сидел после пар. С момента, когда я её увидел, а это было в начале учебного года, и по сей день тот источник жизни в моей груди принадлежит ей. Наши отношения, подобно времени, кружили незаметным, магическим образом вокруг нас, и мы не понимали, что с нами, но это было так красиво и невероятно. Она познакомилась с моими родителями, я — с её. Вроде всё было в порядке, даже начали планировать свадьбу. Но... Всегда есть одно «но». Со мной так с детства. Когда мне было десять, отец из питомника взял пса, я дал ему имя Принц. Боже, настолько гениальна была эта собака!.. Я понимал её с полуслова, иногда мне хотелось верить, что и она меня. Честно, она была частью нашей семьи, пока однажды рано утром отец не принёс её на руках. Его белая рубашка приобрела оттенок алого. Её сбила машина. Мать плакала неделю. После этого случая у нас появилось новое правило — никаких животных в доме.

До поры до времени мы не оставались ночевать друг у друга. Даже не знаю, почему. Даже после интима между нами она отказалась остаться у меня дома и уехала на такси. Но вот однажды её родители пригласили меня — у них была годовщина. Я с её отцом немного поддал и уже в семь часов оказался в её комнате. Родители принесли туда кресло, которое легко и не магическим образом превращалось в кровать. Может, и некрасиво до свадьбы спать в доме у родителей девушки, но я над этим не задумывался.

Среди ночи я проснулся. По всему телу бежали мурашки. Окно в комнате было одно, да довольно внушительных размеро — оно было распахнуто. Мысли о том, что запах из моего рта был невозможен, пришли сразу, да вот только стояла зима на улице, и было немного прохладно. Я с трудом поднялся с постели и направился закрыть окно. Если встать в четырёх шагах лицом прямо окну, то кровать моей возлюбленной была слева, вплоть придвинута к стене, на которой и было окошко. Закрывая окно, я окинул Юлю взглядом и улыбнулся — во сне она что-то шептала. Наклонившись над ней, я пытался услышать хоть одно слово. Но от того, что я услышал, меня словно залило бетоном: «Тварь, убери свою грязную рожу от моей крошки», — могу поклянуться перед иконой, я отчётливо слышал эти слова. Вернулся в постель в недоумении, но все же спустя некоторое время уснул мертвым сном.

Второй раз выпала возможность переночевать у неё через неделю. Как всегда, было застолье — оно стало традицией, когда я приезжал. И вот я в постели, но на этот раз уже в десять часов и по своей воле. Помню даже сон: будто я на острове пробираюсь сквозь какие-то кусты и тут — рык, похожий на львиный. Просыпаюсь, первым делом смотрю на часы — два часа ночи. Под моим креслом-кроватью что-то был. Первая мысль — мыши. Но тут взгляд упал на кровать моей девушки, которую освещали струйками света ночные фонари — она была пуста. Снова раздался голос, и опять я не понял, что же он говорит. Свесив голову чуть ниже моего кресла-кровати, я стал слушать. Сначала была тишина, затем я отчётливо услышал: «Твой последний шанс уйти живым!». После был резкий удар чуть выше уха... и утром меня разбудила моя любимая. Я снова умолчал о произошедшем ночью — я боялся, что она будет себя неловко чувствовать, и её будет мучить мысль: «Он считает меня сумасшедшей». К родителям с вопросами тоже лезть я не собирался. Но мне было не столько страшно, сколько интересно, и я начал подумывать о священнике.

Перед третьей ночью я уговорил Юлю сходить со мной в церковь. После, уже через день, со спокойной душой отправился к ней. От застолья на этот раз отказался и пил лишь яблочный сок. Снова я оказался в постели на кресле-кровати. В ту ночь сон не шел ко мне, и я читал на телефоне книгу Г. Ф. Лавкрафта. Уже когда глаза изрядно устали, я вспомнил, что в кармане джинсов есть пачка с сигаретами, которую я ещё утром купил. В пачке осталась одна сигарета, и та помятая. Но когда курить хочется, выбирать не приходится — курильщики меня поймут. Я встал у окна и начал чиркать зажигалкой, пока пламя не осветило помятую сигарету.

Не знаю, почему я повернулся — наверное, мне просто хотелось полюбоваться спящей Юлей. То, что увидел, не могло быть на самом деле. Юля стояла возле меня, глаза были, как у больного эпилепсией. Даже не так — глаз не было, просто белая оболочка. Но не это меня потрясло, а её тень, которую отбрасывали фонари на пол спальни — это была тень сгорбленной старухи, которая была направлена лицом в мою сторону. Дальше был путь в четыре этажа вниз и мрак...

Прошло ровно три месяца. Юля навещает меня каждый день. Всем на вопрос, как это случилось, я отвечаю: «Да черт его знает, наверное, поскользнулся». Нет смысла говорить о той ночи. Меня скоро выписывают, но знаете, что я вам скажу? Я обязательно вернусь туда, чтобы узнать, не сумасшедший ли я — или, может быть, моя девушка одержима? В любом случае, если я переживу четвертую ночь, вы узнаете об этом, а если нет... думаю, вы догадались.

Тайна исповеди.

Spoiler

Страшный грех падёт на мою душу, я знаю, но я должен записать эти строки. Предать тайну исповеди — что может быть страшнее для исповедника? Увы, я должен очернить свою душу, потому что иначе я не могу.

Я верил в Бога, и в искупительную жертву Господа Нашего Иисуса Христа, и верую до сих пор. Но Дьявол, демоны, нечисть… признаюсь, их я считал не более чем символами тёмных порывов человеческой души. Но теперь… то, что я услышал на сегодняшней исповеди, повергло меня в шок. В мире, который я видел, были только люди и Бог, но слова грешника, пришедшего ко мне, заставили меня увидеть страшных созданий, спрятавшихся в уголках этого мира.

Голос этого человека был странным, даже пугающим. Он говорил как безумный, рассказывая об ужасных вещах одновременно напряжённо и весело. Он внёсся как стихийное бедствие и даже не дал мне сказать и слова.

«Так, ну что, святой отец… или как мне к вам обращаться? Не суть, буду называть вас так. Короче, слушайте. Грех я взял, страшный грех. Черна душа моя, и ничто её уже не отмоет, ей-богу, клянусь вам. Пришли они за мной, слишком долго я испытывал матушку Фортуну, вот она и повернулась ко мне своим широким задом. Спросишь, кто пришли-то? Да я-то почём знаю? Демоны, черти, авось кто ещё похуже. Знаю только, что добра от них ждать — как от аспирина излечения геморроя.

В общем, слушай, как всё началось. Был я студентом, то бишь нищ и голоден. Первый год своей учёбы я как-то просуществовал, да потом всё трудней и трудней становилось. Брался я тогда за любую работу. И вот однажды приятель мой Женька, с коим мы на одном курсе учились, говорит мне, что план у него есть, как быстро денег заработать. Ничего больше мне объяснять не надо было — «деньги» услышал, и готов уже взяться за работу, даже не спрашивая, а что делать-то надо.

А зря-то я сразу не спросил. Мне Женька только сказал, мол, приходи ко мне ночью, там всё сам поймёшь. Эй, святой отец, ты это, только не думай, что я того, себя в зад ужалить дал за деньги, не, не такие мы. Хотя сейчас я так смотрю и думаю — ей, это лучше было бы, хотя бы жизнь-то Женькина тогда при нём осталась бы, да и за моей шкурой эти твари не пришли бы.

Короче, пришёл я к нему, да он мне в руки сразу лопату суёт и говорит, мол, на кладбище идём. На кой чёрт нам лопаты, я и не сразу смекнул. Спросил было у Женьки, да он так посмотрит и говорит, мол, что дурика валяешь, в земле копаться идём. И тут-то до меня дошло, что Женька мне предлагает.

Ей-богу, сразу отказаться хотел, зачем грех такой на душу брать, да не в том я положении был, чтобы о душе размышлять да от денег отказываться. Так что промолчал я, и мы вместе с Женькой, бросив наш инструмент в багажник его «тачки», двинулись на место работы.

Я не знал, зачем Женька это делает. Родители его люди-то богатые! Вон, «тачку» ему подарили. Спросил я тогда у него, на кой ему могилы-то раскапывать, да он и говорит, что дело это у них чуть ли не семейное, и чуть ли не его прапрапрадед эту традицию ввёл. Да, семейка-то весёлая! Говорит, мол, увидел, как у меня с деньгами туго, да и решил меня взять. Да я только благодарен.

Первые разы было страшно, да. Я даже как-то в обморок упал, трупешник увидев, да потом привык. Чего тут бояться, коль они мёртвые все? Зомби-апокалипсиса вроде не было, так что чего может быть страшного в кучке гнили с червяками? Страх мой улёгся раньше, чем совесть. Долго она меня ещё ночами пытала-терзала, мол, негодяй я эдакий, у мёртвых ворую, плохо это, плохо! Да и она потом успокоилась. Правда, на кой чёрт им всем сдались украшения, золото, бриллианты? Пред Господом Богом али чертями щеголять решили?».

Рука моя трясётся от горечи, и слёзы падают на бумагу, когда я пишу все эти святотатства. В тот вечер мне так и хотелось вымыть ему рот святой водой, да простит мне Отец Небесный гневные порывы мой души. Трудно мне писать всё это, но я хочу максимально воспроизвести его слова, чтобы тот, кто это прочтёт, понял, что слова эти принадлежат не трусливому священнику, а грешнику, пришедшему к нему на исповедь.

«Ну, в общем, дело хорошо пошло. Копали-торговали, и вот у нас уже денег куры не клюют! Долго же тянулся наш грязный бизнес, да вот и настало наше последнее дело, хоть тогда мы и не знали, что оно для нас будет последним.

Женька, как всегда, нашёл очередное кладбище. Пришёл ко мне, стал рассказывать, что да как. И столько в нём прыти было, будто его никому не известная тётушка-миллиардерша умерла и оставила ему своё состояние.

Говорит он, мол, кладбище нашёл, где уже лет двести нога живого не ступала. Драгоценных побрякушек, говорит, там лопатой копай, и в прямом, и в переносном смыслах. Ну, а я что? Меня-то уговаривать вообще не надо.

Выехали мы следующим утром. Кладбище находилось в какой-то чёртовой заднице, так что ехали мы долго, приехали вечером. Стрёмная какая-то деревенька была рядом с этим кладбищем — поболтали мы с народом там вроде нормально, да только шесть прозвенело, все они по хатам разбрелись, да так быстро деревенька-то опустела, словно там никто и не жил никогда. Зря мы тогда не насторожились.

Подождали мы полуночи, прямо как в «ужастике», и отправились на наше рабочее место. Шли мы через лес минут двадцать, да и вышли, наконец, на большую поляну. Сколько кладбищ уж мы видели — это на нас страху-то навело! Древнее, прямо пахнет стариной, как говорится, вокруг — тишина! Особенная какая-то, не как на других кладбищах. Ей-богу, я даже слышал, как кровь в ушах течёт!

Недолго думая, мы стали копать первую попавшеюся могилу. Надписи там уже не разобрать было — время всё стерло. Копали мы по очереди, и так вышло, что до гроба докопался именно я. Ну взял я и хорошенько вмазал по крышке. Дерево развалилось, и я увидел хозяйку могилы, которую мы потревожили. Знаешь, святой отец, у этих скелетов всегда челюсти-то вниз отвисают, будто страшным криком орут на нас, чтобы убирались прочь. Да только крик этот беззвучный.

Стал я выковыривать эти доски и, наконец, обнажил весь скелет. А украшен он был годно! Золотое ожерелье, серьги и кольца — о, колец было столько, что я в шутку назвал эту мёртвую дамочку «властительницей колец». Хотел я ожерелье снять, да только дотронулся — сразу отпрянул. Из глазницы черепа выползла огромная сороконожка — ну, или как там эти твари называются? Фу, к этим уродам никак не привыкнешь...

Раздавил я эту гадину и стал собирать украшения и передавать их Женьке. Он их в сумку складывал. Собрал я всё быстро, да хотел было уже вылезать, как слышу, трещит что-то, да вдруг как провалюсь куда-то! Бум — и моя спина распласталась по какому-то настилу. Вслед за мной полетела ограбленная дамочка, словно требуя вернуть свои украшения. Свалилась прямо на меня! Ей-богу, хоть я мёртвых-то уже не боюсь, но когда тебе на лицо падает черепушка, из которой сыпятся червяки и жуки и начинают ползать по тебе, чувствуешь себя неуютно. Быстро скинул я с себя эту мадам, отряхнулся и попытался оглядеться. Высота была, наверное, чуть больше трёх метров. Темнота — хоть глаз выколи! Ни черта не видно, только слышно, как Женька меня кличет. Я ему в ответ кричу, мол, нормально всё, пусть мне фонарик бросит, я посмотрю, что тут такое.

Вот тебе, святой отец, наверное, кажется, как это он упал с трёх метров на спину, да целёхонек остался? Ну вот что я тебе скажу, не целёхонек, а ушибся я хорошенько! А спину я не сломал, потому что упал на мягкое. Бросил мне Женька фонарик, включил я его и увидел, что земля тут вся покрыта мхом и, ей богу, костями! Чьи это кости — животного али человека, не знаю и знать не хочу.

Крикнул я Женьке, мол, пусть за верёвкой бежит и меня вытаскивает, о чём тут же пожалел. Женька-то убежал, а я остался один, под землёй, ночью, на кладбище. Стрёмно мне стало, и, чтобы отвлечься, песенку начал напевать. Старую, детскую, про белогривых лошадок.

Осмотреть всё кругом решил. Был я в какой-то земляной комнате, метров двадцать в ширину. Явно она была искусственная — я сразу это понял. То ли потому, что стены были слишком гладкие, то ли из-за жуткой статуи, стоявшей в середине. Подошёл я к ней, да и ещё страшнее мне стало — была эта статуя ростом чуть ниже меня и изображала какого-то человекоподобного монстра. Вот представь — человек, руки-ноги всё есть, всё нормальное, да только на голове глазищи каждые с арбуз размером, и из башки рога торчат. Пасть вообще на морду тигра похожа, и зубищи торчат, будто кинжалы. Понял я тогда, что валить оттуда надо, да чем быстрее, тем лучше. Слава богу, Женька быстро вернулся. Бросил он мне верёвку, стал я карабкаться, да только Женька, придурок, на самом краю встал, и только я потянул, сразу ко мне свалился.

Высказал я ему всё, что думаю, и стали мы искать другой выход. Нашли мы быстро — как оказалось, там дверь деревянная была, да только низкая такая, что нам согнуться пришлось, чтобы пройти. Попали мы в коридор, такой же низкий. Кто там прорубил эти ходы, дверь поставил и это подобие святилища воздвиг — чёрт его знает, нас тогда и не интересовало. Бросились мы по этим коридорам, свет себе фонариками освещая. Плутали мы там чуть ли не час, и много чего осмотрели — мебель там была, полки, шкафы. Посуда стояла, да только всё такое маленькое, будто для детей сделано.

Выбрались мы из этого подземелья к рассвету, и сразу же оттуда бежать бросились. Не знали мы, где вышли, так что просто вперёд побежали, пока не выбежали к холму. Забрались мы на него и решили отдохнуть. Присели мы на траву, отдышались, и тут вижу я — метрах в пятиста от нас внизу люди какие-то странные идут. Больно походка у них была странная, будто с ноги на ногу переваливались. Тут я присмотрелся, да и понял, что какие-то они мелкие для нормальных людей — хоть и далеко они шли, но я их рассмотрел хорошо. Понял я тогда, что вот они, жители того подземелья — то ли гномы, то ли хоббиты, то ли ещё какая нечисть! Я Женьке говорю, мол, посмотри, да он только страху наполнился, на траву меня повалил и шепчет мне, чтобы молчал. Я-то сразу не понял, да Женька мне только говорит — слепой я, что ли? Присмотрелся я опять к этой мелочи и вижу, что не с пустыми руками они идут — у кого рука человечья, у кого нога, кто голову тащит.

Пролежали мы там на траве, пока эти твари из виду не пропали. Поднялись мы потом, хотели уж было уходить, да как заорёт кто-то в лесу! Вопль такой жуткий был, что мы с Женькой уж разум-то вконец потеряли и бежать бросились. Видимо, животная природа своё взяла, проснулся инстинкт самосохранения. Бежали мы так до машины, как дорогу нашли — сам не понимаю! Про драгоценности, оставленные на кладбище, мы уж давно забыли. Только залезли в машину, Женька как даст по газам, и мы уже спешим обратно в город. Приехали мы в тот же вечер и решили, что упаси нас Господь ещё хоть раз могилы грабить идти. Да только поздно нам это в голову пришло.

Сидел я следующим днём у себя дома, телевизор смотрел. Решил покурить. Стою себе у окна, кольца пускаю. Живу я на третьем этаже, так что хорошо вижу прохожих. И вот увидел я, как стоит человек какой-то странный внизу, будто на меня смотрит. И голова у него так странно наклонена, будто у него тик нервный. Не обратил я на него внимания тогда, бросил сигарету и к телевизору вернулся.

Тогда я подумал — может, наркоман какой. Да вот наркоманов этих много как-то стало — иду я себе из метро, и стоит мужик какой-то, на меня смотрит, не то алкаш, не то наркоман. Или в магазин выйду, как за мной ещё какой-то придурок увяжется. Все они странные были — один хромает как-то неестественно, у другого шея необычно повёрнута, у третьего руки трясутся, да и рожа, как из фильма ужасов. Ну и что, думал я, будто у нас в городе людей странных мало. И прежде я видел таких уродцев. Да только меньше их было, и никто из них на меня и внимания не обращал, а сейчас как будто в дурдоме день открытых дверей!

Страшно мне от этого было. Последней каплей стало то, что три вот таких вот юродивых у меня во дворе стояли, да все мне в окна смотрели. Весь день так вот стояли, да только утром делись куда-то. Пошёл я тогда к Женьке, да только так и не дошёл: подхожу к его дому и вижу — скорая там, толпа у подъезда, да полиция ходит. Что-то нехорошее я почуял. Подошёл по ближе, спросил у бабки одной, что случилось, а она и говорит, что в пятнадцатой квартире труп нашли. Пятнадцатая — это Женькина квартира.

Понял я тогда, не знаю даже как, что эти твари за Женькой тоже пришли, да добрались до него раньше, чем до меня. Значит, с теми гномами это всё как-то связано. Да вот как — этого я вот не знаю!

Пошёл я домой, стал вещи собирать — решил уехать, спрятаться от них. Да только не вышло у меня ничего — переехал я в соседний город, пожил с недельку на съёмной хате, да однажды ночью в дверь ко мне позвонили. Кто ночью в гости ходит?

Посмотрел я тогда в глазок, да чуть от страха не помер — стояла там вот та тварь, что на статуе была изображена в том долбаном подземелье! Так вот я и скатился вниз на пол, молясь шёпотом, чтобы эта уродина в покое меня оставила.

Звонила она до самого утра. Я уж думал, с ума от этого звона сойду. Решил я под утро, что бежать из квартиры надо, подошёл к окну, да и вижу, что эта тварь к контейнеру мусорному крадётся. Присел я тогда и стал из-за подоконника наблюдать — залезла она в контейнер, а через десять минут оттуда парень выполз. Руки трясутся, да и хромает на правую ногу. Вот кто, оказывается, все эти странные юродивые. Здесь они меня нашли — найдут и в другом месте. Нигде от них мне не спрятаться. Вот и решил я — приду, душу облегчу, да и встречусь, наконец, с этим страшилищем.

В общем, всё это. Как там у вас исповедь кончают? Аминь, короче!».

Он ушёл так же внезапно, как и появился, оставив меня с мыслями, вызванными его словами. Сначала я решил, что это был просто сумасшедший. Я тоже часто вижу на улицах людей со странной походкой и странным поведением, но ведь это ещё не значит, что они какие-то монстры. Но всё-таки слишком убедительно он это рассказывал, слишком связно и последовательно звучала его история. Хоть разум мой её и отвергает, где-то внутри, признаюсь, я ему верю.

Туфли

Spoiler

Признаться по чести, Регина не очень любила шум в общежитии. В этом плане ей повезло: безликое и бесстрастное распределение поселило её и её соседку на самый верх студенческого общежития №1, а именно — на четырнадцатый этаж. Всего на этаже было пять комнат, и только три из них были заселены. Пятеро человек на этаже не могли создать явного шума. Но сейчас Регине была нужна просто сверхтишина. Уже целый час она билась над материалом для семинара, но продвинулась ничтожно мало. Ответы отказывались складываться в единую структуру для завершающего вывода, и это сильнее всего давило на нервы.

За стеной, на кухне, начали греметь кастрюлями соседки. Регина откинулась на спинку стула и запустила ладонь в шевелюру. Винить кого-либо в своих проблемах девушка не собиралась. Под конец семестра нервы немного сдавали, и не было ничего удивительного в этом состоянии некоторой рассеянности.

«Может быть, стоит сходить и налить чаю?».

В этот момент грохот на кухне не только прекратился, но и шаркающая походка Эльвиры заявила, что обладательница серых тапочек покинула кухню. На этаже снова воцарилась тишина. В этот же момент в голову студентки второго курса залетела дельная мысль, которую она поспешила обозначить в конспекте.

Комната, доставшаяся двум девушкам, не могла порадовать простором. Если бы не некоторая перестановка, то свободного пространства для передвижения просто не существовало бы. Таким образом, пришлось пожертвовать только одной стороной письменного стола. Он стоял впритык к подоконнику, при этом, восседая за ним, ты находился спиной к входной двери. Девушка увлеченно писала в тетрадке, когда громкий стук в дверь её отвлёк.

— Регинка! Открывай, ты чего закрылась?

Регина в великом раздражении поднялась из-за стола и вышла в коридор. Схватившись за тугую ручку, она посильнее дёрнула дверь, и та, разумеется, открылась. За дверью, как и ожидалось, стояла Регинина соседка — Рита. Вид у той был наполовину удивлённый, наполовину смущённый.

— Ой, мне показалось, что закрыто…

— Да ты неадекват, заходи, давай…

Раздражение Регины быстро улетучилось: дверь и в самом деле была туговата, а настроение у Риты было слишком хорошее, чтобы портить его бессмысленными «наездами». Последняя и в самом деле была в наилучшем расположении духа. Быстро оправившись от смущения, она скинула свои высоченные каблуки и в одних колготках, не надевая домашние тапочки, вошла в комнату. Регина уже вновь заняла место у рабочего стола.

— С Аделем гуляла?

— А? Да... — несмотря на резковатые движения, ответила Рита немного заторможенно, будто бы не расслышала. Не вдаваясь в подробности, она быстренько скинула с себя лишнюю одежду и заперлась в ванной. К слову, одно из безусловных достоинств данного общежития было в том, что санузел с душем присутствовал в каждой комнате.

Шумный приход соседки сбил студентку с мысли. Она снова откинулась на спинку стула и попыталась сосредоточиться. Из ванной доносились приглушенные звуки воды. Стараясь собраться, Регина прикрыла глаза. Свет проникал сквозь веки, но сознание всё равно сосредоточилось на слухе. Ответы на семинар не спешили возвращаться в голову. К шуму душа присоединился шум приближающегося лифта — далёкий, но различимый. Потом звук остановки, и по коридору отчётливо зацокали каблуки соседки, направляющейся к своей комнате. Регина поморщилась. Плитка, которой был выложен пол, Богом была предназначена для того, чтобы помочь в классификации всех видов обуви. По этой плитке можно было различить даже вид тапочек — резиновые или домашние. Регина снова поморщилась. Даже если запереться на сто замков, всё равно услышишь, как возвращаются домой твои соседи — редкостные любительницы туфель на шпильках.

Регина резко открыла глаза и посмотрела в сторону коридора. Ритины туфли валялись возле стенки, хотя обыкновенно девушка относилась к своей обуви более аккуратно. Туфли были куплены всего три дня назад. Все три дня Рита старательно разнашивала их дома, отцокав на плитке большую часть Региного терпения — и сегодня, наконец, решилась надеть их в университет. А потом, как видимо, на свидание. Их цокот Регина узнала бы из сотни.

Вот только две минуты назад она не слышала их цокота. Вообще. Как будто бы Рита пролетела от лифта до двери.

Регина осторожно подняла голову. Потом посмотрела в сторону своего ноутбука. На нём лежал плеер с наушниками. Как лежал, так и лежит. Последние два часа она его не трогала. Шум воды прекратился. Девушка напряглась…

* * *

Вы знаете, что такое тревожные сигналы? Обыкновенно они тихонько звучат у нас в голове или в груди, когда мы хотим спуститься в тёмный подвал или открыть дверь, которую открывать ЯВНО не стоит. Как выразился один автор — ощущение, будто кто-то прошёлся по твоей могиле. Частенько мы игнорируем эти сигналы, и справедливости ради стоит заметить, что не зря. Ради той же самой справедливости сразу обозначим — чаще всего мы их игнорируем не потому, что не замечаем, а потому, что боимся показаться смешными. Не бёрем с собой монтировку, когда идём в подвал за картошкой, смело проходим тесты на «слабо», которые иногда задают придурки-друзья. По нашей проверенной, старой доброй статистике мы знаем, что все наши «тревожные» сигналы — не более чем трусливое воображение. Но те, для кого такое игнорирование закончилось печально, ничего не могут сделать для статистики. Потому что труп не может сказать: «Перед тем, как умереть в мучениях от лап потустороннего существа, я ощутил странный холод в груди и мыслях».

Наша повседневность не оставляет места для страха перед потусторонним на каждом шагу. Но когда-нибудь мы сталкиваемся с ним в самом неожиданном месте.

К примеру — на четырнадцатом этаже студенческого общежития.

* * *

Регина отодвинула от себя тетрадь. Потом ещё раз оглянулась на туфли и снова уставилась в тетрадку невидящим взглядом. Дверь в ванную негромко скрипнула, и Рита, обмотанная полотенцем, прошагала к своей кровати. Её мокрые волосы свисали на плечи и спину, вода стекала с них, будто бы полотенце к ним и не прикасалось. Минуты две девушка стояла возле кровати, мокрая и босая, потом уселась на эту самую кровать. Регина всё это время не отрывалась от тетради, но мысли её были не там.

«Рита так не делает».

Ещё пять минут тишины не нарушались даже шорохом страниц — Регина забыла их переворачивать.

«Рита так никогда не делает».

Девушка не выдержала и повернула голову к соседке. Та, видимо, все эти минуты неотрывно следила за ней, потому что взгляды их пересеклись. Рита слегка встрепенулась, будто ждала, когда же Регина обратит на неё внимание:

— Ты чего?

Регина, сохраняя безразличный вид, бросила сквозь зубы:

— Ничего. Просто думаю.

Выжидание — вот что она прочитала в Ритином взгляде. Тут Регине стало по-настоящему страшно. Реальность ситуации вылилась на неё ведром ледяной воды, парализуя сначала плечи, потом грудь, потом стекая на живот и ноги. Ещё минуту Регина оцепенело таращилась в тетрадь. Рядом с ней, буквально в метре от неё, сидел кто-то (или ЧТО-ТО) в облике её соседки и ЖДАЛ…

— Регин?

Регина не вздрогнула только потому, что страх сковал все движения.

— Что?

Боковым зрением она заметила, что плечи Риты до сих пор мокрые.

— Ты когда спать собираешься?

— А что?

— Пора бы уже…

Регина незаметно сглотнула слюну. На соседку она так и не смотрела. Точнее, на то, что сидело на её месте и ВЫЖИДАЛО. Почему-то Регине не хотелось возражать и, тем более, каким-то образом показывать соседке свои настоящие мысли. А хотелось ей одного — уйти. Из комнаты, из здания — подальше.

«Нечисть не может переступать порог…».

«… без приглашения не может…».

Лицо Регины на секунду скривилось. Но она же не могла ничего знать, приглашая Риту войти в комнату.

— Мне тут ещё немного осталось.

— Сколько?

Регина почувствовала, что в бок её ударила волна злости, выплеснувшейся с этим вопросом. Она снова сглотнула слюну.

— Минут десять.

— Ну, ладно, — Рита не изменила своего положения, так и продолжая сидеть, мокрая и босая, сложив руки на коленях. Выжидая.

Десять минут. Не так уж и много.

Регина развернулась к Рите и, глядя прямо в её выжидающие глаза, твёрдо сказала:

— Только принеси, пожалуйста, мою тетрадь от Лены. Ей завтра ко второй паре, а мне уже на первую надо.

Она увидела, как непонятливо вытянулось лицо соседки. Как будто та соображала, что же от неё требуют. Потом, осознав просьбу, она прищурилась, но тут же расслабилась и кивнула:

— Сейчас принесу.

Все мускулы Регины были напряжены. Она даже слегка удивилась, когда Рита подошла к своему шкафу, бросила туда полотенце и натянула домашний костюм.

«Не пошла же бы она в таком виде…».

Как только Рита вышла за порог, Регина вскочила и тоже подошла к шкафу, но только к своему. Никакой тетрадки ей Лена не была должна. В запасе было не более пяти-шести минут. Регина услышала, как подъезжает лифт, открываются и закрываются его двери.

Из шкафа она вытащила свои брюки, блузку, свитер и куртку. Подхватила свою сумку, надела кеды и вышла из комнаты. С ворохом одежды, в домашнем халатике, она вошла в подъехавший соседний лифт и нажала на кнопку с цифрой «один». Оказавшись в лифте, она начала переодеваться, при этом она не отрывала взгляда от окошечка, в котором высвечивались этажи. При этом она молилась, чтобы лифт не остановился на десятом. Там жила Лена, к которой ушла Рита. Если лифт сейчас остановится…

Лифт не остановился. Домашний халатик Регина скомкала и засунула в сумку. Она чувствовала, что страх отпустил её, только тогда, когда вечерняя прохлада забралась под куртку. Она не обернулась, чтобы посмотреть на своё окно. Ещё она не знала, что на следующий день территорию общежития оцепят, а следствие по поводу убийства десятерых студентов затянется навечно…

[Кошара]

Привет всем!

Узник Боли.

Может, слегка не по теме, но история реально неплоха. Автор - Денис Бурко.

Spoiler

Жизнь - это Боль! И в моём случае это не метафора. Жизнь без Боли для меня невозможна. Избавление от Боли для меня равнозначно избавлению от жизни, но, как бы печально это ни было, а такая замечательная штука, как смерть, мне тоже не доступна. Сейчас я сплю. Больше всего в жизни я люблю спать, потому что во сне моя подруга-Боль ненадолго ослабляет свою стальную хватку. О, как бы я хотел заснуть навечно!
- Дорогой, просыпайся, пора завтракать! - когда-то я любил этот мелодичный голосок моей жены, а сейчас он стал одной из самых ненавистных для меня вещей.
"Ааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа", жаль, что этот крик никто никогда не услышит, может тогда бы кто-то прекратил мои мучения.
"Привет, милый! Я тоже рада твоему пробуждению", а вот и она - Боль. "Я приготовила тебе много сюрпризов на сегодня!".
"Кто бы сомневался, ***"
"Ай-ай-ай, как нехорошо...", ну что ж, борьба началась.
Вот Боль ухватила своими холодными ручками левую почку и потащила её куда-то в сторону таза. Спинные мышцы, позвоночник, желудок и всё, что встречается на пути её хаотичного движения, она просто рвёт в клочья. Моя Боль невероятно изобретательна и за два года совместного существования она ни разу не повторилась.

***

В прошлом я очень богатый и успешный бизнесмен, счастливый муж и отец. Ныне никто. Я уже даже не человек. Сейчас я всего лишь не способный ни на что кусок мяса. Два года назад на одном из моих заводов случилась авария, которая перевернула всю мою жизнь. В отличие от всякого рода суперменов я не обрел никаких сверхспособностей. Я всего лишь выжил, но лучше бы я погиб. Честно сказать, я даже толком не знаю, что там случилось. Во время этой аварии погибло около сотни человек, среди которых был и я, но, как я уже говорил, я чертовски богат, а за большие деньги можно сделать даже невозможное. Вот врачи и сделали невозможное - вытянули меня с Того света. К моему величайшему сожалению это всё, что им удалось сделать. Все эти два года я существую в виде овоща. Овоща, способного мыслить и... чувствовать Боль.
Не смотря на то, что я прикован к инвалидному креслу, я всё еще жив и остаюсь в здравом уме. О, лучше бы я сошел с ума!
"Милый, ты снова вспомнил свою прошлую жизнь в "розовых очках"?", под левой лопаткой появляется ощущение, словно туда воткнули тонкий стилет.
"Да, дорогая, как же я был в них счастлив. Неведенье - это высшее счастье!", отныне и навеки Боль стала моей спутницей жизни, поэтому не стоит с ней ссориться и, лучше общаться с ней ласково.
"Да, мой хороший, не стоит со мной ссориться. Тем более, что я не самый страшный твой враг." Невидимый стилет под лопаткой углубился в моё тело и достиг сердечной мышцы. Испугавшееся сердце, словно маленький зверек, сжалось в своей норке и попыталось как можно дальше отодвинуться от стилета. Нет, он не разорвал и даже не поцарапал сердечной оболочки, поэтому надеяться на инфаркт мне не приходится. Стилет Боли всего лишь аккуратно пощекотал моё сердце, заставив его замереть в испуге, и отпрянул. Вам когда-нибудь щекотали сердце ножом? Нет, не грудь, а именно сердце живое, бьющееся сердце. Поверьте когда холодный металл ножа, пусть даже в моём случае он лишь иллюзорен, касается твоего сердца и от его острия по всему телу проходит дрожь, выбивающая холодный пот, это непередаваемые ощущения. И когда этот нож убирают, а боль на долю секунды отступает, то ты понимаешь, что такое настоящий экстрим.
- Ах, давай... иди сюда! - Обнявшись, они вошли в гостиную. Моя жена и начальник моей же охраны. - Отодвинь его, я хочу сделать это на столе.
Он лишь молча покосился на меня, подошел и как мебель передвинул моё инвалидное кресло вместе со мной в угол комнаты. Он даже не потрудился вывезти меня в другую комнату. После этого он вернулся к моей жене и по-хозяйски ухватив её за бедра, перенес на стол, где и взял как дешевую шлюху. Впрочем, почему как?.. Шлюха, она и есть шлюха.
Подобные сцены были для меня не в новинку. За два года, что прошли после аварии, я узнал и увидел многое из того, что ранее скрывалось за "розовыми очками". На фоне этих открытий даже Боль была почти незаметна.
После аварии на заводе все мои родственники и даже конкуренты были в шоке и боялись лишь одного - моей смерти. Моя смерть была невыгодна никому. Дело в том, что незадолго до этого я написал завещание, согласно которому всё моё состояние расходится по благотворительным фондам, детским приютам и больницам. Даже конкурентам было невыгодно меня устранять, ведь часть моего имущества переходило государству, которое никому не позволит развалить прибыльное производство. Мои же родственнички и прочие прихлебатели, которых я раньше считал друзьями, сообразили, что могут лишиться кормушки. Они решили всеми возможными силами вернуть меня к жизни, а когда этого не получилось, то стали поддерживать хотя бы видимость жизни. Пока я считаюсь живым, они могут продолжать пользоваться моими деньгами, властью и связями. Меня же уже давно считают просто ненужной мебелью, от которой по определенным причинам нельзя избавляться.
Сначала со мной носились как с самой ценной вещью в жизни каждого, но спустя пару месяцев, когда стало окончательно ясно, что я не умру, но и не перестану быть овощем, меня постепенно перестали замечать. Вот тогда-то мои "розовые очки" и дали первую трещину.
В тот день на улице была великолепная осенняя погода. В окно светило яркое солнце. Даже Боль немного притихла, и я был в приподнятом настроении. Как всегда я сидел в своём кресле в гостиной и, за неимением иных занятий, размышлял о том какая у меня всё-таки замечательная семья. Все домочадцы разъехались по делам, и даже наша старая горничная Мария отправилась на рынок за продуктами. В доме остался лишь наш дворецкий. Этого человека в нашем доме уважали и считали почти членом семьи. И именно от него-то я получил первый удар.
Этот невысокий тощий мужичок был всегда вежлив и обходителен со всеми. Иногда мы даже по-доброму подшучивали над его английской чопорностью.
Он вошел в гостиную размеренным шагом хозяина. При этом на нем был надет мой любимый махровый халат, а в зубах красовалась зажженная гаванская сигара из моих личных запасов. Он неспешно прошелся по гостиной, словно красуясь передо мной, подошел к домашнему бару и плеснул себе в граненый бокал на полпальца виски. Всё так же неспешно он сделал пару затяжек, запил виски и лишь после этого обратил внимание на меня.
- Ну, что, хозяин, нравится тебе такая жизнь? - обратился он ко мне. - А я вот тоже рожден вовсе не для того, чтоб прислуживать буржуям. Знаешь ли ты, что у меня докторская степень по математике? Да откуда ж тебе знать! Я ведь тебе был нужен лишь как механизм для открывания двери. Но Бог всё видит! Вот и расставил он всё по своим местам. - Он сделал глубокую затяжку и выпустил горький дым мне в лицо. - Эх, теперь я могу сказать, что жизнь почти удалась. Еще бы женушку твою оприходовать, - мечтательно протянул он, вновь выпуская мне в лицо дым сигары. Первые минуты его монолога я просто сидел и не понимал что происходит. Я всё еще надеялся, что это дурацкий сон, но дворецкий никуда не уходил, а вернувшаяся Боль дала понять, что это гнусная реальность.
- А вот дочурка у тебя хороша! - Вновь заговорил дворецкий. - Ты даже не представляешь, что она вытворяет в постели. Мы когда с охранниками её пользовали, то невероятно удивились её ненасытностью. Это ж надо обслужила сразу пятерых мужиков, а ей всё мало! - После этих слов я готов был его задушить собственными руками, но мог лишь в беспомощной злобе бросаться на стенки собственного разума. Да как он может говорить ТАКОЕ о моей маленькой принцессе. Да ей же всего лишь шестнадцать, она же практически ребенок еще, а он такое о ней сочиняет.
Этот случай заронил в моей душе первую каплю истинной Ярости и Злобы. Наверное, лишь благодаря им я всё еще борюсь с Болью и не позволяю ей разрушить мой разум. Впрочем, есть вероятность, что я всё-таки немного не в своём уме, ведь я вполне серьезно считаю свою Боль разумной. Разговариваю с ней. В мыслях я даже называю её исключительно с заглавной буквы, словно Боль - это имя, а не название ощущения.
С того дня этот мелкий хорек при любом удобном случае приходит ко мне и выливает на меня очередной ушат словесных помоев. Иногда среди этой грязи проскакивает очередная интересная информация по моему окружению. Но по большому счету всё, что он говорит - сущие мелочи по сравнению с гораздо большими неприятностями, в которые оказалась втянута моя семья. А этого хорька я даже не особо слушаю, продолжая бороться с Болью и немощью всем своим естеством.
С момента первого откровенного монолога дворецкого прошло около трех недель, когда мои "розовые очки" дали очередную трещину.
Мой сын Макс всегда был довольно замкнутым ребенком, поэтому на многие его странности мы с женой просто закрывали глаза. После аварии, случившейся со мной, он замкнулся в себе еще больше. Подолгу сидел в своей комнате за компьютером и выбирался из неё лишь поздно ночью, отправляясь кататься на машине. Шикарный тюнингованный Porsche 911 GT3 RS - мечта любого человека вне зависимости от пола и возраста. Эту машину я подарил ему в честь получения диплома о высшем образовании. Пожалуй, это была единственная вещь, к которой Макс испытывал чувства. Вот именно на этом чуде техники он и гонял по ночным трассам города.
В этот раз Макс вернулся домой необычайно рано, но не это было главное. Сын был страшно бледен и весь измазан в крови. Вокруг него тут же началась суета, вызвали доктора.
- Он мертв!.. Он мертв!.. Он мертв!.. - беспрестанно повторял сын. Никакие попытки привести его в чувство и выяснить, что произошло, не давали результата.
Врач прибыл довольно быстро. Еще бы, ведь моя семья платила ему приличный гонорар. Он осмотрел Макса, сказав, что опасных ран нет, и его жизни ничто не угрожает, после чего приказал всем выйти и оставить на некоторое время парня в покое, а сам вколол ему успокаивающее и обработал раны.
В суете событий обо мне все забыли и я продолжал сидеть в гостиной.
Еще через полчаса приехал Никита - мой друг детства и по совместительству правая рука в моём бизнесе. Помимо всего прочего Никита был ещё и крестным отцом обоих моих детей. Этому человеку я доверял как самому себе.
Макс наконец-то начал приходить в себя и, не пожелав общаться ни с кем кроме крестного, рассказал Никите, что произошло.
- Дядя Ник, - начал Макс, - вы представляете, он... он мертв! - и разревелся.
- Тише, тише, мой мальчик, - успокаивал его Никита, поглаживая своей здоровенной ручищей по плечу. - Кто мертв?
- Я... я как всегда... - торопливо и сбивчиво забормотал сын, - а тут она откуда не возьмись... бах!.. и... и я вышел, а он весь разбит. Я посмотрел и... его уже не вернуть... он мертв! Ты понимаешь, он мертв! Я его убил! - и снова заплакал совсем как маленький ребенок.
- Да кто мертв-то?! - вспылил мой друг. Он вообще не отличался терпеливостью, поэтому я даже удивился, что он так долго пытался утешить парня. - А ну-ка быстро выкладывай всё по порядку!
Как ни странно, но от повышенного тона истерика Макса заметно поутихла и он, наконец, смог внятно рассказать о происшествии. Лучше бы он продолжил истерить!
- Я как обычно гонял по ночному городу на Порше, которого мне подарил папа. Подъезжая к дому, взял разгон побольше, когда на дорогу выскочила эта дура... служанка наша новенькая. И чего ей ночью не спалось?! Я её объехать попытался и в столб врезался. Эх!.. - Он всхлипнул, но сдержался и продолжил рассказ. - Мой бедный Порш! Его ведь этим столбом почти пополам разрезало. Я вообще не понимаю, как сам жив остался. А Порш... Порш однозначно мертв. - Макс замолчал, обхватив голову руками.
- Так ты по машине слезы льешь? - Обрадовался Никита. - То же мне проблема, новую купим. А с девушкой-то что?
- Новую мы не купим, потому что эту папа подарил.
"Надо же, а ведь он меня любит", - подумал я тогда.
- Ты не ответил что с девушкой! - напомнил мой друг детства.
- Да какая, нахрен, разница, что с этой дурой? - закричал Макс, вскакивая с дивана и отталкивая своего крестного с дороги. - У меня погиб лучший друг - Порш, а ты о какой-то девке беспокоишься. Сдохла она, наверное. По крайней мере, от удара о Порш метров на десять отлетела. Лучше б я её даванул! Тогда бы мой Порш отделался легкими царапинами.
От услышанного у меня потемнело в глазах. "Как же так? Мой сын монстр! Он убил человека - молодую красивую девушку, с которой он, кстати, спал - и его это совершенно не беспокоит. Гораздо больше его волнует разбитая машина." Продолжить мои размышления на этот счет мне не дала Боль. Она стиснула меня в своих объятьях и начала перемалывать кости. Пожалуй, тогда она спасла меня от умственного помешательства. Когда я узнал, что мой друг Никита крупнейший в стране наркоторговец; что моя жена мне изменяла направо и налево; что дворецкий не врал, и моя дочь на самом деле нимфоманка. Всё это я узнал позже, но Боль никогда не покидала меня и всегда приходила на выручку.
"О, милый, неужто ты, наконец, начал понимать кто твой настоящий друг?"
"Похоже на то."
"Ты знаешь, это меня так радует, что я даже оставлю тебя ненадолго! Даю тебе целый час отдыха!", - обрадовала меня Боль.
И ведь действительно ушла! Эх, так хорошо я себя не чувствовал с самой аварии. Я всё еще прикован к проклятому инвалидному креслу, но зато я ненадолго свободен. Даже странно... без Боли стало как-то пусто. Неужели я так к ней привык, что теперь не могу без неё?!
"Эй, Боль!", - позвал я свою подругу.
"Я тут, милый!", - отозвалась она легким покалыванием в висках.
"Ты, наверно, удивишься... побудь со мной, только будь немного помягче."
"Да будет так", - Боль вновь обняла меня своими жаркими объятьями. "Раз ты, наконец, понял, что я твой единственный настоящий друг, то я помогу тебе отомстить."
"Как?!" - возмутился я, решив, что она издевается. - "Я прикованный к инвалидному креслу паралитик, не способный даже пошевелить пальцем. Как я смогу хоть кому-нибудь отомстить?!"
"Ты как феникс восстанешь из пепла и подаришь мою любовь своим врагам!" - я не даже не успел ничего подумать-сказать, а Боль уже приступила к своему обещанию.
Всё моё тело скрутило страшной судорогой. Каждая мышца тела скручивалась в невообразимые жгуты. Казалось, будто через меня пропускают ток высокого напряжения, испепеляя кожу, мышечные ткани, сухожилия, мозг, и даже кости. На секунду болевая волна отпустила меня, но лишь для того, что бы дать мне отдышаться и повторить "сеанс".
Я не знаю, как долго продолжалась моя реабилитация Болью. Может быть, прошел месяц, а может и год... но, скорее всего, лишь пятнадцать минут. Когда я очнулся, то Боль мягко поглаживала кисть моей правой руки, отчего та легонько подрагивала. Не веря самому себе, я медленно сжал кулак. Безвольные и слабые пальцы с трудом поддались воле разума.
"Это лишь начало, милый", - ободрила меня подруга-Боль.
"Спасибо!", - я более уверенно разжал и сжал кулак. - "Скоро для моих врагов настанет Эра Боли!".

Больше ничего годного нет, так что пока.

Привет всем!

Зов.

Стори на самом деле очень и очень средняя, и я бы её не выложил, если бы не один камент к ней.

Spoiler

Горе, которое постигло Наталью, нашего инженера, никого не оставило безучастным. Говорили разное и многое. А о том, что это странная и мистическая смерть, говорили все. Я же расскажу только то, что слышал сам.
В один из выходных Наталья с мужем и сыном приехали на дачу. Сразу замечу, что дачи на Дальнем Востоке - это немного не то, что на Западе наше страны. Здесь на даче «пашут», чтобы за короткое лето получить хоть какой-то урожай. Поэтому и назвать это отдыхом язык не поворачивается. Наталья с мужем ковырялись на грядках, а их 8-летний сын играл на куче песка с машинками. На дворе стояло лето. Неподалеку раздавались крики и смех детей, купающихся в небольшом водоеме, выкопанном экскаватором для нужд дачного поселка. Кстати сказать, этот водоем был головной болью всех окрестных мамаш, потому что он как магнит тянул к себе всю окрестную малышню, а глубина у него была больше 6 метров. Объясни малышам, не умеющим плавать, почему нельзя им и можно большим.
Неожиданно мальчик сел на куче песка и, повернувшись к пруду, стал прислушиваться к чему-то.
- Даже и не думай, - строго сказал отец, - на обратной дороге в речке покупаемся.
Мальчик кивнул и продолжил играть с машинкой. Через некоторое время он снова посмотрел в ту сторону и, видя, что родители заняты, подошел к забору, прислушиваясь.
- Мам, там кто-то зовёт, - крикнул сын Наталье. Она разогнулась, посмотрела, прикрыв ладонью глаза от солнца. Никого не было. С улицы раздавались все те же детские крики и обычные звуки дачного поселка.
- Через полчаса пойдем обедать, поиграй, - сказала она, продолжая своё занятие.
Не говоря ни слова, мальчик вышел на улицу и со всех ног бросился бежать в сторону водоема. Ничего не понявшие родители вышли на улицу, и, увидев, куда бежит мальчик, отец бросился вдогонку. Но мальчик летел, как спринтер и, оттолкнув на берегу мальчишку, нырнул в пруд. На поверхности он больше не появился.
Никто не обратил внимания на ныряльщика, только подбежавший отец, не раздеваясь, прыгнул вводу.
Мальчика нашли быстро, совершенно белое лицо поразило своим спокойствием и умиротворенностью. Никакая реанимация не смогла вернуть его к жизни. Мать рассказывала потом, что, не умея плавать, он никогда и не стремился к этому пруду. Почему это произошло так неожиданно и стремительно, как будто он бежал на встречу с кем-то более родным, чем его родители?

 

А вот и камент тот:

хм.. странно.. прочитал историю и сразу вспомнил случай. давненько это было лет может 10-12 назад я тоже маленьким был.. поехали мы с родителями и их знакомыми на озеро какое-то, у них тоже был маленький ребенок лет 6-8 было точно не помню, так вот вспомнилось мне следующие, стою я и этот мальчик на берегу озера. Я плавать умел, а он нет. Ну бегали, прыгали, веселилсь одним словом.. и чета он залип на озеро это.. стоял смотрел минут 5! я ему что-то говорил а он даже не реагировал.. и тут он просто как с цепи сорванный бежит в этот пруд (напомню, плавать он не умел, и до этого особо купаться не желал) ну карочо я за ним ловить его. Он как в воду вбегать начал споткнулся о воду и упал захлебываться начал, испугались все очень сильно, так как родители на костре сидели шашлык жарили, а я один с ним был.. ну меня все благодарили а его ругали может их реально кто-то позывает там??

 

Вот, кстати, контакт оставившего:http://vk.com/id6932147 Может, тролль, а может и нет, при желании сами спросите.

Детский сад.

На безрыбье и не такое за рыбу сойдёт.

Spoiler

Сначала я работала в садике воспитателем (хотя по профессии я психолог), потом предложили пойти в другой сад по профессии. Я решила попробовать. Новое мое место работы было, как ни забавно, самым старым садом в городе. Конечно, заведующая как могла пыталась поддержать в нормальном состоянии 78-летнее здание, но одного взгляда хватало, чтобы понять, что сад дышит на ладан. Скрипящие полы, открывающиеся сами от сквозняка двери, странные звуки — все это было совершенно стандартно. Иногда откроется сзади дверь (мой стол стоял спиной к двери), слышишь, будто кто-то идет, а потом кажется, что даже сказали что-то. Оборачиваешься — никого. Только дверь нараспашку.

Сотрудники часто болели и уходили на больничный. Через пару месяцев случилось так, что в одной группе обе воспитательницы слегли с простудой. Заведующая попросила меня остаться на группе. Работа для меня была не новая, да и соскучилась я немного по жизни воспитателя. Согласилась. Как назло, именно в этой группе был ребенок, родители которого работали допоздна и забирали его аккурат в 19:00. Разумеется, никого уже не было в садике к этому времени, он был всегда последний.

В один зимний вечер мы, как всегда, остались с ним вдвоем. Он играл, я доделывала отчет по основной работе (завтра его нужно было сдавать). Но в этот день мальчика забрали на 15 минут раньше обычного, а я осталась дописывать отчет. Закончив, я собрала вещи, взяла ключи и направилась вниз. Я вышла на улицу, закрыла дверь садика и направилась в сторону дома, как вдруг в тусклом свете единственного фонаря на территории сада я увидела чью-то тень. Я не успела ее толком разглядеть, так как тень юркнула за веранду, но точно была уверена, что это был ребенок. Я оглянулась по сторонам в поисках его сопровождающего — никого. Меня это встревожило. Я направилась за веранду, чтобы убедиться, что ребенок под присмотром. За верандой действительно стоял мальчик. Света здесь было совсем мало, поэтому я могла едва различить, во что он был одет. На нем было тоненькое пальто, валенки, большая шапка и изъеденный молью шарф. Сам он был щупленький и вообще создавал ощущение заброшенного ребенка.

— Здравствуй, — сказала я. — Ты с кем тут?

Мальчик тихо хрипел. Мне даже показалось, что он сейчас заплачет, но я не могла сказать наверняка, потому что он прятал свои глаза за огромной шапкой.

— Ты ходишь в этот садик? — снова спросила я. Мальчик медленно кивнул. — В какую группу?

Молчание.

— Кто твоя воспитательница?

Он медленно поднял голову и улыбнулся черными зубами. Тогда я не испугалась, а опечалилась и мысленно поругала родителей, которые совершенно не следят за своим ребенком. Но вот он поднял голову еще выше, и я увидела его глаза. Я не знаю, как объяснить, почему меня охватил неописуемый ужас. Почему мне захотелось убежать прочь, закрыться в своей квартире и больше никогда не выходить из безопасного места. Его глаза были совершенно неживые. При этом они выражали какую-то животную угрозу. Как будто стоит мне сделать лишь одно неосторожное движение, как он накинется на меня и раздерет в клочья. Наверное, я смотрела в его глаза не меньше минуты, когда почувствовала, что сейчас потеряю сознание. Я хотела развернуться и уходить, но не смогла. Я упала на снег, в глазах все поплыло. Последнее, что помню: ребенок смотрит на меня сверху и хрипит, словно вот-вот задохнется, а потом чей-то громкий крик: «А ну, пошел отсюда!». Потом темнота.

Я очнулась на диване в каморке сторожа. Это была пожилая женщина лет восьмидесяти, довольно полная, но очень активная и живая для своих лет.

— Выпей, — строго сказала она мне и протянула рюмку. Я поморщилась, но выпила водку до дна.

— Вы видели? Там был ребенок… — слабо начала мямлить я.

— Видела, — мрачно ответила она. — Уже не раз я его, душегуба, видела…

— Что вы имеете в виду? — удивилась я.

— Что-что… — усмехнулась она и посмотрела на меня, как бы оценивая. — Можно и рассказать. Садик-то наш старый, да ты и сама видишь небось. Столько тут было всего, не сосчитать. Но был особенный один случай. То после войны было. Детей была тьма, воспитатели не справлялись с ними, да и образование не у всех было. Вот работала тогда одна такая молодая, прямо как ты. Не слушались ее дети. Однажды перелез один хулиган через забор. Она давай его ругать — как, мол, с территории сада уходить можно? Никогда нельзя уходить с территории детского сада! Да он и сам больше испугался. Плакал, кричал. Она его отшлепала, да на веранду посадила. А он плачет, умоляет ее. Не знала та воспитательница, что у мальчишки этого астма была. Он у нее в углу и задохнулся. Не уследила. Да только, видно, урок ее он хорошо усвоил. И больше никогда не уходил с территории детского сада. Не одна ты его видела, были и другие. Ужас он наводит, да тоску смертную. Бывало, что воспитательницы этого сада, здоровые девицы, с собой кончали. Почему — один черт знает. Доводит он их, наверное. Как увидит ту, которая на его воспитательницу похожа, так и не отстает, пока та не помрет.

Я пошла домой. Той ночью мне совсем не спалось, и я твердо решила уволиться, что в ближайшие дни и сделала.

Девушка моей мечты.

Spoiler

Пишу это сейчас в отчаянном страхе. Моя девушка в данный момент занята на кухне. И именно её я сейчас больше всего боюсь.

А ведь начиналось всё довольно неплохо. Я — студент одного из ростовских вузов, мне 19 лет, учусь хорошо. Можно сказать, что женским вниманием я обделён, так как я далеко не красавец, и вдобавок при этом у меня куча «комплексов». В общем, девушки никогда на меня внимания не обращали, и я на тот период времени был уверен, что останусь одиночкой на всю жизнь. Однако я ошибался.

Осенью после пар мне нужно было зайти в магазин, чтобы купить моему младшему брату подарок на день рождения. Я остановился у прилавка с игрушками и стал думать, какую же игрушку выбрать. Краем глаза я заметил красивую девушку лет двадцати, которая стояла неподалеку. Она была настолько красива, что я смотрел на неё и не мог оторвать взгляд. Вдруг она взглянула на меня и улыбнулась. Я сначала даже не поверил: она улыбнулась? Мне?! Я, как идиот, продолжал на неё смотреть. Я даже не думал подойти к ней и познакомиться, наученный горьким опытом и разочарованный собой. Она не могла быть моей! Просто не могла... Придя в себя и поняв, что у меня никак не может быть девушки, я продолжил выбирать игрушку для своего брата. А она тут как тут — подошла ко мне ближе и тихо произнесла: «Извините, а можно с вами познакомиться?». «Боже мой! Вот это да! Офигеть!» — вот такие несуразные мысли пронеслись в тот момент в моей голове.

А дальше все пошло, как по маслу. Я и сам удивился, как все хорошо получалось: мы ходили в кинотеатр, гуляли, радовались жизни... Я был счастлив. Мои друзья (их у меня немного), узнав, что у меня появилась такая девушка, очень удивилялись и не верили. Да я и сам себе не верил.

Прошёл где-то месяц с нашего знакомства. Я с Ксюшей (моей девушкой) снимали квартиру в одном из старых домов Ростова-на-Дону. Всё было отлично, вот только я постепенно начал отходить от счастья и стал более реально смотреть на мир. И увидел некоторые странности в ксюшином поведении: во-первых, у неё не было ни друзей, ни подруг. Да и как-то сторонилась она людей. Во-вторых, она практически ничего не рассказывала о себе. Говорила лишь, что она сирота, жила в одном из маленьких городов Ростовской области и приехала в Ростов на заработки. Также сказала, что работает в одном из магазинов с таким названием, которое я никогда не слышал. В общем, странно это было... Ну да ладно. Главное, что я её люблю, и что она любит меня — так думал я в тот момент.

Но чем дальше, тем интереснее становилось. Я стал замечать, что Ксюша с каждым днем все хорошеет и хорошеет. Даже начал шутить, что у неё за волшебная косметика такая — а она в ответ только улыбалась. А однажды, придя домой вечером, я заметил, что Ксюша стоит перед зеркалом. Мне захотелось её обнять. Подойдя к ней и кладя ей руки на плечи, я невольно посмотрел в зеркало и в ужасе отпрянул: в зеркале вместо отражения моей прекрасной Ксюшечки было отражение старой и страшной старухи. Ксюша очень удивилась моему поведению и, взглянув на меня, спросила, всё ли в порядке. Я посмотрел снова в зеркало и, не увидев отражения старухи, сказал, что всё нормально — просто устал. После этого я долго не мог прийти в себя. Меня тревожило увиденное, и ночью я никак не мог уснуть. Было уже три часа ночи, а сна ни в одном глазу. Ксюша лежала рядом со мной и, по-видимому, давно уже спала. Я же всё лежал на боку с закрытыми глазами и пытался заснуть, как вдруг почувстовал, что Ксения встала с кровати. Ну, думаю, в туалет пошла, что тут такого? Но прошло минуты три, и я не услышал звук открывающейся двери туалета. Тогда я открыл глаза. Моя девушка стояла на полу и как-то неестественно двигала головой. Признаюсь, я обомлел от страха и даже побоялся её позвать, молча наблюдая за происходящим. Так она стояла минуты три, а потом буквально упала обратно на кровать. Я был в шоке и так и не смог заснуть до конца утра — а ведь утром надо в университет идти...

Сидя на парах, я пытался проанализировать всё, что происходило со мной за этот месяц, начал вспоминать странные взгляды людей на Ксюшу, когда мы с ней гуляли по городу. Особенно запомнилось, как одна цыганка подбежала ко мне и предложила погадать. Мне, в принципе, было интересно, но Ксюша твёрдым голосом сказала: «Спасибо, не надо, мы спешим». Хотя мы никуда и не спешили. Помню, с каким испуганным взглядом смотрела цыганка на Ксюшу. Но я этого тогда не замечал, я ведь был просто на седьмом небе от счастья. И вот только теперь задумался над этим…

Меня так одолевал сон на первой паре, что я сразу же после неё пошёл домой. Ксюши дома не было — видимо, ушла на работу... хотя кто её знает? Я был не уверен ни в чём. Добравшись до кровати, я лёг и сразу же заснул.

Проснувшись, я ощутил небольшую боль в голове. Но теперь ко мне начали приходить более-менее трезвые мысли. Вчерашний день и ночь мне показались обычным кошмаром, и я начал уверять себя, что старуха, которую я видел в зеркале — плод моего воображения, а увиденное ночью — приступ лунатизма моей девушки. И никакой мистики тут нет. Чтобы в этом убедиться, я решил покопаться в тумбочке моей девушки. Хоть меня совесть и отговаривала, но я должен был обрести душевное спокойствие насчёт Ксюши. Увы, ничего, что могло меня успокоить, я там не нашёл. Никаких фотографий, документов…

Когда она вернулась домой, я понял, что начинаю её бояться. Я избегал её взгляда, прикосновений и разговоров. Спросить же вопросы, волновавшие меня в тот момент, я не решался…

Сославшись на болезнь, я провалялся в кровати весь вечер. Ночь же, слава богу, прошла нормально, без мистики. Но я всё-таки решил днём найти ту цыганку, предлагавшую мне погадать. После пар я направился к подземному переходу, где в прошлый раз была эта женщина. Хорошо это или плохо — не знаю, но цыганка была там. Мне почему-то было страшно её спрашивать насчёт Ксюши. Может, я боялся узнать горькую правду? Но когда я подходил к цыганке, моё сердце билось всё сильнее и сильнее…

Я подошёл к ней вплотную, но слова не выходили из моего рта. Цыганка же с любопытством смотрела на меня, видимо, стараясь вспомнить. Когда я всё-таки спросил, помнит ли она мою девушку, цыганка изменилась в лице и начала быстро-быстро щебетать на непонятном мне языке. От этого языка мне чуть дурно не стало, и я её остановил: «Хватит! Скажите, пожалуйста, что с моей девушкой?».

Её ответ меня поверг в шок. Это был бред. Бред чистой воды! Цыганка была сумасшедшей! Не дослушав её, я быстрым шагом ушёл от этого места подальше. Она поведала мне вот что: моя девушка — ведьма! Пожирающая! Человеческие! Души! Хоть и выглядит она как девушка, на самом деле ей 93 года. Чем больше душ она пожирает (интересно, а как она их пожирает???), тем моложе становится…

После этих слов я не выдержал и решил пойти в церковь, чтобы поставить свечку за Ксюшу. Успешно сделав это, я вернулся домой, хоть и совсем не хотелось. Но выбора-то у меня не было! Возвращаясь домой, я смеялся над словами цыганки — это же надо было придумать такую чушь! Но, с другой стороны, часть моего подсознания, видимо, поверила в её слова, так как я стал бояться всё больше и больше.

Когда я пришёл домой, Ксюша начала спрашивать меня, как дела, выздоровел ли я, и что-то подобное. Я ответил, что всё хорошо, и она может не беспокоиться. В этот день я лёг спать пораньше, так как меня клонило ко сну из-за очередного сумасшедшего дня. Ксюша же всё ещё занималась какими-то делами на кухне.

Я спал, мне снились нечеткие сны, как вдруг что-то заставило проснуться. Открыв глаза, я чуть не умер со страху: Ксюша лежала впритык ко мне с открытыми глазами и со странной улыбкой. Она улыбается? Посреди ночи?! Мне?! Я, как идиот, продолжал с ужасом на неё смотреть. Я всё ещё пребывал в состоянии шока, когда она сказала: «Ты зачем за меня свечку в храме поставил?». Её глаза были полны ненависти, несмотря на её застывшую улыбку. Я, парализованный от страха, долго ещё лежал и смотрел на неё. Она же закрыла глаза и просто заснула. Утром я, конечно, после такого не пошёл в университет, но и она почему-то осталась дома и сейчас что-то делает на кухне…

Мне страшно. Прошу вас, друзья, помогите мне. Что мне делать? Прошу вашего совета…

 

 

А мораль сей сказки такова:

Forever alone - это судьба.

 

Эээх... С уверенностью можно сказать, что реформа моей темы (выиграть в качестве за счёт количества) с треском провалилась, т.к. не за счёт чего оказалось выигрывать.

[Кошара]

Привет всем.

Дворник.

Spoiler

Эту историю мне рассказал мой хороший знакомый, следователь нашего районного ОВД. В тот день я решил зайти к нему и отдать три сотки, занятые пару недель назад. Он молча открыл дверь и впустил меня, ничего не спрашивая — что для него крайне нехарактерно, — после чего молча прошел на кухню. Я проследовал за ним. На столе стояла полупустая бутылка водки и початая банка соленых огурцов — сразу видно, что человек не в духе. Он налил себе водки, и, секунду подумав, налил еще одну стопку и пододвинул ее мне. Выпив предложенное, я сел за стол и уставился на друга. Тот поднял на меня свой затуманенный алкоголем взгляд и начал говорить.

«Знаешь, есть на свете такая штука — справедливость. И не просто справедливость, а высшая — когда нечто гораздо сильнее нас решает, кому жить, а кому нет. Суть в чем — месяцев пять назад у нас во дворе появился необычный дворник, довольно интеллигентный мужик. Со всеми был вежлив, помогал матерям поднимать коляски по лестнице, делал комплименты приподъездным бабкам, отчего те его сразу полюбили. Многое знал, о многом мог поговорить. Как я понял, он раньше бизнесменом был, но потом разорился и покатился под откос. Почему он решил пойти работать дворником — ума не приложу, такого, как он, многие компании с руками бы оторвали. Но нет. В итоге через три месяца его знал весь двор, и все были готовы в случае чего помочь — например, если у него ломался инструмент, ему одалживали личный. Ни разу он ничего не украл, все возвращал, как только чинил старый или добывал новый.

Где-то месяц назад, когда у него лопата сломалась, я ему свою одолжил — лед ему нужно было у подъезда отбить. За вечер он не успел, и я разрешил ему оставить лопату на утро. В четыре часа он вышел на работу и приступил к очистке. И, по несчастью, нарвался на пьяную компанию — три хулигана и девушка одна. Так она, как дворника увидела, сразу — фу, что он тут делает, уберите!.. Ну, парни, недолго думая, его избили и в канаву бросили. А потом еще эта стерва ему каблуком припечатала в нос. Нашли его днем, спасать было уже поздно. Завели дело, вышли на этих уродов — я лично занимался. Допросили эту дуру, она в слезы, все рассказала. А я из принципа на нее непреднамеренное убийство решил повесить — парни, как это уразумели, сразу дружно дали показания, что это все она. Взяли с нее подписку, отпустили до заседания. А на следующее утро нашли ее в подъезде. Лопатой зарубили. Тут прозвенел первый тревожный звонок. А когда криминалисты приметы орудия убийства перечислили, прозвенел второй — на штыке лопаты была характерная зазубрина, такая же, как и на моей. Подняв протокол, я выяснил, что моя лопата не была найдена около Васькиного трупа. Решили потрясти парней — лично поехал к одному на дом. И обнаружил его труп прямо на лестничной площадке — жил он на верхнем этаже, дом аварийный, на расселение, так что неудивительно, что его труп не был обнаружен. Вызвал опергруппу с криминалистами и поехал ко второму. Тот долгое время отказывался открывать дверь, но в итоге все же пустил меня, после чего закрыл дверь на все замки и упер ее куском швеллера — откуда он его родил, чёрт знает. Не суть. Рассказал он, что ночью за ним кто-то гнался с лопатой в руках. Преследователя он не разглядел — слишком быстро бежал.

Третий хулиган был найден в позиции, аналогичной первому. Второй добровольно сдался в психбольницу, где скончался от сердечного приступа через два дня. И с тех пор, весь этот месяц с момента Васькиной смерти, на районе происходят убийства. Причем все жертвы — либо крашеные пьяные дуры, прости Господи, либо такое же хулиганье...».

Он закончил рассказ и залпом выпил еще одну стопку.

«Так что, брат, уверен я — Васька это с того света мстит. Свидетелей нет ни в одном из пятнадцати — слышишь, пятнадцати! — случаев. А район у нас далеко не безлюдный. Рассказать в отделе не могу — сразу на психологическую экспертизу отправят и в отставку, есть такие товарищи, давно меня подсиживают. Вот и горюю — вроде и убийцу знаю, вроде и орудие убийства знаю, как выглядит, а рассказать никому не могу».

Я отдал долг и, еще немного посидев с другом, вышел на улицу. Во дворе, на детской площадке, заливались смехом две пьяные вдрызг девки. Я прошел мимо них и вдруг в темноте подворотни увидел тень. Мужчина с лопатой. Не поверив своим глазам, я зажмурился и посмотрел еще раз. Тени не было. Списав все на впечатление от истории, услышанной только что, я пошел домой.

Надо ли говорить, что наутро в том дворе нашли два свежих трупа...

 

Да, да, знаю, что середняк, да и вообще, но с годнотой сейчас сильный напряг.

Ладно, народ, давайте подождём до завтра, а если и завтра ничего не появится, то зопущу какую-нибудь классику, окей? Пока.

[Кошара]

Привет всем.

Ночной визит.

98 лайков...

Spoiler

После школы я переехала в другой город, поступила в университет и жила в съемной квартире. Конечно, я очень скучала по всем своим друзьям, родителям, но особенно скучала по старшей сестре, которую очень люблю. Мне часто снились сны про друзей и близких, довольно чудные сны. Они просили у меня что-нибудь. То поесть, то дать какую-нибудь вещь. В ту ночь мне приснился сон про Алену (мою сестру). Она сидела у меня на кровати и очень настойчиво просила дать ей соли. Я проснулась посреди ночи. Разумеется, я была дома одна. Не успела толком прийти в себя, как раздался звонок в дверь. Подхожу к двери, смотрю в глазок — Алена. Я обрадовалась и громко сказала:

— Сейчас открою, погоди!

Дверь открывалась ключами, ключи лежали в сумке. Я взяла сумку, вывалила из нее все вещи и замерла. Наверное, только сейчас проснулась окончательно и поняла ситуацию. Два часа ночи. На пороге стоит моя сестра. Даже если представить, что она села на последний автобус, ехала пять часов, а потом зачем-то моталась по городу два часа, то остается совершенно непонятным, почему она не позвонила мне, и… у нее не было сумки. Никакой. Ни чемодана, ни рюкзака, ни даже просто дамской сумочки.

Я уставилась на кучу вещей передо мной, потом взяла мобильный телефон и набрала номер Алены. Пять гудков, потом сонный, недовольный голос:

— Алло?

— Ты у меня за дверью стоишь?

— Чего?! Я сплю, вообще-то!

Я подошла к двери и с замиранием сердца посмотрела в глазок. Стоит Алена. Смотрит прямо на меня. И вдруг в ее лице что-то почти незаметно изменилось. Но я не смогла понять, что именно, потому что сразу же услышала хлопок — лампочка над дверью перегорела. И тут же случилось то, что заставило меня отскочить меня от двери и забиться в угол. Алена (или кто-то, пытающийся быть похожей на неё) начала отчаянно барабанить в дверь и заливаться нечеловеческими, звериными криками без слов. То они звучали жалобно, словно умоляя открыть, то становились угрожающими и пугали меня до полусмерти. Телефонная трубка все еще была в моих руках. «Что у тебя там происходит? Ты там? Что такое?!» — кричала Алена, но у меня не было сил ответить ей. Я вжалась в угол и смотрела, как сотрясается довольно хлипкая дверь в мою квартиру. Длилось это минут десять, после чего все затихло. Никто из соседей не вышел в подъезд, словно и не слышали этих криков.

Я перезвонила сестре, которая подняла уже всех на ноги (позвонила маме, знакомым в моем городе и в милицию), убедила её, что у меня все в порядке. Спать мне, разумеется, не хотелось, и я отправилась на кухню, чтобы выпить чаю. Но не успела я достать чашку, как сердце снова екнуло — раздался новый звонок в дверь. Сначала я не хотела открывать, но тут с той стороны сказали:

— Откройте, милиция!

Я облегченно выдохнула. Точно, моя заботливая сестра ведь даже успела раздобыть номер телефона нашего участка и позвонила туда! Я подошла к двери и глянула в глазок. Из-за перегоревшей лампочки ничего не было видно — только какая-то смутная тень.

— Э-э-э… — протянула я. — Спасибо за беспокойство, все уже хорошо.

— Мне нужно зайти и в этом убедиться, — настойчиво сказали с той стороны. — Откройте дверь.

— Большое спасибо, — как можно более мягко ответила я, понимая, что не готова сейчас открывать дверь даже милиции. — Но все действительно в порядке, извините за беспокойство, приятной ночи.

Повисла пауза. Человек на той стороне будто не знал, что делать.

— Хорошо, — сказал он каким-то нетерпеливым голосом. — Не могли бы вы тогда, пожалуйста, одолжить мне немного соли?..

Ночной гость.

Spoiler

История была взята из жизни, она произошла 2 года назад с одной девушкой, имя которой я не хочу озвучивать. Она покажется вам не реальной, я тоже сначала думала что это выдумка, но я видела дверь которую испортил ночной гость и глаза полные страха этой девушки. Изложив эту историю, я хотела сказать, что в этом мире еще много не опознанного и не понятного, от которого лучше держаться подальше...
Она проснулась ночью. Мужа не было дома, он уехал в командировку, дети спали в другой комнате. Она лежала на кровати и не могла понять почему проснулась. На часах час ночи, она встала и прошла на кухню, налив стакан воды, села на удобное кресло, открыла форточку и закурила. Ей стало холодно и тоскливо, в мыслях проносились эпизоды их совместной жизни и она понимала как устала от этого одиночества...
За грустью мыслей, она сначала не услышала мелодию доносившуюся с улицы. Но мелодия приближалась и была совсем близко, казалось что сейчас она влетит в открытую форточку. Девушка понимала что этой мелодии в принципе не должно быть, на улице ночь, все спят, во двор ни кто не может зайти, так как дом защищен большим забором и ворота замыкаются на ночь. Но эта музыка была такой успокаивающей, она была похожа на детскую колыбельную и очень хотелось раствориться в ней. И не смотря на крик разума "ОПАСНОСТЬ!!!", душа рвалась к этой мелодии, казалось лишь стоит только выйти на улицу и все проблемы и невзгоды уйдут навсегда.
Девушка встала, зашла в детскую комнату, что бы проверить всели в порядке с детьми и пошла к выходу, завороженная мелодией. Она накинула на себя плед и уже хотела открыть дверь дома, как решила все таки посмотреть в окно, в эту же минуту она вскрикнула от ужаса. На улице стоял ее сын 3 лет, он был весь в белой одежде, но она была грязна и заляпана кровавыми пятнами. Ребенок стоял и смотрел в окно, в руках он держал музыкальную шкатулку, которая и издавала эту мелодию. Девушка понимала что это не ее сын, так как минуту назад он безмятежно спал в своей кроватке. По телу пробежала дрожь, она сильнее схватилась за ручку входной двери и машинально потянула ее на себя. Страх увеличивался, она проверила замкнута ли дверь и сползла на корточки, а потом и вовсе села на пол. Ей было страшно пошевелиться, в комнату она не могла пройти, так как боялась что "это" ее увидит в окне. Музыка приближалась к ней и девушка уже слышала ее около входной двери. Раздался стук, сердце стало бешено стучаться, страх парализовал все ее тело, она не могла даже пошевелиться... Второй, третий, четвертый стук в дверь, потом это существо стало бешено стучать и кричать "Мамочка открой, я замерз, впусти меня домой! МАМОЧКА!!!!!" Голос сначала детский, превратился в грубый мужской и страшный голос. Существо стучало, кричало, а музыка играла без остановки. Девушка в один момент подумала, что сейчас сойдет с ума, резко встала и побежала в комнату, из нее в детскую, убедившись, что дети все так же безмятежно спят, села на пол возле детской кроватки сына, укуталась в плед и стала ждать, не знает чего, просто ждать... Стуки и проклятия продолжались еще некоторое время, а потом все стихло. Она понимала, что если бы она не посмотрела в окно и вышла во двор, то могло случиться не поправимое. Уснуть она так и не смогла, а на утро еще с остатками страха, она открыла входную дверь и поняла, что это не было страшным кошмаром, так как вся дверь была изуродована, она была измята от сильных ударов...

Лунатик!

Spoiler

Я — лунатик. Началось это давно, в детстве, когда отчим сказал, что я разговариваю во сне. Меня он тогда этим не удивил, как и тем, что добавил через пару месяцев, что я, оказывается, ещё и хожу во сне. Я даже гордилась этой своей особенностью. Потом я уехала в другой город учиться, и мои ночные походы прекратились. Но всё началось снова на выпускном курсе.

Как-то утром соседки по комнате сказали мне, что я стала ходить во сне. Сначала они думали, что я просто просыпаюсь ночью и иду в туалет по каким-то своим женским делам — они слышали, как я закрываю дверь туалета на щеколду, как мою руки и так далее. Потом одна из соседок насторожилась. Она каждый раз просыпалась от скрипа моей кровати, и в одну из ночей увидела, как я выхожу из комнаты и иду куда-то в коридор. Дверь туалета не скрипела, вода в кране не бежала, и соседка сделала вывод, что я бродила где-то по этажу.

Я и сама стала замечать, что после сна у меня постоянно грязные ноги — в песке и в какой-то саже. Я стала принимать на ночь снотворное, и на какое-то время все прекратилось.

Но прошло около полугода — и все началось по новой. Я вставала ночью на кровати и стучала в стекло, выходила из комнаты, шла на балкон, гремела посудой и однажды даже взялась за нож. К счастью, обошлось без происшествий, но после этого стали запирать на ночь балкон и прятать ножи.

Я закончила учебу, устроилась на работу и стала жить с парнем в съемной квартире. Лунатизм отступил, но, как обычно, не навсегда. Вскоре ночные прогулки возобновились, и более того — мне стали сниться очень реалистичные сны о том, как я хожу во сне, но при этом я видела себя как бы со стороны. Мне это даже нравилось, пока однажды ночью мне не приснилось, что я прыгаю со своего балкона на десятом этаже...

Очнулась я в больнице. Не поверите — я сломала ногу! Только ногу, упав с такой высоты! Вроде бы невероятное везение, но мне стало страшно. Я снова стала принимать снотворное, чтобы не ходить во сне. Это опять сработало — сомнамбулизм пропал, и я стала восстанавливать здоровье. С парнем мы разошлись, и я стала жить одна.

На прошлой неделе ко мне приехала кузина погостить на пару недель. А вчера мне приснился сон, будто я задушила ее и спрятала тело на балконе... Проснулась в холодном поту.

Кузина спала в гостиной на диване, а я в спальне. Сейчас ее там нет. Дверь на балкон приоткрыта. Ее телефон не отвечает.

Я не пойду на балкон.

Я не пойду на балкон!

Я не пойду на балкон...

И на сегодня всё. Пока.

Привет всем!

Spoiler

Этим летом мы с мужем и сыном ездили отдыхать в Крым. Жили в Гурзуфе и каждый день ездили в Ялту: купались там, гуляли по городу, ездили на экскурсии. В общем, началось все это именно в Ялте.
Моему сыну тогда было 6,5 лет – достаточно взрослый и сообразительный ребенок, веселый и жизнерадостный. Он обожал бегать по пляжу, с удовольствием плескался в море, ловил медуз. В тот день мы возвращались с пляжа по набережной и на какой-то миг я потеряла сына из виду. Минута, другая, я спешу вперед и не вижу ребенка… То есть народу-то полно, а моего сына нет, как провалился куда. Мы с мужем запаниковали, стали обшаривать все киоски, заглядывали на аттракционы – ребенка нет! Я разрыдалась, бегаю, кричу сквозь слезы, зову сына. Его нигде нет, он не отзывается! Спрашиваем прохожих – видел ли кто мальчика в белых шортиках и маечке с матросских воротником. Все пожимают плечами.

Я рыдаю все сильнее – потеряла ребенка белым днем, в голову лезут мысли о маньяках, детокрадах, уже представляю картины, как из моего ребенка органы будут вырезать. Вдруг слышу женский голос: «Чей ребенок? Ребенок потерялся, кто родители?» Бросаюсь на голос и вижу сына: стоит рядом с пожилой женщиной, голову вниз опустил и молчит.

Я подлетаю, плачу в голос, трясу его, обнимаю, а он все молчит и вниз смотрит. Женщина спросила, мол, вы кто, я кричу – я мать, тут и муж подоспел, тоже весь на нервах. В общем, слава богу, нашелся наш Димка, живой и здоровый. Женщина рассказала, что он в какой-то подворотне сидел. Вроде все хорошо, но пару дней спустя начались странности. Я сначала списывала на шок – ребенок перепугался, да и мы тоже. Странности были такие – сын стал забывать какие-то события. Ну, например, как мы были на экскурсии в пещерах или катались на каруселях. Ну как можно забыть, что ты делал пару дней назад?! А он реально не помнил. И вообще стал каким-то тихим, молчаливым, словно заторможенным. Как будто его выключили.

Вернулись домой – странностей стало еще больше. Кошка. Димка обожал Рысю, вместе ели-вместе спали – это про них. А тут ноль внимания на кошку. Не подойдет, не погладит, даже не смотрит на нее. И Рыся – она не шипит на него, не уходит из комнаты, она его просто не замечает. Как будто мой сын – пустое место. Дальше-больше… В садике Дима теперь все время один, с ним никто не играет, его не спрашивают на занятиях. Когда я сама спрашиваю о нем у воспитателей – на мгновение у них становится такой растерянный взгляд, будто они не понимают, о ком я говорю. Спрашиваю, как дела у Димы – ответ «Ничего». Это «ничего» – теперь единственное слово, которое я слышу о своем ребенке.

Он пошел на подготовку – учительница постоянно забывает назвать его при перекличке, в его тетрадях нет отметок о проверке домашнего задания, ему не задают вопросы. Димка перестал рисовать – а это было его любимое занятие, почти не смотрит в глаза, все время молчит. Я боюсь. Муж все время работает, и на мои рассказы реагирует вяло, говорит, что я выдумываю невесть что.

Недавно у Димки был день рождения. Его никто не поздравил – ни бабушки, ни крестные, ни прежде многочисленные друзья. Я позвонила своей маме и спросила, почему она не поздравила внука. Мама несколько раз переспросила меня, по какому поводу я звоню.

Сейчас я плачу почти все время. Вчера я хотела позвать Диму из другой комнаты и на какое-то мгновение я забыла, как его зовут. Кого мы привезли из Крыма? Чей это ребенок? Почему мне кажется, что я одна в квартире?

СЛУЧАЙНОСТЬ.

Spoiler

Мне девять лет. Отец ограждает меня от всех неприятностей. Моя психика пострадала, и здоровье тоже. Я лежу парализованный в больнице. Недавно умерла моя мать, на моих глазах.
Я играл в своей комнате, отец разрешил мне не ходить в школу, так как с утра мне нездоровилось. Я услышал шум борьбы. Сначала не придал этому никакого значения. Шум не прекращался, я решил посмотреть, что происходит. Я вышел из комнаты, и увидел, что одежда разбросана по всей гостиной.
Я поднял несколько вещей, это было платье моей матери, пиджак, не принадлежащий моему отцу. Затем туфли моей матери, мужские туфли. Вещи валялись и на лестнице, ведущей на второй этаж. Там располагалась спальня родителей.

Я медленно поднимался по лестнице, услышал возню в спальне. Дверь была закрыта. Я приоткрыл дверь, она предательски скрипнула. Я увидел свою мать в объятьях незнакомого мужчины. Они отскочили друг от друга. Мать с испугом посмотрела на меня, а потом на мужчину. Мужчина стоял в одних трусах, и так же испуганно смотрел на меня и на мою мать.

Мать набросилась на меня, почему я не в школе, прогуливаю. Я стоял и смотрел на них, не отвечая на вопросы матери. Мать схватила меня за руку и потащила из комнаты. Она протащила меня по лестнице и гостиной. Швырнула в мою комнату, и ударила по лицу. Слезы брызнули из моих глаз. Тогда я не понял за что. Сейчас я понимаю, что она это сделала, так как испугалась, что я все расскажу отцу.

Мать выскочила из моей комнаты, хлопнула сильно дверью, дверь открылась от сильного удара. Я увидел, что мужчина уже одетый стоял в гостиной, собираясь уходить. Мужчина наскоро попрощался с моей матерью и быстро ушел. Входная дверь хлопнула.

Я вышел в гостиную, мать опять набросилась на меня. Она кричала и хлестала меня, по чем могла попасть. Я не стоял на месте, убегал от нее. Мать наступила на свое платье, оно запуталось у нее в ногах, и она упала на стеклянный журнальный столик. Так уж получилось, столик хрустнул под ее тяжестью, и острый осколок врезался ей в живот. Я видел, как острие стекла торчало из ее спины. Мать сползла на пол, стала задыхаться, протягивая ко мне руку.

В этот момент вернулся мужчина. Увидел всю эту картину, бросился помогать моей матери. Осколок вытащил, фонтан крови брызнул из раны, на диван и на пол. Я от страха стал орать. Мужчина кричал, чтоб я заткнулся, и бежал к телефону вызывать скорую помощь. Я просто остолбенел, не мог оторвать ноги от пола. Моя мать затихла, кровь из раны продолжала течь, но уже не так сильно. Мужчина проверил пульс у моей матери, чертыхнулся.

Он забрал осколок от столика с собой, и бросился бежать. Схватил портфель, который стоял около вешалки, и плащ, висящий на вешалке, за этими вещами, он наверно и возвращался. Краем плаща он вытер дверную ручку, с той и с этой стороны. Злобным взглядом окинул меня.

Я сидел у тела своей матери, раскачиваясь из стороны в сторону. Так меня и нашел мой отец.

Отец пытался расспросить, что здесь произошло. Я открывал рот, но слова не выходили из него. Все завертелось, скорая и полиция приехали. Труп моей матери увезли в морг. Меня отвезли в больницу. Мне вкололи успокоительное и снотворное. Я отключился.

Когда пришел в себя, у меня не двигались ни руки, ни ноги. Врач, сказал, что на нервной почве у меня отнялась речь, и меня парализовало, но это должно пройти.

Все решили, что нас хотели ограбить. Мать оказалась нечаянно дома и от этого пострадала. А мне, якобы, просто повезло.

Мужчина, который был с моей матерью, приходил ко мне в палату с моим отцом. Я так понял, что мужчина начальник моего отца. Отец очень перед ним лебезил. И благодарил его за участие в моей судьбе. За медицинское обслуживание платил незнакомый мужчина. Я видел, как мужчина шушукается о чем-то с врачом, кивая в мою сторону. Толстый конверт опустился в большой карман халата врача.

Меня мучает вопрос, о чем он попросил врача?

[Кошара]

Привет всем. Вчера мой комп посетил какой-то червячок, так что весь день я провёл в такой

Spoiler

позе, так что даже после простоя историй будет меньше.

Под лестницей.

Spoiler

— Вали к себе под лестницу, тварь!

Отец опять пьян. Прячусь, увернувшись от брошенной мне в голову пустой бутылки. Это то, что я умею делать лучше всего. Уворачиваться и прятаться. Иначе бы я давно умер.

— Проклятый урод, чтоб ты сдох! — пьяные вопли раздаются откуда-то сверху. Прячусь под лестницей, вглядываясь в темноту сквозь щели между ступенями. Здесь он меня не достанет. Слишком большой и неповоротливый, не пролезет. Я маленький, смогу забиться в дальний угол и переждать. Может быть, даже смогу укусить его.

— Эй ты, выродок! — вопли уже ближе. Ступени скрипят и стонут под его весом. Мне на голову сыплется пыль. Чихаю. Вижу его ногу прямо перед собой. Протягиваю руку и резко дергаю за щиколотку. Надоел. Слишком громкий. Теперь будет хорошим. Тихим.

Ну и тяжелый же он. Затаскиваю его к себе, под лестницу. Пришлось сломать его. Мягкий. Вкусный. Ем.

* * *

Джереми был чертовски рад, купив этот дом. Небольшой, но просторный и светлый, он идеально подходил одинокому молодому журналисту. Здесь можно было спокойно работать, выйдя на залитую солнцем террасу, и, попивая холодный чай, греться в лучах теплого солнца.

Вот только скрипучая деревянная лестница в подвал его немного пугала. Джереми всегда побаивался темноты, а тьма, струящаяся меж ступеней старой лестницы, казалось, смотрела на него жадным голодным взглядом. И вот сейчас, как назло, перегорела лампочка. Теперь ему придется идти в подвал. Пытаясь побороть безотчетный страх, спуститься вниз по проклятой лестнице и взять новую лампочку.

Открыв дверь, Джереми долго вглядывался в темноту, то ли давая глазам привыкнуть, то ли собираясь с духом. Что за идиот разместил выключатель внизу? Пока спустишься, можно все ноги переломать. Джереми тяжело вздохнул и ступил на лестницу. Тут же ему почудилось, будто кто-то сейчас смотрит на него сквозь щели в ступенях. Он представил, как нечто может протянуть руку и схватить его за ногу. Проклятые детские страхи, от которых он, воспитанный матерью, так и не смог избавиться вовремя.

Как можно быстрее он спустился вниз, схватил лампочку с полки и так же быстро поднялся обратно. Успех. Лампочка добыта, и теперь можно предаться обычному вечернему безделью. Довольно улыбаясь, Джереми протянул руку, чтобы закрыть дверь, когда увидел, что внизу горит свет. Проклятье! Ну конечно, он же забыл его выключить. Но хорошего настроения уже ничего не могло омрачить, и он уверенным шагом двинулся вниз.

Наверное, он наступил в неудачное место, или просто пришел срок подгнившего дерева, но ступенька под его ногой громко хрустнула, и Джереми с криком рухнул куда-то в темноту под лестницей. С хрустом упав на что-то жесткое, он лежал и пытался прийти в себя. Кажется, ничего не сломано. Он уже был готов посмеяться над своей невезучестью, когда увидел, на чем лежит. Куча костей. Обглоданные крысиные тушки, кошачьи черепа и человеческий позвоночник с тазобедренной костью. Крик застрял у него в горле. Он услышал, как в дальнем темном углу кто-то зашуршал.

— М… Мо-о-е-е… — этот квакающий голос парализовал Джереми. — М… м-м-м… мя-я-ягкий…

Он увидел, как что-то маленькое, не больше младенца, но чрезвычайно быстрое бросилось к нему из дальнего угла. Маленькое, но очень сильное. Последнее, что почувствовал Джереми, была адская боль. Он увидел, как его внутренности с мерзким бульканьем выползают из разорванного живота, и провалился в темноту.

* * *

Ем. Он мягкий. Сам пришел. Теперь будет тихим. Думаю, отсюда нужно уходить. Могут прийти другие, много всяких. Могу не справиться. Мне хорошо, я маленький. Пролезу в вентиляцию. Рядом большой дом. Много мягких. Вкусно.

Привет всем!

 

Одержимая пассажирка.

Spoiler

Когда-то давно я увлекался классическими английскими и американскими ужасами из серии «Плачущий колодец» или наподобие сочинений Лавкрафта. Особенно понравилась мысль, что любому доступна возможность открывать двери в потусторонние миры, но только сильные духом могут при этом сохранить рассудок. О, как же это притягивало... Благо, дальше чтения книжек у меня дело не пошло, чего не скажешь о некоторых моих товарищах из того времени. Прошло время, я перестал грезить встречей с непознанным. Однако, непознанное, как видно, искало встречи со мной.

Был осенний вечер. Небо хмурилось в ожидании прохладного дождя. Город расцвел ночными огнями. Я сидел в обычной «жёлтой» маршрутке. Внутри, несмотря на всю убогость салона, было намного уютней, чем на улице. Проезжали остановки по маршруту, пассажиров вместе со мной было пятеро. При этом один сидел рядом с водителем, остальные заняли места в произвольном порядке. Приглушённо булькало радио на какой-то «попсовой» частоте.

На следующей остановке в маршрутку сели ещё двое. Это были очень странные женщины — судя по разговорам, мать и дочь. Звучит глупо и как-то дико, но женского в них было мало. Даже одежда создавала обратное впечатление. Были и другие странности во внешнем виде. Старшая была худой и выглядела измотанной, на вид — около 60 лет, хотя голос был очень молодой. Та, что была моложе, выглядела лет на 40, очень крупная, с красноватыми пятнами по лицу. «Старая дочка» всё время держала чрезмерно резвую маму за локоть. Маршрутка уже давно отъехала от остановки, а эти двое не могли никак сесть. Всякий раз, выбрав себе свободное место, они пересаживались. Это было даже забавно поначалу. Но потом «мордатая», как я для себя назвал странную женщину с пятнами на лице, начала вдруг отсаживать других пассажиров — и это при полупустом салоне! И не одного-двух, а всех, кто ей попадался на глаза. Мне стало тревожно. Дальше — больше. Парень, оказавшийся ближе всего к «мордатой», сделал женщине замечание. Повисла секундная тишина. На лице беспокойной тётки появилась придурковатая улыбочка, которая в секунду сменилась таким звериным оскалом, что у меня мурашки по коже пошли. Как она начала орать на него! И не одним голосом, а как будто хором, словно из глотки одновременно трое или четверо людей орут на разные лады. Страшно было. «Старая дочка» вжалась в кресло и затравленно смотрела на мать. Пассажиры повскакивали с мест и пытались её унять. Водитель тоже пытался поучаствовать в этой куче-мале.

Что же делал я? Я уставил глаза в пол и начал шепотом читать «Отче наш». Хаос в отдельно взятой маршрутке продолжался. Тётка не просто бранилась — проклинала каждого, кто ей отвечал или пытался усмирить. И смех — такой страшный злой смех через каждую фразу. Но вот в общем гаме я услышал новый выкрик: «Где ты? Где ты? Я тебя не вижу! Перестань, сука! Найду-у-у-у! Больно, ****!». У меня пробежал холод по спине. Думал только об одном — не смотреть ей в глаза, продолжил читать. «Жарко! Уходим! Уходим мы!» — а маршрутка-то на шоссе была, до остановки еще ехать и ехать. Тётка ломилась в дверь. Все кричал, я читал молитву. В конце концов, водитель включил аварийные огни и с руганью открыл двери. Странные женщины выбежали под дождь на улицу. «Мордатая» продолжала голосить и трястись, как собака, когда та стряхивает воду после купания. Дальше ехали спокойно.

Вдобавок к рассказанному скажу, что я начал читать выученную в детстве молитву не из-за того, что я такой религиозный, а скорее по какому-то наитию. И ещё была одна деталь — во время чтения время от времени возникало странное ощущение непомерной гордости за себя, словно гаденький голосок вещал в голове: «Ты всё можешь, вот какой ты молодец, признайся!». И как только я обращал внимание на это чувство, слова молитвы сбивались и путались. Вовремя спохватившись, я прекратил отвлекаться на эти явно посторонние для меня ощущения и сосредоточился на молитве — и чтение пошло намного легче, а женщина как раз и начала кричать, что ей плохо...

Саша.

Spoiler

Всё началось с того, что погиб мой друг Саша. Погиб страшной смертью — под колесами поезда. То немногое, что осталось, хоронили в закрытом гробу. Самое печальное в этой ситуации то, что моя лучшая подруга Стася была его гражданской женой, да и любили они друг друга без памяти... В общем, она вены резала, кричала на всех тогда. Оставить её одну мне просто-напросто не позволила совесть. Я решила пока пожить у неё, проследить, чтобы она ничего с собой не сделала, ну и с окружающими тоже.

В первый день после похорон легла спать около часу ночи, может, чуть раньше. Проснулась где-то около трёх часов. За окном, впрочем, как и в комнате, было темно, хоть глаз выколи. Сна у меня с какого-то малопонятного чуда — ни в одном глазу. Села, подумала, что неплохо бы выползти на кухню, чаю сделать и успокоительного наглотаться. И тут слышу — шаги. Такие мягкие, аккуратные, словно шуршание тонкой ткани. Вначале подумала, что это Ленон (Стася и Саша где-то месяц назад завели котёнка). Осознание идиотизма идеи пришло буквально спустя мгновение: обе двери плотно закрыты (комната проходная), а котёнка на ночь оставили на кухне. Нервы у меня, пусть и не железобетонные, но достаточно крепкие, просто так я их тратить не люблю, потому я и спросила тогда тихонько:

— Саня, ты?

Естественно, вопрос не блистал интеллектом, но ничего умнее в голову на тот момент не пришло.

Вместо ответа послышался протяжный вздох. Шаги последовали к комнате Стаси. Я машинально перекрестилась. В тот же миг шаги стихли...

На следующий день мне позвонила Даша — бывшая девушка Саши, ну и по совместительству моя знакомая. Сообщила она вот что:

— Ой, я вчера так погуляла, так погуляла! Крови напилась так, что на еду смотреть противно!

Хорошо, что я тогда сидела — а то бы упала. Как-то раньше за своими знакомыми и товарищами психических отклонений не наблюдала. Полюбопытствовала в не вполне вежливой форме, а всё ли у неё в порядке с головой. На что получила жутковатый ответ:

— Я не обижаюсь, ты не понимаешь пока... Мы с Сашкой отмечали такую дату важную. По-нашему отмечали, как он учил. Завтра опять на могилу пойдём веселиться — не хочешь с нами? Он с тобой поговорить хотел...

Теперь уже я вполне открыто заявила Даше, что её адекватность у меня вызывает сильные сомнения и хотела наговорить всяких интересных слов, но тут внезапно что-то загрохотало в соседней комнате. Позабыв обо всём, я рванула туда. Вот тут-то глаза у меня на лоб и полезли. Как выяснилось, упал шкаф. Тяжёлый, деревянный, устойчиво стоявший...

Стасю я как можно более аккуратно расспросила о том, не видела ли она ничего подозрительного и необычного. Ответ был краток: ничего она не видела, не слышала, и пойти со своей мистикой я могу лесом-полем.

На этом всём, как я думала, странности кончились, но..

Спустя три месяца мы праздновали день рождения Стаси. В числе пришедших на манящий зов бесплатного пива был некий Лёха по прозвищу Кот. Всё проходило тихо, мирно, цивилизованно, что для дней рождения в нашей компании большая редкость. Я сидела в углу, пытаясь подобрать что-то на гитаре, а Стася тем временем открыла какую-то фотографию на компьютере и показала Коту.

— Вот, — судя по всему, говорила она о Сане, — мой любимый... и любящий.

— Как? Какого?.. — я оторвалась от гитары и поглядела на Кота, который цветом лица напоминал недавно побеленный потолок.

— В общем, — Кот выдохнул, явно стараясь успокоиться, — я вчера на кладбище был, у бабушки... Я его там видел — стоял, такой весь из себя, на меня смотрел и ухмылялся. Неприятно так, аж мурашки по спине... потому и запомнил. Вроде опирался на крест какой-то...

 

 

Подданный Империи! Помни, некромантия преследуется по Кодексу Инквизитора и карается сожжением на костре! 

С пламенным приветом, Святая Инквизиция.

Глипотех

Автор: Марк Сэмюэлс

Spoiler

Франклин Криск в целом терпимо относился к своей работе, да и к коллегам тоже. Конечно, и работа, и сотрудники его утомляли, но невыносимой атмосферу в офисе делали шум и жара. На перекрестке возле издательского дома «Маре» рабочие в спецодежде ремонтировали дорогу. Производимый ими шум скорее напоминал скрежет когтей по школьной доске, нежели треск отбойных молотков, который можно было бы ожидать в подобном случае. Лето было в разгаре, но служащие офиса, чтобы заглушить шум, вынуждены были закрыть все окна. Так как комфорт сотрудников мало волновал руководство компании, кондиционеры в издательстве отсутствовали и в переполненных помещениях температура была невыносимо высокой. Свежая рубашка Криска намокла от пота, в висках пульсировала боль.

Но Криск и не думал протестовать. Он поражался тому, что его все-таки приняли на работу в эту компанию, расположенную в четырехэтажном белостенном здании на площади Фиттон. Теперь-то Криск ясно понимал, что слишком долго пробыл за океаном. Двадцать лет, прожитых в Японии, в Киото, привели к тому, что найти работу на родине для него стало почти нереально. Криск (не особенно отдавая себе в этом отчет) до такой степени заразился японской манией соблюдения ритуалов и правил социального общения, что даже его речь стала соответствовать восточным образцам, и это отдаляло его от других сотрудников издательства.

Несмотря на то что Криск подавал несколько заявок на разные незначительные должности, которым, как он считал, более соответствовала его квалификация, работа в «Маре» стала единственной предложенной ему вакансией. В обязанности Криска входили ввод данных по отчислениям в компьютерную систему, распечатка результатов и последующая рассылка авторам. Иными словами — восьмичасовое сидение перед тусклым монитором. Компьютеры, которые компания выделила для выполнения подобных операций, давно устарели. У них не было дополнительной памяти, где можно было бы разместить какие-нибудь другие программы, которые позволили бы отвлечься от нудной работы. Не было и доступа в Интернет, даже электронной почты, чтобы связаться с внешним миром, и то не было!

И вот теперь еще этот шум и жара! Больше всего угнетало то, что дорожные рабочие были постоянно скрыты за возведенными ими же самими щитами и никто не мог разглядеть, что именно они там делают. Дорожное покрытие напоминало стеганое одеяло из серых лоскутов, яркость которых зависела от давности укладки.

Рабочих можно было увидеть только мельком, когда они выныривали из-за щитов и направлялись в свой грязно-зеленый фургон или выходили из него. Странно, но никто из них не был замечен с лопатой или киркой в руках. Несмотря на жару, неизменно экипированные в невообразимую черную робу, эти труженики ни у кого не вызывали желания подойти и прямо спросить, чем они, собственно, там занимаются. Они совсем не походили на шумных грубоватых работяг, наоборот, это были молчаливые, неулыбчивые типы с бледными физиономиями, со ртами как щели и с глазами как большие чернильные кляксы. Их ненормально длинные руки и ногти были черными от грязи, и один из сослуживцев Криска в шутку предположил, что они роют землю голыми руками. На борту фургона было написано «Глипотех Реконструкция». Кто-то из сотрудников «Маре» сказал, что, когда он набрал указанный на борту телефонный номер, на том конце ему никто не ответил. Как бы то ни было, через несколько дней щиты были убраны и наступила благословенная тишина. По странному стечению обстоятельств тогда же прогремела гроза и наконец-то спала невыносимая жара. Двойное облегчение — прекратился изматывающий нервы скрежет, пришла долгожданная прохлада.

— Сэр, — сказал Криск в своей формальной японской манере, от которой так и не сумел избавиться по возвращении с Востока. — Пожалуйста, будьте так добры, объясните мне этот момент поподробнее. Вы сказали, мне следует пойти. Но не могли бы вы прояснить свое предложение. Прошу вас сделать это, разумеется, со всем моим уважением.

— Я просто предлагаю вам улучшить качество своей жизни, — отвечал Джеймс О'Хара, поморщившись от изысканной вежливости Криска. — Я наблюдал за вами какое-то время, и мне кажется, что вы бездарно тратите свои силы. «Глипотех» поможет вам сфокусироваться на собственной жизни, укажет путь к осознанию своего потенциала, о котором вы даже и не подозреваете.

Криск пару секунд смотрел на шефа, прикидывая, как лучше ответить. А его шеф просто стоял, заведя руки за спину, и улыбался. Криск припомнил: «Глипотех» было написано на фургоне рабочих, которые неделю назад ремонтировали дорожное покрытие на площади. Но он не мог представить себе, какое отношение они могут иметь к данному предприятию. Словно прочитав его мысли, О'Хара заметил:

— Да, да… «Глипотех» работает в различных направлениях. Курсы психологической трансформации, также как и реконструкция зданий и дорог, являются одним из аспектов их деятельности. Я всерьез рекомендую вам пройти эти курсы. Помните, что многие ваши коллеги на них уже записались, и, если вы к ним не присоединитесь, это будет выглядеть…

Не было смысла продолжать, чтобы убедить Криска. Начальник говорит подчиненному, что будет лучше согласиться. Перспектива впасть в немилость не прельщала Криска. Эта работа, пусть и скучная, ему нужна. В конце концов, у него есть долг перед издательским домом «Маре».

— Сэр, — отвечал он, с трудом удержавшись от выработанного годами легкого поклона, — разумеется, я согласен. Нет необходимости продолжать обсуждение. Скажите мне время и место проведения занятий. Я с радостью приму в них участие.

Вернувшись из кабинета шефа к своему рабочему столу, Криск осторожно поинтересовался у коллег, поступали ли им предложения пройти курсы «Глипотеха». Предложения поступали всем, а некоторым сотрудникам давали ясно понять, что отказ принять предложение О'Хары вызовет недовольство начальства. Из этих разговоров Криск сделал вывод, что большинство из них воспринимают курсы «Глипотеха» как своего рода семинар, который повысит эффективность работы и моральный дух сотрудников издательского дома «Маре».

Позже, в тот же день, один из младших сотрудников разнес по отделам издательства флаерсы. На каждом — логотип «Глипотех Реконструкция», выполненный так же, как и на фургоне дорожных рабочих. Под логотипом жирными буквами был выведен призыв:

«Оцени воздействие, которое окажут наши курсы на ТВОЮ жизнь!».

И далее мелким шрифтом короткий текст: «У тебя упадок сил, отсутствуют жизненная перспектива и сила воли? Ты плывешь по течению, вместо того чтобы контролировать события? Мы гарантируем — с нами ты исправишь ситуацию и обретешь цель! Используя наши ментальные технологии, ты без страха преодолеешь все препятствия, почувствуешь радость от вновь приобретенного смысла жизни и добьешься успеха как в личной жизни, так и в работе. Приходи на наш вводный семинар с открытым сердцем и душой. Твоя жизнь слишком дорога, чтобы тратить ее впустую! Присоединяйся к нам!»

Текст сопровождался информацией о том, где и когда будет проводиться семинар: в Грантхэм-отеле, всего в нескольких минутах ходьбы от издательского дома «Маре». Но когда Криск ознакомился с часами работы семинара, настроение у него ухудшилось. Занятия должны были проходить два дня подряд с десяти утра до десяти вечера. Более того, эти два дня приходились на ближайшие выходные.

По офису пронесся сдавленный стон сотрудников. До каждого прочитавшего подброшенные флаерсы дошло, что их всех облапошили и на курсы они будут тратить свое личное время, а не время компании, и причем на якобы добровольной основе.

По мере приближения конца недели в офисе нарастало вялое недовольство, хотя никто и не высказывал его вслух. Без сомнения, молчанию сотрудников способствовал тот факт, что единственный из них, у которого хватило мужества выразить свое нежелание быть обманутым, в тот же день был уволен с работы. Этот сотрудник, которого звали Дэвид Хогг, обнаружил свой стол пустым уже через пять минут после разговора с О'Харой. Самого Дэвида охранники силой выпроводили из здания, а через несколько мгновений на улицу следом выбросили и его личные вещи.

Криск в этот момент стоял у дверей, через которые вышвырнули Хогга. В компании проводилась борьба с курением, и Криск каждый час украдкой наслаждался сигареткой именно в этом месте. После того как он помог бывшему сослуживцу собрать разбросанные вокруг вещи, у них состоялся короткий разговор.

— Простите… — сказал Криск, — но, если позволите, я бы хотел спросить, почему издательство «Маре» так грубо с вами обошлось?

Хогг застонал.

— Я знаю все об этих семинарах «Глипотех», — наконец ответил он. — Я сказал О'Харе, что ни за что на свете не пойду на них, я и других предупредил, чтобы они держались от «Глипотеха» подальше. Мы разругались в пух и прах, и он сказал, чтобы я выметался. Я мог бы такое порассказать вам об этом «Глипотехе», они…

От дерзости Хогга у Криска мурашки пробежали по спине. Вызвать недовольство О'Хары — все равно что вызвать недовольство всего издательского дома «Маре»! Криск быстро огляделся по сторонам, его пугала перспектива быть замеченным рядом с уволенным сотрудником. Один потерянный уик-энд — ерунда, он готов и на большие жертвы ради того, чтобы угодить начальству. Извиняясь и бормоча слова сочувствия, Криск попятился от Хогга как от прокаженного и быстро проскользнул обратно в здание «Маре». Он знал, что О'Хара легко обоснует свое решение уволить Хогга, ведь тот совсем недавно устроился в компанию и пару раз появился на работе в нетрезвом виде.

Вернувшись к своему рабочему столу, Криск еще раз пробежал глазами по флаерсу «Глипотеха». Да, раздувать скандал из-за какого-то семинара по мотивации — это слишком.

В субботу утром, ровно в десять (О'Хара всех предупредил, что опоздания не приветствуются), Криск в числе сотни таких же, как он, сотрудников «Маре» сидел в актовом зале Грантхэм-отеля. В зале стоял приглушенный шум голосов, обычный, когда собирается такое количество людей. Оглядевшись по сторонам, Криск заметил нескольких коллег из своего офиса и кивком поприветствовал их. У самого входа в зал сидел О'Хара.

В конце зала располагалась сцена, а за ней экран, на который можно было проецировать слайды.

Кто-то у входа подал сигнал человеку в конце зала, массивные двери открылись, и появился мужчина в дорогом, превосходно сшитом костюме. Мужчина уверенным шагом прошел между рядами кресел к сцене. То, как он держался, впечатляло, казалось, его окружает аура несгибаемой уверенности в себе. А еще — по крайней мере, на взгляд Криска, — в этой уверенности сквозила некоторая доля высокомерия.

Мужчина поднялся на сцену и послал в зал обезоруживающую улыбку. Ему было около сорока пяти, ухоженные черные волосы зачесаны назад с высокого лба.

— Добро пожаловать, незнакомцы, а в скором будущем — друзья! — звонко и проникновенно произнес он.

Перед аудиторией явно стоял человек с большим опытом публичных выступлений.

— Хочу поздравить каждого, кто принял решение прийти на наш семинар, — продолжал он. — Я уверен, никто из вас никогда об этом не пожалеет. Позвольте представиться: Хастейн Эббон. Как я понимаю, — тут он опять одарил зал своей неотразимой улыбкой и насмешливым взглядом обвел собравшихся, — некоторые из вас хотели бы узнать, на что они, собственно, подписались. Одну вещь я хочу прояснить прямо сейчас. Вы можете уйти, вас никто не неволит. Это правда. Но если вы уйдете, другого шанса в этой жизни у вас уже не будет. То, что произойдет с вами в ближайшие несколько дней, можно назвать персональной революцией.

В задних рядах кто-то хихикнул. Криск глянул через плечо и увидел, что это была женщина за тридцать, очень полная, в очках, вся в черном.

— Эй, эта леди, вон в том ряду, сейчас выразила то, что у многих из вас на уме. Мол, ладно, бросьте, все это обычное выколачивание денег, так? Но это не так, друзья мои. Если вы примете то, что мы можем вам предложить, если вы действительно открыты для этого, поверьте, ваш мир изменится навсегда.

Эббон выдержал паузу.

— Кто-нибудь желает уйти?

Он не отрываясь смотрел на полную женщину. Та опустила голову, и вид у нее был смущенный.

— НЕТ?

В зале повисла напряженная тишина. Сейчас, подумал Криск, встать и уйти может только человек, обладающий такой же уверенностью в себе, как Эббон. Таковых не нашлось.

Криск вдруг почувствовал себя неуютно. Это не было похоже ни на один из тех семинаров по мотивации, которые ему приходилось посещать. А посещал он их немало, еще до того, как его наняли через агентство на работу в Японии. Сейчас происходило нечто совсем иное. И впервые Криск задумался о том, не было ли его решение сохранить лояльность по отношению к издательскому дому «Маре» ошибкой.

Эббон улыбнулся:

— Да, позвольте заметить, это необычно. Вы явно гораздо умнее последней группы, которая посещала наш семинар. Правда, в тот раз публика была из южных районов города…

Несколько человек в зале рассмеялись, и напряжение спало.

Через два часа Криск понял, что значительное количество людей в зале уже проходили курсы «Глипотеха» раньше. Они становились гидами новичков, инструктировали их, как правильно соблюдать предложенный «Глипотехом» протокол. Например, задавать вопросы без разрешения было нельзя. Дремать на занятиях непозволительно. А те несколько перерывов на перекус и кофе новенькие могли проводить только в компании с приставленными к ним гидами. В основном все разъяснения и дискуссии велись вокруг «технологии», предлагаемой «Глипотехом», часто употреблялись такие термины, как «момент эврика» и «шаблоны». Под первым, по всей видимости, понимался такой момент в жизни индивида, когда счастье находится на расстоянии вытянутой руки. В то время как под вторым подразумевались привычки индивида — например, приемы, которые человек использует, чтобы оправдать отказ делать то, что от него требуется.

Подобных терминов было множество, но вскоре Криск потерял к ним интерес и перестал слушать бесконечные разъяснения. На его взгляд, все это было убогой смесью психологии и нравоучений, для вящей привлекательности приправленной дзен-буддизмом.

То, что последовало дальше, вызвало у Криска приступ тошноты. Вернувшихся после перерыва попросили подойти к микрофону на сцене и поведать аудитории о своих слабостях, психотравмах и поражениях. К тому времени, когда подошла очередь десятой выступающей (казалось, эта леди была довольно опытна в такого рода публичных исповедях), Криск начал подозревать, что многим, подходящим к микрофону, нравится изливать душу на публике. Он даже предположил, что к этому занятию можно пристраститься. Ведь после всех этих слез и стенаний следовала бурная овация. Первые два признания публика встречала жидкими аплодисментами, но потом по щекам участников семинара начали струиться слезы. Зал захлестнула волна такой теплоты и симпатии, что Криск с великим трудом удержался от того, чтобы самому не выйти на сцену и не принять участие в публичном самобичевании.

Когда участники семинара начали поголовно исповедоваться в своих слабостях, Криск обратил внимание, что за ним неотрывно наблюдает О'Хара. Криск был единственным сотрудником «Маре», который еще не поддался царящей в зале отеля истерии.

Эббон периодически возвращался на сцену, в одно из таких своих явлений он разъяснил присутствующим понятие «монолог», над которым работает «Глипотех».

— «Монологи», — бодрым голосом сказал он и фальшиво улыбнулся, сверкнув зубами, — это способ, с помощью которого мы интерпретируем то, что с нами происходит, и пытаемся справиться с неудобной для нас ситуацией. Рассмотрим один пример. Предположим, ваш босс накричал на вас за то, что вы опоздали на работу. Ваша реакция? Вы разозлились, вы раздражены, ВЫ ИЩЕТЕ ДЛЯ СЕБЯ ОПРАВДАНИЯ! А затем вы убеждаете себя, что босс плохой человек, только потому, что он испортил вам настроение. Вы используете монолог, чтобы избежать правды. Итак, первое — посмотрите правде в глаза. Проблема не в вашем боссе. ПРОБЛЕМА В ВАС САМИХ. Да, примите это, и примите искренне. Понимаете, о чем я сейчас говорю? Монолог — это когда человек говорит с самим собой и никого больше не слушает, потому что он зол или боится. Разве кто-нибудь из вас не занят тем же прямо сейчас, ДАЖЕ КОГДА Я ГОВОРЮ?

Криск заерзал в кресле. Люди вокруг него с энтузиазмом закивали, словно у них в мозгу зажглись лампочки. Они впитывали каждое слово Эббона. Атмосфера в зале, казалось, сгустилась от всеобщей экзальтации и охватившей всех слепой веры.

Закончив свои разъяснения, Эббон пригласил участников семинара поделиться примерами собственных «монологов» с присутствующими. Толпа ринулась к сцене, желающих было столько, что пришлось организовать очередь.

Один за другим люди поднимались на сцену и изливали в зал свои истории о том, как плохо они относятся к своим матерям, к своим детям, даже к своей работе, и все потому, что, вместо того чтобы принять ответственность на себя, перекладывают ее на других. Все бы ничего, но Криска беспокоил тот факт, что некоторые из выступавших — по крайней мере, ему так казалось — по вполне разумным и объективным причинам имели право на негативные чувства. Один человек поделился историей о том, как он возненавидел свою смертельно больную мать, которая четыре года была прикована к постели. Все это время он ухаживал за ней, мыл, кормил, а в благодарность за все это мать перед смертью сказала ему, что ненавидит его и хочет видеть дочь, которая не могла видеть свою мамашу в таком состоянии. Почему этот человек не имел права обидеться на неблагодарную мать? Было ясно, что он ее любил, а ему было отказано в естественной в таком случае взаимности, где логика? Следующая выступающая поведала всем о том, что была изнасилована, а потом, воодушевившись, простила насильника и заявила, что частично сама была соучастницей в совершенном над ней надругательстве. Заурядный случай, если бы не сводящая с ума мешанина фактов.

Если мозг всех присутствующих озарился ярким светом, то мозг Криска укрыла прохладная и успокаивающая, как тень в солнечный летний день, темнота.

«Я не хочу отказываться от своей боли, — рассуждал он про себя, — она мне нужна. Она часть меня, часть целого, такая же часть, как моя радость. Это не рак мозга».

Поражаясь самому себе и поразив весь зал, Криск не торопясь встал и, не обращая внимания на жесткий взгляд О'Хары, направился к выходу.

— Пожалуйста, извините, — бормотал он на своем странном английском каждому, кто был в состоянии его услышать, — но это просто промывание мозгов, не более того.

Когда Криск вышел из актового зала, к нему направился незнакомый мужчина. Мужчину сопровождали два типа в такой же робе, какая была на рабочих, снующих у припаркованного напротив издательского дома «Маре» фургона «Глипотеха».

— Вы уходите? — с вызовом, но тем не менее оставляя пространство для переговоров, спросил мужчина. — Не советую. Ваше желание уйти именно сейчас как раз указывает на то, что вы остро нуждаетесь в нашей помощи.

Мужчина не обращал внимания на две угрожающего вида фигуры, стоящие по бокам от него, однако их молчаливое участие в этом неприкрытом давлении на Криска было очевидным.

Криск заметил, что вблизи рабочие «Глипотеха» выглядели еще более жутко, чем на расстоянии. По каким-то непонятным причинам рукава их черной робы были слишком длинными, полностью скрывали руки, а манжеты болтались, оставаясь пустыми. Их мертвенно-бледные лица с прорезями вместо ртов и черными пятнами глаз абсолютно ничего не выражали, складывалось впечатление, что они вылеплены не из живой плоти, а из оконной замазки.

— Я совершил непростительную ошибку, — сказал Криск, — Вся вина лежит только на мне. В дальнейших объяснениях нет необходимости. А теперь я ухожу.

Мужчина не двинулся с места, он молчал, словно обдумывал свои дальнейшие действия. Криск забеспокоился. Его взгляд скользнул по бейджику на лацкане пиджака незнакомца (пока проходил семинар, все должны были ходить с бейджиками), потом по безликим физиономиям рабочих «Глипотеха». Криск обратился к мужчине лично.

— Мистер Коллинз, вам придется меня пропустить, — сказал он, голос его был поразительно ровным и не выдавал страха, разъедающего Криска изнутри. — Я предупредил своих друзей, что, если я не позвоню им в пять вечера, они должны приехать и забрать меня отсюда. В случае необходимости они прибегнут к помощи полиции. Мои действия обусловлены предостережением коллеги против посещения семинара «Глипотеха». Увы, данная предосторожность оказалась неприятной необходимостью.

— В ней не было никакой необходимости, уверяю вас, мистер Криск. Мы не вербуем людей в круг своих друзей. Если вы считаете, что должны уйти, уходите. Вы свободны, выбор за вами, — отвечал Коллинз, он едва сдерживался и последние слова буквально прошипел.

Криск прошмыгнул мимо охранников «Глипотеха», пересек холл и вышел из Грантхэм-отеля. Едва оказавшись на улице, он содрогнулся при мысли о том, как его встретит в понедельник О'Хара, ведь что бы там ни было, Криск все еще оставался служащим издательского дома «Маре».

Но в понедельник, когда Криск пришел на работу, ему показалось, что все забыли о его поступке. О'Хара приветствовал его сияющей улыбкой (хотя сам вид улыбающегося шефа, по мнению Криска, представлял ужасное явление). Криск, как обычно, занялся вводом данных в компьютер и погрузился в работу. Однако постепенно в поведении коллег он заметил что-то новое, и в этом не было ничего зловещего, а просвечивало скорее нечто вроде жалости к нему. Трудно было не заметить, что теперь коллеги Криска частенько использовали в разговорах терминологию «Глипотеха» и выполняли свои обязанности куда с большим усердием, чем прежде.

И только вечером, уже дома, Криск убедился в том, что его отказ досидеть семинар до конца привел-таки к реальным последствиям. Телефон зазвонил в семь часов, как раз когда Криск готовил себе на ужин суши.

— Алло, мистер Криск, это Джон Коллинз из «Глипотеха». Надеюсь, вы не возражаете против моего звонка. Я бы хотел закончить разговор, который у нас состоялся в последний раз. При встрече в «Глипотехе», помните?

Криск безмолвно застонал. Ему страшно хотелось швырнуть трубку, но правила этикета не позволяли сделать это.

— Полагаю, нам больше не о чем говорить, — отвечал Криск. — Я занят приготовлением ужина. И вообще предпочел бы не обсуждать больше эту тему…

— Уверяю вас, это не займет много времени, — оборвал его Коллинз. — Я просто хотел уведомить вас о том, что в конце этой недели начинается новый курс, и мы были бы рады пригласить вас поприсутствовать. Забудьте о том, что было, начните все заново. Многие наши лучшие друзья не сразу пришли к абсолютному принятию того, что предлагает «Глипотех».

— Простите, но мне это неинтересно, — отрезал Криск.

— Пожалуйста, пересмотрите свое решение. Не стоит торопиться. Подумайте хорошенько. Я перезвоню вам завтра или в любое удобное для вас время. Видите ли, вы не можете звонить нам, это против протокола…

— Не перезванивайте! Как вы вообще узнали номер моего домашнего телефона? Это вторжение в частную жизнь, я сообщу в телефонную компанию о грубом нарушении…

— Позвольте быть с вами откровенным, мистер Криск. Мы навели справки. Мы знаем, что ваше заявление о друзьях, которые якобы должны были прийти на семинар — всего-навсего сочиненный вами монолог. Видите ли, у нас есть список ваших звонков, в телефонной компании понимают, что это ради вашего же блага. Их менеджеры и служащие нашли последний семинар «Глипотеха» весьма полезным для реконструкции их…

Криск бросил трубку. А потом позвонил оператору.

— Алло, оператор? — сказал он. — Это Фрэнклин Криск, мой номер четыреста пятьдесят шесть шестьдесят семь триста четыре. Я хочу сообщить о «Глипотех Реконстр…»

— Да, конечно, сэр, — перебил его бесцветный голос. — Я переключу ваш звонок на номер соответствующего департамента.

Но в соответствующем департаменте Криску отвечали нескончаемые гудки. А когда он во второй раз позвонил оператору, его моментально перевели на линию, отвечающую одними лишь короткими гудками, не дав даже закончить предложение. После седьмой попытки Криск сдался.

Прошло всего два дня, и Криск понял: то, что он поначалу принял за странную снисходительность со стороны О'Хары и других сотрудников издательства, на деле является первым тактическим шагом в психологической войне. Криск подозревал, что изначально ему просто предоставили возможность сомневаться. Благодаря своей убежденности в действенности семинаров «Глипотеха» сотрудники «Маре» верили в то, что Криск, несмотря на неудачный старт и отказ сотрудничать, рано или поздно все-таки попадет в сети их догм. Но шли дни, а отношение Криска к идеям «Глипотеха» оставалось таким же непримиримым, как в тот момент, когда он на глазах у всех покинул семинар, и тогда поведение сослуживцев начало понемногу меняться. Внешней враждебности они не проявляли, но стали до крайности навязчивы. Не проходило и часа, чтобы кто-нибудь из сотрудников не упомянул о том, как благотворно влияют технологии «Глипотеха» на их жизнь, о том, какую радость теперь приносит им работа, и о том, с каким нетерпением они ждут встречи со своими товарищами по семинару. Все это намеренно говорилось неподалеку от стола Криска, по всей видимости, для того, чтобы он почувствовал себя изгоем, чудаком или ненормальным, который не понимает своей выгоды.

Джон Коллинз или какой-нибудь другой энтузиаст «Глипотеха» продолжали названивать ему домой, иногда по три-четыре раза за вечер, но Криск обрывал разговор и бросал трубку, как только узнавал голос звонившего. Тогда они прибегли к помощи целой роты подставных лиц, что позволяло заставать Криска врасплох, и это буквально сводило его с ума. Все попытки связаться с телефонной компанией и заставить их уладить проблему, по-прежнему оставались безрезультатными. Криск всерьез начинал думать, что телефонная компания является одним из филиалов загадочного «Глипотеха».

Звонки изматывали, но оказались мелочью по сравнению с ударом, который почувствовал Криск, когда обнаружил, что находится под наблюдением. Прямо напротив его подъезда припарковался фургон компании «Глипотех Реконструкция». По вечерам, когда Криск выглядывал в окно, фургон всегда стоял там, а за лобовым стеклом грязно-зеленой машины были ясно видны белые лица оперативников, которые неотрывно смотрели на него черными пятнами глаз.

Прошла еще одна неделя. Криск не давал повода к увольнению — безупречно выполнял свои обязанности и всегда вовремя приходил на работу. О'Хара и другие сотрудники с нарастающей неприязнью реагировали на Криска, который не изменял своей позиции. Их жизнерадостность как будто дала трещину, словно сам факт существования Криска был причиной какого-то душевного дискомфорта глипотеховцев. Так обстояло дело или иначе, но в одном Криск был уверен: глипотеховцы никогда не осмелятся в этом признаться. Он начал подозревать, что те, кто прошел семинар и заявлял, будто получил от этого по максимуму, в глубине души до ужаса боялись разочаровать «Глипотех», обнаружив малейшее сомнение в успехе их психологической реконструкции. Все они теперь платили значительные суммы, чтобы пойти на курсы продвинутого уровня. Тем, кто не мог заплатить такие деньги, издательский дом «Маре» выдавал беспроцентный кредит, так что на семинарах было гарантировано присутствие практически всех сотрудников.

В результате постоянного напряжения Криск начал страдать от периодической бессонницы. И все же он почувствовал некоторое облегчение, хотя бы потому, что рота телефонных звонарей-энтузиастов «Глипотеха» наконец прекратила трезвонить ему по вечерам. Но зато Криску начало казаться, что и на работе, и по пути домой он ловит на себе напряженные, исполненные ненависти взгляды окружающих. Более того, он никак не мог избавиться от ощущения, что у большинства из тех, с кем он сталкивается на улице, происходит что-то неладное с лицом. У тех, на ком задерживался взгляд Криска, глаза внезапно начинали утопать в глазницах и постепенно превращались в темные пятна грязи, одновременно с этим их руки, пальцы и ногти становились пугающе длинными.

Вскоре к припаркованному напротив подъезда Криска фургону присоединился грузовик с материалами для возведения строительных лесов. На бортах открытого кузова также значился логотип «Глипотеха». Итак, решил Криск, эта компания к своему постоянно растущему списку предприятий прибавила еще и возведение строительных лесов. Наблюдая за тем, как выполняются контракты по обновлению большей части домов в городе, о чем писалось в газетах, Криск испытывал смутное чувство тревоги. Теперь, куда бы он ни кинул взгляд, можно было увидеть решетки строительных лесов с матово-белыми пластиковыми щитами с логотипом «Глипотеха» на фасаде.

Хоть Криск и надеялся, что новое направление деятельности умерит активность «Глипотеха» в области псевдопсихологического перепрограммирования людей, тем не менее он старался обходить стороной окруженные строительными лесами здания. Из-за скрывающих леса матовых щитов отчетливо доносился скрежет, словно десятки длинных ногтей скребли и скребли по стеклу, кирпичу и бетону.

Чтобы успокоить разыгравшиеся за день нервы, Криск частенько заглядывал на пару часов в бар, что находился в переулке неподалеку от издательского дома «Маре». Никто из его сослуживцев больше не коротал время в этом заведении, по протоколу «Глипотеха» все напитки заменялись чаем. Это было тихое местечко, с полутемным залом, располагающее к неторопливым размышлениям.

Криск потягивал пиво, и в этот момент в бар вошел человек с забинтованной головой. Криск старался не смотреть на вошедшего, но не мог не испытывать к нему сочувствие. Должно быть, этот мужчина попал в жуткий переплет. Незнакомец, вместо того чтобы подойти к барной стойке, направился прямиком к столику Криска и рухнул на стул напротив него.

— Как дела, Криск? — спросил он каркающим голосом, и Криск опознал в нем бывшего сотрудника «Маре» Дэвида Хогга.

— Есть свои трудности, — отвечал Криск. — Но, думаю, они — ничто по сравнению с вашими. Я полагаю, с вами произошел несчастный случай. Это очень неудачно, особенно если учесть ваше недавнее увольнение.

Глаза Хогга в дырах бинтовой повязки увлажнились. Казалось, за наслоениями бинтов нет ничего, ни носа, ни скул, только глубокие дыры.

— Я знаю, — снова подал голос Хогг, — что те, кто не стал жертвой промывания мозгов «Глипотеха», могут позволить себе время от времени заглянуть сюда и немного выпить. Обращенные, естественно, алкоголь не переносят. Но, должен признать, я и подумать не мог, что вы лично сможете отказаться от семинара, вы ведь такой лояльный сотрудник.

Криск не мог понять, делает ему Хогг комплимент или, наоборот, пытается принизить.

— «Глипотех» — отвратительная организация, — сказал Криск. — Нападает на свободу мысли, преследует тех, кто выступает против этого. Любой человек чести, который знает, что такое долг, поступил бы так же, как я.

— Не купишь мне выпить, Криск? Извини, что прошу. Но у меня совсем нет денег, а выпить очень надо. А я тебе за это дам один совет. Поверь, он стоит гораздо дороже, чем выпивка!

— Совет? Объяснитесь, пожалуйста.

— Когда нальешь, — отвечал Хогг.

Криск отошел к стойке и вернулся с очередной пинтой пива для себя и с виски с содовой для Хогга. Тот судорожно глотнул из стакана янтарную жидкость, несколько капель упали на забинтованный подбородок.

— Как далеко ты продвинулся на семинаре? — спросил Хогг и поставил наполовину пустой стакан на стол.

— В первый день отсидел приблизительно часов пять. Ушел, когда…

— Я просидел весь первый день, — перебил Криска Хогг, — и второй почти до конца. Это было еще до того, как я пришел в «Маре». С предыдущей работы я ушел потому, что увидел, к чему семинары «Глипотеха» привели людей моей компании. Но «Глипотех» не позволил мне отказаться от своего предложения. Они без конца названивали мне домой, а потом мои сослуживцы за то, что я не вписался в эту историю, подвергли меня остракизму. С тобой, наверное, сейчас происходит что-то похожее.

Криск кивнул. Ему стало очень стыдно оттого, что он так сильно недооценивал Хогга.

— Они мне больше не звонят, — ответил он.

Казалось, эта новость не успокоила, а, наоборот, взволновала Хогга еще сильнее.

— Ты понимаешь, что у них в действительности нет руководящего центра? — возбужденно продолжал Хогг. — То есть они, конечно, говорят, что такой центр есть. Но это всего лишь расположенный неизвестно где пустой, заброшенный офис, в котором стоит стол, на столе телефон и нет никого, кто бы ответил на звонок. Звонки, которыми тебя донимают, идут не оттуда. Я даже не знаю, бывал ли хоть раз в этом офисе этот свинья Эббон. Спрашивать, где находится центр, против протокола.

Забинтованный Хогг ухватил стакан со скотчем и одним махом опрокинул его себе в глотку.

— Повторить? Как вы? — спросил его Криск.

— Бери бутылку, — выдавил Хогг и закашлялся.

Они изрядно напились.

— А знаешь, — сказал Хогг, с трудом ворочая языком, — что происходит на второй день? Они рассказывают тебе о своей ментальной технологии. Эти ублюдки повторяют свою пропаганду снова и снова до тех пор, пока она не перестает казаться бессмыслицей, пока, как они говорят, ты не достигнешь понимания. Это называется суицидная решимость. Правда, забавная чернуха? Суицидная решимость. Когда ты проглатываешь этот финальный кусочек пазла, ты принадлежишь им целиком и полностью. Я не проглотил эту дрянь. Суть того, что они говорят про эту суицидную решимость, есть секрет извлечения максимума радости из жизни. Живи так, говорят они, будто каждый твой день последний, потому что скоро этот день и правда наступит. И у каждого к этому моменту мозги промыты настолько, что все верят.

— Это слишком! Это уже какая-то фантастика — разве можно убедить людей убить самих себя? — отозвался Криск. — Такого не может быть, разве только в самых низкопробных страшилках. А почему вы не поставили в известность полицию?

— Ты не понимаешь, они ВСЁ держат под контролем, — глотая слова, отвечал Хогг. — В любом случае ты ведь не зашел так далеко, как я. На второй день ты бы проглотил все, что они говорят. Промывание мозгов действует, только когда жертва отказывается признать, что ей промывают мозги. Суицидное решение, конечно, плохо, но то, что следует после этого, еще хуже. Суицид — не конец, это только начало. Их технология каким-то образом воздействует на те области мозга, которые мы обычно не используем. Благодаря ей они гарантируют твое «возвращение», чтобы они могли продолжать процесс реконструкции, продолжать его даже после твоей смерти. «Глипотех» никогда никого не отпускает. Никогда. Никого и никогда.

Хогг тыкал пальцем в забинтованную голову. Криск заподозрил, что он сошел с ума.

— Говорю тебе, Криск, они едва меня не достали! Уходи, пока есть возможность. Не болтайся тут, как я. Эти вурдалаки умудрились добраться до моего лица до того, как я…

Криск, пошатываясь, встал из-за стола. Его не волновало, правду говорит Хогг или нет, с него было достаточно. Ни разу не оглянувшись, он вышел из бара.

— … Сваливай из города, Криск! — кричал у него за спиной Хогг. — Если они перестали тебе звонить, значит, решились на крайние меры.

На следующий день Криск навсегда ушел из «Маре». В том, что ему наговорил Хогг накануне вечером, был некий зловещий смысл, даже если не принимать каждое слово за чистую монету.

Теперь уже и в своих коллегах Криск стал замечать те самые физиономические мутации, которые раньше наблюдал у прохожих на улице. Возможно, это было какое-то заболевание, но Криск недоумевал, почему никак не комментируется факт его распространения.

Он уволится, не подавая заявления, пойдет домой, упакует кое-какие вещи в пару чемоданов и уедет из города на первом же поезде. Криск чувствовал: если не предпринять решительных действий, он переступит грань разумного и, как Хогг, окончательно сойдет с ума. Никого не посвятив в свои планы, он, как обычно, покинул «Маре» в шесть часов вечера.

Его уход заметил только О'Хара. Криск с ужасом увидел, как шеф поднял руку с ненормально длинными пальцами и ногтями и несколько театрально помахал ему на прощание. Под темными пятнами глаз змеилась жутковатая понимающая улыбка.

От работы до дома было десять минут ходу неспешным шагом, но Криск постоянно сбивался на бег и тормозил, только когда не хватало дыхания, и в результате преодолел это расстояние в два раза быстрее. Мысленно он уже решил, что возьмет с собой: самое необходимое, наличные, отложенные на крайний случай, туалетные принадлежности и, возможно, пару дорогих сердцу вещей, которые он приобрел в Киото, — чайный набор и чашечки для саке. Да, в них живет дух ваби, их нельзя оставлять.

Криск старался не смотреть ни на прохожих, ни на дома, ни на улицу. Дорогу домой он мог найти и с закрытыми глазами. Когда Криск наконец-то добрался до дома и увидел, что весь фасад здания до самой крыши застроен лесами «Глипотеха», его охватила паника. Грузовик с противоположной стороны улицы исчез, однако грязно-зеленый фургон остался. Правда, охранников «Глипотеха» в кабине фургона не было видно.

Криск уже готов был отказаться от идеи подняться в квартиру, но он нуждался в наличных, которые лежали в ящике бюро. Немного постояв у подъезда, Криск осторожно приблизился к укрытым за щитами лесам и напряг слух. Он прождал несколько минут, но так ничего и не услышал. Возможно, если действовать быстро, ему удастся незаметно проскочить в дом и так же незаметно выскользнуть обратно. Криск всегда закрывал окна на щеколды и был уверен, что любое вторжение снаружи обязательно привлечет внимание, поэтому он мог не бояться, что кто-то может поджидать его в самой квартире.

Криск вошел в подъезд, прошел по коридору и начал подниматься по лестнице. Лампочка на втором этаже перегорела, и ему пришлось в кромешной темноте миновать два пролета, прежде чем он добрался до третьего этажа, где и располагалась его квартира. Криск тихо повернул ключ в замке, приоткрыл дверь и, протянув внутрь руку, щелкнул выключателем справа от входа. Потом вошел.

Криск с облегчением отметил, что после его ухода на работу все предметы в квартире остались на своих местах, окна закрыты, щеколды задвинуты. Мутно-белые щиты на строительных лесах закрывали привычный вид из окна. Но на самих лесах никого не было. Дверь в квартиру Криск на случай внезапного отхода оставил приоткрытой.

Переложив наличные из бюро в бумажник, Криск начал торопливо паковать чемоданы. Сложнее всего было с чайным набором и чашечками для саке, эти хрупкие предметы необходимо было завернуть каждый в несколько слоев газет.

А потом он услышал за окном громкий топот и звуки ударов. Казалось, группа людей, толкаясь, спешит подняться вверх по лесам. Они направлялись к окну Криска, в этом не было никаких сомнений. Оставался один путь к спасению… Криск развернулся вокруг оси и увидел ухватившиеся за косяк омерзительно длинные пальцы, будто кто-то собирался толкнуть дверь и войти в квартиру. Он рванулся через комнату и бросился на дверь, стараясь придавить жуткую тощую руку. Криск навалился плечом на дверь, перевес был явно на его стороне, паучьи пальцы судорожно задергались. Дверь наконец закрылась, и фаланги отделились от пальцев, словно были вылеплены из сырой оконной замазки.

За спиной Криска чьи-то ногти скребли по оконной раме. Он обернулся и увидел прильнувшие к стеклу смертельно бледные лица. Полдюжины безумных существ царапались в окно.

Криск схватил телефонную трубку и, бешено тыча пальцем, набрал номер оператора. Его тут же, не сказав ни слова, переключили на другую линию, и начались знакомые бесконечные гудки. Может, если удастся пробиться в «Глипотех», если он сможет убедить их в том, что передумал, надеялся Криск, может, тогда у него еще останется хоть один шанс.

— Ответь же, — бормотал он, — ответь, ответь…

И за секунду до того, как окно разбилось вдребезги и существа полезли через подоконник в комнату, расцарапывая все на своем пути, Криск представил пустой, давно заброшенный пыльный офис, где на ничем не занятом столе звонит и звонит телефон…

[Кошара]

Привет всем.

Бассейн.

Spoiler

Я питаю страсть к лазанию по всяким заброшенным местам, в особенности по старым советским элементам инфраструктуры. У себя в городе я облазил почти всё, что можно было посетить. Даже был в Припяти с такими же «двинутыми» (есть фотография, где я стою на фоне того самого парка аттракционов, я ею очень горжусь). Но настоящий страх настиг меня не в городе-призраке, а там, где началось моё увлечение сталкерингом — на земле моих родственников, в деревне под Харьковом. Моя тётя вышла замуж за украинца — у него была квартира в городе и дом в деревне, где жила его мать. Мои родители каждое лето сплавляли меня с сестрой в солнечную деревню к бабе Тане. Там я познакомился со своим другом Денисом (он как раз и подсадил меня на сталкеринг). Мы с Денисом исследовали все местные бомбоубежища и подвалы, а один раз даже унесли кучу противогазов из какого-то подвала.

Где-то месяц назад Денис написал мне, что у них рядом с городом энтузиасты обнаружили нетронутый цивилизацией заповедный пионерский лагерь времен Брежнева. Я, естественно, весь загорелся, купил у врача больничную справку и поехал в Харьков. Опущу подробности поездки — и в итоге вот я с Денисом уже стою у входа в комплекс. Захваченный грибком и разрухой спортивный зал, пустой бассейн, облицованный побитым кафелем с черной плесенью, школьные кабинеты с ветхими досками и портретами Ленина, выбитые стекла, разбросанные тетради по коридорам — как же я люблю всё это... В тот день я сделал кучу отличных фотографий.

Самый мой любимый момент в сталкеринге — это когда я вскрываю подвальный замок и копаюсь во всяких ящиках (один раз я обнаружил на одном заводе ящик с АКМ-74; один «калаш» я оставил себе, остальное продали). Всё началось, когда на следующий день мы с Денисом пилили замок в подвал циркулярной пилой. Я не знаю, чем думали в прошлые времена, когда оставляли в пионерских лагерях кучи армейских аптечек с очень интересным содержимым — в общем, я набрал целую сумку наркотиков, и тут мне захотелось сфотографироваться напоследок в разрушенном бассейне на фоне плаката «Коммунизм — это молодость мира, и его возводить молодым!» (да уж, я запомнил эту фразу на всю жизнь).

Когда я открыл синюю обшарпанную дверь, то увидел труп голой девушки, подвешенный над бассейном на фоне того самого плаката. Я испугался, но не впал в панику (сталкеры часто имеют дело с трупами бомжей или жертв бандитизма). Мы подошли поближе, и тут началось. На горле девушки был металлический ошейник, который крепился на цепи. Цепь же крепилась на крючке для прожектора. Всё это было сделано на высоте четвёртого этажа. Вчера там ничего не висело. Я просто не представляю, как она там оказалась — как можно было без помощи огромной лестницы забраться на 4-й этаж спортзала и подвесить себя на длинной тяжелой черной цепи, повесив её на крючке, где еще вчера был прожектор? В тот момент это до меня ещё не дошло, поэтому я решил сфотографировать эту девушку на фоне плаката. Она была молодой (не больше 20 лет), хорошо сложенной с волосами цвета смолы. Достав из кармана фотоаппарат, я уже был готов сделать кадр, как вдруг цепь лопнула.

Труп упал на кафель, издав противный звук, в котором был слышен треск костей. Вы не представляете, как жутко мне было. Если до этого Денис стоял и робко смотрел на подвешенный труп, то теперь он просто стал плакать. А я — не знаю даже, что на меня нашло, — я решил подойти поближе к девушке. Переломанное тело лежало на дне бассейна. Лицо девушки было красивым и правильным, мне даже стало жаль, что она решила повеситься. Я смотрел на неё пару секунд, и мне показалась, что она пошевелила кончиком пальца на ноге. Увидев это, Денис сел на корточки и зарыдал ещё сильнее. Я отбежал к двери и стал дергать ручку, но она не открывалась! Обернувшись, я увидел, как встаёт труп и подходит к Денису. Он перестал рыдать. Я стал кричать на него, но он даже не обернулся. Они стояли лицом к лицу. Я позвал Дениса ещё раз, но он опять не отреагировал. Абсурдность ситуации просто сводила с ума.

Тут я всё понял. Это всё было дурацким розыгрышем, чтобы напугать меня! Я с облегчением выдохнул и прокричал: «Ну вы даёте, я чуть не умер от страха! Как вы такое сделали?». Денис промолчал, медленно поправляя трупу растрепавшиеся волосы (я подумал, что он собрался её поцеловать) и сказал ей: «Ты уникальная». Сказал таким отрешенным голосом, что я сразу понял — нужно убегать, чёрт с ним, с другом. Я решил вылезти через разбитое окно второго этажа — метнулся к окну, выкинул в него свою сумку и стал подпрыгивать, чтобы залезть самому. Это у меня не получалось. Было так страшно, я даже думал, что сейчас обмочусь. Тут я услышал звук приближающихся босых ног и не смог сдержать себя — обернулся...

Труп шел ко мне. И мне сразу стало ясно, что это даже не человек. Лицо девушки уже не выглядело милым, оно было перекошено в чудовищной гримасе (в особенный ужас вгоняли мертвые глаза девушки). Оно наклонило голову чуть набок, словно изучая меня с любопытством. Последней каплей стала фраза Дениса, сказанная всё тем же замогильным голосом: «Не бойся её, она хорошая. Она хочет дружить». Тут до меня дошло, что я бы мог залезть в окно, используя шведскую стенку. Я залез на стенку, прыгнул и зацепился за оконную раму руками, сильно порезав правую ладонь о выступающее стекло. Кровь брызнула теплой струей. Кое-как я перелез, спрыгнул и разбил себе подбородок во время падения. Я подобрал сумку и побежал к своему велосипеду.

Баба Таня была в шоке, когда я, весь окровавленный, стал истерично рыдать, обнимая её. Чуть успокоившись, я попросил бабушку анонимно вызвать милицию в пионерлагерь, чтобы они отыскали Дениса, а сам решил срочно уехать домой. Не собирая вещи, взяв только сумку с наркотиками, я попросил одного знакомого подбросить меня за сто долларов до города. Там я сел на электричку, потом на поезд, и вот уже два дня нахожусь дома (каким образом меня пропустили на границе с таким багажом, вы и сами понимаете).

Интересно, нашла ли милиция Дениса у бассейна? И жив ли он ещё?..

Икбарр Бигельштайне.

Spoiler

Когда я был маленьким, то боялся темноты. До сих пор ее боюсь, но когда мне было лет шесть, я каждую ночь криком призывал родителей на розыски монстров под кроватью или в чулане, которые, как мне казалось, только и ждали, как меня сожрать. Даже с ночником я видел мрачные тени, шевелящиеся в углах комнаты, или странные лица, смотрящие на меня из окна спальни. Родители утешали меня как могли, говорили, что это просто плохой сон или «привиделось», но в неокрепших детских мозгах сидела твердая уверенность, что стоит мне заснуть, как меня схватят страшилы. Чаще всего я просто прятался под одеялом, пока не уставал до такой степени, что больше не мог пугаться, но иногда на меня накатывала такая паника, что я с воплями сбегал в комнату родителей , чем одновременно будил брата с сестрой. После таких испытаний уже никто в семье не мог выспаться. Наконец, после одной особенно мучительной ночи, терпению родителей пришел конец. К своему несчастью, они поняли, что бесполезно спорить с шестилеткой, и осознали, что у них не получится с помощью разума и логики убедить меня отбросить детские страхи. Им пришлось действовать хитростью.

Маме пришла в голову мысль сшить мне маленького друга, с которым будет не страшно по ночам.

Она взяла множество пестрых кусков ткани, уселась за швейную машинку и сотворила того, кого я впоследствии буду называть мистер Икбарр Бигельштайне, или просто Ик. Ик был «тряпичным монстром», как прозвала его мама. Его сделали, чтобы отпугивать других монстров и тем самым защищать меня, пока я сплю. Должен признать, вид у него был весьма и весьма жуткий.

Честно говоря, вспоминая все это, я по-прежнему удивляюсь, как мама смогла придумать такое странно и пугающе выглядящее существо. Икбарр, сшитый из отдельных кусков, казался гремлином доктора Франкенштейна; у него были огромные белые глаза из пуговиц и висячие кошачьи уши. Его ручки и ножки были сшиты из черно-белых полосатых носочков моей сестры, а зеленая половина лица — из футбольной гетры, принадлежавшей брату. Голова была похожа на луковицу, а вместо рта мама приделала кусок белой ткани и расшила его зигзагами так, что он стал напоминать широкую ухмылку из острых зубов. Я в него тут же влюбился.

С тех пор Ик меня никогда не покидал. Разумеется, если речь шла о темном времени суток. Солнце Ику не нравилось, и он обижался, когда я брал его с собой в школу. Но я не переживал, он мне был нужен только по ночам, чтобы отгонять барабашек — а по этой части он был на высоте. Когда я ложился спать, Ик говорил мне, где прячутся монстры, и я клал его поблизости к источнику жути. Если что-то сидело в чулане, Ик загораживал дверь. Если черная тварь скреблась в окно, я прижимал Ика к стеклу. Если под кроватью притаился огромный волосатый зверь, то туда же отправлялся и Ик.

Бывало так, что монстры обитали не у меня в комнате. Иногда они прятались в моих снах, и Икбарру приходилось являться в мои ночные кошмары. Мне нравилось переправлять Ика в мир моих сновидений; мы вдвоем часы напролет сражались с упырями и демонами. Лучше всего было, когда во сне Ик мог говорить со мной по-настоящему. Он спрашивал: «Ты меня сильно любишь?». А я всегда отвечал ему: «Больше всего на свете».

Однажды во сне, в ночь, когда у меня выпал первый зуб, Ик попросил меня об одной услуге.

— Дашь мне зуб?

Я спросил, зачем.

— Чтобы лучше убивать страшил.

На следующее утро, за завтраком, мама спросила меня, куда делся зуб. Как она мне объяснила, «зубная фея» не смогла найти его под подушкой. Когда я сказал, что отдал его Икбарру, она просто пожала плечами и продолжила кормить сестренку.

С тех пор, каждый раз, когда у меня выпадал зуб, я отдавал его Ику. Конечно, он всегда меня благодарил и говорил, что любит меня. Но в конце концов у меня кончились молочные зубы, да и я сам уже стал староват для игры в куклы. Вот так Ик и сидел у меня на этажерке, собирая пыль и постепенно исчезая у меня из памяти.

Но со временем кошмары стали хуже некуда. Такими ужасными, что и днем преследовали меня, нагоняя страх из каждого темного угла или шороха в кустах. Одной особо скверной ночью (когда я гостил у друга, а потом примчался домой на велосипеде, потому что у него дома за мной, чем хотите клянусь, гонялись бешеные собаки) я обнаружил, что в моей комнате появилось что-то странное. На кровати, в мягких лучах луны, светившей за окном, на задних лапах стоял Икбарр. Сначала я подумал, что мне опять все чудится, как чудилось весь этот вечер, и попытался включить свет. Снова щелкнул выключателем. И еще раз, и еще, а темнота все не исчезала. Вот тут-то я и занервничал.

Я медленно попятился к двери, не спуская глаз с силуэта Ика, вытянув руку назад и нашаривая дверную ручку. Я уже был готов смыться, как вдруг услышал, что дверь захлопнулась, заперев меня в темноте. Во мраке и в тишине я стоял как вкопанный, даже не дыша. Как долго — не знаю, но после целой вечности, заполненной холодным страхом, я услышал знакомый пронзительный голос:

— Ты перестал меня кормить, так почему же я тебя должен защищать?

— Защищать? От чего?

— Сейчас увидишь.

Не успел я моргнуть, как все изменилось. Я больше не в спальне, теперь я где-то… в другом месте. Я не в аду, но в чем-то явно близком. Это был какой-то лес, чудовищное, кошмарное место, где недоразвитые выкидыши свисали с ветвей, а земля кишела плотоядным насекомыми. В воздухе висел плотный туман, издававший запах гниющего мяса, а ночное небо прорезали бледно-зеленые молнии. Вдалеке слышались крики какого-то терзаемого существа, которое я затруднился причислить к людям. Голова пульсировала так, как будто вот-вот взорвется, боль исторгала из меня потоки слез. В мозгу снова раздался его голос:

«Вот чем станет твоя реальность без меня, — я услышал быстро приближающуюся громоподобную поступь. — Только я могу остановить это». Теперь оно стояло сзади меня, огромное, рассерженное, обдающее меня жарким дыханием. «Принеси мне то, что мне нужно, и я помогу». Я проснулся, не успев оглянуться.

На следующий день я пробрался в чулан родителей, похитил молочные зубы брата и отдал их все до последнего Икбарру. Ночные ужасы почти сразу же прекратились, и я снова смог вести более или менее нормальное существование. Иногда я лазил в комнату младшей сестры и воровал предназначенное зубной фее или душил какую-нибудь бродячую кошку и вырывал у нее маленькие острые резцы. Все что угодно, лишь бы прекратились видения — хоть ожерелье из акульих зубов, хоть изъеденный кариесом малый коренной.

Еще я стал замечать, что Ик перемещался по комнате, когда я уходил на сколько-нибудь существенное время, переставлял мои вещи и вешал новые занавески. Неведомым образом он стал каким-то более живым. При подходящем освещении его зубы блестели, а на ощупь он казался теплым. Хоть он и пугал меня до смерти, у меня не хватало смелости взять и уничтожить его, ведь я понимал, с чем тогда останусь наедине. Так что в старших классах и в колледже я по-прежнему собирал зубы для Ика. Чем старше я становился, тем больше вещей вызывали у меня страх, тем больше зубов требовалось Ику, чтобы меня защищать.

Теперь мне 22 года, у меня приличная работа, собственная квартира и зубные протезы. Ик не ел уже месяц, и вокруг меня снова стали сгущаться кошмары. Сегодня после работы я решил пройти через гараж для парковки. Мне попался какой-то мужик, ковырявшийся с ключами от машины. Его зубы были в желтом налете от долгого пристрастия к сигаретам и кофе. И все равно, чтобы добыть коренные зубы, пришлось пустить в дело молоток. Когда я вернулся домой, он ждал меня. На потолке, в углу. Пара белых глаз и полный рот клыков.

Он спрашивает меня: «Ты меня сильно любишь?». Снимая пальто, я отвечаю: «Очень сильно. Больше всего на свете».

На сегодня всё.

[Кошара]

Привет всем!

Пляска смерти.

Spoiler

Смерть — это не тема для разговоров в приличном обществе. Таких тем сторонятся, опасаются, боятся. Почему? Читатель, думаю, ты знаешь ответ, и я просто повторю твои мысли — смерти боятся. Это один из самых великих страхов, которые может испытать человек. Представь себе, читатель, что всё, что ты видишь, когда-нибудь перестанет для тебя существовать. Никаких звуков, никаких запахов, никаких изображений — только абсолютная, чёрная пустота, пустота навсегда, на сотню миллионов вечностей. Мир перестанет существовать для нас в одно мгновение, но продолжит существовать для других, и это пугает ещё больше. Мы умрём, и нас подадут как главное блюдо на пиршестве могильных червей. Тело наше распадётся. Пройдут года, и о нашей могиле забудут. Бывал ли ты на кладбище? Видел ли ты эти покосившиеся кресты, на которых стёрлись имена, так что никто и не узнает, кто здесь лежит? Это будущее каждого из нас. Мы растворимся в небытии, будто нас не существовало никогда.

Естественно, о таких кошмарах никто не хочет знать. Большинство стремится отгородиться от смерти, избегая всего, что с ней связано. Патологоанатомы, гробовщики, старики — все они суть ходячие «Memento mori». Но люди забывают, что всё живущее достойно гибели, и наше умирание начинается ещё в момент нашего рождения. Человек занимается своими делами, живёт и наслаждается жизнью, даже не представляя, что над его головой уже занесён острый меч смерти.

Надеюсь, читатель простит мне моё словоблудие. Я никогда не мог рассказать о чём-нибудь без бессмысленной присказки. Собственно, рассказать я хочу о странном, если не безумном, событии, свидетелем которого мне пришлось стать.

Жил у нас в городе один молодой человек по имени Евгений. Он, да и его друзья, были из той среды, что называется «золотой молодёжью». Чем занимался отец этого молодого человека, я не помню, но был он довольно богат. Соответственно, все прихоти этого юноши удовлетворялись по одному его желанию.

Две недели назад этот юноша пропал вместе со своими друзьями. Обстоятельства его пропажи и составляют тот интересный случай, о котором я хочу рассказать, но вначале надо упомянуть об одном происшествии. Примерно за месяц до пропажи Евгения в подвале одного из домов был обнаружен скелет. Не знаю всех тонкостей этого дела, но мне точно известно, что по результатам работы следователей было установлено, чей это был скелет, и что погибший был знаком с Евгением. А смерть его наступила примерно в то же время, когда в этом доме Евгений снимал квартиру. Дело раскрыли быстро — в убийстве обвинили бомжа, что ошивался в том районе. Но вот что странно — мертвец не был ограблен. Зачем же тогда бомжу убивать человека?.. Что бы органы власти ни утверждали, все понимали, что реальным убийцей был Евгений, а избежал он наказания только благодаря деньгам отца.

Ну, а теперь я могу поведать свою историю. Я являюсь владельцем замечательного двухэтажного дома в пригороде. Стоит он на берегу озера, и место это весьма живописное. Сам я живу там редко, предпочитая городскую суету унылой деревенской атмосфере, поэтому сдаю этот дом в аренду. Примерно полгода назад я сдал этот дом Евгению. Он арендовал его всего на три дня, чтобы отпраздновать день рождения.

Через неделю после этого мне пришлось общаться с полицией, ибо они расследовали дело о пропаже двадцати человек — Евгения и его друзей. Полицейские хотели осмотреть дом, который я сдал Евгению, да и пообщаться со мной — когда я его последний раз и видел, о чём мы говорили и тому подобное. Я сказал им, что единственное, что показалось мне странным во время осмотра моего дома — огромное количество пыли в зале. К сожалению — или к счастью, — я как-то не сразу вспомнил, что в моём загородном доме стоят скрытые камеры. Простая предосторожность — хотя кому-то это покажется паранойей или извращением. Когда я вспомнил о камерах, то не сразу побежал сообщать об этом в полицию. Взяв записи, я решил сначала сам посмотреть их.

Камеры работали со дня заключения аренды, так что я перемотал их на день приезда Евгения и стал наблюдать. Вначале всё было, как обычно — компания отправилась на озеро, потом веселилась во дворе, но дождь заставил их всех уйти в дом, где они стали, коротко говоря, предаваться порокам. Калигула покраснел бы со стыда, увидев то, что эти люди устроили в моём доме. Я не стал наблюдать за всем тем, что они творили, и включил перемотку, сдерживая желание отмыть весь дом.

Неожиданно я увидел, что на записи с камеры в зале произошло что-то необычное. Все начали суетиться, и я, перемотав обратно, стал смотреть за происшедшим. Кто-то танцевал, кто-то пил, а кто-то, разойдясь по тёмным углам, оставлял следы любви на моих стенах.

Вдруг все резко повернулись в одну сторону, и в поле видения камеры вбежала девушка. Было видно, что она чем-то напугана. Камера не передаёт звука, поэтому я мог только смотреть.

Девушка стала что-то нервно рассказывать. Затем несколько парней (каждый размером с порядочный шкаф) вышли из зала. Прошло десять минут. Вдруг видеозапись прервалась на несколько секунд, а затем возобновилась так резко, что я не сразу осознал, что я вижу. Я не мог включить своё мышление и как-то оценить то, что видел. Я мог лишь смотреть в монитор, не моргая.

На записи было видно, как веселящиеся люди превратились в перепуганных загнанных жертв. Все они ютились по углам, прижимаясь друг к другу и растягивая рты в вопле ужаса.

До сих пор с трудом верю в то, что я увидел. Но камера не может врать — в центре зала стоял оживший скелет. Я видел, как его череп, словно лампа маяка, двигается из стороны в сторону, будто он осматривал всех собравшихся.

Затем он подошёл к Евгению и стиснул его шею в своей костлявой руке. Никто вокруг не воспрепятствовал живому мертвецу — все лишь в ужасе наблюдали за этой сценой. Скелет удерживал горло Евгения, пока его тело не перестало дёргаться. Затем он отпустил его, и тело свалилось на пол и рассыпалось в прах. Вновь видеозапись прервалась на секунду, а когда возобновилась, я увидел, как все гости этой злосчастной вечеринки стали заживо разлагаться и превращаться в живые скелеты.

Безумие этого зрелища заключалось в том, что никто больше не ютился по углам от ужаса. Все гости пустились в сумасшедший танец, кружась и разбрасывая вокруг гниющие куски мяса. Все они, ещё минуту назад молодые и полные жизни, превращались в ходячую мертвечину.

Это фантасмагорическое зрелище длилось несколько минут, после чего все скелеты, словно по чьему-то повелению, упали и рассыпавшись в прах. Тогда я понял, что это была за пыль.

Остался только один скелет — главный гость этого бала смерти. Когда всё окончилось, он спокойно покинул мой дом.

В ужасе я уничтожил все записи и постарался забыть обо всём этом. Но недавно я был вынужден вновь вспомнить о них — в новостях передавали, что на одном из кладбищ в нашем городе была осквернена могила. Мертвец был выкопан, и его кости положены на могилу сверху. Могила эта принадлежала убитому Евгением человеку.

Полуночные гости.

Spoiler

Прошлым летом я, как обычно, отдыхал на даче в 50 километрах от Москвы по Ярославскому шоссе. Отпуск выпал на июнь месяц. Последний рабочий день подходил к концу, отпускные деньги были уже в кармане, время тянулось бесконечно долго. В 15:30 я запрыгнул в машину и поспешил на дачу, пока пробки ещё не слишком сильно парализовали движение в городе. Сумки были собраны ещё со вчерашнего вечера.

Я с детства любитель порыбачить, поэтому в тот же вечер собрался на ночную рыбалку. Карась уже отнерестился, поэтому клев должен был быть не плохой. С местом для рыбалки я тоже определился — небольшой проточный прудик, из которого вытекает ручей, извивающейся через леса и поля (он потом превращается в реку Яхрому). Пруд располагался примерно в 15 километрах на северо-запад от моего поселка, посреди заросшего бурьяном поля. Это было достаточно глухое место, окруженное лесом со всех сторон, чем оно и привлекло меня. Собрав все необходимое, я выехал из дома до наступления темноты.

Дорога петляла мимо невспаханных полей и хвойных лесов, а вдоль неё тянулись заросли борщевика. Через 15 минут пути я свернул с основной дороги в сторону и, проехав ещё пару километров, оказался на небольшой пустой стоянке, предназначавшейся, по всей видимости, для лесовозов и прочей техники, обслуживающей проходящую через лесную просеку высоковольтную линию. Дорога закончилась, дальше нужно было идти пешком через поле примерно километр.

Оставив машину в тупике, я отправился к пруду. Смеркалось, в небе висел желтый месяц, над полем сгустился туман, а в воздухе пахло травами и сырой землей. Где-то в зарослях ивы заливались своими брачными песнями соловьи. Мысленно я похвалил себя за то, что я выбрал именно это уединенное место, и вскоре оказался на берегу пруда.

Я разжег костер, спустился к воде и «зарядил» две удочки, установил сигнализаторы поклевок, затем, вернувшись к огню, закурил трубку и достал из рюкзака бутылку «Каберне». Вокруг костра сгустилась ночь, в небе над прудом замелькали ночные насекомые и летучие мыши. Я сидел, погруженный в свои мысли, перебирая в голове несбывшиеся мечты, и потягивал вино, как вдруг услышал, что зазвенел сигнализатор поклевки. Я заспешил к воде, подмотал катушку на крючке — это оказался неплохой по местным меркам карась. Посадив рыбу в садок и провозившись какое-то время с наживкой, я развернулся, чтобы вновь идти к костру, и обмер…

Возле костра молча сидели четыре человека. Меня насторожил не только сам факт их присутствия в таком отдаленном глухом месте, но и их бесшумное и бесцеремонное появление возле моего «лагеря».

Ну, ничего не поделаешь — поднимаюсь к костру, присаживаюсь на своё законное место, здороваюсь с незваными гостями. В ответ только молчание. Присмотревшись, я перепугался по-настоящему — троих мужчин я не знал, а четвертым был мой старый друг Андрей, нелепо погибший 8 лет назад в аварии...

Молча, затаив дыхание сижу в оцепенении, не могу пошевелиться. Их неестественно бледные, почти белые лица смотрят куда-то вниз. Вдруг все четверо одновременно подняли лица и посмотрели на меня. В их глазах отражались языки пламени костра. Андрей заговорил медленным низким голосом: «Нас прислали за тобой, потому что ЕМУ ты больше не нужен».

Все четверо синхронно оскалились, обнажив зубы. Еле-еле я смог произнести что-то вроде: «Я не хочу никуда идти, оставьте меня в покое» — но они по-прежнему злобно смотрели на меня.

Я стал немного приходить в себя, в голове появились мысли. Первое, что пришло на ум — вскочить и бежать, что есть силы, но до машины было около километра через поле, и я прекрасно понимал, что эти существа не люди, и добежать я не успею.

Потом в голову пришла другая мысль: ручей, питающий этот пруд, вытекает из источника, расположенного в трехстах метрах на юг. От местных я слышал, что этот источник когда-то был освящен. Если эти существа — нелюди, возможно, там они не смогут достать меня. В любом случае, оставаться с ними было нельзя. Я со всех ног рванул в сторону источника. В этот момент страх уже не сковывал меня, а наоборот, придавал мне скорости. Сзади слышались стоны и хрипение «незваных гостей». Казалось, они догоняют меня — глупо, но в тот момент в уме у меня крутилась фраза классика: «Мертвецы ездят быстро».

Я всё же успел забежать в калитку источника, а они остались за забором. Похоже, я был прав — войти сюда они были не в силах. Я упал на ступени, ведущие к колодцу, и, отдышавшись, стал читать единственную молитву, которую знал: «Отче наш». Хотел даже побрызгать на них святой водой, но не решился. Они тем временем требовали, чтобы я вышел к ним, угрожали мне, ругались и кричали.

Начались утренние сумерки. Четверо переглянулись и скрылись в тумане, висевшем над полем. Я просидел в своем «убежище», пока жаркое июньское солнце не поднялось высоко в небе, затем без оглядки побежал к машине.

ХУДОЖНИК.

Первая в топе, имхо - середняк.

Spoiler

В 2006 я наконец съехал от родителей и снял квартиру на Беговой, старая 6этажная сталинка. Потрясающая двухкомнатная квартирка, которая располагалась так, что проходила сквозь весь дом, т.е. у меня было два балкона, которые выходили на разные стороны дома.
Первое время я жил без особых приключений. Приходил домой с работы, мылся, садился за комп - ну ты понел. К часу ночи я ложился и засыпал.

Инцидент произошел летом 2007го года. Все началось с того, что я решил подвинуть кровать так, чтобы с утра солнце мне не светило в лицо. Вышло так, что теперь изголовье кровати было приперто к углу образованного стенами между квартирами. В эту же ночь случилось неприятное. Я лег спать, уставший после работы, и приперся ухом к прохладной стенке. Я уже засыпал, как вдруг в квартире наступила гробовая тишина, машины замолкли, комп на удивление был выключен и тут я отчетливо, сквозь тишину и мрак, услышал чьи-то вздохи, сопения и плач. Тихий-тихий, невероятно отчаянный, этот плач заставил все волосы на теле шевелиться, более страдальческого плача я не слышал в жизни. Словно за той стеной находился несчастный, который уже плачет там не один десяток лет. Я резко вздернулся от стенки и решил, что мне это показалось. Проворочавшись в кровати до трех-четырех ночи я уснул.

На утро я забыл об этом. Прошло несколько недель. И вот однажды я вышел покурить ночью перед сном на балкон. Здесь я сделаю небольшое отступление и объясню структуру моего дома. Квартира, откуда я в ту ночь услышал плач, находилась прямо рядом с моей, но обитатель жил в другом подъезде. Его балконы, как и мои, выходили по разные стороны дома и были от моих балконов на расстоянии метра с чем-то. Однако, я никогда не видел, чтобы кто-то открывал двери на те балконы, и уж тем более не видел, чтобы кто-то выходил на балконы. Хотя там были разные штуки в том числе и мебель и домашняя утварь. Хотя она лежала там всегда, сколько я помню. Вообще говоря, я просто думал, что там никто не живет и все.

Так вот. Вышел я покурить на балкон. Стою, курю и вдруг опять настает просто мертвецкая тишина. Никаких машин, никакого ветра, только едва различимый тихий гул города. Вдруг, среди этой тишины раздается тяжелый всхлип, затем рычание и довольно громкий стон, такой словно кому-то прищемило конечность. Затем раздался хруст и звук упавшего тела. Все это было слышно через закрытую дверь балкона. Должен вам сказать, что мне в первую очередь в голову пришла идея, что там кому-то плохо. Я даже задумался о том, что стоит перепрыгнуть на его балкон и пройти в квартиру, посмотреть все ли в порядке. Но я понял, что все это чертовски странно и ужасно, одни эти звуки вызывают в душе непомерное отвращение и жалость, действую не хуже звуков царапания стекла. Я вспомнил этот умоляющий плач и чуть ли не обосрался. Я долго стоял на балконе в размышлениях, кто же там живет. Тут мне в голову пришла идея - послушать через стетоскоп, что же творится в соседней квартире за стеной.

Я понавключал в квартире все света, так как все еще находился в страхе. Лол, конечно, но все равно не хочется все это делать в темноте.

Короче, приставил я стетоскоп к стене и услышал оттуда тот же самый плач, стоны и всхлипывания. На слух это был мужчина. Это продолжалось в течении десяти минут. Я как паралитик не мог ничего поделать, я слушал как за стеной кто-то плачет и у меня самого начали литься слезы от крайней степени сочувствия и сопереживания. Клянусь, более жалобного, несчастного плача я никогда не слышал и не услышу, это бросало меня в дрожь, я испытал лютый страх. Плач то затихал, то становился громче. Хуже всего то, что сквозь всхлипы можно было различить "я не я, забери меня, оставь меня." и это повторялось не один раз.

Я так и не уснул этой ночью. На следующий день (я помню это был выходной), я решил узнать у соседей о жильцах той загадочной квартиры, откуда доносится плач. Большинство ответили, что там по их мнению никто не живет, но одна пожилая дама сказала - цитирую: "там художник жил с женой давно. Жена умерла и с тех пор художник не покидал квартиру. К нему несколько раз ходили родственники давным давно, я помню, но теперь туда никто не ходит. Да он и дверь никому не открывает. Наверное, он съехал оттуда давным давно. Свет у той квартиры в окнах не горит-то никогда."

Я решил сам позвонить к нему в дверь. Вычислил квартиру, поднялся на нужный этаж и позвонил в звонок. Услышал как там звенит звонок, но так никто и не подошел, ничего, даже шагов я не услышал. Простоял минут десять и ушел. Я был очень рад, что вышел на воздух. Не знаю почему, но стоять у той двери мне было чудовищно неприятно. Скорее всего это я сам себе накрутил.

Весь вечер меня не покидали мысли о том художнике. Я знал, что он еще там. И знал единственный способ выяснить это и узнать правду. Просто перепрыгнуть к нему на балкон и залезть в комнату. На тех балконах нет замков и я думаю, что художник врядл и поставил бы сам свои. Даже если так, то стекло на двери можно и сломать.

Я опять прилип к стене в надежде что-то услышать. Но был еще вечер, за окном шумели машины, кричали дети (я жил под детсадом) и я ничего не мог расслышать. Простоял так пять минут и уж было решил отойти, как вдруг услышал крик. Ужасный крик боли. Не тот крик испуганного, не крик злобы, не крик ярости. Это был крик самой настоящей боли, невыносимой физической боли. Этот крик я узнаю из тысяч, слышал его не один раз в онкологии, где работаю. Крик страдания. Я оцепенел и продолжил слушать. Крики были достаточно громкими, но из-за шума их было трудно разобрать. За первым громким криком последовало еще 9 криков, которые становили все тише и тише, словно кричащий привыкал к той боли из-за которой он и кричал. Затем послышался грохот, словно кто-то рухнул на паркетный пол, а затем тут же раздался довольно громкий всхлип и вой.

Тут мне стало дьявольски страшно. Я не знал, что мне делать. Точнее я точно знал, что мне нужно сделать, но чудовищно боялся этого. Мне так не хотелось лезть к нему в квартиру, но я точно знал, что я сделаю это. Ведь я доктор, я должен помогать. Это словно безусловный рефлекс. За стеной крики и стенания, значит надо лезть туда. Но все это казалось страшным.

Короче говоря, я собрался и вылез на балкон, на всякий случай прихватив нож. Еще были сумерки и я решил поспешить. Перепрыгнул расстояние между балконами и залез на соседский балкон. Я попытался присмотреться через стекло, что же там в комнате, но освещение и занавески не позволили. Должен сказать, что вид занавесок сам по себе заставил меня люто срать кирпичами. Она вся была в ожогах и царапинах. Я постоял немного на балконе и собрав в кулак смелость толкнул дверь перед собой. Она поддалась с большим трудом, было видно, что ее никто не открывал уже много лет. Из створки на меня дунул невероятно вонючий, затхлый воздух, словно я залез в какой-то сортир. Протолкнув дверь, я пролез мимо занавесок в комнату, оставив дверь за собой открытой - для воздуха и освещения. Я поднял взгляд с ручки двери, чтобы осмотреть комнату.

Это была самая настоящая дикость. Я увидел нечто неописуемое, мое сердце сжалось, а по телу прошла дрожь. Все, абсолютно все в комнате было расцарапано надписями, от паркетного пола до потолка, измазано старой и не очень старой кровью, замазано различными испражнениями, все воняет, все затухло, повсюду пыль и паутины! Мебель, стены, все было расцарапано надписями со словами "Я НЕ Я", "ОИ ЗАЕЕ ИИУМЕНЯ НЕЯЯ ЯНЕ". В дальнем углу лежало абсолютно бледное, чуть ли не синее, полностью раздетое и невероятно худое тело. Оно тихо сопело и стонало. Тело все было в царапинах, которые повторяли надписи на стене. Он был весь измазан кровью разной степени старости, от коричневого до алого цвета. Одна рука была на голове, поэтому я мог видеть изуродованные пальцы, которые все были в крови. От тела шло два кровавых шлейфа, кровь была свежей. Увидев все это я замер, я просто не мог пошевелиться. Это был не столько страх самосохранения, а страх от невероятности этого. Я просто не мог поверить. В двадцати сантиметрах от моей комнаты находится ЭТО?!

Придя в себя, я сделал неуверенный шаг в сторону тела. Тут раздался странный хруст и я ощутил, что на что-то наступил. От звука шага и хруста тело резко повернулось на спину и взглянуло на меня бешеными красными глазами. Все его лицо было расцарапано и измазано кровью, словно на меня смотрела жертва жестоких пыток. Его глаза, полные безумия уткнулись в меня, но я не ощутил никакой тяжести взгляда. Словно я не существую в мире, словно я его галлюцинация. Я медленно двинул ногу, чтобы посмотреть, на что я наступил. И моему взору предстал человеческий палец. Палец ноги в луже свежей крови. Я медленно поднял взгляд и посмотрел на ноги жильца этой квартиры, а потом на его лицо и мне стало понятно, что это были за 10 криков. Просто он откусил себе пальцы ног. Каждый по очереди.

Что было со мной дальше я не помню. Я помню, как очнулся на лестнице в подъезде. Меня привели в чувство сотрудники скорой помощи. Оказалось, что я звонил в скорую и милицию. Они вывезли меня в подъезд, чтобы не стоять в той вони. Беднягу художника они забрали и увезли. Я мог бы узнать куда, мог бы даже заняться его делами, так как сам врач. Но мне ни за что не хотелось знать, что за ужас, что за боль заставили его прийти к такому образу жизни, к такому образу страданий. Что он видел и что чувствовал каждый день.

Не знаю и совершенно не хочу знать.

На сегодня всё. Пока.

[Кошара]

Привет всем!

Светочка.

Spoiler

В семье знакомых случилось несчастье — очень странным образом умерла их пятилетняя Светочка. Случилось это вечером. У них были гости — сидели на кухне, задушевно общались, а Светочка в это время играла в соседней комнате с куклой. Ребенок панически боялся темноты, даже спать она могла только со светом — как только гасили свет, у нее начиналась истерика. Взрослые беседуют, ребенок играет, и вдруг раздается стук в дверь. Мать открывает дверь, а там нет никого. Тут котенок, которого незадолго до этого подарили Светочке, зашипел, вздыбился и стал на дверь кидаться. Его не смогли успокоить и выкинули за дверь квартиры, чтобы пришёл в себя.

Проходит какое-то время, люди решают выпить чаю с тортом. Разлили чай, зовут Светочку. Она не откликается. Отец пошел искать дочь, заходит в комнату, где она играла — никого. Его это насторожило, так как девочка, боящаяся темноты, в другие комнаты вряд ли пошла бы. Посмотрел в ванной и туалете — нет ее... Стал бегать по комнатам, но никак не мог найти ее. Он запаниковал и вдруг видит — из дальней комнаты идёт свечение какое-то голубоватое. Заходит — свет идет из-под стола, закрытого до пола скатертью. Он поднимает скатерть, а там мертвая Светочка... Как только он поднял скатерть, свечение погасло.

В общем, произошел несчастный случай: ребенок случайно повесился. Между ножками стола была натянута веревка (где она ее взяла, никто не знает — может, с балкона), и шея ребенка была обмотана этой веревкой. Она лежала в неестественном положении, руки и ноги были вывернуты.

Конечно, это была страшная трагедия для родителей. На похороны приехал ее дядя. Ночью он спал в ее комнате. И приснился ему сон очень реалистичный — будто он лежит на кровати, и тут к нему походит Светочка, здоровается и рассказывает, что с ней произошло: «Я играла в комнате со своей куклой, когда кто-то постучал в дверь. Мама открыла, а на пороге стоял какой-то усатый мужчина. Мама почему-то его не увидела, а Тишка (котенок) его сразу заметил, дядя ему не понравился, он прыгал на него, а мама Тишку выставила за это его за дверь. Он назвал меня по имени, взял за руку, предложил поиграть и потащил в черную комнату (то есть в комнату без света, где ее потом и нашли). Я упиралась, кричала, звала маму, но никто не пришел на помощь (ни родители, ни гости не слышали криков ребенка). Он залез со мной под стол, натянул веревку и сказал, что сейчас мы будем играть. Обмотал мне шею, положил мою голову себе на живот и стал давить. Я сначала вырывалась, но он сказал, чтобы я не боялась — что так надо...». Дядя проснулся в шоке, у него стало плохо с сердцем, вызывали скорую.

Этот случай до сих пор не даёт покоя семье и близким. Положение тела ребенка было очень необычным и мало напоминало самоубийство или случайность...

Прошло несколько лет. Подруга знакомой познакомилась с сильным медиумом и уговорила его помочь родителям девочки — вызвать дух Светочки, чтобы узнать, что с ней произошло. У них получилось. Светочка через медиума подтвердила, что именно она тогда приходила к дяде во сне. Она рассказала, что и сейчас не знает, где находится, что вокруг темно и она совершенно одна, а иногда к ней приходит этот мужчина и ругает ее или бьет, и что рядом есть еще одна девочка, она ее часто слышит, но никогда не видела, сказала, что он ей запрещает с кем-нибудь общаться...

Вот такая странная и страшная история. Знаю, скептики скажут, что всего этого быть не может. Я сама бы была рада, если бы это было выдумкой, в той семье все люди абсолютно здоровые и вменяемые.

3 по цене 1.

Spoiler

Ирка выглядывала из окна рядом расположенного дома. Похоже, она была …ммм… сильно взволнована.
- Ладно, хорошо, сейчас буду, — буркнула я в трубку.
Ира запомнилась мне гиперактивной смеющейся девочкой, сейчас же на кухне сидел кто-то бледный, молчаливый и до смерти напуганный.
- Что Юлю-то не позвала, вы же с ней лучшие подружки?
- Юли нет.
- Так позови, когда будет.
- И не будет.

Тут Ира разревелась и поведала мне историю, от которой у меня до сих пор кровь стынет.

Ирка и Юлька, скучая, решили купить какую-нибудь кассету, чтобы скоротать время. Денег на что-то нормальное у них, конечно же, не было, так что они решили пойти на рынок. Кто знает, сколько бы они бродили там, если бы не увидели табличку «три по цене одной».

- Ира, какими идиотками надо быть, чтобы купить кассеты, не зная, что на них!?

- Там должны были быть нормальные фильмы,а там…

В общем, если прочистить историю от рыданий, всхлипов и уходов от темы, то на кассетах было какое-то странное шоу для детей. Странность его заключалась в том, что снималось оно в каком-то заброшенном доме, а все куклы были сшиты из старых игрушек и говорили мерзейшими голосами. На середине видео из под стола вылез полуразложившийся мужик. Пульт как будто бы заело и невозможно было прекратить весь этот кошмар. Кривляясь и мерзко хихикая, он сказал, что сейчас обьявят победителя какого-то конкурса, который будет принимать участие в программе. Мужик показал точно на Юльку. Камера стала приближать его лицо. Ира выдернула шнур телевизора из розетки.

Конечно же, кассеты девочки побежали сдавать обратно, но на том месте, где был рынок, находился заброшенный пустырь. Оставив их там, Ирка и Юля решили разойтись по домам.

В два часа ночи Иру разбудил телефонный звонок. Юля говорила что-то про кассету, а фоном слышалось шуршание телевизора. Жили девочки на одной лестничной клетке, так что Юля в ту ночь решила остаться ночевать у подруги.

Ира резко замолчала.

- Ну а потом-то что?

- Ну а потом я прихожу с чаем в комнату, а Юлька в телевизоре.

- То есть…

- То есть по телевизору идет это отвратительное шоу, а Юлька с перерезанным горлом в каком-то старом платье смеется и разговаривает с куклами. Она… она тоже была мертва, понимаешь? И она тоже говорила про победителя конкурса. Она выбрала его. Я не успела выключить кассету.

- Подожди-подожди-подожди, вы же выкинули их!

- Оно шло вместо фильма, который был на той кассете. Я… я не знаю, что теперь делать. Вика, что мне делать? — она умоляюще заглянула мне в глаза.

- Мы должны найти кассеты и сжечь их дотла, — выпалила я. Скажу честно, я не знаю, почему я сказала это.

Кассеты лежали там, где их оставили девочки. Горели они плохо, но все-таки нам удалось их уничтожить. Довольные собой, мы отправились спать. Эта неделя прошла просто отлично. Мы с Ирой снова решили дружить, мой прогул мне успешно удалось выдать за болезнь, сестра перестала меня выводить — в общем, жизнь налаживалась.

Испортил ее ночной звонок этой самой сестры.

- Что за хрень ты и твоя дурацкая подружка подсунули нам вместо наших фильмов!? — похоже, чья-то вечеринка была испорчена.

- Слушай, у нас же перемирие, я не настолько долбанута, чтобы прекращать его.

- Значит, твои подружки долбанутые! Зачем они все это сделали?! Это не смешно, между прочим! Знаешь, давай я наряжусь в мертвяка и пойду пугать их! У меня чуть сердце не остановилось, между прочим, когда они в камеру стали тыкать и говорить, что мы выиграли… стоп, а где это вы камеру достали!?

В этот момент трубка выпала у меня из рук. В соседней комнате слышался звук телевизора.

Нужно было пройти к щитку и вырубить электричество. Я просто так не сдамся.

Военная часть.

Spoiler

Мне 24 года. Я увлёкся посещением заброшенных объектов с 19 лет. Монстров и нечисть на объектах я не встречал, но встречал следы, отметины, оставленные ими. Так что да я верю в их существование. Но эта история не о них.

В 2007 зимой я был у родственников в Ноябрьске по делам семейным. С собой захватил рюкзак свой — мало ли, есть где недострои или заброшенные объекты? К слову, в рюкзаке были: из одежды — тёплые штаны, свитер и куртка; экипировка — мой нож, выкованный для меня на какой-то кузнечной ярмарке на Украине (хороший нож, точится, режет, в руке сидит как влитой), средненький бинокль (к тому времени я уже понял, что на объектах может быть разная шваль, и нужно предварительно рассматривать всё издалека), мини-аптечка (царапины и ушибы полечить), провизия (тушёнка и минералка), компас, карта (простая распечатка с «Яндекса»). Фотограф из меня посредственный, так что таскал с собой мобильный телефон, чтобы заснять только общий план для памяти. Ну, и ещё необходимые мелочи — фонарик, батарейки, швейцарский нож, изолента... Сейчас, смейся — не смейся, ношу с собой ещё и иконку, но это после другого случая — может быть, потом напишу об этом. Тогда у меня её не было.

Так вот, я нашёл военную часть километрах в тридцати от города, стандартный заброшенный объект. Кое-кто уже даже бывал там, фотографии в Сети посмотрел и решил съездить. Встал утром. До окраины города добрался на попутке, а оттуда ходил рейсовый автобус. К часу дня был на месте. Порошил снежок, небо было серым, снег под ботинками хрустел. Я шёл в сторону части — рюкзак на спине, карта в руках, компас... Увидел вдалеке холм с высокими воротами и два двухэтажных здания по его бокам. Ветер усиливался. Я планировал побродить, посмотреть, пофотографировать — плюс, может быть, что-то с собой захватить на память. Рассчитывал ещё успеть покушать и к полчетвертого вернуться назад.

Вначале пошёл в ближайшее здание — пусто, всё вывезено. Пыльно, снежно, но не грязно. Сфотографировал пару общих планов. Честно говоря, так и не понял, для чего предназначалось это здание.

Потом пошёл в центральное здание. На улице уже началась вьюга. Я зашёл за гигантские открытые ворота. Нашёл кучу ящиков, заполненных, не поверите, болтами. Кинул пару болтов в рюкзак. На ветхом столике в углу советскую линейку нашёл, тоже сунул себе в рюкзак. Там же покушал, пофотографировал. Гляжу на часы — уже три, надо скорее последнее здание осмотреть.

На улице поднялся такой ветер — мама не горюй. Я побежал к третьему зданию, долго не мог найти вход. Обошёл, нашёл проём погрузочный, где куча труб лежит — ветер в них страшный гул поднял. Я даже громко крикнул и голоса своего не услышал. Зашёл внутрь — коридор длинный, снега нет ещё, но уже заметает. Осмотрел комнаты, зашёл на нижний этаж и увидел в конце нижнего коридора проблеск света. Ну, я не из впечатлительных, воспринял это наблюдение спокойно — кто угодно мог там быть. Но на всякий случай ножик, висящий на ремне, достал. Тихо крадусь, вижу — в коридоре лужа мочи, воняет характерно. Снега нет. Ну, явно тут человек обосновался, подумал я и подошёл к повороту, где и был сиден свет.

После первой же минуты осмотра стало неуютно. Большая комната. Высокий потолок. Метрах в десяти от меня горит костёр, обложенный цементными блоками, на которых куски мяса лежат, уже поджаренные. Спиной ко мне сидит большой коренастый человек с волосами в стиле «афро». Ест этот мужик мясо, чавкает, но звуков почти не слышно, потому что гудящие трубы эхо дают. Я подумал, что стоит осторожно уйти — мало ли, беглый заключённый прячется, или бомж. И тут увидел в дальнем углу комнаты кучу разбросанных вещей — тесак на земле, лужа крови... и куски мяса подмёрзшие.

Меня аж заколотило. Я понял, что это человека куски. Быстро икры разглядел, руки, рёбра... Так и прирос на месте. Оцепенел. Что делать, не знаю. А мужчина тем временем привстал к костру, и я понял, что ростом он выше двух метров — ножом не угомонить. Он взял кусок и опять сел на своё место, стал грызть. Я, наконец, вышел из ступора. Надо бежать, дошло до меня. Если он снова пойдёт облегчиться в коридор, заметит же!

Быстренько, на носочках, я подкрался к выходу, и оттуда уже выбежал на улицу. Те пять километров обратно — самое страшное, что было в моей жизни. Я помню, как бежал по сугробам сквозь метель, плача и задыхаясь. Оглядывался постоянно — боялся, что он меня догонит. Немного заблудился, но кое-как вышел к деревне.

В общем, домой я в тот день доехал в состоянии шока. С тех пор ношу с собой на объекты травматический пистолет. Вряд ли обитатель того здания был монстром — скорее всего, это был человек. Но я до сих пор, открывая коробку со своими «трофеями» из объектов, дрожу при виде болтов и старой линейки в целлофановом пакете.

Камень-вампир.

Spoiler

Я учительница математики в школе и езжу на работу на автобусе. Однажды, стоя на остановке, я стала свидетелем того, как немолодую женщину сбила машина.

 

В школе я находилась под гнетущим впечатлением от увиденного и на уроке даже прочитала ученикам целую лекцию об осторожности на дороге…

 

Когда я возвращалась домой, уже темнело. Выйдя из автобуса и внимательно осмотревшись, вдруг заметила, что в сухой траве что-то блестит. Меня охватило тревожное предчувствие, что-то подсказало: «Не останавливайся, не трогай ЭТО».

 

Женское любопытство пересилило страх, и я подняла с земли серебряное кольцо с маленьким красным камнем, который светился изнутри. Недолго думая, я положила кольцо в карман.

 

Дома я показала находку мужу. Он внимательно осмотрел кольцо, тоже удивился необычайной яркости камня и сказал, что за эту драгоценность можно было бы выручить неплохие деньги. Но кольцо словно меня приворожило.

 

Три недели спустя я стала замечать, что камень тускнеет. Серебро, из которого было сделано кольцо, тоже потемнело.

 

Вся следующая неделя прошла в ремонтных хлопотах: на кухне произошел пожар, который нам удалось погасить с большим трудом.

 

Вскоре произошло еще одно несчастье – моего мужа уволили с работы. В тот день, когда он сообщил мне об этом, я взяла в руки кольцо и удивилась – его камень по-прежнему светился ярким и необычным светом. Я решила ежедневно наблюдать за камнем.

 

Через четыре дня камень на кольце начал постепенно тускнеть. Я попыталась найти этому объяснение, но в периоды яркого свечения не наблюдалось ни полнолуний, ни магнитных бурь, ничего, что могло бы повлиять на яркость камня.

 

Вскоре произошло еще одно несчастье – умер наш пес Джек. Накануне вечером он ничего не ел, просто лежал в теплом уголке, временами тихонько поскуливая. Мы не знали, что с ним случилось, и решили завтра отвезти к ветеринару, но опоздали. Утром его уже не стало.

 

Когда я вечером взглянула на кольцо, оно ярко светилось. От страшной догадки у меня мурашки поползли по коже. Чтобы поддерживать свечение, камню требовалась энергия, которая исходила от несчастных людей: энергия горя! И - что самое страшное! - это кольцо само притягивало несчастья. Вот, почему моя жизнь начала превращаться в кошмар. Я вспомнила тот день, когда нашла эту вещицу, женщину, которую в то утро сбил автомобиль. Видимо, необязательно носить на себе страшную драгоценность, достаточно лишь оказаться на небольшом расстоянии от нее.

 

Я рассказала обо всем подруге, которая очень суеверна. Она посоветовала мне побыстрей продать это кольцо. Я решила внять ее совету и потому отправилась на следующий день в ювелирный магазин.

 

Только в магазине я заметила, что моя сумочка порезана, а кошелек, в котором лежало кольцо, исчез. Остается только посочувствовать вору, который позарился на чужое…

И на сегодня всё. Пока.

[Ajir]

немного юмора

Spoiler

Без мозгов

      В одной школе произошла такая страшная история. Учительница биологии объявляет новую тему: "Так... значит сегодня мы будем изучать строение головного мозга". Тут один мальчик с задней парты сразу тянет руку. Учительница спрашивает:
      -- Чего тебе?
      -- А я могу сам у себя мозг вытащить.
      -- Не можешь. Никто не может. Садись и не болтай глупости.
      -- А вот и могу. Смотрите!
      Тут все с интересом повернули к нему головы. Мальчик схватил себя за затылок, какое-то время с напряжением в руках держал его. Потом резко вскинул руки вверх. И все увидели в руках мальчика настоящий головной мозг. Учительница посмотрела на мозг, тут её нервы не выдержали и она упала в обморок. Дети поняли тогда, что мозг настоящий и впали в истерику. Все до одной девочки стали визжать, а мальчиков стало трясти от страха.
      Тут тот самый мальчик бросил свой мозг одной девочке, в которую он был втайне влюблён. Девочка тоже была втайне в него влюблена, кстати. Она впала в сильный шок. Целую неделю ей потом кололи успокаивающие лекарства, которые выписал врач-невропатолог. Когда она через неделю пришла в школу, то пришла в косынке, которую ни за что не хотела снимать. А когда учитель физкультуры заставил её это сделать, то все увидели, что девочка поседела.
      Ну а мозги... Мозги были ненастоящими конечно. Просто это был кочан цветной капусты, которая издали действительно сильно похожа на головной мозг человека.

и ОЧЕНЬ мрачное, даю только ссылкой юный некромант

Изменено: SeaMonster, 16 Февраль 2013 - 07:26

[Кошара]

немного юмора

Spoiler

Без мозгов

      В одной школе произошла такая страшная история. Учительница биологии объявляет новую тему: "Так... значит сегодня мы будем изучать строение головного мозга". Тут один мальчик с задней парты сразу тянет руку. Учительница спрашивает:
      -- Чего тебе?
      -- А я могу сам у себя мозг вытащить.
      -- Не можешь. Никто не может. Садись и не болтай глупости.
      -- А вот и могу. Смотрите!
      Тут все с интересом повернули к нему головы. Мальчик схватил себя за затылок, какое-то время с напряжением в руках держал его. Потом резко вскинул руки вверх. И все увидели в руках мальчика настоящий головной мозг. Учительница посмотрела на мозг, тут её нервы не выдержали и она упала в обморок. Дети поняли тогда, что мозг настоящий и впали в истерику. Все до одной девочки стали визжать, а мальчиков стало трясти от страха.
      Тут тот самый мальчик бросил свой мозг одной девочке, в которую он был втайне влюблён. Девочка тоже была втайне в него влюблена, кстати. Она впала в сильный шок. Целую неделю ей потом кололи успокаивающие лекарства, которые выписал врач-невропатолог. Когда она через неделю пришла в школу, то пришла в косынке, которую ни за что не хотела снимать. А когда учитель физкультуры заставил её это сделать, то все увидели, что девочка поседела.
      Ну а мозги... Мозги были ненастоящими конечно. Просто это был кочан цветной капусты, которая издали действительно сильно похожа на головной мозг человека.

Да, школота она нынче такая...

и ОЧЕНЬ мрачное, даю только ссылкой юный некромант

Не хочу огорчать, но где-то в архиве уже было... Кстати, эта стори здесь от разных участников уже не вперый раз всплывает; близка народу здешнему тема некромантии, видать.

Привет всем!

ПОСТОЯЛЕЦ СО ВТОРОГО ЭТАЖА.

Spoiler

Он помнил, как заботливо и со знанием дела бабушка поглаживала холодное разрезанное брюхо цыпленка и вынимала оттуда диковины: влажные блестящие петли кишок, пахнущие мясом, мускулистый комок сердца, желудок с зернышками внутри. Как аккуратно и нежно бабушка вспарывала цыпленка и засовывала внутрь пухлую маленькую ручку, чтобы лишить цыпленка его регалий. Потом все это разделялось, одно попадало в кастрюлю с водой, другое в бумагу - то, что пойдет на корм собакам. А затем ритуальная таксидермия, набивка птицы пропитанным водой и приправами хлебом, и хирургическая операция, производимая быстрой сверкающей иглой, стежок за стежком.
За одиннадцать лет жизни Дугласа это зрелище было одним из самых захватывающих.
Всего он насчитал двенадцать ножей в скрипучих ящиках магического кухонного стола, откуда бабушка, седовласая старая колдунья с добрым, мягким лицом, вынимала атрибуты для совершения таинства.
Дугласу разрешалось стоять, уткнув веснушчатый нос в край стола, и смотреть, но он обязан был молчать - пустая мальчишеская болтовня могла нарушить чары. Свершилось чудо, когда бабушка размахивала над птицей баночками для приправ, обильно посыпая ее, как подозревал Дуглас, прахом мумий и порошком из костей индейцев, при этом бормоча беззубым ртом таинственные вирши.
- Бабушка, - сказал наконец Дуглас, нарушив тишину. - Я такой же внутри? - Он показал на цыпленка.
- Да, - сказала бабушка. - Чуточку аккуратнее и презентабельнее, но такой же...
- И гораздо больше, - добавил Дуглас, гордясь своими кишками.
- Да, - сказала бабушка. - Гораздо больше.
- А у дедушки их даже больше, чем у меня. Вон у него какой живот, - он может класть туда свои локти!
Бабушка засмеялась и покачала головой.
Дуглас сказал:
- И Люси Уильямс, которая живет в конце улицы, она...
- Помолчи, детка! - закричала бабушка.
- Но у нее...
- Тебя не касается, что у нее! Это совсем другое дело.
- А почему у нее по-другому?
- Вот прилетит игла-стрекоза и прострочит тебе рот, - строго сказала бабушка.
Дуглас помолчал, потом спросил:
- Откуда ты знаешь, что я внутри такой же, бабушка?
- Ступай отсюда!
Зазвенел дверной колокольчик.
Выбежав в холл, Дуглас через стекло входной двери увидел соломенную шляпу. Колокольчик все бренчал. Дуглас открыл дверь.
- Доброе утро, деточка, хозяйка дома? - Холодные серые глаза на длинном гладком, цвета ореховой скорлупы, лице смотрели на Дугласа. Человек был высоким, худым, в руках у него были чемодан и портфель, а под мышкой зонтик, на тонких пальцах дорогие толстые серые перчатки и на голове совершенно новая соломенная шляпа.
Дуглас отступил.
- Она занята.
- Я хотел бы снять комнату наверху, по объявлению.
- У нас десять постояльцев, и все занято, уходите!
- Дуглас! - неожиданно возникла сзади бабушка. - Здравствуйте, - сказала она незнакомцу. - Не обращайте внимания на ребенка.
Не улыбаясь, человек чопорно ступил внутрь. Дуглас следил, как они поднялись вверх по лестнице, услышал, как бабушка перечисляла удобства верхней комнаты. Вскоре она поспешила вниз, чтобы нагрузить Дугласа постельным бельем из комода и послать его бегом наверх.
Дуглас остановился у порога. Комната странно изменилась, и только потому, что в ней находился незнакомец. Соломенная шляпа, хрупкая и кошмарная, лежала на кровати, вдоль стены вытянулся застывший зонтик, похожий на дохлую летучую мышь со сложенными темными мокрыми крыльями.
Дуглас моргнул при виде зонтика.
Незнакомец стоял посередине комнаты, высокий-высокий.
- Вот. - Дуглас швырнул на кровать белье. - Мы обедаем ровно в полдень, и, если вы опоздаете, суп остынет. Бабушка так постановила, и так будет каждый раз!
Высокий странный человек отсчитал десять новых оловянных пенсов, и они зазвенели в кармане рубашки Дугласа.
- Мы станем друзьями, - сказал он мрачно.
Смешно, но у этого человека были лишь пенсовики. Много. Ни серебра, ни десятицентовиков, ни двадцатипятипенсовиков. Лишь новые оловянные пенни.
Дуглас угрюмо поблагодарил его.
- Я брошу их в копилку, когда поменяю на десятицентовики. У меня шесть долларов пятьдесят центов в десятицентовиках, которые я коплю для августовского путешествия.
- Теперь я должен умыться, - сказал высокий странный человек.
Как-то в полночь Дуглас проснулся от грохота грозы - холодный сильный ветер сотрясал дом, дождь бежал по окну. А потом за окном с глухим, ужасающим треском приземлилась молния. Он вспомнил, как жутко было тогда смотреть на комнату, такую необычную и страшную при мгновенной вспышке.
Так было и теперь, в этой комнате. Он стоял, глядя на незнакомца. А комната была уже не та, она изменилась, потому что этот человек мгновенно, подобно молнии, преобразил ее своим отсветом.
Дуглас медленно отступил, когда незнакомец шагнул вперед.
Дверь захлопнулась перед носом Дугласа.
Деревянная вилка с картофельным пюре поднялась вверх и вернулась обратно пустой. Мистер Коберман - так его звали - принес с собой деревянную вилку и деревянный нож, когда бабушка позвала его обедать.
- Миссис Сполдинг, - тихо сказал он, - это мой собственный столовый прибор, пожалуйста, подавайте его. Сегодня я пообедаю, но с завтрашнего дня я буду только завтракать и ужинать.
Бабушка сновала то туда то сюда, внося то супницу с дымящимся супом, то бобы, то картофельное пюре, дабы поразить нового постояльца, а Дуглас сидел и постукивал серебряной вилкой по тарелке, так как заметил, что это раздражает мистера Кобермана.
- А я фокус знаю, - сказал Дуглас. - Смотрите.
Он нащупал ногтем зубец вилки. Он тыкал пальцем в различные места на столе, словно волшебник. В том месте, на которое он указывал, раздавался, словно металлический волшебный голос, звук дрожащего зубца вилки. Делалось это, конечно, просто. Он тайком прижимал ручку вилки к столу. Дерево вибрировало, казалось, будто звучит доска. Словно совершалось колдовство.
- Там, там и там\ - воскликнул счастливо Дуглас, вновь дергая вилку.
Он указал на суп мистера Кобермана, и звук раздался оттуда.
Орехового цвета лицо мистера Кобермана стало твердым, решительным и ужасным. Он в ярости отодвинул чашку с супом, губы у него дрожали. Он откинулся на стуле.
Появилась бабушка.
- Что случилось, мистер Коберман?
- Я не могу есть этот суп.
- Почему?
- Потому что я сыт и не в состоянии больше есть. Благодарю.
Мистер Коберман покинул комнату, сверкая глазами.
- Что ты тут устроил? - резко спросила бабушка Дугласа.
- Ничего. Бабушка, почему он ест деревянными ложками?
- Не твое дело! Кстати, когда тебе в школу?
- Через семь недель.
- О Господи, - сказала бабушка.
Мистер Коберман работал по ночам. Каждое утро в восемь часов он таинственно возвращался домой, проглатывал крошечный завтрак, а затем беззвучно спал в своей комнате весь сонный жаркий день до вечера, потом плотно ужинал в компании остальных жильцов.
Из-за ритуала сна мистера Кобермана Дуглас обязан был вести себя тихо. Это было невыносимо. Поэтому, когда бабушка уходила в магазин, Дуглас громко топал на лестнице, стуча в барабан, колотя об пол мячиком, или просто орал минуты три перед дверью мистера Кобермана, или же семь раз подряд сливал воду в туалете.
Мистер Коберман не реагировал. В его комнате было тихо и темно. Он не жаловался. Ни звука не раздавалось оттуда. Он спал и спал. Это было непонятно.
Дуглас чувствовал, как где-то внутри его разгорается чистое белое пламя ненависти. Теперь эта комната превратилась в Страну Кобермана. Некогда она ярко сияла, когда там жила мисс Садлоу. Теперь она стала застывшей, обнаженной, холодной, чистой, все на своих местах, чужое и хрупкое.
На четвертое утро Дуглас поднялся наверх.
На полпути ко второму этажу находилось большое, полное солнца окно, состоящее из шестидюймовых кусков оранжевого, пурпурного, синего, красного и цвета бургундского вина стекла. Чарующими ранними утрами, когда солнечный луч падал сквозь него на лестничную площадку и скользил по перилам, Дуглас стоял у этого окна завороженный, разглядывая мир сквозь разноцветные стекла.
Вот синий мир, синее небо, синие люди, синие автомобили и синие семенящие собаки.
Он передвинулся к другому стеклу. Вот янтарный мир! Две лимонного цвета женщины вышагивали рядом, словно дочери Фу Манджу! Дуглас хихикнул. Сквозь это стекло даже солнце становилось более золотистым.
Было восемь часов. Внизу по тротуару брел мистер Коберман, возвращаясь с ночной работы, трость торчала из-под локтя, к голове приклеилась запатентованным маслом соломенная шляпа.
Дуглас приник к другому стеклу. Мистер Коберман - красный человек, в красном мире с красными деревьями и красными цветами и... чем-то еще.
Что-то с мистером Коберманом.
Дуглас скосил глаза.
Красное стекло что-то выделывало с мистером Коберманом. С его лицом, одеждой, руками. Одежда, казалось, тает. В одно ужасное мгновение Дуглас почти поверил, что он может смотреть внутрь мистера Кобермана. И то, что он увидел, заставило его сильнее прильнуть к крошечному красному стеклышку, моргая от удивления.
Мистер Коберман взглянул вверх, увидел Дугласа и замахнулся своей тростью-зонтиком словно для удара. Он быстро побежал по красной лужайке к входной двери.
- Молодой человек! - закричал он, взбежав вверх по лестнице. - Чем вы занимаетесь?
- Просто смотрю, - ошеломленно сказал Дуглас.
- И все? - крикнул мистер Коберман.
- Да, сэр. Я наблюдаю сквозь стекла. Всевозможные миры. Синие, красные, желтые. Все разные.
- Всевозможные миры, вот что! - Мистер Коберман взглянул на стекла, лицо его было бледным. Он взял себя в руки. Вытер лицо носовым платком, силясь улыбнуться. - Да. Всевозможные миры. Разные. - Он подошел к двери комнаты. - Иди играй, - сказал он.
Дверь закрылась. В коридоре стало пусто. Мистер Коберман удалился.
Дуглас пожал плечами и приник к новому стеклу.
- Ах, все фиолетовое!
Где-то через полчаса, играя в песочнице за домом, Дуглас услышал грохот и оглушительный звон. Он подскочил.
Минуту спустя на заднем крыльце появилась бабушка. В ее руках дрожал старый ремень для правки бритв.
- Дуглас! Сколько раз я тебе говорила: не играй в мяч возле дома!
- А я здесь сидел! - запротестовал он.
- Иди посмотри, что ты наделал, противный мальчишка!
Большие куски оконного стекла, разбитые, радужным хаосом покрывали верхнюю площадку. Его мяч валялся среди обломков.
Прежде чем Дуглас успел сообщить о своей невиновности, на его спину обрушилась дюжина жгучих ударов. Как он ни пытался увернуться, ремень снова находил его.
Позже, спрятавшись в песок словно устрица, Дуглас лелеял свою ужасную боль. Он знал, кто кинул этот мяч. Человек с соломенной шляпой и застывшим зонтиком и холодной, серой комнатой. Да, да, да. У него текли слезы. Ну, погоди! Ну, погоди!
Он слышал, как бабушка вымела разбитое стекло. Она вынесла его на улицу и выбросила в мусорный ящик. Синие, розовые, желтые метеориты стекла сыпались, сверкая, вниз.
Когда она ушла, Дуглас, скуля, потащился спасать три куска необычного стекла. Мистеру Коберману не нравятся цветные стекла. Значит, - он позвенел ими в руках, - стоит их сохранить.
Каждый вечер дедушка возвращался из своей редакции газеты в пять часов, чуть раньше остальных жильцов. Когда в коридоре звучала медленная тяжелая поступь и громко стучала толстая, красного дерева трость, Дуглас бежал, чтобы прижаться к большому животу и посидеть на дедушкином колене, пока тот читал вечернюю газету.
- Привет, дед!
- Привет, там внизу!
- Бабушка сегодня опять потрошила цыплят. Так интересно смотреть! - сказал Дуглас.
Дедушка ответил, не отрываясь от газеты:
- Цыплята уже во второй раз на этой неделе. Она цыплячья женщина. Тебе нравится смотреть, как она их потрошит, а? Хладнокровие с чуточкой перца! Ха!
- Просто я любопытный.
- Ты-то, - прогромыхал хмуро дедушка. - Помнишь тот день, когда погибла девушка на вокзале. Ты просто подошел и смотрел на кровь и все остальное. - Он засмеялся. - Чудак. Оставайся таким же. И не бойся ничего, никогда ничего не бойся. Я думаю, ты унаследовал это от своего отца, ведь он военный, а ты был очень близок ему, пока не переехал сюда в прошлом году. - Дед вернулся к своей газете.
Долгая пауза.
- Дед?
- Да?
- Вот если есть человек без сердца, легких или желудка, а он все равно ходит, живой?
- Это, - прогромыхал дед, - было бы чудом.
- Я не имею в виду... чудо. Я имею в виду, что если он совсем другой внутри. Не как я.
- Тогда бы он был не совсем человек, ведь так, мальчик?
- Наверное, дед. Дедушка, а у тебя есть сердце и легкие?
Дед фыркнул:
- По правде говоря, я не знаю. Никогда их не видел. Никогда не делал рентген, никогда не ходил к врачу. Может быть, там сплошная картошка, а что там еще - я не знаю.
- А у меня есть желудок?
- Конечно, есть! - закричала бабушка, появляясь в дверях комнаты. - Я же кормлю его! И легкие у тебя есть, ты так громко орешь, что мертвых разбудишь. У тебя грязные руки, иди и вымой их! Обед готов. Дед, пошли. Дуглас, шагай!
Если дед и намеревался продолжить с Дугласом таинственный разговор, то поток жильцов, спешащих вниз, лишил его этой возможности. Если обед задержится еще, бабушка и картофель разгневаются одновременно.
Постояльцы смеялись и болтали за столом, мистер Коберман сидел с мрачным видом. Все затихли, когда дедушка прочистил горло. Несколько минут он рассуждал о политике, а потом перешел к интригующей теме о недавних загадочных смертях в городе.
- Этого достаточно, чтобы старый газетчик навострил уши, - сказал он, разглядывая их. - На этот раз юная мисс Ларссон, которая жила за оврагом. Найдена мертвой три дня назад, без видимых причин, вся покрытая необычной татуировкой и с таким странным выражением лица, что и Данте бы содрогнулся. И другая девушка, как ее звали? Уайтли? Она ушла и больше не вернулась.
- Ага, так оно всегда и бывает, - сказал, жуя, мистер Бритц, механик гаража. - Видели когда-нибудь списки в Агентстве по поиску пропавших? Такие длинные, - пояснил он. - Сами не знают, что случилось с большинством из них?
- Кому еще гарнир? - Бабушка раскладывала на равные части цыплячье нутро. Дуглас наблюдал, размышляя о том, что у цыпленка два вида внутренностей: созданные Богом и созданные Человеком.
А как насчет трех видов внутренностей?
А?
Почему бы и нет?
Разговор продолжался о таинственных смертях тех-то и тех-то, и, ах да, помните неделю назад, Марион Варсумиан умерла от сердечного приступа, а может, это не связано? Или связано? Вы с ума сошли! Прекратите, почему нужно говорить об этом за обедом? Так.
- Никогда не узнаешь, - сказал мистер Бритц. - Может, у нас в городе вампир?
Мистер Коберман перестал есть.
- В 1927 году? - сказала бабушка. - Вампир? Продолжайте.
- Ну да, - сказал мистер Бритц. - Их убивают серебряными пулями. Или еще чем-нибудь серебряным. Вампиры ненавидят серебро. Я когда-то где-то читал. Точно.
Дуглас взглянул на мистера Кобермана, который ел деревянными ножом и вилкой и носил в кармане только новые оловянные пенни.
- Глупо рассуждать о том, чего не понимаешь, - сказал дедушка. - Мы не знаем, что собой представляют хобгоблин, вампир или тролль. Это может быть все что угодно. Нельзя распределить их по категориям, и увешать ярлыками, и говорить, что они ведут себя так или эдак. Это глупо. Они люди. Люди, которые совершают поступки. Да, именно так: люди, которые совершают поступки.
- Простите, - сказал мистер Коберман, встав из-за стола и отправившись на свою ночную работу.
Звезды, луна, ветер, тиканье часов, звон будильника на рассвете, восход солнца, и снова утро, и снова день, и мистер Коберман шагает по тротуару со своей ночной работы. Подобно крошечному заведенному механизму с внимательными глазами-микроскопами Дуглас следил.
В полдень бабушка ушла в бакалейную лавку.
Дуглас, как всегда, начал орать перед дверью мистера Ко-бермана. Как обычно, ответа не последовало. Тишина была ужасающей.
Он сбегал вниз, взял ключ, серебряную вилку и три куска цветного стекла, которые он спас. Он вставил ключ в скважину и медленно отворил дверь.
В комнате стоял полумрак, занавески опущены. Мистер Коберман в пижаме лежал поверх постельного белья, грудь его вздымалась. Он не шевелился. Лицо было неподвижно.
- Привет, мистер Коберман!
Бесцветные стены отражали равномерное дыхание человека.
- Мистер Коберман, привет!
Дуглас пошел в атаку, начав стучать в мяч. Он завопил. Нет ответа.
- Мистер Коберман! - Дуглас ткнул серебряной вилкой в лицо человека.
Мистер Коберман вздрогнул. Он скорчился. Он громко простонал.
Реакция. Хорошо. Блестяще.
Дуглас вынул из кармана кусок синего стекла. Глядя сквозь синее стекло, он очутился в синей комнате, в синем мире, не похожем на мир, который он знал. Такой же непохожий, как и красный мир. Синяя мебель, синяя кровать, синие потолок и стены, синяя деревянная посуда на синем бюро, и синее мрачное лицо мистера Кобермана, и руки, и синяя вздымающаяся, опадающая грудь. Еще...
Широко раскрытые глаза мистера Кобермана буравили его голодным, темным взглядом.
Дуглас отпрянул и отвел от глаз синее стекло.
Глаза мистера Кобермана были закрыты.
Снова синее стекло - открыты. Синее стекло прочь - закрыты. Снова синее - открыты. Прочь - закрыты. Странно. Дрожа от возбуждения, Дуглас ставил опыт. Синее стекло - глаза, казалось, пялились голодным, алчным взглядом сквозь сомкнутые веки. Без синего стекла казалось, что они крепко сжаты.
Но тело мистера Кобермана...
Пижама на мистере Кобермане растаяла. Так на нее подействовало синее стекло. А может, она растаяла потому, что была на мистере Кобермане. Дуглас вскрикнул.
Он глядел сквозь живот мистера Кобермана прямо внутрь.
Мистер Коберман был геометричен.
Или что-то вроде этого.
Внутри его виднелись необычные фигуры странных очертаний.
Минут пять пораженный Дуглас размышлял о синих мирах, красных мирах, желтых мирах, сосуществующих подобно кускам стекла большого окна на лестнице. Одно за другим, цветные стекла, всевозможные миры; мистер Коберман сам так сказал.
Так вот почему разноцветное окно было разбито.
- Мистер Коберман, проснитесь! Нет ответа.
- Мистер Коберман, где вы работаете по ночам? Мистер Коберман, где вы работаете?
Легкий ветерок шевельнул синюю оконную занавеску.
- В красном мире или зеленом, а может, в желтом, мистер Коберман?
Над всем царила синяя стеклянная тишина.
- Подождите-ка, - сказал Дуглас.
Он спустился вниз на кухню, раскрыл большой скрипучий ящик и вынул самый острый, самый, длинный нож.
Тихонечко он вышел в коридор, снова взобрался по лестнице вверх, открыл дверь в комнату мистера Кобермана, вошел и закрыл ее, держа в руке острый нож.
Бабушка была занята проверкой корочки пирога в печке, когда Дуглас вошел в кухню и положил что-то на стол.
- Бабушка, это что?
Она мельком взглянула поверх очков.
- Не знаю.
Это что-то было квадратным, как коробка, и эластичным. Это было ярко-оранжевым. К нему были присоединены четыре квадратных трубки синего цвета. Оно странно пахло.
- Ты когда-нибудь видела такое, бабушка?
- Нет.
- Так я и думал.
Дуглас оставил это на столе и вышел из кухни. Через пять минут он вернулся с чем-то еще.
- А это ?
Он положил ярко-розовую цепочку с пурпурным треугольником на конце.
- Не мешай мне, - сказала бабушка. - Это цепочка. В следующий раз у него были заняты обе руки. Кольцо, квадрат, треугольник, пирамида, прямоугольник и... другие фигуры. Все они были эластичные, упругие и, казалось, сделаны из желатина.
- Это не все, - сказал Дуглас, кладя их на стол. - Там их еще много.
Бабушка сказала:
- Да-да, - далеким, очень занятым голосом.
- Ты ошибаешься, бабушка.
- В чем?
- В том, что люди одинаковые внутри.
- Не болтай ерунды.
- Где моя свинья-копилка?
- На камине, где ты ее бросил.
- Спасибо.
Он протопал в общую комнату за свиньей-копилкой.
В пять часов из конторы пришел дедушка.
- Дед, пошли наверх.
- Ага. Зачем?
- Я хочу тебе кое-что показать. Оно некрасивое, но интересное.
Дедушка с кряхтеньем последовал за внуком наверх в комнату мистера Кобермана.
- Бабушке не стоит говорить; ей не понравится, - сказал Дуглас. Он широко распахнул дверь. - Вот.
Дедушка замер.
Последние несколько часов Дуглас запомнил на всю жизнь. Следователь со своими помощниками стоял у обнаженного тела мистера Кобермана. Бабушка внизу около лестницы спрашивала кого-то:
- Что там происходит?
И дедушка дрожащим голосом говорил:
- Я увезу Дугласа надолго, чтобы он позабыл этот кошмар. Кошмар, кошмар!
Дуглас сказал:
- Что тут плохого? Ничего плохого я не видел. Мне не плохо.
Следователь вздрогнул и сказал:
- Коберман мертв.
Его помощник вытер пот.
- Видел эти штуки в банках и в бумаге?
- Боже мой. Боже мой, да, видел.
- Господи Иисусе Христе.
Следователь снова склонился над телом мистера Кобермана.
- Лучше держать все в секрете, ребята. Это не убийство. То, что совершил мальчик, - это милосердие. Бог знает, что бы произошло, если бы он этого не сделал.
- Так кто же Коберман? Вампир? Чудовище?
- Вероятно. Не знаю. Что-то... не человек. - Следователь ловко провел руками вдоль шва.
Дуглас гордился своей работой. Ему пришлось повозиться. Он внимательно следил за бабушкой и все запомнил. Иголку, нитку и все остальное. В целом мистер Коберман был аккуратно зашит, как любой цыпленок, когда-либо засунутый бабушкой в пекло.
- Я слышал, как мальчик говорил, будто Коберман жил даже после того, как эти штуки были вынуты из него. - Следователь смотрел на треугольники, цепи, пирамиды, плавающие в банке с водой. - Продолжал жить. Господи.
- Мальчик это сказал?
- Сказал.
- Так что же тогда убило Кобермана?
Следователь вытянул несколько ниток из шва.
- Это... - сказал он.
Солнце холодно блеснуло на наполовину приоткрытом кладе: шесть долларов и семьдесят центов серебром в животе у мистера Кобермана.
- Я думаю, что Дуглас сделал мудрое помещение капитала, - сказал следователь, быстро сшивая плоть над "сокровищем".

Люди с собачьими мордами.

Spoiler

Мне было скучно — это всё, чем я могу обосновать свои действия. Каждодневная рутина была для меня невыносима, и я лишь хотел добавить своей жизни чего-то нового, необычного. Моя musculus gluteus maximus требовала приключений, как никогда. Эта скука и подстегнула мой интерес к той злосчастной картине, за который я, чуть было, не поплатился своей прежней жизнью. Прошу заметить — именно прежней, а не жизнью вообще. Возможно, даже уместно сказать, прежней формой существования.

Эта проклятая картина висела в одном из кабинетов на кафедре истории моего университета. Я сидел на паре по истории — наискучнейшем предмете, какой только может преподаваться в нашем университете. Преподаватель наш принадлежал к той категории историков, которые почти так же стары, как и события, о которых они рассказывают. В день, когда я впервые обратил внимание на необычную картину в кабинете, он рассказывал о смуте, и я мог бы поклясться, что этот старик получил свои знания не из книг, а сам был свидетелем смуты.

Как водится, этот старик был скучнейшим в мире человеком. Говорил он тихо и монотонно, так, словно уже умер, а его тело продолжает жить по инерции. Я глянул на часы над его головой — прошло сорок минут от начала пары. Впереди ещё пятьдесят. Ещё пятьдесят бессмысленных минут, проведённых в глубине своего сознания.

Я не знал, чем себя занять — все игры в телефоне были пройдены, на интернет не хватало денег, а сосед по парте был из числа тех лютых ботаников, что учат предмет не ради интереса или оценки, а просто ради учёбы, и даже если бы я смог бы отвлечь его от речи преподавателя, то сомневаюсь, что сумел бы поговорить с ним о чём-нибудь более интересном, нежели предмет, на котором мы сидели.

Умирая от скуки, я стал наблюдать за стрелкой часов, где-то в потёмках души надеясь, что сумею силой воли заставить часы идти быстрее — безумная идея, но так была сильна моя скука в тот момент. Увы, как я ни старался, время не ускорялось. Мне показалось, что оно даже пошло медленней. Секундная стрелка словно умирала, и каждое движение давалось ей из последних сил.

Наблюдение за часами мне скоро наскучило, и я стал рассматривать кабинет. Сто семьдесят девять дырочек на потолке — это я узнал ещё на предыдущей паре. Оглядевшись, я обратил внимание на картину, висевшую прямо над моей головой — как часто я её видел, и как редко обращал на неё внимание!

Я стал рассматривать эту картину — Казанский Собор, площадь, куча народу. Вот два человека прогуливаются перед собором, вот едет карета с тройкой лошадей, вот мамаша отчитывает своё дитя, а вот на переднем плане в самом низу картины мужчина и женщина идут под ручку. Только что-то в них мне показалось неправильным — то ли слишком блеклые цвета, по сравнению с остальной картиной, то ли положение практически на самом краю картины, то ли собачьи морды вместо человеческих лиц. Да, на той картине были изображены мужчина и женщина, с мордами собак. Всё остальное было в них совершенно нормально — оба стояли на двух ногах и были одеты совершенно нормально — женщина в платье с пышной юбкой и шалью на плечах и мужчина в чёрном сюртуке и цилиндре. Естественно, я решил, что мне чудится, но как я ни протирал глаза и не отводил взгляда картина не менялась — я отчётливо видел мужчину и женщину с собачьими мордами. И вот тогда в моей душе родилось отчаянное желание знать, зачем же художник нарисовал на обычной картине таких необычных людей, смотревшихся жутким контрастом с общей нормальностью.

Как я уже сказал, мне было невыносимо скучно — как на предмете по истории, так и вообще по жизни. Ни девушки, ни стоящих друзей я не имел, и проводил свои вечера за бессмысленным сидением в интернете или праздными шатаниями по улицам. Эта картина стала для меня чем-то вроде свечи в темноте.

После занятия я подошёл к преподавателю и спросил, откуда привезли эти картины.

— А? Картины? Доклад хотите подготовить?

Я не знаю, маразм это или ещё что, но факт, с которым, вероятно, многие сталкивались — общение со старыми людьми иногда выглядит как разговор через сломанный телефон. Вроде ты говоришь понятно, и собеседник твой не глухой, но слышит он совершенно другие слова, будто его разум сидит где-то в глубине его мозга, а звуки снаружи доходят до него лишь искажённым эхо.

С горем пополам я сумел объяснить, что мне интересно узнать происхождение картин на кафедре.

— Откуда же я знаю? Спросите у заведующего, — был ответ преподавателя.

Я обрадовался, что узнал хотя бы это. Мой интерес не показался ему странным. Думаю, он тут же забыл о моём существовании.

Подумав, я не стал обращаться к заведующему кафедрой. Уверен, это выглядело бы весьма забавно — студент, врывающийся в кабинет и жаждущий знать, кто и когда нарисовал картину с людьми-псами. Мой энтузиазм немного утих, но вскоре ему вновь суждено было загореться.

Через неделю я поднимался на ненавистную мне кафедру, чтобы вновь слушать унылую речь полумёртвого человека. Не знаю, как назвать такое стечение обстоятельств — судьба или злой рок. Когда я подошёл к кафедре, то увидел, как оттуда какой-то человек в чёрном пальто выносит эту самую картину. В тот момент он говорил по телефону, и я стал свидетелем отрывка его разговора:

— Да, достал. Да, именно ту, которую вы и просили. Нет, несложно. На те деньги, что вы мне дали, я бы мог купить все картины в этом институте. Да, доставлю. Да, никому не покажу. Да, да, да!

Голос его звучал раздражённо, будто он объяснял очевидные истины дотошному ребёнку. Вся ситуация показалось мне необычной — зачем кому-то понадобилась картина с кафедры истории забытого всеми университета? Может, я параноик, но мой рассудок тут же увязал этого человека с необычными людьми, нарисованными на картине.

Не знаю, чем я руководствовался в тот момент — я спустился вниз по лестнице и нагнал человека с картиной у самой его машины. Он уже засовывал картину на заднее сиденье машины.

— Извините, а зачем вам понадобилась эта картина? — спросил я.

— Она мне не нужна, меня только доставить её попросили.

Тут человек осёкся, будто случайно рассказал то, что не следовало:

— А тебе-то какое дело?

Я сразу ретировался, ощущая себя каким-то детективом-неудачником.

После того дня, наверно, я никогда не вспомнил бы об этой картине, если бы через пару дней из сводки новостей я не узнал о страшном убийстве — в пригороде был найден труп мужчины, растерзанного собаками. Рядом со статьёй помещалась прижизненная фотография погибшего — того человека, что забрал странную картину с нашей кафедры.

Склонный к построению причинно-следственных связей рассудок быстро выстроил в связную цепь все события — по чьей-то просьбе этот человек забрал с кафедры истории странную картину, а потом был убит самим заказчиком, как… ненужный свидетель? Странно, зачем кому-то могло понадобиться хранить под таким тяжёлым замком покупку картины?

От всех этих мыслей мне стало жутковато, хотя не скажу, что мне это не нравилось. Наоборот, я ощутил разнообразие в своей унылой жизни. Но всё в нашем мире имеет цену — в том числе неоправданный интерес к чужим делам.

Вскоре после убийства человека, забравшего картину, в моём дворе появилась необычная машина — чёрный «Фольксваген Жук». На наших улицах редко можно увидеть машину этой модели, а уж тем более её появление заметно во дворе, где одни и те же машины всегда стоят на одних и тех же местах.

«Ого, забавно», — это всё, что я подумал, увидев «жука», и даже мой параноидальный рассудок не увязал эту машину с появлением человека в куртке с капюшоном, натянутым на лицо, который каждую ночь прогуливался мимо моего подъезда. Часто я гулял по ночам и возвращался домой за полночь, и этот человек всегда ходил где-то рядом, выгуливая свою маленькую собачку. Он никогда не выходил на свет фонарей, и я никогда не видел его днём. О породе собаки я мог сказать только приблизительно — из-за темноты я видел только очертания её маленького тельца. Мне показалось, что это был мопс или французский бульдог.

В роковую для меня ночь я поднимался по лестнице, возвращаясь в свою квартиру после очередного праздно шатания по улицам. У меня появилось странное беспокойство, когда на неосвещённой лестничной площадке я увидел силуэт человека с собакой на руках. На мгновение мне показалось, что он шептал что-то своей псине. Я ускорил шаг, поднялся до своей квартиры и уже почти вставил ключ в замок, как вдруг на моём лице оказалась какая-то мокрая тряпка, и весь мир перестал для меня существовать.

Не знаю, сколько времени я был без сознания. Очнулся я на полу какого-то подвала, освещённого только лампочкой, висящей на хлипком проводе.

«Где я? Что происходит? Как я сюда попал? Что вообще случилось?» — все эти вопросы сплелись в моей голове в безумном вальсе, отдававшимся невыносимым гудением.

Понемногу я стал приходить в себя. Я попытался подвигаться, но понял, что мои руки и ноги связаны, а голова так сильно кружится, что мне бы стоило больших трудов встать со свободными конечностями, а уж тем более со связанными.

Я услышал голоса — говорили где-то в соседнем помещении. Я не мог разобрать слов, но судя по всему, мои похитители о чём-то спорили. Вдруг раздался скрип открывающийся двери, и нежный женский голос обратился ко мне:

— Ты проснулся?

Я попытался приподняться, чтобы увидеть лицо говорящего, но ничего не вышло.

— Посадите его, — сказал всё тот же голос.

Чьи-то сильные руки грубо подняли меня и посадили, прислонив спиной к стене. Тогда я смог нормально осмотреться и наконец-то увидел тех, кто меня похитил. Холод пробежал по моей спине и все конечности парализовало от страха, когда я увидел, что передо мной стоят три человека, и вместо лица у каждого из них собачья морда.

— Не бойся, — опять раздался женский голос, но я не мог видеть, откуда он шёл. Прямо передо мной стояла девушка, чьи длинные светлые волосы обрамляли морду бульдога, и, наверно, говорила именно она, так как остальные двое были мужчины. Но откуда шёл этот голос? Пасть существа не двигалась.

— Не смотри на её морду. С тобой говорю я.

Я обратил внимание на собаку, лежавшую у ног страшной девушки. На мгновение мне показалось, что я сплю и сейчас проснусь от ужаса, вскочив на своей кровати. Но, увы, я всё так же оставался в сыром подвале.

Безумная картина — бульдог у ног этой девушки имел человеческое лицо. Со мной говорила эта собака.

— Успокойся, — сказала девушка-бульдог, увидев на моём лице следы животного страха. — Мы поможем тебе.

Я глянул на мужчин за её спиной — оба они были такими же, как и она. В ногах у того и другого лежала собака с человеческим лицом.

— У тебя есть собака? — обратился ко мне один из бульдогов.

Я сумел лишь только помотать головой.

— Ничего, мы найдём её тебе.

Неожиданно дверь распахнулась, и в помещении появились ещё два человека-ротвейлера.

— Я запретил! — рявкнул один из них.

— Ты не наш вожак, — ответил второй бульдог.

— Но могу им стать!

— Ты мне угрожаешь? — спросил первый.

— Твоя власть нас всех погубит! Неужели ты думаешь, что человек сможет стать членом нашей стаи?

— У нас нет выбора. Если процедура обращения пройдёт хорошо, то наш генофонд получит новое вливание.

Морда ротвейлера на человечьей голове зарычала:

— Ты просто ищешь кобеля для своей дочки.

— Их щенок будет обладать новыми генами, без которых наша стая вымрет. У нас слишком часто стали рождаться уродцы. Обращение может спасти не только нашу стаю, но и все остальные.

Части мозаики стали складываться в цельную картину в моём разуме — ужасную, отвратительную картину. В моём сознании всплыли воспоминания из школьной биологии — что-то о рождении уродов при близкородственных браках. Внезапно я осознал, для чего я им нужен, и от этой мысли мой желудок схватили спазмы.

— Это безумие! Никакой человек не сможет жить среди нас. Мы должны избавиться от него!

— На кону стоит существование всего нашего рода, и я не буду рисковать.

— Ты просто не хочешь отдать эту сучку моему щенку!

— В нашей стае есть гораздо более достойные кандидаты.

— Что ты сказал?! — морда ротвейлера, доселе молчавшего, зарычала.

— Скажи своему щенку, чтобы не смел рычать в моём присутствии!

— Папа, нет! — крикнула девушка.

Бульдог и ротвейлер сцепились друг с другом — собаки с людскими лицами драли друг друга лапами, а люди с собачьими мордами старались перегрызть друг другу глотки.

Девушка-бульдог стояла в стороне, крича и воя от страха, пока псы-люди дрались. Я же сидел, зажавшись в углу, понимая, что от исхода этой драки зависит, что со мной будет — убьют ли меня, или же я стану жертвой экспериментов песьеголового народа. Даже не знаю, что бы я сам предпочёл.

Драка закончилась победой бульдогов. Как только оба ротвейлера упали бездыханными передо мной, бульдоги тут же ушли зализывать свои раны. Я остался один в сыром подвале с двумя растерзанными человеческими телами. На собаках с человеческими лицами не было каких-то серьёзных ран, но они тоже были мертвы и лежали рядом.

Я был настолько напуган, что даже не заметил, как по моим щекам потекли слёзы отчаяния. Я понимал, что если не выберусь, меня попытаются превратить в такого же песьеголовца. А сколько раз они уже пытались это сделать с обычными людьми? И что же с ними стало? Эти мысли не давали мне покоя, терзая меня изнутри.

Но вот мой взгляд упал на один из трупов, и я увидел, что прямо рядом с ним лежит нож, выпавший, видимо, из его руки. Не знаю, почему никто из бульдогов не забрал этот нож — то ли они были слишком заняты своими ранами, а девушка слишком напугана, то ли сам Господь отвёл их глаза в нужный момент.

Не раздумывая ни секунды, я подполз к ножу, извернулся и взял его в руки. Аккуратно я перерезал верёвки на руках и ногах, каждую секунду молясь, чтобы эти твари не вошли в подвал.

Освободившись, я подошёл к двери. Голова всё ещё кружилась и конечности плохо меня слушались, но страх заставлял меня двигаться. Я вышел из комнаты и попал в небольшое помещение с лестницей. Осторожно я поднялся по ней и приподнял люк. Огляделся — пусто. Только отдельные голоса были слышны в соседних комнатах.

«Подождать или убежать?» — мгновение размышления, и вот я стал красться к входной двери. Стараясь не произвести ни малейшего скрипа, я открыл её и вышел, очутившись в ночном поле.

Но я не бросился сразу бежать прочь. От этого меня удержал стон, исходивший из сарая рядом с домом. Страх и желание спастись были сильны, но мне показалось, что кто-то просит о помощи. Может, и глупо было так рисковать собой, но всё же категорический императив, так глубоко сидевший в моём мозгу ещё со школьных времён, заставил меня хотя бы заглянуть туда.

Клянусь всеми богами, я зря это сделал. Стоило мне запустить свой робкий взгляд внутрь сарая, как я тут же сорвался прочь. Никогда я не испытывал такого отчаянного ужаса и отвращения, как тогда.

Там внутри, в окружении множества каких-то непонятных приборов, на столе лежал связанный человек. Он был весь покрыт длинной, но редкой шерстью, лицо было наполовину собачье, а на голове торчали уши, как у овчарки. Он и был источником стона.

Это чудовище протянуло в мою сторону руку и, кажется, я различил мольбу о смерти в его голосе. Это зрелище стало последней каплей в чаше ужаса, и мои ноги сами унесли меня прочь.

Я бежал, пока не свалился без чувств где-то возле дерева. Очнулся я днём, не имея ни малейшего понятия, где я и сколько времени прошло с того момента, как меня похитили. Не имея других вариантов, я бесцельно шёл через лес, пока не увидел сквозь заросли асфальтированную дорогу. Оставляя куски одежды и кожи на колючих ветках, я пробирался к дороге, обнаружив, к своей радости, что вдалеке виднеются панельные девятиэтажки.

Представляю, какое впечатление я произвёл на людей — грязный человек в порванной одежде ходит и спрашивает, где он находится. К счастью, я был не так далеко от своего города. Моя привычка таскать деньги в карманах спасла меня — песьеголовцы не забрали у меня купюр, и мне хватило денег на автобус до дома.

Вернувшись, я тут же купил билет на поезд до Москвы. Благо, там жила моя сестра, у которой я и остановился. У неё я прожил несколько месяцев, после чего перебрался в Екатеринбург.

Теперь я живу достаточно далеко, чтобы мои похитители не могли найти меня вновь. Однако страх не покидает меня — сколько ещё таких монстров рассеяно по всей нашей стране? Не общаются ли они все между собой? Не расскажут ли те бульдоги каким-нибудь екатеринбургским лабрадорам о том, что на свободе гуляет человек, знающий тайну песьеголового народа? Я могу сменить множество мест жительства, но везде я буду бояться, что однажды, возвращаясь домой, я вновь встречу человека с собачьим лицом, и тогда судьба уже не будет ко мне так милостива.

Семечки.

Spoiler

У меня умерла мама. Муж болел, и все хлопоты, связанные с похоронами, легли на мои плечи. Двое суток я совсем не спала, очень устала. В день похорон не было сил даже плакать. Просто сидела над гробом, опустив голову, тупо уставившись в одну точку, никого не слыша и ничего не видя. А когда подняла голову, вдруг увидела, что рядом с гробом на стуле для родственников сидит ребенок и грызет семечки. Наверное, громкое щелканье и вывело меня из транса. Ребенок выглядел несколько странно, хотя в чем именно странность, описать было трудно. В лице было что-то, вызывающее мысли об умственной отсталости или душевной болезни. Вначале я решила, что это девочка, но потом показалось, что это все-таки мальчик. Мальчик сидел на стуле, с любопытством смотрел на покойницу, щелкал семечки и сплевывал шелуху чуть ли не в гроб. При этом то ли улыбался, то ли скалился и делал какие-то не скоординированные движения. Меня это очень оскорбило и разозлило. Я обратилась к присутствующим:

— Чей ребенок?

Все начали переглядываться и искать того, кто привел ребенка. Кто-то спросил

— Ты чей?

Мальчик не отвечал. Другой человек сказал:

— У нас в доме таких вроде бы нет...

Когда выяснилось, что ребенок «ничей», я без церемоний стащила его со стула и сказала, чтоб он шел отсюда куда подальше, и даже подтолкнула его в сторону подъезда. Он поплелся туда, по-прежнему грызя семечки.

Живем мы на третьем этаже. Оттуда и выносили гроб, поэтому после похорон я по обычаю решила вымыть холодной водой лестничный пролет. Начиная от нашей квартиры до входной двери были выложены семечки. Не насыпаны, а именно выложены. На каждой ступеньке. Ровными дорожками. До входной двери. «Вот гаденыш! — негодовала я. — Найду родителей и всё расскажу!». Я смела семечки и вымыла пол.

Когда на следующий день в 7 часов утра я вышла из квартиры на работу, то снова увидела ту же дорожку из семечек. Ногами я разбросала семечки по ступенькам, сбросила в пролет и решила найти того, кто так «развлекается» по ночам. Я внимательно вглядывалась в детей, которые гуляли возле дома, расспрашивала соседей о «приметном» ребенке. Все только пожимали плечами. Никто его не видел ни до похорон, ни после. Где-то через неделю, возвращаясь с работы домой, я снова увидела семечки у себя в подъезде. Они были насыпаны горкой возле двери на первом этаже.

Утром на крыльце был завязан белый платок — знак, что в подъезде снова покойник. Погиб парень, который жил в квартире на первом этаже. В той самой, возле двери которой были насыпаны семечки.

Похороны были ужасными. Людей было очень много. Все плакали. И вдруг в толпе я заметила того самого мальчишку! Он выглядывал из-за женщины и явно пытался привлечь мое внимание. Когда он увидел, что я его заметила, ухмыльнулся, поднял кулак, погрозил им и разжал пальцы. Из ладони посыпались семечки… Я потеряла сознание. Когда меня привели в чувство, мальчишки уже не было.

Ночью после этого я просыпалась от странных звуков: я слышала, как над моей головой кто-то щелкает семечки и сплевывает шелуху. На работе я постоянно ощущала запах семечек. Мои руки, как бы я их ни мыла, пахли семечками.

Через несколько дней я обнаружила горку семечек под своей дверью. В тот же день умер муж. Да, он был инвалидом, долго болел, но он не должен был умереть так внезапно! Люди с жалостью и «пониманием» смотрели на меня, когда я в истерике рассказывала о мальчишке с семечками. Захлебываясь от слез, я пошла в спальню, где лежал покойный муж, и увидела, что возле него на стуле сидит проклятый мальчишка и грызет семечки. А вокруг — кучи черной шелухи…

Мне вызвали «скорую».

Мужа похоронили без меня. Больше месяца я провела в психиатрической больнице. Две недели вообще выпали из памяти. С поставленным диагнозом возник и запрет на работу в детском саду. Вот только я уверена, что ничего мне не привиделось. Хотя бы потому, что соседка, убиравшая в квартире после похорон, призналась, что действительно из спальни вымела почти совок шелухи от семечек. А у меня, как вы понимаете, в доме семечек не было.

Фантазии.

Spoiler

С детства я обладал гиперактивным воображением. Так, по крайней мере, объясняли происходящие со мной вещи взрослые. И в самом деле, что взять с ребенка, который, услышав во дворе страшилку, ночью бежит к родителям в слезах, утверждая, что кто-то страшный сидит у него под кроватью?

Тогда я плохо понимал, что со мной происходит, да и сейчас не могу всего объяснить. Но еще будучи несмышленым мальчуганом, я осознавал, что происходящее ненормально.

Да, ребенку с развитым воображением может привидеться бабайка. Но мог ли этот бабайка, который, по версии взрослых, существовал только в моем воображении, оставить на моей ноге смачный грязный след руки с семью пальцами?

Проснувшись однажды утром и обнаружив, что чудовище, ночью тащившее меня за ногу куда-то в темноту под кроватью, не только мне не приснилось, но и оставило у меня на лодыжке весомое доказательство своего присутствия, я окончательно замкнулся в себе, решив больше никому не рассказывать ничего о происходящем.

Если бы дело ограничивалось только одним случаем, я бы, скорее всего, смог как-то приспособиться. Но нет же! Одним далеко не прекрасным днем я услышал историю из разряда «Не оборачивайся» (о незнакомце за спиной и страшных карах, постигших всех, кто не послушал его предостережения и все-таки обернулся). Тем же вечером, читая книгу, я услышал шепоток позади и почувствовал на плече холодную костлявую руку.

С ним было легче, чем с тем, из-под кровати. Он не пытался меня никуда утащить, просто появлялся из ниоткуда с наступлением темноты и так же бесследно исчезал после получаса увещеваний обернуться. Конечно, я не оборачивался. Вот еще, слушать всяких…

Время шло, и вскоре моя жизнь напоминала бесконечную игру в прятки с толпой голодных монстров. Простой поход в туалет ночью превращался для меня в целое испытание: я вскакивал с кровати, уворачиваясь от цепких лап, норовивших схватить меня за щиколотку, бросался к выключателю и зажигал свет за секунду до того, как темнота вокруг перестанет быть такой безжизненной и спокойной. Но и при свете нельзя было чувствовать себя в безопасности — мало ли историй о существах, которым он не преграда.

Не знаю, как я при такой жизни не сошел с ума. Да-да, я был полностью уверен в своей адекватности. Причиной тому послужил один случай, после которого я окончательно отмел все надежды на то, что я просто психически нездоров.

В силу обстоятельств, описанных выше, я стараюсь возвращаться домой засветло. Но одним теплым летним деньком, гуляя с другом, я забыл о времени и спохватился, только когда последний яркий луч закатного солнца ударил меня по глазам. Я извинился и уже был готов оставить друга добираться домой в одиночестве, когда увидел его лицо. Побелевшими от ужаса глазами он смотрел мне за спину, застыв на месте, как статуя. Его губы мелко дрожали — казалось, он хочет закричать, но не может. Я схватил его за руку и со всей возможной скоростью потащил в сторону удачно оказавшейся рядом круглосуточной кафешки, надеясь, что «порождение моей фантазии» нас не догонит.

Обошлось. Если так можно сказать. Мой друг так и не оправился, и теперь заперт в какой-то психбольнице, накачанный химией, как лабораторная крыса. Когда я ехал с ним в карете скорой помощи, любезно вызванной сотрудниками кафешки, он лежал на носилках, свернувшись калачиком, и дрожал. Позже я навещал его. И каждый раз он встречал меня пустым взглядом, мерно раскачиваясь на стуле и повторяя одну и ту же фразу, как молитву: «Я не видел тебя, не видел тебя, не видел… Пожалуйста, я не видел…».

* * *

Я не перестаю удивляться, но мне не только удалось не сойти с ума от происходящего, но и получилось даже несколько приспособиться. Мои «домашние любимцы», как я стал их шутливо называть, оказались не такими уж опасными, нужно было только соблюдать определенные правила. Тем более, что их основной, скажем так, состав был сформирован еще в пору моего детства, когда избегать страшилок было намного сложнее.

Долгое время я пытался найти выход из положения, но сколько бы я ни читал сказок о героях, побеждающих зло, ни один так и не появился, чтобы спасти меня. Видимо, такова была особенность моего воображения — материализовалось только все самое нереальное, самое злое, что только можно было встретить в книгах. Да, никакие монстры с телеэкранов не докучали мне, исключительно твари с бумажных страниц или из устных историй.

Тогда я решил писать сам. Чем черт не шутит, вдруг то, что не вышло с чужими историями, выйдет со своими. Я начал осторожно писать истории, которые слышал в детстве, чтобы не рисковать и не наплодить еще больше монстров. Я переписывал их, как помнил, но в каждую историю я старался незаметно добавить тому или иному чудовищу некоторые слабости. Так, например стеснительный шептун, обожающий нависать над плечом, в моей истории не выносил любой, даже самой тихой музыки.

Можете представить весь масштаб моей радости, когда при следующем его посещении я включил какой-то тихий вальс, и шепот пропал. После этого я начал строчить истории со скоростью пулемета, и вскоре выживать мне стало намного легче.

Через некоторое время я уже чувствовал себя практически в безопасности. Весь мой пантеон чуть ли не стоял по стойке смирно, и я, вдохновленный успехом, решил пойти дальше. Тем более, что теперь, при соблюдении определенных правил, в мою квартиру можно было даже привести постороннего человека.

Стоит ли упоминать, что при таком образе жизни я был чертовски одиноким? Нет, конечно, компания, если так можно выразиться, у меня была всегда, но… сами понимаете. История, написанная следующим вечером, была, пожалуй, лучшим, что я когда-либо творил. В ней было все — немного драмы, немного смеха, чуть больше надежды, и, конечно же, море ужаса. Я кое-чему научился за все это время и понял, что хорошее можно извлечь и из плохого.

На следующий день я познакомился с прекрасной девушкой. Не буду углубляться в подробности нашего знакомства, скажу только, что я кое от кого ее спас. Она была милой, веселой, и вообще моим маленьким идеалом… Неудивительно, ведь фактически я сам ее написал.

Таким счастливым я себя еще никогда не чувствовал. Небольшие странности иногда приводили меня в недоумение, но в основном я старался закрывать на них глаза. Так например, она никогда не фотографировалась, мотивируя это крайней нефотогеничностью. Когда я приводил ее к себе домой, мои полуночные друзья вели себя тише воды, ниже травы, будто прячась от чего-то, что их неимоверно пугало. Наверное, я уже тогда обо всем догадался, просто хотел как можно дольше растянуть счастливые мгновения.

Кто знает, чем бы все это закончилось, но сегодня, когда моя девушка спала, я поддался любопытству. Да, я сфотографировал ее. Сейчас, пока я пишу эту историю, она спит в соседней комнате. Не уверен, что смогу скрыть от нее то, что увидел на этом снимке. Что-то пошло не так, и моя теория о том, что даже из плохого можно извлечь что-то хорошее, рассыпалась в прах. Впрочем, у меня в голове созрел новый план.

Мне всегда было интересно, что будет, если я напишу историю, которая будет немного отличаться от прочих. Историю, где главный монстр — я. Что ж, если все получится — прощайте. А еще… я не завидую тем, кто поселится в этой квартире после меня.

Как вы думаете, что видят люди во время белой горячки? Пример: http://kriper.ru/image/1237

На сегодня всё. Пока.

[Кошара]

Привет всем!

Автор: Вячеслав Захаревич 

Spoiler

Мама, торопясь, одевалась. Она собиралась уже уходить, но остановилась в дверях и спросила:

— Не боишься остаться один?

Майк немного помолчал, а затем улыбнулся и покачал головой в ответ.

Но мама видела, что за спокойным лицом мальчик скрывает печаль, а может быть, даже и страх. Она подошла к нему, присела и приобняла его за плечи:

— Всего одна ночь, и все. Просто меня срочно вызвали на работу, и я не могу не поехать. В больнице города и так не хватает людей, а тут эта авария с автобусом. Ты ведь меня понимаешь?

Она немного помолчала, а потом добавила:

— Послушай, если ты боишься, что опять...

— Мам, — оборвал её Майк, — все нормально. Мне уже почти десять лет, и можешь не беспокоится больше по этому поводу.

Она кивнула, подошла к двери в очередной раз и, обернувшись, сказала:

— Я тебе приготовила курицу и пару бутербродов, если проголодаешься — все оставила в холодильнике. Да, и долго не сиди, ложись спать пораньше. Думаю, что буду дома под утро, но не раньше, это точно. Ну, пока.

С этими словами она вышла и закрыла за собой дверь, на мгновенье впустив в дом зимнюю прохладу и снег суровой февральской ночи.

Майк молча стоял и слушал, как за окном завывает ветер и как разогревается двигатель их старенькой машины. В этом году зима была очень холодной. Температура порой опускалась даже до тридцати пяти градусов, и сейчас на термометре красная линия доходила почти до двадцати восьми.

Ему не так часто приходилось оставаться дома одному, и хоть это было не в первый раз, ему всё же не нравилось, когда маму вот так, а особенно ночью, вызывали на работу. Но, тем не менее, это произошло, и он стоял посередине прихожей, смотря, как снег, залетевший через дверь, лежал на полу и медленно таял. Машина тронулась, и через несколько секунд её уже не было слышно. Тишину в доме нарушал лишь еле слышный за окном свист ветра.

— Значит, так, — сказал Майк пустому дому и обернулся, чтобы посмотреть на часы. Все нормально, ничего страшного. Ведь так?

«Так-то оно так. — пробормотал его внутренний голос. — Но почему твои руки так вспотели, когда мама упомянула о нем? Да, и ещё, а где ты собираешься спать? Неужто ты рискнешь? Неужто ты думаешь, что они не доберутся до тебя? Ты же знаешь, что Он только и ждет, чтобы ты остался один, чтобы ему никто не мешал. Поверь мне малыш, его когти доберутся, доберутся и утащат тебя!».

— Нет! — невольно вскрикнул Майк, — Этого не будет!

Висящие на стене электронные часы зелёным цифрами показывали 20:35. Медленно шаркая ногами по полу, он двинулся на кухню.

«Я все придумал: буду спать у мамы в комнате на кровати. Поставлю будильник и утром, когда будет светло, переберусь в свою кровать, и мама ни о чем не догадается, не будет думать, что я опять все придумываю и трушу».

По пути на кухню он мельком взглянул на свою открытую дверь в комнату и, поколебавшись, остановился.

«А ты не задумывался над тем, почему, когда ты включал свет и заглядывал под кровать, его там не было? А приходившая мама на твой шум успокаивала тебя тем, что тебе это мерещится, и ты выглядел полным дураком перед ней. Но мы же с тобой знаем, что ты не дурак, что Он боится света и прячется при первой же опасности. Он может вылезать из-под кровати. Он…».

«Хватит! Возьми себя в руки!».

«... может ходить. Он может даже выйти».

Майк молча стоял и всматривался в темноту комнаты своими небольшими карими глазами. По телу бежали мурашки оттого, что он вспоминал, как по ночам чувствовал под собой тяжелое дыхание монстра, который прятался под его кроватью; чувствовал, что как только рука или нога окажется внизу, Он ее схватит своими длинными когтистыми лапами; чувствовал, что если уснет, Он вылезет из-под кровати и…

— Это всего лишь твоё воображение Майки, — послышался в голове голос приходившей по ночам мамы. — Поверь мне, нет никаких чудовищ и призраков. То, что ты видишь и принимаешь за действительное — всего лишь игра теней и плод твоих фантазий.

Эти слова часто успокаивали его. Но сейчас другое дело — он один! Поблизости нет мамы, и в случае опасности его никто не спасет и не прибежит среди ночи ему на помощь.

В горле стало пересыхать. Майк сглотнул слюну, отпрянул от двери и плотно закрыл её. «Так, успокойся и хватит дрожать! Всё хорошо, ты уже большой парень!». Он постоял возле двери ещё какое-то время, а потом прошел на кухню.

Их старый дом стоял почти на окраине села, и из окна на кухне хорошо было видно начало бесконечного леса, который уже почти три месяца спал, укутавшись снежным одеялом. Он задумчиво уставился в окно. Сильный ветер гонял снежные хлопья из стороны в сторону с такой силой, что даже скрывал вершины деревьев. Майк взял бутылку холодной воды с подоконника и немного отпил, смочив засохшее горло.

Когда он глядел на лес, ему вдруг вспомнилось прошлое лето, а точнее, один из вечеров, когда они с друзьями отправились за яблоками в сад к одной слепой сумасшедшей бабке. Так странно, он уже давно не вспоминал и не хотел вспоминать об этом, но почему-то именно сейчас всё это отчетливо всплыло в памяти во всех подробностях. От этого Майку стало не по себе. Он попытался отогнать эти страшные мысли, но они уже полностью вгрызались в него, возвратив его в ту ночь.

За недели две до того, как они пошли в сад за яблоками к этой бабке, у неё пропал муж — заблудился в лесу или что-то в этом роде. Ходили слухи, что это она его убила, и что кто-то видел, как бабка ночью тащила огромный мешок с его трупом в лес. Но, как бы там ни было, после исчезновения мужа у неё «съехала крыша». Из дому постоянно доносились какие-то непонятные крики и вопли. Мимо проходившие люди часто видели, как она сидела на ступеньках и бормотала что-то себе под нос. Видели, как ругалась сама с собой, как ходила вокруг дома с зажженной свечкой и разговаривала на непонятном языке, как лежала спиной на земле и каталась из стороны в сторону, даже как носилась с ножом по своему огромному и красивому саду.

Конечно, Майк и трое его друзей, отправившиеся к ней воровать яблоки, прекрасно понимали, что с такой спятившей ведьмой опасно иметь дело, но расклад был очень хорошим: эта старая пердунья по ночам крепко спала и, наверно, не только ничего не видела, но даже ничего и не слышала. Дед мёртв (пусть даже если и от её руки), и в случае опасности никто не схлопочет соли в задницу.

И вот в одну из летних ночей они перелезли через её невысокий забор и стали решать, кто же полезет на дерево. Светила полная луна, и в темноте она все прекрасно освещала. Майк проиграл спор и полез на дерево, остальные стояли внизу и собирали яблоки, которые он скидывал. В тот самый момент, когда они уже собирались уходить, в доме послышались какие-то странные хрипы и стоны. Все замерли, чтобы она их не засекла. Через несколько мгновений дверь в доме распахнулась, да так, что чуть не вылетела с петель, и на ступеньках показалась огромная туша полностью голой бабки. От неожиданности Майк свалился с дерева почти прямо к крыльцу дома. Он не почувствовал боли, зато увидел, как в руке у неё переливался в лунном свете топор. Она плавно водила им из стороны в сторону, как слепой старик ищет перед собой дорогу палкой, разрезая тёплый ночной воздух. Из её рта текла пена. Рот постоянно открывался и закрывался, жадно глотая ночной воздух и при этом что-то бормоча. Майк хотел вскочить и побежать, но страх и какая-то неведомая сила не давали ему даже пошевельнуться, не то что бежать. Он сидел и боялся, что любое его движение приведет к тому, что бабка кинется на него. В тот момент она совсем не казалась ему слепой. Её налитые кровью звериные глаза вращались в поисках жертвы. Она посмотрела ему в глаза, и в них Майк увидел что-то нечеловеческое. Именно тогда он понял, прочитал в её диком взгляде, что это именно она убила своего мужа, зарубила его вот этим самым топором. Едва эта мысль промелькнула у него в голове, как позади себя Майк услышал, что все в панике бросились врассыпную. От этого шума бабка завопила и кинулась на него, но, проломив своим весом ступеньку, распласталась на земле. Это привело Майка в чувство. Он вскочил и побежал со всех ног. Позади доносились леденящие душу вопли жирной бабки. Он бежал и уже задыхался, думая, что вот-вот упадет, но страх, что она все же встала и побежала за ним (хотя, конечно же, ему это казалось), подгоняло его все сильней и сильней. Майк не помнил, как оказался дома, но зато помнил, как лежал в кровати и дрожал от страха, думая, что бабка всё же бежала за ним, и вот-вот послышаться удары топора о входную дверь...

Спустя несколько недель пропал один из их четвёрки, ходившей к бабке в сад. Тело так и не нашли. Официальной версией было признано, что мальчик по неопытности просто заблудился в лесу. Но каждый из оставшихся знал, что стало с ним на самом деле.

В животе немного заурчало. Майк открыл холодильник и достал приготовленные мамой два бутерброда. Его желудок не так давал о себе знать, чтобы приниматься за сочный кусок жареной курицы. А вот бутерброды — это было самое подходящее топливо для организма. Подойдя к плите, Майк зажёг газ, чиркнул спичкой и поставил чайник.

Ветер постепенно усиливался. Было видно, как за окном он стал сильнее гонять снежные хлопья из стороны в сторону, которые уже скрыли практически весь лес своей густотой. Майк сел и принялся за первый бутерброд.

Где-то в доме скрипнула половица. Звук был настолько отчетливый и громкий, что Майк замер. Он почувствовал, как от страха его сердце стало набирать обороты, и бешено колотиться.

«Пока ты здесь сидел, Он вышел, Он идет к тебе!».

Сковавший его ужас не давал ему пошевелиться и даже дожевать часть бутерброда оставшегося во рту.

«Так, успокойся, возьми себя в руки. Тебе это только послышалось».

Майк закрыл глаза, чтобы успокоиться и сосредоточиться, но вместо этого c головы до ног его пробрала дрожь. Через силу он проглотил почти четверть бутерброда разом и прислушался. Он сидел неподвижно минут пять, но не было никаких скрипов, никаких шагов, никаких признаков того, что кто-то есть ещё в доме. До ушей лишь доносился шорох ветра за окном и тиканье небольших часов, которые стояли на столе возле сахарницы. Он провел языком по засохшим губам и посмотрел на свои руки, которые от страха покрылись гусиной кожей.

«Да я смотрю, ты чуть не обделался от страха, — рассмеялся над ним его внутренний голос. — Иди и проверь, что это было!».

Майк продолжал сидеть. Он смотрел в проем двери, думая, что вот-вот сейчас что-то из него вылезет. Но ничего не происходило.

«Иди и проверь, что это было, трусишка!» — продолжал смеяться внутренний голос.

«Зачем же проверять, ведь мне это только послышалось, можно спокойно сидеть и...».

«А если Он притаился? Если Он ждет, что ты продолжишь свои дела, не обратив внимания на скрип?».

Господи! И почему в голову лезут именно такие мысли?!

«Может быть, это просто от ветра скрипнуло что-то в доме?».

«А может быть, это просто Он? Не будь ты тряпкой, иди!»

Да, лучше пойти и проверить, чем сидеть здесь в страхе и думать, что в доме кто-то есть.

Он медленно поднялся со стула, и далось это ему нелегко. Его ноги сильно дрожали. К ним как будто привязали пару гирь, и Майк не мог никак сдвинуться с места. Он потер о них свои вспотевшие ладони и заставил себя успокоиться. Сделав несколько вдохов и выдохов, Майк медленными и неуверенными шагами направился к двери. Уперевшись плечом в стену, он осторожно высунул свою голову из кухни и стал оглядывать темноту. Дверь в его комнату закрыта, коридор, ведущий к выходу из дома, пуст, мамина комната тоже закрыта. Нет никаких причин, чтобы волноваться.

«Тогда что же это было? Ведь я четко слышал, как что-то скрипнуло. Может быть, это просто ветер? Да, точно! Что же ещё?».

Это была первая обнадеживающая мысль, объясняющая все. Он стоял в дверях, чувствуя, как страх медленно его отпускает, и как напряженные мышцы расслабляются.

За спиной Майка с оглушительным свистом закипел чайник, да так, что от неожиданности он подскочил на месте и прикусил язык до крови. Этот громкий свист напугал его ещё больше, чем скрип половицы. Майк резко обернулся. Его сердце бешено заколотилось. Он двинулся к чайнику и локтем случайно задел подставку для ножей, и они с грохотом попадали на пол. Сердце ещё сильней заколотилось — казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди.

«О, Господи, и почему ему надо было именно в это момент закипеть! Чёрт, чёрт, чёрт!».

Майк выключил чайник и принялся собирать упавшие ножи. Свистящий звук медленно угасал. Дыхание постепенно возвращалась в нормальный ритм. В дверном проёме никто не появился, и скрипящих звуков больше не было. Поставив подставку с ножами на место, Майк налил себе чай, сел на стул и начал доедать второй бутерброд. Ему не очень хотелось сейчас есть, но мама постоянно ругалась, когда он оставлял что-то недоеденным. Горячий чай немного привел его в чувство. На лбу появились капли пота, и ему стало жарко.

Допив чай и дожевав бутерброд, Майк пошёл в мамину комнату. Он открыл дверь, и в темноте ему на мгновенье показалось, что кто-то сидит в дальнем углу её комнаты. Майк стал нервно шарить по стене, чтобы включить свет. Cтрах развеялся, как только небольшую комнату залил яркий желтый свет, и он увидел, что это всего-навсего мамин пиджак, висящий на стуле. В нос ударил приятный аромат духов, и ему сразу захотелось, чтоб сейчас мама была рядом. Они бы поиграли в карты или посмотрели бы вместе телевизор. Но он один. За окном сейчас самые темные ночи в году. Из-за усиливавшегося ветра старый дом начинал все сильней скрипеть, создавая страшные звуки, от которых Майк сходил сума. Он закрыл дверь и лёг на кровать, которая стояла под окном, закинув руки за голову.

«Вот и всё. Все позади. Двери закрыты, свет везде погашен, никто тебя не куда не утащил. Всё отлично!».

Он приподнялся и подвинулся к краю кровати. Взяв часы, на которых сейчас было 21:25, Майк завел будильник на шесть часов.

«Время, конечно, детское, можно было бы посмотреть телевизор или почитать книгу, но лучше уж спать».

Ему хотелось поскорее заснуть и забыть этот кошмарный вечер, хотелось, чтобы мама поскорее пришла. Он снял с себя рубашку и штаны, выключил свет и запрыгнул в холодную, ещё не разогревшуюся кровать. Майк закрыл глаза, и сон быстро укутал его в свои теплые и сладкие объятья. Последняя его мысль была о том, что было бы здорово, если у него в комнате тоже был бы телевизор.

Скреб, скреб…

Где-то в глубине сна Майк слышал, как кто-то шарил по замочной скважине, или…

«Пришла мама? Но она обещала вернуться под утро (скрежет все продолжался), тогда почему не прозвенел будильник?».

Мысли были мутные и тяжелые, глаза Майка никак не хотели открываться. Какой-то непонятный звук всё не давал ему продолжить спать. Майк хотел ухватиться за улетающий от него сон, но было уже поздно. Он нехотя и медленно открыл глаза. Кругом была полная темнота — значит, это точно была не мама, которая обещала вернуться не раньше утра.

Скрипящий звук снова повторился, и Майк с ужасом понял, что разбудила его не мама, ковыряющаяся своим ключом в замке, а звук скрежета по стеклу. Его всего затрясло от страха. Он зажмурил глаза и снова открыл их, в надежде, что это всего лишь сон. Но звук вновь повторился.

— Впусти меня, — прохрипел голос за окном. — Впусти меня-я-я…

Майк пытался себя убедить, что это всего лишь реалистичный сон, но сознание его чётко говорило об обратном, что добавляло ещё больше реализма. Он один дома, и кто-то сейчас на улице ночью царапает стекло, упрашивая пустить себя.

— Впусти же меня…

Голос показался очень знакомым, как будто где-то он его уже слышал. Майка охватила паника. Все тело парализовало от ужаса. Он весь съёжился от страха, вцепился в одеяло зубами и руками, крепко закрыв при этом глаза и уверяя себя, что это всё скоро закончится.

— … вжа-а-а… впусти меня-я-я! — продолжал хрипеть на улице ужасный голос.

Нужно было что-то делать. То, что стояло на улице, явно знало и видело, что кто-то лежит на кровати. Майк медленно стал поворачивать голову, и каждый угол стоил ему усилия воли.

«Боже, пусть это будет все неправда, пусть это будет страшный сон. Боже, пусть я проснусь, пусть я проснусь!».

Краем глаза он увидел, как в темноте стоит сгорбившаяся фигура. Глаза у неё горели красным огнём. Нечто всматривалось ими в темноту комнаты. Своей рукой это чудовище водило по стеклу, создавая этот скрежет.

«Господи, это Он! Это Он! Но почему Он стоит за окном, почему он не зашел через дверь?».

— Впусти меня… — захрипело оно снова.

Нет, это не чудовище из-под его кровати. Майк узнал этот голос. Это была бабка, та самая чокнутая бабка, у которой они воровали яблоки! Бабка, которая зарубила своего мужа топором и теперь пришла за ним!

«Господи, пусть она уйдет. Что ей надо? Пусть она уйдет!».

Майк продолжал неподвижно лежать. Все его тело сковало судорогой. Ужас душил его, не давая даже вздохнуть. Раздался звон стекла, и он увидел, как окровавленная из-за осколков рука потянулась к нему.

— Впусти меня, малыш, — хрипела она, — впусти…

Капли крови падали на одеяло. Длинная рука уже практически нависала над ним. Майк хотел закричать, но изо рта выскочил только жалкий и непонятный хрип. Он вскочил и бросился бежать. В кромешной тьме, ничего не видя, он свалился с кровати, ударившись сильно головой о пол. Из-за этого из глаз посыпались искры, а в ушах всё зазвенело. Не обращая на боль внимания, Майк поднялся на ноги и, шатаясь, подбежал к двери.

— Впусти меня, впусти меня-я-я! — всё нарастал и нарастал позади него голос.

Послышался новый звон стекла. Осколки посыпались на подоконник, и в комнату ворвался суровый холодный ветер вместе со снегом. Майк лихорадочно пытался найти дверную ручку, но у него ничего не получалось. Осколки продолжали сыпаться на подоконник. Он обернулся и увидел, как окровавленная, изрезанная острыми краями стекла туша пыталась завалиться через окно на кровать. Казалось, что она просто застряла в небольшом оконном проёме.

— Впусти, впусти меня! — уже не хрипела, а вовсю глотку вопила бабка.

Майка всего трясло от страха. Наконец, он нащупал рукой дверную ручку и изо всех сил дернул её. Дверь сразу поддалась, ударив ему при этом по голове. Его резко пронзила адская боль. Кровь полила из разбитого лба, заливая всё лицо. От сильного удара он упал на колени, продолжая держаться за ручку дрожащей рукой. Позади бабка всё вопила и вопила, и казалось, что она вот-вот настигнет его. Он прислонил вторую руку ко лбу и почувствовал, как кровь течет небольшой струйкой у него из-под ладони. Боль, рассекающая его голову, казалась намного сильнее страха. В комнате становилось холоднее. От ворвавшегося ветра все тело Майка покрылось гусиной кожей.

— Впусти! Впусти!

Майк понимал, что если он сейчас не встанет, то точно потеряет сознание, и эта ведьма доберётся до него. Собрав все оставшиеся силы и ухватившись за дверь окровавленной рукой, он с трудом поднялся на ноги. Шатаясь, Майк вышел из комнаты в коридор, закрыв за собой дверь. Бабка продолжала издавать нечленораздельные звуки. Майка уже не так волновала она, как осознание того, что он может упасть в обморок, и тогда будет всё кончено. Голова раскалывалась от боли. Глаза залепила запекшаяся кровь. Опираясь о стену руками, он прошел на кухню. За дверью ни на минуту не умолкала бабка. Майк свалился на колени, взял самый большой нож и оперся спиной об тумбочку раковины. Сердце бешено колотилось, сотрясая всё тело. В висках пульсировала страшная боль. Он чувствовал, как медленно теряет сознание. До его ушей уже доносились не вопли, а тихие и в то же время жуткие стоны. Майк попытался обхватить свои колени руками, но ничего не вышло. Его глаза закрылись, и нож выскользнул из руки, воткнувшись в пол...

Пять дней спустя Майк лежал в своей кровати. В коридоре было слышно, как работает телевизор в маминой комнате. Она, наверное, как всегда читала книгу и включила его для фона. Голова Майка была перебинтована и уже не так сильно болела. Пришлось наложить несколько швов, так как рана была глубокой. Мама отказывалась верить в то, что рассказал ей Майк, и даже повела его к психологу. Он говорил, что это вызвано просмотром фильмов ужасов (которые Майк просто обожал), а так как ребёнок не всегда может отличить правду от вымысла, это и вылилось вот в такой случай. Майк рассказал ему о том, как они с друзьями ходили воровать яблоки, на что доктор ответил, что это могло как раз и послужить источником для игры его воображения.

А может быть, это действительно был сон? Он был один дома. Ему было страшно. Летний случай залез в голову, и поэтому ему приснился этот страшный сон. Но… всё было так реально, и мама явно что-то скрывала и много чего недоговаривала. Стекло ведь было всё-таки разбито. Изрезанный стеклом труп бабки, если он был, наверное, сразу убрали и скрыли все следы, чтобы ему сказать, что это был сон. Но зачем?..

От всех этих мыслей у Майка разболелась голова. Он закрыл глаза и решил для себя, что обязательно во всём разберется, а для начала нужно, конечно, сходить к дому бабки и посмотреть, жива ли она. Хотя в этом не было необходимости: он всё равно услышит от кого-то из друзей о её смерти.

Майк практически провалился в сон, когда послышался скрежет по стеклу. По телу пробежали мурашки, и он широко раскрыл глаза.

— Впусти меня-я-я… — прохрипел голос за окном.

ОКТЯБРЬСКАЯ ИГРА.

Spoiler

Он положил револьвер обратно в ящик стола и запер его. Нет, не так. Так Луиза не будет мучиться. Она умрет, все кончится, и никаких мучений. Для него же было чрезвычайно важно, чтобы ее смерть была прежде всего долгой. Долгой и изощренной. Как продлить ее мучения? И главное, как это осуществить? М-да.
Стоя перед зеркалом в спальне, мужчина аккуратно застегнул запонки на манжетах. Он достаточно долго стоял, слушая, как внизу, за стенами этого уютного двухэтажного дома, по улице носятся дети; эти дети — шуршат, словно мыши, словно опавшие листья.

По детскому шуму можно было определить, какой сегодня день. По их крикам можно было понять, что сегодня за вечер. Узнать, что год клонится к закату. Октябрь. Последний день октября с его масками-черепами, выдолбленными тыквами и запахом свечного воска.

Нет. Все зашло слишком далеко. Октябрь не принес улучшения. Если не стало еще хуже. Он поправил черный галстук-бабочку. «Если бы сейчас была весна, — медленно, спокойно, равнодушно кивнул он своему отражению в зеркале, — возможно, еще был бы шанс». Но сегодня весь мир рассыпается в прах. Нет больше зелени весны, ее свежести, ее надежд.

В гостиной послышался негромкий топот ног. «Это Мэрион, — сказал он себе. — Моя малышка. Восемь молчаливых годков. Без единого слова. Только сияющие серые глаза и любопытный маленький ротик». Дочь весь вечер бегала из дома на улицу и обратно, примеряя разные маски и советуясь с ним, какая из них самая ужасная и страшная. В конце концов они оба остановились на маске скелета. Она была «страшенная»! И перепугает всех «до смерти»!

Он снова поймал в зеркале свой долгий взгляд, полный раздумий и сомнений. Он никогда не любил октябрь. С тех самых пор, когда много лет назад впервые лег на осенние листья перед домом бабушки, и услышал шум ветра, и увидел голые деревья. И почему-то заплакал. Каждый год к нему возвращалась часть этой тоски. И всегда исчезала с весной.

Но сегодня все было иначе. Он чувствовал, что эта осень придет и будет длиться миллионы лет.

Весны не будет.

Весь вечер он тихо плакал. Но ни следа этих слез не было заметно на его лице. Они запрятались где-то глубоко внутри и лились, лились беспрестанно.

Суетливый дом был наполнен густым приторным запахом сладостей. Луиза выложила на тарелки яблоки в новой кожуре из сахарной глазури; в больших чашах был свежеприготовленный пунш, над каждой дверью висели на нитках яблоки, из каждого морозного окна глядели треугольными глазами выдолбленные и продырявленные тыквы. В центре гостиной уже стоял бочонок с водой, а рядом лежал мешок с яблоками, приготовленными для макания. Не хватало лишь катализатора, ватаги ребятишек, чтобы яблоки начали плюхаться в воду, раскачиваться, как маятники, в запруженных проемах дверей, леденцы — таять, а комнаты — наполняться криками ужаса и восторга, что, впрочем, одно и то же.

Но пока в доме шли молчаливые приготовления. И кое-что еще.

Сегодня Луиза все время ухитрялась находиться в любой другой комнате, кроме той, где был он. Это был ее изощренный способ выразить: «Посмотри, Майк, как я занята! Я так занята, что, когда ты входишь в комнату, где нахожусь я, мне каждый раз нужно кое-что сделать в другой! Только посмотри, как я верчусь!»

Какое-то время он подыгрывал ей в этой отвратительной ребяческой игре. Когда она была на кухне, он приходил туда со словами: «Мне нужен стакан воды». Мгновение спустя, когда он стоял и пил воду, она, как хрустальная фея, колдовала над карамельным варевом, булькавшим, словно доисторический котел, на плите, и вдруг говорила: «О, мне же надо зажечь свечи в тыквах!» — и бросалась в гостиную зажигать улыбки в тыквенных головах. Он входил туда вслед за ней, говоря: «Мне нужна моя трубка». «Ах, сидр!» — восклицала она, убегая в столовую. «Я сам проверю сидр!» — говорил он. Но когда он попытался последовать за ней, она умчалась в ванную и закрыла за собой дверь.

Он постоял за дверью, улыбаясь странной, бесчувственной улыбкой, держа во рту остывшую трубку, а затем, устав от этой игры, из упрямства прождал еще пять минут. Из ванной не доносилось ни звука. И чтобы не доставлять ей лишней радости от сознания того, что он караулит ее у двери, он в раздражении вдруг резко повернулся и пошел наверх, весело насвистывая.

Поднявшись по лестнице, он остановился. Наконец он услышал, как открылась щеколда на двери в ванной, Луиза вышла, и жизнь на первом этаже пошла своим чередом, как в джунглях, когда опасность миновала и антилопы возвращаются к водопою.

И теперь, когда он поправил галстук и надел черный пиджак, в гостиной прошелестели мышиные шажки. В дверях появилась Мэрион, вся разрисованная под скелет.

— Как я смотрюсь, папа?

— Отлично!

Из-под маски выглядывали белокурые волосы. Из глазниц черепа улыбались голубые глаза. Он вздохнул. Мэрион и Луиза, две молчаливые обличительницы его несостоятельной мужской силы, его темной власти. Какой такой алхимией должна была обладать Луиза, чтобы взять его темные волосы и темно-карие глаза брюнета и отбеливать, отбеливать, мыть и отбеливать ребенка в своей утробе все время до его рождения, чтобы потом родилась Мэрион — блондинка с голубыми глазами и румяными щеками? Иногда он подозревал, что Луиза зачала ребенка как идею, совершенно бесполый, безупречный замысел, слияние ее высокомерного разума и клетки. В укор ему она произвела на свет ребенка, созданного по ее собственному образу и подобию, и в довершение всего каким-то образом подговорила доктора, и он сказал, покачав головой: «Мне очень жаль, мистер Уайлдер, но у вашей жены больше не будет детей. Этот ребенок последний».

— А я хотел мальчика, — сказал Майк тогда, восемь лет назад.

Теперь он едва не наклонился, чтобы обнять Мэрион, одетую в костюм скелета. Его охватил необъяснимый порыв жалости к ней, ибо она никогда не знала отцовской любви, а лишь сокрушительную, властную любовь ее обделенной любовью матери. Но больше всего он жалел себя, жалел, что не сумел извлечь выгоды из тяжелых родов, не радовался дочери такой, какая она есть, пусть даже она совсем не темноволоса, и не мальчик, и не похожа на него. Где-то он допустил ошибку. Все остальное бы не изменилось, но он мог бы любить своего ребенка. А главное, Луиза вообще не хотела детей. Сама мысль о родах приводила ее в ужас. Он насильно сделал ей ребенка, и с той ночи весь год, до самых родовых мук Луиза жила в другой части дома. Она ожидала, что умрет, рожая нежеланного ребенка. Ей было так легко ненавидеть мужа, который так хотел сына, что обрек на смерть свою единственную жену.

Но… Луиза выжила. И с каким триумфом! В тот день, когда он пришел в больницу, ее глаза были холодны. «Я жива, — говорили они. — И у меня белокурая дочь! Ты только посмотри!» А когда он протянул руку, чтобы коснуться ее, мать отвернулась, чтобы тайно от него пошептаться со своей новорожденной, розовой доченькой, — подальше от этого мрачного насильника. Какая великолепная ирония! Его самолюбие того заслуживало.

Но теперь снова был октябрь. Были и другие октябри, и когда он думал о долгой зиме, год за годом его душа наполнялась ужасом при мысли о бесконечных месяцах, когда он сидит как закупоренный в доме из-за дурацких снегопадов, пойманный в одну ловушку вместе с женщиной и ребенком, которые его не любят, — и так целыми месяцами. За эти восемь лет случались и передышки. Весной и летом он уходил на прогулки, уезжал на пикники; это были отчаянные попытки решить отчаянную проблему человека, которого все ненавидят.

Но зимой все эти поездки, прогулки и пикники отпадали вместе с опавшими листьями. Жизнь оголялась, как дерево: плоды сорваны, жизненные соки утекли в землю. Да, они приглашали гостей, но зимой гостей трудно заманить из-за всяких метелей и прочего. Однажды у него хватило ума накопить денег на поездку во Флориду. Они уехали на юг. А он гулял на свободе.

Но теперь, с приближением восьмой зимы, он знал: все подходит к концу. Он просто не сможет дотянуть до весны. Внутри него была кислота, которая медленно, годами разъедала его ткани и кости, и вот сегодня она наконец доберется до заложенной внутри него взрывчатки, и все кончится!

Снизу раздался бешеный звон колокольчика. Луиза в гостиной пошла открывать. Мэрион, ни слова не говоря, помчалась вниз встречать первых гостей. Послышались радостные крики и приветствия.

Он подошел к лестнице.

Внизу Луиза принимала пальто. Она стояла — высокая, стройная, белокурая до белизны — и смеялась даже громче новоприбывших детей.

Он остановился в нерешительности. Что же это? Годы? Усталость от жизни? Когда все пошло не так? Уж конечно, не с рождением их единственного ребенка. Но это было символом их противоречий, как он полагал. Его ревности, его неудач в делах и всего прискорбного прочего. Почему же он просто не собрал чемодан и не уехал? Нет. Пока не причинит Луизе столько же боли, сколько она причинила ему. Тут уж никаких сомнений. Развод никак ее не заденет, а просто положит конец их беспомощной нерешительности. Если бы он считал, что развод может доставить ей хоть какое-то удовольствие, он, черт побери, назло не порвал бы с ней до конца жизни. Нет, он должен причинить ей боль. Может, как-нибудь изловчиться и отобрать у нее Мэрион через суд? Да. Точно. Это ранит ее больнее всего. Отобрать у нее Мэрион.

— Привет всем! — Он с широкой улыбкой начал спускаться по лестнице.

Луиза даже не подняла глаз.

— Здравствуйте, мистер Уайлдер!

Дети кричали и махали руками, пока он спускался вниз.

К десяти вечера в дверь перестали звонить, яблоки, подвешенные в дверях, были сорваны зубами, яблочный мусс начисто стерт с розовых детских щек, салфетки были в пятнах от карамели и сидра, и тогда он, муж, умело и весело взял инициативу в свои руки. Он выхватил вечеринку прямо из рук Луизы. Он обегал, болтая с каждым, всех двенадцать пришедших детей и двенадцать родителей, которые пришли в восторг от особого крепленого сидра, которым он их потчевал. Он организовал для детей всякие игры вроде: «приставь ослику хвост», «бутылочка», или «третий лишний», наблюдая за ними под взрывы дикого хохота. Потом погасили свет, и в мерцании горящих треугольных тыквенных глаз он прокричал: «Тихо! Все за мной!» — и на цыпочках повел всех к погребу.

Родители, стоявшие в стороне от этого костюмированного буйства, обменивались мнениями, одобрительно кивали остроумному мужу и беседовали со счастливой женой. Как здорово он умеет ладить с детьми, говорили они.

Дети визжащей толпой устремились за ним.

— Этот погреб! — кричал он. — Могила ведьмы!

Новый визг. Он притворился, будто дрожит.

— Оставь надежду всяк сюда входящий!

Родители тихо хихикнули.

Дети один за другим скатывались по спуску, который Майк соорудил из крышек стола, в темный погреб. Он шипел и кричал им вслед зловещую абракадабру. Темный дом с горящими тыквами наполнился громкими завываниями. Заговорили все сразу. Все, кроме Мэрион. За весь вечер она произнесла минимум слов и звуков; все было запрятано внутри нее, вся ее радость и возбуждение. «Вот чертенок», — подумал он. С закрытым ртом и сияющими глазами она смотрела на свою собственную вечеринку, как на струящиеся вокруг ленты серпантина.

Теперь родители. Нехотя и посмеиваясь, они с криками соскальзывали вниз по короткому спуску, а маленькая Мэрион стояла рядом, как всегда, желая посмотреть до конца, быть последней. Луиза спустилась без всякой помощи. Он хотел ей помочь, но она съехала прежде, чем он успел наклониться.

Дом был пуст и тих при свечах.

Мэрион стояла у спуска в погреб.

— А теперь мы, — сказал он и взял ее на руки.

Они расселись в погребе большим кругом. От далекой громады печи веяло теплом. Вдоль каждой стены стояли длинные ряды стульев, двадцать визжащих детей сидели через одного между двенадцатью перешептывающимися родителями, в дальнем конце сидела Луиза, а на этом конце, рядом с лестницей, — Майк. Он вгляделся в темноту, но ничего не увидел. Все сидели, прижавшись к своим стульям, пойманные в темную ловушку. С этого момента все действо должно было разыгрываться в кромешной тьме, и он выступал в качестве Рассказчика. Слышалась детская беготня, пахло влажным цементом, а где-то там, под звездным октябрьским небом, завывал ветер.

— А теперь! — крикнул Майк в темноту подвала. — Тихо!

Все замерли.

В комнате царил кромешный мрак. Ни огонька, ни отсвета, ни отблеска глаз.

Скрип битой черепицы, железный лязг.

— Ведьма мертва, — провозгласил Майк.

— И-и-и-и-и-и-и-и-и! — заверещали дети.

— Ведьма мертва, она была убита, а вот нож, которым ее убили.

Майк выдал нож. Тот стал переходить из рук в руки под смешки, возгласы и замечания со стороны взрослых.

— Ведьма мертва, вот ее голова, — прошипел Майк, передавая соседу какой-то предмет.

— А я знаю, как играть в эту игру, — радостно закричал из темноты кто-то из детей. — Он берет из холодильника всякие куриные внутренности, пускает их по кругу и говорит: «Вот ее внутренности!» Потом достает глиняную голову и выдает за ее голову, а кость из супа — за ее руку. Потом берет стеклянный шарик и говорит: «Вот ее глаз!» Потом берет какие-нибудь зернышки и говорит: «Вот ее зубы!» Потом берет кулек со сливовым пудингом, дает вам и говорит: «Вот ее желудок!» Я знаю, как в это играют!

— Замолчи, ты все испортишь, — сказала какая-то девочка.

— Ведьмы смерть близка, вот ее рука, — продолжал Майк.

— И-и-и-и-и-и-и-и-и!

Предметы передавались и передавались по кругу, как горячие картофелины. Некоторые из детей визжали и ни за что не хотели к ним прикасаться. Другие вскакивали со стульев, выбегали на середину и стояли там, пока остальные передавали дальше скользкие предметы.

— Да это всего лишь куриные потроха, — смеясь, крикнул какой-то мальчик. — Элен, иди сюда!

Перебрасываемые из рук в руки, сопровождаемые тихими вскриками, предметы все дальше и дальше продвигались по кругу один за другим.

— Сердце под резец, и ведьме конец, — сказал Майк.

Шесть или семь предметов разом передавались под нервные смешки в дрожащей темноте.

— Мэрион, не бойся, — послышался голос Луизы, — это всего лишь игра.

Мэрион не ответила.

— Мэрион? — спросила Луиза. — Тебе страшно?

Мэрион молчала.

— С ней все в порядке, — сказал муж. — Ей не страшно.

И снова, и снова передаются из рук в руки предметы, снова вскрики, снова веселый смех.

Вокруг дома вздыхал осенний ветер. А он, Майк, стоял у выхода из темного подвала на раздаче, и все говорил.

— Мэрион? — снова позвала Луиза из дальнего конца погреба.

Но все разговаривали между собой.

— Мэрион? — громче позвала Луиза.

Все умолкли.

— Мэрион, ответь мне, тебе страшно?

Мэрион не отвечала.

А муж стоял там, у подножья лестницы.

— Мэрион, ты здесь? — звала Луиза.

Молчание. Тишина.

— Где Мэрион? — спросила Луиза.

— Она была здесь, — ответил какой-то мальчик.

— Может, она наверху?

— Мэрион!

Молчание. Все тихо.

— Мэрион, Мэрион! — закричала Луиза.

— Включите свет, — сказал кто-то из взрослых.

Предметы больше никто не передавал. Дети и взрослые сидели, держа в руках ведьмины потроха.

— Нет, — ахнула Луиза. В темноте послышался резкий скрип отодвинутого ею стула. — Нет. Не включайте свет, о, ради бога, ради бога, только не включайте, пожалуйста, пожалуйста, не включайте свет, не включайте! — пронзительно вопила Луиза.

Все в подвале оцепенели от этого страшного крика.

Никто не шелохнулся.

Все сидели в темном погребе, внезапно оборвав ход этой октябрьской игры; снаружи завывал ветер, колотясь о стены дома; наполнявшие погреб ароматы тыкв и яблок смешивались с запахом невидимых предметов, которые были в руках, и тут один мальчик крикнул: «Я посмотрю наверху!» — и с надеждой побежал наверх, промчался по всему дому, четырежды обежал его кругом, снова и снова крича: «Мэрион, Мэрион, Мэрион!» — и в конце концов медленно спустился по лестнице в наполненный тяжелым дыханием и ожиданием подвал и сказал в темноту:

— Я не смог ее найти.

А потом… какой-то болван зажег свет.

Рыбинспектор.

Spoiler

Этим нежным июльским утром, когда я сладко зеваю за рулём своей «Нивы», мой враг Бубнов грызёт речное дно. Говорят, что утопленники затихают не сразу. У них, безмозглых, ещё несколько минут бьётся сердце, они ползают по дну, жадно дышат водой и объедаются илом.

Бубнов считал, что если я скромный, как девочка, краснею и не ругаюсь матом, то меня можно обкрадывать. Впрочем, не нужно было поручать его двум содомитам Пружине и Кочерге. Наверняка всю ночь хулиганили, негодяи, прежде чем утопить. Всё-таки бывший военный и, вообще, что называется, хороший мужик. Я даже плохо спал сегодня из-за него. Пришлось вставать и пить чай с мёдом.

Что ж, немногие догадываются, кто я.

В школе у меня была кличка Святой. Дали мне её Кабаны, Быки и Лоси в благодарность за мою разящую доброту. С пятого класса я заучивал священное писание Дейла Карнеги и обольстительно улыбался ямочками на щеках.

Родители же назвали меня Алексеем. Щит, защитник. Всё правильно, я сызмальства на страже справедливости. Однако за щитом легко скрыть образину, которую не скроешь под театральной маской. Никогда не доверюсь какому-нибудь другому Лёхе. Знаю по себе – нагадит. Самое подлое имя.

Человек я маленький, инспектор рыбнадзора. Перед начальником меняю бас на тенор и потею. Я суперживотное, умею краснеть и обливаться потом, как артисты умеют плакать.

Начальник Степан Тимофеевич Разинин ценит меня. Трясёт за плечи, приговаривая: «Алё!-о!-шка! Ты один не лицемер! С такими – победим!» Он вылитый сом: глаза почти на висках и шире лица рот. Он любит зиму и греться. Ещё он патриот.

Успею – не успею на светофор? Попробую.

В отличие от своего начальника я совсем не волгарь. Не умею плавать и не ем рыбу. Браконьеров ловлю исключительно с берега, ну и редко-редко выхожу на лёд. Близкая вода для меня всё равно, что тот свет - сплошная, текучая смерть, в глубинах которой холодные потусторонние твари сосут мертвечину. О рыбе говорю. По-моему, те, кто ест рыбу, те просто мерзавцы. Чешуя, жабры, мочеполовая вонь… тьфу!

Нет, не успел до красного. Постою, полюбуюсь народом-богоносцем на остановке. Десять толстоногих бабищ и хлипкий мужичок с жёлто-синим, как эмблема ЛДПР, лицом. Россия едет на работу.

А это кто? Что за кузнечик в зелёных шортиках? Ножки из-под них, словно чтобы прыгать по ромашкам. Глазки у кузнечика заспанные, но всё равно больше, чем поворотники на моей «Ниве». Значит, ещё рожает дряхлая матушка Русь красоту. Вот оно, позднее дитя.

Слава богу, зелёный. Ехать! Много смотреть на дев мне нельзя. Уймись там, в штанах, голодный узник. Вечером будет тебе крепкое рукопожатие, но не более. Ты же помнишь, дружок, что говорил дядька, когда устраивал меня в рыбнадзор: «Как можно дольше берегись водки и баб. Станешь министром».

Ну, министром рано, а тайным магнатом на реке – уже стал. Теперь скопить стартовый капитал и – в природоохранную прокуратуру. Так и будет, клянусь.

2.

Пружина звонит.

- Алло, Санёк, - отвечаю я и сразу давлю на него: – Я же говорил тебе, чтобы ты не звонил мне неделю…

- Лёха, жопа! – орёт тот. – Все наши сети протралили! В Ошерихе, Зобанах, Тахутках… На Сорочьих островах, на Шелвате, на Золнате… Везде!

- Тише ты, - цежу в трубку. – Встретимся, расскажешь.

- Алексий, погоди! – воет он, пьяный. – Гаражи вскрыли и бредни сожгли прямо у дверей! Электроудочки разломали! Это Рудик! Точно Рудик!

- Баррран ты, – рычу и отключаюсь.

Учу-учу и никак не научу разговаривать его по телефону. Что Пружина, что Кочерга – оба бездари. Первый сидел пять раз, второго живьем сжигали. И всё мало им.

Однако Рудик переусердствовал. Похоже, мне не быть прокурором, если так пойдёт дальше.

Рудик, как и покойный отныне Бубнов, из вояк. До кучи дурак и руководитель инициативной группы по борьбе с браконьерством. Бубнов-то хоть был одиночкой-хапугой, снимал мои сети, втихую обогащался за счёт меня. Рудик же тралит всё подряд, а рыбу отдаёт в детские дома. Пора уже признать патриотизм стадией слабоумия. И что-то до чёрта развелось бывших военных! Они как раз те крысы, которые ворошат забытые патриотические могильники и разносят мозжечковую инфекцию. На войну бы их, что ли, чем выпускать на улицу.

Нет, Рудик совсем не Бубнов. Внезапный и злой, как медведь. Головой не думает, но чует сердцем, как застать врасплох. Хорошо, однако, что он не в курсе, что покусился на моё. Я с ним и в совместные рейды езжу. Он, когда узнал, что я брезгую прикасаться руками к рыбе, сказал: «Наконец-то, вижу человека, который работает не ради наживы. На подобных тебе, Лёха, наша страна держится».

Что с ним сейчас можно сделать, так это деморализовать. Сначала стукну в санэпидемстанцию. Пусть тряхнут детдома, на каком основании те принимают рыбу неизвестного происхождения. Отрыгнутся тогда им мои судаки. Умница я! А потом… а потом надо узнать, есть ли детки у самого Рудика. На войне, как на войне.

Что ты будешь делать! Опять Пружина звонит.

- Алло! Я же сказал…

- Лёха, они и холодильник наш подземный нашли! Ртуть в него вылили. Тонны погибли, тонны рыбы!

Спокойно, Алексей. Не ломай компьютер, спокойно. Открываем паспортную базу, смотрим. Крайнов Рудольф Македонович. Уу, видать, патриотическая олигофрения передалась Рудику по наследству. Смотрим, кто тут с ним проживает. Ага, доча, Крайнова Алёна Рудольфовна, девяносто третий год рождения. Хорошая программа! Не зря я за неё деньги платил.

Включаем интернет. «Одноклассники»… «Вконтакте»… Воть оня! Ати какая, даже с папкой сфоткана. Кажись, знакомая… Ну-ка, ну-ка… Да это же зелёный кузнечик! С первых автобусов надо завтра стеречь на остановке!

3.

Два часа жду. Два часа потею взаправду. Такое дело нельзя доверять истеричному Пружине или жжёному Кочерге. Бр-р-р! В холод вдруг бросило. Где ты, Алёна? Жду тебя, как самую любимую.

Небо хмурится, не проснулось ещё. Настроение у него плохое. Думает, какой денёк нам устроить, разгуляться или залить водой из всех туч.

Алёнушка… Алёнка. И дед Македон. Домострой, ***! Ой, матом стал ругаться. Нервы-нервы. Береги себя, Алексей. Разделаешься с Рудиком, и останется всякая ***. Ой, опять… А правда, кто останется из конкурентов и вредителей? Голодающее Поволжье да залётные джентльмены удачи. Да бригада попов. Хотя попы пусть браконьерят. Божьи люди.

Идёт!

Завожу. Пальцы дрожат. Спокойно, Алексей.

Еду. Пот и холод. Торможу. Лишь бы согласилась!

- Девушка, подвезти вас? - улыбаюсь ямочками.

Стоит, медленно мотает головой, как тугодумный слон.

- Да не бойтесь! – усмехаюсь бархатным голосом. – Вы Алёна, я знаю вас, и знаю вашего отца, Рудольфа. Мы с ним боевые товарищи.

- Правда? – хлопает она прояснившимися глазами.

Небо также делает свет ярче. Видимо, день задастся.

- Давайте скорее, а то сзади ждут, - широко распахиваю дверь.

Алёна с разбегу заскакивает и врезается лбом в крышу.

- Тише, что вы, убьётесь!

- А! Ничего мне не будет! – смеётся она. – Проснусь зато.

Едем… У меня в нагрудном кармане вздрагивает телефон. Это вибрация от сердца.

- Куда, интересно, вы спозаранку? – воркую. – Лето же. Спали бы да спали.

- На тренировку, - звенит хрустальным голоском Алёна. – Летом мы тренируемся на природе. Сегодня решили на пляже, пока народ не заполонит. Кстати, мне на чкаловский пляж.

- Ясно. А спорт-то какой?

Алёна выпятила губы и уткнулась подбородком в грудь.

- Не скажу! – буркнула.

Я залюбовался ею. Носик тонкий, даже прозрачный. Сквозь него проходил свет. Губы без помады, но сочные и манящие, как волчья ягода. Сказка, а не девчонка. Я почувствовал, что влюбляюсь.

- Смеяться не буду, честное слово, - пообещал ей. – Скажите, какой спорт? Неужели единоборства?

- Рукопашный бой.

- Ух ты! Серьёзно?

- А то! У меня второй год золото по области, а в этом году возьму золото по России, да. Чего смеётесь-то?

Алёна разрумянилась. Кошусь на неё и почти люблю. Чудо, как хороша!

- Меня уже в Германию приглашают на тренерскую работу, да. Я правду говорю! Только папа Руда не пускает, говорит: где родился, там и пригодился. Да вы смеётесь, я вижу!

- Меня другое забавляет, - глянул я на неё прямо и без утайки. – Не жалко тебе свою красоту под кулаки подставлять?

- Нее! У нас бесконтактные спарринги, - Алёна посмотрела исподлобья и неожиданно ткнула меня локотком в бок. – А за комплимент спасибо.

- На здоровье. Кстати знаешь, что такой удар один из самых опасных?

Я не дал ей ответить. Двинул её локтем в нос. Она всхрапнула и упала головой между голых коленок. Кровь слышно посыпалась на резиновый коврик.

Я съехал к обочине и стал тем же локтем громить Алёну по затылку.

- Х-х-хват-тит, - пробубнила она с прононсом.

- Чего хватит-то? Чего хватит-то? – хрипел я и бил сильнее. – А ну брось телефон!

Наконец, Алёна завалилась к двери и обмякла. Нос её стал широким, как у шимпанзе.

- Тихо сиди! – сказал я, снимаясь с ручника. – Не дёргайся.

Она угрюмо смотрела на меня сквозь пьяный прищур, и, казалось, что ей совершенно наплевать на мои угрозы. Сдалась чемпионка.

Я выехал за город, свернул к развалинам дореволюционного кирпичного завода и от него покатил к Волге. Спуск до неё был едва ли не отвесный, но я испытывал его прежде и сейчас боялся только утренней росы.

Алёну подбрасывало на ухабах, она билась головой о панель, о дверь, о моё плечо, и никак не могла удержаться прямо.

Повиляв по говорливому гравию, я съехал к самой воде. Судовой ход пролегал здесь в метрах пятнадцати от берега, и потому рыбаки сюда не совались. Безлюдье, Волга, благодать.

- Посиди, - сказал Алёне. – Я пойду, накачаю лодку, и мы с тобой, милая, прокатимся. Хорошо?

- Угу, - промычала она и вдруг дёрнула ручку двери.

Бил я страшно. И локтем, и кулаками. Замарался.

По тому, как густо потекло с её лица, понял, что выбил ей глаз.

- Из-за тебя весь салон мыть! – орал я и не унимался.

Остановил меня зазвонивший телефон. «Рудик», - высветилось на экране.

- Папандос твой. Чует, что ли?

Я вышел из машины, заблокировал двери и несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоить голос.

- Алло, Рудик! Слушаю тебя внимательно!

- Здравствуй, друг мой дорогой, свет Алексий! – грянул в трубке колокольный глас вояки. – Я к тебе с просьбой.

- Говори, дружище. Для тебя – всё, что скажешь.

- Да пустяк, слушай. Дочка моя, Алёна, будет поступать в Костромскую Сельхоз Академию. По баллам, вроде, проходит, и хочет съездить туда. Слушаешь?

- Да-да, внимательно!

- Ты же в своё время заканчивал её? Будь добр, объясни, как добраться.

- Проще простого, Рудик. Если приезжаешь на автовокзал, то идешь на остановку…

- Погоди, Лёш, - перебил он. – Мне не надо объяснять. Сейчас я телефон передам, объясни самой Алёнке.

Я окаменел. Жизнь во мне замерла.

- Аллё, Алексей Сергеевич, здрасте! – прозвенел в трубке хрустальный голосок. – Простите, что беспокоим…

Жизнь вернулась, обдала меня электрическим разрядом. Я до хруста вдавил красную кнопку в корпус телефона и уставился на свою «Ниву». Салон был невидим за тонировкой. Кто там?

Волга полыхала от солнца. Чайки верещали про своё, никчёмное.

На желейных ногах я подступил к машине со стороны пассажирского сиденья. Разблокировал замки, и взялся за ручку. Открыл дверь.

Внутри сидел вчерашний покойник Бубнов. Синий, неживой. Без глаза и с расплющенным носом.

- Вуаля! - улыбнулся он рваными, бескровными губами. – Чудеса перевоплощения, аплодируем!

Сижу связанный в своей резиновой лодке. Два якоря держат её на волнах.

На меня надвигается ад. Идёт нефтеналивная баржа.

В этом месте река поворачивает, и для барж здесь всегда мёртвая зона. Они не видят, что впереди.

Сейчас меня затянет под днище, пропустит через винт, и в течение дня чайки склюют мой фарш. Никто никогда не узнает, куда я делся. Вот и тень накрывает меня. Пока!

И на сегодня всё. Пока.

Привет всем!

Улыбающийся человек.

Spoiler

У меня есть что рассказать вам, но я прошу вас не читать это. Пожалуйста, не надо. Я знаю, это звучит глупо и парадоксально, но к тому времени, как вы поймете, почему, будет слишком поздно.
Я знаю, это не сдержит многих из вас, но без этого простого предупреждения, моя совесть будет не чиста. Позвольте мне начать с самого начала.

У меня есть старый друг, Джо, которого я знаю с начальной школы. Мне почти 30 лет - как и ему, -и мы дружим, по крайней мере лет 15. Я бы сказал, что мы узнали за это время друг друга очень хорошо. Это может показаться несущественным и неинтересным, но я должен подчеркнуть это, я его знаю, и я хорошо его знаю.И что он сделал, было ... это было невозможно сделать без какого-либо внешнего влияния.

В ночь на пятницу, 23 января, я ехал к нему, чтобы забрать его и его соседа по комнате.Мы хотели пройтись по барам и выпить. Когда я приехал, возле его дома стояли несколько полицейских машин и машин скорой помощи. Мне стало конечно любопытно, как и другим людям, ведь редко можно увидеть такие достопримечательности. Подойдя ближе, я заметил, тело в мешке на улице, вокруг было разбитое стекло, в нескольких метров от тела, стоял сильно помятый автомобиль.

Я в ужасе пришел к выводу, что кто-то попал под машину и умер прямо у входа в комплекс. Когда я закончил осматривать, я пробрался внутрь и вверх по лестнице на третий этаж. Где была квартира моего друга.

Полицейские были и наверху, они разговаривали с соседями Джо. На входе в квартиру моего друга, была заградительная желтая лента. Я запаниковал и спросил одного из офицеров, что случилось, почему квартира моего друга была опечатана. Я сказал ему, что я должен был встретиться с ним и мы собирались выпить, и спросил, все ли в порядке с моими друзьями. Офицер сказал мне, что Джо убил своего соседа кухонным ножом, и выбросился через окно вниз на улицу.

Я был сильно потрясен, я едва мог ответить на простые вопросы, те что задавал офицер, узнав, что я знал жертв. Мой разум просто не слышал его. Я очень хорошо знал Джо. Он не способен на такие зверства. Это все просто невозможно.

Я молча пошел назад к машине и поехал домой, как будто на автопилоте. Я не мог выбросит пережитый шок из головы. Моя жена спросила меня, что случилось, и я объяснил ей. Она была потрясена. Хорошо что она не знала его, как я. Я сказал ей, что мне нужно немного времени, и пошел в свою комнату. Растерянный, я оказался за своим компьютером. Я действительно не знаю, почему я это сделал, но я решил проверить электронную почту Джо.

Я знаю его пароль, и думаю вряд ли он будет подавать в суд. я предполагал, что может он имел друзей онлайн, которые могут мне что то рассказать, или, может я узнаю из их переписки какие то подробности. Я действительно не знал зачем это делаю. Если бы я знал тогда, что я знаю сейчас, я бы никогда не сделал это.

Я просматривал его почтовый ящик, глядя на знакомые имена. Джо, я и несколько друзей, общались в Интернете, с некоторыми людьми я познакомился буквально недавно. Последнее письмо было что-то вроде спама с вложенными файлами и никакой другой информации. Любопытство взяло верх и я открыл его. Сам файл был фотографией, название файла была какая то, случайная последовательность чисел. На фото был простой человек, казалось бы, нормальный с первого взгляда, но чем дольше я смотрел на него, тем больше я нервничал.

Он стоял, глядя, с оскальной улыбкой, зловещими и тревожными глазами, которые одновременно смотрели в разные стороны, и были сосредоточены. Это страшная улыбка, казалось, становилась все больше, чем дольше я на него смотрел, и несколько минут я был заворожен этим ужасным лицом, глаза горят, как они смотрели на меня с одинаковой интенсивностью. Я с усилием оторвал взгляд от этой фотографии.

Я не мог больше на это смотреть, и закрыл фото. Но лицо по прежнему смотрело на меня, я клянусь, что я все еще чувствовал его улыбающийся взгляд. Я посмотрел когда письмо было отправлено оказалось что 23 января 17:35. Мы должны были встретиться в шесть часов. Он вероятно, видел это меньше, чем полчаса, прежде чем умер.

В течение следующих нескольких дней, я старался, выкинуть это лицо из памяти. Я побывал на похоронах моего друга. Я попытался жить дальше, но это оказалось не просто. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я чувствую, как кто-то наблюдает за мной. Ночью, у меня появилось тревожные кошмары. Я не мог вспомнить, многие из них, когда просыпался. Но все они состояли из одних элементов: этот ужасный человек улыбается, кровь, насилие и смерть. Я не мог нормально выспаться ночью. Я боролся со сном на работе. Все это мне показалось на грани сумасшествия. Мне нужно было узнать, что происходит.

Я не знал, что искать в первую очередь, я не нашел на изображении ни одного слова. Я вбивал в поиск "Улыбающийся человек", "преследование ухмыляясь человек" или "проклятый ухмыляющийся человек" и ничего не нашел. Тем не менее, не оставлял попыток.

И вскоре нашел ссылку на него, она была на сайте, посвященному заговорам и паранормальным вещам и прочему тому что раньше считал полной фигней. Тем не менее я был готов открыть свой разум, чтобы получить хоть какое-либо объяснение, так как что случилось со мной не лезло ни в какие рамки.

То, что я обнаружил об этом "ухмыляющемся человеке" было то, что это изображение, распространяли на форумах, несколько лет назад. В статье говорится, что картина безвредна, хотя и немного жуткая (я категорически не согласен с этим). Предполагалось что когда смотришь на фото вместе с ключевым словом, которое никому неизвестно, это может вызвать психотические приступы , раздражительность, ночные кошмары и галлюцинации.

Казалось бы, до такой степени все тупо - простой текст и набор пикселей причиняют такой вред. И все же я понимаю, что я испытываю те же кошмарные сны, раздражительность, галлюцинации. И у Джо явно был сильный психоз, о чем свидетельствуют его убийство-самоубийство.

Я был ошеломлен, я думал, что это должно быть шутка, какой-то странный обман, но я знал, что я чувствую я и мой друг. Эта картина, и это слово ... она должна была быть с ключевым словом. Что провоцирует психоз. О, Боже, это случилось со мной, что ли? И я собираюсь убить свою жену и затем себя!?

Мой скептицизм, тогда победил и я успокоил себя, что все это бред. Но мой скептицизм не работал когда я спал и мне снились кошмары. Все мои страхи воплощались во время сна, холодный пот и сердце, беспокойные ночи. Я начал принимать снотворное. Я ничего не говорил жене - не хотел чтоб она волновалась, хотя я и так знал, что она видела что со мной что то не так. Из-за таблеток мои сны стали более яркими. И я помнил все подробности снов, когда просыпался. Все ужасные, кровавые подробности и это ухмыляющийся, бесчеловечное лицо.

Дальше, я начал лунатить. Первую ночь я проснулся свернувшись в ванной. Потом на кухне. Через три дня, с ножом в руке вокруг окровавленных останков нашего черного лабрадора.

Дальше я на автомате, вымыл пол, спрятал его в мешок для мусора, и сказал жене, что собака выбежала ночью в дождь и не вернулась. Я был в ужасе. Я понятия не имел, что делать. Я запер все ножи в доме. Моя жена спрашивала, что случилось, но я отказался что-либо ей сказать.

Я даже не знаю, что я делал все это время. Единственное, что я до сих пор помню ясно это сны. Я думал, что это были просто нервы из-за всего этого и недостаток сна, но ... я вспомнил, моего друга, а также информацию на Веб-сайта. Я понял, что мне становиться все хуже и хуже.

Что я помню, больше всего о мечтах, кроме этого ужасного улыбающегося человека, это эмоции. Я чувствовал, что каждая смерть, была как реальность. Как будто я собственными руками убивал моих друзей, мою семью, и случайных людей.

После каждой смерти во сне он улыбался все сильнее и сильнее, он будто показывал мне направление в котором нужно двигаться. Мне кажется, что я должен буду превратиться в такого как он, это и есть его конечная цель

Итак, я рассказал вам это, так как нахожусь в полном отчаянии. Мне нужна помощь. Я не могу смириться с мыслью что могу причинить вред своей жене своим близким, которых я очень люблю. Тем не менее я знаю что все к этому и идет. Он этого хочет и он этого добьется, подталкивая меня все ближе и ближе к краю. Я не могу позволить ему сделать это, но я не знаю выхода из этой ситуации.

Я надеюсь что ты читатель который, не внял моим предупреждениям в начале статьи, прочитал это. То улыбающийся человек обратит на тебя взор, и он оставит меня в покое. Я должен попробовать этот вариант, так как больше не знаю что делать.
Мне так жаль.
Я надеюсь, что вы можете простить это человеку который в полном отчаянии.

 

 З. Ы. Ну, и как всм конкурент Smile.jpg?

Окна.

Spoiler

Думаю, прежде чем начать, нужно сделать небольшое пояснение. Я немного повернут на оружии, а также всяких стратегиях выживания, тактическом снаряжении, биноклях, фонариках и прочем. Такого добра у меня довольно много, а жемчужина коллекции – винтовка Ремингтон 700-ой модели (ее вполне легально можно купить в России после пяти лет владения гладкостволом). К ней у меня есть парочка очень хороших оптических прицелов – один помощнее, другой послабее. Не то что бы я псих какой–нибудь, но, скажем так, мне нравится чувствовать себя готовым к неприятностям в наше неспокойное время. Ну, это, как я уже говорил, предыстория.
А сама история такова. Довелось мне раз снимать квартиру в одном из районов Северо-Восточного округа Москвы. Снимал её ввиду производственной необходимости, долго задерживаться там не собирался, так что договор заключил на пару месяцев всего. Квартира была на последнем этаже двенадцатиэтажного дома – вид из окон был бы шикарный, если бы не одно но. Напротив, метрах в двухстах стоял другой двенадцатиэтажный дом, и кроме него из своих окон я почти ничего не видел. Квартирка моя была дешевенькая, даже телевизора там не было. Интернет я туда тоже проводить не собирался, все равно скоро съезжать, так что развлечений было, прямо скажем, не много. Как назло, и работы оказалось меньше, чем я думал, так что вечера я проводил читая, а потом, когда стемнеет, брался за винтовку и играл в «гляделки». Это развлечение я придумал себе день на третий проживания в той квартире. Я настраивал прицел, глядя через него на улицу, прикидывал расстояния до разных объектов, случайно заглянул в пару окон и, как-то увлекся. Потом я подтащил к окну письменный стол, установил на него свой Ремингтон с оптикой и, через щель в задернутых занавесках стал изучать жильцов дома напротив. С тех пор я проводил так почти каждый вечер.
Конечно, Вы можете осудить меня, и я соглашусь с Вами. В том, чтобы разглядывать людей через перекрестье прицела пускай и не заряженного ружья нет ничего хорошего, но черт возьми, один раз попробовав, я уже не мог остановиться. Дом напротив был просто скопищем колоритнейших персонажей. И если мужик с шестого этажа каждый вечер смотрящий порнуху быстро надоел, то мелкий пацан-каратист с девятого, устраивавший себе ежедневную беспощадную тренировку на кухне и молодая парочка с седьмого стали моими любимцами. Парочка эта, кстати, была очень горячая, за несколько дней, что я за ними наблюдал, они перетрахались всеми известными мне способами и явно не собиралась останавливаться. А еще, они, похоже не знали, как в их спальне выключается свет. Наблюдать за ними можно было бесконечно, я надеялся многому у них научиться. Были еще алкоголики, интересные лишь во время своих пьяных драк, разведенки с детьми, более-менее нормальные семьи, вообщем, много чего. Но, рассказ не про них.
Как то раз, во время очередных «гляделок» я совершенно случайно посмотрел в окно на восьмом этаже, в которое раньше особо не заглядывал. Я увидел почти пустую комнату, освещаемую единственной, висящей на потолке лампочкой, дверь была плотно закрыта. В углу стояла кровать на которой в классической позе йога сидел человек. Он привлек мое внимание своей неподвижностью и я решил понаблюдать за ним. Человек сидел спиной к окну и смотрел в стену. Он был очень худым, бледным и высоким, совершенно лысая голова казалась непропорционально большой, майки и штанов на нем не было. Минут пять я разглядывал его, но он так и не пошевелился. Я перевел прицел на стену, куда он смотрел – стена, насколько я мог видеть, была пуста – ни картин, ни ковров, выцветшие обои местами ободрались. Я обвел прицелом комнату – тоже ничего интересного: пара стульев, журнальный столик с ворохом газет, старое кресло, маленький коврик на полу у кровати. На закрытой двери я заметил несколько непонятных вертикальных полос и все. Я решил, что чувак просто медитирует и каких либо приколов от него ждать не стоит, после чего переключился на своего любимого каратиста, который как раз разогревался перед очередной тренировкой.
Часа через два, когда и малолетний боец и неугомонная парочка закончили свои выступления, я еще раз для порядка заглянул в окно к йогу. Он сидел все в той же позе и смотрел в стену. Выждав секунд 30 я убрал винтовку и лег спать.
Я бы, наверное, и забыл про все это, если бы через пару дней по ошибке снова не заглянул в окно к этому йогу. Я не увидел ничего нового и это меня почему – то разозлило. Признаться, я уже на полном серьезе считал, что каждый жилец дома напротив каждый вечер обязан меня развлекать. А этот тип просто сидел и смотрел в стену. Хотя, может и не смотрел, а, например, спал сидя. А может, он и не живой? В смысле – кукла. А может и правда дуба дал? Медитировал-медитировал, да и в астрал ушел. Вообщем, заинтересовало меня это. Целый час я наблюдал за ним – он не шелохнулся. Точно – кукла. Тем более, такой худой и высокий, голова огромная, кожа бледная, руки, похоже, почти до колен… Таких людей не бывает! Но что эта кукла делает одна в комнате? Эта комната – склад реквизита? А где остальные вещи? Почему в комнату никто не заходит? Квартира пустая? А кто тогда зажег свет? Я осмотрел соседние окна. Справа, насколько я представляю планировку, явно другая квартира, там живет семья с двумя маленькими детьми. А слева – темные окна, свет не горит. Ладно. Я решил отвлечься, но ни каратист, ни влюбленные естествоиспытатели меня в тот вечер не радовали.
На следующий день я пришел с работы пораньше и сразу же прильнул к прицелу. Сидит, гаденыш. В той же позе. Хотя, вроде, немного в сторону теперь повернулся. Значит, что – то там, все-таки происходит.
Я наблюдал весь вечер. Даже в туалет не отходил. Сижу. Смотрю в прицел. И он сидит. Смотрит в стену. Вроде, дышит еле-еле. Или мне кажется. Когда заболели глаза, я плюнул и лег спать.
Утром перед уходом на работу еще раз глянул. Без изменений.
Так я наблюдал за ним целую неделю. Пара минут утром и несколько часов вечером. Время от времени его положение немного менялось, но как и когда это происходило я не видел. Однажды я вернулся с работы и увидел, что у него поменялись простыни на кровати! И тогда я решил устроить ублюдку круглосуточное наблюдение.
Я провозился весь вечер, но результат меня удовлетворил. Винтовку на сошках я нацелил на окно, а к окуляру прицела с помощью штатива подвел объектив видеокамеры. Видео она писала прямо на жесткий диск ноутбука, так что можно будет посмотреть, что происходило в те несколько часов, которые я буду на работе. Утром я еще раз все проверил и, нажав «запись» на камере, вышел из дома.
В первый день меня ждало разочарование. Камера честно все записала, а йог все восемь часов видео честно просидел на кровати не шелохнувшись. Я едва набрался терпения, чтобы повторить всю процедуру на следующий день.
На второй раз мне повезло. Вечером, просматривая видео, я увидел как в 14 часов 17 минут дверь в комнату к йогу открылась и в нее вошла женщина с подносом в руках. Сперва я решил, что она будет его кормить, но на подносе почти ничего не было. Я увидел лишь какой то пузырек и несколько небольших коробок. Женщина медленно подошла к йогу и поставила поднос перед ним на кровать. Некоторое время она стояла рядом и смотрела на него. Я думал, что они разговаривают, но присмотревшись, увидел, что губы у нее не шевелятся. Потом она стала тереть его левую руку, а потом на несколько секунд напряженно склонилась перед ним. Что именно она делала рассмотреть было нельзя, так как мешала худая спина йога, но было похоже, что она сделала ему укол в руку. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление. Потом она как-то странно, боком, подошла к окну, открыла форточку и закурила. Выкурив сигарету, она закрыла форточку забрала поднос и пятясь вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Больше ничего не происходило. Оторвавшись от монитора, я глянул в прицел – в комнате все было точно также, как на последних кадрах записи. Если бы не камера, я бы так и не узнал, что туда кто-то приходил.
Я еще раз пересмотрел видео. Было в нем что-то странное. Даже пугающее. Хотя, казалось бы, все понятно. На кровати сидит бледный, тощий чувак, наверное даун, или еще что-нибудь такое, к нему заходит его сиделка, или типа того, делает укол, выкуривает сигарету, уходит. Я пересмотрел видео еще раз. И еще. Так ничего не решив, я еще раз проверил в прицел своего подопечного (сидит, сволочь) и лег спать.
За следующую неделю, используя свою систему наблюдения я установил, что:
а) женщина с подносом заходит в комнату раз в два дня, примерно в 14-15 часов, она делает укол, выкуривает сигарету и уходит;
б) похоже, больше в комнате не происходит ничего!
Тем не менее, все это начинало становится навязчивой идеей. Во-первых, я так и не видел, как ему меняют простыни. Во-вторых, я, кажется, понял, что странного было в поведении женщины. Я видел, как она приходила к нему в комнату три раза и никогда ни на секунду она не поворачивалась к нему спиной.

* * *

Я наблюдал за ним несколько недель, почти забил на работу. За это время ему еще раз поменяли простыни, но я этого так и не увидел. Не знаю, как это произошло, если только ночью, когда я спал. Еще я узнал, что пару раз в неделю женщина из его квартиры куда – то уходит на 30-40 минут. Я видел, как она выходит из подъезда и возвращается обратно с парой пакетов. Несколько раз я смог проследить за ней – она ходила в ближайший продуктовый магазин а на обратном пути заходила в аптеку. Я пытался узнать, что она покупала в аптеке, но чек она забирала с собой, а спрашивать у фармацевта я не решался.
Раз в два дня женщина заходила к нему в комнату, делала укол, выкуривала сигарету, выходила. Она ни на секунду не отворачивалась от него. Я досконально изучил его комнату. Я много думал про полосы на двери, про ободранные обои. Полосы на двери – это ободранная краска. И ободрало её то же, что и обои на стенах – ногти на его руках. У меня не было ни одной причины думать, что это так, но других объяснений я не находил. Он начал пугать меня. Я смотрел на него через прицел, часами пялился ему в затылок, а он просто сидел на своей кровати в углу. Особенно жутко было видеть как в соседней квартире маленькие дети играют и прыгают на диване, а за стеной, фактически в паре метров от них на кровати сидит этот урод.
Я понимал, что нужно что – то делать, но не мог придумать что. Вызвать милицию? И что им сказать? Ну приедут они, позвонят в дверь, им не откроют, а дальше что?
Я весь извелся. Перерыл весь Интернет, но кроме стандартных страшилок, ничего не нашел (хотя одна паста, мне кажется, все же имела к этому отношение). Пытался узнать что – то у жителей дома, но, похоже, про него никто ничего не знал. В конце-концов я решился на самый идиотский поступок в своей жизни.
Я хорошо подготовился – взял пару своих лучших ножей, травматический револьвер, маску, что бы в случае чего скрыть лицо, отмычки, фонарик, петарды, для отвлечения внимания, дымовую шашку. Я рассовал это все по карманам, стараясь при этом не выглядеть подозрительно и не громыхать при каждом шаге, потом вышел на улицу, сел на лавочку у подъезда и стал ждать. Если бы ко мне в этот момент решили докопаться менты, проблем у меня было бы выше крыши. Иногда, я жалею, что этого не произошло.
Самый прикол был в том, что тогда, сидя на лавочке, я понятия не имел, что собираюсь делать.
Минут через 40 я увидел, что женщина из той квартиры вышла из дома и пошла своей обычной дорогой в сторону магазина. Пол часа времени у меня точно было. Я встал и зашел в подъезд из которого она вышла.
Поднялся на восьмой этаж. Дверь в холл была не заперта и я открыл её. Я оказался в середине слабо освещенного коридора один из концов которого был невероятно сильно захламлен. Вдоль стен стояли металлические спинки от кроватей, велосипед без колес, лыжи, санки, какие-то пыльные коробки, обломки деревянной мебели, а еще там была инвалидная коляска. Почему – то она привлекла мое внимание. Прикинув, что дверь в интересующую меня квартиру находится как раз в захламленном конце коридора я, затаив дыхание двинулся туда. Вот она, обитая коричневой клеенкой дверь, квартира номер 41. Дверная ручка, замочные скважины, глазок – ничего особенного. Я остановился, в паре метров от двери, стараясь собраться с мыслями. Что я здесь делаю? Что собираюсь сделать? Меня била крупная дрожь. Я просто стоял и тупо переводил взгляд с двери на инвалидную коляску и обратно. В какой то момент, я вдруг понял, что кроме своего тяжелого сопения слышу что-то еще. Я задержал дыхание и прислушался.
«Швааарк…Швааарк…»
Звук шел из-за двери 41 квартиры и явно приближался. Прежде, чем я понял что это, звуки стихли. Наступила напряженная тишина. Мысли в моей голове медленно-медленно шевелились. До меня дошло, что я слышал его шаркающие шаги. Он подошел к двери и сейчас стоит за ней. Блин, да он же на меня через глазок смотрит!
В этот момент дверная ручка стала быстро крутиться, а на дверь изнутри, похоже, хорошенько навалились, судя по тому, как она затрещала. Я, как вы тут выражаетесь, высрал кирпичей, и что было духу побежал оттуда. Как спустился с восьмого этажа – не помню, одно могу сказать – очень быстро. Только выбегая из подъезда смог взять себя в руки. Хватило ума не сразу к своему дому бежать, а сделать крюк по кварталу, следы запутать. Дома у себя я был через 10 минут. Не разуваясь забежал в комнату, схватил винтовку, навел прицел на его окно.
И вот тут я испугался по настоящему. Он стоял у окна, скреб руками по стеклу и будь я проклят, если он не пялился прямо на меня. Я видел его всего секунду, но то что я увидел, не забуду никогда. Худое вытянутое тело, сквозь бледную кожу проступали кости, длиннющие руки скрюченными пальцами скребут по стеклу, на огромной почти белой безволосой голове крошечное уродливое безносое лицо – два больших темных глаза и рот без губ. Его руки двигались, рот открывался и закрывался оставляя на стекле влажные следы а глаза смотрели точно на меня. Я просто чувствовал этот взгляд.
Знаете, хотя в тот момент мой мозг был парализован ужасом, но тело знало что делать. Как во сне я отпрянул от окна и бросился к шкафу, где у меня лежала коробка патронов. Секунд через десять я вернулся с уже заряженным Ремингтоном. Мне было все равно что будет после. Передернув затвор, я вскинулся и быстро взял окно на прицел. В перекрестье я увидел лишь покачивающиеся плотно задернутые занавески.

* * *
Я съехал из квартиры в тот же день. Расплатился с хозяином, он не задал вопросов, я был ему благодарен за это. Сосредоточившись на работе я прожил несколько месяцев, все стало забываться. Иногда я вспоминаю о нем. Я понял, почему он сидел лицом к стене – его так посадили. Специально, что бы он не увидел других людей. Кто он? Я не знаю. Опасен ли он? Я считаю, что безусловно.
Иногда я вижу его во сне. Он скребется в мою дверь, а я смотрю на него в глазок. И моя винтовка в этих снах раз за разом дает осечку.
Мне не нравиться, что он меня тогда видел. Боюсь ли я? У меня есть оружие и я могу за себя постоять, но я солгу, если скажу, что мне не страшно.

Не страшно.

Пародия на крипач.

Spoiler

«...И опять этот страх. Он подбирается ко мне, тянет из меня силы, скрежещет в дальнем углу разума открытой дверью, за которой скрываются самые тайные мои фобии, стучит в мысли...» – Сергей оторвался от написания рассказа. В последнее время он начал замечать, что ему неплохо удаются рассказы, описывающие всякую жуть – в интернетах их называют «крипипасты». Периодически он выкладывал несколько таких крипипаст на сайты подходящей тематики, читая отзывы, совершенствуясь. Денег оно не приносило, но моральное удовлетворение и чувство, что доставил кому-то удовольствие качественным текстом росли день ото дня.
«А что, если потом, в невообразимом будущем, я дорасту до сборника или, если совсем уж получаться будет, до целого романа ужасов? Найду издательство, выпущу книгу...» – от мечтаний Сергея отвлек неясный шум. Он был не слишком громким, но что-то в нем было неправильное. Вероятно то, что издавать этот шум было некому и нечему: Сергей жил один, а кот уже третий год как умер от старости. Звук шел из дальнего угла комнаты, из-под окна и напоминал шуршание линолеума под чьими-то когтями, судя по всему, немаленькими. В тени мелькнула антропоморфная фигура, сгорбленная и тощая. Уже в другом углу раздалось неясное бормотание, сверкнули красным два глаза.
– Может, хватит? – задал вопрос в пустоту Сергей. Но шум и бормотания не прекращались. Постепенно начал тускнеть свет от настольной лампы, комнату теперь освещал только экран монитора. Уже потухшая лампа внезапно щелкнула оторвавшейся нитью накаливания. Покатился со стола карандаш. Стук его падения отдался пистолетным выстрелом во внезапно наступившей тишине. По монитору пошла странная рябь, кадры из фильмов ужасов и недавно просмотренного Сергеем «Begotten». Из колонок раздался скрежет, будто нечто потустороннее лезет, разрывая тонкую мембрану динамиков
– Хватит мне колонки портить, засранец! На меня это уже давно не действует.
Тьма рассеялась, лампа вернула прежнюю яркость, на экране было все то же на фоне "Безмятежности"
Из темного угла, где раньше раздавался шум, вышел виновник. Строго говоря, он мог принять любой облик, но последнее время приходил к Сергею только худым мужчиной в строгом костюме-двойке. От Слендермэна его отличал только рост – как у обычного человека, что объяснялось низкими потолками «хрущевки».
–Когда-нибудь ты испугаешься, я уверен. Тогда тьма поглотит тебя, унеся в пучину забвения и бесконечных страданий...
–Прекращай. Лучше посмотри, что я тут наваял. Вроде неплохо, да? Кстати, ты определишься уже с именем? Я так и не понял, как тебя звать.
–Меня звать не нужно. Достаточно на миг погрузиться в пучину.... Стоп, это я уже говорил. Да как хочешь, так и зови. Кстати, ты вот здесь запятую пропустил. И сколько тебе говорить, ты пишешь неубедительно – от твоих зомби, плачущих в туалете, будет дрожать только пятнадцатилетняя девочка!
–Тогда почему ты меня сам ими пытаешься напугать?
–Когда это?
–Да не далее как вчера!
–Вчера я не приходил!
Собеседники погрузились в молчание. Из туалета донесся тихий плач.

И на сегодня всё. Пока.

[Кошара]

Привет всем и всех с наступающим днём защитника отечества.

И кстати, если вы решили подналечь в этот день на алкоголь, то знайте, Белочка сломала хвостик, но вот эти братюни согласились её на двадцать третье заменить: 

Spoiler

Всех с 23 февраля! Приятного времяпровождения, товарищи!

ОСТРОВА ПРИЗРАКОВ.

Spoiler

Есть такие острова под названием Шоальские, которые не понаслышке пользуются не очень приятной репутацией.
Существует легенда об этих островах. Знаменитый пират и убийца Джон Квелчем использовал Шоальские острова как морскую базу. На одном из этих островов он однажды закапал свои сокровища. Если перевести деньги на сегодняшнюю валюту, то там насчитаются сотни миллионов долларов.
Клад еще не найден. На островах останавливались и другие пираты. Например, Скотт. В 1714 году провел медовый месяц со своей женой на острове Звезда. После чего он ушел в плавание, которое было для него последним. Жена поклялась ждать его вечно. С момента крушения корабля капитана Скотта на острове замечали не один раз призрак голубоглазой бледной женщины, которая повторяла: ”Он вернется”. Частым гостем на острове является призрак Филиппа Бэба, который был владельцем местной таверны. Около века назад молодому Бэбу приснился интересный сон, где пират Квелч указал место, где копать клад. Бэб сразу отправился на указанное место.
Однажды его обнаружили мертвым около этой ямы. После этого события жители местных населенных пунктов наблюдают призрак, стоящий возле ямы.
Еще одно событие произошло в 1987 и 1989 годах недалеко от острова затонули в штиль два корабля. Посылали команду SOS с судна, но помощь опоздала. Судно уже лежало на дне. Были предположения, что во всем виноваты большие волны, которые возникают именно в этой части океана.
Прошло несколько лет, и похожая история приключилась с туристкой Джейн. Она отдыхала и купалась, решила доплыть до скалы. Не успела она доплыть, как неожиданно поднялась волна и накрыла туристку с головой. Тело ее было прибито к берегу только спустя двое суток. Список странных островов пополнило еще одно событие. Вокруг острова Звезда проходила экскурсия для туристов. Наблюдающие утверждают, что катер сам перевернулся и затонул.
Один человек только остался жив. Самым интересным в Шоальских островах является их влияние на приезжих. Отмечено, что психически нездоровые люди начинают вести себя агрессивней при попадании на острова. Однажды на острова приехал человек, больной шизофренией. На утро он взял лодку, переплыл остров Звезда и доплыл до Эпплдора.
На этом острове жили три сестры. Вагнер взял попавшийся ему топор и зарубил сестер. Несмотря на то, что он болен, суд приговорил его к смертной казни. Повис вопрос, что вызывает агрессию у людей. Геологи предположили, что основание островов - это горы. Очень давно ледник срезал верхушку и унес далеко в Атлантику. То, что осталось, - это кристаллы черного турмалина и красного граната.
Ученые предполагают, что кристаллы способствуют появлению приведений. Как известно, кварц способен запоминать электромагнитные волны и электросигналы.

Книга Распера.

Хех, вот случайно наткнулся ещё на одну городскую легенду.

Spoiler

Книга Распера содержит подробные описания убийств, происходивших в 20-е годы. Городские власти предпочли скрыть все это дело, поскольку убийства были особо изощренными. В убийствах был обвинен некий Распер (откуда и название книги), позднее он был убит полицейскими. Однако спустя какое-то время выяснилось, что Распер был невиновен. Помимо описаний книга содержит фотографии столь отвратительные, что они могут пошатнуть психику даже самого хладнокровного человека.

Существует несколько материалов, касающихся Распера. Один из них - это письмо некоего Р.Томаса. В своем письме он пытается отговорить кого-то от прочтения книги. Также он жалуется на нарушения сна и питания из-за постоянных злобных мыслей и ужасных картин убийств, которые не выходят у него из головы.Так же существует дневник некой сошедшей с ума после прочтения этой книги.

 

Дальше даю ссылкой, ибо на сайте типа пруфы идут: http://ffatal.ru/дне...сошедшей-с-ума/

Террария, утроба.

Ещё одну историю даю ссылкой, ибо есть скриншоты.

http://ffatal.ru/тер...еррария-утроба/

И на сегодня всё. Пока.

[Кошара]

Привет всем!

Посылка.

Spoiler

В общем, все началось месяц назад, с того, что я должна была получить посылку – книжку одну. У нас в городе этой книги в упор не было, а почитать сильно хотелось, так я попросила подругу из другого города (назовем ее Дашей) переслать. Я посылки за всю жизнь только раз или два, наверное, получала, так что ждала очень сильно.
И вот в один прекрасный день, в пятницу, кажется, под вечер уже, стучат в дверь. Ритмично так: тук-тук… тук-тук… тук-тук. Я сразу насторожилась. Во-первых, не ждала никого, а без предупреждения к нам обычно не приходят. Во-вторых, что это за соревнование в художественном стуке. А в-третьих, зачем вообще стучать, раз звонок есть. Смотрю в глазок – парень какой-то. Спрашиваю: «Кто?» Мне в ответ что-то невнятно пробурчали, разобрала только слово «посылка». Я, конечно, обрадовалась, открыла. Ничего себе, думаю, как быстро. Сами знаете, как у нас почта работает, а тут прямо оперативненько так.
Ну, там не парень, как мне сначала показалось, а довольно взрослый дядечка, просто щуплый такой, с коробкой довольно большой, ручкой в нагрудном кармане, в кепке, на глаза надвинутой. Я за собой дверь прикрыла и вышла на площадку: не люблю незнакомых в квартиру пускать. Расписаться и на перилах можно. Дядечка мне ручку и бланк протягивает, мол, получите и распишитесь. Я ручку взяла, в бланк смотрю и думаю: минутку, а чего это коробка такая большая? Мне ж одну книжку прислать должны были, а туда целая серия влезет. С этим лучше не рисковать. Один раз подмахнула так, не глядя, а оказалось, ошибка. Бегала потом, с почтой разбиралась. Оно мне надо?
Попросила дать коробку посмотреть. Скотчем замотана, с наклейкой – как положено. Гляжу: адрес мой, координаты отправителя тоже вроде те, что надо. А вот на вес как-то тяжеловата. Я ее потрясла: там перекатывается. И как-то… шуршит, что ли. Будто скребется. Ну и глюки, думаю. Еще раз потрясла: зашкрябало сильнее. И будто бы под пальцами чувствуется, как картон изнутри проминается. Голову поднимаю: курьер этот молчит, стоит, как статуя, неподвижно. Глаз не видно… Тут-то мне стремновато стало. Дома я одна живу, на площадке полутемно – вечно лампочки еле пашут, в посылке этой черти что...
- Это, наверное, ошибка, - говорю и коробку ему обратно сую. - Мне должны были книжку переслать, а там точно не книжка.
Он взял и опять:
- Бу-бу-бу посылка.
Голос такой монотонный, низкий.
Вот блин, думаю, а если это маньяк психованный какой-нибудь? Хоть бы документы попросила, а то уши развесила, двери нараспашку.
- Идите, - лепечу, - напишите, что меня дома не было, я потом на почту приду и заберу.
А сама смотрю: коробка эта у него в руках дернулась. Правда, хорошо так дернулась, на глюки не спишешь.
В общем, я, наверное, половину лестничной площадки, как балерина, одним прыжком перемахнула и дверь захлопнула. Коленки подгибаются, дыхание сперло, руки трясутся, сердце колотится. Прямо под дверью и села. Хочется в глазок посмотреть: ушел, не ушел? А страшно. Даже через дверь страшно.
И тут прямо у меня над головой: тук-тук… тук-тук… тук-тук…
- Уходите! – визжу. – А то милицию вызову!
А он:
- Бу-бу-бу посылка.
Я до телефона дотянулась (на тумбочке рядом с дверью стоит), какие-то кнопки понажимала и кричу:
- Я вызываю милицию!
У меня на телефоне кнопки при наборе пищат, так что он должен был слышать. Сижу, слушаю: тихо. Потом заметила, что в руке что-то есть. Глаза опускаю: ручка. Забыла отдать. Ох, как я эту ручку отшвырнула! Почище, чем таракана. Сижу, трясусь, слушаю: тихо. И вдруг телефон кааак зазвонит! Я чуть коньки не отбросила. Но это подруга оказалась (не Даша, другая). Спросила, что у меня с голосом, так я наплела, якобы какой-то придурок в двери ломился, перепугал до чертиков. В общем, поболтали нормально, мне уже получше стало, и когда трубку повесила, посмотрела-таки в глазок. Слава богу, никого. У меня аж от сердца отлегло. Значит, и правда на психа наткнулась, а то уже о всякой сверхъестественной дряни мысли пошли. Небось, нечисть милиции не испугается. А в коробку кого угодно можно запихнуть: хоть кошку, хоть крысу. Бррр. Несчастное животное… Единственное, с адресами странно вышло. Откуда ему Дашин адрес знать?
На следующий день на всякий случай пошла на нашу почту, спросила, работает ли у них такой и такой. Имени я, конечно, не знала, на глазок описала. Нет, никаких тощих низеньких мужиков у них нет. В общем, я несколько дней оглядывалась, затемно на улицу не выходила, лампочку яркую на площадке вкрутила, подругу ночевать приглашала (почти правду сказала: что того психа, что в квартиру лез, боюсь), потом более или менее успокоилась.
А через неделю, под вечер, слышу: тук-тук… тук-тук… тук-тук.
Меня чуть удар не хватил. Комп включила, наушники нацепила, музыку на всю громкость врубила – едва не оглохла. И подходить не стала.
И с тех пор каждый божий день, что ни вечер – стучится. Все этот ритм дурацкий. Самое жуткое, что когда дома кто-то есть – мир да покой. Но друзей-то у меня немного, не будешь каждую ночь к себе на ночевку зазывать. Уже и так косятся подозрительно. Мол, не первый год одна живешь, а тут забоялась.
Кое-как научилась не обращать внимания. Ну, как не обращать. Во всяком случае, валерьянку с пустырником литрами пить перестала и посреди ночи уже не подскакивала. Ручку ту (самую, кстати, обыкновенную, дешевую) чуть ли не щипцами подобрала и выкинула. Уже и настоящая посылка пришла - тоже с курьером. И в дверь звонили, и девушка там была нормальная, улыбчивая, и тара более подходящая. Только я все равно сказала, что не открою, на почте сама заберу. Упаковку полчаса трясла и слушала, прежде чем вскрыть. И на книжку ту, блин, уже смотреть не хотелось…
И все равно, знаете, мне, кажется, скоро крышка. С неделю назад просто посреди белого дня, на улице, стали подходить незнакомые люди. Глаза пустые, за рукав тянут и говорят глухо так:
- Вам посылка пришла.
И пальцем в сторону тычут.
Я смотрю: стоит шагах в десяти этот чертов дядька в кепке, как столб. Когда солнце светит, видно, что тени не отбрасывает. В руках коробка вздрагивает – с каждым разом все более мятая, драная какая-то, скотч клочьями торчит. Снизу подмокает, и капает с нее темным на асфальт.
Я этого прохожего за плечо хватаю и воплю:
- Кто там стоит?
А они будто просыпаются, шарахаются. Кое-кто и матом посылает, мол, что ты, придурошная, на людей бросаешься. Никого там нет, чего лезешь, идиотка.
Смотрю, а дядьки с его проклятой посылкой и след простыл…

Мотель «Sunrise».

Spoiler

Обычное дело. Обычный мотель. Обычная история о призраках. Обычный искатель, вроде меня, но вот то, что там случилось, выходит за рамки моего представления об обычном...

3 января, трасса 48. Лил дождь – характерная американская погода в это время года. Струйки воды скатывались с крыши, сливаясь воедино и разбиваясь на части от дворников. Они сильно отвлекали от вождения. В каком-то смысле, именно они и виноваты во всем. Если бы не они - то я бы не остался в этом, богом забытом, мотеле.

Порой, из-за дождя, мне казалось, что я сбился с пути, но останавливаясь у знака, в который раз, я видел надпись "Эрнествилль через -- миль". Снова сев в машину, я продолжил свой путь по темной бесконечной дороге, прорубленной сквозь леса. Мне постоянно казалось, что я еду по гусенице, у которой, аккуратно, выбрили полоску на спине. На дороге я редко встречал машины, из-за этого появлялось ощущение одиночества. Скучная поездка, которая ничего не предвещала, кроме огромного чека за бензин.

Изредка касаясь пистолета в кобуре, одинокий сыщик ехал по дороге. Такая жизнь устраивала меня не во всем. Не было семьи, постоянно в разъездах, непостоянный график и абсолютное одиночество, даже позвонить некому, в случае опасности. За окном пронесся очередной дорожный знак. Хоть они и значили, что я на верном пути, но они стали раздражать меня. Мои глаза начали слипаться, будто были измазаны смолой или дешевым клеем. Струйки на лобовом стекле, со временем, превращались в ручейки, стоки и даже реки. Пора спать Фредди...

Чертов дорожный знак. Неужели их надо ставить так часто? Машина была разбита в хлам, но я, к счастью, не пострадал, хотя, как знать, к счастью или нет. Может, меня бы нашли без сознания, вызвали неотложку и со мной бы ничего не произошло. Перевесив сумку с одеждой, небольшими запасами пищи и патронами через плечо, я побрел вдоль дороги, предварительно оставив записку на лобовом стекле с номером моего телефона.

За считанные секунды я промок до нитки, и волосы, которые я никак не намеревался состричь, лезли в глаза, постоянно загораживая обзор. Через пару минут, я наткнулся на огни мотеля, который назывался "Санрайз". Трехэтажное здание без лифта, которое выглядело так, будто вот-вот рухнет.

Распахнув дверь, оглушенный декоративными колокольчиками над ней, одинокий волк вошел внутрь, обнюхивая новое место. В мотеле стоял дикий смрад, который можно учуять не на каждой помойке. Это место было отвратительно, но лучше уж здесь, чем под дождем в лесу. На входе, за стойкой с табличкой, на которой был написан свод правил, сидел управляющий. Он был моложе меня, а из его наушников доносились писклявые выкрики какого-то поп-певца. "Очередной унылый патлатый говнарь" - подумал я о нем.

- Комнаты есть? - спросил я немного грубым голосом.
- Да, три сотни за ночь, - пролепетал он.

Распрощавшись с деньгами и забрав ржавый ключ от номера 236, который был на втором этаже, я прошел мимо управляющего вверх по лестнице. Скрипящие полы говорили о том, что если кто-то решит пробежаться, то сразу пролетит этажом ниже, а то и двумя. Коридор, который вел к комнатам, был очень узкий, что, пожалуй, если бы кто-то прошел мимо моей двери, я бы услышал это, еще когда он был бы на другом конце коридора. С боков были маленькие хлипкие окошки со старыми прогнившими щеколдами.

Номер 236 состоял из двух комнат. В одной была кровать, старый черно-белый телевизор, а в другой туалет и ванная. Я хотел помыть руки, перед тем, как распаковываться, но, только открыв кран, я отпрянул от ванной. Абсолютно черная вода лилась оттуда. Закрыв кран, я судорожно начал вытираться полотенцем, которое висело на батарее. Вернувшись в комнату с телевизором, я поставил на кровать сумку и начал распаковываться. После короткого перекуса, я отставил сумку в сторону и прилег на кровать. Всего одна ночь Фред, всего одна ночь, потерпи...

Проснулся я оттого, что на лицо мне капала вода с потолка. Та же черная вода, что и в ванной. Соскочив с кровати, я судорожно стал вытирать лицо. «Ненавижу этот мотель» - злобно процедил я, будто кто-то меня услышит и решит мою проблему. Распахнув дверь, озлобленный зверь побежал стучать в дверь соседей сверху, но никто не открыл. Когда стук смолк, редкие звуки стали отдаваться в разы громче. Лишь журчание воды и скрип полов, по которым кто-то шаркал босыми ногами, нарушали глубочайшую тишину. «Я слышу, что ты там, открой дверь!» - крикнул я, но никто не открыл, лишь шарканье прекратилось. Плюнув на это, я решил спуститься вниз, чтобы попросить управляющего решить проблему, но его нигде не было. Снова закрывшись в своем логове, одинокий зверь пытался уснуть, считая капли, которые падали то в одном месте, то в другом, пронзая голову тяжелым звуком. Он просто сидел на кровати и пялился в одну точку. Невыносимо…

Через полчаса, в палитру звуков добавился шорох за стеной, на которую я смотрел. Кто-то царапал стену, притом, делал это так громко, будто намеренно хотел меня вывести. У него это получилось сравнительно быстро. Уже через пять минут, я обдумывал, как выломать дверь этому кретину. Когда я постучал в дверь, понятно, что никто мне не открыл. Я был готов поклясться, что все здание могло рухнуть, если я только обопрусь об него, но дверь я выбить не смог. Что же тут такое творится-то…

В очередной раз, спустившись вниз, я не застал никого. За спиной кто-то пробежал, громко скрипя полами. Обернувшись, я никого не застал. «Кто здесь?» - прокричал я – «Мне нужен управляющий, эй!». На втором этаже кто-то громко хлопнул дверью. Что же здесь происходит…

В который раз я пытался заснуть. Я сдвинул кровать левее протекающего потолка, укрылся до носа одеялом и думал о завтрашнем дне. Что он скрывает? Починят ли мою машину? Куда я поеду?

Звонок: «Алло?» – хриплым голосом я сказал в трубку. На другом конце провода была абсолютная тишина, пожалуй, даже тише, чем полагается при обычных обстоятельствах. «Алло!» - уже громче крикнул я, но никто не ответил. Я положил трубку и отвернулся к стене.

Почти получилось заснуть, но за стеной, не за той, за которой кто-то скребся, начали громко ругаться, по голосам, молодожены. Они делили надаренное барахло, видимо уже хотели развестись. Идиоты. В любом случае, они делали это так громко, что я не мог заснуть. Накрыв голову подушкой, я уперся в жесткий матрац щекой, чтобы не слышать их, но безуспешно. Голос девушки был высокий и писклявый, а мужчины – низкий, но тоже писклявый. Когда они брали высокую ноту, казалось, будто мои барабанные перепонки режут струной. Очередной звонок: «Алло!». Тишина. «Это нихрена не смешно!» - крикнул я, бросая трубку. Крики все не стихали. Кто-то снова стал скрестись за стеной. Такое изобилие звуков не давало мне сконцентрироваться ни на чем, в голове мысли обвивались друг об друга, делая круг, чем-то похожий на Колизей, а в его центре стояло животное с горящей спичкой и бензином. Звонок: «Если ты еще раз позвонишь, я клянусь, я найду тебя и вырву твое сердце». Трубка со звоном упала на свое место.

Скребущееся существо увеличило темп, любители покричать стали кричать громче, а телефон снова звенел. Я стоял в центре комнаты. Голова дико болела, а мысли лезли наружу: спрут щупальцами обвивал комнату, сдавливая ее, а в центре стоял зверь, коим являлся я. На нос ему упала капля. Его глаза вспыхнули кроваво-красным пламенем. «Твою мать!» - прокричал я, и все стихло. Абсолютно все. Тишина, будто я оказался на другом конце трубки. Может я оглох? В ушах стоял дикий звон, но боль постепенно убирала свои шипы из моей головы. Кто-то быстро просеменил за дверью. Я сгорал от любопытства, кто же это был, и решил посмотреть.

Тусклый луч света, который пропускали плохо задернутые занавески, прервался на мгновение. За окном упало что-то увесистое. Развернувшись, и резко подбежав к окну, я увидел изуродованное тело девушки, лежавшее на земле. Немного поморщившись, я схватил с кровати пистолет, и, распахнув дверь, выбежал из номера, сбив мужчину с ног. Развернувшись, я спросил: «Простите, вы в порядке?». Мужчина был весь в крови, что сначала испугало меня, неужели я так сильно его сбил с ног? Но, когда он выпрямился, то в его руке я увидел окровавленный топор. Закинув его над головой, он понесся на меня. Спустив курок, выстрела не последовало. Черт, предохранитель! Он ударил меня, но попал в пистолет. Оружие отлетело в другой конец коридора. Ударив мужчину в живот, я побежал к спасительному холодному куску металла. Шаг, два, три, обвал. Пол проломился под моей ногой, и я, застрявший в паре сантиметров от пистолета, судорожно пытался дотянуться до него. Оправившись, мужчина взял топор, и медленно, будто высмеивая мое положение, он шел в мою сторону. Тогда я испытал страх, присущий подсудимому во время озвучивания приговора. На лбу выступил пот, а рука судорожно пыталась достать пистолет, безуспешно скребя по полу.

Он подошел ко мне. Плюнув в сторону, он взмахнул топором, как пол окончательно развалился, и мы вместе упали вниз. На этот раз я был в выигрышном положении: его топор остался на втором этаже, а мой пистолет был уже в моей руке. С ловкостью ковбоя с дикого запада, я снял опустошитель бренных тел с предохранителя и продырявил голову одержимому. Туша бездыханно упала на пол, а все, что было позади нее, окрасилось в багровый цвет. Я почувствовал некоторое облегчение, наконец-то я выпустил пар. На моем счету было уже много убийств, так что мои руки уже не дрожали при виде крови.

Странно, что никто не вышел на шум, ведь выстрел должен был быть слышен даже на шоссе. С трудом встав с пола, я почувствовал острую боль в правой ноге, которая застряла в полу мгновением ранее. Скуля и хромая, зверь поднимался вверх, в свое логово, изредка касаясь больной лапы. За дверью, что-то монотонно звенело. Я точно его сломаю…

- Алло – устало сказал я.
- Фред, почему твой маяк остановился? Ты же знаешь, что нам надо быстрее собраться.
- Логан? Как ты нашел меня?
- Большой брат, помнишь?
- Как ее забыть? Эта гадина сделает все, чтобы ко мне придраться.
- Она же любя.
- Знаю. Машину я разбил, можешь приехать за мной?
- Да, ты недалеко разбил ее. Буду через пару часов.
- Хорошо, только поторопись, тут что-то неладное.
- В смысле его следы?
- Может и его, а может и просто мне так «везет». Не знаю, просто поспеши, прошу.

С облегчением, я положил трубку, ведь скоро, мой напарник меня заберет, и зверь снова обретет покой. Кто-то постучал в дверь и убежал. Распахнув дверь, я крикнул: «Я до тебя доберусь, слышишь?!». На третьем этаже что-то громко хлопнуло. Аккуратно обходя дыры в полу, я поднялся на третий этаж. Приоткрытая дверь, за которой были видны развивающиеся на ветру занавески. Вскинув оружие, я медленно стал красться к двери.

Когда я был уже впритык к двери, она со скрипом открылась, а из нее вышел управляющий. Он опешил, когда увидел меня, сгорбленного, с пистолетом в руках.

- Что тут происходит? – вскрикнул он.
- Действительно.
- Почему вы с пушкой ходите по мотелю?
- Потому что меня пытался убить какой-то дебил с топором.
- О чем вы?
- Спустись вниз и поймешь, он как раз покрасил вам стены.
- Господи, – промолвил он и побежал вниз.

Ссутуленный зверь усталым взглядом окинул комнату, но ничего нового в ней не нашел, кроме запаха табака. Давно уже я не курил. Три месяца.

Почувствовав что-то спиной, я резко развернулся. Краем глаза я заметил его. Ту самую тварь, за которой мы охотились так долго, которая не давала мне покоя так долго. Свет выключился. Три выстрела в место, где он был мгновение назад, хоть я и понимал, что это ему не навредит, пока он в этом облике. Свет моргнул, и я увидел его снова. Он медленно брел ко мне, волоча за собой топор, который царапал пол. Сделав еще два выстрела, вспышки от выстрела показали, что его уже не было. Наконец-то, свет был включен. Его уже не было. С облегчением выдохнув, я уже было собрался спускаться, как заметил что-то странное. Ни одна лампочка не горела, а комната была освещена, будто прожектор светил на меня. Резко обернувшись, я увидел его, он успел сменить облик. Снова он выглядел как я. Только его браслет, который освещал всю комнату, выдавал его. Вскинув топор над головой, он с криком понесся ко мне. Он был идеальной копией меня, даже слишком. Зверь вырвался на свободу, ударив другого себя по своей больной ноге. Взревев, противник исчез, погасив свет. Тишина, как на другом конце трубки…

Я медленно спускался вниз, чтобы выйти на улицу. Я слышал, как кто-то скребется. Чем ниже я спускался, тем громче был звук. Он немного пугал меня, забираясь ко мне в голову. Мое больное воображение рисовало образы безумцев скребущих стену своими длинными ногтями. Когда я еле-еле доплел до второго этажа, звук был так силен, что если бы я протянул руку, то дотронулся бы до его источника. Вскинув пистолет, другой рукой я потянулся за телефоном, чтобы подсветкой осветить место. Как только я включил подсветку, действия прекратились. Передо мной была стена со странным узором обоев. Свет резал мои глаза, и я не мог сосредоточиться на узоре, он что-то мне напоминал, что-то, что представляло для меня опасность… Гризли…

В доме снова включился свет, и мохнатый хозяин леса окончательно заметил меня. В его взгляде была животная необузданная ярость. Когда он заметил меня, он издал дикий рык. Ну и запах же из его пасти был. Только когда зверь поднял свою лапу, я смог очнуться от ступора и начать побег. Сделав перекат в сторону лестницы, я побежал вниз. Он не отставал, а даже наоборот, догонял меня. Пол скрипел подо мной, и я ожидал нового нападения, по этому, я не знал что делать, и где прятаться. Увидев спасительную дверь, ведущую на выход, я устремился к ней. Весь мир обрушился, когда я увидел, что двери закрыты. Он уже стоял за моей спиной. Гигант, встав на задние лапы, отбросил шакала в стену. Из последних сил, я сделал несколько выстрелов в голову гризли, но тот даже не пошатнулся. Взревев, лесной хозяин в ярости кинулся в мою сторону. Придавив меня своей лапой, он начал рвать мою одежду, как вдруг прогремел выстрел. Туша упала рядом со мной. Подняв голову, я увидел хозяина отеля, который в дрожащих руках держал двустволку. У меня не было сил встать, тем более туша весила, по меньшей мере, две сотни килограмм. С помощью моего спасителя, я выбрался из-под медведя. Благодарственно кивнув владельцу двустволки, я перезарядил свой пистолет, и мы вместе решили выбираться отсюда.

Перед тем как идти, мой взгляд приковал к себе какой-то блестящий предмет на шее гризли. Это был ключ. На номере ключа была видна только тройка, но, в любом случае, это сужало круг поисков комнаты, к которой он бы подошел. Сорвав его с шеи побежденного, я последовал за новым другом.

- Как вас зовут? – спросил он немного напугано.
- Фредерик Саливан. Вас?
- Джон Грей. Очень приятно, жаль, что при таких обстоятельствах.
- Куда мы направляемся сейчас?
- В подсобку. Там ключ от входной двери. Открываем и сваливаем, все просто.
- А зачем было закрывать дверь?
- Таковы правила. Администратор сказал, что, раз уж отель называется восходом солнца, то и открывать мы его будем только на восходе.
- Ясно. А гризли? Откуда он тут?
- Понятия не имею. Когда вы пришли в мотель, я только заступил на смену.

Свет снова начал моргать. Второй раунд?

- Фред! Фред, вы где?!
- Спокойно, Джон, я тут. У вас есть фонарь?
- Да, сейчас.

Тьму развеял маленький луч света, который не добил до стены из-за препятствия.

- Фред? Как вы смогли меня обойти?

Именно это сказал Джон, перед тем, как существо, которое стало моим Моби Диком, набросилось на Грея. Сделав несколько выстрелов в животное, китобой вспыхнул яростью, но пули не пробили толстую кожу убийцы китобоев. Когда он закончил с Джоном, он посмотрел на меня, поднял фонарь и медленно побрел ко мне. Судорожно перезаряжая пистолет, я глядел в глаза своему любимцу. Он подходил все ближе и ближе. Наконец перезарядив, я потратил еще одну обойму на него, как вдруг, он выключил фонарь, и снова все опустилось в кромешную темноту. Осматриваясь вокруг, я пытался увидеть хоть что-то, что могло бы его выдать. Он снова включил фонарь. Кит стоял прямо передо мной. Он был в полуметре от меня. Ссутуленный мужчина лет сорока, в темном капюшоне, он смотрел на меня. Лишь глаза его выдавали. В них была видна искра зверя. Дикого, необузданного зверя, который был готов порвать все, кроме своих собратьев. Он снова выключил фонарь, но через секунду свет включился. На этот раз, это был настоящий свет, а не браслет убийцы.

Мне было тошно смотреть на то, во что превратился Джон. Почти все его конечности были неестественно выкручены, но ни капли крови не было. В его переднем кармане джинсов я нашел ключ от подсобки. Я снова был один, и тишина окутала этот мотель. Она меня раздражала. Она была так же неестественна, как поза, в которой остался лежать Джон.

Тяжелые шаги срывали пелену тишины, подобно топору, рубящему трухлявое дерево. Каждый шаг был все тяжелее и тяжелее. Желание сна, которое было подавлено всплеском адреналина, снова вернулось.

Обессилевший, я впихнул ключ в кладовку, но когда я попытался повернуть его в замочной скважине, он сломался. Это чувство, когда все рушится. В голове прозвучал звон стекла, а все мои мысли улетучились из-за наплывающей ярости. Зверь снова вырвался на свободу. Схватив пистолет, обезумевший детектив побежал в сторону стеклянной двери, которая была единственным препятствием, ограждавшим свободу. Странное стекло. Я не смог его пробить из пистолета. Когда патроны кончились, я в припадке накинулся на этот кусок переплавленного песка, а когда все силы иссякли, то, пуская слюни на дверь, я стучал по ней бесполезным холодным и черствым куском металла.

Лишь мысль о ключе, который был на шее медведя привела меня в чувства. Проверив его наличие в кармане, я побежал на третий этаж. Бережно поворачивая ключ, я нервно выдергивал его из замочной скважины и бежал к следующей двери, пока не дошел до той, которая была над моим номером. Именно этот номер затапливал мой своей черной отвратительной водой. Сделав уже привычное движение рукой, я почувствовал, как ключ наткнулся на что-то в отверстии под ключ. Не смотря на это, замок радостно щелкнул, да так громко, что я был готов поклясться, что его было бы слышно с улицы. Что-то подсказывало мне не открывать дверь. Немного замешкавшись и потупив взгляд, зверёнок смотрел на дверь. Наконец любопытство взяло верх, и он распахнул дверь настежь.

Волна воды хлынула наружу. Она сбила с ног старого усталого детектива. Отхаркивая воду, у которой был привкус чего-то гнилого, я попытался встать на ноги, чтобы осмотреть открытую комнату, но нога снова дала о себе знать, и я упал лицом в эту проклятую воду.

Опираясь на стены, я добрался до уборной, откуда текла вода. Подобно мокрой псине пытающейся заткнуть лапой водяной пистолет издевающегося хозяина, я крутил кран, но вода все не унималась. Зверь крутил все быстрее и быстрее, пока не сломал кран вовсе, и напор воды не сбил его с ног снова.

Облокотившись о стену, я окинул взглядом комнату, но ничего полезного в ней я не нашел. Думай Фред, думай! Концентрируя мысли на побеге так сильно, что начинала болеть голова, зверь спускался вниз, к единственному выходу. Решив снова попытать счастья в выбивании дверей, он отправился к кладовой, но споткнулся о топор, который был уже погребен под толщей воды. Схватив его, он яростно стал бить по двери кладовой. Наконец-то, хоть какой-то прогресс: дверь начала крошиться. Поглощенный гневом, зверь дробил дверь. Он ворвался в комнату и увидел на столе заветный ключ, открывавший прекрасную страну зазеркалья, где была абсолютная свобода и никакой отвратительной воды. Сломя голову он несся к последней баррикаде. Медведь…

Даже после смерти, эта тварь таки смогла достать меня. Споткнувшись о его лапу, я выронил ключ. Злобная вода поглотила его. Мне казалось, что тогда я поседел от страха быть погребенным под водой в этом мотеле. Скребя по полу ногтями, я искал ключ, не замечая, как вода подступала все ближе и ближе к горлу. Омывая мой подбородок, губы, нос, лоб, вода все не унималась. Забросив поиски ключа, я начал подниматься наверх. Где-то же должен быть выход!

Когда я оказался на третьем этаже, свет снова погас, и лишь луна, свет которой лился в распахнутое окно в коридоре, давала мне вид на незнакомца с браслетом. Он вскинул руку и ослепил меня светом от браслета. С криком он побежал на меня. Сгруппировавшись, я ударил его в живот и кинулся к окну. Высота третьего этажа еще никого не убивала, или нет?

Немного замешкавшись, я обернулся назад, но когда увидел несущегося на меня уродца с браслетом, я мигом выпрыгнул в окно.

Свет бил мне в глаза, а чья-то рука приводила меня в чувства, легонько шлепая по щеке.

- Фред! Фред! Очнись!
- Логан?
- Да! Вставай быстрее!
- Где ты был?
- Как это где? К тебе ехал!
- Ты сказал пару часов.
- Кто-то обрушил мост, пришлось объезжать. Ну, поехали!

Сильная рука моего напарника приподняла меня и усадила в старенький джип.

- А что с твоей старой машиной?
- Ее не приняли на борт из-за отсутствия какой-то бумажки.

Я откинулся на пассажирском месте, потирая бок, который отбил при падении, и смотрел на удаляющийся мотель. Зверь подсказывал мне сжечь его, но я знал, что мотель сможет отвлечь полицию, и тогда я с Логаном смог бы беспрепятственно закончить дело. Мы ехали все по той же выбритой полоске на спине гусеницы, но теперь, я чувствовал себя защищенным, теперь, все было в порядке.

Минут через пять езды я увидел машину, которая ехала в сторону мотеля. Что-то в ней было не так. Глянув на номера, я понял, что это – машина Логана. Не поверив своим глазам, я увидел и самого Логана за рулем. Не подавая вида, я глянул на водителя, который вез меня, и увидел на его руке тот самый браслет…

СИНЯЯ РУБАШКА.

Spoiler

История со слов моей знакомой. На эту тему здесь таких историй хватает. Но я уже в который раз убеждаюсь, когда касается тебя лично, действительно становится жутко.
Случилось это со мной 7 лет назад. Те события полностью изменили мое отношение ко многим вещам. Я тогда жила в другом городе с первым мужем, у нас было уже двое детей, 5 и 2 лет. Он по работе часто уезжал в командировки на 3-4 дня. И вот он снова уехал, позвонил, что приедет раньше, самолет прилетал вечером, то есть дома он должен был появиться в начале первого. Я его иногда встречала, если мама оставалась с детьми. В этот раз я ждала его дома. Приготовила романтический ужин, уложила детей. Время было, где-то, около 11 вечера. Я прилегла на диван. День тяжелый был. Набегалась. Устала. Не помню, как задремала. Проснулась как будто от удара, что где-то что-то упало на пол. Сразу спросонья подумала, может, сын проснулся. Встала, в квартире тишина. Проверила детей, спят. Думаю, приснилось, беру сотовый. Время уже второй час, а мужа нет. Набираю, недоступен. Сотик разряжаться начал, и я в спальню за зарядным. Захожу - и встала, как вкопанная. У стенки на кровати лежит муж. Сразу какие-то нескладушки в голову пришли. Как я его не услышала? Где сумка? Почему не разбудил? Почему лежит на моей стороне и поверх одеяло, под покрывалом? Вдобавок и в одежде. Первая мысль - выпил. Самая логичная. Я подошла, нагнулась, вообще ни звука, протянула руку разбудить, но передумала. Утром поговорим. Прежде, чем лечь, поискала сумку, её нигде не было. Ложась спать, отвернулась со злостью, что сумку потерял, что ли. Хотя пил он всегда в меру. Сон был какой-то тяжелый, проснулась от звонка будильника. Состояние, как будто меня били все ночь. Жутко болела голова. Мужа рядом не было. Думаю, как встал, перелезая, не разбудив? Поднялась кое-как. В квартире темно, мужа нигде нет. И главное - его присутствия тоже. Ничего не тронуто. Мне стало вообще не по себе. Пошла за сотиком, стала заправлять и поправлять постель и отскочила в ужасе. Вся сторона, где спал муж, была мокрой насквозь. Дальше, как в кошмаре, детей собрала, их забрала моя мама. Я, как в припадке, к нему на работу. Его никто не видел. Разговаривал друг, но еще вчера, муж звонил из аэропорта. Весь день звонила по всем знакомым, больницам. Поставила всех на уши..... Его нашли в речке. Предположительно, его убили в такси и с моста сбросили тело. Дорога от аэропорта идет через мост. А больше так и ничего не узнала. Дело закрыли. Куртку с него сняли, и на нем была синяя рубашка. Я потом вспомнила, у того, который лежал рядом, тоже была синяя рубашка.
От себя добавлю, она вышла снова замуж. Запретила своему мужу носить синие рубашки, и спят они на двух отдельных кроватях в спальне.

И на сегодня всё. Пока.

[Кошара]

Выбор.

Автор: Валерия Ли

Spoiler

Темное помещение, похожее на старый склад, освещалось тусклым светом луны, выглядывавшей через разбитые окна под потолком. В центре стоял стол, похожий на операционный. На нем лежал человек — девушка, еще живая. Дина сидела в укрытии и боялась даже пошевелиться. Страх буквально парализовал ее, она пыталась сдержать тошноту, которая то и дело подкатывала. Ей оставалось только смотреть и надеяться, что ее не заметят, что все закончится и ей удастся выбраться отсюда...

Тем временем появилось существо, которое заправляло сегодня действом в этом своеобразном анатомическом театре. Выглядело оно странно и пугающе: рост 180 сантиметров, широкая темная накидка с капюшоном, из-под накидки выглядывали только руки и лицо. Лицо… Сложно было назвать лицом огромный птичий череп, такой белый, что казалось, даже в абсолютной темноте оно будет светиться тусклым неживым светом. Длинный клюв был постоянно приоткрыт, в нем был виден ряд острых зубов. В глубине глаз плясали красные огоньки. Дина готова была отдать все, лишь бы оказаться сейчас подальше от этой «птички».

Представление началось: существо убедилось в том, что жертва жива, провело своей костлявой рукой-лапой вдоль всего тела несчастной, пригнулось пониже и начало что-то шептать. Шепота было не разобрать, но невольной зрительнице и не хотелось этого — она уже догадывалась, что будет дальше. Пошевелиться было невозможно — вокруг стояла звенящая тишина, нарушаемая только жутким шепотом, и любой посторонний звук, даже легкое движение, поворот головы могли выдать Дину. Оставалось только сидеть за двумя жестяными баками и смотреть.

Девушка, лежащая на столе, начала плакать. Она смогла только сказать сквозь всхлипы: «Замолчи, пожалуйста, не надо». Страшная птица ощерилась, клюв расплылся в неком подобии жуткой зубастой улыбки. Дальше все произошло очень быстро: белый клюв несколько раз ударил жертву в область сердца, а затем существо начало вырывать из тела небольшие кусочки и поедать их. Из глаз Дины потекли слезы. Она была в таком ужасе, что ничего не могла сделать — просто сидела в укрытии, боясь шевельнуться, и смотрела на жуткое представление.

Вдруг человек-птица замер немного наклонил голову в бок и прислушался. Через мгновение глаза с красными огоньками уставились прямо на Дину. Ее заметили. Существо опять оскалилось, по-птичьи наклонило голову набок и медленно направилось к Дине.

* * *

— Ди, милая! Ди, я тут, ты дома, все хорошо! — Олег взял жену за плечи и легонько встряхнул.

— Опять этот сон, этот ужасный сон! Всякий раз все реальнее! Оно увидело меня, оно заметило, что я была там... — Дина плакала, всхлипывала, все ее тело дрожало.

— Ди, успокойся, это просто сон, просто сон, ты дома, рядом со мной, кошмары всем снятся время от времени.

— Олег, это не просто кошмар, это что-то большее! Никогда раньше до этих снов я не испытывала такого ужаса. Мне до сих пор кажется, что я там, меня сейчас вырвет от страха, мне плохо...

— Милая, давай я принесу тебе воды. Когда ты принимала свое лекарство? Я принесу воду и лекарство, тебе надо успокоиться.

— Олег, мне не нужно лекарство, оно не помогает. Я думаю, что от него только хуже. Пожалуйста, просто обними меня.

— Ты как ребенок. Я, конечно, обниму тебя, но тебе необходимо продолжать лечение. Тебе скоро станет лучше, тогда и кошмары уйдут. Малыш, я тебя люблю, сейчас вернусь...

* * *

Голова гудела, руки и ноги были будто из кусков монолита. Белый свет бил прямо в глаза. Было очень холодно. Прямо над собой Дина увидела человека-птицу. Вблизи он был еще более пугающим. Его костлявая рука провела вдоль ее тела. Птица знала, что Дина жива, жива и в сознании.

Существо склонилось над девушкой и начало нашептывать. Дина не просто слышала это шепот, она видела все то, о чем ей поведала птица, и это было ужасно…

* * *

Дина проснулась в своей постели, Олега не было рядом — он уехал в командировку еще вчера. Девушка была абсолютно спокойна. Она точно знала, что надо делать, чтобы прекратить весь этот кошмар. Дина осторожно встала с кровати и подошла к окну. Одной из причин, по которым они (точнее, Дина) купили эту квартиру, был прекрасный вид: с высоты пятнадцатого этажа был виден парк и река, окна спальни выходили на восток, и утром можно было наблюдать восход. Девушка открыла окно и вдохнула полной грудью предрассветный воздух, затем, она встала на подоконник и шагнула вперед.

* * *

— Ты — гений, милая, просто гений! — Олег обнял Ирину и поцеловал.

— Да-да, я знаю. Спасибо, любимый. Отпусти же меня, дай переодеться и пойдем. Надеюсь, шампанское уже холодное?

— Шампанское, клубника, икра, все что пожелаешь, Ирочка! А белый халатик ты с собой не захватишь? — Олег сиял от счастья.

— Я подумаю, — промурлыкала Ирина.

— Как же я устал от ее истерик в последнее время. Хорошо, что твое лекарство действовало быстрее, чем мы думали. А самое замечательное — никто и никогда не догадается, что именно из-за него ее стали мучить кошмары и галлюцинации, а при ее впечатлительности к другому исходу это не могло привести. Ты гений, Иринка — гений медицины, а я — безутешный вдовец и по совместительству наследник огромного состояния!..

* * *

Чуть согнув голову набок, как это делают птицы, когда смотрят на кого-то, Дина смотрела из своего укрытия на Олега и Ирину. Жить обычной жизнью Дина все равно бы уже не смогла. Лекарство, разработанное талантливым врачом — любовницей ее мужа, слишком сильно повредило организм. Но был выход — отомстить. Стать одной из… Впрочем, она сама еще толком не знала, кто она. Стать тем, кем она стала, либо умереть. Она выбрала тот путь, который ей был предложен. Обида, гнев и боль заставили ее сделать этот выбор. Олег и Ирина сами не дали ей выбора.

Теперь они заплатят. Жестоко заплатят. В ближайшее время их ждут только ночные кошмары, а потом смерть — мучительная смерть без выбора и альтернатив.

Как я работал в наркологическом диспансере.

История из реальной, так сказать, жизни.

Spoiler

Выложил это на другом ресурсе, там посоветовали разместить мои воспоминания по этому адресу. Все нижеизложенное — чистая правда.

Разные имена носило это прекрасное заведение, но в памяти рожденных в СССР оно укоренилось как ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий), или наркологический диспансер. Трудился я там в конце девяностых — начале нулевых.

90-е годы — это был самый разгар наркомании. Попадали к нам наркоманы от 12 (!) до 90 лет. Иногда целыми семейными подрядами. Цыганские семьи не удивляли вообще никого.

Первом делом за поступившего берется приемный покой. Пациента опрашивают (если он может говорить), замеряют вес, рост, температуру, давление, проверяют на педикулез (вши) и отправляют в жуткого вида помещения — ванную. Там моют как вонючих бомжей, так и школьниц, которых родители поймали на «травке» и притащили «лечиться».

Если пациент в силах ходить, за ним приходит кто-нибудь из персонала того отделения, в которое он был распределен. С этого момента антураж убогой больнички начинает меняться на тюремный. Длинные коридоры, множество дверей, решеток, решетчатых калиток, недобрые окрики персонала...

По прибытию в отделение происходит процедура обыска, ощупывание швов, и конечно же, заглядывание в задницу. У женщин заглядывают еще кое-куда. Заставляем голым задом поприседать в коридоре, где пациент открыт взглядам всего отделения. И с этого момента вновь прибывший не только не сможет выйти на улицу по собственному желанию, но даже покурить не пойдёт, или в туалет.

Вы возмутились? А вот успокойтесь. Если поступившего тщательно не осмотреть, эти фокусники могут пронести невообразимое количество наркотиков в естественных складках своего тела. А на нашей совести будет несколько смертей от передозировки.

Как и в тюрьме, у нас есть множество «рецидивистов», которые проходят курс лечения далеко не по первому разу. Вы думаете, что если наркоман идет в наркологичку по собственному желанию, то он «мощь-пацан» и вообще охренительный борец со своим недугом? А вот нет! Наркоманы приходят сами в это заточение только для того, чтобы переломаться. Когда ломки закончатся, наркомана снова будет «торкать» маленькая доза, за сравнительно небольшие деньги. Когда он снова нагонит слоновью дозу — он снова придет к нам, если до этого не помрет.

Итак, ведем новенького не в обычную палату, а в волшебную. Зверинец. Кунсткамера. Палата интенсивной терапии. Эдакая недореанимация. Там свой пост. Находиться там надо круглосуточно в составе двух человек минимум. Клиента раздеваем догола, кладем на обшитый клеенкой матрац, даем две простыни. Подушки запрещены. В туалет — только в сопровождении. Курить нельзя. Прием пищи — прямо в койках. Лежачих и привязанных кормим сами, иногда насильно. Вязки — главнейшая вещь в этом помещении. Стоит только клиенту «поплыть», как они становятся его лучшими друзьями на ближайшую неделю.

Почему такая строгость и постоянный контроль? Когда алкоголик перестает пить после длительного запоя, через несколько дней к нему приходит «белочка». Не всегда, но как правило. И мы сидим, ждем. И всегда дожидаемся.

Палата большая, на 20 коек, и всегда полная. И с каждой койки — свой концерт. У этого цыгане и собаки пришли, второй по батарее тихонько стучит, чертиков выгоняет. Третий залез на оконные решетки и с криком «тут летают души умерших детей» сверзился вниз. Не дай бог прозевать приход «белочки», потом будешь получать по полной за то, что у тебя пациенты травмированы. Тихих дурачков мало, почти все орут. К вечеру от бреда, ора, запаха испражнений начинает накрывать и тебя.

— Доктор, у вас колибри на плече!

— Да-да, хорошо. Но это вроде воробей.

С попытками отшутиться начинаешь разговаривать с ними на равных.

Ночь — самое тяжелое время. Активизируются все психозы, без исключения. Кто во что горазд. Слипаются глаза у дежурного, и под эту какофонию он отрубается. А в это время бывший уже пять дней в адекватном состоянии парень срывается с кровати и отвязывает самого буйного. Вот так, без причины, по наитию. И тощий, трясущийся, безумный наркоман вновь лезет по решеткам, просачивается через небольшой зазор и летит с четвертого этажа.

В яблоневом саду, разбившись под окнами наркологии, лежит труп. На нем нет царапин, нет переломов, целая голова. Вот только внутри на куски разлетелись остатки печени, как потом скажут на вскрытии.

Его несут обратно туда, откуда он так хотел вырваться, по тем же бетонным пролетам, где каждая щель заварена решетками. По коридорам проходных отделений, где покачают вслед головой, а потом забудут, да и примутся за старое местные обитатели.

Слишком жарко, опасно оставлять в тепле тело человека, который начал гнить уже при жизни. Его оставляют на одном из лестничных пролетов, где до утра он будет смотреть незакрытыми глазами в осыпающуюся побелку потолка, пугая своим видом мимо проходящих медсестричек.

В женском отделении ждет еще один труп, но пока еще живой. Она уже не первый месяц лежит в «кунсткамере». Совершенно безумная, истощенная. От длительного лежания у нее образовываются дичайшие пролежни, переходящие в сквозные гнойные дыры. Копчик, колени-локти, места выпирания тазовых костей, затылок — все это смердящие ямы. Через пару часов она составит компанию неудавшемуся беглецу.

Утром на главном крыльце рыдает мужчина, бьется в истерике женщина — родители. У женщины, видимо, не оказалось близких.

Мы садимся в «буханку», куда уже погрузили тело наркомана. Едем в морг. Скидываем с носилок труп на бетонную полку, под потолком раздается звук упавшей доски.

Не доезжая до диспансера, слышим мат дежурного врача. Поступила мерзкая на вид алкашка, на руке грязный гипс.

— Когда наложен гипс?

— Не помню. Года два, наверное.

Врач снимает гипс, оттуда падают белые опарыши.

— Помните Ольку? Выписали неделю назад из женского.

— Помним.

— Так померла от передоза, на трассе, в машине под мужиком.

Ей не было и пятнадцати лет...

Снова поднимаемся к себе в отделение. Через мужское отделение идет на обед колонна женщин.

— По правой стороне, ***!

Это опять кто-то пытается заговорить, а то и забежать в палату к мужикам.

Чаще всего попытки побега происходят на пути в столовую. В трусах и в сорочке, зимой, им всё равно. Сносят конвой в белых халатах и бегут. А ловить надо. Прохожие не помогают никогда. И дай бог, если они не сопротивляются при поимке. Тут все как в тюрьме, вполне можешь получить в бок заточку из ложки.

Раньше позволяли свидания, теперь запретили. Слишком много возможностей для контрабанды. Девушка, поцеловав своего парня, передала изо рта в рот «чуток» героина. И это далеко не единичный случай.

Теперь берем только «передачи», тщательно проверяем, читаем записки, строго наказываем за неожиданные находки и неправильные тексты.

Иногда из «кунсткамеры» попадаются целые алмазы. Все отделения ходили смотреть на барышню неполных 30 килограмм, которая проснулась после запоя с бомжами в подвале, а никого нет, и дверь заперта. Криков никто не слышал, сидела она там почти два месяца.

Кстати, оголенными костями и смердящими язвами не удивить никого.

Бьют ли пациентов? Бьют. Но просто так — никогда, слишком страшно им уподобиться. Чаще из самообороны. Страшно подумать, что было бы с моей головой, если бы я растерялся, когда очередной «белочник» схватил бутылку физраствора и пытался ею меня прибить.

Как-то раз меня чуть не настигла смерть от удушья, когда 150 килограмм живого веса швырнуло меня на панцирную сетку кровати и увалилось сверху.

Через пару дней я еле вынул его из петли в туалете. Ржавый бачок времен Наполеона умудрился это выдержать.

Верить нельзя никому. Вообще. Никогда. Нельзя за чистую монету принимать слезливые истории о бедной маме, которая не видела сыночка много лет. Скорее всего эта «мама» пришла, чтобы по-свойски «подбодрить» своего «сыночка».

Самое распространенное наказание — перевод с общего режима обратно в интенсивную терапию. Ну и все прилагающееся: нужные лекарства, вязки, отсутствие передач, записок, табака и т. д.

Порядки на общем режиме — очередной частью, если хотите. Пока полноценно все не получается написать, времени не хватает.

РАПОРТ КЛАУСА ШТЕЙНЛЕ.

Spoiler

В годы второй мировой, военнослужащие Вермахта иногда описывали необъяснимые явления. Описания эти, с пометкой "совершенно секретно", направлялись в военую разведку, а копии - в Аннэнербе. К числу наиболее загадочных историй относится рапорт лейтенанта Клауса Штейнле, который командовал танком в дни сражения под Москвой.
По словам лейтенента, при продвижении по Волоколамскому шоссе, его танк был подбит выстрелом из противотанкового орудия. Клауса выбросило из люка взрывной волной. Придя в себя, он пробрался в танк. Экипаж был мёртв, башню заклинило, но танк был способен двигаться а горючего было достаточно. Дождавшись ночи, лейтенант попытался отогнать танк с нейтральной полосы в расположение своих частей, но из-за темноты и снегопада сбился с курса, и очевидно, каким-то чудом сумел прорваться в тыл русских, и к утру выйти к окраинам Москвы.

Советская столица поразила лейтенанта широкими автобанами, развязками, зданиями неверотяных размеров, обилием проводов и фонарных столбов. "Город будущего" - так описал лейтенант свои первые впечатления от Москвы. Но город этот казался совершенно покинутым, всё было завалено снегом, и Клаус Штейнле принял решение двигаться в сторону центра.

Удивило обилие автотранспорта на улицах: красочные автобусы и фантастического вида автомобили были брошены как попало, по-видимому в спешке. Среди них часто попадались машины знакомых марок - но совершенно невероятного вида. На одном из перекрёстков, например, танк буквально врезалмся в автомобиль с эмблемой "Фольксваген". Но этот "жук" был в несколько раз больше привычного всем "жука", а обтекаемыми формами напоминал скорее фюзеляж самолёта. Чем дальше, тем больше становилось брошенного транспорта. В в конце-концов, продвижение сделалось невозможным, так как продираясь сквозь месиво брошенных машин, можно было повредить гусеницы.

Клаус Штейнле решил идти пешком. Казалось, что он путешествует по всемирному центру торговли. Никакой советской символики и портретов Сталина. Ничего, напоминающего о войне. Кругом было изобилие рекламы на всех языках, в брошенных магазинах - множество невиданных товаров. Но на всём лежал слой пыли, и кругом не было ни души. Ещё ближе к центру города, на улицах, в зданиях и автомобилях начали попадаться промёрзшие трупы людей. Все мертвецы были хорошо одеты, а не телах не было видимых травм. Затем началась полоса разрушений: некоторые здания рухнули, в других были выбиты стёкла. Но это выглядело не как последствия войны, а, скорее, как результат землетрясения.

Миновав жуткие руины, Клаус упёрся в гигантский вал, представляющий собой хаотическое нагромождение из обломков домов, искорёженных машин, и изуродованных человеческих останков. Взобравшись на него, Клаус Штейнле увидел перед собой зрелище, от которого захватило дух: перед ним простиралась чудовищных размеров воронка, или, скорее, котлован с почти отвесными стенами. Дальний край его терялся в дымке, но по оценке бывалого танкиста, расстояние было около пяти километров. Весь этот гигантский круглый резервуар был залит водой, которая, несмотря на суровую зиму, была свободна ото льда.

В этот момент Клауса осенило: Германия всё-таки сумела применить своё чудо-оружие. Москва уничтожена, и вместо неё, как и обещал Фюрер, раскинулось море. Вероятно, этот странный город, так непохожий на на остальную Россию, был чем-то вроде рая для избранных, где еврейско-большевистская верхушка всего мира купалась в роскоши. Эти свиньи, наверное, даже не думали о том, как быстро Вермахт отбросит плохо вооружённую и необученную армию русских рабов до Москвы. Что в секретных лабораториях Рейха вызрела сила, скособная сокрушить сам этот Новый Вавилон. И что первым, кто увидит сокрушённую столицу мирового еврейства станет простой германский пернь с автоматом и папиросой в зубах. В этот момент лейтенента охватила горгодсть за свою нацию и свою расу, и вскинув в приветствии руку он воскликнул: "Хайль Гитлер"! Но его собственный голос, и он сам, вдруг показалсь ему смешными и жалкими на фоне руин грандиозного города, сокрушённого железной волей Великого Фюрера. И он стушевался.

Помочившись вниз, Клаус пустился в обратный путь. Вечерело. Неожиданно начался снегопад. Обшарив несколько трупов, и прихватив их документы, а также набрав необычных сувениров с полок магазинов, лейтенант набил ими вещмешок и поспешил к танку. В сумерках, ему стало казаться, что в городе есть жизнь: в снежных вихрях чудились танцующие прираки, а в завываниях ветра слышались крики и стоны миллионов человеческих голосов. Мороз и страх пробирали до костей, и в конце-концов Клаус пустился бегом. Слава Фюреру, танк был на месте. Возле него не было никаких посторонных следов, и лейтенант с облегчением укрылся от непогоды и ночных страхов за бронёй своей боевой машины.

Подкрепившись найденными консервами, Клаус решил не терять времени, и прорываться обратно к своим. Он без приключений покинул пределы города, но затем чуь не угодил в ловушку: вдруг вспыхнул слепящий прожектор, раздались выстрелы, и по броне застучали пули. Впереди были бетонные надолбы и странного вида стена. Повернув назад, Клаус попытался съехать с дороги и прорваться сквозь лес. Но под снегом, по видимому, приотаилось болото, и танк с разгону въехав в него, звбуксовал. Не теряя ни секунды, лейтенант выскочил через верхний люк, с одним лишь автоматом, и по пояс в ледяной грязи выбрался на твёрдую землю. Вдалеке слышался треск выстрелов и человеческие крики. Клаус бежал сквозь лес, утопая по колено в снегу, коченея от холода, и задыхаясь от ледяного ветра. Через миллион бесконечных часов он, теряя сознание, наткнулся в темноте на плетёный забор, с трудом перелез через него, и уперся в двери какого-то сарая. Двери были не заперты. Внутри было холодно, но хотя бы не было ветра и снега. У лейтенанта хватило сил нащупать в темноте маленькое окошко, и выбив его, развести на земляном полу костёр из какого-то хлама. Сняв мокрую и грязную одежду, он наконец отогрелся у огня. Остаток ночи он провёл лёжа на куче мокрого тряпья, стараясь дышать свежим воздухом, который стелился по полу, и прислушиваясь к каждому шороху. Ближе к утру, он попытался кое-как просушить обмундирование, и решился выйти на свет, готовый встретить смерть. Но встретил он лишь Гюнтера Шпеера, простого баварского крестьянина, который вышел из дому за водой, и был несказанно удивлён, увидев грязного, прокопчённого военного, уперевшего ему в грудь автомат и орущего "руки вверх". Военный, впрочем, удивился не меньше, услышав в ответ немецкую речь. Ближе к вечеру, отмытый и накромленный Клаус Штейнле был доставлен из маленькой горной деревушки в военную комендатуру. Там он сдал дежурному свои документы и личное оружие, и был препровождён в камеру, так как выглядел он как типичный дезертир. Его появление в особо охраняемом районе баварских Альп было подозрительным. А его удивление, когда он узнал о том, что на дворе февраль тысяча девятьсот сорок третьего года, казалось слишком уж наигранным.

На следующий день, в городок прибыл важный эсэсовский чин, и лично допросил "дезертира". Вечером того же дня, из группы армий "Центр" поступило подтверждение, что номер удостоверения и автомата совпадают с тем, которые принадлежали командиру танка Клаусу Штейнле, пропавшему без вести под Москвой зимой сорок первого года. По настоянию командования Вермахта, Клаус Штейнле был допрошен повторно. Протокол именно этого допроса сохранился в архивах. Однако, по личному распоряжению Гиммлера, лейтенант был передан подразделениям СС для "дальнейшего выяснения". После чего следы его теряются навсегда.

 

Надеюсь, что его всё-таки эсесовцы застрелили.

Красная комната.

Spoiler

Четыре года назад я, как и большинство современных молодых людей, училась в вузе.
Филологическом. В том самом, где если и затешется случайно студент мужского пола, будет он единственным на группу, а то и на поток.
Миша был как раз таким – единственный парень на все русское отделение (а оно, на минуточку, включало в себя 63 студентки).
Сначала он жил в общаге, а потом нашел работу, появились деньги, и он быстренько переехал на съемную квартиру.

Первое время он безумно этому радовался, рассказывал истории о том, как по вечерам изучает хлам, оставшийся от прошлых жильцов, и там попадаются забавные штуки, он таких и не видел никогда, даже на картинках, да и вообще ловил кайф.
Еще бы, от комнаты, которую он нашел, до основного здания института идти всего на пять минут дольше, чем от общежития, но жить в собственном доме куда комфортнее.
Мы всей группой по-белому завидовали ему – особенно утром, когда стояли в очереди в душ. Само собой вспоминалось, что Мишке-то в таких очередях стоять не надо, он спокойно может позволить себе поспать лишних полчаса.

Пару месяцев он действительно выглядел так, будто спит даже не половину, а целых три-четыре лишних часа, на пары всегда приходил вовремя и выспавшимся.
В отличие от всех нас.
Потом он стал частенько забивать на занятия, опаздывать, не готовиться к семинарам и не писать лекции. Однажды, когда он все же явился на зарубежку и сел со мной рядом, я заглянула в его тетрадь – не успела записать последний преподавательский тезис и хотела сдуть его у Мишки, благо скорость письма у него всегда была выше, чем у меня.
И что вы думаете? В его тетради не было ни слова о поэтах Озерной школы.
Вместо того чтобы конспектировать, Мишка рисовал в тетради огромную, на 2 листа, женскую фигуру. То есть, я так думаю, что женскую – на самом деле ее лицо, тщательно выведенное синей пастой, было словно скрыто вуалью.
Рисунок производил неприятное впечатление, и я постаралась как можно скорее о нем забыть. Подумала, это ребячество, что-то вроде того, как мой одноклассник Максим когда-то рисовал на уроках танцующих скелетов в различных позах.

Потом пришла сессия. Троих девчонок отчислили. Мишка тоже был на грани отчисления – помогло то, что в зимнюю сессию он произвел очень хорошее впечатление. Поэтому ему разрешили перенести все его «хвосты» на осень – дали возможность летом подготовиться…
Однако, когда он явился в институт в начале сентября, Мишка меньше всего походил на прилежного студента. Он как будто даже постарел – еще в прошлом году казался нашим ровесником, а в этом был словно на пять лет старше.
Мы – да и преподаватели тоже – решили, что все дело в наркотиках, но, когда задали ему вопрос в лоб, он стал все отрицать. «Это другое». «Вы не поймете».
Экзамены он тем не менее пересдал, видимо, летом правда что-то учил.

Однако можно сказать, что проблемы Миши только начались.
Он все чаще приходил на пары, совершенно явно не понимая, на каком он свете, несколько раз мы ловили его на том, что он не знает, какой сегодня день, пару раз он приходил в институт в воскресенье, а в будни не являлся, потому что «думал, что выходные».
У него возникли серьезные проблемы с деньгами – работу он, конечно, потерял, но от предложения отказаться от квартиры и вернуться в общагу просто впадал в истерику.
Связался с какими-то бандюганами — как я теперь понимаю, он занимал у них в долг, чтобы платить особенно принципиальным преподавателям, которые говорили, что за его знания могут поставить только "неуд", и хозяевам квартиры, выселяться из которой Мишка не хотел ни в какую.
В конце концов они начали за ним охотиться, требуя назад свои деньги.
Мы предлагали другу помощь, даже деньги в группе начали собирать – без толку.
Миша отказался. Заявил, что разберется со своими проблемами сам.

Странно, но он успешно ускользал от кредиторов аж до зимы – если тем не удавалось выловить его на парах и между пар (в универ Мишка являлся редко, так что людей, которым он задолжал, мы видели куда чаще его самого), то дома его тем более застать не получалось.
То ли он выходил из квартиры через какой-то черный ход, то ли оставался дома, но игнорировал любые звонки – хоть по телефону, хоть в дверь.
Как там было в рекламе? «Пусть весь мир подождет»?
Сама помню, что если Мишка зашел к себе в квартиру, то выудить его оттуда не удавалось никогда. Хоть час стой у двери. Хоть обзвонись.
Мы долго удивлялись этому, но думали, что он просто никогда не открывает дверь. Из принципа…

После Нового года терпение у его кредиторов лопнуло. Я как раз заглянула к Мишке, занести билеты к экзамену, который должен был состояться через три дня.
К тому времени Мишка стал выглядеть еще старше, и теперь был похож скорее на отца кого-то из нас.
Было видно, что и учеба его не интересует, и на экзамен он может не явиться, но билеты он попросил, и я не могла не ответить на его просьбу.
Подходя к его дому, я заметила Мишку в нескольких сотнях метров впереди – я громко позвала его и побежала, пытаясь его настичь. Видимо, не услышав зов, он вошел в подъезд. Следом за ним вошли двое мужчин, лиц которых я не разглядела…
Поднявшись до Мишкиного третьего этажа, я увидела, что а) это как раз те люди, кому он был должен и б) они настроены серьезно – раз они не успели поймать его прежде, чем он вошел в квартиру, они стали выламывать дверь.
Что и произошло. Мужчины сломали дверь Мишкиной съемной квартиры и зашли туда.
Только там уже не было никакого Мишки, что странно – я же сама видела, что несколько минут назад он пришел домой…

А на следующий день от него пришло письмо – и это был последний источник инфы о Мишке. Письмо было длинным и было больше похоже на дневник – хронику одинокого существования нашего однокурсника.
Несколько не самых важных частей, посвященных восторгам по поводу новой квартиры, я пропущу. Скажу только, что дата у письма была странной — сначала я заметила только, что отправлено оно ровно через две минуты после того, как Мишка скрылся за дверью подъезда (еще удивилась, как это он так быстро его послал, он мог не успеть его отправить, даже если оно уже лежало в черновиках).
Потом подметила и другое. Год отправки не соответствовал нашему — указан был уже 2039 год.... Правда, это меня не так уж и удивило — я подумала, что Мишка просто подправил дату на своем компьютере.
Делают же некоторые энтузиасты Fallout так, что отсчет у них ведется с 23 октября 2077 года, а фанаты русской истории, случается, ставят на компе дату не от Рождества Христова, а от Сотворения мира. И ничего, нормально.
Я подумала, и в этот раз что-то похожее.
Считала так до тех пор, пока не заметила адрес электронной почты.
Misha@infinity.hl.
Infinity? Бесконечность? Это что за почтовый сервер такой? А что случилось с его старой почтой на рамблере?
А hl... Зашифрованный hell?

Вот они, отрывки из Мишкиного дневника.
То, о чем он рассказывает, слишком невероятно, но все же объясняет все, что с ним случилось…

Только сейчас понял, как меня бесила эта общага. И стоило косить от армии, чтобы жить в одной комнате с двумя парнями со старшего курса: один вонючие носки везде разбрасывает, второй дымит своей «Примой» как паровоз. Предлагал ему нормальные сигареты, так тот отказался. Тьфу.
Как же я рад оттуда уехать. Квартира прикольная, хоть обои и поклеены в 80-м лохматом году, но зато она только моя.
Правда, тут по ящикам много всякой шняги валяется. Хозяева сказали ни за что это не выбрасывать. Плюшкины, блин.
Я солить должен книги без обложек, написанные на не пойми каком языке и неструганые деревяшки странной формы?
Перетаскивал эту лабуду на балкон вчера, засадил себе под ноготь занозу.
Лучше бы не трогать это все, но куда мне тогда свои шмотки девать?
***
Мне никто не поверит, если я об этом расскажу.
Когда я лег спать на новом месте, вместо обычного сна я увидел, что оказался в другой комнате. Она ярко-красного цвета – обои, мебель – и стены будто пульсируют.
Там есть окно, но оно темное – если даже вглядываться, ничего не разглядишь.
Одна дверь из комнаты все время закрыта, а вторая…
Если распахнуть ее, можно увидеть мою съемную квартиру… И при желании вернуться туда.
А самое лучшее знаете что?
Если вернуться в обычную квартиру, стрелки на часах будут показывать столько же, сколько было, когда я ложился.
Я могу пробыть в красной комнате СКОЛЬКО УГОДНО.

Не знаю, только ли для меня работает эффект. Одногруппницы уже намекали на то, что «надо бы устроить новоселье», но мне не хочется звать их к себе. Это раньше я с восторгом пригласил бы домой двух-трех и развел их на секс. Сейчас мне не хочется делиться с ними своей тайной – вдруг они тоже уснут и проснутся здесь?
Фиг им. Эта комната – только моя!

***
Все больше и больше времени провожу в Убежище – так я назвал свою красную комнату.
Черт, она как будто создана специально для меня.
Тут САМО СОБОЙ появляется то, что я люблю. Что мне нужно.
В прошлый мой визит сюда возник холодильник.
Сегодня – комп.
Тут есть Интернет и он даже работает (o_O), но я шифруюсь и в сеть не захожу.
Я сам не могу понять, в каком я месте и в каком времени, так что пусть лучше Убежище так и останется местом, где я могу спокойно спать без будильника, – все равно, сколько бы я ни проспал, на пары не опоздаю ))) Если я зашел сюда в 12 ночи, и проспал хоть двое суток, по возвращении в убогую комнатку (нет, зря я про нее так – она прекрасна, она – ворота в мое Убежище) будет вся та же полночь двухдневной давности. Хах. Как же здорово!

Наконец-то можно не помнить о времени. Его для меня не существует.
Я могу спокойно бухать и отсыпаться, читать всякую ерунду и не думать о том, что я куда-то опаздываю. Я просто не могу никуда опоздать ))
***
Я здесь не один, я это понял.
Сегодня в окно, когда я как раз был дома (да, теперь домом для меня стала моя алая комната, дико не хочется отсюда уходить. Я и не ухожу. Почти), заглянула Она.
Женщина, словно сотканная из тумана.
Такая красивая…
Я пытался ее нарисовать, ничего не получилось – у нее такие глаза, фиолетовые, цвета сумерек, что на листе выходит только бледная пародия.
Как жаль, что я никогда профессионально не учился рисованию.

Немного страшно, когда я думаю о Ней, но это страх приятный…
Как будто мне опять 15 лет, и я с нетерпением жду свидания со своей первой любовью.

***
Не видел Ее уже несколько месяцев. Теперь мне не обязательно ложиться спать в той квартире – достаточно прикрыть глаза там, и я уже здесь, дома!
С горя начал лазить по местному компу – аську, правда, не запускал, страшно стало при мысли, что все мои контакты сейчас сидят перед мониторами, повисшие во времени, которое для них не движется. И никто мне не ответит.
Зато здесь есть World of Warcraft. Я ради интереса зашел – серверы какие-то незнакомые и интерфейс непривычный. Темный слишком.
Сходил в рейд с народом. Наверное, больше не пойду – странные они все какие-то.
Ники незнакомые и общаются в чате – о чем, я не понял.
…Приходи сегодня ко мне. Алый цветок уже расцвел в моей гостиной – он готов для шашлыков в честь Конца года. Папа принес с охоты нескольких примитивных, они тебе понравятся. У одной такое золото на голове, как раз в твоем вкусе…
Примерно так. Дословно их бред я не запомнил.
Ко мне пытались со своими разговорами пристать, я их послал.
Нафиг-нафиг!

***
Уже с месяц, наверное, не выходил из дома. Не хочется идти в институт, возвращаться к серой повседневности. Родители, школа, учеба – все это было словно не со мной.
Тут куда лучше.
В темноте за окном стали появляться интересные вещи – то щупальца за окном появятся, тронут подоконник и исчезнут, то музыка во тьме заиграет – и тут же стихнет. Завораживает.
Я несколько раз пытался открыть дверь, которая, как я понял, ведет к лестнице, по которой можно спуститься и послушать музыку поближе. Закрыто. На замок. До сих пор.
Она хочет, чтобы я доказал, что достоин выйти в этот мир?
Я достоин. И давно.

***
Сегодня ко мне приходила Она.
Я не уверен, что говорила вслух, но тем не менее говорила со мной.
Сказала, что мои дни в том мире истекают – оказывается, когда там время стоит, здесь оно несется с бешеной скоростью, пусть я этого и не замечал.
Сказала, что, пока я жил на перемотке (она выразилась именно так – заявила, что взяла это выражение из моей памяти), для меня прошло почти 40 лет местного времени и я почти стал местным – скоро я смогу открыть ту дверь.
Сказала, чтобы я не боялся.
Я никогда не боюсь – так я ей ответил.
Ей это понравилось, и она меня поцеловала.
Я не помню ничего приятнее в жизни. Честно.
Из шеи до сих пор сочится кровь, а я только и мечтаю о том, что когда-нибудь она меня снова одарит поцелуем.

***
Я решился.
Сегодня я последний раз побывал в том мире, где институт, и странные люди с их деньгами. Тот мир – уже не мой.
Я прожил жизнь здесь. 40 лет – это куда больше моих 18-ти, проведенных за учебой.
Я стал частью этого места.

Дверь, которая могла бы вернуть меня назад в комнату с отстающими обоями, пропала.
Теперь есть только дверь в мой новый мир. Дверь к Ней.
Вот, сейчас допишу это предложение и пойду.

Не знаю, для чего я пишу все это.
Мне все это давно не нужно, но просто так стирать записи жалко.
Посылаю их тебе, Марин.

!!!! Не ищите меня, хорошо?

И не пытайтесь идти за мной.
Она сказала, никто больше не сможет последовать этим путем.
Моя алая комната закрыта от чужих глаз – дверь, которая вела сюда, через старый фолиант и каплю крови, уже захлопнулась.

Я счастлив.
Наконец.

И на сегодня всё. Пока.

[Кошара]

Привет всем, специально несколько дней не обновлял тему, чтобы побольше годноты натекло.

Страх.

Spoiler

Звук из соседней комнаты сковал его ужасом — казалось, что даже легкие забыли, как надо дышать. Страх противной холодной змейкой прополз по позвоночнику, пробрался в голову и застыл там, отключив контроль над всем телом. И если бы Костя не лежал на диване, то, наверное, свалился бы на пол из-за подкосившихся ног.

Этого звука не могло быть. Нет, это был не крик, не рычание, не детский смех, который так любят в фильмах ужасов, это был звук падения чего-то деревянного. И ничто деревянное не могло упасть, даже если бы все окна были нараспашку, просто потому что из деревянного в той комнате была только мебель, а звук падения мебели был бы точно не таким.

Десятилетний мальчик Костя не очень любил, когда родители уходили и оставляли его одного в этой огромной квартире. Не то, чтобы он боялся чего-то, просто ему не нравилось это, и он не мог объяснить, почему. Единственное, что Костя мог делать после того, как закрывал за мамой дверь — это читать книжку. Ни телевизор, ни компьютер не могли его приманить своими экранами. Костя лежал на диване и полнстью ушел головой в «Копи царя Соломона», когда раздался этот звук.

Пальцы мальчика покрылись потом и больше не захотели держать книгу. С трудом повернув голову, Костя посмотрел в дверной проем, который вел в коридор:

— Кто тут?

Тишина. Мозг ребенка начал отчаянно цепляться за реальность: «Да это у соседей что-то упало... что за ерунда... там никого нет...».

Единственным способом проверить было пойти и посмотреть. На глаза начали наворачиваться глезы, хотелось закричать и забиться в угол. Но страх не уходил, и даже в свои десять лет Костя понимал, что самый лучший способ успокоиться — это пойти в соседнюю комнату.

Костя сжал кулаки и пошел к двери. Надо было выйти в прихожую и повернуть направо. По тому, что в прихожей было темно, Костя понял, что дверь в соседнюю комнату закрыта, а так как звука раскрывающейся двери он не слышал, то скорее всего можно было безбоязненно выйти из комнаты.

Так говорил мозг, но страх редко когда слушается разума. Костя на дрожащий ногах пошел в сторону двери. Прислушиваясь к каждому шороху, мальчик слышал только биение собственного сердца. Вот уже пройдена половина расстояния до двери — и страх становится все настойчивее, отметая все рациоанльные объяснения... Костя на полусогнутых ногах стал выглядывать в прихожую в сторону соседней комнаты. Ничего. Все, как обычно. Вот и дверь. Костя замер, выпрямил ноги, и тут почему-то к горлу начал подкатывать смех. Костя начал успокаиваться и почти без страха дошел до закрытой двери, ведущую в комнату, откуда раздался тот звук.

Взявшись за ручку, Костя толкнул дверь. Волна страха вернулась, но делать что-то другое было уже поздно. Мальчик вошел в комнату. Ничего деревянного на полу не валялось, да и вообще, комната была почти такой, как всегда.

Почти. Что-то было не так. Нервный смешок вырвался изо рта Кости. Что же не так?..

Рука потянулась к выключателю. Свет лишь усилил впечатление того, что что-то изменилось. Взгляд Кости остановился на большом зеркале, висящем на стене, и глаза начали расширяться от удивления — в зеркале отражалось что-то, чего не было в комнате. Шагнув вправо и поняв, что это такое, Костя закричал от ужаса и, спотыкаясь, бросился туда, где он прятался, когда был совсем маленький — в туалет.

В зеркале посреди комнаты стоял гроб.

Ноги подкосились, и Костя упал, не добежав до своего укрытия. Ужас был настолько всепоглощающим, что на мгновение Костя потерял всякую способность двигаться. Оглянувшись в сторону комнаты, мальчик понял, что за ним никто не идет, и это на мгновение придало ему силы. Дверь в ванную комнату была приоткрыта, и оттуда лился свет — это было хоть какое-то спасение, хотя подсознательно Костя хотел запереться в туалете, который был чуть дальше. Он всегда так делал, когда был еще малышом. Небольшое помещение туалета всегда вселяло в него какое-то спокойствие. Но теперь выбирать не приходилось: туалет был закрыт, и там было темно — а на включение света ушли бы драгоценные секунды. Все эти мысли пронеслись в подсознании Кости за мгновение, и он бросился в ванную комнату.

Серая пелена страха чуть отступила, когда он защелкнул за собой дверь. Костя сполз на ослабевших ногах на пол и, боясь издать хоть какой-то звук, тихо заплакал. «Этого просто не может быть, — прозвучал в его голове голос рассудительного отца. — Это невозможно». Но в голове стали всплывать детали того, что он увидел.

Обитый красным бархатом гроб стоял на табуретках посреди комнаты. На полу рядом с ним валялась крышка, и Костя понял, что её падение и издало тот звук, с которого начался этот кошмар. Насколько Костя успел заметить, в гробу никого не было. При мысли о том, где, собственно, тот, кто там был, мальчика начала бить дрожь. Разум отказался что-либо воспринимать, и минут двадцать Костя, съежившись калачиком, дрожал на полу возле раковины. За дверью было тихо — так тихо, что казалось, весь мир куда-то провалился. Остался только маленький мальчик и отражение гроба в комнате.

Зеркало.... В ванной тоже есть зеркало! Как только эта мысль пришла в голову Кости, дрожь сразу же куда-то делась. Все тело обмякло, и Косте показалось, что он сейчас просто умрет. Сердце замерло, но через пару секунд забилось снова, и Костя нашел в себе остатки сил, чтобы посмотреть на зеркало. Собственно, снизу, с полу, оно было видно плохо. Да и вообще, даже стоя на ногах, Костя не мог себя в нем увидеть, так как пока не дорос до этого уровня.

Чтобы увидеть себя в этом зеркале, Косте надо было встать ногами на край ванны. У него непонятно откуда взялись силы, и он заставил себя встать на ноги.

Отражение в зеркале было обычным — потолок и часть стены. Костя оперся о раковину и стал лезть на край ванны. Встав ослабевшими ногами, Костя стал руками подниматься по стенке, боязливо всматриваясь в открыващийся вид в зеркале. Ничего... Все, как всегда. Отражалось то, что и должно было отражаться. Вот стиральная машинка, вот полотенца, вот дверь.

И тут сердце замерло снова. Язычок щеколды в отражении был в положении «открыто». Костя моргнул, посмотрел на замок. Закрыт. В зеркало. Открыт...

И тут свет погас.

Костя до боли закусил язык, чтобы не издать ни одного звука. Лампочка не перегорела, свет выключили снаружи — за мгновение до темноты Костя услышал щелчок выключателя. Подбородок предательски задрожал. Еще секунда — и Костя закричал бы. Но тут случилось то, что заставило его потерять сознание — дверь в отражении начала открываться...

Падение с высоты ванны и удар локтем об раковину не помешали сознанию Кости отключиться. Его утопающему в адреналине организму было даровано несколько минут успокоения.

В ванной было по-прежнему темно, когда Костя пришел в себя. Обернувшись на единственное пятно света, Костя понял, что этот свет идет из зеркала — свет ТОГО, отраженного коридора проникал через открытую отраженную дверь ванной, и его-то и увидел Костя, как только пришел в себя. Значит дверь ТАМ все-таки открылась.

Мальчику стало все равно, что там, в зеркале. Свернувшись калачиком, он, как волчонок, вжался в угол между ванной и стеной. Подбородок дрожал, зубы клацали, рассудок с трудом понимал, что происходит вокруг. После десяти минут такого состояния Костя стал понемногу приходить в себя. Зажав рот рукой, он начал реветь. Весь страх последнего часа стал выходить в этих слезах. Заплаканными глазами Костя, не отрываясь, смотрел на полоску света в отраженном потолке ванной комнаты. Вдруг эта полоска немного сузилась, как будто в проходе кто-то появился.

Сердце мальчика готово было выпрыгнуть из груди. Он прижал ко рту обе руки, боясь издать хоть какой-то звук. Пять минут ничего не менялось. Костя закрыл глаза и попытался встать. С закрытыми глазами было страшнее, и как только Костя открыл их, его взгляд сразу же упал на зеркало. Оттуда на него, не мигая, смотрела какая-то старуха. В саване, с какой-то бумажкой на лбу, она смотрела прямо мальчику в глаза.

Костя, не соображая, что делает, рванулся к двери, онемевшими пальцами открыл защелку и бросился вон из ванной. В первые мгновенья дневной свет ослепил его, и этого было достаточно, чтобы мальчик споткнулся о порог. Поднявшись, Костя бросился в комнату, ту самую, где в отражении он увидел гроб. В прихожей стоял зеркальный шкаф, и Костя краем глаза увидел в зеркале, что старуха выходит из ванной, непостижимым образом все еще глядя на него.

Вдруг раздался скрипучий старческий шепот: «Почему вы не закрыли зеркала?.. Почему вы не закрыли зеркала простынями?..». Костя с трудом расслышал это. Он видел только окно и голубое небо за ним...

* * *

«Городские новости», 12 марта 19.. года: «Ужасный случай произошел сегодня улице N-ской. Десятилетний мальчик, разбив окно, выбросился из окна восьмого этажа. Никаких следов преступления в квартире обнаружено не было. Возбуждено уголовное дело. Наиболее вероятная причина произошедшего — самоубийство, так как квартира была заперта изнутри. Ведется следствие».

Грязная работенка.

Spoiler

Как же я не люблю съемные квартиры. Каждый раз так и ждешь, что иная преподнесет очередной сюрприз. В одной с потолка что-то капает, в другой соседи маньяки и алкоголики, в третьей и вовсе сказать стыдно...

Так о чем бишь я. По долгу службы съемные квартиры мне приходится если не любить, то по крайней мере терпеть: мотаюсь из города в город. В каждой из таких хорошо, если месяц-другой поживу, а то и вовсе через пару недель приходится вещи паковать.

В каких клоповниках я только не жил — спасибо начальнику-жлобу, выделяющему деньги с таким скрипом и воем, будто ему приходится отбирать последнюю пенсию у любимой бабули. Однако запомнился мне больше всего один-единственный экземпляр. Нехорошо, признаюсь, запомнился. Не то, чтобы халупа совсем, но, как оказалось, есть кое-что похуже тараканов, ровным строем марширующих по газовой плите.

Вполне себе сносная квартирка-однушка была: в меру пыльные полы, в меру засиженные мухами окна. Добротный середнячок, в общем и целом, что не могло меня не порадовать. Особенно хорошо мое новое пристанище смотрелось на фоне предыдущего, где однажды, во время заслуженного сна, ко мне в постель забралась огромная мышь и, запутавшись в одеяле, принялась громогласно пищать, чем едва не довела меня до инфаркта.

Пожелав про себя остаться здесь подольше, чтобы как можно позже увидеть очередной сюрприз от судьбы и начальства, я неспешно распаковал сумку с инструментами и плюхнулся в постель в надежде отдохнуть после долгой дороги, а ближе к ночи приступить к работе. Впрочем, поспать мне не дали.

Едва смежив веки, я услышал, как на кухне громко скрипнула половица. Ах, дощатый пол, куда кафелю до тебя — сразу слышно, когда в квартиру забрался кто-то посторонний.

Чертыхнувшись, я скатился с кровати и осторожно выглянул из комнаты. Моему взгляду предстал тесный коридорчик с антресолью, наверняка заваленной всяким хламом, и распахнутая дверь на кухню. Обозреть все помещение целиком мешал бок холодильника «Смоленск», так неудобно стоящего прямо около двери.

Тяжело вздохнув, я решил вообразить себя каратистом и в один прыжок ворвался на кухню, издав вопль, отдаленно напоминавший боевые выкрики китайских мастеров.

Ни-ко-го. Мой экспромт не нашел своих зрителей: получилось, что я изображал Брюса Ли для потрепанной газовой плиты, холодильника, мойки и пары ободранных шкафчиков. Задумчиво похлопав дверцами, я насладился видом банки с явно непригодной в пищу гречневой крупой и нескольких коробочек с содержимым непонятного назначения, а затем пожал плечами и отправился спать.

Толком отдохнуть мне так и не удалось. Возможно, во всем виноваты нервы и долгая поездка, но до самого пробуждения меня мучили кошмары. Очень странные, нужно признать, кошмары. Реалистичные.

Вот лежу я, разметавшись по кровати, храплю, а в это время что-то выползает из антресоли в коридоре. Что-то темное, мерзкое до тошноты. Что-то такое, отчего все волосы на теле встают дыбом, и хочется бежать и одновременно замереть на месте.

Что-то медленно сползает по стене: во сне его очертания размыты, и я могу разглядеть только белесое пятно, распластавшееся по ободранным обоям. Кажется, в мареве, окружающем это нечто, на секунду мелькают полные злобы глаза с болотно-зелеными радужками, а потом существо подползает к кровати, где сплю безмятежным сном младенца я.

Что-то замирает, словно разглядывая меня, а потом быстрым движением заползает под кровать. Сквозь сон я слышу, как хлопает дверца антресоли, и просыпаюсь.

Я несколько минут полежал в постели, сонно и хмуро уставясь в потолок и приходя в себя после таких милых сновидений, а потом, тяжело вздохнув, встал и пошел делать себе кофе. Уже начинало смеркаться, а значит, близилось время работать. Заглянуть под кровать или в антресоль мне даже в голову не пришло.

Следующая неделя прошла в привычной суете. Я понемногу готовился к завершению работы в этом городе, и, как бы мне ни нравилась эта милая, несмотря на посещающие меня время от времени кошмары, квартирка, наступало время заканчивать дела и съезжать.

К последней ночи работы я подготовился так тщательно, как только было возможно — все инструменты были начищены до блеска и ждали, когда же я смогу пустить их в ход, а сам я, собранный и серьезный, как никогда, делал все, чтобы без лишнего шума взять работу на дом.

Около двух часов пополуночи я удовлетворенно стоял у широкого стола, на котором без сознания лежали девушка, юноша и старик — обычный набор. На стойке, справа от меня, аккуратным рядочком расположились скальпели, ножи, небольшая пила и два сосуда с кислотой: все, что необходимо мне для работы. Еще какие-нибудь жалкие пара часов — и я закончу свою работу в этом городе и смогу отправиться дальше, в новый город, в новую квартиру, предварительно отправив начальнику курьера с небольшим чемоданчиком, а о моем присутствии здесь будут напоминать только обожженные стенки ванны да, возможно, засорившийся сток.

Мои подопечные тем временем начали один за другим приходить в себя и, кажется, были весьма недовольны своим положением. Я усмехнулся. Эластичные веревки — одно из лучших изобретений человечества... после ножей и горячего кофе, конечно. Я натянул перчатки и принялся за работу.

Постепенно отделения в чемоданчике заполнялись необходимым содержимым, и мне осталось разобраться с девушкой, по негласному обычаю оставленной напоследок, когда я заметил, что ее полные ужаса глаза устремлены не на вашего покорного слугу, а куда-то мне за спину.

Волосы на моем загривке встали дыбом, и я вдруг почувствовал себя так, словно это я сейчас лежу на столе, под скальпелем. Нехорошо, в общем-то, я себя почувствовал. Неприятно. Очень неприятно чувствовать себя едой, знаете ли. За моей спиной хлопнула дверца антресоли.

Медленно, как во сне, я обернулся, сжимая в руке скальпель. По стене в коридоре медленно сползало Оно, прижимаясь к обоям и щерясь на меня желтыми, но, кажется, очень острыми зубами.

Я вдруг ясно осознал, что мне с ним не справиться. Скальпели, пилы и даже спрятанный на дне сумки пистолет казались детскими игрушками, неспособными даже поцарапать это существо, живущее в пыльной антресоли самой обычной хрущевки. М-да... Зло банально.

Существо медленно приближалось, издавая тихий стрекот, так похожий на пение одинокой цикады, и не сводя с меня своих болотных глаз. Его паучьи движения завораживали, заставляли почувствовать себя мышкой, смотрящей в глаза удаву. Вот только я не был мышкой.

Отбросив неудобный скальпель, я схватил тесак и одним быстрым движением освободил девушку, которая тут же попыталась рвануться прочь. Неудачно, конечно — уйти я ей не дал. Накинув удавку ей на шею, я двумя резкими ударами отсек необходимые части, заставив бедняжку выгнуться дугой, будто в судороге, и завыть от боли.

Стрекот раздался совсем рядом. Оно было уже на расстоянии вытянутой руки, когда я, ухмыльнувшись, взглянул в его холодные глаза и толкнул девушку к этой мерзости.

Чтобы не упасть, она инстинктивно сделала несколько шагов и оказалась прямо в лапах у этого... существа, радостно застрекотавшего, как целый луг обезумевших кузнечиков. Увидев и так слишком много, я отвернулся, едва удержав в себе сытный обед.

Вопль за моей спиной быстро сменился бульканьем и страшным хрустом, а я, схватив сумку с инструментами и чемоданчик, поспешил ретироваться из этого безумного места. Грязно сработано, но главное — результат.

Уже захлопывая за собой входную дверь, я услышал тихий стук закрывающейся дверцы на антресоль.

Я НЕ ВЫПУЩУ ЕГО.

Spoiler

Прошу вас, выслушайте меня. Возможно моя история покажется безумной, скорее всего мне никто не поверит, но я должен кому-то ее рассказать. Сейчас я пишу эти строки и ужас, склонившийся у меня над плечом одобрительно шепчет мне на ухо.
Я давно перестал бояться этого шепота. Страх ушел, оставив после себя дикую усталость и чувство полной безысходности. Я думаю, он хочет, чтобы я рассказал об этом. А может быть ему просто все равно.
Очень грустно быть одиноким. Никто не хватится если человек вдруг пропадет. Никто кроме него не услышит тихого шепота в тишине пустой квартиры. Не заметит, как в углах сгущаются тени, слишком темные, слишком... живые.

Я был из тех людей, которым никогда не скучно в компании себя любимого. Меня никогда, до последнего времени, не тяготило мое одиночество. А потом всё пошло наперекосяк.

Сначала в моей квартире стало как-то... мрачно. Светильники будто не могли полностью разогнать темноту. Было такое чувство что мощность всех лампочек уменьшилась в два раза. Тогда я списал это на недостаточный уровень напряжения в сети. Как оказалось зря.

Затем звуки начали тускнеть. Нет, они не исчезли. Просто будто... отошли на задний план. Знаете, как замирает природа перед сильной грозой? Не слышно пения птиц, стрекота кузнечиков. Только звенящая тишина. Предчувствие надвигающейся беды усугублял вечный полумрак, царящий в моем доме. Как закоренелый атеист и скептик я просто не обращал на это должного внимания, просто принимая все как должное.

Мой привычный мир пошатнулся, когда появился шепот. Первое время даже скорее шелест, будто ветер играл опавшей листвой. Еле слышный, неуловимый. Словно кто-то безмерно далекий тяжело вздыхал. Тогда я испугался, сильно испугался, но было уже поздно.

У меня начались провалы в памяти. Я мог спокойно сидеть за столом, а потом обнаружить себя, забившимся в угол, и бесцельно раскачивающимся из стороны в сторону или распластавшимся на полу в позе человека Да Винчи, уставившимся в потолок.

И самое мерзкое, я постоянно чувствовал чье-то незримое присутствие у себя за плечом. Легкое касание холодных невидимых рук, обнимающих меня сзади за шею, и очередной провал в памяти. Вскоре я уже постоянно чувствовал у себя на плече легкую ладонь.

Я ощущал себя куклой. Куклой в руках кого-то... или чего-то. Вот оно дергает за ниточки и я делаю все, что ему заблагорассудится.

А потом тихий шелест превратился в шепот и начал распадаться на отдельные слова. Некоторые я понимал, некоторые остаются для меня загадкой.

Впрочем я смог услышать и понять многое из того, что оно говорило мне. Представьте, что одиночество не просто привлекает нечто потустороннее. Представьте, что оно способно просто выдернуть нечто из его привычного мира, как сильный магнит.

А теперь представьте всю гамму чувств существа, выпавшего из своей реальности и попавшего в совершенно другой мир. Наш мир. Слишком яркий, слишком шумный.

Вы испуганы, вы обозлены. Более того, вы просто в ярости от собственного бессилия, от невозможности вернуться обратно. Связанные с существом из этого шумного и яркого мира вы начинаете понемногу менять окружающую обстановку под себя, начиная с мелочей.

И вот, когда вам становится в меру комфортно приходит время показать зубы. Отомстить. Отомстить единственным возможным способом: захватить контроль над этим слабым телом и...

Что оно собирается делать, когда полностью овладеет мной, я не смог разобрать. Шепот здесь ускорился, будто говорящего переполнили чувства. Я разобрал только, что оно все пылает от ненависти. Да и его можно было понять.

Следующий провал в памяти был самым ужасным. Я очнулся ночью, посреди улицы, хотя последнее что я помню - как я готовил себе ужин ранним вечером. Мои пальцы были испачканы в чем-то... мерзком, а на лице застыло довольное выражение мальчишки-хулигана, только что замучившего кошку.

Я не могу так больше. Не знаю, что оно сделает в следующий раз. Не очнусь ли я с окровавленными руками над свежим трупом? Сегодня я принял решение. Я не выпущу его.

Одобрительный шепот за спиной сменяется возмущенным шипением. Но пока он бессилен. Я выявил определенную закономерность во всплесках его силы и знаю, что прямо сейчас он не сможет захватить контроль надо мной.

Петля, прилаженная на крюк от снятой люстры мерно раскачивается. Шипение не утихает ни на секунду, кажется еще немного и у меня пойдет кровь из ушей.

Я оставлю его в нашем мире без оболочки, являющейся одновременно источником силы и своеобразным якорем. Сейчас это единственный способ вырваться из цепких лап и убить его.

Да, я многое понял за время нашего вынужденного соседства.

Осталось только затянуть петлю на шее и спрыгнуть со стула.

Я не выпущу его.

[Кошара]

Привет всем!

Конь-людоед и современный Франкенштейн.

Spoiler

Мало кто задумывался над тем, что может происходить в подвальных помещениях городских больниц. «Как что? Морги же там!» — скажете вы. Или складские помещения. А может, там проводятся безумные, противные природе опыты над людьми? «Ха, да такое же бывает только в кино!» — будет ваш ответ. Но если посмотреть с другой стороны, не снимают ли эти фильмы для того, чтобы честные граждане только и думали, что всякого рода доктора Франкенштейны не более, чем фантазия?

Нужно быть оставленными всеми богами, чтобы думать, что наука и государство способны отказаться от тех благ, что могут принести так называемые «противозаконные» опыты. Само собой разумеется, что никто открыто об этом не заявит, а этот ужасный факт будут всячески скрывать. Для честного человека это будет звучать отвратительно — как можно использовать людей против их воли ради каких-то научных целей? Ещё старик Кант сказал: «относись к человеку всегда только как к цели, и никогда как к средству».

Я не хочу выступить с оправданием людей, проводящих подобные опыты, просто замечу, что крупные прорывы в медицине после Второй Мировой войны были в тех странах, которые сумели завладеть медицинскими исследованиями нацистов. В Союзе подобные опыты, кстати, тоже проводились. Все видели отвратную полнометражку «Секретных материалов», что вышла в две тысячи восьмом? Поясню, там злодеями были доктора, подпольно проводившие пересадки голов. А все ли знают, что подобные эксперименты проводились ещё в шестидесятых в Советском Союзе? Имени доктора я уже не помню, но суть была в том, что он пересадил голову щенка его матери. Животное прожило несколько часов, после чего скончалось. В правительстве тогда эти опыты не приняли всерьёз — доктор покончил с собой, а исследованиями завладели американцы. Вот они сумели пересадить обезьянью голову, а где удались опыты на обезьяне, там скоро повторят эти же опыты на человеке.

Ей-богу, мне страшно представить, как такие опыты проводятся на нашей Родине! И говорит во мне не моральное чувство, а ужас перед безалаберностью русских людей. Вспоминается история с одной больницей, в которой медицинские отходы выбрасывали прямо на свалку — ошмётки кожи, мышц, куски пищеводов, желудков, сердца — всё это ели бездомные собаки, а потом, привыкнув ко вкусу человеченки, стали нападать на людей. Не удивлюсь, если из тайных лабораторий случались побеги «экспериментального материала» — какие-нибудь гибриды человека и крысы, рыскающие по помойкам в поисках пропитания.

Долгое время сам я относился к подобного рода историям как к глупым выдумкам, годным лишь для развлечения, пока сам не стал героем одной из них.

* * *

— Господи, ну что за времена пошли! — кричала какая-то старушка в переполненном трамвае. Тогда я ехал на работу — то был понедельник. Ничего хорошего не может случиться в понедельник.

Я не испытывал ни малейшего интереса к тому, что так взволновало старую ведьму. Скорее всего, она, как это в принципе любят делать старики, возмущалась по поводу «развратной молодёжи», «охамевших юнцов» и того, что «в наше время такого не было!». Любая такая сцена, на мой взгляд, являет собой предсмертную агонию умирающего прошлого. Предыдущий момент времени, уходя в небытие, никогда не может сделать это тихо и спокойно, и всегда должен показать, как он был хорош, и как плох момент, что его сменяет. Всё это не более чем пустая болтовня — новый момент времени отличен, но он не хуже и не лучше, он просто другой. Так же и «развратная молодёжь», в большинстве своём, развратна не более, чем сама эта бабуся в свои молодые года.

Но оказалось, что не чужая юность стала причиной гнева этой женщины.

— Могилу разворовали! До чего дошли! Ни в жизни людей в покое не оставляют, да и после смерти отстать не могут! — продолжала она плеваться огнём.

Я посмотрел в её сторону, и увидел, как она трясёт газётой над своей головой. К своему удивлению, я обнаружил, что это была та же газета, какую я сам купил сегодня утром. Я быстро пролистал несколько страниц вперёд, и прочитал статью о разграблении двух могил предыдущей ночь. Куда смотрел сторож, и что делали в момент грабежа сторожевые собаки — никто объяснить не мог. Можно подумать, будто сторожить мёртвых — такая тяжёлая работа.

Кому могли понадобиться два мёртвых тела? Не ожили же они и не пошли прогуляться до ближайшего бара, чтобы согреть свою навеки остывшую плоть? Да, странное сообщение, но о ещё более странных вещах говорили в новостях на следующий день. Как сейчас помню фразу, сказанную диктором: «Беспрецедентный случай произошёл сегодняшним утром — когда мать отводила свою дочку в детский сад, на них напал обезумевший конь и съел маленькую девочку».

«Что, простите?» — подумал я. Конь-людоед на улицах нашего города? Кажется, я моргнул и попал в какой-то извращённый вариант Страны чудес. Сразу вспоминается этот мультик с маленьким жёлтым животным, в чьём мире «живут только пони, которые питаются радугой». А в реальном мире живут бешеные кони, которые едят детей.

Как разумный человек, я подумал лишь о том, до каких глупостей додумываются журналисты, в погоне за сенсацией.

Любое событие, каким бы экстраординарным оно ни было, всё равно забывается, и не прошло и недели, как из моей памяти уплыли расхитители могил и хищные лошади.

* * *

Каждый год, в день рождения моего отца, я посещаю его могилу и приношу цветы. Прошло уже пять лет со дня его смерти, и я уже давно перестал его оплакивать, но визиты к его могиле стали для меня чем-то само собой разумеющимся. Если бы в какой-то год я не принёс туда цветы, то я не ощутил бы грусти или стыда, а скорее подумал, что это как-то необычно, будто я пошёл на работу дорогой, которой ещё ни разу не ходил.

И вот однажды, неся в руке букет из восьми хризантем, я шёл по центральной кладбищенской дорожке. Было уже пять часов, а кладбище закрывается в шесть, так что у меня не было времени на сентиментальные разговоры с холодным гранитным надгробием, в ожидании, что оно мне ответит голосом отца, уже давно стёршимся из моей памяти.

Я подошёл к могиле, оставил цветы, осмотрел всё вокруг, на предмет сорняков, облупившейся краски и мусора, как вдруг откуда-то раздался безумный вой, заставивший вороньё взмыть вверх и закружится над моей головой. На мгновение мне показалось, что все мертвецы в одночасье выбрались из земли, а голодные птицы слетелись, чтобы полакомиться мертвечиной.

Я огляделся, но не нашёл источника звука — на кладбище не было никого, кроме меня и стаи ворон. Скоро вой раздался вновь и теперь он не закончился так же резко, как появился, а перешёл в плач, и в голосе несчастного так явственно сквозили ноты гнева, печали и страха, что сердце моё сжалось, будто пытаясь спрятаться от этого звука в глубине моей грудной полости.

Кладбище — не самое весёлое место, но даже там этот крик боли звучал слишком печально. «Кто мог так рыдать?» — вопрошал я сам себя, и ответом мне было только злобное карканье ворон, которые словно насмехались над моим состраданием. Я попытался найти этого страдальца, ориентируясь на звук, но найдя его, я сразу покинул кладбище. Даже не знаю, как назвать то чувство, что я ощутил, когда увидел плачущего — это была какая-то смесь из страха, сострадания и отвращения. Даже немного ужаса.

Представить не могу, как сильно нужно любить человека, чтобы начать рыть землю на его могиле. «Какой силы страсть могла заставить этого человека копаться в земле, подобно собаке?» — думал я. Неужели он, как Хитклиф, решил осквернить могилу своей любимой Кэти? Я наблюдал за ним только несколько секунд — как он стоял на четвереньках, раскапывая землю руками, и разрывая голосовые связки криком, полным отчаяния. Может, мне стоило подойти к нему, успокоить, проявить какую-то участливость? Но что я мог сказать человеку, находящемуся в таком отчаянии? Видно было, что весь его мир рухнул, и никакие слова утешения не смогут его ободрить. Но всё равно, уходя оттуда, я чувствовал слабые уколы совести.

Как часто наше внутреннее моральное чувство толкает нас на поступки, которые нам лучше не совершать! Следующим утром, после визита на кладбище, я возблагодарил Бога, за то, что он не дал мне крепкую совесть и сильную эмпатию. Снова находясь в душном трамвае, я услышал голос, кажется, всё той же старушки. Она вновь причитала о том, насколько ужасные настали времена. Я вспомнил, что предыдущая её истерика была вызвана новостями в газете, которую я тут же принялся листать, ища статью об очередном ужасном происшествии. И когда я нашёл её, по спине моей пробежал табун мурашек. Неделю спустя после осквернения могил преступники вернулись и продемонстрировали всю свою циничность — они бросили одно из тел рядом с его могилой, да ещё и убили сторожа, оставив его труп там же. Рядом со статьёй помещалась фотография осквернённой могилы — той, в которой вчера рылся тот безумный. Ниже была прижизненная фотография человека, похороненного в этой могиле — стоит ли говорить, что именно он и был этим самым безумцем.

Все мои мысли смешались, словно в моём сознании произошло землетрясение магнитудой в тысячу баллов. Неужели моя шутка о мертвецах, восстающих ради прогулок, оказалась провидческой? Или же кто-то похитил мертвеца, а он, возмутившись, очнулся, и возжелал вернуться в свою земляную постель?

За этим страшным предположением в моём мозгу последовало другое, менее сверхъестественное, но не менее страшное — кто убил сторожа? Моя фантазия в обход моей воли попыталась создать жуткую картину того, что там произошло, но к моему счастью мне удалось изгнать жуткие мысли из своей головы.

Выйдя из трамвая, я сразу выбросил газету в ближайшую урну, представляя, как вместе с ней я выбрасываю из своей головы все мрачные мысли. Все эти события заставили меня ощутить себя затерянным в каком-то безумном мире, будто я случайно попал в сон сумасшедшего. К счастью, мне удалось скоро избавиться от мыслей об этих кошмарах.

* * *

Часто многие люди, увлекающиеся разного рода эзотерикой, говорят, что человеческая мысль материальна, и всегда сбывается то, о чём мы думаем. Я бы эту идею немного откорректировал — сбывается то, о чём мы когда-то думали. Как часто бывает так, что ты ходишь с кислой миной, и думаешь, что весь мир ополчился против тебя, и никогда ты не сможешь обрести счастье и покой. Но вот эти мысли потихоньку уходят, и ты начинаешь ощущать, что жизнь-то налаживается, и как раз в этот самый момент твои прежние грустные мысли «материализуются» и жизнь твоя вновь идёт под откос. Так случилось и со мной — стоило мне изгнать ужасы из своего разума, как они настигли меня в реальной жизни.

Я очнулся в тёмном помещении. Голова кружилась, перед глазами всё плыло. Я попытался встать, но ударился головой о низкий потолок. Зрение потихоньку фокусировалось, и, осмотревшись, я понял, что нахожусь в узкой клетке, где могу стоять только на четвереньках.

Воспоминания отказывались выстраиваться в последовательный ряд, и я никак не мог вспомнить, как я здесь оказался. Кажется, я вышел из офиса, подошёл к остановке… или я даже не дошёл до работы?

Яркая вспышка света заставила меня зажмуриться. Судя по звукам, в помещение кто-то вошёл, и я услышал голоса.

— Валентин Петрович, мы должны быть осторожней!

— К чёрту! Когда я закончу свои исследования, на эти ничтожные оплошности никто и внимания не обратит!

— Но ведь погибло уже двое! В том числе маленькая девочка!

— В нашем деле без жертв не обойтись.

— Умоляю вас, нам надо быть хоть немного осторожней! Мы не должны больше допустить побегов!

Потихоньку глаза стали привыкать к свету, и я смог их открыть. Когда я это сделал, то увидел в центре комнаты, возле большого хирургического стола, двоих человек — один был старый, с лысиной, обрамлённой седыми волосами на висках и затылке. Второй был молодой, с густыми чёрными волосами и испуганными видом. Оба были одеты в медицинские халаты, когда-то бывшие белыми. Всё помещение было заставлено массой каких-то непонятных устройств. Единственное, что я мог определить — это регистратор жизненных показаний, какой стоит в операционных и отслеживает состояние пациента.

— Этот безумный конь ничего особого не успел натворить! Всего-то сожрал мелкую девчонку, как его тут же пристрелили. А кладбищенский сторож сам виноват. Кирилл, вот скажи мне, ты бы стал приставать к человеку, который землю на кладбище руками роет?

Молодой врач ничего не ответил, а лишь тяжко вздохнул.

— Давай продолжим нашу работу!

Они разошлись, и я смог увидеть то, что лежало на столе — мертвец с раскрытой грудной клеткой. К моему великому счастью, я не мог видеть его внутренних органов.

Мои похитители начали проводить какие-то манипуляции с телом, разговаривая друг с другом сухой медицинской лексикой. Я не понимал ни слова, но, к счастью, я от рождения обладаю феноменальной памятью. Ещё в школе я мог после одного прочтения запомнить двадцать имён египетских фараонов и время их правления, так что мне не пришлось даже прилагать усилия, чтобы запомнить речь этих двоих и теперь её правильно воспроизвести.

— Поставь электрод на синоатриальный узел.

Кирилл засунул провод в грудную полость трупа, а потом стал настраивать какой-то аппарат.

— Какая проводимость пучка Гисса?

— Почти в норме. Ваш препарат отлично работает.

— Замечательно! Теперь введи вторую порцию в сердце и ещё одну в спинномозговой канал.

Закончив, Кирилл установил ещё несколько электродов, а потом они оба исчезли из моего поля зрения.

— Подопытный зафиксирован?

— Да.

— Тогда включай.

До моего уха донеслось тихое гудение. В течение нескольких минут ничего не происходило, но затем я стал свидетелем зрелища, в истинность которого я до сих пор с трудом верю.

Небольшие мышечные сокращения заставили конечности трупа сдвинуться с места. Затем зашевелились губы, и в резком порыве холодное синее тело подскочило на столе, издав душераздирающий вопль, но связанные руки заставили его вновь свалиться на стол. Возвращение к жизни того, что мертво — что может быть отвратительней! Не в силах наблюдать этот ужас, я закрыл глаза, словно стараясь отгородиться от всего мира в темноте своего сознания, но до моего слуха всё ещё доносились страшные крики и громкое дыхание возвращающегося в этот мир человека. Я затыкал уши и был готов проткнуть себе барабанные перепонки, лишь бы не слышать этот звук.

Сквозь вопли мертвеца, я различил крики учёных — я не разбирал слов, но понял, что что-то пошло не так. Скоро я услышал, как мертвец издал последний громкий визг, и все звуки прекратились. Какое-то время мне казалось, что я перестал слышать этот крик лишь потому, что умер от страха, но, открыв глаза, понял, что я всё ещё в этом мире.

* * *

В лаборатории не было окон или часов, поэтому единственным ориентиром во времени для меня стали приемы пищи. Меня кормили три раза в день какой-то отвратной жижей. В других условиях я бы и не мог помыслить о том, чтобы использовать эту мерзкую кашу в качестве еды.

Если я правильно сосчитал, то примерно через три дня по соседству со мной появилась ещё одна клетка — в ней находилась молодая девушка в бессознательном состоянии.

В тот же день, через несколько часов после появления девушки, в лабораторию внёсся Валентин Петрович. Вид у него был возбуждённый.

— Я понял! — кричал он. — Душа! Душа! Нам нужна душа!

Кирилл шёл за ним следом, держа в руках кипу бумаг.

— Валентин Петрович, умоляю, это идеи четырёхсотлетней давности!

— И что? Мы должны попробовать!

— Но это же ошибка! Мы лишь потеряем экспериментальный материал.

— Раздобудем новый. Если у меня всё получится, то я вновь смогу вернуться в нормальную лабораторию. Тогда-то они у меня попляшут!

Видимо, мой разум слишком сильно отстал в развитии от этих двух учёных, ибо я не мог уловить ни капли смысла в их разговоре. Какая, к чёрту, душа? Что они решили сделать на этот раз?

— Группы крови этих двоих сходятся? — спросил Валентин Петрович, указывая на нас с девушкой.

— Нет, у парня третья, а у девушки вторая.

— Чёрт! Ладно, пойдём другим путём. Какая группа крови у последнего трупа?

Кирилл стал рыться в своих бумагах.

— Вторая. Но мы ещё не проводили тесты на антигены.

— Ничего страшного! Тогда мы пересадим шишковидное тело этой девки нашему мертвецу и посмотрим, оживёт ли он.

«Шишковидное тело» — это название запустило шестерёнки в моей голове, и из памяти всплыл университетский курс философии. Рене Декарт, о коем я писал реферат, полагал эту часть мозга ответственной за душу.

Франкенштейны вытащили неспособное к сопротивлению тело из клетки, и уложили его на стол. Затем Кирилл привёз в лабораторию стол, на котором лежал труп. После всех подготовительных процедур началась операция. Я зажмурился от страха сразу, как только хирургическая пила коснулась лба девушки. Редко я открывал глаза и видел, как снимают отпиленную крышу черепа, как безумный врач роется в мозгу бедной девушки, с аккуратностью садовника с болезнью Паркинсона, как ассистент этого психопата помещает небольшой комочек в мозг мёртвого тела.

Доктора не стали на этот раз вскрывать грудную полость, а просто наложили электроды на грудную клетку, перед этим закачав в труп, наверно, целый литр какого-то раствора. Затем они ушли, и вновь раздалось то самое гудение. Но на этот раз ничего не произошло. Огорчённый Валентин Петрович ходил взад-вперёд около стола, будто ожидая, что это заставит мертвое тело подняться.

— Хватит на сегодня, — сказал он злобно. — Завтра найдём новый образец и попробуем со свежим мозгом. Я ухожу, а ты приведи здесь всё в порядок.

* * *

День убийства этой невинной девушки стал для меня днём моего спасения. Не знаю, прав ли был Валентин Петрович, или здесь была какая-то другая причина, но труп, которому пересадили шишковидное тело, действительно восстал из мёртвых. К несчастью для Кирилла, он этого не сразу заметил.

Закончив в тот день с уборкой лаборатории, он открыл дверь моей клетки, чтобы покормить меня, но тут же был опрокинут на пол. Я не сразу заметил, что причиной его падения стал оживлённый мертвец, который набросился на распростёртого на полу Кирилла. Вернувшийся из преисподней, он схватил его голову, и стал бить ею об пол, словно выражая всю свою ненависть, за потревоженный покой. Этот мерзкий звук разбивающегося черепа до сих пор будит во мне отвращение.

Я недолго думал над своими действиями. Почти сразу я бросился бежать прочь из этого жуткого места. К моему превеликому счастью, лаборатория располагалась в подвале одного из заброшенных зданий, которое располагалось совсем недалеко от моего дома. Как же часто так бывает, что безумные ужасы творятся прямо у нас под боком, а мы этого даже не замечаем.

Естественно, я не стал докладывать об этом в полицию — мне бы никто не поверил, а если бы и поверил, то мало ли что со мной тогда могло бы произойти...

Первое, что я сделал, вернувшись домой, так это нашёл себе квартиру на другом конце города. Сейчас я занят поисками работы и квартиры на другом конце страны — страх гонит меня прочь из моего родного города. Но всё-таки, имеет ли смысл смена места жительства? Я уверен, что кроме этой лаборатории, есть и другие, в которых безумные учёные творят свои мерзкие эксперименты, и сомневаюсь, что найдётся такое место, куда бы не дотянулись чёрные руки преступной науки.

Улыбки.

Spoiler

Я помню, как в детстве меня лечили от страха. Привели к какой-то бабке, и она что-то шептала надо мной, потом просила задуть свечу и что-то еще. Я плохо помню саму процедуру, но все же помню. Дело в том, что я забыла, от какого именно страха меня лечили, какие воспоминания запечатывали. Недавно я начала вспоминать — и очень жалею о возвращении этих воспоминаний.

Мне, наверное, было года четыре, но я точно помню те дни… помню и некоторые дни до этого, когда ЭТО появлялось снова и снова. Тогда я жила у своей тети какое-то время, возможно, просто гостила, но гостила довольно долго, определенно больше года, хотя родители и приезжали ко мне.

В тот день я сидела в комнате своего двоюродного брата одна, играла коллекцией его машинок, когда услышала странной шепот за спиной. Я обернулась. На кровати брата сидели мальчик и девочка лет двенадцати, они были бледные, у них были широко открыты глаза. И они улыбались. Улыбались, обнажая зубы — это сложно описать, но выглядело это довольно жутко. Они разговаривали шепотом друг с другом (при этом их губы не шевелились, рот не открывался, они говорили сквозь эти жуткие улыбки), а потом мальчик помахал мне рукой. Что было еще странно, их зрачки тоже не шевелились. Они просто повернули свои головы в мою сторону. Я перестала играть машинками и выбежала из комнаты.

Был вечер, и моя семья собиралась ужинать, я уже сидела за столом, когда в кухню вошла высокая женщина. Она была бледная, с той же улыбкой, обнажающей зубы. Она повернулась в мою сторону, казалось, улыбнулась еще шире и пожелала приятного аппетита, после чего залезла под стол и достала оттуда поднос с несколькими тарелками. Таких тарелок у нас не было, я никогда не видела их прежде, как и эту женщину или тех детей, которые в тот момент как раз вошли в кухню следом за матерью. Я следила за ними, как завороженная, и не обращала внимание на тетю, которая уже в который раз звала меня по имени и спрашивала, на что я смотрю.

В это время женщина усаживала своих детей за стулья напротив меня и поставила перед ними тарелки, затем она взглянула на меня и поставила еще одну тарелку передо мной, говоря: «Кушай, девочка, ведь ты такая худенькая!» — после чего снова развернулась к своим детям и стала что-то говорить им. Тогда я посмотрела на содержимое своей тарелки…

Почему я так отчетливо это запомнила? Почему это воспоминание стоит у меня перед глазами каждый раз, стоит лишь мне начать засыпать? На тарелке передо мной лежала часть человеческого лица. Обваренная, с глазом, почему-то сохранившимся в глазнице, а по краям тарелки лежали пальцы. Я закричала. Закричала так громко, что тетя схватила меня на руки и начала успокаивать и спрашивать, что случилось, а я говорила ей о пальцах в тарелке, о странной женщине и ее детях, которые не обращали уже на меня никакого внимания. Когда меня все еще трясло, я услышала голос девочки: «Можно я заберу ее глаз? Она не стала это есть, мама». И девочка через стол потянулась к моей тарелке. К моей тарелке, которую поставила для меня ее мать. Я вновь заплакала.

Ночью они сидели на полу моей комнаты и играли в какую-то игру, с их лиц не пропадали омерзительные улыбки, а я плакала так тихо, как только могла, мечтая о том, чтобы не видеть их больше.

Шли дни, я рассказывала тете о женщине и ее детях, рассказывала о их страшных улыбках и о том, как, просыпаясь ночью, я видела женщину, стоявшую перед моей кроватью. О том, что каждый вечер они ужинают с нами за одним столом и едят человеческое мясо. Еще дети той женщины играли в странные игры — иногда они разделывали тельце котенка прямо посреди комнаты и наматывали кишки на себя, не боясь испачкать одежду. Иногда они трогали друг друга там, где нельзя трогать чужим людям, и издавали странные стоны при этом, причем их мать, видя эту игру, казалось, улыбалась только сильнее (став старше, когда ко мне вернулись эти воспоминания, я уже поняла, как называлась их последняя «игра»).

Тетя сначала не верила моим рассказам, ругалась и кричала, чтобы я перестала сочинять эти ужасы, а ночью почему-то плакала.

Видимо, последней каплей было то, что однажды эти «люди» решили взять меня в свою игру. Женщина стаскивала меня с кровати и говорила, что хочет, чтобы я подружилась с ее детьми, а я кричала и вырывалась, а ногти ее впивались мне в кожу и оставляли жуткие следы. Именно тогда моя тетя вбежала в комнату и увидела меня, сидящую на полу в слезах и в крови, вытекающей из длинных царапин на ногах. Тогда она отвела меня к той бабке «лечить от страха», хотя, мне кажется, она что-то знала о «жителях» своего дома. Когда я вернулась к родителям, то не общалась с ней больше. Через несколько лет они уехали оттуда. Я больше не слышала о тете, двоюродном брате и ее муже.

Плачущий кровью человек.

Spoiler

Мне тогда было шесть или семь лет. Мы с отцом пошли в торговый центр покупать мне одежду. В какой-то момент в толпе я потерял отца из виду. Я не стал паниковать — как отец велел мне делать в таких ситуациях, я сразу вышел на парковку, где стояла наша машина. Попав на пустынную парковку, я увидел там незнакомого худощавого человека. Заметив меня, он сначала молча смотрел на меня несколько секунд, а потом засмеялся и стал приближаться ко мне. Его движения были странными: ноги будто волочились по земле, а туловище судорожно дергалось, как будто в спазмах, пока он смеялся. Я был так напуган, что даже не попытался сбежать. Но самое страшное я увидел, когда он подошёл ко мне вплотную: по его бледному лицу текли кровавые слёзы.

Человек подошел ко мне очень близко — между нами оставалось не более двух-трёх метров, когда к нам подбежал мой отец. Он сходу сбил с ног странного человека — честно, смотрелось не хуже, чем в боях без правил по телевизору. Отец не остановился после этого — он начал нещадно бить лежащего ногами и успел довольно сильно избить плачущего кровью человека, прежде чем тот смог встать и убежать. Он исчез в темноте с нечеловеческой скоростью, двигаясь всё той же дёргано-волочащейся походкой.

Отец быстро посадил меня в машину, и мы поехали домой. По пути мы не разговаривали об этом. Лишь на следующий день, когда я стал с детской назойливостью расспрашивать его о том, что же это было, он лишь раздражённо сказал: «Замолчи. Это произойдет и с тобой, когда у тебя будут дети. Просто будь готов». Это было всё, чего я от него добился на тот момент.

Сейчас я вырос, и не так давно у нас опять был разговор с отцом на эту тему. Он неохотно рассказал, что в детстве, когда он гулял со своей матерью (моей бабушкой, стало быть), к ним тоже подходил худощавый незнакомец, плачущий кровью и заходящийся в смехе. Бабушка отреагировала на его появление странно спокойно — пошла навстречу этому человеку, загораживая отца собой, вытерла одну из его кровавых слез и негромко сказала: «Пожалуйста, уходи». И человек перестал смеяться и ушел. Потом бабушка строго-настрого наказала отцу, чтобы он любыми способами не давал прикоснуться этому человеку к своим детям, когда он появится вновь.

После рассказа отца я окончательно запутался. Бабушку расспросить не могу — она уже умерла, как и дед. Отец, видимо, знает не больше меня. Я сам не верю в родовые проклятия и всякую такую сверхъестественную чепуху, но, чёрт побери, что же это было? Человек, кстати, выглядел вполне физическим, а не каким-то там бесплотным духом.

Толпа.

Spoiler

Меня пытаются убедить в том, что всё написанное здесь — моя фантазия и что ничего этого не было и быть не могло, что все мои шрамы — следствие моего же припадка и что мой рассудок сильно пострадал от детских травм, оттого-то я и выдумал эту историю. Однако, моя память слишком отчётливо рисует картины того дня, чтобы я принял их за плод воображения.

Если переложить историю моей жизни в стихи, получится отличная ода одиночеству. С самого детства мне казалось, что о моём существовании вспоминали лишь в тех случаях, когда возникала острая необходимость дружно над кем-то посмеяться, потыкать в кого-нибудь пальцем и кого-то побить. Понятное дело, что такое травмоопасное для души начало жизни не могло остаться без последствий. Я стал боялся людей. Мне всегда было неловко в небольшой компании, а что происходило со мной в толпе! В каждом лице я чувствовал общий укор, общее презрение и общую же насмешку (сам не понимаю, как во мне умещалась такая палитра чувств). Мне казалось, что люди вокруг, вот-вот, прыснут со смеху или разом отвернуться с таким видом, с каким обычно отворачиваются от немытого бомжа. Я понимал, что всё это выдумано мною, что людям, по большому счёту, нет до меня никакого дела и это понимание не раз спасало меня от панического бегства из людных мест.

Несмотря на эти фобии, которые сильно мешали мне жить, меня нельзя было назвать несчастным человеком. У меня были богатые любящие родители. Причём богаты были оба. А поскольку они развелись (без лишней драмы, без криков и слёз , за что я им благодарен), то подарки, деньги и внимание я получал в удвоенном количестве: и от мамы, и от папы. К сожалению, люди они очень похожие и фантазией (хоть оба были уверены в обратном) не отличаются совершенно, так что подарком ко дню окончания института и от того, и от другого оказалась квартира. Одну из них я решил продать.

Продажа квартиры — дело долгое. Куча документов, неясного мне предназначения, множество одинаково безобразных и хамоватых тёток, эти документы перекладывающих (предназначение этих тёток, мне, к слову, тоже не ясно). В общем, я проклял тот день, когда решил избавиться от лишней жилплощади, уже часам к двенадцати и было за что: помимо нашей бюрократии, заставившей меня ездить из одного конца города в другой, в столице нашей родины царила невыносимая жара. Солнце заливало всё нестерпимо ярким цветом, горячий воздух был пропитан гарью, а единственный спасением была ванна холодной воды. И как же я жалею сейчас, что не остался лежать в ней тогда!

Из-за моих фобий, в метро мне было особенно неуютно. Замкнутое пространство с кучей людей, что могло быть для меня хуже? Однако, мужественно превозмогая свои нелепые детские страхи, я раз за разом заставлял себя спускаться туда.

Моё состояние в тот день было вполне обычным: снова эти мнимые насмешки, гримасы, снова это мнимый укор. Но, позже, какое-то новое чувство начало подкрадываться ко мне. Сначала я не замечал его вовсе, но со временем оно росло, пока, наконец, не сжало мне сердце. Страх. Животный страх, обычно дремлющий, просыпающийся лишь тогда, когда человеку угрожает серьёзная опасность и, со словами «сейчас всё будет», заставляющий того бежать так, как тот никогда не бегал, прыгать так, как тот никогда не прыгал, лазить туда, куда в здравом уме не полезет никто, терпеть боль, от которой обычно помер бы, и соображать со скоростью, которой позавидовали бы многие хищники. Я увидел в этом неуместном пробуждении, безусловно полезного, но не сейчас, инстинкта логическое продолжение моих фобий и попытался с ним бороться, но тщетно: несколько раз я, всё же, выбегал из вагона в поисках более уединённых мест.

К концу дня страх полностью завладел мной, и мне пришлось приложить титанические усилия воли, чтобы заставить себя последний раз (как оказалось, последний раз в жизни) спуститься в метро.

В вагоне пока было немного людей, но даже этого количества хватило, чтобы страх выбил из моей головы всякую мысль. Я с тоской посматривал на закрытые двери, на медленно ползущие провода в тоннеле, принятые моим воспалённым сознанием за гигантских змей, и на полупустой вагон, который на следующей станции перестанет быть таковым. Я задыхался, меня била становившаяся всё сильнее, дрожь. На станции я хотел было выйти, но страх сковал моё тело и мне пришлось покорно смотреть на вваливавшуюся толпу. Я вжался в дверь между вагонами и пристально глядел на свою обувь, пока не осознал один очень неприятный факт — состав остановился. После довольно долгого ожидания я решил оторваться от созидания своих кроссовок и поднял глаза. Слабым криком вырвался из моей груди воздух: все люди в вагоне смотрели на меня. Десятки пар широко раскрытых, не моргающих и не выражающих ровно никаких эмоций, глаз не отрываясь смотрели на меня! В глазах потемнело. Ноги отказались меня слушаться. Сердце, забыв о своих обязанностях, перестало биться. И, когда огромная рука рослого мужика потянулась ко мне, сознание не выдержал и покинуло меня.

То, что происходило дальше, я помню смутно, отрывками и допускаю, что, вполне возможно, некоторые из этих отрывков — плод моего воображения. Во всяком случае, мне самому хочется так думать.

Я помню тоннели с идеально гладким полом. Не могу сказать ничего ни об их форме, ни об их размерах: своды и края терялись в глубинах мрака. Помню ненормальной формы фонари, служившие скорее маяками, нежели полноценным освещением: слишком далеко они отстояли друг от друга и слишком слаб был источаемый ими густой и тусклый бирюзовый свет. Помню тащившую меня за голень огромную руку. Помню множество тёмных силуэтов. Помню, наконец, фантастических размеров помещение, с чем-то, на подобие алтаря, в центре. Его контуры были обозначены всё теми же фонарями и те из них, что были наверху, я принял бы за звёзды, если бы не слишком правильное их расположение.

Конечно, я могу воскресить в памяти и другие картины, но, как уже было сказано, я не до конца уверен в их достоверности. К тому же, есть то, о чём человек не хочет вспоминать вообще.

Сознание вновь вернулось ко мне и я обнаружил себя в одном из московских парков на берегу мелкой речушки. Усталость одолевала меня. На всём теле было вырезано огромное количество непонятных символов самых причудливых и пугающих форм. Одежда моя превратилась в лоскуты. К тому же, я был абсолютно лыс: ни единого волоска ни на теле, ни на голове. Не было даже ресниц и бровей.

Как оказалось потом, я пропал на три дня. Сколько из них я пролежал в парке, а сколько пробыл в тоннелях, мне неизвестно. Мне неизвестно и то, что это за тоннели и то, что со мной сделали. Загадкой остаётся для меня предназначение того огромного помещения и природа его происхождения. Но больше всего меня интересует другой вопрос: было ли это общее помешательство вызвано какими-то неведомыми мне силами иди же это истинное лицо тех людей?

И на сегодня всё. Пока.

[Кошара]

О наболевшем.

Автор: Mr. Reaper M.D.

Spoiler

Предисловие от автора: данный рассказ не несет ничего, кроме стеба и высмеивания того, чего я терпеть не могу в рассказах, которые я видел довольно-таки много за последнее время…
Список этих вещей:
"Не помню, как я выбрался от-туда"
"Я был поглощен страхом, но не заметил, как заснул"
"У него из глазниц текла кровь"
"Когда я прыгнул в куст от маньяка в хоккейной маске, то ударился головой о рояль, за которым играл страшную мелодию пожилой человек"
Какой-нибудь переделанный рассказ Кинга или Лафкрафта (Возьму 1408 Кинга)
"... И тут я высрал кирпичей..."
"Ко мне подошел мальчик лет пяти и сказал: Сударь, не изволите ли вы оказать мне услугу в размере 7 облигаций?"
"Ахаха" (так надо сходить с ума)
"я пошел... я сделал... я... я... я... я..."
"Дорогой, анон, анончик, анонист, хочу тебе рассказать, как я умер"
"Не нравится - не читайте"
"Драма"
“я шел по кладбищу возращаясь со своей работы в психушке, где бродила нечисть.”
“я почувствовал чей-то взгляд своей спиной, ведь с семи лет я был экстрасенсом!”

P.s. Я не утверждаю, что я никогда их не использовал, но я хотя бы пытаюсь их искоренить.

«Предисловие от автора: не нравится – не читайте.

Я бы хотел рассказать тебе, аннон, аннончик, аннонист, как я умер…

Тогда была настолько темная ночь, будто небо было затянуто душами когда-то умерших. Я возвращался с ночной смены в местной психиатрической больнице, где когда-то давно умерла одна из больных со словами: «ВЫ ВСЕ БУДЕТЕ СТРАДАТЬ» - но меня это ничуть не пугало, ведь я с ранних лет ходил на борьбу, греблю, карате, дзюдо, а еще в кармане я носил целый арсенал, в который входил даже пулемет. Я как обычно возвращался домой через старое ветхое кладбище, на котором, по легендам, бродил бессмертный маньяк в хоккейной маске, но это же просто легенда, не так ли?

Время было 3 часа ночи. Я как обычно проходил мимо могилы Курта Кобейна. На секунду я остановился, так как заметил что-то странное около нее. Я наклонился. Я внимательно рассмотрел блестяшку, которая лежала у могилы. Благодаря моим бесконечным навыкам в истории, я легко распознал в ней орден первопроходцев-британцев. Я нацепил его на свой пиджак. Я думал, что я стал лучше с ним выглядеть. Я пошел дальше.

Когда я уже пересекал темный дремучий лес, я почувствовал спиной кого-то. Он стоял ровно на 6 часов и смотрел на меня, почесывая указательным пальцем правой руки лоб. Резко развернувшись, я увидел его. Это был маньяк, о котором ходило так много легенд. Неожиданность, не правда ли?

«Ахахаха» - смеялся он – «Ахаха!»

Да он псих! Он просто сумасшедший! Мне стало вдруг так страшно, что я не вспомнил об арсенале в своем кармане и ринулся наутек в чащу леса. Я бежал так долго, что мои ноги уже заплетались в узел. В лесу раздавалась пятая симфония Бетховена, которую кто-то играл на рояле так искусно, что я абильно высирал гору кирпичей. Прыгнув в куст, чтобы скрыться от нападавшего я воткнулся головой в что-то твердое. Когда я оправился, я увидел, что это был огромный рояль, на котором играл старичок лет восьмидесяти. Внезапно, я снова почувствовал за спиной нападавшего, но было слишком поздно. Он стоял в паре метров от меня. Меня захлестнула волна страха, подобная той, что забрала тысячи людей в Нью-Йорке. Я не заметил, как я уснул.

Очнулся я в комнате в каком-то странном отеле. Номер моей комнаты был 1408.»

Здесь, я бы хотел выразить свое сочувствие таким известным авторам, как Лавкрафт, Кинг и всем тем, чьи книги намеренно взяли за основу крипача.

«Попытавшись открыть дверь, я обнаружил, что ручка никак не прикреплена к двери. Услышав шорох позади себя, я развернулся и увидел страшную женщину с кровью, которая сочилась из ее глазниц.

Не помню, как я выбрался оттуда. Я уже бежал по улице в сторону своего дома, как меня кто-то позвал. То был мальчик лет 6. Он сказал: «Сударь, не окажете ли вы мне материальную помощь в размере 7 облигаций, дабы я мог отправиться домой к матушке моей». Он вопросительно глядел на меня своими глазками сквозь монокль протягивая свой котелок.

Послышался скрип тормозов, и в меня влетела машина. Вот уже три года я брожу по тому кладбищу вместо маньяка и убиваю глупых людишек, вроде меня.»

Снежная ночь.

Spoiler

Максимально краткое предисловие от автора

Автор выражает глубочайшую благодарность господам Говарду Лавкрафту, Артуру Конан-Дойлю и Алджернону Блэквуду, за то, что они изрядно повлияли на его жалкое подобие литературного стиля. Автор также просит прощения у Эрнеста Сетона-Томпсона за свою излишнюю любовь к его рассказу "Виннипегский волк".

Я буду очень благодарен вам, если вы не поверите ничему из того, что здесь написано. Как бы я сам этого хотел – прочитать свой рассказ глазами человека со стороны, возмутиться и объявить всё написанное ложью! Отчасти ради этого я и взялся записать свои воспоминания о событиях одной снежной декабрьской ночи под Новосибирском. Однако же, я всё равно не могу понять, почему я до сих пор работаю в лаборатории, а не прохожу курс лечения в психиатрической больнице. Возможно, именно вы разгадаете эту загадку.

Меня зовут Глеб Яковлев. В декабре 1997 года я отправился в командировку в Новосибирский Академгородок. Тогда я был младшим научным сотрудником одного провинциального НИИ. Наш отдел занимался сильной и слабой локализацией электронов в металлах и я ехал с устным докладом по этой теме, представлявшим собой результат полутора лет напряжённой работы.

Поздним вечером 6 декабря я занял своё место в плацкартном вагоне поезда, следующего в Новосибирск. Путь занимал два дня, и в ночь с 8 на 9 декабря я должен был прибыть в предоставляемое общежитие. Утром 9 числа, после официального открытия конференции, начиналась регистрация участников, распределение докладов по дням и аудиториям. На эту регистрацию я ни в коем случае не должен был опоздать, поэтому заранее решил спать в поезде как можно больше, чтобы потом, не дай Бог, не проспать открытие. Поставив перед собой такую задачу, я немедленно приступил к её реализации: забрался на свою верхнюю полку, положил под голову сумку, накрылся пальто и уснул, как убитый, несмотря на то, что свет в вагоне ещё не погасили, и повсюду слышались довольно оживлённые разговоры. На тот момент я всего полгода как окончил университет, и студенческий образ жизни ещё не выветрился из меня до конца. Проснулся я в третьем часу следующего дня по своим непереведённым часам. «Ну и чёрт с ними, приеду – переведу», - подумал я, поглядывая в окно.

За окном проносились картины настоящей русской зимы. Железная дорога проходила между двумя полосами соснового леса, до которых было около двухсот метров в каждую сторону. Мелькал снег, но из-за скорости было не понять, была то метель или простой снегопад. Завтракать было поздно; пообедав, я вновь водрузился на полку. Сосновый лес за окном успел смениться довольно густым еловым, и значительно придвинулся к путям. Поняв, что спать мне не хочется, я достал из сумки доклад и стал в тысячный раз проверять, всё ли в нём гладко. Убедившись, что ни одна запятая за ночь не пропала, я попросил у соседа с нижней полки газету и стал читать обширную спортивную рубрику. Увлекшись чтением, я не сразу заметил, что что-то вокруг стало не так.

Разговоры по-прежнему звучали в вагоне отовсюду, но в интонациях людей явственно слышались тревога и озабоченность. Я огляделся. Многие пассажиры прильнули к окнам, силясь что-то рассмотреть. До меня не сразу дошло, что мы уже никуда не едем, а стоим на месте. Теперь было совершенно ясно, что за окном не просто снегопад, а невероятной силы метель. За сплошной стеной снега едва-едва виднелся лес, придвинувшийся теперь ещё ближе к путям. Синие сумерки уже сгустились. «Так. - Сказал я себе. – Если мы стоим, то где же станция? А если станции здесь нет, то почему мы стоим? Нет, это надо срочно выяснить». Впрочем, в общих чертах ситуация была понятна и так. Свирепая сибирская вьюга замела пути и наш поезд не мог продвигаться дальше сквозь сугробы. Меня интересовало лишь одно: сумею ли я добраться до Академгородка к следующему утру? Я посмотрел на часы. Учитывая разницу в часовых поясах, в Новосибирске сейчас половина седьмого вечера 8 декабря. Что ж, будем ориентироваться по этому времени, подумал я, подкручивая колёсико часов. Сейчас же нужно идти к машинисту и всё выяснить.

Добравшись до электровоза, я обнаружил, что кабина машиниста пуста, а дверь на улицу открыта. Пройдя ещё несколько шагов, я обнаружил машиниста, двух проводников и трёх сотрудников милиции, отчаянно орудующих снегоуборочными лопатами. Увидев размеры заносов, я почувствовал, как мне становится не по себе. Сугробы были уже выше колена взрослого человека, и продолжали медленно, но верно расти. Рядом с машинистом стоял ещё один пассажир. Это был коренастый дедушка, он громко кричал что-то в ухо машинисту сильным, совсем не старческим голосом, стараясь перекричать завывания ветра. Я подошёл ближе и понял, что дедушку интересует приблизительно то же, что и меня. В голосе машиниста отчётливо слышалось раздражение, но отвечал он на все вопросы прямо, и его ответы совсем меня не радовали.

Если раскапывать пути вручную, то до следующей станции наш поезд доберётся не ранее, чем к утру. Нет, следующая станция – ещё не Новосибирск. Нет, больше лопат в поезде нету. Да, они давали радиограмму, запрашивали аварийный поезд. Вернее, пытались, но связь очень плохая. Когда сделают перекур, снова попытаются. Да, он раньше попадал в такие ситуации, и ничего, жив-здоров.

Я поинтересовался, какова вероятность того, что я попаду в Новосибирск утром, и машинист уверенно сообщил мне, что такая вероятность равна нулю.

— Но мне нужно туда срочно. Срочно, понимаете?

— Парень, посмотри вокруг, - машинист устало опёрся о лопату. – Я что тебе, Моисей? Думаешь, я руками разведу – и рельсы чистые? Ну-ка, не мешайся.

Я плюнул с досады и запрыгнул в тамбур. Почему мне так чудовищно не везёт? Мою заявку на участие в конференции очень долго не хотели рассматривать. Вначале я даже пытался «накинуть» себе пару лет возраста и «повысить» в должности. К счастью, этого не потребовалось. И вот теперь, когда, казалось, все преграды устранены, мой поезд застрял в снегу где-то в Сибири. Что за несправедливость! В сердцах я ударил кулаком по стене тамбура и взвыл от боли, чуть не сломав кисть.

— А я смотрю, в Новосибирск тебе действительно позарез надо, – послышался уже знакомый голос.

— Не то слово, - ответил я, потрясая отбитой рукой.

— Куда тебе надо-то? – поинтересовался старик.

— В Академгородок. Самое позднее – в десять утра.

Мы дошли до купе, в котором ехал дедушка. С ним ехал только один пассажир, совершенно невзрачный человек средних лет. Я рассказал старику свою печальную историю. По вагону ходила проводница, объясняя пассажирам сложившуюся ситуацию. Дедушка долго поглаживал щетину, смотрел то на часы, то в потолок. Было видно, что он напряжённо думает.

— Я сам из Новосибирска, - сказал он наконец, – поэтому местность знаю. За десять минут до того, как остановиться, мы проехали мимо станции «k-тый километр». На ней всего два дома и вокзал. На вокзале работают мои знакомые. Если тебе действительно так сильно нужно в Новосибирск, то мы можем пешком дойти до этой станции, попросить у тамошнего смотрителя две пары лыж, и отправиться через лес. Дорогу я знаю прекрасно. Никакой лыжни сейчас, конечно, нет, но я могу тебе сказать с уверенностью, что часов в восемь мы выйдем из леса у посёлка N. Каждые полчаса там ходит икарус до Академгородка. К десяти часам будешь на месте.

Я задумался. Невзрачный сосед моего нового знакомого широко раскрыл глаза и смотрел то в окно, то на меня. Я и сам понимал, что перспектива провести ночь в глухом лесу, в метель, вверив свою судьбу неизвестному старику, более чем сомнительна. Но я также понимал и то, что это мой единственный шанс успеть на регистрацию. Кроме того, я любил рисковать, и это меня не раз выручало.

— Хорошо, - согласился я. – Пойду заберу свои вещи и подожду вас в хвосте состава.

Невзрачный сосед раскрыл глаза ещё шире и как-то вжал голову в плечи.

— А другой одежды у тебя нету? – дедушка подёргал меня за галстук. – Ты в этом по лесу идти собрался?

— У меня есть свитер и тёплые штаны.

— Вот, советую переодеться. И выпей стакан горячего чаю с лимоном. Встретимся в последнем вагоне через двадцать минут.

Уходя, я заметил абсолютно безумный взгляд Невзрачного, направленный на старика.

Дойдя до своего места, я быстро переоделся, выпил два стакана чаю, надел пальто и шапку, повесил сумку через плечо. Мой спутник уже ждал меня в последнем тамбуре. Он был в полушубке и валенках, на голове – вязаная шапка, за плечами – старый-престарый (и судя по всему, самодельный) рюкзак. «О, да, - подумал я, - «Жил в нашем заводе старик один, по прозвищу Кокованя». В лесу он будет совсем архетипично смотреться. Только что бороды недостаёт».

— Готов? Меня зовут Георгий Михайлович, кстати говоря.

— Глеб, – я пожал старику руку. Рука у него была удивительно крепкая, что ещё больше дополняло образ.

— Ну, пошли. – И Георгий Михайлович спустился на снег.

Я спрыгнул следом, и мне тут же расхотелось куда-то идти. Захотелось вернуться назад, в тёплый вагон, снять пальто и выпить ещё пять стаканов чаю с лимоном. Я же вместо этого шёл, утопая в сугробах, под бешеной метелью, закрывая рукой левое ухо от ветра. Обернувшись через минуту, я не увидел поезда: его заслонила от меня густая стена летящего снега. Впереди маячила коренастая фигура старика-аборигена. Метрах в тридцати по обе стороны стоял тёмно-синий еловый лес, апериодически усеянный высокими мачтами сосен; ветер гудел в вершинах. И в тот момент я, как и миллиарды людей до меня, осознал всю степень своего ничтожества перед силой природы. Я находился между станцией и поездом, у меня был опытный проводник, но я чувствовал, что моя жизнь всецело в руках стихии. «Стыдно, Глеб! – укорял я себя. – Учёный ты, или пещерный человек? Немедленно оставь такие мысли!» Но мысли никуда не уходили, они лишь трансформировались, принимая всё более причудливые формы, и наконец, обратились в необъяснимое, но очень острое ощущение того, что слева кто-то наблюдает за мной из чащи леса. Как назло, ветер дул именно с левой стороны, поэтому я не мог ничего разглядеть. Борясь с желанием пуститься дальше бегом, я вновь посмотрел в сторону старика и с облегчением обнаружил, что впереди замаячили жёлтые пятна окон и фонарей маленькой железнодорожной станции «k-тый километр». Не прошло и пяти минут, как Георгий Михайлович уже стучал в служебную дверь здания вокзала. На пороге появился седой, сутулый человек, который вместо приветствия сказал лишь: «Ба!», после чего немедленно впустил нас.

Внутри было довольно уютно, как всегда бывает уютно зимней ночью в тёплом помещении. Комната, в которую мы попали, очевидно, не была предназначена для присутствия в ней случайных людей. Здесь явно обитал только смотритель, и на всём была печать его присутствия: старая настольная лампа с абажуром, пепельница с трубкой, карта БССР на стене, изрядная стопка старых книг на диванчике, а также плохо замаскированный шерстяным шарфом штоф водки. Последний не укрылся от внимания Георгия Михайловича.

— Ты, как снегу навалит, сразу пить. – Строго заметил он. – Бросай ты эту дурную привычку!

Человек, впустивший нас, был моложе моего спутника лет на десять. Он немедленно налил нам крепкого чёрного чаю, и у двух стариков занялся серьёзный разговор о моём затруднительном положении.

Решив не мешать беседе двух старых друзей, я подошёл к окну. Ветер постепенно стихал, чего никак нельзя было сказать о снегопаде. Окно выходило на сугроб, который недавно был рельсами. Но взгляд мой скользнул дальше, остановившись на стене леса. Неприятное чувство, что оттуда на меня смотрят, никуда, оказывается, не делось, и теперь разгоралось с новой силой. Я внимательно рассматривал засыпанные снегом ветви, как вдруг две или три стоящие рядом молодые ели содрогнулись от оснований до макушек, стряхивая белые «шапки». Широко раскрыв глаза, я уставился в образовавшуюся тёмную прогалину между покрытыми снегом ветвями. Я ожидал, что сейчас из леса выйдут люди, или раздадутся удары топоров. Но ничего не происходило. И только иррациональное ощущение взгляда стало ещё сильнее. Я смотрел туда, а на меня смотрели оттуда. Это продолжалось около минуты, когда, наконец, раскрывая глаза ещё шире (но всё равно не веря им до конца), я увидел, как две молодые и сильные ели, высотой около пяти метров каждая вдруг со скрипом стали раздвигаться так, словно кто-то зацепил их за верхушки и потянул в разные стороны.

— Глеб!

Я обернулся.

— Пошли сюда. – Деловито сказал Георгий Михайлович, спускаясь вслед за смотрителем в люк в полу.

Сделав два шага в направлении люка, я снова обернулся и посмотрел в окно. Ели были на месте, но колебались так, как будто их только что отпустили из согнутого состояния. Решив, что сейчас об этом задумываться всё равно бессмысленно, я спустился в подпол.

Тут оказался настоящий склад. Впрочем, ничего другого и ожидать не приходилось. Хозяин уверенно разбирал хлам и вскоре извлёк из-под него несколько пар удивительно старых лыж. Они были совершенно без опознавательных символов, деревянные, а таких креплений я не видел, кажется, со школы: в обрезанный «нос» калоши надлежало вставить свой валенок или ботинок, остальная часть которого присоединялась к креплению ремнями с застёжками. Понимая, что выбирать мне не приходится, я подобрал себе лыжи по росту, взял палки и поднялся по лестнице.

Мы поблагодарили смотрителя, простились с ним, и снова вышли на улицу. Снегопад, наконец, почти прекратился, и из-за туч показалась луна. Ветер также совсем стих, поэтому я смог по достоинству оценить красоту сибирской зимней ночи. Высокие столетние ели перетекали макушками в тёмно-синее морозное небо. Мне казалось, что самый воздух играет музыку в стиле Чайковского или Свиридова. Мы встали на лыжи, и вскоре лес поглотил нас полностью. Обернувшись, я не увидел ни огонька от станции, не услышал ни звука от заведённого мотора электровоза. Единственным источником света стала луна, подсвечивающая сугробы на земле и ветвях деревьев. Я слышал только хруст снега и поскрипывание старых сосен. Я и мой загадочный проводник стали единственными людьми во вселенной бескрайнего зимнего леса; не было больше ни поезда, ни Новосибирска, ни станции «k-тый километр», не было ничего, кроме снега на земле, снега на ветвях, скрипа лыж и полной луны.

Двигаться по лесу оказалось легче, чем я предполагал, и значительно легче, чем идти от поезда, утопая в сугробах и заслоняясь рукой от ветра. Широкие лыжи отлично держали нас, не проваливаясь слишком глубоко. Первым шёл Георгий Михайлович, уверенно прокладывая путь по одному ему ведомым ориентирам. Этому сказочному деду было не менее семидесяти лет, но я, с моей молодостью и здоровьем, едва поспевал за ним (а ведь он не просто ехал, он прокладывал лыжню для меня, что было значительно тяжелее). Впрочем, продвигались мы не слишком быстро. Я посмотрел на часы. Они показывали восемь часов вечера, хотя, как я уже отметил, вокруг была совершенная тёмная ночь. По прогнозам Георгия Михайловича, до посёлка N оставалось около двенадцати часов пути.

Здесь я вынужден объявить, что отныне мой рассказ значительно потеряет в точности. Это вселяет в меня надежду: может быть, и не было ничего, о чём я собираюсь рассказать. Может быть, именно по этой причине я не скажу точно, в какой момент у меня снова возникло ощущение, что кто-то смотрит мне в спину. Не могу также сказать и того, сколько раз я тревожно оборачивался и не видел ничего, кроме деревьев. Не могу назвать час и минуту, в которые раздался далёкий, но очень громкий треск позади нас. Могу лишь сказать, что когда старик объявил отдых, присаживаясь на ствол поваленного дерева, я выбрал место на этом же стволе так, чтобы всегда смотреть в ту сторону, откуда мы приехали.

Я снова посмотрел на время: мы двигались уже два часа. Ощущение наблюдения стало слабее, как будто смотрящий на некоторое время отвёл свой взгляд в сторону. Воспользовавшись передышкой, я спросил у своего спутника, что он думает по поводу треска, который мы слышали не так давно. Старик уверенно и совершенно спокойно ответил, что это старая сосна сломалась под тяжестью снега, и произошло это приблизительно в семистах метрах от того места, где мы в тот момент находились. Казалось, он совершенно не ощущал на себе никаких пристальных взглядов, из чего я чуть было не заключил, что смотрят на меня одного, но тут же мысленно одёрнул себя. Мне стало неприятно от осознания факта, что какие-то старые деревья заставляют меня едва ли не верить в духов и прочую чертовщину. Это настолько не стыковалось с моим родом деятельности, что я демонстративно отвернулся от проложенной лыжни и стал смотреть вверх.

Поглотив некоторое количество предоставленного смотрителем чая из термоса, мы застегнули лыжи и отправились дальше.

Далее снова крайне приблизительный хронометраж событий. Следующую остановку мы сделали около полуночи и в этот промежуток времени мы дважды слышали треск ломающихся деревьев. Согласно оценкам Георгия Михайловича, первый из них раздался приблизительно в километре справа от нас, а второй – в два раза ближе и сзади. Теперь я также относился к этому спокойно, потому что больше никаких иррациональных взглядов не ощущал и даже мысленно смеялся над своим недавним беспокойством. Снегопад полностью закончился. Мы снова двинулись вперёд.

Думаю, это случилось ближе к половине первого ночи. Я ехал и осматривался по сторонам, любуясь пейзажем. Спина моего провожатого, как обычно, маячила впереди. Неожиданно я обратил внимание на очень высокую и старую сосну метрах в пяти слева от меня. О её возрасте говорила значительная толщина. Молодые ёлочки, тесно обступившие сосну, росли удивительно симметричной группой, если смотреть именно оттуда, откуда я смотрел. Я остановился. Самое удивительное было не в симметрии ёлочек. На стволе старого дерева, на высоте около шести-семи метров, был значительный нарост льда весьма правильной формы. Напряжённо вглядываясь в его очертания, я постепенно различил длинный прямой нос, глубокие глазницы, бороду…. Сомнений быть не могло: на старой сосне висел чей-то портрет, высеченный изо льда. Я почувствовал, как беспокойство возвращается ко мне. Что-то ирреальное, нечеловеческое было во всей этой картине. Я снова посмотрел вперёд и не увидел впереди Георгия Михайловича. Я сделал два шага по лыжне и вдруг совершенно ясно осознал, что сзади кто-то смотрит прямо мне в спину, и что этот таинственный кто-то стоит совсем близко. Я начал оборачиваться и это спасло мне жизнь. Трёхсотлетняя сосна сильно накренилась в мою сторону и начала неотвратимо падать. Раздался страшный треск, похожий на хрип, я увидел, как ледяное лицо приближается, вперив в меня пустые глазницы. В следующее мгновение я одним махом развернул лыжи вправо и, делая огромные шаги, бросился бежать по сугробам. Сзади меня с шумом обрушилась сосна, и этот шум смешался с каким-то новым звуком, как будто гигантский зверь выдохнул через нос. Сзади взвился снег, в спину мне ударил неизвестно откуда взявшийся в лесу ветер, и я слишком поздно понял, что передо мной обрыв.

Искать другой путь времени не было. Я уже не сомневался, что нас кто-то преследовал всё это время и что он наконец настиг меня. Зарываясь в снег по колено, выныривая наружу, бессмысленно размахивая руками и чудом не падая, я катился вниз по снежному склону. Вот я заставил лыжи появиться на поверхности, вот повернул их, объезжая ёлку, и тут же наткнулся на другую, старую и густую. Я с шумом врезался в заснеженную ветку, завалился на спину, ожидая, что проеду дальше, но перед глазами беспорядочно замелькали различные фрагменты ёлки, со всех сторон я чувствовал иглы, за шиворот мне сыпался снег с ветвей и я перестал понимать, что происходит. Неожиданно я почувствовал сильный толчок, вылетел из объятий ёлки и обнаружил себя в трёх метрах над землёй. Я упал на другую ёлку, снова толчок, снова полёт, обрыв подо мной резко уходит вниз, сугроб стремительно приближается. Я успел перевернуться на спину в воздухе, почувствовал последний толчок и потерял сознание.

Придя в себя, я обнаружил, что вокруг очень тихо. Не дул ветер, не скрипели сосны, небо было ясным. Я лежал на спине, погрузившись на метр в сугроб, раскинув руки, присыпанный снегом. Мне было совсем не холодно, только снег, попавший за шиворот при падении, растаял, но нельзя сказать, чтобы образовавшаяся вода доставляла мне сильные неудобства. Было странное чувство умиротворения; мне не хотелось вставать, хотелось остаться здесь, подобно медведю в берлоге, и проспать до весны. Но постепенно здравый рассудок стал возвращаться ко мне. Я был одновременно атакован двумя неприятными мыслями: во-первых, я не мог понять, что произошло и чем мне это грозит в дальнейшем, а во-вторых, я понимал, что потерял Георгия Михайловича и кучу времени. Подумав о куче времени, я сделал попытку посмотреть на часы и немедленно осознал, насколько у меня болит всё тело. Наконец, левая рука освободилась из-под снега. Десять минут второго. Я понял, что необходимо действовать. Скрипя негнущимися суставами, я принял вертикальное положение, мимоходом сделав поразительное открытие: обе лыжи и обе палки были совершенно целы и не потеряны. Но то, что я обнаружил, оглядевшись по сторонам, сделало совершенно несущественным последний факт. Не веря глазам, я смотрел на удивительно красивый лес - гигантские ели, покрытые снегом, сверкающие в лунном свете причудливой формы сугробы – смотрел и понимал, что перед тем, как потерять сознание, я был совсем, совсем в другом месте. Даже мой безумный спуск, перешедший в падение, не мог привести меня сюда. И было ещё кое-что, что иррациональным образом подтверждало такой вывод: вокруг меня не было никаких следов. Ни близко, ни далеко, ни моих, ни чьих-либо ещё. Они не были занесены снегом или заметены с целью сбить меня с толку. Их просто не было. Из всего этого однозначно следовало, что я никак не мог попасть в это странное место, и всё же именно в нём я неумолимо находился.

Смирившись с обрушившимися на меня фактами и осознав бесплодность попыток объяснить их на месте, я решил, что единственное, что мне остаётся – это найти след, оставленный Георгием Михайловичем и проследовать по нему дальше. Я принял за рабочую гипотезу, что некая неведомая мне сила несла меня дальше именно в том направлении, в котором я свернул с лыжни, спасаясь от падающей сосны. Вспомнив, где была Луна относительно меня, когда я ещё был на лыжне и решив, что за прошедшее время она не могла сильно поменять своё положение на небе, я выбрал направление, двигаясь вдоль которого я вернее всего пересеку лыжню старика. Несмотря ни на что, я надеялся выполнить то, зачем ехал. Отряхнув от снега пальто и шапку, поправив сумку на ремне, я двинулся в путь.

Прокладывать лыжню оказалось делом нелёгким, но широкие деревянные лыжи, похоже, были специально предназначены для движения по нетронутым сугробам, поэтому я уверенно продвигался вперёд. На этот раз я не пренебрегал своими ощущениями, но инстинкты молчали: очевидно, тот, кто так долго преследовал меня, потерял интерес к моей персоне.

Ориентироваться по Луне было довольно просто, прокладывание лыжни тоже вскоре превратилось в механический труд, поэтому через полчаса пути я стал позволять себе любоваться зимним лесом, который оставался для меня прекрасным, несмотря на то, что в нём происходило. Вскоре я стал замечать, что лес вокруг меня отличается от того, что я видел в первые четыре часа нашего путешествия. Сугробы лежали красивым волнистым ковром, в некоторых местах образуя нечто вроде столбов в человеческий рост. Иногда эти столбы имели слегка закрученную вокруг своей оси форму. Ветви ёлок также росли довольно странным образом. Казалось, что некоторые деревья как бы «держатся за руки» нижними ветками, кое-где я видел даже некое подобие хороводов. То здесь, то там росли кустарники, чьи ветви были полностью белыми от покрывавшего их снега. Эти кустарники становились всё чаще, и в какой-то момент я осознал, что они «обступили» меня с двух сторон довольно плотно; ветки соединялись в паре метров над моей головой, и при должном воображении можно было представить, что я еду по некоему ледяному коридору, подсвеченному Луной. «Коридор» этот, впрочем, вёл как раз туда, куда я направлялся, поэтому я ехал по нему, не думая о том, что всё это может оказаться не случайным. Однако лес сам решил мне об этом сообщить. Глядя по сторонам, я чуть было не налетел на большую ель и вдруг остановился, как вкопанный. Мне показалось, что в воздухе разом стало на пять градусов холоднее. Прямо передо мной на стволе дерева, на уровне моего лица был нарост синеватого льда. Мне хватило мгновений, чтобы увидеть нахмуренные брови, сросшиеся у длинной переносицы, усы, бороду…. Это было в точности такое же лицо, как на той сосне, что чуть не убила меня. Ледяные глазницы, кажется, видели меня насквозь. Недолго думая, я поспешил дальше. Я понимал две вещи: что нахожусь во владениях той самой Неведомой Силы, и что сама эта Сила пока что отсутствует здесь. Но уж очень явно ощущалась бренность этого «пока что», поэтому я торопился, как мог.

Было начало четвёртого, когда я стал слышать странный звук по бокам от себя. Сперва он был довольно далёким и тихим, но приближался и усиливался по мере того, как я привыкал к нему. Лес становился реже и светлее. Наконец, я уже не мог отрицать, что вокруг меня, словно кружась, раздаётся нечто вроде тихого детского хора, смешанного со звуками, напоминающими звуки ксилофона. Попытавшись вообразить себе существ, могущих издавать такие звуки, я остановился на двух версиях: снежинки (если бы у них только были голоса) и привидения (если бы только последние существовали). Впрочем, после всего произошедшего со мной я был готов поверить в существование чего угодно и кого угодно. Неожиданно деревья расступились, и я обнаружил, что стою на краю пологого склона. Лес окружал открытое пространство около семидесяти метров в диаметре. Высота склона составляла около пяти метров, а внизу было замёрзшее, занесённое снегом озеро удивительно правильной формы. По поверхности озера скользил странный силуэт. Не осознавая толком, что делаю, я начал спускаться вниз.

Прошло уже почти пятнадцать лет, но мои мысли путаются всякий раз, когда я пытаюсь вспомнить эти минуты. Действительно ли я спускался к ледяному озеру, или оно приснилось мне? Если всё, о чём я собираюсь рассказать, было в действительности, то как объяснить мои действия там, внизу? Как, если не галлюцинацией, назвать то, что я увидел потом, когда вновь забрался на склон и обернулся? Впрочем, тогда стоит подвергнуть сомнению и все предшествующие события той лунной декабрьской ночи, что я с большой охотой и делаю все эти годы. Но сомнения слишком слабы, а картина произошедшего по сей день слишком ясная.

Когда я достиг края озера, упомянутый странный силуэт был приблизительно в пяти метрах от меня. Двигаясь, как во сне, я погнался за ним, но силуэт, кружась на месте и двигаясь по озеру в хаотическом порядке, не давал мне подойти ближе. Мне казалось, что он состоял из снега, не имел правильной формы, и издавал тот самый странный звук, который я услышал чуть раньше в лесу. Забыв обо всём, я следовал за силуэтом. Возникло ирреальное ощущение счастья. Я забыл, где нахожусь, забыл, куда я еду, забыл, что у меня мало времени, я лишь повторял все виражи снежной фигуры. Мы делали круги и петли, он заставлял меня быстро разворачиваться на одном месте, и спустя некоторое время мне стало казаться, что я являюсь участником некоего странного танца. Так продолжалось довольно долго, когда силуэт стал, наконец, подниматься по берегу наверх, к деревьям. Я последовал за ним. Мне казалось, что я вот-вот догоню своего странного снежного спутника и обрету нечто невероятно важное, чему нет названия. Но случилось наоборот. У границы леса, в метре от края обрыва, таинственная фигура вдруг резко сменила направление движения на противоположное, ударив мне в лицо снегом и исчезнув без следа. Я будто протрезвел после долгих возлияний. Ко мне постепенно возвращался рассудок, я анализировал свои последние действия и приходил в ужас. Повинуясь неведомому инстинкту я обернулся, посмотрел на занесённое снегом озеро и понял, что мне не суждено ничего обрести в этом лесу. Напротив, в ту минуту, когда я обернулся, я навсегда потерял покой и уверенность в чём-либо. С той минуты я много раз переосмыслял увиденное, но никогда не находил ответов на возникавшие в голове бесчисленные вопросы. А тогда я не задавал себе никаких вопросов, я повернулся спиной к озеру и постарался оставить в голове одну-единственную мысль: мне нужно покинуть это место как можно скорее. Если бы я позволил себе тогда думать о чём-то другом, я бы, вне всякого сомнения, сошёл с ума. Впрочем, кто гарантирует мне, что этого не случилось?

Около половины четвёртого ночи Георгий Михайлович, наконец, заметил, что я больше не следую за ним неотступно. Он остановился, очистил от снега небольшой пень, достал термос, и стал ждать. Ждать пришлось недолго. Через пару минут с совершенно неожиданной стороны послышался оглушительный треск ломаемых веток и тяжёлое дыхание. Старик обернулся на шум и увидел меня, выбегающего из чащи леса на лыжах. Я двигался с какой-то сумасшедшей скоростью, не отвечал на вопросы и был совершенно невменяем, отчаянно настаивая на продолжении пути, «а то на регистрацию опоздаю». Всё это рассказал мне сам Георгий Михайлович спустя три часа, когда я пришёл в себя на автостанции посёлка N. Пытаясь вспомнить последний отрезок моего пути, я неизменно вижу свои лыжи, скользящие по снегу, но этим всё и ограничивается.

Что было дальше? Я успел на регистрацию. Каким-то чудом успешно выступил с докладом. Наверное, мне помогло то, что я знал его практически наизусть, да и вопросы, на которые меня попросили ответить, были подробно обсуждены мной с коллегами. Я уехал домой на том же поезде. Пути были расчищены. Почти всю дорогу я лежал на полке, уставившись в потолок, поэтому не заметил, когда мы проехали мимо станции «k-тый километр». Я всё время думал, как теперь буду жить, смогу ли дальше заниматься наукой. Но мои опасения оказались напрасными: неожиданно для самого себя я без особых промедлений вернулся в рабочее русло и довольно быстро получил степень кандидата. Мои привычки и увлечения остались прежними. Никто и не узнал, что со мной произошло.

И только иногда по ночам, особенно зимой, когда за окном свирепствует метель, я лежу без сна и вспоминаю. Вспоминаю то озеро, ту бесплотную снежную фигуру и тот странный танец, участником которого я являлся. Там, на склоне, когда я ненадолго пришёл в себя и обернулся, всё озеро открылось мне, как на ладони. Оно всё было испещрено следами моих лыж и палок. Где-то я проехал дважды, где-то – трижды, а в двух местах разворачивался на месте, расчищая снег до самого льда. Всё это вместе складывалось в удивительно точный и аккуратный рисунок, при виде которого я почувствовал, как волосы зашевелились у меня на голове.

Я готов смириться почти со всем, что тогда произошло. Если потусторонние силы имеют власть в мире живых – что ж, пусть. Но один вопрос не даёт мне покоя больше всех остальных. Если Сила, которая сделала меня кистью для написания автопортрета, так легко получила надо мной власть там, в лесу, то что, если она сохранила эту власть по сей день и ждёт лишь случая ею воспользоваться?....

[Кошара]

Привет всем.

На потолке.

Выкладываю по причине тотального безрыбья.

Spoiler

Больше никогда не останусь одна в своей квартире. Тишина одурманивает и звенит в ушах, как дребезжание стекла. После того случая со мной постоянно сидит подруга по вечерам, пока родители не вернутся с работы; друзья меня провожают из школы до дома; я всегда нахожусь в окружении людей, иначе меня начинает колотить дрожь. Начинается истерика, а отхожу я от нее долго.

Это произошло прошлым летом. Я, моя троюродная сестра и несколько молодых парней, что приходились ей друзьями, прогуливались по мостовой. Настроение было отличное у всех, кроме меня. Лиза постоянно выставляла меня дурочкой перед мальчиками, осмеивала, и они улыбались, глядя на меня, видимо, как на идиотку. Лиза меня спрашивала о странных, непонятных мне вещах, я не отвечала, и она громко смеялась надо мной. Она пила какой-то коктейль, и это, видимо, сказалось на ее поведении. Один из парней, Саша, пытался постоянно перевести тему разговора, но она отпихивалась от него и продолжала свою «атаку». Она была старше меня на 4 года, ее друзья были ещё старше. Мне стало некомфортно в их компании — я с самого начала не хотела идти вместе с ними, но Лиза, будучи трезвой, пообещала мне, что будет весело. Но лучше бы я осталась с ними и терпела над собой издевательства, нежели отправилась домой, обиженно накричав на сестренку...

Дойдя до подъезда, я открыла дверь и вошла внутрь. Пока лифт поднимал меня на 8-й этаж, я думала о том, что произошло. Меня переполняли злость и отчаяние. Было очень обидно слышать насмешки от своей сестры, причём в присутствии парней. Честно, хотелось набить ей морду. Кулаки самопроизвольно сжались. Я рывком вышла из лифта и нервно вставила ключ в замочную скважину.

Музыка — вот что меня спасет! Я села на кровать и надела наушники. Дома никого не было. Родители уехали на курорт, оставив меня с сестрой одних. «Наконец-то, каждый день мы будем устраивать вечеринки — сестра будет приглашать парней, и мы будем веселиться и отрываться по полной!» — так я думала, когда впервые услышала эту новость. Теперь же я чувствовала себя подавленной, но ещё больше — разозленной. Как она посмела?! Творит все, что ей вздумается!

Неожиданно я услышала, как что-то упало в соседней комнате. Точнее, почувствовала этот почти неуловимый импульс, вибрацию пола. Я вынула один наушник и прислушалась. Ничего не услышав, я решила проверить. Весело подпевая Кристине Агилере, игравшей в моем телефоне, я прошла в зал, где никаких упавших предметов не заметила. Обошла все комнаты — тоже ничего не нашла. «Наверное, что-то упало у соседей» — решила я. Направляясь к себе в более-менее сносном настроении, чем раньше, я остановилась на полушаге.

Что-то шуршало. Звук был прерывистый и частый, будто кто-то бил ладонью о стену, периодически поскребывая по ней. Как только я прислушалась, звук исчез. Странно... Сделав громкость тише, я опять села на кровать, но уже была более бдительна. За несколько часов эти звуки я больше не услышала и спокойно легла спать.

Тот факт, что моя сестра так и не пришла домой до того, как я легла, меня не удивил. Наверняка веселится со своими названными друзьями или попивает пиво у кого-нибудь из них. От осознания этого мне стало еще обиднее, но все же я смогла уснуть. Ненадолго. Где-то в третьем часу ночи я проснулась от того самого шуршания. Спросонья я не придала этому особого значения, но все-таки приподнялась на локоть и опять прислушалась. Первая мысль была: «Надо расставить мышеловки». Но после того, как я ощутила, что этот звук перемещается по боковым стенам и потолку, мне стало жутковато. Будто кто-то царапал ногтями по стене, постепенно отдаляясь и приближаясь. Кроме этого, я слышала легкие и плавные шажки: что-то бегало по потолку и стенам с внешней стороны моей комнаты. Я натянула одеяло до подбородка и в немом ужасе затаила дыхание. Мои глаза бегали по темным стенам и потолку вслед за звуком. Сердце громко колотилось, и я боялась, что нечто по ту сторону стены услышит его. Судя по звукам, ног было не две, не четыре — их было много больше. Они быстро перебирали и издавали характерные звуки. Я молилась о том, чтобы это оказался сон. Несколько раз эти ножки пробегали по моей двери, но так и не отворяли ее. Из моих глаз потекли слезы, я обхватила колени и просто ждала, когда это кончится.

Внезапно настала гробовая тишина. Звук исчез. Где-то полчаса я так и лежала в кровати, не шевелясь. Потом страх понемногу отступил, и я смогла разжать колени. Через несколько минут я осмелилась сесть в кровати, а вскоре решила одним глазком выглянуть из комнаты. Я опустила ноги на холодный пол, дрожа, подошла к выключателю и зажгла свет в комнате. Было все ещё тихо. Это внушало надежду. Потянувшись к ручке, я отворила дверь.

Мои глаза, все еще хорошо ориентировавшиеся в темноте, уловили какое-то движение в углу потолка. Это «что-то» притаилось во мраке квартиры. Я почувствовала головокружение, мне показалось, что вот-вот я упаду в обморок. Но ноги крепко держали меня, а разум спокойно наблюдал за моей внутренней немой истерикой. Мои глаза увеличились, наверное, вдвое.

Свет из моей комнаты осветил серую мертвую кожу отдельных частей тела. Она, похоже, покрывала ноги, но вскоре я поняла, что там присутствовала и пара рук. Существо было похоже на паука, что подняло свои колени выше головы. Когда я открыла дверь, оно молниеносно повернуло свое лицо ко мне. Шея неестественно скрючилась, и мертвая кожа покрылась многочисленными складками. Лицо! Это было лицо Лизы, скривившееся в холодном, застывшем ужасе. Мышцы ее глотки периодически сокращались, будто она изо всех сил пыталась глотнуть воздуха. Ее рот был раскрыт, нижняя губа — покусана. В глаза было страшно взглянуть — в них не было жажды крови или жажды сожрать меня на месте, только какой-то ужас и сожаление. «Прости», — вот что читалось в этих глазах. На правой стороне лица кожа была обвисшей, будто ее растопили, как воск. Через несколько секунд глаза закатились, и стали видны только белки. Глазные яблоки судорожно дергались, будто хотели вернуться в свое прежнее положение. Эту картину я наблюдала несколько секунд, пока меня не отвлекло резкое движение руки преображённой Лизы. Кисть была сломана и откинута назад. Она подрагивала и постукивала по потолку, издавая то самое шуршание. Мне показалось, что она просила меня о помощи и всё это время хотела открыть дверь моей комнаты, но не делала этого сама, потому что боялась меня напугать...

Слезы застыли на моих щеках. Мне казалось, что эта последняя секунда застывшего положения ее тела длилась вечно. Потом ее лицо исказилось до неузнаваемости, брови поднялись, рот искривился в страшном удивлении. Гортань все еще глотала воздух, а рука стала дергаться более часто. Ее ноги и руки сделали несколько «шагов» вперед, ко мне, и я увидела полностью ее тело, изогнувшееся дугой. Плечи и бедра были вывернуты, в месте расположения ребер торчали дополнительные уродливые конечности с отростками, похожими на пальцы. Ее голова повисла вниз. Я почувствовала, что сейчас она двинется на меня — так и вышло. Существо зашевелило поломанными руками и ногами и быстро поползло ко мне, минуя потолок. Я, не издав и звука, забежала в комнату и захлопнула дверь. Уперевшись в нее спиной, только тогда я закричала. Я визжала, орала, плакала, сама была оглушена своим криком. Вскоре у меня сорвался голос, и я просто хрипела, сама не замечая этого. Грудь заболела от бешеных ударов сердца. Существо бегало по двери, и меня начал бить озноб. Оно даже не собиралось проникнуть ко мне в комнату. Оно просто бегало...

Меня нашли на полу. Было пять часов утра. Первой, кого я увидела, была соседка сверху. Я сильно дернулась и случайно ударила её. Но она поспешно взяла меня за руку и попыталась успокоить. Я не могла говорить, только издавала странные звуки вроде мычания. Соседка рассказала мне, что мои крики, наверное, слышали в соседнем доме. Она стучала к нам в дверь, но я просто кричала — ей пришлось вызвать МЧС. Они вскрыли дверь, но к тому времени я уже лежала на полу без сознания. По квартире ходили люди — мне даже показалось, что я под действием наркотиков и сейчас нахожусь в метро. Они ходили, осматривали квартиру, светили фонариками. Соседи робко заглядывали и шептались между собой. На вопрос: «Что случилось?!» — я не смогла ничего ответить. Я не могла это пережить еще раз, даже на словах.

Про Лизу мы больше ничего не слышали. Ее друзья сказали, что после того, как я ушла, она направилась за мной. Саша даже был удивлен, что она не догнала меня и не извинилась — ведь именно поэтому она ушла от них. Дело о ее исчезновении висело полгода, но затем его отложили в долгий ящик. Родители приехали на следующий же день, но даже им я не стала всё объяснять — соврала, что напилась и увидела страшный сон. Ведь расскажи я им все, они бы отдали меня в психушку.

Теперь я не могу сидеть в квартире одна. Меня начинает колотить, и мучает животный страх, когда я думаю, что это существо может вернуться.

[Ajir]

Маленькая девочка очень ждала Нового Года. Она не знала, что в магазины завезли Черные Елки! Хотя они были очень не похожи на настоящие, люди их почему-то покупали. Родители купили такую елку...
Свет гирлянды был каким-то неестественным. Когда в двенадцать ночи по телевизору передавали гимн, стоявшие под елкой Дед  Мороз и снегурочка ожили, но не подали виду.
А когда девочка легла спать, они встали, подошли к ней и... девочка превратилась в маленькую и шоколадную. Дед Мороз со Снегурочкой покинули квартиру, превратились в "живых" деда Мороза м снегурочку, и подарили среди прочих подарков шоколадную девочку одному малышу. И он вскоре съел шоколадную девочку...

[Кошара]

Пять комнат.

Spoiler

Я очнулся в каком-то странном тёмном помещении. В голове гудело. Во рту был странный привкус какого-то металла. Левую ногу что-то сковывало в районе лодыжки. Глаза начали постепенно привыкать к темноте, и я смог немного осмотреть комнату: стены были обиты мягкими панелями, пол и потолок обтянуты светлой тканью и кое где заляпаны темными коричневыми пятнами – как будто запекшейся кровью, в углу стояла узкая кровать- такие обычно стоят в бесплатных больничных палатах, под потолком было круглое углубление.

Я осмотрел свою лодыжку, она была стянута тугим пластиковым браслетом. Я испытывал дискомфорт из-за этого браслета, но, как ни старался его снять, у меня не выходило. Вдруг из круглого углубления в стене, видимо это была звуковая колонка, послышался монотонный голос:

Ты очнулся, мой друг? Я очень рад. Вставай, у тебя не так много времени. Ну что ж, ближе к делу. В твоём желудке находится бомба с таймером. Она была запущена только что. На твоей ноге надет браслет, показывающий время до срабатывания бомбы. Ты должен сам спасти свою жизнь. Тебе предстоит пройти через пять комнат, между ними есть небольшие коридоры, в которых ты сможешь приходить в себя и находить какие-то важные для тебя предметы. Но учти, в тех комнатах ты будешь не один. Не дай чувству страха взять над тобой верх, ведь от этого зависит твоя жизнь. У тебя есть ровно 2 часа, после бомба сработает. Обезвредить ее можно только в коридоре после пятой комнаты. Удачи тебе, мальчик.

Я никак не мог прийти в себя, просто автоматически встал и пошел к двери. Когда я вышел, то оказался в маленьком узком коридоре, в конце которого была дверь, помеченная цифрой 1. Видимо я должен был найти какую то подсказку, начал осматриваться. На полу у стены стояла маленькая черная коробочка. Я открыл ее и увидел записку: «Люди не всегда являются теми, кем кажутся». Что бы это могло значить?

Браслет на ноге пискнул, циферблат показывал 1:52. Надо идти. Сердце застучало быстрее, в голове стало проясняться, как будто начал развеиваться туман, который наполнял её, сознанием овладел страх…

Дрожащей рукой я повернул ручку двери с цифрой 1, сглотнул комок, подступивший к горлу, и вошёл.

В комнате играла тихая музыка – что то из классики, часть комнаты была занавешена бархатной бордовой шторой, посередине комнаты стоял длинный стол, покрытый такой же бордовой тканью. На столе стояли позолоченные вазы с диковинными цветами и изящные старинные подсвечники со свечами. За столом сидели двое: пожилой мужчина в черном смокинге и бабочке, его рука в белой перчатке опиралась на трость, украшенную драгоценными камнями, с другого конца стола сидела стройная немолодая женщина в маленькой черной шляпке, кокетливо сдвинутой набок и
закрывающей половину лица дамы черной сеткой-вуалью.

Женщина посмотрела на меня и улыбнулась: «А вот и ты. Присаживайся, будь гостем на нашем ужине».

Я всё еще плохо соображал, но пытался найти какой-то подвох в этой милой пожилой паре, внимательно рассматривал какие-то незначительные детали. А почему бы мне просто не двинуться дальше? Зачем тратить время, если на кону стоит моя жизнь? Я подошел к двери в противоположном конце комнаты и дернул ручку – закрыто. Ладно… Я присел за стол к пожилой паре и женщина позвонила в маленький колокольчик, лежащий на столе рядом с ней.

Из за бархатной ширмы вышел слуга, несший большой серебряный поднос покрытый крышкой-куполом. Он поставил поднос на стол и открыл крышку. От увиденного мной, сильный приступ тошноты подкатил к моему горлу, я резко вскочил и попятился назад: на подносе лежало женское тело с отрубленными конечностями и головой. Я кинулся к двери и снова попытался её открыть, но она всё так же была закрыта. Я бросился к ширме в надежде найти за ней какой то выход из этой жуткой комнаты.

«Мальчик, неужели ты думаешь, что мы выпустим отсюда свой десерт?»,- за спиной раздался смех женщины.

Всё моё тело затрясло от ужаса, из глаз полились слёзы. Я отдернул ширму и увидел слугу, переливающего густую тёмную жидкость, похожую на кровь, в стеклянный графин. Рядом на столе лежал окровавленный топор. Быстрым движением я метнулся к столу и схватил топор. Слуга попытался у меня его отнять, но я ударил его по голове обратной стороной топора. Браслет на ноге пискнул, на циферблате было 1: 44. Как быстро бежит время… Я выбежал из за ширмы с топором наготове.

Женщина спокойно вырезала кусок из тела на подносе. Мужчина встал из за стола, что-то щелкнуло в его трости и из нее вылезло длинное остриё, он направился в мою сторону. Я почувствовал в себе силу, наверное, страх приближающейся смерти сделал меня сильнее. Мужчина замахнулся тростью, целясь мне в грудь, я ловко присел и резким движением топора разрубил ему ногу. Он рухнул на пол, громко воя и заливая всё вокруг кровью.

Женщина даже не сопротивлялась, я просто с размаху воткнул топор ей в спину и уверенно направился к двери. Послышался скрежет, как будто кто-то открывал засов с обратной стороны. Я вышел и глубоко вздохнул.

***

Как это всё со мной случилось? Как я здесь оказался? Что за маньяк играет со мной в эту непонятную, злую игру? Вопросы бегущей строкой пролетали в моей голове. Отрывки воспоминаний всплывали кадрами: вот я с легкостью сдаю экзамены в медицинский институт, получаю права на вождение автомобиля, вот отец дарит мне на восемнадцатилетие новенькую серебристую ауди, вот я еду с вечеринки домой в слегка нетрезвом состоянии, визг тормозов, резкая боль в затылке, больничная палата, дальше ничего не помню…

Надо собраться с духом и идти дальше. Я осмотрелся коридор, в котором находился, надо было найти очередную подсказку. На полу лежало что-то темное и продолговатое, это был фонарик.

Дверь с цифрой 2 тихонько скрипнула и отворилась. Я вошел, было темно и холодно. Послышались какие-то странные звуки, напоминающие чавканье и хлюпанье. Мурашки побежали по телу. Я включил фонарик и посветил туда, откуда раздавались звуки. Ноги подкосились от страха: буквально в метре от меня весь пол был покрыт какими-то странными тварями. Они были похожи на слизней, но их тела заканчивались огромными зубастыми пастями, вокруг которых было по два, а то и по три, длинных щупальца с присосками, глаза были расположены на тоненьких стебельках прямо над пастью, и сейчас все эти глаза были уставлены на меня.

Я прижался к стене, по телу тек холодный, липкий пот, ладони вспотели так, что едва удерживали фонарик. Надо что-то придумать. Я стал шарить фонариком по комнате в поисках каких-то зацепок, лесенок, оружия. Но ничего не было,пустые стены и потолок и пол, кишащий этими тварями. В конце концов, не по ним же идти! Стоп. Я снова посветил фонариком на этих гигантских слизней и заметил что те, которым свет фонаря попадает прямо в глаза, втягивают их в себя на несколько секунд, беспорядочно размахивая щупальцами.

Выход всего лишь в каких-то трех метрах от меня. Я собрал всю свою волю в кулак и приготовился бежать. Направив свет фонарика на ближайших слизней, я наступил на туловище одного из них, раздался мерзкий визг и сразу десятки щупалец ринулись ко мне. Меня охватила паника. Беспорядочно светя фонариком в разные стороны и, наступая на что попало, я бросился бежать к двери. Одна из тварей схватила меня щупальцем за руку, но я смог вырвать руку, потеряв фонарик. Из последних сил я навалился на дверь и оказался в коридоре, дверь
захлопнулась за мной, отрубив одно из щупалец мерзкого слизня.

Не дав себе отдышаться, я сразу начал искать следующую подсказку в коридоре перед дверью номер 3. В двух шагах от меня лежал пистолет, в нем была всего лишь одна пуля. Стуча зубами от страха, я открыл дверь и зашел внутрь. Простая, чистая комната, стены и потолок выкрашены в белый цвет, пол покрыт паркетом, никаких занавесок, никакой мебели, ничего… Я тщетно всматривался в комнату в ожидании подвоха. Наконец я решил двинуться к двери. Дошел до неё без всякого труда, но дверь была закрыта. Зачем мне нужен пистолет? Может это мой выбор? Может, я
должен выбрать между дальнейшим путём и смертью здесь? Ну нет! Теперь я так легко не сдамся. «Слышишь? Я не сдамся!» – закричал я, в надежде что маньяк, который посадил меня сюда, услышит. Я выстрелил в воздух и в двери щелкнул замок, она открылась.

Перед следующей дверью лежал нож. Я подумал, что это очередной намек на самоубийство, но нож все-таки поднял. Открыв дверь, я увидел маленького мальчика в белой пижаме, он просто сидел на полу в комнате и собирал пирамидку из кубиков. «Ну уж нет, если ты хочешь чтобы я убил невинного ребенка ради собственного спасения, то ты во мне ошибаешься!» – крикнул я и бросил нож на пол. Спокойно пройдя мимо мальчика, я направился к двери, но она оказалась закрыта. «Теперь точно конец» – подумал я и отошел в дальний угол комнаты, сел на пол и закрыл
ладонями лицо.

«Поиграй со мной» – услышал я, спустя несколько секунд. Выхода все равно не оставалось. Через час с лишним мои внутренние органы превратятся в кашу из-за взрыва бомбы, пожертвовать жизнью невинного ради своей жизни я не могу. Я подошел к мальчику и опустился рядом с ним. Взяв пару кубиков, я начал строить башню. Вдруг мальчик как-то странно захрипел и резким прыжком набросился на меня. Его лицо чудовищно исказилось, глаза горели красным, изо рта капала отвратительно пахнущая слюна, зубы были похожи на заостренные лезвия ножа. Он приблизился почти вплотную к моему лицу, я кое как вырвал руку из под его, ставшего вдруг огромным, тела и вцепился в его «лицо».

Жуткая боль пронзила мою руку и я с ужасом увидел, как мой мизинец исчезает в его огромной глотке. С трудом превозмогая боль, я отпихнул его от себя ногами и бросился к тому месту, где бросил нож. Монстр снова накинулся на меня и я со всего размаху воткнул ему нож между лопатками. Он сдавленно захрипел и обмяк. Я бросился к двери и выскочил в коридор. Сев на пол, я оторвал кусок от своей футболки и перевязал истекающий кровью остаток мизинца.

Дверь номер 5… Последняя. Опять коробочка перед дверью. Я поднял её, внутри оказался скальпель. Браслет на ноге пискнул, у меня осталось 20 минут… Всего лишь 20 минут чтобы выжить… Я зашел в комнату: стены, пол и потолок покрыты белым кафелем, по середине стояли три хирургических стола. На них лежали люди, с ног до головы завернутые в белую ткань и пристегнутые к столам ремнями, прямо поверх простыней в рты людей были вставлены шарики-кляпы, привязанные к столам веревками.

У всех трех тел на простынях были вырезаны куски ткани в области живота, оголяя кожу. «Вот ты и добрался до последней комнаты, мальчик.» – послышался откуда то из-под потолка всё тот же монотонный голос,- «Дверь к твоей свободе закрыта на замок, ключ от которого находится в желудке одного из этих людей. Времени осталось мало, торопись.» «Зачем ты делаешь это со мной?! За что?! Ты ненормальный, выпусти меня отсюда!» – захлебываясь слезами, что есть силы заорал я и ударил здоровым кулаком в стену. Браслет на ноге пискнул. «Я отомщу тебе, больной
ублюдок!» – крикнул я. Решительно направился к первому столу и, твердо зажав скальпель в руке, вспорол живот первому телу, все как читал в учебниках по хирургии. Ключа не было.

То же самое я сделал со вторым человеком, в его желудке тоже оказалось пусто. Последнее тело, осталось 10 минут. Я решительно разрезал его живот и извлек ключ из желудка. Бросился к двери и трясущимися руками начал засовывать ключ в замочную скважину. Сзади послышался шорох, я обернулся. Одно из тел вдруг зашевелилось… Как? Я думал, что они уже были мертвы, хотя, как в такой ситуации вообще можно было логически мыслить… Скорее всего это были очередные монстры. Я уже собирался повернуться к двери, но тут тело снова зашевелилось и из под простыни показалась ступня. Снова ком подкатил к моему горлу, зубы застучали, ужасающие догадки прокрались в мою голову.

Я подошел к телу и начал развязывать веревку кляпа, мешающее открыть лицо человека. Дело в том, что на ноге человека были сросшиеся безымянный и средний палец, такой дефект был у моей младшей сестры. Развязав веревку, я сдернул простыню с лица человека… Это была моя сестра… Я схватил её за руку, но пульса уже не было. Я быстро разрезал веревки на двух оставшихся телах, так и есть, это были мои родители. Я опустился рядом на пол и заорал… Браслет на ноге пискнул. На таймере было 0:01. Я закрыл глаза. Щелчок…

***

- Иван Геннадьевич, у пациента из 5ой палаты ночью снова был приступ. Может, вы мне расскажете, почему он к нам попал? Жалко его, совсем молоденький мальчик.

- Здесь не место для жалости, Анна, Вы пришли работать в психиатрическую больницу для преступников, а не в детский дом. Этот парень попал в аварию и проломил голову, в результате чего его мозг был поврежден, ему сделали множество операций и отправили домой. Сказали, что он никогда не сможет стать полноценным человеком. А этот мальчик через несколько дней жестоким образом расправился над своими родителями и 14-летней сестрой, распоров им животы и вырезав желудки. У него постоянные галлюцинации, он говорит, что слышит голос какого-то маньяка, который
заставил его убить своих родителей. А недавно он во время очередного приступа откусил себе мизинец, представляете? Будьте осторожнее с ним, Анна, люди не всегда являются теми, кем кажутся.

 

 

«Пила»? Не, не слышал. (с)

 

 

 

Мрак.

 

 

Spoiler

То, к чему я готовился все время, пока учился в школе, наконец-то свершилось. Я поступил в Питерский медицинский институт. Я просто сиял от счастья, теперь все переживания позади, и можно спокойно вздохнуть. Черт, как же я рад, я всю жизнь мечтал о медицинской карьере, и теперь первый шаг сделан. О жилье в Культурной столице я позаботился заранее, ведь приехал в город Петра я с Урала, а родственников по новому месту учебы у меня не наблюдалось.



Не далеко от станции метро «Автово» сдавалась квартира, цена была вполне демократична, и недолго думая, я согласился. Правда была одна странность, хозяин ни в какую не хотел встретиться лично для получения денег. Все условия он объявил по телефону, а перечислить деньги потребовал на электронный кошелек. Тогда я не придал этому значения, мало ли, какие странности у Петербуржцев.
Получив ключи от квартиры через курьера, что опять же очень странно, я с полными штанами счастья направился в свою новую обитель. Пока еще есть время перед началом учебного года, я могу наслаждаться белыми ночами, прогулками по городу и осмотром достопримечательностей. Доехав на метро до нужной мне станции, я принялся искать нужную мне квартиру. Я не торопился, медленно высматривая таблички с номерами домов. Через пятнадцать минут я уже поднимался по лестнице. Дверь моего нового дома была на четвертом этаже. Кстати, должен сказать, неплохая дверь, железная, матово-черная, с новенькой блестящей ручкой. Удовлетворенно покачав головой, я вставил ключ в скважину. Предвкушая вольную жизнь, я медленно повернул ключ. Дверь мягко открылась. 



Войдя, мне в глаза сразу бросилась со вкусом обустроенная прихожая, обклеенная старыми, но довольно красивыми бежевыми обоями. Разувшись, я направился проводить осмотр. Квартира была маленькая, с двумя комнатами. Гостиная, маленькая спальня, ванная с туалетом, и совсем уж крохотная кухонка. Не смотря на маленькие размеры, квартира была ухоженная, все было на своих местах, грязи или насекомых я не наблюдал. Даже не верилось, что заплатив такие небольшие деньги, можно снять столь замечательное жилье. Остаток дня прошел в распаковке вещей.







Дело близилось к вечеру, я посмотрел кино на привезенном ноутбуке (телевизора тут не было) и удовлетворенный прошедшим днем, я улегся спать. Первые странности обнаружили себя ночью.
Именно в это время мне сильно приспичило справить нужду. Поднявшись с кровати, я направился в соответственное помещение, и краем глаза заметил движение со стороны кухни. Не придав этому значения (мало ли, тень с улицы от проезжающей машины) я доковылял до сан-узла и сделал нужные мне дела. Возвращаясь в спальню, я решил полюбоваться видом из окна. Каково же было мое удивление, когда глянув в окно, я увидел лишь вязкую, не проницаемую темноту. По моему, именно такую темноту называют мраком. Вообще ничего нельзя было разглядеть. Темнота за окном была почти осязаемой. Стало немного жутковато, и я поплелся в кровать.

Проснувшись и позавтракав, я уже не помнил того, что видел прошлой ночью. Весь день я гулял по городу, фотографировал каналы, мосты, людей, и все, что только мог увидеть. Дойдя до Исаакиевской площади, я заметил двух симпатичных девушек, я решил не упускать шанс завести новых знакомых, а может даже больше, я, натянув на лицо приветливую улыбку, подошел к ним. Вернулся домой я только вечером. После жаркого дня квартира встретила меня прохладой и полумраком. Стало немного не уютно, но это поправимо включением света и просмотром очередной комедии. За окном опять сгустился мрак. Вспомнилась вчерашняя ночь. Как то тревожно стало, пришлось подойти к окну. Опять та же история. Густая, вязкая, почти обьемная темнота. И опять ни капли не видно. Черт, а сколько времени? Бросив взгляд на настенные часы, я разочаровался. Они встали на отметке 20:00. Но я вернулся домой в полдевятого, точно помню… подойдя к ноутбуку, я с удивлением обнаружил, что и его часы стоят на восьми вечера. Какого хрена? Спустя некоторое время, я понял что все часы в доме встали в восемь… мне стало страшно… говорят, часы встают во время катастроф… Может что-то случилось? Теряясь в догадках, я подскачил к двери, и попытался открыть… но она как будто став частью стены, сплошным монолитом, никак не поддавалась. Я поворачивал замок, теоретически дверь была открыта, но какого же хрена она не открывается??! И тут я высрал кирпичей. Да что там кирпичей, шлакоблоков. При чем столько, что хватило бы на строительство собственного коттеджа в элитном поселке. Рука потянулась к сотовому, нашарив его в кармане шортов, я взглянул на экран, в надежде позвонить кому-нибудь их знакомых. И бл*ть, он не работал. Экран был черным. Попытки его включить не увенчались успехом. Обессилено сползя на пол, я закрыл глаза, и провалился в сон.



Разбудил меня шум машин за окном. Было утро, часы работали, показывая 11:32. Телефон тоже работал, мрак за окном исчез, все было как обычно. Подойдя к двери, я оттолкнул ее, и она мягко открылась. Так какого же лешего вчера я ничего не мог с ней сделать?? Выйдя на лесничную площадку, я набрал номер Оли (одной из вчерашних знакомых) и договорился о встрече у Адмиралтейства. Наспех одевшись и взяв деньги, я направился к метро. В вагоне я заметил косой взгляд напротив сидевшего мужчины. Поспешив отвернутся, я уставился на схему линий и станций. Через двадцать минут машинист объявил о моей станции, и я выскользнул из вагона. Выйдя в город, я направился в сторону видневшегося неподалеку золотого шпиля Адмиралтейства. Увидев Олю возле фонтана, я улыбнулся и смущенно поприветствовал ее. Она обняла меня за шею, и тут я прочел в ее глазах озадаченность.



-Оля, что с тобой? С улыбкой спросил я,



-Ничего… просто ты… такой холодный… Она опустила взгляд, а по интонации я понял что она лукавит. Ну понятно что холодный, после вчерашнего стресса то… И тут я понял что мне страшно возвращаться домой.



Весь день прогуляв с Олей, я проводил ее до дома, а она жила на Невском, не далеко от моего нового института. Обняв девушку, я смущенно попрощался и направился к метро. Уставший, но довольный, я открыл дверь квартиры. На этот раз я высрал пару кирпичиков уже на пороге. Непонятная, сгорбленная тень стояла… внутри зеркала… я знаю, это звучит глупо, но черт возьми, я клянусь, я видел ее внутри зеркала! Я хотел убежать отсюда, но понял что дверь закрылась. Закрылась как вчерашней ночью. Тело сковал спазм, я не могу пошевелится. Ты знаешь что такое животный страх? Я до этого момента не знал. Через секунду тень исчезла. Спазм прекратился, я снова мог пошевелится. Зайдя в комнату, я знал что меня ожидает. Часы стояли на отметке 20:00. Все часы остановились в восемь. За окном стоял привычный мне уже Мрак. Дверь не открывалась. Мобильник не работал. Кажется, я уже стал привыкать к этому. Пройдя в спальню, я обессилено рухнул на кровать. Ноутбук тоже не работал, я сразу это понял, и даже не стал пробовать его включать. Болезненный сон обволок меня, словно паутина свою жертву. Сквозь тревожный сон я слышал шаги с кухни, стуки со стороны ванной и шепот из зеркала. Не знаю, почему я так решил, но мне казалось, что я слышу его именно из зеркала. Я боялся дышать, боялся пошевелится. Не говоря уже о том, что идти справлять нужду мне не пришлось, я сделал все на месте. Но сон победил меня, и я провалился в забытье.



На утро я чувствовал себя разбитым. Постель была насквозь мокрая. И не только от пота. Пройдя по коридору, я заметил трещину через всю поверхность зеркала. Хах, меня это не удивило. Часы вновь работали, дверь открывалась. Жадно выпив всю воду из графина, я позвонил Оле. Очень хотел ее увидеть, и вновь я ехал на поезде в центр. Выйдя в город, я побежал к золотому шпилю, после буйной ночки мне очень нужно было увидеть ее. Знакомы три дня, но она уже значит очень много для меня. Я понял это утром. Вот же она, стройный силуэт, темные каштановые волосы, карие глаза. Она стоит ко мне спиной. Я пытаюсь подойти не заметно, обнимаю со спины и… руки проходят сквозь ее тело. Что за…? Протерев глаза, я попытался сделать это вновь и получил тот же результат. Навернулась слеза.



-Оля? Оленька, я тут… ты меня слышишь?. Ноль реакции с ее стороны. Она смотрит в сторону станции метро, откуда я должен подойти, и улыбается. Но… я ведь уже тут…



Опустившись на колени я был не в силах думать. Я так стоял несколько часов, по моему вечность. За это время Оля звонила на мой телефон бессчетное количество раз. Почувствовав неладное, она утерла слезинку и пошла к метро, из которого я вышел вечность назад. А я так же стоял на коленях. Я пошел к арке главного здания Адмиралтейства. Тупое безразличие. Я пытался смотреть на людей. Но по их взгляду я понял, что они не видят меня. И тут я вспомнил и тень в зеркале, и трещину… я понял что произошло… и я понял почему хозяин не хотел встретится лично. Н просто не мог. Он такой же как я. Оля, прости.



Подойдя к берегу Невы, я обернулся. Оля, прости. Я знаю, призраки врятли могут умирать. Но я надеялся что могут. Я шагнул в воду сначала по колено. Потом по пояс. Потом вода достигла шеи. Я не ощущал ее прикосновений. Вот я уже полностью стою в воде. Еще шаг. И еще. И снова.



А потом Мрак.



Оля, прости…

Дом на костях.

Spoiler

Здравствуйте. Поведаю вам свою прохладную историю, что произошла весной этого года.
Я живу в Дефолт-Сити, в одном из спальных районов. Типичная картина: панельные дома, промзона, стройки, близкое замкадье. Все у нас спокойно и тихо, не считая редких пьяных дебошей да драк с дерзкими пасанчиками.

Но вот пару месяцев назад у нас стали пропадать люди. Только из моего подъезда исчезло двое, а в общей сложности их было уже около десяти. Само собой, в народе пошла молва об объявившемся маньяке, около подъездов висели объявления с призывами не гулять одним в темное время суток, - в общем, граждане старались соблюдать локальный комендантский час. Мне тоже было не по себе, по вечерам, если хотелось погулять, созывал всех, кого можно. А люди продолжали исчезать.

И вот как-то раз я возвращался с учебы домой. На дворе было еще светло, май, все-таки, настроение приподнятое, так как сегодня в университете удалось закрыть давний долг, особенно злой и усатый. Путь мой лежал через стройку, очередной жилой дом понемногу рос из земли, возводимый непременными то ли таджиками, то ли молдаванами, то ли их гремучей помесью.
Промышленная романтика привлекает меня, засим я таращился на огромный огороженный пустырь, по которому сновали чумазые питекантропы в синих комбинезонах, перекрикиваясь грубыми гортанными возгласами. Вот высотный кран, вот желтый немецкий бульдозер, вот штабель огромных опорных балок, груды кирпичей, бетономешалка…

Внезапно мой взгляд выхватил из общей картины строителя, быстрым шагом направляющегося в барак для рабочих. Все в нем было вроде бы нормально. Вот только в руках он нес…женскую сумочку! Черт побери, в своем запыленном комбезе , бородатый, немытый троглодит тащил убогий закос под Chanel! Это выглядело, наверное, комично, но внутри меня всё похолодело. Зачем она ему, откуда ? – вертелось в голове. Подарок даме? Какая дама у гастарбайтера, у него все родные на Родине. Трансвестит? Пф. Украл? А вот это очень может быть…
Быстренько запечатлев на свою мобильную говнокамеру строителя, поспешил передать дело в компетентные руки.

Я – человек с активной гражданской позицией, лол, поэтому ничтоже сумняшеся пошел и стуканул нашему участковому на этого строителя, попросив сходить проверить их барак – авось отыщут еще какие прихватизированные вещи. Мой отец с Петром Василичем – хорошие приятели, да и с раскрываемостью у господина полицеского не ахти, поэтому он пообещал проверить, как да что. На этом мое участие в истории обрывается.

Петр Василич прибыл на стройку, после недолгих препираний с аборигенами оказался в бараке, где начал проводить обыск. В дверях столпились насупленные , встревоженные аборигены. В самом дальнем углу бедно освещенной пародии на жилое помещение он обнаружил накрытую брезентом гору из мужских и женских сумок, сапог и ботинок, а также два дорогих ошейника. Участковый немедленно связался по рации с опергруппой, достал табельный и приказал всем: МОРДОЙ В ПОЛ!1

Опергпуппа задержала шестнадцать строителей во главе с прорабом. Вскоре шайка созналась в том, что похищала людей с целью завладеть их имуществом… а еще им нечего было кушать. Даже бывалые оперативники оторопели от услышанного. Гастарбайтеры жаловались на скупых работодателей, месяцами не выдающим заработанные деньги, на холод и голод, но менты не слушали их. Они лишь спросили – где?..

…Копали недолго, земля была мягкой. В воздухе распространялся запах перегноя и падали. Строители тем временем рассказывали, как они утилизировали тела: расчленяли их болгарками, все съестное оставляли себе, потроха, кости и головы сваливали в могилу. Ценные вещи делили между собой. Понимая, что терять нечего, ведали, какие блюда готовили из наших соседей…Нахваливали пловы, гуляши и бульоны. Закатывали мясо в банки – на зиму. Ментам хотелось пристрелить выродков на месте, без суда и следствия.
Наконец следственной группе открылось массовое захоронение: фрагменты тринадцати человеческих тел и останки четырех собак. Тут и там из земли скалились черепа. На некоторых костях сохранилось мясо, но с большинства оно было счищено ножами. Даже видавшие виды опера отворачивались , иных мутило.
На закрытом заседании всем вынесли пожизненное. Никто не дожил до зимы.

И на сегодня всё. Пока.

ЗЫ. Я там вроди мат где-то забыл запикать. Модеры, если найдёте, запикайте, пожалуйста.

Изменено: Кошара, 06 Март 2013 - 16:48

[Кошара]

Привет всем, с вами Кошара.

После убийства.

Spoiler

Жила супружеская пара, у которой был один маленький сын. Ещё до рождения сына отношения у пары были весьма шаткими. Через несколько лет в доме не проходило ни дня без драки между отцом и матерью. Ради сына они продолжали жить вместе, но ссоры между ними становились всё более ожесточёнными. Когда их сыну исполнилось пять лет, они уже ненавидели друг друга.

Однажды ночью, уложив сына спать, пара снова начала ссориться, и отец впал в такую ярость, что убил свою жену. Когда он пришел в себя и понял, что натворил, то решил спрятать тело. Он отнёс труп жены в гараж и положил в багажник автомобиля. Потом он поехал в горы. Под покровом ночи он взвалил тело жены себе на спину и понёс к ближайшему болоту. Он бросил её в зловонные воды и наблюдал, как труп погружается в топкую грязь.

Когда забрезжил рассвет, мужчина вернулся домой и принял душ. Но сколько бы он ни тёр себя, он не мог избавиться от тошнотворного запаха болота.

Он проспал несколько часов, а когда проснулся, начал думать, что он скажет, когда сын спросит, где мама. Он решил сказать мальчику, что мать переехала от них на какое-то время к своей сестре. Однако, когда сын проснулся, он ни словом не обмолвился о матери. Он лишь смотрел на своего отца, ничего не говоря.

Мужчина заподозрил, что мальчик чувствует запах грязи из болота, где он похоронил женщину. Он взял освежитель воздуха и стал распылять его по всему дому, надеясь, заглушить неприятный запах. От этого ему стало только хуже, он стал себя плохо чувствовать.

Прошло несколько часов, маленький мальчик смотрел телевизор в гостиной. Отец забеспокоился. Каждый раз, когда он заходил в комнату, он видел, как сын смотрит на него с недоумением. От этого отец ещё больше нервничал.

Он стал размышлять. Возможно, мальчик знает, что случилось, подумал он. Может быть, мальчик слышал, как он убивает его мать. Если его сын знает, что он натворил, возможно, его тоже следует убить...

Отец вошел в комнату, где его сын смотрел телевизор.

— Ты не хочешь меня о чём-нибудь спросить? — начал он.

Мальчик задумался на несколько секунд, а затем ответил:

— Да.

— Это о твоей маме? — спросил отец.

— Да.

— Вероятно, тебе интересно, где она?

— Нет, — сказал мальчик. — Мне интересно, почему лицо у мамы такое бледное, и почему ты весь день таскаешь её на спине.

На сегодня, блин, всё. Остальное, что натекло за последние несколько дней, делится на два вида:

Сейчас, конечно, ещё кину пару средненьких паст, но это не то, ИМХО...

Стрелковый тир.

Spoiler

Учусь я в одном из полувоенизированных учебных заведений нашей страны. Не буду вдаваться в подробности — школа милиции это, училище МЧС или же военный институт — не суть важно. Важно лишь то, что ВУЗ наш является режимным объектом, то есть огражден забором, имеет КПП, внутри института несут службу наряд-патрули, караул, дневальные и т. д. И в силу нашей военной направленности мы часто имеем дело с боевым огнестрельным оружием различного вида и назначений, в том числе и с пистолетами. Специально для стрельбы из данного оружия у нас на территории института оборудован стрелковый тир — длинное и узкое помещение, находящееся на полуподвальном уровне одного из учебных корпусов. Стоит сказать, что тир этот — длинное, примерно метров в 120 помещение, разделенное на три части: учебный класс, преподавательская и, собственно, сам тир на 60 метров.

Тир оборудован давно — лет 30 назад, и с тех пор немало ребят, учившихся у нас, по разным причинам подносили ствол пистолета к виску, вместо того чтобы направить его в мишень, и — сами понимаете... Немало ходило слухов и рассказов — из-за чего стрелялись, как вылетали мозги через выходное отверстие, как становились заиками те, кто стоял в этот момент рядом и так далее. Ребята, делавшие ремонт летом в тире, задерживались в нем допоздна, а иногда даже ночевали — за это они имели шанс беспроигрышно сдать сессию — преподаватели-огневики умели договариваться с другими преподавателями. И вот иногда после тех ночевок они рассказывали, что будто ночью кто-то воду в преподавательской из крана пьёт — именно пьёт, а не просто кран подтекает. Были и прочие выдумки не выше уровня страшилок про черного пионера, которым пугали детей в пионерлагерях. Я, как человек, не верящий в духов, мистику и прочую ерунду, которая выходит за рамки объяснимого, посмеивался над такими байками — но до поры до времени…

Как я уже говорил, внутри ВУЗа несется наряд-патруль, суть его — просто ходить по определенному маршруту и прислушиваться, не лезет ли вражина иностранная через забор и прсматривать, не воруют ли патроны на складах вооружения. Маршрут патрулирования проходил и мимо окон этого тира. Ходили посменно в три смены — два часа ходим, четыре отдыхаем, в смене два человека. В ту ночь я заступил с одним из моих лучших друзей (назовем его Дима, кому какое дело тут до его имени). Ходили мы в смене с часу до трех ночи — не самое холодное время для зимы, и спать не так охота. Заступили, ходили по маршруту, как всегда, смеялись, обсуждали девушек, планировали, куда пойдем пить на выходные, и прочее — надо же было чем-то время занять. Прошли два круга, оставалось еще два. Мы пошли на третий круг, предварительно посидев пару минут на курилке, чтобы поправить броню и автоматы. Прошли мимо складов, столовой, автопарка — все было тихо и мирно, ВУЗ спал, фонари мирно покачивались от легкого ветерка — не пронизывающего, а какого-то нежно-приободряющего. Впереди показался учебный корпус. Мы прибавили шагу, ибо на повороте к нему ветер в любую погоду снег в глаза бросал. Минуя поворот, мы пошли вдоль тира, к его спящим окнам.

В этот момент послышался щелчок — вырубился свет. Надо было вновь идти к этому ветреному повороту и включать рубильник освещения. Возвращаться не хотелось никому и мы, поспорив на «камень-ножницы-бумага», определили, что идет Дима. Он скрылся в темноте — были слышны лишь поскрипывания его шагов по снегу. Я остался в кромешной темноте и от нечего делать решил достать телефон и глянуть на время. Сунул руку в карман ватников, вытянул телефон, а он неуклюже выскользнул из рук и упал чуть позади меня. Я обернулся лицом к окнам учебного класса тира, чтобы поднять телефон... и онемел. Свет в тире горел — причем горел не так, как горят обычные лампы. Он горел, но не освещал ничего, кроме самого класса и людей, сидящих за партами. Какие люди в половину третьего ночи??? Я присмотрелся — у четверых из них было снесено полголовы выстрелом. Это были те самые, кто стрелялся в тире, уходя от проблем. Там же, рядом с ними, сидели наши преподаватели, но они были моложе лет на двадцать и были примерно моего возраста. Учащиеся сидели и смотрели на лектора — точнее, на тело в форме, без головы и шеи — вместо них были только рваные куски шейшых мышц. Все присутствовавшие застыли в единой позе и смотрели на безголового, не шевелясь, не моргая, не дыша. И внезапно все как по команде мгновенно повернули головы в мою сторону и открыли рты. Через рты людей, у которых отсутствовали задние стенки черепов, можно было видеть их насквозь, словно они картонки с дырами...

Секунда — и все исчезло: свет, люди, безголовый преподаватель. Все это жуткое зрелище длилось всего секунд десять. Я стоял неподвижно пару секунд, потом, забыв про свой телефон, побежал туда, куда пошел Дима — к рубильнику. Дрожащим от ужаса голосом кричал: «Димон, Димон!». Я не видел ничего, пару раз спотыкался и падал. Почти добежав до угла, я услышал выстрел и свалился с ног от неожиданности. По рации закричал дежурный — кто стрелял, где находитесь? Я не смог найти в снегу выпавшую рацию, да и не искал его особо. На четвереньках я пополз к углу, где должен был быть Дима. А он лежал там с вырванным из головы куском — выстрелил себе в глаз.

Дальше не помню ничего — от перенапряжения, видимо, потерял сознание. Очнулся в госпитале, сначала подумал, что все было сном. Но это был не сон. И я уверен — теперь и Дима сидит в тире с теми людьми за одной партой и слушает безголового преподавателя…

За дверью.

Spoiler

Переехали мы с матерью и отчимом в Москву, купили тут квартиру на Соколе. Дом старый, но в нем сделали капремонт, так что, если не обращать внимания на высоченные потолки и толстые стены, и не скажешь, что ему уже столько лет. Вот только начиная с переезда начала твориться всякая дрянь.

У нас длинный коридор — если от входной двери идти, то сначала направо уходит одна комната (моя), дальше коридор разветвляется, одна часть идет к большой комнате (там спят мама и отчим) и в гостиную, а вторая — на кухню и к ванне с туалетом.

И вот сижу я ночью за компьютером, простите, смотрю порнофильм, поэтому дверь закрыл на шпингалет, чтобы никто случайно не ввалился (компьютер стоит так, что монитор направлен прямо на дверь, а я сижу к двери спиной). Через наушники слышу странный звук. Снимаю их и понимаю, что в дверь ко мне кто-то ломится, причем активно так: дверь прямо трясут, ручку дергают. Я испугался — может, что-то экстренное случилось?.. Бегу к двери, но как только я схватился за ручку, все сразу стихло.

Я громко спросил, что такое, но ответом была тишина. Шпингалет я так и не открыл. Не знаю, почему — просто в какой-то момент на меня накатило ощущение, что этого нельзя делать ни в коем случае.

Утром я спросил за завтраком, что случилось ночью, но ни мама, ни отчим ничего не слышали, и никто ко мне не ходил. Мне стало тревожно, но я подумал, что либо мне показалось из-за заспанного мозга (время было — часа три ночи), либо это был просто очень сильный сквозняк.

После этого долгое время все было тихо, так что я начал эту историю забывать. Потом у меня начались вступительные экзамены, и мне стало вообще не до размышлений о всякой чертовщине.

В июле мама с отчимом укатили в Тунис, и я остался один. Вот тут, надо сказать, воспоминание снова накатило, так что я на всякий случай стал запирать дверь на ночь опять. Вероятно, не зря. Лежу в очередной раз в кровати, играю на телефоне, и тут в дверь снова начинают ломиться. Я сперва тут же закрыл окно, подумав на сквозняк, но это прекратилось. Мне казалось, что шпингалет сейчас слетит с двери — так активно кто-то хотел попасть в мою комнату.

Я отошёл в угол, смотрел на дверь и не знал, что мне делать. Нечто долбилось в дверь, наверное, минут двадцать, иногда затихало, но потом начинало все заново. Прекратилось это только в пятом часу утра. Я завернулся в одеяло и уснул, сидя в кресле.

Пришествия «гостя» повторялись иногда раз в пять-шесть дней, иногда несколько ночей подряд. Я решил заснять это на видео, но как только я включал запись, все прекращалось. Попробовал сделать аудиозапись, но там ничего, кроме моего шуршания одеялом, не осталось. Пробовал записать с веб-камеры — «гость» тут же переставал стучаться. Рассказал друзьям — в основном мне не верили, но один друг поверил. Он предложил мне караулить в «скайпе» ночью, и как только это опять повторится, позвонить ему с вебкой.

Мы так и сделали. Когда «гость» стал опять ко мне ломиться, я вызвал его. Друг застал буквально последние десять секунд, но был впечатлён. Он серьезно сказал, что если я не разыгрываю его, заставляя какого-нибудь знакомого трясти дверь, то все очень серьезно, и мне надо сходить в церковь.

На следующий день я купил в церкви свечек и оставил на ночь под дверью зажженными. «Гость» не пришел, свечки прогорели. Я решил ставить так каждую ночь, но через три дня он опять пришел. Утром я нашел свечки погасшими, но они при этом были не прямые, как раньше, а изогнутые, будто их подогрели, искривили, и они так застыли. Не знаю, может, это обычное дело — я за свечами раньше особо не наблюдал.

Когда приехали мама и отчим, я решил с ними этот вопрос обсудить. Мама только отмахнулась, а отчим спокойно сказал мне просто запирать на ночь дверь (на их двери, кстати, тоже был шпингалет).

Я мог бы сказать «постепенно я привык к этому», но нет — каждый раз я боялся ночи и при любой возможности ночевал у друзей или девушки.

Как-то раз друг посоветовал мне открыть дверь. Сказал это в виде шутки, конечно, а мне жутко стало при мысли, что я могут там увидеть на пороге. Но с этого момента идея не покидала мой мозг. Каждый раз, когда эта чертовщина ломилась в дверь (я к тому моменту поставил второй шпингалет, потому что первый уже расшатался), я все думал, что будет, если подойти и распахнуть дверь, или открыть шпингалеты и отойти, или...

Несколько раз я уже чуть не забывал запереть дверь. Представьте, что со мной было, когда я уже лежал в кровати и тут понимал, что дверь не заперта... В общем, раньше, чем моя фантазия могла разыграться, я кидался к двери и запирал ее.

Прошло недели полторы после того, как друг «заронил» эту идею мне в голову. И вот мама с отчимом в очередной раз поехали на какой-то корпоратив до утра, я сидел дома, и снова началось: дверь трясли и дергали, уже оба шпингалета расшатались. Мне было страшно, но я решился. Я встал со стула, подошел к двери. Сначала я открыл один шпингалет, и что-то внутри меня умоляло запереть его или хотя бы не трогать второй. У меня тряслись руки, я отпер второй шпингалет. А потом распахнул дверь.

Мама с отчимом вернулись в четыре часа утра и нашли меня на улице перед подъездом в совершенно неадекватном состоянии. Я сидел на лавочке и плакал. Мне вызвали «скорую». В квартире все было в порядке, только дверь была не заперта. Я не помню, что со мной произошло — более-менее я пришёл себя уже в больнице. Никаких физических увечий у меня не было. Единственное, что я помню из того момента — леденящий, пронизывающий, просто животный ужас. Я никогда не испытывал ничего подобного, и, надеюсь, не испытаю.

На потолке.

Spoiler

Больше никогда не останусь одна в своей квартире. Тишина одурманивает и звенит в ушах, как дребезжание стекла. После того случая со мной постоянно сидит подруга по вечерам, пока родители не вернутся с работы; друзья меня провожают из школы до дома; я всегда нахожусь в окружении людей, иначе меня начинает колотить дрожь. Начинается истерика, а отхожу я от нее долго.

Это произошло прошлым летом. Я, моя троюродная сестра и несколько молодых парней, что приходились ей друзьями, прогуливались по мостовой. Настроение было отличное у всех, кроме меня. Лиза постоянно выставляла меня дурочкой перед мальчиками, осмеивала, и они улыбались, глядя на меня, видимо, как на идиотку. Лиза меня спрашивала о странных, непонятных мне вещах, я не отвечала, и она громко смеялась надо мной. Она пила какой-то коктейль, и это, видимо, сказалось на ее поведении. Один из парней, Саша, пытался постоянно перевести тему разговора, но она отпихивалась от него и продолжала свою «атаку». Она была старше меня на 4 года, ее друзья были ещё старше. Мне стало некомфортно в их компании — я с самого начала не хотела идти вместе с ними, но Лиза, будучи трезвой, пообещала мне, что будет весело. Но лучше бы я осталась с ними и терпела над собой издевательства, нежели отправилась домой, обиженно накричав на сестренку...

Дойдя до подъезда, я открыла дверь и вошла внутрь. Пока лифт поднимал меня на 8-й этаж, я думала о том, что произошло. Меня переполняли злость и отчаяние. Было очень обидно слышать насмешки от своей сестры, причём в присутствии парней. Честно, хотелось набить ей морду. Кулаки самопроизвольно сжались. Я рывком вышла из лифта и нервно вставила ключ в замочную скважину.

Музыка — вот что меня спасет! Я села на кровать и надела наушники. Дома никого не было. Родители уехали на курорт, оставив меня с сестрой одних. «Наконец-то, каждый день мы будем устраивать вечеринки — сестра будет приглашать парней, и мы будем веселиться и отрываться по полной!» — так я думала, когда впервые услышала эту новость. Теперь же я чувствовала себя подавленной, но ещё больше — разозленной. Как она посмела?! Творит все, что ей вздумается!

Неожиданно я услышала, как что-то упало в соседней комнате. Точнее, почувствовала этот почти неуловимый импульс, вибрацию пола. Я вынула один наушник и прислушалась. Ничего не услышав, я решила проверить. Весело подпевая Кристине Агилере, игравшей в моем телефоне, я прошла в зал, где никаких упавших предметов не заметила. Обошла все комнаты — тоже ничего не нашла. «Наверное, что-то упало у соседей» — решила я. Направляясь к себе в более-менее сносном настроении, чем раньше, я остановилась на полушаге.

Что-то шуршало. Звук был прерывистый и частый, будто кто-то бил ладонью о стену, периодически поскребывая по ней. Как только я прислушалась, звук исчез. Странно... Сделав громкость тише, я опять села на кровать, но уже была более бдительна. За несколько часов эти звуки я больше не услышала и спокойно легла спать.

Тот факт, что моя сестра так и не пришла домой до того, как я легла, меня не удивил. Наверняка веселится со своими названными друзьями или попивает пиво у кого-нибудь из них. От осознания этого мне стало еще обиднее, но все же я смогла уснуть. Ненадолго. Где-то в третьем часу ночи я проснулась от того самого шуршания. Спросонья я не придала этому особого значения, но все-таки приподнялась на локоть и опять прислушалась. Первая мысль была: «Надо расставить мышеловки». Но после того, как я ощутила, что этот звук перемещается по боковым стенам и потолку, мне стало жутковато. Будто кто-то царапал ногтями по стене, постепенно отдаляясь и приближаясь. Кроме этого, я слышала легкие и плавные шажки: что-то бегало по потолку и стенам с внешней стороны моей комнаты. Я натянула одеяло до подбородка и в немом ужасе затаила дыхание. Мои глаза бегали по темным стенам и потолку вслед за звуком. Сердце громко колотилось, и я боялась, что нечто по ту сторону стены услышит его. Судя по звукам, ног было не две, не четыре — их было много больше. Они быстро перебирали и издавали характерные звуки. Я молилась о том, чтобы это оказался сон. Несколько раз эти ножки пробегали по моей двери, но так и не отворяли ее. Из моих глаз потекли слезы, я обхватила колени и просто ждала, когда это кончится.

Внезапно настала гробовая тишина. Звук исчез. Где-то полчаса я так и лежала в кровати, не шевелясь. Потом страх понемногу отступил, и я смогла разжать колени. Через несколько минут я осмелилась сесть в кровати, а вскоре решила одним глазком выглянуть из комнаты. Я опустила ноги на холодный пол, дрожа, подошла к выключателю и зажгла свет в комнате. Было все ещё тихо. Это внушало надежду. Потянувшись к ручке, я отворила дверь.

Мои глаза, все еще хорошо ориентировавшиеся в темноте, уловили какое-то движение в углу потолка. Это «что-то» притаилось во мраке квартиры. Я почувствовала головокружение, мне показалось, что вот-вот я упаду в обморок. Но ноги крепко держали меня, а разум спокойно наблюдал за моей внутренней немой истерикой. Мои глаза увеличились, наверное, вдвое.

Свет из моей комнаты осветил серую мертвую кожу отдельных частей тела. Она, похоже, покрывала ноги, но вскоре я поняла, что там присутствовала и пара рук. Существо было похоже на паука, что подняло свои колени выше головы. Когда я открыла дверь, оно молниеносно повернуло свое лицо ко мне. Шея неестественно скрючилась, и мертвая кожа покрылась многочисленными складками. Лицо! Это было лицо Лизы, скривившееся в холодном, застывшем ужасе. Мышцы ее глотки периодически сокращались, будто она изо всех сил пыталась глотнуть воздуха. Ее рот был раскрыт, нижняя губа — покусана. В глаза было страшно взглянуть — в них не было жажды крови или жажды сожрать меня на месте, только какой-то ужас и сожаление. «Прости», — вот что читалось в этих глазах. На правой стороне лица кожа была обвисшей, будто ее растопили, как воск. Через несколько секунд глаза закатились, и стали видны только белки. Глазные яблоки судорожно дергались, будто хотели вернуться в свое прежнее положение. Эту картину я наблюдала несколько секунд, пока меня не отвлекло резкое движение руки преображённой Лизы. Кисть была сломана и откинута назад. Она подрагивала и постукивала по потолку, издавая то самое шуршание. Мне показалось, что она просила меня о помощи и всё это время хотела открыть дверь моей комнаты, но не делала этого сама, потому что боялась меня напугать...

Слезы застыли на моих щеках. Мне казалось, что эта последняя секунда застывшего положения ее тела длилась вечно. Потом ее лицо исказилось до неузнаваемости, брови поднялись, рот искривился в страшном удивлении. Гортань все еще глотала воздух, а рука стала дергаться более часто. Ее ноги и руки сделали несколько «шагов» вперед, ко мне, и я увидела полностью ее тело, изогнувшееся дугой. Плечи и бедра были вывернуты, в месте расположения ребер торчали дополнительные уродливые конечности с отростками, похожими на пальцы. Ее голова повисла вниз. Я почувствовала, что сейчас она двинется на меня — так и вышло. Существо зашевелило поломанными руками и ногами и быстро поползло ко мне, минуя потолок. Я, не издав и звука, забежала в комнату и захлопнула дверь. Уперевшись в нее спиной, только тогда я закричала. Я визжала, орала, плакала, сама была оглушена своим криком. Вскоре у меня сорвался голос, и я просто хрипела, сама не замечая этого. Грудь заболела от бешеных ударов сердца. Существо бегало по двери, и меня начал бить озноб. Оно даже не собиралось проникнуть ко мне в комнату. Оно просто бегало...

Меня нашли на полу. Было пять часов утра. Первой, кого я увидела, была соседка сверху. Я сильно дернулась и случайно ударила её. Но она поспешно взяла меня за руку и попыталась успокоить. Я не могла говорить, только издавала странные звуки вроде мычания. Соседка рассказала мне, что мои крики, наверное, слышали в соседнем доме. Она стучала к нам в дверь, но я просто кричала — ей пришлось вызвать МЧС. Они вскрыли дверь, но к тому времени я уже лежала на полу без сознания. По квартире ходили люди — мне даже показалось, что я под действием наркотиков и сейчас нахожусь в метро. Они ходили, осматривали квартиру, светили фонариками. Соседи робко заглядывали и шептались между собой. На вопрос: «Что случилось?!» — я не смогла ничего ответить. Я не могла это пережить еще раз, даже на словах.

Про Лизу мы больше ничего не слышали. Ее друзья сказали, что после того, как я ушла, она направилась за мной. Саша даже был удивлен, что она не догнала меня и не извинилась — ведь именно поэтому она ушла от них. Дело о ее исчезновении висело полгода, но затем его отложили в долгий ящик. Родители приехали на следующий же день, но даже им я не стала всё объяснять — соврала, что напилась и увидела страшный сон. Ведь расскажи я им все, они бы отдали меня в психушку.

Теперь я не могу сидеть в квартире одна. Меня начинает колотить, и мучает животный страх, когда я думаю, что это существо может вернуться.

И на сегодня всё. Пока.

[Кошара]

Привет всем.

 

Старые фотографии.

Spoiler

Я раньше обожала старые фотки — выцветшие, с заломами, подписанные фиолетовыми чернилами. Любила разглядывать лица людей на фото, представлять себе, какими они были, как жили, о чем мечтали, кого любили. Семейные альбомы я хранила бережно, хотела показать сыну, когда подрастет, рассказать ему историю нашей семьи. А теперь думаю, что этого никогда не произойдет. Я сделаю все, чтобы мой ребенок никогда не увидел эти фото, никогда не пережил такой же ужас, как я.

Эти фотографии я нашла в кладовке. Старый запыленный альбом, который явно очень давно не открывали. Сначала аж запищала от восторга, думала, сколько интересного там есть! Хотя альбом производил странное впечатление: черная обложка, металлические уголки, слипшиеся страницы и какой-то затхлый, неприятный запах.

Отряхнула альбом, взяла лупу и открыла первую страницу. Сначала удивило то, что ни одна фотография не была подписана. Ну, вроде «Тетя Маша в санатории» или «Дядя Миша на рыбалке». Да и не было там таких снимков. В основном это была панорама какой-то деревни — старые покосившиеся дома, подслеповатые окошки, ветхие заборы, общее впечатление разрухи и тоскливой обреченности… Снимков было около 15, все черно-белые, на всех одно и то же — дома, заборы, хмурое низкое небо. Ни людей, ни какой-либо живности на фотках не наблюдалось. Я долго думала, зачем фотографировать эту рухлядь и тем более хранить в альбоме, потом просто забросила его подальше и забыла о нем.

Пару месяцев спустя я снова наткнулась на альбом в ходе грандиозной уборки, когда уронила его. Стала поднимать, и он открылся на одном снимке. Я мельком бросила взгляд и остолбенела. Фото изменилось — в окне явно был виден силуэт человека. Через лупу изображение стало еще отчетливей — человек стоял около окна и смотрел через занавеску. Я проглядела другие снимки — больше нигде ничего не поменялось.

В третий раз альбом я открыла через пару дней, пролистала и стала истерически смеяться. На третьей фотографии тоже появились люди — старушка у забора и неясные очертания фигуры у дома: видно было только голову и половину туловища. Я не знала, что думать, но точно была уверена, что раньше этих фигур на снимках не было. Я бы их заметила через лупу.

Альбом я спрятала подальше и не открывала еще пару недель. Потом не выдержала и заглянула. Конечно, они были там: и старушка, и человек в окне, мужичок в мятой рубахе вышел из-за дома. А еще появились новые люди: две весьма объемистые тетки на первом снимке, дедок на предпоследнем. Они сидели, стояли, и все, все до единого смотрели прямо на меня. Не так, как люди смотрят в объектив, когда их снимают, а так, словно бы наблюдали за мной через эти пожелтевшие кусочки бумаги. И взгляды у них были недобрые. Угрюмые, враждебные, насупленные — ни одного приветливого лица я не видела. И еще у всех был дефект внешности: чересчур высокий лоб и тонкий, будто провалившийся, нос. Как будто все эти люди были из одной семьи, болеющей странным генетическим недугом.

Я убрала альбом на самую верхнюю полку в кладовке и не открывала почти год. Недавно он снова попался мне на глаза. Я долго колебалась, внутренний голос шептал мне не быть дурой и не открывать эту мерзость. И конечно, я не послушала.

Их стало еще больше. И они стали ближе. Теперь на каждом снимке я вижу этих людей или существ, которые пытаются притворяться людьми. Они вылезают отовсюду, выглядывают из-под забора, смотрят с крыши, стоят в тени деревьев. Их много, я насчитала уже около 27 тварей. Они даже не пытаются скрываться, смотрят на меня с этих заляпанных фотографий и ждут...

Я не знаю, сколько еще раз надо открыть этот альбом, чтобы они, наконец, выбрались из него, не знаю, как вообще это возможно. Но я вижу этих жирных теток, которые смотрят на меня откровенно голодным взглядом, вижу бабку, которая пускает слюни у забора. И понимаю, что ни за что на свете не допущу, чтобы мой сын увидел альбом. Я не позволю ему открыть эти слипшиеся страницы.

Если вы увидите на помойке старый фотоальбом, не открывайте его, слышите? Не выпускайте их оттуда, пусть они навсегда останутся там, в этой проклятой деревне, уползут обратно в свои темные вонючие норы. Умоляю вас...

 

 

Смерть во сне.

 

 

Spoiler

Я должен написать это, чтобы хоть как-то объяснить суть своего открытия и описать, на что именно я наткнулся в своих исследованиях. У меня осталось слишком мало времени, чтобы расписывать все подробно. Скоро я засну и не проснусь.

* * *

Мы все умрем. Любой человек знает, что он смертен. И эта мысль постоянно у каждого человека в подсознании — с момента понимания нашей смертности и до последнего вздоха. От нее нельзя избавиться, это нельзя забыть — мысль о смерти можно только загнать глубоко в себя, завалить ворохом житейских проблем, немного утопить в вине или в небольших радостях жизни. Но эта мысль неистребима — читаем ли мы книги, играем ли с ребенком, занимаемся ли сексом или радуемся свалившемуся на нас богатству — мы всегда и везде помним о смерти. Конечно, неявно, но эта мысль там — внутри нас, глубоко-глубоко, в той части сознания, которая становится нашей сутью, когда мы спим…

Я разработал визуализатор сновидений, когда мне было 37 лет — 4 года назад. И чтобы полностью погрузиться в исследование получаемых результатов, я построил свой небольшой пансионат, куда люди приезжали отдохнуть. На самом деле они, не зная этого, были моими подопытными. Я не испытывал проблем с деньгами — до этого я крайне удачно продал свое предыдущее изобретение одной крупной корпорации, после чего я стал обеспечен до конца жизни и мог полностью погрузиться в интересные мне темы.

Собственно, ничего революционного в визуализаторе снов не было — необходимо было просто подключиться к известным центрам мозга и получать сигналы. Вся сложность была в интерпретации этих самых сигналов и переводе этих сигналов в четкую картинку на мониторе. На это и ушло у меня три года. Но оно стоило того. В результате я получил небольшой шлемообразный прибор, который передавал на компьютер образы и звуки из снов.

Практически сразу после начала исследований человеческих снов я наткнулся на ЭТО. То, что было абсолютно во всех снах всех испытуемых, независимо от возраста, пола и прочих отличий. То, о чем никто не помнил после пробуждения.

Во всех снах всех людей, в визуальной части снов, в том, что отображалось на мониторах, присутсвовала некая темная область. Почти всегда она немного пульсировала, менялась в размерах и иногда принимала очертания человеческой фигуры. После сбора статистики я выяснил, что размер и антропоморфность зависела от возраста и состояния здоровья испытуемого. Чем старше или чем больнее был спящий, тем ближе было это пятно и тем больше оно становилось похоже на человека. Это пятно присутствовало незаметно, не влияя никак на события сна или просто на бессымсленный визуальный ряд, крутящийся в сознании спящего, и поэтому о нем никто никогда не помнил — все сны человека и так недостаточно четкие, чтобы еще помнить о каких-то пятнах.

Я не мог объяснить, что это такое. До тех пор, пока один из моих подопытных не умер во время сна.

Это было просто совпадение: мой визуальизатор не влиял на организм человека вообще никак — человек просто умер во сне. А я записал все, что он видел перед этим.

Фигура стала принимать очертания человека за три дня до смерти. И даже стало видно некое подобие лица — нечто бледное и вытянутое без глаз на темном фоне.

В последнем сне это был четкий образ человекоподобного существа. И оно приближалось, вытягивая руки вперед. Медленно, ужасно медленно. И только за последние три секунды до смерти у фигуры появились глаза и рот, и оно, широко открыв их, бросилось на спящего. И все. Человек умер. Тихо и безмятежно, так, как все мечтают — человек умер во сне.

* * *

Я, конечно, всегда записывал и просматривал свои сны. Боюсь, что мне осталась одна ночь, до утра я не доживу. Оно приближалось в моих снах. Сегодня оно заберет меня.

 

 

Привет всем.

 

 

Белла Стар.

Гуро, содомия, расчленёнка. 17+

Spoiler

Белла Стар – это довольно известная порно актриса, снимается в том жанре, где связанную женщину сначала шлепают плеткой по попе, а потом суют резиновый член в рот, и я очень надеюсь, что эта история не про неё.
Короче, лет 6 назад, когда я был еще прыщавым юнцом, гормоны уже играли, а девушки казались чем-то недосягаемым, я, как и многие, искал утешения в порнографии, коей в Сети всегда хватало. Для регулярных и комфортных сеансов у меня был толстый Интернет канал, а еще время от времени удавалось заполучить аккаунты тематических сайтов, адреса торрентов или, на худой конец, просто разных порнографических помоек. Специально для всего этого я купил подержанный ноутбук, который не жалко было заражать вирусами, и завел отдельный почтовый ящик, причем приходящий туда тематический спам тоже часто неплохо доставлял. Так что когда мне с какого-то совершенно левого адреса пришло очередное письмо, я совсем не удивился и даже обрадовался. А содержало оно приглашение на закрытый, типа только для своих, и бесплатный просмотр «уникальной интерактивной он-лайн сессии прекрасной модели Беллы Стар». Будучи не полным лохом, и убедившись, что никаких денежных вложений для участия действительно не потребуется, я прошел процедуру регистрации и стал терпеливо ждать указанной даты. Даже разницу часовых поясов не поленился высчитать – сессия то в Америке будет происходить. Получалось, что смотреть это представление я буду глубокой ночью, но тем лучше - спокойней, да и на нужный лад настроиться будет проще.
В общем, в назначенное время, я запасся всем необходимым и устроился перед монитором. Сказать по - правде, я до последнего был уверен, что это разводка в духе «Петровско-Разумовской», но не выяснить это – было бы глупо, а ролики с Беллой Стар мне всегда нравились. Короче, это оказалась не разводка. Введя пароли, которые я получил с приглашением, я попал на ютубообразный сайт из двух окошек. Верхнее – для видео и нижнее – для чата. Видео транслировало пустую студию обставленную под средневековую пыточную камеру, посредине стояло крупное деревянное кресло, вроде электрического стула или трона, а на стене висела огромная «плазма», по которой снизу вверх бежали строчки текста. Я сообразил, что на экране отображается чат, что бы каждый мог убедится, что все без обмана. В чате, если можно так выразится, стоял дикий галдеж, я, со своим «свободным английским» едва успевал прочитывать сообщения изнывающих от предвкушения зрителей до того, как они уползали вверх окна. Понятно, что все задавались весьма закономерным вопросом: а где же, собственно, виновница торжества? Что бы окончательно развеять все сомнения, я написал в чате «Всем привет!» и, нажав «отправить» увидел свое сообщение на экране в пыточной комнате. Да, забавно. Первый раз я в таком участвую.
Наконец, в кадр вошла сама Белла. Она была в невозможно коротких шортах и розовой майке. Улыбаясь, она уселась в кресло.
- Всем привет! Извините, что заставила ждать! – сказала она, помахав в камеру рукой.
«Твое опоздание – прекрасный повод тебя наказать» - пошутил кто-то в чате. Сейчас я понимаю, кто это был. И еще я понимаю, что тогда – это была совсем не шутка.
А дальше началось стандартное вступление. Мужчина за кадром задавал Белле разные вопросы, а она, жеманно кокетничая, отвечала на них. Зрители были практически единодушны – пора уже начинать!
Я в пол уха слушал диалог. Меня всегда бесила эта традиция – брать «интервью» у порно актрисы перед тем как использовать её по назначению.
- Когда ты первый раз попробовала связывание?
- О, по-моему тогда мне было лет 17 или около того.
- Как это было?
- Я связала себя и мастурбировала. Было здорово.
И так целых 5 минут.
Зевнув, я уже решил выкурить сигаретку, пока тут суть да дело, но мужчина за кадром как раз перешел к главному:
- Хорошо, сегодня у тебя будет необычная сессия, можно сказать прямой эфир. На том экране мы будем видеть, что хотят сделать с тобой наши зрители, ты тоже будешь это видеть, разуметься, если они не скажут завязать тебе глаза. Что ты чувствуешь? Ты нервничаешь?
- О да, я немного волнуюсь, это мой первый такой опыт, но если это доставит удовольствие моим поклонникам, почему нет?
- Тогда, давайте начинать.
Дружное «Даааааа!!!» прокатилось по чату.
- Встань и покажи себя! – сказал мужчина.
Белла поднялась с кресла и медленно повернулась перед камерой, на мгновение замирая в самых эффектных ракурсах.
В чате, между тем, возникло некоторое замешательство. Возможно, никто не знал, что собственно, теперь делать. Но возможно и иное объяснение – руки большинства уже были заняты другим.
«Какого черта она еще в одежде?!», несколько раз напечатал кто-то под ником D.Moriarty. С десяток человек его сразу же поддержали.
- Видишь? Они хотят, что бы ты разделась.
- Ну что ж…
Игриво улыбаясь, Белла стала неторопливо снимать с себя одежду, отбрасывая её в сторону. Особенно долго она возилась с трусиками, продемонстрировав, наконец гладко выбритый лобок.
Слова восхищения поплыли по чату, а D.Moriarty не унимался:
«Не похоже, что ей нравится происходящее. Эй, малышка, поиграй с собой!»
Одобрительные комментарии не заставили себя ждать.
- Делай, что говорят, - сказал мужчина.
Белла послушна стала ласкать свои груди одной рукой, а вторую опустила к промежности.
«Да! Вот так! Вот так, детка! И не сачкуй!», D.Moriarty хоть и занимал чат, практически в одиночку, но, похоже, в целом, верно выражал настроения публики. Минуты через три он снова выступил с инициативой.
«Эй, приятель! Ты, в черных кожаных штанах!» - обратился он к мужчине в студии, - «Раз уж эта *** наша рабыня на сегодня, одень-ка на нее ошейник!»
И снова его поддержали. Совместными усилиями был выбран ошейник с цепочкой-поводком, который одели на Беллу. Вечер становился все интереснее.
В течении следующего часа, благодаря D.Moriarty, в большинстве отверстий тела Беллы Стар перебывало множество разнообразных предметов. Похоже, почти все, какие только D.Moriarty смог углядеть в видимой ему части студии. Её также отшлепали по всем выступающим частям, связывали десятком разнообразных способов, и, судя по её поведению (а актерские способности Беллы, как и почти любой женщины, я оценивал весьма высоко), несколько раз довели до неслабых таких оргазмов.
Между тем, хотя наш герой и продолжал фонтанировать идеями, оживление в чате как-то спало, и поддержки D.Moriarty находил все меньше. Думаю, большинство участников, в том числе и я, уже давно и неоднократно получили от мероприятия все что хотели, и теперь просто безучастно наблюдали за развитием событий.
Что касается меня, то, не смотря на отупляющее чувство удовлетворения, я невольно задавался вполне закономерным вопросом – а не подставное ли лицо наш D.Moriarty? Справедливости ради стоит отметить, что сколько–нибудь заметную активность среди зрителей проявлял только он. С другой стороны, его предложения поддерживались явным большинством и обвинять D.Moriarty, или организаторов в шарлатанстве, все же, было бы глупо. Как бы там ни было, все получили, что хотели, а если кто – то тупил или стеснялся – это исключительно его проблемы.
Отправив в мусорное ведро очередную бумажную салфетку, я потянулся к сигаретам и зажигалке.
- Ладно, мальчики и девочки, - сказал мужчина в студии, - думаю, мы неплохо провели время, но нужно потихоньку заканчивать.
«Как скажешь, приятель. Но я хочу, что бы эта дамочка запомнила сегодняшний день»
- Ну, думаю, в том, что она его запомнит мы можем быть уверенны.
«Я хочу, чтобы она запомнила его на ВСЮ жизнь. Так что возьми со стола ту штуку и поставь-ка ей клеймо, скажем на бедро. Это будет напоминать ей о нашей сегодняшней встрече»
Еще раз перечитав написанное D.Moriarty я хмыкнул и выжидающе уставился в монитор. Парень явно перегибал палку, но как на это отреагирует мужчина в студии посмотреть было интересно.
Тот покачал головой, но взял со стола металлический прут с замысловатым узором на одном конце и подошел к Белее, которая в это время висела растянутая за руки и за ноги и довольно убедительно изображала полную дезориентацию от пережитого недавно оргазма. Парой пощечин он привел её в чувства, продемонстрировал прут, а потом указал на экран. Дождавшись, пока Белла прочитает последнее желание D.Moriarty, мужчина обнял её сзади и стал делать вид, что хочет ткнуть в неё прутом. Та сексуально стонала и извивалась всем телом.
«Эй! Что за хрень ты делаешь? Я сказал «поставь ей клеймо», а не «по-пугай её палкой»! Перестань тянуть время и займись делом!»
Мельком глянув на экран, мужчина продолжил тыкать в Беллу прутом, хотя грубости в его действиях прибавилось. D.Moriarty продолжил возмущаться. Наконец, мужчина не выдержал и, посмотрев в камеру (и не переставая шарить одной рукой по телу актрисы), сказал:
- Извини, приятель, но похоже, что в этот раз ты со своими желаниями в меньшинстве.
«Что ты хочешь сказать?»
- Посмотри, тебя никто не поддерживает, - мужчина указал на экран, целиком занятый репликами D.Moriarty.
«Что за хрень? Эй ребята, вы что не хотите продолжения шоу?»
Ему никто не ответил, хотя и я ждал этого. Забавно, но этот конфликт интересовал меня даже больше, чем обнаженное тело Беллы Стар, распятое между двух столбов.
«Какого хрена, парни? Целый гребаный час я развлекал вас, заставляя этих клоунов хоть немного напрягаться, а сейчас вы не хотите меня поддержать?»
И снова ему никто не ответил.
«Да пошли вы, дрочилы малолетние! Эй, ты! Может хоть ты меня поддержишь, пока эти двое не свернули свою лавочку?»
Конечно, я понял, что это был камень брошенный наугад, но, почему – то я решил ответить ему. Отложив сигарету, я быстро напечатал ответ.
«Извини, но то что ты просишь меня совсем не возбуждает. Я такое не люблю»
«Охренеть! А меня возбуждает! Обо мне ты что не думаешь?»
«Мы целый час голосовали за то, что тебя возбуждает»
«Только не говори, что делал это против своей воли! Бьюсь об заклад, больше половины той фигни, что проделали с этой *** тебе понравилось, только у самого кишка тонка была такое даже написать!»
Я уже собрался ответить ему, но тут заметил, что и Белла и её мучитель с интересом следят за нашей перепиской на экране в студии. Это меня позабавило, но и как – то напрягло. В такой ситуации я не собирался становится объектом чьего либо внимания.
- В самом деле, приятель, пусть другие тоже что – то предложат. Это не только твое шоу. Да и в любом случае, его пора заканчивать.
«Ха, ну ладно, это будет справедливо. Что ж, раз уж нас тут осталось всего двое, валяй! Предложи-ка нам что–нибудь эдакое!»
Такого поворота событий я не ожидал. В первую секунду курсор сам собой потянулся к красному крестику кнопки закрытия окна, но тут во мне взыграла какая – то странная гордость. Я лихорадочно пытался придумать, как поступить, но в голову ничего не приходило. Когда пауза затянулась, я решил написать первое, что пришло на ум, понимая, что в оригинальности D.Moriarty мне не переплюнуть:
«Заткни ей рот и повесь пару прищепок на соски»
В надежде хоть как то улучшить свое положение я быстро допечатал:
«Для начала»
«Невероятно! Да ты просто гений! Надеюсь, со своей подружкой ты более изобретательный! Ладно, шеф, делай как говорит этот человек»
Я порадовался, что никто не видит как я краснею, а мужчина в студии, тем временем вставил в рот Белле кляп, а на соски прицепил прищепки, соединенные цепочкой, на последок звонко шлепнув её по попе.
«Эй, выдумщик, ты закончил? Тогда сейчас моя очередь, все согласны?»
Я не стал ничего печатать, а мужчина выжидающе посмотрел в камеру.
«Хорошо. Итак, как я уже говорил, возьми этот долбанный прут, нагрей его на огне и поставь этой сучке клеймо»
- Приятель, у тебя какие – то проблемы? Ты же понимаешь, что мы не будем этого делать?
«Это почему? Она наша игрушка на сегодня, и до этого мы же как то договаривались»
- До этого ты не был таким долбанутым. И, кстати, она – наша игрушка, если что. И контракт у неё заключен с нами. И в контракте про клеймо ничего не сказано.
«Вот как? То есть ты отказываешься выполнять мое требование, а значит – нарушаешь обещание, данные в рекламе?»
- Я отказываюсь выполнять такие дебильные требования и я ничего не нарушаю. – в подтверждение своих слов, мужчина отошел от Беллы в сторону и встал, сложив руки на груди. Белла же переводила взгляд с него на экран и обратно. О том, что нужно изображать сладострастные мученья она явно забыла.
«Ну ладно, а ты что скажешь? Мы теперь в этом деле, похоже, вместе»
D.Moriarty обращался ко мне.
«Скажу, что это действительно слишком» - напечатал я в ответ.
«Что ж, придется опять все делать самому. Даю последний шанс, шеф. Поставь ей клеймо и на этом все закончится»
Мужчина в студии не шелохнулся.
«Твою ***, просто сделай, что я сказал!»
- Извини, приятель, но свое время мы исчерпали. Жаль, но придется заканчивать, - мужчина отвернулся от камеры и пошел в сторону экрана, очевидно, намереваясь его демонстративно выключить.
И в этот момент произошло сразу несколько событий. По моему монитору (то есть не только по окошку с видео, а по ВСЕМУ монитору) прошла легкая рябь помех, и в следующую секунду Белла Стар расширившимися от удивления глазами уставилась куда – то за спину мужчине, а потом начала дико (насколько ей позволял кляп) орать. Мужчина обернулся на её крик, и замер в явной растерянности. На экране появилось сообщение D.Moriarty:
«Надо было делать, что я говорил»
Тут в кадр вошел странного вида человек. Я увидел его со спины и вполоборота (хотя, потом у меня была возможность рассмотреть его лучше), потому не сразу сообразил что к чему. Очень высокий, метра два, но при этом с огромным горбом, одежды на нем, похоже, не было, но он весь был покрыт какой – то нелепой темно – коричневой шерстью. На голове у него была маска, изображающая не то бычью, не то кабанью морду.
И мужчина и Белла смотрели на него (последняя еще и истошно визжала), а он подошел к ним, а потом одной рукой схватил мужика и, без видимых усилий, подняв его над полом, второй рукой сломал ему шею. Отбросив тело, он обернулся и уставился в камеру. Вот тут я испугался просто до усрачки. То, что я принял за маску не было маской – это была его собственная голова и морда! Он моргал, двигал глазами, ноздри шевелились при каждом вдохе, челюсти сжимались и разжимались, обнажая совершенно невозможные для человека зубы, похожие на лошадиные уши слегка подергивались, а за ними, словно руль мотоцикла, торчали в стороны полуметровые рога. Открыв рот я рассматривал его, а он выжидающе пялился в камеру, словно рассматривая меня. Белла Стар за его спиной, не переставая кричать, забилась в своих путах, но веревки держали её крепко.
«Теперь все будет по – моему» напечатал D.Moriarty.
«У тебя там что, свой человек?» трясущимися руками напечатал я.
«Кто тебе сказал, что это человек? Эй, Зверь, заставь эту *** замолчать»
Он назвал это существо Beast, то есть зверь, и пожалуй лучше названия не придумать. Зверь подошел к Белле и встал перед ней, глядя на неё сверху вниз. Она моментально затихла и повисла на веревках лишь изредка всхлипывая.
«А теперь, возьми вон тот прут, накали его и поставь уже наконец ей моё клеймо! Что бы ни одна сволочь больше не говорила, что это не моя игрушка»
Зверь взял со стола прут и вышел из кадра. Белла следила за ним, при этом из глаз у неё текли слезы. Несколько раз я пытался что-то напечатать D.Moriarty, но ничего осмысленного так и не сформулировал. Я просто смотрел в монитор на перепуганную плачущую женщину и ждал, когда вернется то существо.
Белла снова начала пытаться вырваться, а потом в кадр вернулся и Зверь. Прут в его руках с одного конца был раскален добела. Он подошел к Белле и та снова затихла.
«Что ты делаешь?» в отчаянии напечатал я. Экран в студии все также равнодушно отразил мое сообщение.
«Развлекаюсь. И раз уж нас осталось только двое, ты лучше присоединяйся! Ну что, куда ставим? Бедро или грудь?»
«Нет! Не делай этого! Зверь, стой!»
Зверь равнодушно смотрел в камеру, а D.Moriarty повторил свой вопрос:
«Бедро или грудь?»
Белла плакала. Вырваться она уже не пыталась и просто висела на веревках.
«Бедро» напечатал я, понимая, что этого просто не может происходить на самом деле.
«Понял, Зверь? Клейми эту кобылку!»
Не раздумывая, Зверь поднес раскаленный прут к бедру женщины и резко прижал его к коже. Белла заорала как резанная. Даже не смотря на кляп, этот крик был просто оглушительным. Она рвалась во все стороны, из под прута валил белый дым, а Зверь спокойно смотрел на происходящее. Я тоже смотрел, но не верил тому, что видел.
В конце концов Зверь убрал прут. Белла закашлялась и обессилено повила на веревках, уронив голову на грудь. На её бедре чернел страшный ожог, по коже текли ручейки темной крови.
«Так, приятель, теперь твоя очередь! Придумал что – то по оригинальней? А то у неё еще много мест, куда можно прицепить прищепки!»
«Отпусти её»
«Ну, хозяин – барин. Зверь, отпусти её!»
Существо отложило прут в сторону, подошло к раме, к которой была привязана Белла, и просто разорвало веревки. Белла упала на пол. Застонав она схватилась за обожженную ногу и попыталась отползти в сторону. Зверь смотрел на неё ничего не выражающим взглядом. За все время он не издал не единого звука и от этого было еще страшнее.
«Думаю, ты не будешь спорить с тем, что она теперь свободна. Значит, твое желание выполнено и теперь снова моя очередь»
«Сотй! ЗЧАем ты это делеашь? Чего ты хочшеь?» - я печатал, от волнения путая буквы в словах, едва сдерживая слезы. В тот момент я был напуган. Напуган, как подросток, совершивший страшное преступление. Впрочем, таковым я фактически и являлся.
«Слушай, парень, я просто за справедливость! Нам обещали, что мы сможем делать с этой девчонкой что захотим и нас обманули! Я просто хочу что бы все было по честному! Так, Зверь, раз уж она теперь свободна, давай сделаем так, что бы она далеко не убежала. Выдави ей глаза»
Зверь наклонился над лежащей женщиной. Я почти ничего не видел из-за его горбатого туловища. Белла не кричала в этот раз, я слышал лишь сдавленные стоны. Не выдержав, я расплакался.
«Я звоню в полицию!»
«Давай! А что ты им скажешь? «Понимаете, я тут смотрю порнуху в Интернете и здесь твориться ТАКОЕ!» Думаю, в лучшем случае у тебя просто ссылку на сайт попросят. Зверь, ты там закончил? Покажи, что получилось»
Зверь встал, потом своей огромной ручищей схватил Беллу за запястья и поднял, так, что она повисла. Вместо глаз у неё было какое – то кровавое месиво, медленно стекавшее по щекам к подбородку. Она вяло шевелилась, но дышала глубоко и часто.
«Так, теперь ты. Надеюсь, я не украл твою идею»
Я сидел перед монитором и плакал. Я не знал, как мне поступить. Всхлипывая, я снова подвел курсор к кнопке закрытия окна и нажал на неё, но ничего не произошло.
«Может, пропустишь ход? Зато потом, сможешь сделать сразу два!»
«Прекрати! Я хочу, что бы все это закончилось!»
«А что ты хочешь сделать с этой ***?»
«Я хочу, что бы ты отпустил её»
«Мы уже отпустили её!»
«Я не хочу, что бы она страдала!»
«Ха, вот это поворот! Но, определенный шарм в этом есть! Я вижу, ты тоже смотрел «Цветок из плоти и крови»! Эй, зверь! Вколи-ка ей наркоты по – сильнее. Пусть, все происходящее покажется ей сладким сном!»
Зверь снова вышел из кадра, оставив Беллу Стар лежать на полу лицом вниз. Вскоре он вернулся, держа в руках шприц с прозрачной жидкостью. Он наклонился над Беллой и сделал ей укол в шею, после чего снова поднял её за руки. Через несколько минут стало заметно, что мышцы женщины расслабились, изо рта потекла слюна, дыханье стало медленным и ровным.
«Поверь, теперь она не чувствует ни боли ни страданий. Ты доволен?»
Я ничего не ответил. Слезы кончились и я просто отрешенно смотрел в монитор.
«Будем считать, что доволен. Ладно, Зверь, давай готовить её помаленьку, начинай с ног»
Я смотрел, как Зверь своими огромными ручищами неловко затянул жгуты на бедрах Беллы, а потом несколькими ударами топора отрубил ей обе ноги. Она не кричала, не дергалась, наверное, наркотик, все же работал. Он поднял её с пола и небрежно усадил на трон, стоящий посреди студии.
«Твоя очередь, приятель»
«Верни все как было. Верни ей ноги»
«Ох, сомневаюсь, что у моего друга это получится, но попробовать можно. Зверь, приделай её ноги обратно. Пришей там как-нибудь, я не знаю…»
Зверь подобрал отрубленные ноги, потом взял со стола рулон скотча, которым еще совсем недавно мы под комментарии D.Moriarty («кажется, у неё пробоина, вода так и хлещет! Надо заткнуть течь!») обклеивали промежность Беллы Стар и подошел к трону. Он приложил одну ногу к культе и неуклюже, но старательно стал приматывать её скотчем. Потом тоже самое он проделал с другой ногой. На сочащуюся отовсюду кровь он, казалось, не обращал никакого внимания. Закончив, он отошел в сторону, демонстрируя результат.
«Она хоть стоять сможет? Попробуй поставить её»
Зверь рывком поднял Беллу и поставил её на ноги. Она стояла пошатываясь, тихонько стонав, но скотч пока держал. Правда, Зверь перепутал правую и левую ногу, что вызвало у меня какой-то дикий нервный смех, перешедший в истерику. D.Moriarty тоже это заметил.
«Проклятье, ну что за рогатый идиот! Что скажешь, приятель? Вроде как её ноги теперь при ней, хотя и немного не на своем месте. Моя очередь?»
«Кто ты такой?», вытирая слезы спросил я. Я не надеялся на ответ.
«Да как бы тебе сказать… А кто по твоему мой друг?»
«Черт, демон»
«Хм, ну, в общем, верно. Вот и подумай. Ладно, Зверь, давай, что там у нас по плану дальше? Руки?»
Застонав, я захлопнул ноутбук, но из колонок продолжали доносится хруст ломаемых костей и треск разрываемой плоти. Я выдернул шнур из розетки, но ноутбук переключился на батарею. Я схватил его и изо всех сил ударил о столешницу. Звук пропал, по корпусу расползлись трещины. Отбросив компьютер в сторону, я выбежал из квартиры на улицу. Было раннее утро, только начинало светать.
В тот день я сильно напился и угодил в милицию. Вечером меня забрали родители. Мне пришлись соврать, что я поругался с девушкой и на этой почве разбил свой ноутбук и напился. До сих пор я уверен, что все обошлось и мне поверили.
Как бы там ни было, для меня, пожалуй, все действительно неплохо закончилось. Вроде, я не получил какой-нибудь «психосексуальной» травмы, не стал маньяком, или педиком, или импотентом, или все сразу. Лет пять назад я без особых технических проблем расстался с девственностью, и уже год как имею постоянную девушку. Порнуху смотреть, к слову, я все равно не бросил.
Что касается произошедшего, то мне хочется думать, что все это было каким – то дурацким приколом. Я не знаю, как и кто это все организовал, почему это случилось со мной, но уверен в одном – такого просто не могло произойти на самом деле. В общем, я буду думать, что все это – чья то нелепая шутка и хорошие спецэффекты, потом что иначе… Иначе, получается, что где – то в Америке, прямо в он-лайне убили некого труженика порноиндустирии, а потом расчленили Беллу Стар (с которой, насколько я смог узнать, на самом деле все в порядке) или женщину, очень на неё похожую, а я не просто наблюдал, но и принимал в этом непосредственное участие. Даже не знаю, кто я после этого, так что лучше об этом и не думать.
А еще на днях на мой личный почтовый ящик пришло письмо с очень знакомым содержанием. Только имя актрисы было другое и мне совершенно незнакомо. Я пометил его как «спам», но из корзины пока не удалил. Признаться, я еще не решил, что с ним делать…

 

 

Аяко.

 

 

Написана под впечатлением от истории про меланхоличную принцессу (обязательно перейдите на ютуб ): 

http://www.youtube.c...h?v=CzBWToPDYBs

Spoiler

- Отец, проснись.
Я ощущаю легкое прикосновение чьей-то теплой ладошки к руке и нехотя, через силу открываю глаза. Это дочка, Миёко, сердито насупив брови, дергает меня. Я краем глаза смотрю на часы. Два часа ночи.
- Миёко, еще так рано. Дай папе поспать...
- Проснись же! - что-то в ее голосе заставляет меня подняться. Дочка выглядит крайне встревоженной, если не сказать напуганной. Но ей девять лет и она находится как раз в таком возрасте, когда ни за что не признается мне в этом.
- Что такое, Миё?
- Пап... Сестренка на картине плачет.
В девять лет. Детям могут. Сниться кошмары. Но я внезапно почувствовал, как по спине пробежал неприятный холодок. Миёко никогда не стала бы врать. И никогда бы не пришла ко мне ночью, если бы что-то действительно ее не напугало.
- Не беспокойся, Миёко, - я включил светильник и уложил дочку в кровать. - Папа сейчас пойдет и все проверит. А ты оставайся здесь и попытайся уснуть, ладно?
- Умм, - дочь с важным видом кивнула, соглашаясь и зарылась поплотнее в одеяло.
Усмехнувшись про себя, я прошел на кухню и взял из холодильника бутылку пива. А что, раз уж я встал, почему бы и нет? Дверь в комнату дочки была открыта. Видимо, Миёко покидала ее в панике. Включив свет, я вгляделся в причину ее ночного беспокойства. Картина висела на прежнем месте и ничего необычного в ней не было. Но, как и всегда, при одном взгляде на нее я ощутил легкую тяжесть на сердце.
Два года назад моя жена и старшая дочь погибли от пожара. Все, что от них осталось - это обугленные останки, которые было невозможно опознать. Наш прежний дом сгорел дотла и все, что у меня осталось от моих двух девочек - это воспоминания. И Миёко. Поэтому, когда несколько месяцев назад я наткнулся на интернет-аукцион, где продавалась эта картина, я ощутил небольшой шок. На ней была изображена моя дочь, Аяко. Воздушная и прекрасная в свои только-только исполнившиеся шестнадцать лет. Такая же, какой я ее запомнил.
Картина сопровождалась многочисленными комментариями, из которых я узнал, что этот холст считается проклятым из-за того, что девушка, нарисовавшая мою Аяко, после этого закончила жизнь самоубийством. Каждый комментатор по-разному описывал те события: кто-то говорил, что она сбросилась с окна, другой утверждал, что она вскрыла себе вены, а третьи, самые кровожадные, с пеной у рта доказывали, что девушка колола себя ножницами до тех пор, пока не истекла кровью.
Таких историй в интернете тысяча и, но мне вдруг стало больно оттого, что всякие идиоты обсуждают и опошляют изображение моей дочери. А может, мне хотелось доказать, что уж мне-то, собственному отцу, Аяко ничего не сделает. Так или иначе, я купил эту картину и теперь она висит в комнате Миё, которая, только увидев картину, начала плакать:
- Папаа, это же сестренка Ая...
Видимо, она скучала по ней так же, а то и сильнее, чем я. Прошел месяц и те истории совершенно выветрились у меня из головы. Но сегодня Миёко, бесстрашная и отважная Миёко, которую не так-то просто напугать, прибежала ко мне посреди ночи. Так неужели слухи имели под собой почву?
- Аяко, - я серьезно посмотрел на дочь, которая равнодушно взирала на меня из полотна. - Зачем ты пугаешь сестру? Она очень сильно тебя любит.
Я выпил еще глоток и вздохнул. Докатился вот же, разговариваю с картинами. Покурить бы сейчас, да боюсь, вонять от меня будет. Миё наверняка будет против.
Я отвернулся и выключив свет, вышел из комнаты. Принцесса из картины все так же молча смотрела мне в спину мертвыми глазами.
* * *
Кругом невероятно темно. Это необыкновенное ощущение, когда не чувствуешь своего тела и как будто витаешь в пространстве.
Вокруг ничего нет и я - ничто.
Восхитительно.
Но внезапно сон начинает стремительно меняться. Гармония и безмятежность, царившие во мне до этого, испаряются и приходит ощущение собственного бессилия и ничтожества. Я вновь начинаю чувствовать свои руки и ноги, которые налиты тяжестью - будто свинцом. Затем у меня внезапно прорезывается зрение и первое, что я вижу - это собственные руки, по локоть испачканные в крови. Я кричу, но мой крик тонет в бездне, которая царит вокруг.
И лишь чей-то тихий ехидный смех прорывается сквозь пелену мрака, которая окутывает меня...

Я проснулся в холодном поту, судорожно пытаясь отдышаться, как после длительного бега. Какой неприятный и жуткий сон... Яростно вцепившись пальцами в край одеяла, я попытался унять дрожь. Мацушита-сан, вы взрослый человек и вам нечего бояться в собственном доме.
Часы показывали уже двенадцать тридцать. Миё рядом не было - видимо, давно уже встала. Надо бы ей приготовить завтрак, хотя кулинар из меня, конечно, никакой.
Наскоро умывшись и побрившись, я прошел на кухню и наскоро приготовил нехитрый завтрак, состоящий из тофу с онигири. В поле моего зрения попалась початая упаковка карбидина. Закинув в рот привычную дозу таблеток, я поспешно запил ее соком. Никогда не любил эти средства. Решив позвать дочь, я подошел к ее комнате и осторожно постучался. С недавних пор она приучила меня это делать - ведь отцов тоже можно дрессировать. А ведь раньше я всегда мог запросто зайти к дочкам в комнату, поворчать про беспорядок в комнате и получить за это подушкой в лицо.
Эх, где теперь эти времена?
Дверь открылась так неожиданно, что я вздрогнул. Миёко стояла передо мной с совершенно бесстрастным выражением лица.
- Миё, - я осекся, увидев, что с ее руки капает кровь. - Ты поранилась? Что случилось?
- Сестренке очень хотелось пить.
До меня не сразу дошел смысл сказанных ею слов. Отодвинув дочь, я распахнул дверь и решительно направился к картине, но на полпути остановился, будто наткнувшись на невидимую преграду.
Аяко.
Ее губы были алыми от крови и она жадно облизывала их, не в силах насытиться. Белоснежная кожа на ее лице была вся испачкана красным и этот контраст был ужасен.
Я на мгновение прикрыл глаза. Мне же все это кажется, разве нет? И действительно, когда я открыл глаза, уже ничего не было. Картина продолжала висеть на своем месте и ничего ужасного на ней не было.
- Да что же это творится... - пробормотал я.
Миёко подошла ко мне и осторожно погладила меня по руке. Никаких порезов на ее руке не было, как и крови.
- Папа, тебе очень плохо?
Я сделал глубокий вздох. Нужно успокоиться. Не нужно зря пугать девочку лишний раз. Ведь это все происходит у меня в голове?
- Все в порядке, - в тот момент я и правда верил в это. - Пойдем завтракать.
- Умм, - вместо ответа последовал привычный кивок.
Выходя из комнаты я еще раз обернулся, чтобы посмотреть на картину. Почему-то мне совершенно не хотелось встречаться сейчас с Аяко взглядом, но я пересилил себя и посмотрел ей прямо в глаза.
"Я не боюсь тебя", - мысленно сказал я. "Я не боюсь тебя, не боюсь..."
И тут Аяко улыбнулась. Это была страшная, безумная улыбка - обычный человек просто не сможет так улыбнуться от уха до уха. Такое ощущение, будто ее лицо будто разделили на две части.
- Привет, папа.
- Папа, пойдем, - Миё силой вытянула меня из комнаты и захлопнула дверь.
Жуткая иллюзия испарилась, оставив после себя лишь неприятный осадок. Наверное, так бывает из-за переутомления или стресса. Я почти не спал в последнее время.
- Так и есть, - уже вслух сказал я, чтобы это прозвучало как можно убедительней.
Миёко удивленно и непонимающе посмотрела на меня. Я подмигнул ей и спросил:
- Так мы будем завтракать или нет?
И впервые за долгое время дочь улыбнулась мне в ответ. И, слава богу, ее улыбка отличалась от той, что я видел минуту назад.

* * *
Доктора, который, скажем так, присматривал за мной, звали Танака Миюки. Я ходил к нему время от времени, чтобы он мог наблюдать за ходом моего лечения. Два года назад, после смерти Сакико и Аяко мне было невыносимо плохо, настолько, что я начал ходить к Танака, чтобы он избавил меня от мучительных кошмаров, связанных с теми событиями.
Однако нельзя сказать, что визиты к этому господину были приятными. Не самое приятное чувство, когда твою душу выворачивают наизнанку и копаются в твоей душе.
И все же... два года назад мое подсознание сыграло со мной дурную шутку. Однажды, когда я пришел в себя, то обнаружил себя уже в больничной палате, прикованный к постели, как какой-то буйнопомешанный. Позже мне рассказали, что я заперся в собственном доме и, укрывшись в детской комнате, часами игрался с куклами, всячески издеваясь над ними: выдирал им волосы и колол ножницами. Когда меня нашли, я был уже доведен до грани безумия и набросился на тех, кто попытался мне помочь.
Это все, что я знаю о тех событиях: с чужих слов, и совершенно непонятно теперь, что в этих рассказах правда, а что преувеличение. Тем не менее "это" было и я не могу просто вычеркнуть это из своей жизни.
Так что возможно ли, мои галлюцинации как-то связаны с тем, что я пережил?
- Я не могу ничего сказать точно, - господин Танака, как обычно, был предельно ясен. - У меня было много пациентов, но ваши синдромы... скажем, несколько отличаются от тех, что я наблюдал за всю мою врачебную практику.
Поправив очки, он внимательно посмотрел на меня:
- Я выпишу вам дополнительную дозу карбидина. Если вас и после этого будут беспокоить кошмары, то боюсь, нам придется подумать о вашем дальнейшем лечении в госпитале Сейшин.
- Сейшин? - я нахмурился. - Сенсей, вы хотите отправить меня в больницу для душевнобольных?
- Я сказал "если", - он ответил мне все тем же внимательным и беспристрастным взглядом. - Макото, вы стали крайне тревожны в последнее время. Я так понимаю, это как-то связано с... тем самым предметом? Мой вам совет - избавьтесь от этой вещи. Я не верю в проклятия, но все же беспокоюсь за вас.
- Как я могу?! - я бессильно посмотрел на него, всеми силами пытаясь сдержать прорывающийся поток отчаяния. - Это ведь моя дочь...
Такано ничего не сказал мне в ответ. Встав с кресла и подойдя к окну, он несколько минут молча наблюдал за потоком людей, снующих где-то внизу. Затем легким кивком указал на дверь.
- Позвоните мне, если ваше состояние ухудшится.
Из кабинета Такано я вышел совершенно опустошенный. Всесильный сенсей оказался бессилен перед моим безумием. Я достал из карманов последнюю оставшуюся у меня упаковку карбидина и высыпал ее в ближайшую урну. Вокруг сновали прохожие, но в этот момент я чувствовал себя единственным человеком на планете.
А может, так оно и было.

* * *
Забавно вот что - когда я выходил из квартиры, мне казалось, что я покидаю самое уютное место в мире. Мою личную крепость.
Но теперь же дом встречал меня мертвой тишиной и затхлостью, буквально сочившейся изнутри.
Возможно, причиной тому было то, что на улице стоял теплый солнечный день, создававший яркий контраст с моей тесной квартирой с занавешенными (я внезапно понял это) окнами. А может, потому что я отсутствовал два дня и перестал принимать эти зомбирующие средства. А может, мое сумасшествие было далеко не самой страшной бедой и картина действительно ожила и решила поубивать все живое.
Все может быть.
Когда ты официально считаешься "сьехавшим с катушек" и вся родня отказывается признавать меня не то, что родственником, но и вообще обрывает со мной все связи, когда ты два года живешь в четырех стенах на попечении у государства, чувствуя свою бесполезность и бессилие...
Тогда ты начинаешь верить в самые невероятные вещи.
Например, даже в то, что игрушечная кукла, которую ты сто лет назад покупал для дочери и которая в течение многих лет была ее самым ценным талисманом, вдруг оживет и станет членом семьи. Станет твоим утешением в трудный момент, советчиком, другом... всем для человека, потерявшего все в своей жизни.
Я осторожно, на цыпочках прошел в спальню, где оставил Миёко. Она осталась лежать там, где я ее оставил два дня назад. Заботливо укрытая одеялом. Ее фарфоровые глаза были широко распахнуты и она будто бы спала с открытыми глазами.
Я вспомнил ее улыбку и то, как она меня провожала в последний раз.
- Миё, - я легонько коснулся ее плеча. - Вставай, Миёко! Папа пришел, он вернулся к тебе.
Но она продолжала равнодушно взирать на потолок. Что-то обжигающе теплое прокатилось по моей щеке и я закрыл глаза, не в силах принять эту правду.
Два года назад стоял такой же ослепительно яркий, солнечный день.
Я возвращался домой с работы в хорошем настроении, так как получил премиальные и хотел вечером сводить моих девочек куда-нибудь. Сакико давно хотела выбраться куда-нибудь, да и Ая ныла насчет того, что мы "вечно тухнем дома".
Однако открыв дверь своего дома в тот день. В тот ослепительно яркий, солнечный день. Я впервые увидел бездну.

* * *

У Аяко были красивые пальцы. Тонкие и нежные, словно самой природой предназначенные для того, чтобы заниматься такими воздушными делами, как, например, рукоделие или игра на скрипке.
Но тогда ее руки были по локоть в крови. Летнее платьице с легкомысленным цветочным узором было замарано грязными багровыми разводами. В руках она держала молоток. Да, в тот момент Аяко выглядела настоящим демоном.
Пакет с сельдереем и картофелем мягко упал на пол, соскользнув с моих вдруг ставших ватными пальцев.
Рядом с Аяко лежало тело, тела... или вернее то, что от них осталось. Обнаженные мужчина и женщина.
- Сс..Саки, - беззвучно прошептал я.
Я бы узнал свою любимую жену даже с закрытыми глазами. А тот мужчина - это.. Ито. Молодой парень, с которым Аяко встречалась в последнее время.
Аяко медленно повернулась ко мне через плечо и посмотрела на меня безучастным взором.
- Они были тут, когда я пришла. Вместе, - ее голос был тих и задумчив. - Занимались своими грязными делами. Наверное, не знали, что у меня сегодня нет дополнительных занятий в школе. Смешно, правда - моя мать отбила у меня парня.
Я молчал, совершенно ошеломленный. В голове крутилось столько вещей, которые я никак не мог переварить, которые никак, никак не могли случиться со мной, с нами, с нашей семьей...
Тем временем Аяко начала с беспечным видом оттирать кровь на молотке подолом своего платья.
- Зачем ты это сделала? - наконец выдавил я из себя. - Зачем, Ая?
Она на секунду замерла, после чего презрительно уставилась на меня.
- Ты спрашиваешь, зачем? Да потому что она предала меня! Она предала нас! Моя мать была шлюхой и поплатилась за это. И этот ходячий хрен, - она пнула лежащее тело, которое тут же противно чавкнуло.
- Перестань, - прошептал я, отступая назад.
- Да как ты можешь быть вообще уверен в том, что я твоя дочь? - она шагнула в мою сторону, раскачиваясь и все еще держа в руках молоток. - Она никогда тебя не любила. Ты бы знал, скольких она водила к нам в дом, пока ты бывал на работе...
- Прекрати, пожалуйста, - я оперся спиной об стену и закрыл лицо ладонями.
В тот момент, как ни странно, не чувствовал ничего, кроме безысходности. Мою душу будто вычерпали из тела и я теперь был лишь пустым сосудом, беспристрастно наблюдавшим за происходящим. Весь мой мир, существовавший до этого дня, вывернули наизнанку, обнажив ее самые темные, мрачные стороны.
Возможно, я превысил свой лимит боли.
- Не бойся, - сказала Ая, отнимая мои руки. - Все будет хорошо.
Сквозь закрытые веки я почувствовал прикосновение нежных губ к моему лицу. Ее теплые пальцы начали осторожно расстегивать мою рубашку.
- Все хорошо, - поцелуи сместились ниже и я почувствовал пробуждение моего мужского естества.
Открыв глаза, я внезапно понял, что Аяко незаметно скинула свое платье и теперь стоит передо мной на коленях совершенно обнаженная.
- Аяко, - я хотел что-то сказать ей, но она прижала палец к губам. "Молчи". После чего принялась расстегивать мой ремень.
Я не помню отчетливо, что тогда произошло - так как безвольно отдался чувствам, поплыл по течению. Меня окружала тьма и я наслаждался минутами блаженства в ее обьятьях, безмолвных и бесконечных. Мир скакал с бешеной скоростью перед моими глазами, я задыхался, утопал, умирал. И возрождался вновь - чтобы вновь умереть.
Таков мой грех и мой вечный ад.
А Аяко смеялась и улыбалась мне - и мое сердце холодело от этой безумной улыбки.
Я не понял, как в моих руках оказался молоток. Оно просто само скользнуло мне в руку, а кто-то лукавый прошептал мне ухо:"Убей".
И я ударил.
И снова.
И снова.
Снова.
Я бил до тех пор, пока упругая юная плоть не превратилась в кровавое месиво, в котором стало невозможно опознать, где раньше было лицо, плечи или грудь. И я кричал. Так громко, как никогда в жизни, пока не сорвал себе все связки и не охрип.
После этого я успокоился. Мозг работал уверенно и четко - отдавая приказ смыть с себя кровь и переодеться. Тело послушно двигалось по его воле, не в силах противоречить ему. Затем я прошел в гараж и найдя бак с бензином, облил все вокруг. Аяко, Сакико, наш дом... Всю свою жизнь.
И поджег все к чертям.
Потом я долго стоял на улице и наблюдал за тем, как горит здание. Тут же набралась толпа зевак и соседей, которым было безумно интересно происходящее. Мимо пробежали пожарные и спасатели, хотя спасать там никого уже не надо было.
Я глубоко вздохнул и отвернулся. И вдруг обнаружил, что сжимаю в руках что-то. Вглядевшись пристальнее, я едва не расхохотался в голос.
Я держал в руках любимую игрушку Аи, которую сам подарил ей на шестой день рождения.
Куклу Миёко.

* * *
Лежа на кровати и сжимая в руках прохладный пластик ладони Миёко, я снова и снова прокручивал в голове самые ужасные события в своей жизни. Сколько времени я провели таким образом? Час, день, неделю? Подушка несколько раз намокала от моих слез и пота, чтобы обсохнуть вновь.
А я все не мог понять - за что? За что Бог, или Сатана, или еще кто - наказывает меня таким образом? Ведь мое семейное счастье было настоящим, сотканным из тоненьких ниточек тепла и любви, первых шагов дочери, ее капризов и маленьких радостей. И все это разбилось в один миг, рассыпалось на сотни тысяч маленьких осколков от единственного удара молотком.
Ничего уж теперь не склеить.
Лучше бы все было как прежде. Я сильнее прижал к себе Миё. Возможно, Такано понимал, что мне лучше без этих ужасных воспоминаний. Поэтому и старался держать меня в относительно сомнабульном состоянии. Закрыть в мире иллюзий, где я чувствовал себя в безопасности. Напичкать карбидином до потери пульса, чтобы я хотя бы смог умереть счастливым, с осознанием того, что когда-то у меня была любящая семья.
А может, он и прав? Я мог бы продолжать жить с Миёко, готовить ей завтраки и читать книги на ночь. Не осознавая того, что делаю все это "понарошку", не по-настоящему, играясь и возясь со старой куклой.
Я вытер сохнущую на лице дорожку слез и встал с постели.
Нельзя вечно жить во лжи, какой бы прекрасной она ни была. У меня была семья, несчастная и разваливающаяся (хотя я сам этого не замечал), но настоящая. Возможно, именно из-за моего недосмотра произошли те события. Но я не могу повернуть время вспять и исправить свои ошибки, как бы сильно этого ни хотел.
Зато я могу покончить с этим сегодня, раз и навсегда.
Я взял Миёко в руки так бережно, как никогда раньше, и мы отправились в последнее путешествие. От моей спальни до кухни было пятнадцать шагов. Обычно я проходил этот путь за несколько секунд, но сегодня он длился бесконечно долго.
- Спасибо тебе за все, - говорил я, зарываясь лицом в пушистые волосы. - Ты мое самое ценное сокровище. Но папе нужно сделать это, понимаешь? Чтобы мы все снова могли быть вместе - мама, я, Ая нэ-тян и ты. Чтобы мы жили в нашем старом доме и все было по-прежнему. Они ждут нас.
Говоря это, я невыносимо медленно опустил ее на плиту. Миёко привычно смотрела перед собой, но в этот миг ее взгляд показался мне бесконечно печальным. Хотя, почему "показался"? Я дотронулся губами ее холодного лба, прощаясь.
- Прощай. Я действительно любил тебя, - я в последний раз улыбнулся Миёко. И включил газ, который тут же радостно зашипел, облизывая сним пламенем беспомощный пластик.
Теперь мне оставалось сделать лишь одну вещь. Самую простую. То, что я давно должен был сделать - еще два года назад.
Для этого мне нужно было войти в самую темную комнату в доме. Ту самую, где поселилось зло. Я направился туда и только у самого выхода из кухни немного задержался, сквозь потрескивания разбушевавшегося огня услышав тихое:"Сайон ара, папа".
А может, мне это просто показалось.
Дверь в ту комнату не поддавалась, как будто не желая впускать меня внутрь. Я еще мог повернуть назад. Но было уже слишком поздно отступать и сдаваться.
- Аяко! - я наконец выбил дверь и стоя на пороге, несколько секунд отчаянно поморгал, чтобы глаза привыкли к темноте.
Демон ждал меня. Он уже не прятался.
На картине была уже не юная девушка. С безумной улыбкой, которую я уже видел, с горящими выпученными глазами, она меньше всего сейчас напоминала мою несчастную дочь.
- Папа.
Только этот голос, измученный и хриплый, родной до боли голос был ее.
- Ты пришел ко мне, папа.
Шелковистые волосы, которые всегда были гордостью Аяко, вырвались уже далеко за пределы картины и словно вросли в стену так глубоко, словно бетонная поверхность была пластилиновой.
Я колебался лишь секунду.
- Давай, сделай же то, что должна, - крикнул я, направляясь к ней. - Забери меня с собой в ад.
Она с готовностью протянула руки мне навстречу.
Простите меня, доктор. Вы были правы. Наверное, я все-таки самый настоящий сумасшедший.

 

 

Откуда берутся боты:

 

 

Файлы.

Spoiler

-Выключай, поздно уже! Завтра рано вставать, - мама продолжала что-то причитать с кухни про игровую зависимость, несостоятельность сына и всего мира.

-Хорошо, еще пару раундов! – крикнул Егор в ответ.

Маму этот ответ весьма устроил, и она ушла спать.

Мальчишка сидел перед компьютером, на экране любимая игра Counter Strike. Он-лайн общение почти полностью исключило реальных друзей из жизни Егора. Он сам уже не понимал, в какую впал зависимость от он-лайна. Но его это мало волновало, главное – подсоединиться к серверу, взять снайперскую винтовку и начать убивать.

В этом мире Егор чувствовал себя героем, он достаточно неплохо играл, обзавелся новыми виртуальными друзьями, с которыми общался все вечера напролет.

Егор приготовился к началу нового раунда, но тут браузер типично крякнул, давая понять, что пришло сообщение.

-Кого там черти несут?

Егор неохотно свернул игру, в левом углу экрана мигал значок конвертика. Это был его друг по игре, которого он уже очень давно не видел в сети. Сообщение гласило: «Подключайся!»

Далее странный Ip-адрес, который был почему-то длиннее на три цифры.

-Интересно, что у нас тут, - запричитал Егор, копируя заветные цифры в буфер обмена.

Далее все по порядку: развернул игр, открыл консоль, прописал соответствующую команду, и пошло подключение к новому серверу.

«Какое-то странное название», - подумал Егор.

Сервер назывался «you mine», что означало «ты мой». Приятно, конечно, быть кому-то нужным, но как-то зловеще уж оно называлось. Егор открыл список игроков, их было двое: Egor и, собственно, YouMine. Наверно, какой-то серверный бот, - подумал парень и, выхвативши нож, смело побежал по привычной карте.

Дойдя до противника, Егор заметил, что тот не двигается, и модель игрока странная какая-то. Парень подошел поближе, чтобы разглядеть. Внезапно YouMine повернул голову в его сторону. Персонаж Егора не мог сдвинуться с места. Зависло, что ли?

Мальчишка сидел в своей комнате раздосадованный тем, что, как ему казалось, игра зависла. Он уже хотел нажать кнопку перезагрузки, как вдруг на мониторе YouMine подошел к персонажу Егора и зарезал ножом.

Егор не отрывал взгляд от монитора, все казалось настолько реальным, что парень решил даже потрогать экран, чтобы убедиться, что это картинка.

Раздался звук упавшего стула, отчего мама проснулась и поспешила в комнату сына. Он давно уже должен был спать и видеть десятый сон. Зайдя в его комнату, женщина оцепенела: на полу валялся опрокинутый стул, на мониторе словно шла загрузка карты, сына нигде не было. Мама подошла ближе к монитору, загрузка закончилась, на мгновение экран погас. Начался противный стучащий звук, картинка появилась снова. Женщина так и ахнула – с той стороны монитора нее смотрел ее сын с обезображенным лицом. Монитор на секунду моргнул, после чего на экране появилось кровавый след руки. Игра еще раз что-то прогрузила и выдала окошко: «WARNING! CONNECT ERROR. CONNECTING FAILED», после чего спокойно закрылась. Компьютер пару секунд показывал рабочий стол, после чего отключился. Его так никогда и не смогли включить, вся информация с дисков оказалась стертой.

Егора так и не нашли. Как и его виртуального друга, что прислал сообщение.

 

 

И на сегодня всё. Знаете, весной обычно с крипототой особенно туго,всех творческих людей манит природа а не экран ноутбука, поэтому я на месяц, а то и больше, уйду в отпуск. Пока.

 

 

Самые распространённые ночные кошмары и их значение.

Напоследок, перед тем как уйти отпуск.

Spoiler

Вам снится, что на Вас кто-то нападает, а Вы пытаетесь убежать.
Такой сон наверняка снился каждому. И не смотря на всю опасность, которую он излучает, означает он то, что в реальной жизни Вы готовы встретиться с опасностью лицом к лицу: вы созрели, чтобы поговорить с шефом о том, что Вас не устраивает, наконец-то решились прыгнуть с парашютом или поучаствовать в каких-либо соревнованиях. Такой сон говорит о Вашей решимости к какому-либо действию в реальной жизни, а страх перед этим проявляется во время сна.

Вам снится Конец Света, катастрофа, стихийное бедствие.
Как правило, сны-катастрофы говорят о том, что в реальной жизни Вам что-либо угрожает или Вы воспринимаете происходящее опасным для себя (как физически, так и психологически). Если во сне Вы не можете выбраться из-под обломков, выплыть, убежать, то вероятно в реальности Вы боитесь не справиться с какой-либо проблемой.

Вам снится, что вы ранены, больны или умираете.
Это ни в коем случае не означает, что Вы заболеете или умрёте на самом деле, поэтому не стоит волноваться. Подобные сны означают, что в Ввашей жизни происходят серьёзные изменения, а во сне Вы переживаете что-то вроде второго рождения, готовитесь к новому началу. Если Вам снится, что Вы умираете, то, скорее всего, подходит к концу какой-либо важный этап Вашей жизни: окончание института, смена работы и т.д.

Вам снится, что Вы провалили экзамен или не можете справиться с каким-либо заданием.
Даже если школа и институт уже давно позади, время от времени практически всем снятся сны о провале какого-либо экзамена. Подобный сон может выражать обиду и злость, что окружающие не могут по достоинству оценить Ваши заслуги. Вы чувствуете, что заслуживаете большего и хотите доказать это окружающим.

Вам снится, что Вы одеты ненадлежащим образом или голый в общественном месте.
Этот сон напрямую связан с Вашим самоощущением и самооценкой. Одежда в этом случае символизирует маску, преграду на пути к Вашему истинному Я. Поэтому если Вы голый, и Вам некомфортно (что, скорее всего), то это говорит о нежелании пускать другого человека в свой внутренний мир, недоверие к нему или людям в целом. Если Вам снится, что Вы одеты неуместно, то, скорее всего, Вы чувствуете, что та роль или позиция, которую Вы заняли в реальной жизни, Вам не подходит, либо она ошибочна…

До встречи.

Изменено: Ромашка, 16 Март 2013 - 14:52

[Кошара]

Привет всем, с вами Кошара. Я вернулся, ребята, и, надеюсь, это надолго. 

Для начала немного бояна...

ДЖЕФФ-УБИЙЦА.

Spoiler

В одной региональной газете появилась следующая статья:

НЕОПОЗНАННЫЙ УБИЙЦА ВСЁ ЕЩЁ НЕ ПОЙМАН.

На протяжении нескольких недель продолжаются необъяснимые убийства, а зловещий, неизвестный убийца продолжает оставаться на свободе. Смелый мальчик, который выжил после нападения убийцы, отважно рассказал свою историю.
Я проснулся посреди ночи”,- говорит мальчик: “Окно почему-то оказалось открытым. Вот тогда я почувствовал, что кто-то смотрит на меня. Когда я осмотрелся, я увидел пару глаз, которые наблюдали за мной сквозь шторы. Не простые глаза. Это были тёмные, зловещие глаза, почти что чёрные и… они просто привели меня в ужас. Потом я увидел его рот. Длинный, ужасающий рот, который заставил зашевелиться каждый волосок на моём теле. Он стоял там и просто смотрел на меня. Наконец, прошла, как мне показалось, целая вечность, и он сказал “Спи”.
Я закричал. Он вдруг выхватил нож и прыгнул на меня, целясь прямо мне в сердце. Я боролся с ним, бил его ногами, отбивался руками, крутился и вертелся, пытаясь сбросить его с себя. Потом отец влетел в мою комнату. Он бросил нож и ранил отца в плечо. Он бы, наверное, убил папу, если бы один из наших соседей не вызвал полицию.
Они въехали на парковку, и побежали к двери. Он повернулся и побежал по коридору. Я услышал грохот бьющегося стекла. Когда я вышел из комнаты, я увидел, что окно в задней части нашего дома разбито. Я выглянул наружу и увидел, как он скрылся в темноте. Я могу сказать только одно, я никогда не забуду это лицо. Эти холодные, злые глаза и эту улыбку психопата. Я никогда не смогу выкинуть их из моей головы”.
Полиция продолжает разыскивать этого человека. Если вы встретите кого-то, похожего по описанию, пожалуйста, свяжитесь с местным отделом полиции.
***

Джефф со своей семьёй только что переехал в новый район. Его отец получил повышение по службе, и они решили, что им будет лучше перебраться в один из этих “фантастических” районов. Впрочем, Джеффу и его брату Лью не на что было жаловаться. Новый, великолепный дом. За что его можно было не любить? Как только они распаковались, появилась их новая соседка.

“Привет”,- сказала она, “я Барбара, я живу через дорогу от вас. Я просто хотела представиться и представить моего сына. “Она повернулась и позвала своего сына. “Билли, это наши новые соседи”. Билли сказал привет и побежал играть к себе во двор.

“Хорошо”,- сказала мама Джеффа “Я Маргарет, это мой муж, Петер, и два моих сына, Джефф и Луи”. После того, как они познакомились друг с другом, Барбара пригласила их на день рождения к своему сыну. Джефф и его брат хотели отказаться, но их мать сказала, что они придут с удовольствием. Когда они занесли вещи в дом, Джефф подошёл к своей маме.

“Мама, почему ты решаешь за нас, идти нам на детскую вечеринку или нет? Если ты не заметила, то я уже не глупый ребёнок”.

“Джефф”,- сказала его мать,- “Мы только что переехали сюда, и мы должны показать, что мы хотим общаться с нашими соседями. Мы пойдём на вечеринку, и это не обсуждается”. Джефф начал спорить, но потом остановился, понимая, что ничего не изменит. Если его мама что-то сказала, это окончательное решение. Он зашёл к себе в комнату и плюхнулся на кровать. Он лежал и смотрел в потолок, как вдруг, его охватило странное ощущение. Оно не причиняло боли, просто было странное чувство. Он не обратил на него никакого внимания, решив, что оно скоро пройдёт. Затем он услышал, как его мать позвала его на ужин, и он спустился вниз.

На следующий день, Джефф спустился к завтраку и приготовился к школе. Когда он сидел на кухне, доедая завтрак, его снова пронзило это ощущение. На этот раз оно было сильнее. Это была небольшая, пульсирующая боль, но он снова не придал этому значение. Они с Лью закончили завтрак, и пошли к автобусной остановке. Когда они стояли на остановке в ожидании автобуса какой-то мальчик на скейтборде выскочил перед ними буквально в нескольких сантиметрах. Они отпрыгнули в изумлении. “Эй, какого черта?”

Мальчик остановился и повернулся к ним. Он пнул свой скейтборд и поймал его. Мальчику на вид было лет 12, на год младше Джеффа. На нём была цветастая рубашка и рваные джинсы.

“Так, так, так. Похоже, у нас появилось новое мясо”,- внезапно, появились ещё два мальчика. Один из них был чрезвычайно тощим, другой был огромен. “Значит так, поскольку вы здесь новенькие, позвольте нам представиться. Это Кейт”. Джефф и Лью посмотрели на худого парнишку. У него было унылое лицо, с которым совершенно не хотелось общаться. “А это Трой”. Они посмотрели на толстяка. Это был настоящий вагон сала. Казалось, что парень не занимался спортом, с тех пор, как перестал ползать на карачках.

“И я”,- сказал первый мальчик,- “я Рэнди. Значит так, все дети в этом районе должны заплатить небольшую цену за проезд на автобусе, если попались мне на пути”. Лью сделал шаг вперёд, чтобы выбить всю дурь из наглеца, но один из его друзей достал нож и наставил на него. “Тише, тише, тише… я надеялся вы будете более сговорчивыми, но, похоже, нам придётся это сделать по плохому”. Мальчик подошёл к Лью и достал бумажник из его кармана. Джефф снова ощутил ЭТО. Теперь, это стало по-настоящему сильным чувством; ощущение жжения. Он двинулся, но Лью жестом показал ему, чтобы он не вмешивался. Джеф проигнорировал его и подошёл к мальчику.

“Слушай ты, маленький говнюк, отдай кошелек моего брата, или пожалеешь”. Рэнди положил бумажник в свой карман и вытащил нож.

“Да? И что ты сделаешь?”- как только он закончил фразу, кулак Джефа врезался ему в нос. Когда Рэнди попытался закрыть лицо, Джефф схватил его за запястье ивывернул ему руку. Рэнди закричал, и Джефф выхватил у него нож. Трой и Кейт бросились на Джеффа, но Джефф был слишком быстрым для них. Он бросил Рэнди на землю. Кейт набросился на него, но Джефф пригнулся и ударил его ножом в руку. Кейт бросил нож и с криком упал на землю. Трой тоже бросился на Джеффа, но ему даже не понадобился нож. Он просто ударил Троя прямо в живот и Трой упал, распластавшись на земле. Лью не успел ничего сделать, он лишь с изумлением смотрел на брата.

“Джефф, как ты это сделал?”,- всё, что смог он сказать. Они увидели, как приближается автобус и поняли, что вся вина ляжет на них. Они побежали изо всех сил. Они обернулись и увидели, как водитель автобуса подошёл к Рэнди и его друзьям. В школе Лью и Джефф не осмеливались никому рассказать о том, что произошло. Они только сидели и слушали. Лью размышлял, как его брат смог побить несколько мальчиков, а Джефф знал, что это была не просто драка. ЭТО было что-то страшное. Когда его накрывало это чувство, он ощущал силу, у него рождалось желание причинить кому-то боль. Ему не нравилось это, но он не мог бороться с чувством радости от содеянного. Чувство радости не покидало его весь день в школе. Даже когда он возвращался домой и снова проходил мимо автобусной остановки, он продолжал испытывать радость. Когда он пришёл домой, родители стали спрашивать его, как прошёл день, и он ответил им каким-то зловещим голосом: “Это был замечательный день”. На следующее утро он услышал стук в дверь. Он спустился вниз и увидел полицейских, его мать сердито посмотрела на него.

“Джефф, эти офицеры сказали мне, что ты напал на троих мальчишек. И это не было обычной дракой, ты их ранил. Порезал ножом, сынок!”- Джефф уставился в пол, молчанием подтверждая, что это правда.

“Мама, это они угрожали ножами мне и Лью”.

“Сынок”,- сказал один из полицейских: “Мы нашли трёх мальчишек, двое порезаны, у одного огромный синяк на пузе, и у нас есть свидетель, который утверждает, что вы скрылись с места преступления. Теперь, что ты скажешь?” Джефф понял, что отпираться бесполезно. Он мог сколько угодно доказывать, что мальчики первыми напали на него и Луи, но у него не было никаких доказательств этому. Он мог бы сказать, что они никуда не убежали, но ведь они действительно сбежали. Так что Джефф не мог оправдать себя и своего брата.

“Сынок, позови своего брата”. Джефф не стал этого делать, потому что во всём, что произошло, был виноват только он.

“Сэр, это … это был я. Я один избил мальчиков. Лью пытался сдержать меня, но он не смог меня остановить”. Полицейский посмотрел на своего партнера, и они кивнули друг другу.

“Ну, парень, похоже, тебя на год ждёт интернат …”

“Подождите!”- раздался голос Лью. Все оглянулись на лестницу и увидели Лью, у которого в руке был нож. Офицеры вскинули свои пистолеты и направили на Лью.

“Это был я, я избил этих мелких засранцев. У меня есть отметины, чтобы доказать это, он поднял свой рукав, и они увидели синяки и порезы на его руке, словно он дрался недавно”.

“Сынок, просто опусти нож”,- сказал офицер. Лью бросил нож на пол. Он поднял руки и подошел к полицейским.

“Нет Лью, это был я! Я сделал это!”- слезы текли по лицу Джеффа.

“Ха, братишка, пытается взять на себя вину за то, что сделал я. Ладно, забирайте меня”. Полицейские отвели Лью в патрульный автомобиль.

” Лью, скажи им, что это был я! Скажи им! Я избил этих мальчишек!”- Мать Джеффа положила руки ему на плечи.

“Джефф, пожалуйста, тебе не нужно лгать. Мы знаем, что это Лью, можешь прекратить. “Джефф беспомощно наблюдал, как полицейский автомобиль ускоряется, увозя его брата. Через несколько минут отец Джеффа подъехал к дому. Увидев лицо Джеффа, он понял, что-то не так.

“Сын, что случилось?”- Джефф не мог ответить. Его голосовые связки были напряженны от слез. Мать Джеффа позвала его отца в дом, чтобы сообщить ему неприятные новости, а Джефф продолжал плакать возле дороги. Через час или около того Джефф вернулся в дом, увидев, что его родители очень грустны и разочарованы. Он не мог смотреть на них. Он не мог видеть, как они плохо думают о Лью, хотя во всём был виноват только он. Прошло два дня, О Луи не было никаких известий. Джеффу не с кем было общаться, друзей у него не было. Джефф не ощущал ничего, кроме печали и вины. Так продолжалось до субботы, когда его мать разбудила его прекрасным солнечным днём.

“Джефф, помнишь, что сегодня за день”,- сказала она, открывая занавески, от чего комната наполнилась светом.

“Что за день?”- спросил Джефф, протирая глаза.

“Как, ты не помнишь, вечеринка?”- Джефф окончательно проснулся.

“Мама, ты шутишь? Ты же не думаешь, что я пойду на какую-то детскую вечеринку… “- наступила долгая пауза.

“Джефф, мы оба знаем, что произошло. Я думаю, что эта вечеринка сгладит впечатление от последних дней. Одевайся, немедленно”. Мать Джеффа вышла из комнаты и пошла собираться на вечеринку. Он с трудом встал, наугад достал из шкафа джинсы и рубашку и спустился вниз. Внизу его ждали отец с матерью. Мать была одета в платье, отец был в костюме. Джефф подумал: “Зачем так одеваться на какую-то детскую вечеринку?”

“Сынок, это всё, что ты надел?”,- спросила мама Джеффа.

“Лучше, чем напяливать всё подряд”,- сказал он. Мать подавила желание накричать на него, и спрятала своё раздражение за улыбкой.

“Не надо напяливать всё подряд, но одежда – это то, чем можно произвести впечатление”, – сказал его отец. Джефф недовольно хмыкнул и вернулся в комнату.

“У меня нет ничего модного!”- крикнул он из комнаты.

“Просто выбери что-то поприличнее”,- крикнула в ответ его мать. Он внимательно осмотрел шкаф, в поисках одежды, которую он мог бы назвать приличной. Он надел пару чёрных штанов и майку. Но у него не было никаких подходящих рубашек под штаны. Все они были либо полосатыми, либо в клеточку и никак не сочетались со штанами. Наконец, он нашёл какой-то белый балахон и надел его.

“Ты надел это?”- сказали его родители хором. Его мать посмотрела на часы. “О, нет времени, чтобы переодеваться. Давайте пойдём”,- сказала она, выгоняя Джеффа и его отца за дверь. Они направились к дому Барбары и Билли. Когда они вошли в дом, Джефф увидел, что все одеты очень прилично, но в доме только одни взрослые и нет детей.

“Дети во дворе, Джефф. Можешь пойти поиграть с ними”, – сказала Барбара.

Джефф вышел на улицу во двор, наполненный детьми. Они бегали по двору в странных костюмах ковбоев и стреляли друг в друга из пластиковых пистолетов. Неожиданно, один из мальчиков подскочил к нему и протянул игрушечный пистолет и шляпу.

“Эй. Хосис поиглать?”,- Сказал он.

“Ах, нет, малыш. Я слишком большой для этого. “Малыш посмотрел на него умоляющим взглядом.

“Позалуйста?”- сказал он. “Ладно”,- сказал Джефф. Он надел шляпу и начал делать вид, что стреляет в детей. Сначала он думал, что это совершенно нелепо, но потом ему стало по-настоящему весело. Это, конечно, было не круто, но, по крайне мере, он в первый раз отвлёкся от мыслей о Лью. Он играл с детьми, пока не услышал странный шум колёс. Потом он понял, что это Рэнди, Трой и Кейт перепрыгнули через забор на своих скейтах. Джефф отбросил фальшивый пистолет и сорвал шляпу. Рэнди посмотрел на Джеффа с ненавистью.

“Привет, Джефф, так тебя, кажется, зовут?”,- сказал он. “У нас есть незаконченные делишки”. Джефф увидел, что нос у него сплюснут. “Я думаю, мы квиты. Я выбил из вас дерьмо, вы отправили моего брата в интернат”.

Рэнди злобно посмотрел прямо ему в глаза. “О, нет, мне не нужна ничья, я пришёл за победой. В тот день ты надрал нам задницы, но не сегодня”. Сказав это, Рэнди кинулся на Джеффа. Они упали на землю. Рэнди ударил Джеффа в нос, а Джефф схватил его за уши и боднул. Джефф столкнул с себя Рэнди, и они оба поднялись на ноги. Дети стали кричать, и родители выбежали во двор. Трой и Кейт достали из карманов пистолеты.

“Никто не вмешивается, или выпустим из вас кишки!”- сказали они. Рэнди вытащил нож и нанес удар Джеффу в плечо.

Джефф закричал и упал на колени. Рэнди стал бить его по лицу ногами. После трех ударов Джеффу удалось схватить его за ногу и повалить на землю. Джефф встал и направился к задней двери дома. Трой схватил его.

“Нужна помощь?”- он схватил его за воротник и швырнул сквозь заднюю дверь. Когда Джефф попытался встать он стал бить его ногами. Подошёл Рэнди и тоже стал избивать его ногами, пока Джефф не стал кашлять кровью.

“Давай Джефф, дерись со мной!”- Рэнди поднял Джефа и поволок его на кухню. Рэнди увидел бутылку водки на столе и разбил её об голову Джеффа.

“Дерись!”- он потащил Джеффа в гостиную.

“Давай Джефф, посмотри на меня!”- Джефф открыл глаза, обзор застилала кровь. “Я отправил твоего брата в интернат, а ты собираешься просто так сидеть и позволить ему там гнить целый год! Тебе должно быть стыдно!” Джеф начал подниматься.

“Ну, наконец-то! Ты встал, чтобы драться!” Джефф встал на ноги, его лицо было залито кровью и водкой. Он снова ощутил это странное чувство, которое на какое-то время покинуло его. “Наконец-то. Он встал!”- сказал Рэнди, разбегаясь, чтобы толкнуть Джеффа. ЭТО произошло. Что-то щёлкнуло внутри Джеффа. Его психика надломилась. Все благоразумные мысли ушли, теперь он мог только убивать. Он скрутил Рэнди и шмякул его об пол. Потом он навалился на него сверху и ударил прямо в сердце. От удара сердце Рэнди едва не остановилось. Когда Рэнди стал задыхаться, Джефф продолжил наносить удар за ударом, кровь текла из тела Рэнди, пока он не издал последний вздох и умер.

Все теперь с ужасом смотрели на Джеффа. Родители, плачущие дети, и даже Кейт с Троем. Впрочем, потом они очнулись и наставили свои пистолеты на Джеффа. Джефф увидел направленные на него пистолеты и кинулся к лестнице. Он слышал, как Трой и Кейт бросились за ним в погоню. Когда они выпустили весь заряд пуль, Джефф забежал в ванну. Он схватил вешалку для полотенец и разбил её об стену. Трой и Кейт ворвались внутрь с ножами.

Трой взмахнул своим ножом, но Джефф уклонился и ткнул куском палки в лицо Троя. Трой зашатался и упал, теперь остался только Кейт. Он был более ловок, чем Трой, и увернулся от удара куском вешалки. Он уронил нож и вцепился Джеффу в горло. Он прижал его к стене. Мешок отбеливателя свалился на них с верхней полки. Они оба закричали, начав протирать глаза. Джефф протёр глаза быстрее. Он схватил кусок вешалки и воткнул её прямо в голову Кейта. Кейт лежал на полу, истекая кровью, но зловеще улыбаясь.

“Что смешного?”- спросил Джефф. Кейт достал зажигалку и высек огонь. “Что смешного”,- сказал он, “то, что ты покрыт отбеливателем и алкоголем”. Глаза Джеффа расширились, когда Кейт бросил в него зажигалку. Как только огонь соприкоснулся с ним, спирт воспламенился. Алкоголь сжёг его кожу, а отбеливатель впитался в мясо, отбелив его. Джефф издал ужасный крик. Он пытался потушить огонь, но всё было бесполезно, казалось, что он горит в аду. Он побежал по коридору, и упал с лестницы. Все начали кричать, когда увидели Джеффа, который, охваченный пламенем, упал на пол. Последнее, что увидел Джефф, была его мать и другие родители, которые пытались потушить огонь. Потом он потерял сознание.
***
Когда Джефф очнулся, его лицо было обвязано бинтами. Он ничего не видел, но ощутил рубцы на всём теле. Он попыталс я встать, но потом понял, что в руку ему вставлена какая-то трубка. Трубка выпала, и медсестра кинулась поднимать её.

“Я не думаю, что ты пока можешь вставать”. Сказала она, укладывая его обратно в кровать и вставляя на место трубку. Джефф лежал несколько часов, ничего не видя и не понимая, где он находится. Наконец, он услышал голос матери.

“Дорогой мой, ты в порядке?”- спросила она. Джефф не мог ответить, его лицо было перебинтовано, и он не мог открыть рот. “О, милый, у меня есть хорошая новость. После того, как все свидетели рассказали полиции, что Рэнди говорил, что собирается напасть на вас, Лью выпустили”. Джефф едва не вскочил, но вспомнил, что трубка снова может выпасть. “Он будет здесь завтра, и вы снова будете вместе”.

Мать Джеффа обняла его и попрощалась. Следующие несколько недель его семья каждый день посещала его. Затем наступил день, когда нужно было снимать повязки. Вся его семья присутствовала в больнице, чтобы увидеть его лицо. Когда врач стал снимать повязки, все сидели на стульях, в ожидании, когда врач снимет последний бинт.

“Давайте надеяться на лучшее”,- сказал доктор. Он быстро снял последний моток бинта с лица Джеффа.

Мать Джеффа закричала при виде его лица. Отец и Лью со страхом взирали на Джеффа.

“Что? Что случилось с моим лицом?”- сказал Джефф. Он выскочил из кровати и побежал в ванную. Он посмотрел в зеркало и увидел, что стало причиной такой реакции. Его лицо. Оно… было ужасным. Его губы были сожжены до глубокого оттенка красного цвета. Его лицо стало абсолютно белым, а волосы из коричневых стали чёрными. Он медленно поднес руку к лицу. Теперь оно стало шершавым. Он посмотрел на свою семью, потом снова в зеркало.

“Джефф”,- сказал Лью: “Всё не так уж плохо ….”

“Не то, чтобы плохо”,- сказал Джефф,- “это прекрасно!” Все вокруг удивились. Джефф начал безостановочно смеяться. Его родители заметили, как дёргается его левый глаз и рука.

“Э-э … Джефф, ты в порядке?”

“Всё отлично? Я никогда не чувствовал себя более счастливым! Ха-ха-ха-ха-ха ХАААААААА, посмотрите на меня. Это лицо отлично мне подходит!”- он не мог удержаться от смеха. Он гладил себя по лицу, ощущая ЭТО. Он смотрел на ЭТО в зеркале.

Что же произошло?

Помните, что случилось, когда он дрался с Рэнди. В нём что-то щёлкнуло. В тот момент он превратился в сумасшедшую машину для убийств, просто его родители пока не знали об этом.

“Доктор”,- сказала мама Джеффа, “С моим сыном всё в порядке… я имею в виду рассудок?”

“Ах, да, такое поведение характерно для пациентов, которым вкалывали большое количество обезболивающих. Если его поведение не поменяется в течении нескольких недель, приведите его сюда, и мы проведём психологический тест. ”

“О, спасибо, доктор”. Мать подошла к Джеффу. “Джефф, милый. Пора идти”.

Джефф оторвался от зеркала, его лицо образовало сумасшедшую улыбку. “Хорошо, мам, ха ха хааааааааа!”- мать взяла его за плечо и повела за одеждой.

“В этом он приехал”,- сказала медсестра, выдавая одежду. Мама Джефа взглянула и увидела черные брюки и белую толстовку, в которую был одет её сын. Теперь они были очищены от крови и сложены вместе. Мать Джеффа привела его в палату и заставила одеться. Потом они уехали, не подозревая, что это их последний день в жизни.

Вечером того же дня, мать Джеффа проснулась от шума в ванной. Казалось, что кто-то плачет. Она встала и направилась посмотреть, что там происходит. Когда она заглянула в ванную, она увидела ужасную картину. Джефф держал нож и вырезал улыбку у себя на щеках.

“Джефф, что ты делаешь?”- закричала мать.

Джефф посмотрел на мать. “Я не могу улыбаться мама. Было немного больно. Теперь я могу всегда улыбаться. Мать Джеффа заметила, что-то странное в его глазах.

“Джефф, твои глаза!”- его глаза не закрывались.

Я не мог видеть своё лицо. Я устал, и мои глаза начали закрываться. Я срезал веки, чтобы я всегда мог видеть своё новое лицо”,- мать Джеффа начала медленно отступать, поняв, что ее сын сошёл с ума. “Что случилось мама? Разве я не красивый?



“Да, сынок”,- сказал она: “Да, ты очень красивый. Можно я пойду приведу папу, чтобы он тоже увидел твоё лицо”. Она вбежала в свою спальню и стала трясти отца Джеффа. “Дорогой, достань пистолет, Джефф…” – она остановилась, когда увидела в дверях Джеффа. В руке у него был нож.

“Мама, ты солгала”. Это были последние слова, услышанные ею. Джефф бросился на них и убил обоих.
***
Его брат Лью проснулся, ему, показалось, что раздался какой-то шум. Всё было тихо, он закрыл глаза и снова попытался заснуть. Он уже почти заснул, но, вдруг, почувствовал, что кто-то смотрит на него. Он повернулся и открыл глаза, рука Джеффа накрыла его рот. Джефф медленно поднял нож, собираясь вонзить его в брата. Лью сопротивлялся, пытаясь вырваться из мёртвой хватки Джеффа.

“Тсссссс”,- сказал Джефф: “Спи”.

Клятва.

Spoiler

Летом мы с женой ездили в Индию по путевке. Жара доходила до 50 градусов, уже там Лена почувствовала себя плохо, а когда мы вернулись, стало очевидно, что жена серьезно заболела.

После обследования врач сказал, что у нее опухоль, но отчаиваться не стоит, так как современная медицина теперь на высоком уровне. Но наедине мне врач сказал совершенно другое. Он выразил мне искреннее сожаление о том, что должен сообщить мне плохой прогноз — у жены была скоротечная саркома.

Чувствуя себя плохо, жена не поверила оптимизму врача. На столе появились медицинские энциклопедии, куча всевозможных рецептов, трав и корней. Лена хваталась за все, как хватается утопающий за соломинку. Она боялась смерти и искала выход из создавшегося положения.

Я не говорил ей, что сказал мне онколог. Я просто не мог ей этого сказать.

Когда стало ясно, что конец близок, она перестала разговаривать. Я сидел в кресле рядом с кроватью и ничем не мог ей помочь. Смотреть телевизор она отказывалась — видимо, её раздражало, что где-то поют, смеются, а она лежит, перенося мучительные боли, и умирает в возрасте всего тридцати лет.

Пятого октября Лена очнулась от дремоты, в которой она пребывала последнее время постоянно. Участковый врач сказал: «Готовьтесь, она уходит».

Очнувшись, жена заговорила. В голосе были такая мука и мольба, что я не знал, что отвечать на ее слова.

— Давай умрем вместе, — сказала она. — Ты ведь всегда говорил мне, что жить без меня не сможешь, что если со мною что-нибудь случится, то нас будут сразу вдвоем хоронить.

— Костенька, — шептала она, — я боюсь одна умирать, ведь ты когда-нибудь умрешь, так давай сейчас, вместе...

По ее бледным щекам непрерывно лились слезы. На минуту мне показалось, что по-другому и быть не может, ведь я до безумия любил свою жену. Я стал гладить ее лицо, вытирал слезы и обещал ей, что не буду без нее жить.

— Но только кто нас с тобой похоронит? Я не могу допустить, чтобы ты была похоронена как попало. Если уж так, то я должен купить хорошее место, где мы с тобой будем лежать вдвоем. Я закажу памятник, где наши фотографии будут показывать, что в этой могиле лежат два неразлучных сердца. Я куплю тебе самое красивое платье и сам одену на тебя, ведь ты же не хочешь, чтобы тебя одевали чужие руки? А потом я оплачу похоронной компании свои похороны в одной могиле с тобой. Для этого я продам нашу квартиру, она нам теперь не к чему, чтобы наши похороны были как ни у кого...

Я видел, как она успокаивается от моих слов. Она, наверное, представляла все именно так, как я ей рисовал в своих обещаниях. Слушая меня, она улыбалась, а потом уснула. Когда она проснулась, первые слова ее были:

— Ты ведь не обманешь меня? Поклянись мне, что ты все сделаешь, как обещал вчера, что не задержишься долго на этом свете без меня. Поклянись Богом и всеми святыми, что все, что ты обещал мне, ты исполнишь.

Я поклялся, а через час ее не стало. За те месяцы, что жена болела, я сильно вымотался и, несмотря на постигшее меня горе, где-то в глубине души я почувствовал облегчение.

Конечно, я не продал квартиру, так как мне негде было бы жить, а жить я хотел.

Обратившись в похоронное бюро, я возложил все заботы о похоронах Лены на людей, которые ее вымыли, одели и увезли на кладбище. Помины я отказался делать: это Лене уже не поможет, а мне нужны были деньги. Сослуживцы сочувствовали мне, и профком проявил свою заботу в виде 24-дневной путевки.

Все началось с прогулки после ужина в санатории. Я шел по дорожке и впереди увидел силуэт женщины, которая была похожа на мою покойную жену. Не соображая, что делаю, я крикнул:

— Лена!

Она повернулась и помахала мне рукой. Я ускорил шаг, а потом побежал. Она стояла и ждала меня. На какой-то миг я отвел глаза чуть в сторону от фигуры, а когда снова взглянул, то увидел, что аллея пуста. Мне сделалось плохо. Я оглядывался по сторонам — вокруг не было ни души.

Никто не смог бы меня переубедить, что я видел не Лену. Она была одета так же, как ходила по улице в это время года. Часа через три происшедшее показалось мне нереальным, я уже и сам сомневался, было это или нет.

После ужина отдыхающие потянулись в актовый зал, где ожидалась развлекательная программа. В зале было очень много народа, я сел в последнем ряду. Мне хотелось побыть одному. Хор пенсионеров пел заунывно и жалостно.

«Ни один певец не сможет спеть, как хор», — подумал я.

— Это потому, что поет не одна душа, а сразу несколько, — услышал я сбоку от себя.

Я повернулся на голос, который тотчас узнал. Рядом со мной сидела Лена.

С этих пор раз или два в неделю я вижу ее. Я долго терпел, но потом понял, что она меня ждет, поэтому приходит за мной. Я решил уйти из жизни. Помолитесь о моей грешной судьбе. Видимо, и вправду, кто поклялся Богом, за тем Бог пошлет даже с того света.

Пишу этот текст, а Лена сидит здесь. Ждет и не сводит глаз.

Чужое окно.

А неплохой SCP может выйти, авторы - возьмите на заметку...

Spoiler

С детства любила смотреть в чужие окна по вечерам, когда в квартирах горит свет и комнаты хорошо видно. Мне всегда это нравилось. Будто в другой мир заглядываешь, в другую жизнь, как по телевизору, только не кино смотришь, а реальную жизнь. Сколько себя помню, если была возможность заглянуть в чьё-то окно, я всегда это делала. Вот и несколько дней назад поступила точно так же.

Вечер уже был, но было ещё относительно светло. В квартирах свет начали включать. Я ждала звонка от друга. Подошла к открытому окну, села возле него в кресло, начала на улицу глазеть. А так как кругом только дома и деревья, то на глаза в основном попадались окна. И вот сижу я, взгляд бегает по фасаду дома напротив, и тут боковым зрением улавливаю движение. Машинально перевожу взгляд, вижу — к окну в не очень ярко освещённой комнате на седьмом этаже подбежала девушка. Она начала дёргать оконную раму, испуганно оглядываясь назад. Я увидела, что она повернула ручку, но окно не открылось. Она дёргала и тянула его так сильно, что обычное пластиковое окно наверняка поддалось бы.

В какой-то момент девушка снова оглянулась назад, после чего снова крутанулась к окну и принялась дёргать его. Она то оглядывалась, то снова поворачивалась к окну. А потом она перестала дёргать раму и принялась колотить кулаками по стеклу и кричать. Наверное. Лицо её было не очень хорошо видно, но я видела, что она кричит.

Она открывала рот, будто выкрикивала что-то, но крика я не слышала. Звука её ударов о стекло тоже не было слышно. У меня тогда ещё промелькнула мысль: «Ни фига себе звукоизоляция…». Я поднялась, высунулась в окно; мне стало тревожно. Девушка продолжала лупить кулаками по стеклу и кричать что-то. Она начала биться о стекло всем телом, на лице был ужас, она снова и снова кричала что-то. Все звуки на улице было хорошо слышно, но в том окне будто звук выключили.

И тут я увидела, что она перестала тарабанить в окно, резко выпрямилась, вскинула голову вверх и так же неслышно закричала, дёргаясь, будто в конвульсиях. А через секунду с ней стало твориться что-то… Я не сразу поняла, что именно происходит — до меня дошло только тогда, когда я увидела её тонкие-тонкие руки на стекле и впавшие щёки.

Она будто высыхала. Она быстро-быстро усыхала, будто в мумию превращалась. А через какое-то мгновение окно начало заволакивать чем-то тёмным. Снизу начало подниматься что-то тёмное, похожее на какую-то жижу. Оно поднималось очень быстро и через несколько секунд закрыло собой всё окно. Через эту жижу было едва видно, как высохшие пальцы медленно спускаются вниз по стеклу, оставляя за собой дорожки, которые тут же снова заволакивались.

Я смотрела на всё это, а сама двинуться не могла. Внутри всё сжалось. В голове не укладывалось то, что я увидела. Стряхнув оцепенение, я схватилась за мобильный. Несколько секунд соображала — кому и куда звонить? В милицию? В «скорую»? Хотя какая там уже «скорая»… На секунду промелькнула мысль, что всё это мне просто показалось, что это галлюцинация, что этого не было.

Я снова посмотрела на то окно, но оно так же было затянуто чем-то чёрным. Свет из квартиры через это «что-то» не проникал. Меня затрясло. Набрала всё-таки номер милиции и кое-как объяснила, что только что увидела из окна, как в соседнем доме в квартире девушка стучала в окно и звала на помощь, а пока я бегала за телефоном, она исчезла. Не особо охотно меня попросили назвать мой адрес. Пока приехали, я наглоталась валерьянки и попыталась успокоиться. Приехали, сказали, что я должна указать это окно. Указала — и увидела, что то, что затянуло окно, пропало, а в окне снова был виден свет.

Мне что-то говорили, будто я должна быть свидетелем, или кем там… В общем, что я нужна там, в той квартире. Я знала, что имела право отказаться. Я отказалась.

По двору ходят разговоры, что в одиннадцатом доме нашли «тело, похожее на сушёную воблу». А меня теперь колотит от одной мысли посмотреть в чьё-то окно.

Мишенька.

Spoiler

В начале 80-х мы с женой на работе получили дачный участок и принялись его вовсю осваивать. Поскольку земля была практически голой, все соседские наделы были как на ладони. Наша жизнь, разумеется, тоже была видна окружающим. Мы быстро перезнакомились друг с другом и постоянно общались. Это сейчас все сидят у себя за глухими заборами, а тогда время было другое — больше открытости в людях наблюдалось.

Но это я так рассказал, чтобы вы представляли обстановку. У нас уже подрастала дочка, а у остальных наших соседей, в том числе и у Румянцевых, детей не было. Но пары молодые, так что пополнение семейств был вопросом времени. Первый ребенок — мальчик — родился у Румянцевых зимой. Поэтому следующим же летом он оказался на даче и оглашал своим криком окрестности. По нашему с женой мнению, Мишенька был очень нервным. Его будил любой громкий звук, а их, как вы понимаете, в новостройках было предостаточно.

Все, кто был в курсе, старались не шуметь, когда Мишенька спал, но на других участках работы велись своим чередом. Визжал электроинструмент, стучали топоры, туда-сюда ездили грузовики. Все это будило малыша, и он, разумеется, плакал. Но сделать было ничего нельзя.

Однажды бригада шабашников ставила стропила на доме через участок, и кто-то из плотников уронил доску. Она упала со страшным грохотом и разбудила Мишеньку. Но стоило ему заголосить, как послышался еще один звук падения — на сей раз с высоты семи метров свалился один из рабочих. Упал он прямо на торчащий из земли столбик фундамента, и голова его треснула как арбуз. В этот момент я услышал, как младенец смеется — у меня мурашки по коже пробежали от этого. Но потом мне было уже не до этого — приехала милиция, и я давал показания как очевидец.

В тот же вечер я рассказал о своих наблюдениях жене. Она весьма скептически отнеслась к услышанному, но через неделю отметила, что с момента трагедии Мишенька больше не плакал и вел себя очень спокойно.

Следующий странный случай произошел как раз через неделю после того ЧП со смертельным исходом. Проезжавший мимо «КрАЗ», груженый песком, разбудил младенца, и он впервые после длительного перерыва заплакал. И тут же произошло очередное несчастье — я видел все это своими глазами. Огромная машина как будто потеряла управление и, вместо того чтобы затормозить, въехала на участок, куда нужно было выгрузить песок, где буквально снесла времянку, в которой жили хозяева. Внутри находилась пожилая женщина — она погибла под колесами. Когда машина остановилась, водитель был без сознания. Сбросив с себя оцепенение от ужасного зрелища, я вновь услышал радостный смех, раздававшийся из коляски — Мишеньке было хорошо.

Стоит ли объяснять, что новая трагедия принесла не только проблемы, но и общее уныние в садоводство. Теперь странную связь младенца с происшествиями заметил не только я. Но что мы могли сделать? Оставалось только наблюдать…

Последнее и роковое событие произошло в следующие выходные. Отец Мишеньки, выпив водки, стал приставать с претензиями к жене. Их громкие крики разбудили мальчика, и он заплакал. Я уже был готов к этому и ждал, что же произойдет, чтобы вовремя вмешаться, если понадобится. Но я не успел — мужчина, схватив топор, оставленный на улице, размахнулся и ударил супругу по голове лезвием. Я бросился на помощь, но поделать было уже ничего нельзя — одним ударом все было кончено. И тут я снова услышал детский смех — в нем сквозили нотки злорадства, я не преувеличиваю. Но это была последняя радость ребенка — его отец тем же окровавленным топором нанес Мишеньке смертельную рану, а затем с истеричным хохотом побежал к расположенному недалеко лесу. Разумеется, убийцу поймали через несколько часов и, насколько мне известно, дали пожизненный срок.

Сейчас участок, на котором некогда плакал и смеялся Мишенька, принадлежит другой семье. Я никогда не говорил с этими людьми о произошедшем, и надеюсь, что не придется. Но я не мог не рассказать эту историю — поэтому и пишу это. Кем являлся этот мальчик, судить не берусь, но, думаю, все события, которые происходили вокруг него, были неслучайными.

Толпа.

Автор: Рэй Брэдбери.

Spoiler

Мистер Сполнер закрыл лицо руками. Он почувствовал, что летит куда-то, затем услышал крик боли и ужаса, чистый и сильный, как аккорд, и наконец удар. Автомобиль, пробив стену, падал, кувыркаясь легко и быстро, как игрушка, и выбросил его вон. Наступила тишина.

Толпа сбегалась. Он слышал далекий топот ног. Ему казалось, что он способен определить вес и возраст каждого из бегущих по траве лужайки, плитам тротуара, асфальту мостовой, а затем по грудам кирпича через пробоину в стене к тому месту, где на фоне ночного неба, словно в прыжке над пропастью, застыл его автомобиль с бессмысленно вертящимися колесами. Он не понимал, откуда взялась толпа, и старался лишь не потерять сознание. Он видел нависшие над ним лица, словно большие круглые листья склонившегося дерева, кольцо движущихся, меняющихся, глядящих на него лиц, жаждущих знать, жив он или мертв. Они изучали его лицо, ставшее вдруг диском лунных часов, а тень от носа, падающая на щеки, была стрелкой, показывающей, дышит он или нет.

Как мгновенно образуется толпа, думал он, как внезапно возникает и превращается в одно огромное око.

Звук сирены. Голос полицейского. Его поднимают, несут, кровь медленно струится по губам. Носилки вдвигают в санитарную машину. Кто-то спрашивает: «Умер?», кто-то отвечает: «Жив», а еще кто-то уверенно заявляет: «Он не умрет». И по лицам глядящей на него толпы он знает, что будет жить. Все это так странно. Он видит лицо мужчины, худое, бледное, напряженное. Он судорожно глотает слюну, кусает губы, ему плохо. Лицо женщины с рыжими волосами, ярко накрашенным ртом и таким же ярким румянцем, веснушчатое лицо мальчишки, еще лица… Старик со впалым беззубым ртом, старая женщина с бородавкой на подбородке… Откуда они? Из домов, отелей, проезжавших мимо машин, трамваев, с улиц и переулков этого настороженного, готового к несчастьям мира?

Толпа глазела на него, а он на толпу. Она не нравилась ему, совсем не нравилась. В ней было что-то нехорошее, пугающее, но что, он не смог бы определить. Она была опасней машины, созданной руками человека, жертвой которой он стал.

Дверца машины «скорой помощи» захлопнулась. Но через стекло он видел, как толпа продолжала поедать его глазами. Толпа, которая собралась так невероятно быстро, так мгновенно, что была подобна стервятнику, готовому броситься на жертву, глазеющая, указывающая пальцами, своим нездоровым любопытством тревожащая последние мгновения одиночества перед концом…

Санитарная машина тронулась. Голова его откинулась на подушку. Толпа провожала его взглядами. Он чувствовал это, даже закрыв глаза.

Перед его мысленным взором продолжали вертеться колеса автомобиля, то одно, то все четыре сразу… Прошло несколько дней.

Его неотступно преследовала мысль, что здесь что-то не так, с этими колесами и со всем, что с ним произошло, с невесть откуда взявшейся толпой и ее нездоровым любопытством. Толпа, бешено вертящиеся колеса автомобиля… Он проснулся.

Солнечный свет заливал больничную палату. Чья-то рука держала его за запястье, проверяя пульс.

— Как вы себя чувствуете? — спросил его врач. Вертящиеся колеса исчезли. Мистер Сполнер окинул взглядом палату.

— Хорошо… мне кажется.

Он пытался найти нужные слова, чтобы спросить о том, что с ним случилось.

— Доктор!

— Да, я вас слушаю.

— Эта толпа, вчера вечером?..

— Это было два дня назад. Вы находитесь у нас со вторника. Все в порядке. Вы поправляетесь. Но нельзя еще вставать.

— Но эта толпа, доктор. И вертящиеся колеса… После несчастных случаев люди немного не в себе, не так ли?

— Бывает, но это быстро проходит.

Он лежал, напряженно вглядываясь в лицо врача.

— Это как-то влияет на чувство времени, доктор?

— Паника, страх могут нарушить ощущение времени.

— Минута может показаться часом или наоборот — час минутой?

— Да, бывает и такое.

— Тогда вы должны выслушать меня, доктор. — Он сознавал, что лежит на больничной койке и солнечный свет из окна падает прямо на него. — Вы не думаете, что я сошел с ума? Да, я действительно ехал на большой скорости. Я знаю и очень сожалею об этом. Я выскочил на обочину и врезался в стену. Удар был сильный, я пострадал, но я не потерял сознания. Я многое помню, особенно… толпу. — Он на мгновение умолк, а потом, как бы поняв, что его беспокоит, продолжил: — Толпа сбежалась слишком быстро, доктор. Через тридцать секунд после аварии она уже была здесь и окружила меня… Это невозможно, доктор.

— Вам показалось, что прошло тридцать секунд, а на самом деле могло пройти три или четыре минуты… Ваше чувство времени…

— Да, я знаю. Несчастный случай, мое состояние… Но я был в полном сознании, доктор! Я все помню, но одно меня смущает, черт возьми, и кажется очень странным — колеса моей перевернувшейся машины. Они все еще вертелись, когда сбежалась толпа.

Доктор лишь улыбнулся.

— Я в этом уверен, доктор. Передние колеса машины продолжали вертеться, и очень быстро! А это невозможно. Колеса останавливаются почти сразу же, действует сила сцепления… А эти не остановились.

— Вам это могло показаться.

— Нет. Улица была совсем пуста, ни души, и вдруг авария, вертящиеся колеса, и толпа вокруг, собравшаяся так быстро. Все произошло почти одновременно. А как они смотрели на меня!.. По их взглядам я понял, что остался жив и не умру…

— Просто у вас был шок, — успокоил его врач и покинул залитую солнцем палату.

* * *

Через две недели он уже вышел из больницы. Домой он ехал на такси. В больнице его часто навещали, и каждому, кто к нему приходил, он рассказывал одно и то же: авария, вертящиеся колеса, толпа. Его слушали, смеялись и не обращали внимания.

Он наклонился и постучал в стекло водителя.

— В чем там дело? — справился он.

Шофер, оглянувшись, ответил:

— Сожалею, мистер, но в этом проклятом городе ездить стало опасно, что ни день, то авария. Вот и сейчас что-то случилось, и нам придется ехать в объезд. Вы не возражаете?

— Хорошо. Однако нет! Постойте. Поезжайте прямо, давайте узнаем, что случилось.

Такси, сигналя, тронулось.

— Странно, — пробормотал шофер. — Эй, ты, убери-ка с дороги свой драндулет! — крикнул он кому-то, а потом опять повторил уже тише: — Странно, уйма народу. Откуда берется столько зевак?

Мистер Сполнер посмотрел на свои руки — они дрожали.

— Вы тоже заметили? — произнес он.

— Еще бы не заметить. Стоит чему-то случиться, как они тут как тут. Словно их родную маму сбила машина, — согласился таксист.

— Они сбегаются так быстро, — поторопился добавить пассажир.

— Точно так же, когда пожар или взрыв. Кажется, никого нет, но только — бум! и все уже глазеют. Не понимаю, как это у них получается.

— Вы видели когда-нибудь аварию или несчастный случай ночью?

Таксист кивнул:

— Еще бы. Никакой разницы, что ночью, что днем — толпа всегда тут как тут.

Они подъехали поближе к месту происшествия. Можно было сразу угадать, что пострадавший лежит на мостовой, хотя густая толпа скрывала его от взоров.

Увидев зевак, Сполнер открыл окно машины и хотел было закричать на них, но вдруг испугался, что они обернутся и он увидит их лица.

* * *

— Мне везет на происшествия, — заключил мистер Сполнер у себя в конторе. День клонился к вечеру. Его приятель Морган сидел напротив на краю стола и внимательно слушал его. — Не успел я сегодня утром выйти из больницы, как по дороге домой пришлось ехать в объезд из-за несчастного случая на мостовой.

— Все идет по кругу, — глубокомысленно заметил Морган.

— Хочешь, я расскажу, как это произошло со мной?

— Я уже слышал.

— Ты не согласен, что в этом есть что-то странное?

— Согласен, но давай лучше выпьем.

Они беседовали еще с полчаса, а может, и больше. И все это время у Сполнера в голове что-то тикало, как часы с вечным заводом, и в памяти возникали отдельные картины случившегося — колеса, толпа…

Примерно в половине пятого они услышали за окном звук удара, скрежет и звон металла.

— Что я говорил — все идет по кругу. Теперь это грузовик и кремового цвета «кадиллак».

Сполнер подошел к окну. Он чувствовал озноб, пока стоял у окна и следил за секундной стрелкой своих часов. Одна, две, три, четыре, пять секунд — толпа начинает собираться. Восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать — они бегут со всех сторон. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать секунд — их становится все больше, сигналят машины. Сполнер с любопытством и как-то отстранение смотрел на эту картину, словно на обратную съемку взрыва, когда разбросанные взрывом частицы снова собираются в единое целое. Девятнадцать, двадцать, двадцать одна секунда — толпа была в полном сборе. Сполнер молча указал на нее рукой.

Она собралась так быстро.

Но он успел увидеть распростертое тело женщины на мостовой, пока его не скрыла толпа.

— Ты выглядишь чертовски скверно, приятель. На, выпей, — обеспокоенно сказал Морган.

— Я в порядке, оставь меня в покое. Ты видишь этих людей? Ты можешь разглядеть хотя бы одного из них? Надо увидеть их поближе.

— Ты куда? — испуганно закричал Морган.

Но Сполнер был уже за дверью. Морган бросился за ним.

Они выбежали на улицу. Сполнер, не раздумывая, стал протискиваться через толпу к месту происшествия. И вдруг увидел женщину с рыжими волосами и ярко накрашенным ртом.

— Смотри! — крикнул он следовавшему за ним Моргану. — Ты видишь ее?

— Кого?

— Черт возьми, она уже исчезла.

Жертву происшествия плотным кольцом окружили зеваки. Толпа тяжело дышала, что-то бормотала, не давала Сполнеру протиснуться поближе. Конечно, думал он, рыжая женщина увидела его и поспешила скрыться. А вот еще знакомое лицо. Я уже видел его. Веснушчатый мальчуган! Но их столько на белом свете и все на одно лицо. Однако, когда Сполнер начал пробираться к нему, мальчишка исчез. Что за чертовщина!

— Она умерла? — спросил кто-то.

— Умирает, — ответил другой. — Санитарная машина не успеет. Не надо было трогать ее.

* * *

Лица, знакомые и незнакомые, склонялись все ниже, чтобы лучше разглядеть.

— Эй, мистер, хватит толкаться.

— Чего это ты орудуешь локтями, парень?

Сполнер выбрался из толпы, и Морган едва успел подхватить его, иначе он бы упал.

— Зачем ты полез туда, дурак? Ты еще нездоров. Зачем ты выбежал на улицу? — ругал его Морган.

— Не знаю, право, не знаю, — бормотал Сполнер. — Они не должны были трогать ее, Морган. Никогда не надо трогать человека, ставшего жертвой уличной катастрофы. Это может убить его.

— Я знаю. Но что поделаешь с толпой. С этими идиотами.

* * *

Сполнер тщательно разложил на столе вырезки.

— Что это? — взглянув на них, спросил Морган. — С тех пор как ты попал в аварию, ты считаешь, что каждое уличное происшествие касается и тебя тоже.

— Вырезки обо всех автомобильных катастрофах и снимки их. Смотри, но не на автомобили, а на толпу, — сказал Сполнер. — Вот снимок происшествия в Уилширском районе. Теперь сравни его со снимком того, что произошло в Уэствуде. Ничего схожего, они разные. А теперь возьми снимок недавнего происшествия в Уэствуде и сравни с тем, что произошло там же десять лет назад. Видишь эту женщину — она на том и на другом снимке? Что это? Совпадение? Одна и та же женщина на снимке 1936 года и на снимке 1946 года. Совпадение возможно один раз. Но не двенадцать совпадений в течение десяти лет? К тому же между одним и другим местом происшествия расстояние в три мили. Нет, это не совпадение. — Он разложил перед Морганом с десяток снимков. — Смотри, на всех она!

— Может, она больная?

— Хуже. Можешь сказать, как она успевает попасть на все происшествия? Почему на всех снимках она в одной и той же одежде? А ведь прошло целое десятилетие?

— А ведь верно, черт побери!

— И наконец, почему она стояла и глазела на меня, когда я разбился на машине две недели тому назад?

Они выпили. Морган снова перебрал все снимки.

— Ты что, воспользовался услугами бюро вырезок, пока лежал в больнице? — спросил он.

Сполнер кивнул. Морган пригубил виски из стакана.

Темнело. За окном зажигались фонари.

— Что же все это значит? — спросил Морган.

— Не знаю, — ответил Сполнер. — Разве что существует некая закономерность для всех происшествий: чуть что, собирается толпа. Как и мы с тобой, люди, возможно, давно ломают голову над тем, почему собирается толпа и так быстро. Как это все происходит. Я, кажется, нашел ответ.

Он бросил на стол пачку снимков.

— Догадка пугала меня.

— Возможно, это просто больные люди с извращенной психикой, любители острых ощущений, кровавых зрелищ, картин ужасов?

Сполнер пожал плечами:

— Но что может объяснить присутствие одних и тех же на каждом дорожном происшествии или пожаре? Обрати внимание, они придерживаются определенных мест, одной какой-то территории. В Брентвуде — одна группа лиц, в Хангтингтон-парке — другая. Но некоторые из них успевают побывать и тут и там.

— Значит, они меняются? Это не всегда одни и те же лица?

— Ты прав. Среди них бывают и прохожие. Несчастные случаи вызывают любопытство у многих. Но те, о которых я говорю, всегда поспевают первыми.

— Кто же они? Зачем они сбегаются? Ты все на что-то намекаешь, но прямо не говоришь. Черт побери, есть же у тебя догадки? Ты напугал себя, теперь и мне не по себе.

— Я пытался добраться до них, но мне всегда что-то или кто-то мешал. Я всегда опаздывал, они исчезали в толпе. Словно толпа оберегала и прятала их. Такое всегда случалось при моем появлении.

— Похоже на тайную организацию.

— Знаешь, что у них общего? Они всегда появляются вместе, будь это взрыв, военная тревога или массовая демонстрация. Они там, где витает смерть. Стервятники, гиены, или… святые? Не знаю, кто они, но я должен сообщить об этом в полицию, и сегодня же вечером. Это зашло слишком далеко. Кто-то из них тронул тело пострадавшей женщины, и это убило ее.

Сполнер, собрав вырезки и снимки, положил их в портфель. Морган встал и начал надевать пальто. Сполнер защелкнул замок портфеля.

— Или, возможно… Я сейчас подумал…

— Что?

— Возможно, они хотели ее убить.

— Почему?

— Кто знает? Пойдешь со мной?

— Сожалею, но уже поздно. Увидимся завтра. Желаю успеха…

Они вышли.

— Передай полицейским мой привет. Надеюсь, они поверят тебе, — прощаясь, сказал Морган.

— Поверят, будь уверен. Спокойной ночи.

* * *

Сполнер медленно вел машину, направляясь к центру города.

— Мне надо добраться туда живым во что бы то ни стало.

Он был напуган, но ничуть не удивлен, когда выскочивший из переулка грузовик поехал ему навстречу. Он даже похвалил себя, что был разумен и ехал на малой скорости, и мысленно представил, как расскажет об этом в полиции. И в эту минуту грузовик врезался в его автомобиль. Впрочем, не в его, а в Моргана автомобиль, и это больше всего его огорчило. Его швырнуло в одну сторону, потом в другую, а он все думал: какая досада, что с ним опять такое случилось, да еще в машине Моргана, которую тот дал ему на несколько дней, пока он не получит из ремонта свою.

Разбилось ветровое стекло, и сильный удар отбросил его назад. Затем все кончилось. Осталась лишь боль, заполнившая все его тело.

Топот бегущих ног. Он попытался открыть дверцу, и его тело тяжело, как у пьяного, вывалилось на мостовую. Он лежал, прижавшись ухом к асфальту, прислушиваясь к топоту ног, похожему на начало ливня, когда падают первые тяжелые капли, а потом обрушивается шквал дождя. Он попробовал поднять голову, чтобы увидеть бегущих.

Они были уже здесь.

Он ощущал их дыхание, смешанные запахи толпы, жадно втягивающей воздух, отнимающей его у того, кто лежал, борясь за каждый глоток кислорода. Ему хотелось крикнуть им, чтобы отодвинулись от него подальше, дали ему дышать. Кровь сочилась из раны на голове. Он попытался шевельнуться, но не смог и понял, что что-то случилось с его позвоночником. Удара он не почувствовал, однако понял, что у него поврежден позвоночник. Он замер, боясь теперь пошевелиться.

Вскоре он понял, что потерял дар речи. Из его рта вырвались лишь бессвязные звуки, слов не было.

Кто-то сказал:

— Помогите мне поднять его. Мы перевернем его, так ему будет легче.

«Нет! Не трогайте меня!» — безмолвно вопил он.

Сполнеру казалось, что его вопль разорвет черепную коробку.

— Мы поднимем его, — спокойно повторил чей-то голос.

«Идиоты, безумцы, вы убьете меня!» — кричал он, но никто его не слышал. Слова не срывались с его уст, крик оставался неуслышанным.

Чьи-то руки подняли его. Он опять безмолвно молил не трогать его. Кто-то уложил его, как бы готовя к предсмертной агонии. Это сделали двое. Один худой, бледный, настороженный и совсем еще молодой, другой — глубокий старик.

Он уже где-то видел их.

Знакомый голос снова спросил:

— Он умер?

И другой голос, который тоже показался ему знакомым, ответил:

— Нет. Но он не доживет до приезда машины «скорой помощи».

Все было так нелепо и просто, как заговор сумасшедших, думал он. Как каждое задуманное ими происшествие.

Он кричал, как безумный, в их лица. В лица этих судей и присяжных заседателей, которых он уже видел. Превозмогая боль, он попытался сосчитать, сколько же их было здесь.

Вот веснушчатый мальчишка, старик с морщинистой губой, рыжая женщина, старуха с бородавкой на подбородке…

Я знаю, зачем вы здесь. Вы не пропускаете ни одного несчастья. Вы берете на себя право решать, кому жить, а кому умереть. Вы потому и подняли меня, что знали — это убьет меня! Если бы вы меня не тронули, я остался бы жив.

И так каждый раз, когда собирается толпа. Убить таким образом намного легче и проще. И алиби у вас готово, оно тоже такое простое и понятное: вы не знали, что пострадавшего нельзя трогать, что это опасно для его жизни. Вы не хотели причинить ему зла.

Он смотрел на них с таким же любопытством, как смотрит утопленник через толщу вод на зевак на мосту. Кто вы? Откуда вы взялись, откуда прибежали так быстро? Вы — это вездесущая толпа, которая всегда здесь, чтобы отнять кислород у умирающего, отнять у него право лежать спокойно, быть одному. Вы затаптываете его до смерти, вот что вы делаете. Я все теперь знаю о вас!

Это был безмолвный монолог, ибо толпа молчала. Только лица вокруг — старик, женщина с ярко-рыжими волосами…

Кто-то поднял его портфель.

— Чей он? — спрашивали они друг у друга.

«Мой! — молча кричал им Сполнер. — В нем все доказательства против вас!» Он видел вопросительные взгляды из-под всклокоченных волос и низко надвинутых шляп.

Звук далекой сирены. Это спешила ему на помощь санитарная машина. Но глядя на лица в толпе, он знал: уже поздно. Знала это и толпа.

«Похоже… Я скоро буду с вами. Теперь я буду одним из вас…»

Он закрыл глаза и приготовился выслушать последнее слово полицейского следователя: смерть в результате несчастного случая.

Варвара.

Spoiler

Жила в одной деревне женщина — Варварой ее звали. Её все считали дурочкой блаженной. Нелюдимой и некрасивой она была, и никто даже не знал, сколько ей лет — кожа ее была гладкой, а вот взгляд такой, словно все на свете уже давно ей опостылело. Впрочем, Варвара редко фокусировала его на чьем-нибудь лице — она была слишком замкнутой, чтобы общаться даже глазами. Самым странным было то, что никто не помнил, как она в деревне появилась. После войны путаница была, многие уехали, чужаки, наоборот, приходили, некоторые оставались насовсем... Наверное, и она была одним из таких странников в поисках лучшей участи. Она заняла крайний из пустовавших домов, у леса, самый ветхий и маленький, и за десяток-другой лет довела его до состояния полного запустения. Иногда сердобольный сосед чинил ей крышу, а потом бубнил в прокуренные усы: никакой, мол, благодарности, у нее дождевая вода гулко капала в подставленный таз, я все сделал, стало сухо, а эта Варвара мало того, что «спасибо» не сказала, так даже и не глянула в лицо. Никто не знал, на что она живет, чем питается. Она всегда ходила в платье из дерюжки, подол которого отяжелел от засохшей грязи, в одном и том же — но пахло от нее не густым мускусом человеческих выделений, которые не смывают с кожи, а подполом и плесенью.

И вот однажды в начале шестидесятых один из местных парней, перебрав водки, вломился к ней в дом — то ли его подначил кто, то ли желание абстрактной женственности было таким сильным, что объект уже не имел значения. Была майская ночь, тихая, ясная, полнолунная, с густыми ароматами распустившихся трав и проснувшимися сверчками — и до того всем селом отмечали Победу, играл гармонист, пахло пирогами, пили-ели-гуляли. Парня звали Федором, и шел ему двадцать пятый год.

Вломился он в дом Варвары, и уже сразу, в сенях, как-то не по себе ему стало. В доме был странный запах — пустоты и тлена. Даже у деревенского алкоголика дяди Сережи в жилище пахло совсем не так, хоть тот и пропил душу еще в те времена, когда Федор младенцем был. У дяди Сережи пахло теплой печью, крепким потом, немытыми ногами, скисшим молоком, сгнившей половой тряпкой — это было отвратительно, и все же в какофонии зловонных ароматов чувствовалась пусть почти деградировавшая в существование, но все-таки еще жизнь. А у Варвары пахло так, словно в дом ее не заходили десятилетиями — сырым подвалом, пыльными занавесками и плесенью. Федору вдруг захотелось развернуться и броситься наутек, но как-то он себя уговорил, что это «не по-мужски». И он двинулся вперед — на ощупь, потому что в доме было темно, окна были занавешены от лунного света каким-то тряпьем.

Ткнулся выставленными вперед руками в какую-то дверь — та поддалась и с тихим скрипом отворилась. Федор осторожно ступил внутрь, несильно ударившись головой о перекладину: Варвара была ростом невелика, и двери в доме были ей под стать. Помещение, в котором он оказался, было столь же темным. Федор быстро потерял ориентацию в пространстве, но вдруг кто-то осторожно зашевелился в углу, и животный ужас, какой наводит на большинство людей тьма в сочетании с незнакомым местом, вдруг разбудил в нем воина и варвара. С коротким криком Федор бросился вперед.

— Уходи, — раздался голос Варвары, тихий и глухой, и Федор мог поклясться, что слышит его впервые. Многие вообще были уверены, что чудачка из крайнего дома онемела еще в военные годы, да так и не пришла в себя.

Она протянула куда-то руку, отдернула занавесь, и Федор наконец увидел ее — в синеватом свете луны ее спокойное уродливое лицо казалось мертвым.

— Вот еще! — он старался, чтобы голос звучал бодро, но из-за волнения, что называется «дал петуха», и сам на себя за это разозлившись, излил мрак на Варвару, ткнув кулаком в ее безжизненное лицо, — Давай, давай… я быстро.

Она не сопротивлялась, и это спокойствие придало ему сил. «Наверное, сама об этом мечтает, рада до смерти и не верит счастью своему, — подумал он. — Мужика-то, поди, уже лет двадцать у нее не было, если не больше.

Варвара вся была окутана каким-то тряпьем, точно саваном. Он, вроде бы, расстегнул верхнюю кофту, шерстяную, но под ней оказалась какая-то хламида, а еще глубже — что-то, похоже, нейлоновое, скользкое и прохладное наощупь. В конце концов, разозлившись, он рванул тряпки, и те треснули и едва не рассыпались в прах в его ладонях. Варвара же лежала все также молча, вытянув руки по швам, как покойница, которую готовили к омовению. Глаза ее были открыты, и краешком сознания Федор вдруг отметил, что они не блестят. Матовые глаза, как у куклы.

Но в его крови уже кипела вулканическая лава, желающая излиться, освободив его от огня, и ему было почти все равно, кто отопрет жерло — теплая ли женщина, послюнявленный ли кулак или эта серая кукла.

Грудь Варвары была похожа на пустые холщовые мешочки, в которых мать Федора хранила орехи, собранные им в лесу. В ней не было ни полноты, ни молочной мягкости, а соски напоминали древесные грибы, шероховатые и темные, прикасаться к ним не хотелось. В тот момент сознание Федора словно раздвоилось — одна часть не понимала, как можно желать это увядшее восковое тело, страшно же, противно же, а другая — как будто околдованная, была просто слепой волей, порывом и страстью как она есть. Коленом он раздвинул ее бедра — такие же прохладные и сероватые, будто восковые, и одним рывком вошел в нее — и той части Федора, которой было страшно и противно, показалось, что плоть его входит не в женщину, а в крынку с холодной ряженкой. Внутри у Варвары было рыхло, холодно и влажно. И вот, излив в нее семя, Федор ушел, по пути запутавшись в штанах. Он чувствовал себя так, словно весь день пахал на вырубке леса, но списал эту слабость и головокружение на водку. Прибрел домой и, не раздеваясь, завалился спать.

Всю ночь его мучили кошмары. Снилось, что он идет по деревенскому кладбищу, между могилок, а со всех сторон к нему тянутся перепачканные землей руки. Пытаются за штанину ухватить, и пальцы у них ледяные и твердые. В ушах у него стоял гул — лишенные сока жизни голоса умоляли: «И ко мне… И ко мне… Пожалуйста… И ко мне…».

Вот на дорожке пред ним появилась девушка — она стояла, повернувшись спиной, хрупкая, невысокая, длинные пшеничные волосы раскиданы по плечам. На ней было свадебное платье. Федор устремился к ней как к богине-спасительнице, но вот она медленно обернулась, и стало ясно — тоже мертва. Бледное лицо зеленоватыми пятнами пошло, некогда пухлая верхняя губа наполовину отгнила, обнажив зубы, в глазах не было блеска.

— Ко мне… — глухо твердила она. — Подойди… Меня нарочно хоронили в свадебном… Я тебя ждала…

Проснулся Федор от того, что мать плеснула ему в лицо ледяной воды из ковшика. «Совсем ополоумел, пьянь! Упился до чертей и орал всю ночь, как будто у меня нервы железные!»

Прошло несколько недель. Первое время Федор никак не мог отделаться от ощущения тоски, как будто распростершей над ним тяжелые крылья, которые закрыли солнечный свет. Пропали аппетит, желание смеяться, работать, дышать. Но постепенно он как-то оправился, пришел в себя, снова начал просить у матери утренние оладьи, поглядывать на самую красивую девицу деревни, Юленьку с длинными толстыми косами и чертями в глазах. С Варварой он старался не встречаться — впрочем, это было нетрудно, она редко покидала свои дом и палисадник, а если и выходила на деревенскую улицу, то жалась к обочине и смотрела на собственные пыльные калоши, а не на встречных людей. Постепенно странная ночь испарилась из памяти — и Федор даже не вполне был уверен в ее реальности. Его сознание будто бы снежный ком слепило — из реальных фактов и воспоследовавших ночных кошмаров, уже и не понять — что правда, а что — страшный образ, сфабрикованный внутренним мраком.

Наступила зима.

Зимними вечерами Федор обычно столярничал — ремеслу обучил его отец, у обоих были золотые руки. Со всех окрестностей обращались — кому стол обеденный сколотить, кому забор поправить, кому и террасу к дому пристроить.

И вот в конце ноября однажды случилось странное — в дверь постучали, настойчиво, словно речь шла о срочном деле, а когда Федор открыл — на улице никого не было. Человека, потревожившего вечерний покой семьи, словно растворило ледяное плюющееся мокрым снегом пространство. Только на половице, придавленный мокрым камнем, белел конверт. Оглянувшись по сторонам, Федор поднял его, заглянул внутрь и удивился еще больше — внутри были деньги. Не миллионы, но солидная сумма — столько бы он запросил как раз за строительство летней терраски. Для реалий деревни это было нечто из ряда вон — соседи, конечно, не голодали, но и откладывать деньги было не с чего, а за работу все предпочитали платить в рассрочку. Вместе с купюрами из конверта выпала записка. «Я прошу Вас сделать гроб, длина — 1 метр, материал — дуб или сосна. Деньги возьмите сразу, а за готовой работой я приеду при первой возможности».

Не из пугливых был Федор и уж точно не из суеверных, но что-то внутри него похолодело, когда дочитал. Длина — 1 метр. Выходит, гроб-то — детский. Почему за него готовы столько заплатить? Если бы заказчик спросил у него цену, Федор назвал бы сумму, раз в двадцать меньшую, и то не считал бы себя обиженным. Почему выбрали такой странный способ сделать заказ? Такое горе, что от лиц чужих мутит? Но получается, что ему даже выбора не оставили — деньги-то кому возвращать? Можно, конечно, так и оставить их в конвертике, а когда заказчик явится, с порога сунуть в лицо. С другой стороны… А если там ребенок при смерти. И вот человек придет, а ничего не готово. В полотенце его хоронить что ли?

Тяжело было на душе у Федора, но все же работу он выполнил. За два вечера управился. Самые лучшие доски взял, старался так, словно ларец для императорских драгоценностей делал. Даже резьбой украсил крышку — делать-то все равно зимними вечерами нечего.

Прошла неделя, потом другая, а потом и третья началась, но за работой так никто и не пришел. Маленький гроб стоял в и без того тесных сенях и действовал всем на нервы. Проходя мимо него, отец Федора мрачно говорил: «Етить…» — а мать, однажды о него споткнувшись, машинально ударила деревяшку ногой, а потом опомнилась, села на приступок и коротко всплакнула.

И вот уже под новый год как-то выдался вечер, когда Федор остался дома совсем один. Родители и маленькая сестренка уехали в соседний поселок, навестить родственников, там и собирались переночевать.

Вечер был темный и вьюжный — за плотной шалью снегопада ни земли, ни неба не разглядеть.

И вдруг в дверь постучали — тот же настойчивый торопливый стук, Федор сразу его признак, и сердце его ухнуло — как будто с бесконечной ледяной горки.

Осторожно подойдя к двери, он спросил — кто, однако ему не ответили. Зачем-то перекрестившись, он отпер дверь — на крыльце стояла невысокая женщина, укутанная в телогрейку и большой шерстяной платок. Он даже не сразу признал в ней Варвару — а когда разглядел ее лишенное эмоций серое лицо, отшатнулся.

— Что тебе надо? Зачем приперлась? — в нарочитой грубости он пытался черпать силы.

— Так пора, — глухо ответила она, и мимо него вошла внутрь. — Я думала, еще несколько недель носить, но сейчас вижу, что нет. Пора.

— Что ты несешь-то, дурища? Ступай, откудова приперлась.

И тогда Варвара подняла на него лицо, и он отступил на несколько шагов, взгляд его беспомощно заметался по сеням, пока не уткнулся в маленький топорик, которым они с отцом рубили щепки для растопки печи. «Бред какой-то… Не буду же я на нее, бабу слабую, с топором… Я же ее пальцем перешибить могу, что она мне сделает-то, убогая…». А женщина просто спокойно смотрела на него, и ее глаза были похожи на подернутые льдом лужи. Такие же тусклые и кукольные, как той ночью, которую он все эти месяцы пытался забыть.

Варвара усмехнулась — все так же без эмоций.

— Что же ты, Федя, думал, что поразвлечешься, а отвечать не придется. Неси воду и тряпки, рожаю я.

— Какого хрена… — и тут только разглядел под ее распахнутой телогрейкой огромный круглый живот.

— С минуты на минуту начнется, что же ты медлишь.

Она вовсе не была похожа на женщину, которую волнует появление первенца. Бескровное спокойное лицо, обветренные губы, ровный тихий голос.

— К тому же заплатила я. Все по-честному. Сделал, что я просила? Успел?

Федор даже не сразу понял, о чем это она, а когда понял, вдруг почувствовал себя маленьким и беззащитным. Как в те годы, когда отец пугал его лешим и банником, а Федя потом всю ночь пытался успокоить дыхание — ему все мерещились шорохи и перестуки, какая-то иная, скрытая от взрослых жизнь, которая начинается в доме, когда все отходят ко сну. Хотелось броситься к матери, вдохнуть ее успокаивающее тепло, но мешал стыд.

— Зачем же тебе… гроб? — последнее слово он почти шепотом выдохнул в лицо Варвары.

— Ну как же, — усмехнулась она. — Где-то ведь ему надо спать. Мертвенький ведь родится, — и погладила себя по тугому животу.

Федора замутило.

— Воду ставь, — скомандовала Варвара. — И тряпки тащи. Начинается.

Как во сне он дошел до печи, взял чайник, потом залез в сундук матери, нашел какие-то старые простыни. Все происходящее казалось ему дурацким розыгрышем. Он не мог поверить, что деревенская дурочка и правда собирается родить в его сенях, что ему придется принимать в этом участие. И эти чертовы деньги, и этот гроб. «Мертвенький ведь родится…».

Когда Федор вернулся в сени, он уже лежала на полу, задрав юбки и раскинув в стороны бескровные ноги, спина ее выгнулась дугой, как будто женщина получила удар молнии, однако лицо по-прежнему не выражало ни страха, ни боли, ни предвкушения.

Сестренка Федора тоже дома родилась — схватки начались внезапно, тоже была зима, они не успели бы доехать до сельской больницы. Он помнил раскрасневшееся потное лицо матери, ее утробный крик, больше похожий на звериное рычание, помнил, как разметались по подушке ее слипшиеся от пота волосы, и какой запах стоял в комнате — горячий, густой, нутряной, и как ему тоже было не по себе — но то был другой страх, страх присутствия некой вечной закономерности. Мать просила то попить, то приложить к ее лбу пригоршню снега, то открыть форточку, то закрыть. А потом он услышал сдавленный плач сестренки, и они с отцом выпили по рюмочке, ликуя, и мать выглядела такой счастливой, несмотря на то, что все одеяла были пропитаны ее кровью.

Варвара же молча, сцепив зубы, производила на свет новую жизнь, она работала бедрами и спиной — ловко, как змея, и сени тоже заполнил посторонний запах — торфяного болота, перегноя, влажных древесных корней, дождевых червяков. Вдруг из нее хлынуло, как будто бы кран открылся — зеленовато-коричневые, как застоявшийся пруд, воды. Федору пришлось отпрыгнуть — зловонной воды было так много, что весь пол в сенях залило. Он даже не сразу заметил, что в этой жиже выбралось из ее чрева на свет крошечное существо, младенец, такой же серый и безжизненный, как его мать. Варвара села, тыльной стороной ладони отерла лоб, подняла младенца с пола — тот вяло шевелил руками. Его глаза были открыты и словно подернуты белесой пленкой. Федор отвел взгляд — смотреть на ребенка было отчего-то неприятно, что-то в нем было не то. Он даже не закричал, но уже вертел головой, явно пытаясь осмотреться.

— Что стоишь, — мрачно позвала Варвара. — Тебе надо пуповину перерезать. Али книг не читал.

— Я не умею, — почти теряя сознание от усталости и отвращения, промямлил он.

— Да что тут уметь. Вон же топорик стоит — им и переруби.

— Что ты несешь. Разве ж можно так, топором. Я сейчас бабку Алексееву позову, — вдруг пришла ему в голову спасительная мысль. — Только сбегаю за ней. Она умеет это дело.

— Никого не надо звать, — остановила его Варвара. — Сам виноват, сам и отвечать будешь. Тащи топор… Я тебя научу. И гроб неси. Он уже спать хочет, видишь.

— Варвара, да зачем ему гроб, что же ты говоришь такое страшное, — не выдержал Федор. — Где же это видано, чтоб ребенок в гробу спал. Ты говорила — мертвенький родится, а он вот — шевелится.

— Так и я мертвенькая, — серые губы растянулись, но это не было похоже на улыбку. — Али сам не понял? Гроб неси. И самому тебе отдохнуть надо. А то ведь он скоро проголодается. Вот проснёшься, и я научу тебя, как мертвеньких кормить.

Последним, что увидел Федор, перед тем, как его накрыло бархатным крылом темноты, был старенький, в разветвляющихся трещинках, потолок.

Когда следующим утром его родители и сестра вернулись, тело его уже остыло, но распахнутые глаза сохранили выражение недоверчивой тоски. Что с ним произошло, так никто и не понял, но весь пол сеней был залит густой болотной водой, которую отец Федора и за день вычерпать не смог.

А когда вычерпал досуха, все равно остался запах — тлена, плесени и гнили — остался на долгие годы, иногда многообещающе утихая, но неизбежно возвращаясь к началу каждой зимы.

Варвару же в той деревне больше никогда не видели — но еще много лет сплетничали, якобы из ее опустевшего дома иногда доносится глухой и монотонный младенческий плач.

Вороний король.

Spoiler

Наверное, все слышали истории о том, как на московских окраинах собираются огромные стаи ворон и, нападая на людей, заклёвывают их насмерть. Это сказки, конечно. Но когда поздним вечером идёшь через парк, а над тобою с хриплым карканьем кружится зловещая чёрная стая — всякому сделается не по себе. Ворон никто не любит. В них (как и в крысах) есть что-то очень мерзкое: как будто это не просто птицы, а затаившийся до времени враг, который злобно, исподтишка, наблюдает за тобой.

Ещё в садике у нас была игра в «Вороньего Короля». Это мог быть любой предмет чёрного цвета: камень, драная автомобильная покрышка, или даже тень причудливой формы. Заметив его, ты должен был сразу «заорать от ужаса» и показать на него кому-нибудь из приятелей. Тогда Вороний Король явится ночью к нему, а не к тебе. Одно время это была наша любимая страшилка, которой мы боялись до дрожи в коленях. Но все игрушки со временем надоедают — была забыта и эта.

Уже учась в школе, я неожиданно вновь услышал про Вороньего Короля от моей бабушки. Узнав, что я с друзьями бегаю в парк пулять из рогатки по воронам, она как-то очень настойчиво начала меня отговаривать от этого занятия, мол, «будет нехорошо». Я оказался любопытен и вызнал у бабушки, что вороны считаются в народе «дурной птицей». Якобы «сам чёрт у них король», и что бить ворон можно только по каким-то особым церковным дням, иначе «он за тобой явится». Почему-то этот [ОЧЕНЬ ХОРОШАЯ ИСТОРИЯ] меня сильно впечатлил — наверное, вспомнились детские страхи. Так что больше срелять из рогатки по воронам я не ходил.

Прошли годы. Не стало моей бабушки. Я окончил институт, съехал от родичей в бабушкину квартирку, и постепенно вся моя жизнь свелась к четырём вещам: работе, интернету, алкоголю и одиночеству. И мне было хорошо. А вчера один мой знакомый в качестве благодарности за совместный проект преподнёс мне неплохую пневматическую винтовку с оптикой — он взял модель посерьёзнее, и эта оказалась ему не нужна. Ствол был смазан и пристрелян. Придя домой, я поскорее зарядил его, поставил у окна стремянку, открыл форточку и, замаскировавшись шторой, начал, как снайпер, выискивать себе жертву. Она нашлась скоро: одинокая ворона сидела, нахохлившись, на проводах, и прямо-таки просила пулю в бок. Я плотнее прижал приклад к плечу, навёл на зверюгу перекрестье прицела, задержал дыхание и медленно, ровно надавил на спуск.

Бум! Ружьё мягко толкнуло меня в плечо, а ворона, как будто её ударило током, нелепо перекувыркнулась и, как скомканная тряпка, упала в дворовый снег. Шлёпнувшись оземь, она несколько секунд лежала без движения. Но вдруг задёргалась, забилась и, уродливо оттопырив крыло, начала истошно, пронзительно орать, суча лапами и выворачивая шею. Это было так мерзко и гадко, что вся радость от выстрела мгновенно улетучилась. Я хотел прекратить эту агонию. Но чтобы прицелиться вниз с третьего этажа, надо было высунуться в форточку. Я побоялся, что меня заметят. Так что мне ещё минут пять пришлось наблюдать, как орёт и корчится в предсмертных муках несчастный комок перьев. А когда ворона, наконец, издохла, на душе у меня было уже полнейшее дерьмо.

Я сложил стремянку, достал из морозилки водку, нарезал колбасы и, выключив на кухне свет, хотел уже пойти к компьютеру. Внезапно сзади раздался стук, как будто камешками кидают в окно. Что за чёрт? Я обернулся. За окном, на карнизе, сидела ворона. Вытянув шею и блестя круглым чёрным глазом, она как будто внимательно изучала меня. Потом с силой несколько раз долбанула клювом по стеклу. И вновь замерла, явно ожидая моей реакции. Это выглядело как-то уж совсем странно и недобро. Даже страшно. Я шикнул — ноль реакции. Медленно поставив пузырь и закусь на стол, я потянулся к лежащей на столе винтовке. Ворона чуть присела, как будто собираясь взлететь, и вдруг начала остервенело колотить клювом в стекло. Я бросился к окну, а она живо сорвалась куда-то вниз. На миг мне подумалось, что это была та мёртвая ворона. Но из окна я увидел, что труп на месте, а вокруг молча сидит дюжина живых ворон. Я погрозил каргам винтовкой и, злой на себя за свой секундный испуг, пошёл к компьютеру и начал пить.

Ближе к полуночи, поиграв и побродив по интернету, я начал засыпать от усталости и алкоголя. Я уже собрался гасить компьютер, как вдруг раздался знакомый стук. Звук шёл уже из комнаты, где было большое окно и выход на балкон. Стало как-то не по себе, но я, слегка напуганный и очень-очень злой, пошёл прогонять мразь. Включил свет в комнате, медленно двинулся к окну. Невидимая за плотными шторами ворона настойчиво долбила клювом в стекло. Приготовившись громко крикнуть, я резко отдёрнул штору. И замер.

За окном была непроглядная темень. Освещённая светом люстры, видна была лишь плотно прижатая к стеклу рука... или лапа. Узкая бледная ладонь размером чуть больше человеческой. Сильно вывернутый вниз большой палец. И три пальца ввверх. Длинные тёмные когти. Чёрные волосы (или перья?) на запястье. А дальше — мрак.

Я, парализованный страхом, смотрел на то, как неторопливо постукивал по стеклу огромный коготь. Видел лишь эту страшную лапу да собственное отражение, застывшее в тёмном окне. Стук прекратился. Тот, за стеклом, по-видимому, вдоволь налюбовавшись на мои полные ужаса глаза, со скрежетом провёл когтем по стеклу. Потом я услышал низкий, хриплый, совершенно нечеловеческий хохот, больше похожий на карканье, глухой удар и хлопанье огромных крыльев. И настала тишина.

Это было вчера. Сейчас все окна у меня закрыты и занавешены. Под моей рукой лежит эта проклятая винтовка, а на столе — нож. Но я понимаю, что оно может войти во мне в любой момент, и даже святая вода и распятие вряд ли его остановят. Хочется верить, что его удовлетворил мой страх, и Вороний Король не явится ко мне более. А может, он отступил только для того, чтобы я смог помучиться, узнать, что такое настоящий страх...

Мне очень хочется дожить до рассвета. Хочется жить. Но, на всякий случай — прощайте. У меня есть ещё немного водки. Пью её за вас.

Парень на площадке.

Spoiler

Я, как обычно, начала собираться на учебу. Мама одевала младшую сестренку в садик, а брат, учившийся во вторую смену, сладко спал у себя в комнате. Одевшись, я подошла к зеркалу, чтобы накраситься.

— Кать, закрой дверь, мы пошли! Ключи не забудь! — крикнула мама с другого конца квартиры.

Шаркая тапочками, я закрыла дверь и вернулась к зеркалу. Там сидела моя кошка Чапа. Она выглядела довольно странно, даже озадаченно, как будто так и хочет наброситься на зеркало, как на фантик, привязанный к нитке. Встав напротив зеркала, я, недоумевая, переводила взгляд то на Чапу, то на зеркало. Не обнаружив ничего странного, я присела на корточки и, погладив моего кошака по голове и усмехнувшись, спросила, хоть и знала, что не услышу ответа:

— Ну, что такое? Кто там?

Чапа, в свою очередь, обратила взгляд на меня. Тут мне стало не по себе: смотрела она так строго и даже осуждающе, как будто говорила: «Зря смеешься». В этот момент я услышала шаги позади себя, а в зеркале отразилась чья-то тень. С одури я вскочила и обернулась. Это оказался Денис, мой брат.

— Фу-у-ух, слава Богу... Ты чего не спишь?

— Чего я не сплю? Разве не ты долбилась в мою дверь?

Мне стало еще страшнее. Как кто-то мог долбиться к нему в дверь так, чтобы я не услышала?

— Тебе приснилось. Возвращайся в кровать, — приказала я.

Вспомнив, что мне всё-таки пора на учебу и я уже опаздываю, я схватила сумку, вышла и закрыла дверь. Спускаясь до лифта, я смутно чувствовала на лестничной площадке чье-то присутствие, но не придавала этому значения. Мало ли что, просто страшилок начиталась. Ожидая, когда приедет лифт, я полезла в сумку, чтобы проверить наличие в ней денег на проезд, как вдруг поняла, что я точно не одна...

Подняв взгляд, я увидела на другом конце лестничной площадки молодого парня. Уж не знаю, откуда он свалился и почему так бесшумно, но мне не хотелось ехать с ним в одном лифте, тем более что это точно был не сосед, да и вид его мне не понравился. Мама всегда учила меня как-то увиливать от подобных ситуаций. Мне сразу вспомнились истории о маньяках, убивающих девушек в лифтах... бррр, даже думать страшно, что подобное может случиться и с тобой. Быстро пропустив все эти мысли через свой еле проснувшийся мозг, я решила сделать вид, что мне позвонила мама и попросила меня вернуться домой. Держа у уха телефон и бормоча: «Да, хорошо, уже иду», — я шустро добралась до квартиры.

Захлопнув дверь, я прислонилась к ней и стала прислушиваться. Ничего. Ни шороха, ни уезжающего или приезжающего лифта. Хорошее начало дня, ничего не скажешь. Прошло какое-то время. Решив, что мне пора возвращаться и уже почти открыв дверь, я услышала громкое шипение за спиной и чуть не наложила в штаны, извиняюсь за выражение. Чапа стояла напротив двери и пристально смотрела как будто сквозь нее. Мне стало страшно, как никогда, и я решила, что на учебу сегодня не иду. «И что дальше?» — мелькнуло в мыслях.

Мне стало любопытно: что же там такое, что Чапе так не понравилось? Я с закрытыми глазами приблизилась к дверному глазку; мне было страшно их открывать. Слышала чужое дыхание с той стороны — не знаю, как и почему, но это так. Решившись открыть глаза, я поняла, что вижу за дверью всё того же парня. Он пристально смотрел на меня и ждал... Вскрикнув, я как бешеная отскочила от двери.

Ручка начала дергаться, причём всё сильнее. Я осела на пол и попятилась назад. Чапы уже не было. Куда она делась? Как я без моей заступницы?! Стало страшно до изнеможения, я даже не смогла встать. На четвереньках я поползла в комнату к Денису. Усевшись у стены, стала ждать. Закрыла глаза и постаралась успокоиться. Примерно через минуту всё стихло. «Чего я вообще испугалась? Какой-то бродяга или бомж...», — укоризненно винила я себя в трусости.

Я встала и, как ни в чем не бывало, по еле освещенной квартире пошла на кухню. Включив свет, подошла к холодильнику (он у нас стоит почти у двери). Увидев колбасу, взяла ее, чтобы сделать бутерброд, закрыла дверцу и встала как вкопанная. Не может быть! Боковым зрением я точно видела чей-то силуэт в окне с правой стороны. Мои глаза расширились от страха, дыхание участилось. С приоткрытым от удивления ртом я медленно повернула голову к окну. Это был он! Снова! Что ему нужно от меня и как он оказался за окном четвертого этажа?! Уронив колбасу, я с диким криком снова побежала к Денису.

— Что такое?! Что? Что случилось?

— Я не знаю, — захлебываясь слезами, кричала я, — не знаю!..

Я заперла дверь и задернула шторы. Рассказала брату о случившемся. Он позвонил маме, ей всё рассказал и сказал, что встретит её внизу после того, как та отведет сестренку в садик, чтобы она не ходила в подъезде одна. После того случая я еще месяц боялась одна ходить по подъезду, да и по квартире тоже. Тряслась при виде темных углов. Но сейчас уже, кажется, всё утряслось. Сейчас меня пугает еще и то, что во время этого нападения никто ничего не слышал, ни выламывания двери, ни моих криков.

И на сегодня все. Пока.

Привет всем и всех с днем победы! 

Дед.

Spoiler

Мне всегда казалось странным что мой дед, очень умный человек, имел работу с слишком низкой зарплатой. Как-то у него дома мы смотрели телевизор и по новостям сказали, что пропало несколько детей, а их друзья разговаривали о высоком человеке в костюме. Мой дед вздрогнул и я спросил в чем дело. Он выключил телевизор и спросил: что я знаю о том, как он воевал во Второй Мировой.

Мой отец только говорил мне, что дед был парашютистом. Мой дед засмеялся и сказал мне, что он сказал тоже самое моему отцу. Но на самом деле он был разведчиком. Он сказал что он участвовал в многих миссиях, которые до сих пор засекречены. До того как я спросил, причем тут это, он начал рассказывать.

К концу войны дед и группа агентов были отправлены на миссию в "Черный Лес" в Германии. Они были замаскированы под жителей. Их миссия была встретится с группой, которые должны были дать им выкраденные планы нацистов. Когда они развели огонь и поставили палатки ночью, они услышали шум. Они убрали оружие и увидели кого-то, похожего на нацистского солдата, который шел к ним.

Сначала они подумали, что он пьян, но когда он дошел до их лагеря, они поняли что у него сломана нога. Они спросили, что случилось, он что-то пробормотал и отключился. Они предположили, что была авария или его кто-то атаковал, как вдруг нацист вскочил и кричал: "Он идет, о Боже, он идет!"

Мой дед прекрасно говорил по-немецки, не знаю, мог ли он говорить на еще каком-нибудь языке. Один парень из его команды, Джим, достал его пушку и направил её в сторону, откуда пришел нацист. Другие тоже взяли свое оружие, когда увидели его.

Мужчина в черном костюме шел к ним. Дед кричал ему на всех знакомых ему языках, спрашивая кто он. Он подошел ближе и они увидели его лицо. В тот момент их лица побледнели.

Он сказал, у мужчины не было лица, просто две странные сферы и маленькая линия вместо рта. Он стоял и смотрел на них, потом на нациста. Нацист рыдал, что-то бармоча себе под нос. Кто-то приказал мужчине поднять его руки. Мужчина в мгновение поднялся в воздух и тогда они увидели щупальцы. Они открыли огонь, но пули ему никакого вреда не наносили. "Мужчина" взял нациста и поднял в воздух. Нацист кричал и молил о помощи, но всё что они могли сделать - это подарить ему быструю и безболезненную смерть. Дед выстрелил в нациста, но что-то его ударило по голове и он промахнулся. Дед сказал, что время как будто замедлилось вокруг "Его". Он видел пули, как они летели и как "Он" с легкостью их поглощал. Дед смотрел на "Него" снизу и "Он" смотрел на деда. В одно мгновение "Он" и нацист исчезли. Была тишина, никто не говорил. Когда наконец-то пришла та группа, которую они ждали, никто не сказал ни слова.

После войны дед женился и работал на хорошую компанию в Нью Йорке, но у него был серьезный приступ паники, когда он увидел всех тех людей в черных костюмах. После того он работал на тех работах, на которых не нужны были черные костюмы.

 

Фашистов даже слендер не любит.

АДСКАЯ МЕЛОДИЯ

Типа файлы.

Spoiler

Эта история передана мне письмом через знакомых. Рассказана она молодым человеком лет тридцати, не пожелавшим назвать свое имя. Музыкой я интересовался всю свою сознательную жизнь, а к окончанию школы имел за плечами несколько лет обучения в музыкальном кружке, где и изучил нотные азы. Именно там я и познакомился с ребятами, мечтавшими создать свою собственную группу, которая способна была бы превзойти популярный в то время (начало 90-х) "Ласковый май". Но, как оказалось впоследствии, из всей этой компании больше всего этого хотел именно я. Работал я тогда, как одержимый, успевая не только сходить в школу, но и самостоятельно, путем нечеловеческого упрямства учиться играть на гитаре. Естественно, что мое старание заметили преподаватели и начали меня ставить в пример остальным, что очень не понравилось нашему лидеру, который до меня был тут любимчиком. В общем, после недолгих угроз он просто выгнал меня из группы, хотя к тому времени большая часть материала, который мы готовили для альбома, была придумана и написана мной. В итоге, после исключения из команды мне пришлось также уйти и из кружка. И только после того, как я несколько недель не приходил туда, меня вызвал на разговор преподаватель, который расставил все по местам. Как раз в то время мне в руки попала интересная книжка детского писателя Джанни Родари (наверное, многие помнят о мальчишке по имени Джельсомино, обладавшим разрушительным голосом). Меня, конечно, мало заинтересовали бы его фантазии, если бы не один рассказ, в котором говорилось о двух разбойниках, которые, записав пластинку с "психотропной" музыкой, запросто смогли ограбить всех посетителей магазина, которые при этом ничего не могли вспомнить. Меня заинтересовал не сам факт применения подобной музыки - я ничего криминального не замышлял - а то, как она действует на подсознание. Тем более, что до этого я читал в одной из газет о человеке, который, подбирая различные мелодии, лечил людей. И у меня появилось огромное желание, какое только может быть у парня старшего школьного возраста, его превзойти. Тем более что ноты я тогда уже знал не хуже, чем какой-нибудь выпускник консерватории. Но на деле это оказалось не так просто. Не зная, с чего начинать, я переписывал различные партитуры, проверял, что-то переделывал. И все без толку. Хотя бывало, что мои сочинения и получались относительно приятными на слух, они не вызывали того эффекта, которого я добивался. Дело сдвинулось с мертвой точки только после того, как я поздно вечером от нечего делать включил телевизор. Там как раз шла передача о методах воздействия на человеческое подсознание. Получив таким образом подсказку, я отправился в библиотеку, где и обнаружил информацию, которая мне на первых порах очень помогла. Однако, если честно, все мои усилия были слишком нудными. Каждую мелодию мне приходилось разбирать по нотам, сравнивать, переписывать и снова проверять. Но тут мне тоже помог случай. К тому времени родители пообещали мне подарить хороший синтезатор, при условии, что я поступлю в ВУЗ. Я условие выполнил, а родители сдержали обещание. А в ВУЗе оказалась хорошо оборудованная музыкальная студия, в которой я увидел, как наигрываемая мелодия тут же отображается на экране компьютера. И никаких тебе проблем с напряжением слуха и записью нот вручную... А поскольку занимался я уже всем этим в одиночку, то и решил приобрести себе компьютер. Чтобы не напрягать родителей, в течение нескольких месяцев я бегал на местную железнодорожную станцию разгружать вагоны кооператорам. Когда меня пригласили играть в ВУЗовской группе, я согласился. Примерно тогда же у меня появилась девушка, с которой мы проводили много времени вместе. Я тогда почти забросил свое хобби и вел жизнь обыкновенного студента. Но, как это часто бывает, все это было слишком хорошо, чтобы длиться долго. Неизвестно каким образом в наш ВУЗ, да еще в мою группу, попал человек, из-за которого меня в свое время выгнали из кружка. Он не только занял мое место в группе, но и стал обхаживать мою подругу. Причем делал это нагло и демонстративно, хотя и без особого успеха. В итоге мне пришлось уйти из музыкальной группы (хотя вскоре его самого тоже выгнали после того, как он попытался там наводить свои порядки) и большую часть свободного времени просто проводить дома. Но этот отморозок, которому мешало одно мое существование, не успокаивался. Однажды, когда мы с девчонкой возвращались домой (был уже поздний вечер), он напал на нас со своей компанией. Эти сволочи, будучи в стельку пьяными, сильно избили меня, а мою девушку затянули в ближайший подвал, где по очереди изнасиловали. Утром ее нашли мертвой жильцы дома. Уголовное дело, которое завели по факту убийства, вскоре переродилось в самоубийство, а потом и вовсе заглохло. Как оказалось, в эту компанию входили дети больших начальников, чьи родители просто купили им "железное алиби". Я не помню, как пережил все эти события, похороны. Как только я вышел из больницы, я первым делом обратил внимание на стоявшую в углу моей комнаты аппаратуру... То ли на меня так подействовали все эти события, то ли, в самом деле, во мне было столько ненависти, но уже первое мое произведение действовало настолько угнетающе, что я поневоле сделал перерыв на несколько дней (иначе можно было сойти с ума). Следующие мои произведения были еще более жуткими по восприятию. А одно из них было просто обыкновенным набором звуков, после прослушивания которых человек в прямом смысле выпадал из реальности. Похожее состояние бывает у наркоманов. Причем, самое интересное, что я действовал практически наугад, не применяя никаких специальных знаний и полагаясь исключительно на свою интуицию. Поскольку учиться в ВУЗе я уже нормально не мог - иначе мне бы пришлось каждый день видеть эти ненавистные рожи - я бросил учебу, устроился работать сторожем и подрабатывал на станции у кооператоров. А остальное время экспериментировал с музыкой, пока однажды в ходе подобных проб я не выделил из общей партитуры небольшой фрагмент, который проиграл еще раз. В ходе третьего по счету повтора у меня пошла носом кровь, а с разумом начало происходить нечто невообразимое. Мне просто захотелось выпрыгнуть в окно головой вниз, чтобы это состояние скорее прекратилось. В голове творилось нечто, что невозможно описать словами, разве что сказать - это был настоящий ад. В результате в тот день я жутко напился и весь вечер слушал записи органной музыки. "Отпустило" меня только на третий день. Уже позднее, когда я полностью пришел в себя, я тщательно закодировал сам файл, его ключ и ключ от ключа. Хранил все отдельно на дискете. Это была вынужденная мера безопасности, поскольку компьютером пользовались и мои домашние. Примерно тогда же я понял, что буду делать дальше. Конечно, у меня не было хорошей аппаратуры, но изготовить более-менее качественную запись я смог и полукустарным способом - на домашнем магнитофоне. Но прослушивать ее еще раз уже не решался. Так бы она и пылилась у меня на полке, если бы снова не подвернулся случай. Я случайно узнал у своего одногруппника, что у моего заклятого врага примерно через неделю намечается свадьба. Причем, как это ни странно, с лучшей подругой моей девушки. Домой я прилетел пулей. Быстренько отыскав кассету, без звука перегнал мелодию в компьютер. Затем, зная о музыкальных пристрастиях своих врагов, сбегал в магазин, где приобрел их любимую музыку. Запись тоже перегнал в музыкальный редактор, соединил обе музыки, "отодвинув" свою далеко на задний план, так, что на слух она не воспринималась и заново переписал кассету. Затем отправился в соседний город, откуда и отправил сей подарок почтой, выдумав обратный адрес. И... стал ждать. Спустя где-то неделю после свадьбы по городу поползли леденящие душу слухи, которые дошли и до меня. Как я понял, свадьба едва не сорвалась, поскольку, получив мой подарок, парочка не только крепко поссорилась, послушав его, но и прилично подралась. И только по случайности они оба остались живы. Вызванная "скорая" накачала обоих успокоительным. Однако кто-то догадался пустить эту кассету прямо во время свадебной гулянки. В результате чего все сначала передрались, а потом жених, вынув из багажника машины "Калашников", просто перестрелял всех, на кого хватило патронов. Не скажу, что я эти новости смог воспринять спокойно, но, значит, так было необходимо провидению. Прошло почти полгода, прежде чем я решился добраться до остальных участников этой компании. После потасовки на свадьбе их осталось только двое из тех шестерых, которые когда-то избили меня и убили мою подругу. Остальные погибли. Первого я разыскал в ночном клубе, где, устроившись подсобником на работу, просто подбросил ему кассету в карман куртки. И уже на следующий день мне кто-то рассказал, как среди бела дня в плотном городском потоке новенькая иномарка резко увеличила скорость и на полном ходу врезалась в трал, везущий строительную технику. Причем скорость была такой, что автомобиль, оставшись без крыши (а водитель, соответственно, без головы) и нырнув под трал, вылетел далеко вперед с обратной стороны. Все, кто был свидетелями "выкрутасов" на дороге, единодушно решили, что водитель был, как минимум, в стельку пьян. Последнего же негодяя мне никак не удавалось выловить, чтобы подсунуть ему пленку. И мне пришлось почти месяц с лишним следовать за ним по пятам. Пока, наконец, однажды вечером он не возвращался домой в дымину пьяным. В темноте возле его подъезда я попросил закурить, а потом просто "подарил" ему кассету, сказав, что на ней то, что ему всегда нравилось. Расстались мы тогда очень большими "друзьями" - я едва отказался от приглашения зайти и выпить "по маленькой". А на следующий день, "случайно" оказавшись возле знакомого подъезда и разговорившись с местными бабульками, я узнал, что этого гада вчера забрали в милицию, где и убили... Как оказалось, он просто начал сходить с ума и ломиться к соседям в двери. А поскольку время было два ночи, те вызвали милицию, которую встретили сумасшедшим сопротивлением. Дебошира едва скрутили. При этом он настолько был пьян, что даже не заметил, как убил одного из милиционеров... Последующие полгода я невольно вздрагивал, когда раздавался звонок входной двери в нашу квартиру. Мне все казалось, что кто-то разгадал мой страшный секрет (хотя разгадать его практически невозможно - любого, кто прослушал бы эти записи, уже не было бы в живых). Именно тогда я снова вернулся к осуществлению своей давней мечты - писать музыку, которая бы лечила людей. К тому времени я уже имел для этого знания и неплохую базу. А вскоре, получив предложение от американцев, заинтересовавшихся моими исследованиями, я уехал в США, где и живу до сих пор. Лишь иногда, услышав где-то из приемника во время проигрывания рок-музыки некоторые знакомые сочетания нот - фрагментов той адской мелодии, - я невольно вздрагиваю. Тем более что те из музыкантов, кто случайно включил это нотное сочетание в свои произведения, очень часто попадали в психиатрические лечебницы. А некоторые - реальный факт - закончили свою жизнь самоубийством... Так что не дай Бог кому-нибудь из них воспроизвести эту музыку целиком!

Не задевайте прохожих.

Spoiler

- Слушай, Эрл. Дай-ка еще одну бутылку. - Держи, Билл. Веселая компания отдыхает после жаркого дня. Прохладное пиво очень хорошо дополняет этот вечер. - Эрл, ты смотри: какой толстяк. Пойдем, покажу кое-что. - Билл, может не надо, - произнес я. - Майк, я только немного пошучу. - Может все-таки не стоит? - Майк, я тебе говорю: успокойся. Все под контролем. Немного пошатываясь, Билл, Эрл и я направились в сторону гуляющей пары. Билл не плохой парень. Его нельзя винить за отсутствие мозгов, ведь их место занимают мышцы. Кроме спорта его больше ничего не интересует. А когда он выпьет, то ему обязательно нужно увидеть собственное превосходство над кем-либо. Впереди нас шла пара: он и она. Еще тогда я задумался, как такая милашка может идти вместе с толстяком. Ей на вид было шестнадцать, не больше. Она шла под руку с весьма упитанным парнем. - Эй, ребята! Погодите, - Билл немного ускорил шаг, чтобы их догнать. - Я что, сам с собой говорю? Стойте, - до этого момента они еще надеялись, что зовут кого-то другого. Не знаю почему, я тогда не отговорил Билла не шутить с ними. Ведь обычно мне удается привести его в чувства. Скорее всего пиво ударило и мне в голову. Уж больно хотелось посмотреть, что интересного придумает Билл на этот раз. - Вы что, глухие? - Нет, - теперь толстяк и милашка окончательно остановились и повернулись в нашу сторону. - В таком случае, почему сразу не реагируете? - Подумали, что это зовут кого-то другого. - Кого другого? Мы здесь одни. Действительно, кроме нас на этом отрезке набережной никого не было. Помню, что тогда я взглянул на часы. Они показывались начало десятого вечера. Прохладный ветер защекотал мою спину. На удивление, это не расслабляло, как в каждый летний вечер. Это был неприятный холодок. - Что вы хотели от нас? - по девушке я заметил, что ей не по себе. Конечно, три здоровых лба, еще и подвыпившие, цепляются к ней и ее другу. Тогда я все еще верил, что это ее друг. Не может такая милашка встречаться с ним. Просто такого не бывает. - Вот в чем дело, - теперь начал говорить Эрл. По нему действительно видно, что здравый смысл заснул несколько пивных банок назад. - Мой друг изрядно выпил, - говорил Эрл, указывая, в сторону Билла. - Именно, - подтвердил Билл. - Не перебивай, дай мне закончить, - с небольшим раздражением выпалил Эрл. - Он увидел вас, гуляющими на набережной, в этот прекрасный, летний вечер, - я заметил, как руки парня напряглись, уже готовы были сжаться в кулаки. Наша компания определенно была не по душе ему. Странно, но теперь он не казался таким уж толстым. Я списал этот факт на пиво. - Вы так спокойно прогуливались, что в голову моего друга вкралась мысль: что если бы какие-то обезбашенные или просто пьяные уроды прикопались к вам. Потребовали деньги, например. Или им не было чем заняться, кроме как приставать к гуляющей паре, - промолвил Эрл. - Так вот, к чему ведет мой друг. К стати, как тебя зовут, парень? - Это так важно? - Вообще-то да, - Биллу не нравилось, когда на его вопросы не отвечали с первого раза. Вообще пиво увеличивало его раздражительность и несдержанность (которые и без алкоголя не вписывались в рамки) в несколько раз. - Джон, меня зовут Джон. - Впредь, Джон, отвечай на мои вопросы с первого раза, - Билл подступил вперед на один шаг. Ему нравилось чувствовать собственную силу. И вообще, кому не нравиться чувствовать себя сильнее других? - Не слышу, - повторил Билл. - Хорошо. - Что хорошо? - Буду отвечать с первого раза. - Вот молодец. Можешь, когда хочешь, - улыбка снова захватила лицо Билла. - Так о чем это я. Представь: к вам пристала компания, скажем, нелицеприятных (только с третьей попытки Билл смог выговорить это слово) ребят и требует не пойми что. - Прямо, как вы, - сказал Джон. - Нет. С нами тебе очень повезло. - Точно? - не нужно язвить Биллу, он этого не любит. - Точно, - снова раздражение стерло глупую улыбку с лица Билла. Наблюдая весь этот диалог, я не мог оторвать взгляда от девушки. Ее неприязнь к окружающим прям так и сочилась из глаз. Она спрашивала себя, что она здесь делает. И как вообще согласилась пойти с этим парнем куда-то гулять. - Билл, хватит уже, - я попробовал успокоить его. - Майк, я еще не закончил. Договорю, и тогда уйдем. - Да, и вправду, Майк. Потерпи еще немного. - Еще немного и сдержанность Билла совсем испариться, Эрл, - сказал я. На что Эрл не дал никакого ответа. - Джон, скажи, тебе нравится..ээ..как тебя зовут? - Билл обратил внимание на спутницу Джона. - Ее зовут.. - Я не тебя спросил, - уже повышенным тоном произнес Билл. - Как тебя зовут, красавица? - Меня зовут Мэган. - Как все просто, Мэган, - снова эта дурацкая улыбка на лице Билла. - Джон, если бы к вам пристали какие-то придурки, ты бы смог защитить Мэган? - Да. - А вот я так не думаю. Мы поспорили с Эрлом, что ты и ударить то меня не сможешь. - Билл, по-моему с них уже хватит, - вмешался я. - Майк, я просто хочу им помочь. Им ведь повезло встретить нас. Мы разумные люди. - Если вы такие разумные люди, тогда отвалите наконец. Мы ничего вам не сделали. - Я очень не люблю, когда мне грубят, - Билл снова подступил на шаг к парню. Наверное, больше всего Билла злило, что он не видел в глазах Джона страха. Другой шестнадцатилетний парень уже бы в штаны наделал при виде этого амбала. Неприятный холод снова коснулся моей шеи и спины. Жутко неприятно. Я пожалел, что в этот вечер одел только рубашку. Куртка бы сейчас не помешала. - Слушай, Билл. Ты ведь мне проспорил. Парниша не сможет тебя и пальцем тронуть, - продолжил Эрл. - Джон, ты мне стоишь целый ящик пива. А ведь я сказал Эрлу, что хотя бы раз по лицу ты сможешь мне врезать, - улыбка, эта чертова улыбка на лице Билла. Мне хотелось врезать ему. - Я не хочу тебя бить. - И бить то не надо. Просто ударь один раз. Разве это называется побить? - Билл на пару с Эрлом, разразились дурацким хохотом. - Я ударю тебя один раз в лицо, и мы можем идти? - Спросил Джон. - Ну да, - улыбка, вновь улыбка. Мне дико захотелось еще одну бутылку пива. Парень уже не казался толстяком вовсе. Я определенно перебрал. Кулак Джона напрягся и полетел в сторону Билла. Естественно, Билл отшагнув влево, избежал удара. Парень не удержал равновесие и рухнул на асфальт. - Ты был прав, Эрл. Этот хлюпик врезать не сможет, - Билл и Эрл снова разразились глупым хохотом. Теперь мы двинули вперед по набережной. Уже пройдя какое-то расстояние, я повернул голову назад. Увидел, как этот паренек встает с асфальта. Мне стало не по себе. Снова этот холодок по спине. Джон смотрел нам вслед. Этот взгляд, хоть я его и не мог видеть с такого расстояния, определенно мне не нравился. Уже через полчаса я открывал бутылку пива у Билла дома. - Эрл, переключи канал. Должно же быть по ящику что-то стоящее, - кричал из кухни Билл. - Но ты же не видишь, что сейчас на экране, - крикнул в ответ Эрл. - Я по звуку слышу, что какая-то фигня. Билл вышел из кухни с большой тарелкой чипсов. - Ну я же говорил, что фигня. О, вот, оставь этот. Здесь показывают неплохие комедии. На экране проплывал рекламный ролик. "Покупайте наше пиво" гласил он. - Уже купили, - крикнул Эрл и затем отпил глоток из своей бутылки. У Билла дома нет проблем со сквозняками. Но я снова почувствовал этот холод, тронувший мою шею. - Отлично. То, что нужно. Обожаю этот фильм, - сказал Билл. А фильм действительно классный. "Четыре комнаты". - Что это за бурда? - Промычал Эрл. - Это крутейшая комедия. А теперь заткнись, - с этими словами Билл пнул Эрла правой ногой. Стук в дверь. - Да кого там принесло? - Недовольно сказал Билл. Лениво, пошатываясь от выпитого, Билл зашагал в сторону двери. Этот холод. Дотронулся до спины. - Что за..? - С этими словами Билл отшатнулся назад на несколько шаг. В дверном проеме стоял наш старый друг Джон. - Вы хотя бы понимаете, придурки, что вы сделали? - Да, он определенно не был толстяком. - Вы когда-нибудь пробовали на вкус девственницу? Это деликатес, пальчики оближешь, - кажется, что он стал выше на голову. - Придется мне поживиться несколькими идиотами. Вы сами напросились. - Какого черта ты пришел? Хочешь, чтоб мы действительно над тобой поработали? - к Биллу вернулась прежняя раздражительность. Он просто не ожидал появления Джона. - Ты что, меня не расслышал? Вы отсюда уже не выйдете, - голос Джона становился пугающим. Здесь действительно холодно. - Посмотрим, кто отсюда не выйдет, - кулак Билл направил прямо в лицо этого гостя. Не знаю как, но Джон поймал кулак Билла рукой в нескольких дюймах от собственного лица. - Видно, вы еще не поняли, с кем связались. То, что произошло дальше, все еще пугает меня и вводит в ступор. Джон просто укусил руку Билла. Он вгрызся между локтем и запястьем правой руки Билла. Комнату наполнил крик Билла. - Ты что делаешь?! - лицо Билла покрыла гримаса боли. Я не мог сдвинуться с места. Не мог пошевелить и пальцем. Вдруг Эрл вышел из собственного ступора и ринулся к Джону. - Проваливай мерзкий.. - он просто не успел закончить предложение, как Джон врезал ему левой рукой прямо в грудь. Что за мышцы таятся у этого парня под одеждой, но Эрл пролетел несколько метров, прежде, чем упасть. Теперь Джон отпустил руку Билла. От боли, он рухнул на пол. Кровь лилась из его руки. Изо рта Джона капала свежая кровь. - Вы наконец-то поняли, что вам не уйти, - улыбка расцвела на лице ночного гостя. Чудом я смог встать с кресла, подбежать к лежащему на полу Эрлу, поднять его. Затем мы просто побежали в подвал. Не знаю почему именно туда. Просто я машинально полетел туда, поддерживая Эрла. Заворачивая за угол, я увидел Билла, сидящего на коленях. Он таращился на свою руку. Вокруг него уже растеклась лужа крови. Это был последний раз, когда я видел Билла живым. - Вы покойники! - кричал Джон. Забежав в подвал, я закрыл дверь и уперся в нее плечом. Все еще слышно возгласы этого монстра: - Вы пожалеете, что помешали мне! - Эрл, как ты? - Вроде, в порядке. Определенно лучше Билла. - Ему уже не поможем. Нужно спасать свои шкуры, - я слышал, как Джон спускается вниз по лестнице. - Но, Билл..мы должны.. - Если мы пойдем туда, то больше никогда не покинем этот дом, - я видел, что Эрлу сложно смириться с участью Билла. - Подойди сюда, держи дверь. Эрл заменил меня возле двери. Джон был в нескольких футах от нас. Он вдруг резко начал колотить в дверь: - Открывайте! Я голоден! - Кричал Джон. - Эрл, здесь есть окно?! Должно же быть?! - Да, в том углу. - Ребята, открывайте. Я хочу есть! - Джон продолжал колотить в дверь. - Эрл, слушай меня внимательно! - Сказал я, открывая небольшое окно из подвала ведущее на улицу, - я сейчас вылезаю отсюда и бегу домой. Ты делаешь тоже самое. Как только я окажусь снаружи, мигом полезай за мной. Ты понял?! - А как же дверь?! - Эрл уже еле-еле удерживал напор Джона. - А с этим мы так поступим, - сказал я и подпер дверь лежащей на полу трубой. - Я полез, ты - следом! Встречаемся у меня дома! - Понял! - Я все еще голоден, я хочу есть! - Продолжал кричать и веселиться Джон. Дом Билла находиться в нескольких кварталах от моего. Если я иду нормальным шагом, то на дорогу уходить минут десять-пятнадцать. Сейчас я не засекал время, но по ощущениям прошло не более минуты. Открыв входную дверь жилища, я вошел и накрепко запер дверь. Тут меня осенило: я так скоро вылез и побежал, что даже не заметил ушел ли Эрл. Вдруг он еще в подвале? Вдруг этот монстр уже до него добрался? Джон, кто он вообще такой? Я склонялся к мысли, что это не обычный псих, каких полным-полно в местной лечебнице. Это был не человек. Стук в дверь. Меня передернуло. Прошлый стук в дверь принес столько ужаса. - Это я, Эрл! Майк, открой дверь! Открыв все замки на двери, Эрл пулей влетел в комнату. Он запыхался, пока бежал. - Мать твою, Майк! Что это за чудище? Какого черта?! - Я без понятия, кто или что это такое. Одно понимаю - зря мы к нему полезли. Биллу не следовало.. - И какого черта мы оставили Билла?! Он все еще там, я уверен! - Если бы мы попытались его спасти, тогда бы истекали кровью рядом с ним. - Что вообще этот Джон от нас хочет?! - Судя по всему, мы обломали ему ту прогулку с девчонкой. - И что?! Ради этого стоит кусать человека до крови?! Майк, если мы не поможем Биллу, то он умрет! - Я понимаю, но сделать ничего не могу! - Не вечер, а какой-то долбаный ужастик. - Никогда не любил фильмы ужасов, - чистую правду сказал я. - Поздравляю. Мы с тобой персонажи Техасской резни. - Что это? - Не имеет значения. Что нам теперь делать? Прежде чем я успел что-то сказать в ответ, снова прозвучал этот стук. Кто-то хочет войти. - Что это за хрень?! - Тихо, заткнись, Эрл. - Парни..это..я..Билл.. - Какого черта! - изрек я. - Парни..откройте.. - Это Билл! - Я не уверен. - В смысле не уверен? Это же Билл. Нужно открыть. - Майк..Эрл..откройте.. Этот холод. Вся спина уже замерзла. Но я все ровно ощущал это мерзкое прикосновение. - Я уж думал..вы не откроете, - я все-таки отпер дверь. Билл оперся рукой о стену, не мог сам стоять. Потерял много крови. - Как ты вообще смог добраться сюда?! - Выкрикнул Эрл. - Этот..псих..он отвлекся..пытался открыть дверь..в подвале..я нашел какую-то тряпку, перевязать руку, - действительно, кусок ткани был обкручен вокруг укушенной руки. - И я сразу поплелся сюда..знал, что если..вы будете валить..то побежите сюда.. - Мать твою, Билл, я так рад тебя видеть! - Эрл бросился вперед. - Аккуратно, ковбой. Дай мне усесться. Все силы потратил на дорогу сюда. Эрл помог Биллу сесть на диван. - Что нам теперь делать? - Эрл очень любил задавать вопросы. - Майк, у меня дома, на втором этаже..в коробке под кроватью..лежит пистолет. Там же патроны. Если этот чудик вернется, нужно как-то его усмирить. - Как он сможет вернуться? - спросил я. - Ну он же смог нас найти у меня дома, - ответил Билл. - Логично. А что Эрл? - Он останется..здесь. Если этот Джон вернется раньше тебя, то он добьет меня. А так..Эрл подсобит. - Да, Майк, нельзя оставлять Билла одного. Гляди, какой он бледный, - подытожил Эрл. - Ладно. Я пойду за пистолетом. Никому, кроме меня не открывайте. Поняли? - Какие вопросы.. - эта глупая улыбка начала возвращаться на лицо Билла. Я не знал, стоит ли мне спешить. Это существо (я окончательно убедил себя, что это был не человек) могло уже покинуть дом Билла. Хотя могло и остаться там. Могло проследить за одним из нас. На часах было без десяти десять. Час назад мы встретили Джона и Билл унизил его перед подружкой. Двадцать минут назад он нашел нас, вцепился в руку Билла, отшвырнул Эрла в другой конец комнаты взмахом руки (только сейчас я понял, что если Джон вернется раньше меня, Эрл не сможет ему противостоять). А вот и дом Билла. Как зайти во внутрь? Через входную дверь? А если он там? Единственное, до чего я додумался, это зайти через подвал. Пролезть в окно, через которое удирал. Заодно увижу, открыл ли дверь Джон. Смог он ворваться в подвал, когда мы ушли? Уже находясь в подвале, я увидел ту же трубу, подпирающую дверь. Он сюда не вломился. Видно услышал, как мы удирали. Надеюсь, его уже нет в доме. Поднявшись по лестнице на первый этаж, я увидел лужу крови возле двери. Там Билла укусил этот сумасшедший. Но от этот лужи шел след в другую комнату. Видно кого-то тащили по полу. Лучше бы, я всего этого не видел. Джон дотащил Билла в кухню. А там.. Все, что осталось от Билла, лежало под столом. Это месиво из костей, кишок и крови. Как я понял, что это Билл? Его голова украшала всю эту выставку. В ней не было глаз. Значит вот настоящий Билл. Что тогда пришло в мою квартиру? Джон? Если его так зовут. Я был прав - это не человек. Мигом добежав на второй этаж, в спальню, нашел коробку с пистолетом. Оно меня не обмануло. Но откуда оно знало, где лежит оружие? Если предыдущий мой путь домой показался мне минутной пробежкой, то в этот раз секунд тридцать. Надеюсь, я прибегу раньше, чем оно сделает тоже самое с Эрлом. Входная дверь заперта. - Эрл, открой дверь! Эрл! Тишина. - Эрл, мать твою, открывай! - Я приготовился к худшему. Пистолет сжимал в руке все крепче. - Чего разорался, - Билл открыл дверь. Точнее Джон открыл дверь. - Чего сразу не открыл? - Ты разве не помнишь, как меня покусали? - Да уж, он отлично играет. Нужно узнать, что с Эрлом. Только тогда разберусь с ним. - Хватит стоять у двери, заходи уже, - и он медленно поплелся внутрь комнаты. - Где Эрл? - Спросил я. - Я вижу ты нашел пистолет, - Джон проигнорировал мой вопрос. - Я спрашиваю, где Эрл? - Сжимаю пистолет все сильнее. - А ведь та девчонка была так мила. Я видел, как ты пялился на нее, - он остановился. Повернулся ко мне лицом. Только сейчас я увидел, что ткань, обернутая вокруг руки, совсем сухая. Будто под ней нет никакого укуса. - Где, мать твою, Эрл?! - Я поднял руку, держащюю пистолет. - Все, что осталось от этого придурка, лежит в ванной, - с улыбкой сказал Билл. - Ты ведь знал, что я догадаюсь. Увижу тело Билла (ту кучу сложно было назвать телом). Что ты такое? - Больше Джон не казался бледным. Красный румянец покрыл щеки. - Какая разница, что я такое? - Улыбаясь сказал он. - Тебе эта информация ничего не даст. А что до моей лжи. Мне нравиться играть чужие роли. Это дает контроль над ситуацией. Мы все хотим контроля, не так ли, Майк? - Мы все?! Не обобщай, урод! - Фу, как грубо, - улыбка уже не принадлежала Биллу. Это была друга улыбка, улыбка Джона. - Я же говорил, что вы пожалеете. Вы испортили той дуре настроение. А когда у них нет настроения, вкус совсем другой. - Я очень рад за тебя и твой сраный вкус. Последние слова, прежде чем я тебя застрелю. - У тебя ничего не выйдет. Он оказался прав. Три выстрела в грудь даже не сдвинули его с места. - Я все еще голоден, - последние слова, которые я слышал.

Последний.

 

Посвящается Роберту Киркману.

Spoiler

Я, я..просто не знаю. В общем, я решил записать, все, что случилось. К счастью, мне подвернулся диктофон. С ним гораздо легче. Меня зовут Дэвид Моррис. Вся эта дрянь началась пару недель назад. Может, когда найдут мое сгнившее тело, эти записи кому-то помогут выжить. Родители мои живут в другом городе. Сейчас я не могу поехать туда из-за этих тварей. Очень сильно переживаю. Мама, папа, надеюсь вы живы. Помню, когда встретил их в первый раз. У меня ужасно болел зуб. С детства боюсь стоматологов. Но пересилил себя и решил вылечить. Через пару кварталов от моего дома как раз был подходящий зубной. Позвонил и записался на прием. Затем наступил нужный день. Мне в память врезалась девушка, которая работала там. Точнее ее лицо. Такое милое. Как жаль, что в тот день она лишилась того невинного взгляда на мир. Мне сказали, что зуб у меня прилично загноился, нужно использовать обезболивающее. Мне вкололи и приказали подождать несколько минут, прежде чем подействует лекарство. Я уже приготовился к жуткой боли (вы знаете, что зубная боль уступает только выходящим из организма камням в почках), как вдруг что-то услышал. Чавкающий звук. Кто-то усердно что-то пережевывал. Этот звук одобрительно не сказался на моем настрое. Тут я увидел доктора. Лучше бы я никогда не приходил лечить этот чертов зуб. У этого парня определенно были проблемы со здоровьем. Глаза были красные, напухшие (вспомните себя, когда долго сидите за компьютером), очень бледная кожа. Вся эта картина сопровождалась капающей слюной изо рта. Это он издавал чавкающий звук. - Что с вами? - Ничего разумнее я не смог вымолвить. Теперь он стал приближаться ко мне. На лице его не было добрых намерений. Уже приближаясь ко мне, он раскрыл рот, чтобы укусить. Благо я успел врезать ему с ноги. Он плюхнулся на пол в метре от меня. - Пожалуйста, я не хочу вам вредить, - я ему не врал. Но он не унялся. Его лицо выглядело злобным. Если бы я увидел его в другой ситуации, то не смог бы совладать с собой. Но на кону была моя жизнь. Потому я схватил стоящий рядом стул и просто начал колотить по его голове. Он по-прежнему издавал странный чавкающий звук. Не помню после какого по счету удара, но его голова превратилось в месиво. Он лежал и не шевелился. Тут в комнату вошла та девушка. - Что вы..? - Я никогда не забуду ее лица. - Уходи от сюда. Ты в опасности. С криком она вылетела за дверь. Я спас ее жизнь. Посещение стоматолога ограничело мои прогулки на свежем воздухе. Еще несколько раз я замечал подобных тому доктору людей в переулках. Как-то я увидел, что парочка этих уродцев прицепилась в девушке. Они кусали ее. Она пыталась выбраться из их цепких рук, но тщетно. Я понял, что нужно запастись припасами. К тому времени улицы были полны этих ребят. Кое-как я смог достать разнообразных консервов, т.к. понятия не имел, сколько продлиться это безумие. Шло время. На улицах почти не осталось людей, из чьих ртов не свисало бы мясо и кишки. Не представляю, как я не тронулся. Забаррикадировавшись в своей квартире (к моему счастью она находилась на верхнем этаже), я перестал выходить наружу. Было до жути страшно. Каждая вылазка могла оказаться последней. Дни напролет я читал. Это было мое единственное развлечение. Запасы еды подходили к концу. Нужно достать еще. Из оружия я имел лишь бейсбольную биту. "Вот бы достать пистолет", - думал я. Да, судьба подарила мне пистолет. Но лучше не стоило. Добравшись незаметно до магазина, я набрал товар и собирался уходить. Возле стойки с овощами лежал мертвый полицейский. Ну, как - мертвый. Он был одним из этих троглодитов. Пока я не обратил на него внимания, он даже не смотрел в мою сторону. Бейсбольная бита покоилась в левой руке. Несколько хороших ударов по голове (я заметил, что только расколотив голову, их можно остановить) и я завладел пистолетом. Полная обойма. Подходя к дому, я услышал крик. - ПОМОГИТЕ! Я машинально побежал на звук. Пара уродов загнала в угол женщину. - КТО-НИБУДЬ! Спуск курка. Вновь и вновь. Теперь она в безопасности. - Спасибо! Вы спасли меня! Спасибо! - Людей осталось не так много. Каждый бы на моем месте поступил так же. - Все ровно спасибо! Не хочу вас обременять, но вы не поможете мне еще один раз? Я помог донести продукты к ней в квартиру. Она жила с дочкой. Как и я, она рисковала, чтобы достать еду. Хотя с большим рвением она искала лекарства. Одна из этих тварей покусала ее дочь. У нее сильный жар. Она может умереть. - Я не дам ей умереть! - Заявила женщина. - У вас нет никаких лекарств. Ваша дочь мучается. Вы ей не поможете! - Я ее не оставлю! - Сильнее материнской любви нет ничего. Вдруг девочку начало трясти. Глаза начали краснеть. Пена изо рта. Отвратительное зрелище. - Эмили! Ее дочь превращалась в монстра. Я уже такое видел. Если тебя укусили, то все. Пиши пропало. - Если я ее не убью, она покусает вас и вы умрете. - Нет, не смейте ей вредить! - В тот миг я вспомнил свою мать. Но я был вынужден выстрелить. - Что вы наделали! - И она бросилась к своей мертвой дочери. Как жаль, что я не попал в голову с первого раза. Это чудовище, которое было ее семьей, укусило женщину. - Прошу, нет! Оставьте нас в покое! Мне пришлось израсходовать всю обойму. Через несколько дней я уже дочитал последнюю книгу домашней библиотеки. Сидел и глупо пялился в окно. Эти одинокие, безжизненные существа бродят туда сюда. Понимают ли они, что умерли? Что происходит в их голове? Один их укус и я стану таким же. Будет ли меня это заботить после превращения? Мои рассуждения прервала одна из них. Девушка. Та, из кабинета стоматолога. Она стала такой же. Ведь так старался ей помочь. Я спас ее. Я в ответе за нее. Схватив биту, выбежал на улицу. Она медленно двигалась за угол. А они чувствуют боль? Только сейчас меня стало это заботить. Нет, ни капли сомнения. Они мертвы. Я только облегчу их страдания. Вот она уже исчезла за поворотом. Следовать за ней было ошибкой. Сколько их там было... Да, я выбрался. Успел несколько раз пройтись битой по их головам. Лучше бы я остался дома. Одна из этих тварей достала меня. Сейчас я лежу на полу, обпершись на здоровую руку. Смотрю на покусанное плечо и говорю эти слова. Батарейки диктофона скоро выдохнуться. Мне не о чем сожалеть. Я пытался. Правда, пытался. Жар. Руки трясутся. Это уже рядом. Я умираю. Я увижу своих родных, близких, друзей. Буду счастлив с ними... Мама, отец, я люблю вас... *** "Добрый вечер. В эфире новости. Кошмар, продолжавшийся несколько недель, наконец закончен. Начавшийся убийством стоматолога, он закончился смертью убийцы. Это был молодой житель нашего города Дэвид Моррис. Расправившись с мистером Джонсоном в его частном кабинете стоматологии и напугав до ужаса его ассистентку мисс Дарлинг, Моррис немедленно удалился с места преступления. Следующей его жертвой стал полицейский, находившийся в магазине. Офицер Миллер не успел среагировать и лишился жизни в тот день. Убив полицейского, Моррис похитил его оружие. Молодая женщина, миссис Нельсон, вышедшая за лекарством для больной дочери, стала жертвой вооруженного нападения. Двое неизвестных напали на нее с холодным оружием, требуя деньги. Из ниоткуда появившийся Моррис убил неизвестных. Далее он потребовал от миссис Нельсон отвести его к ней домой. Уже находясь в квартире несчастной миссис Нельсон, Моррис заявил, что юная Эмили неизлечимо больна. После чего застрелил ее из пистолета офицера Миллера. Миссис Нельсон также не удалось покинуть свою квартиру живой. Затаившись на некоторое время, Моррис вернулся на улицы этим утром. Мисс Дарлинг, ассистентка покойного стоматолога, направляясь к своей матери, была замечена Моррисом. К счастью, его заметили дежурившие офицеры. Получив ранение, Дэвид Моррис попытался скрыться. Сотрудники правоохранительных органов проследовав за ним, вышли на убежище преступника. Только ворвавшись в его жилище, сотрудники полиции обнаружили мертвого Дэвида Морриса. Причиной смерти стала потеря крови. К другим новостям. Компания "Нэйшонал Мэдсин" отрицает свою причастность к серии убийств, совершенных Дэвидом Моррисом. Она заявляет, что новый обезболивающий препарат не является причиной развития психических расстройств. Следствие по делу Морриса продолжается."

И на сегодня всё! Пока.

Привет всем!

Ты можешь задать всего один вопрос/

Spoiler

Ночью, практически в любом анонимном чате, типа тет-а-тет, можно встретить человека который предложит задать тебе всего один вопрос. Он всегда начинает диалог первым, следуя всем правилам орфографии и пунктуации.
..."Ты можешь задать всего один вопрос"...
Вопрос может быть абсолютно любой. Можешь поинтересоваться, сколько тебе лет или что сейчас идет по определенному ТВ-каналу - он безошибочно ответит в следующую секунду после отправки твоего сообщения. Если будешь медлить с вопросом, он вежливо поторопит тебя: "Задавай вопрос". Если ты не задашь вопрос, спустя минуту после этого сообщения - он отключится, и ты больше никогда не встретишь его. Впрочем, ты не встретишь его и после того, как он ответит на твой вопрос и так же незамедлительно отключится. Но есть один вопрос, ответ на который нужно будет подождать... Если ты напишешь "Когда придут сестры?" - он не ответит. Ждать ответ нужно будет ровно 2 минуты и 3 секунды, после он напишет, что одна уже за дверью, а вторая в пути.
За этим сообщением последует звонок в дверь, а собеседник завершит диалог. Не бойся, подойди к двери и спроси "Где вторая?", но тебе не ответят. Будет лишь тихое шипение за дверью, если прислушаться - можно услышать какие-то слова на неизвестном языке. Через несколько минут будет еще один звонок, и шипение прекратится. От двери отходить нельзя. Если не хочешь задавать вопрос еще раз - сядь под дверью и дождись рассвета. Если до рассвета ты покинешь коридор - дверь слетит с петель и тебе конец. А если еще раз задашь этот вопрос - в дверь последует сильный удар и что-то начнет в нее скрестись, шипение и разговор на непонятном языке продолжится. Это все будет продолжаться несколько минут, хотя тебе может показаться, что длилось вечность. Еще один удар и тихая просьба на родном тебе языке "Она пришла. Впусти нас...".
Вряд ли ты сможешь сопротивляться

Игра в прятки.

Spoiler

В возрасте шести лет со мной произошла крайне жуткая и неприятная история, в прямом смысле сломавшая мне жизнь, но, тем не менее, я вырос таким, какой я есть и не собираюсь о чем-то жалеть. Однако, дело не во мне.
В тот день мы с отцом играли в прятки в двухкомнатной квартире – обычной хрущовке обычной «новой» планировки. Мы были дома одни – мать задерживалась на работе как обычно, а отец забрал меня из садика пораньше и с удовольствием развлекал меня. Прятки были нашей любимой игрой. Он всегда прятался очень умело и изобретательно, и я, глупый недалекий карапуз, иной раз действительно не мог его найти. Тогда отец начинал тихонько покашливать, а когда я шел на звук, он выпрыгивал из укрытия. Я делал вид, что пугаюсь и дико хохотал от восторга и счастья.
Так вот – наступали вечерние сумерки, свет мы еще не зажигали, и вот пришла моя очередь искать… Отец сказал, что сейчас он спрячется так, что найти его будет непросто даже самым опытным искателям. Больше я никогда его не видел...
Он не мог никуда деться из квартиры на восьмом этаже. Окна и единственная дверь были закрыты на шпингалеты изнутри.
Когда с работы вернулась подвыпившая мать, я с ревом и соплями открыл дверь и закатил истерику.
С того дня моя жизнь полностью изменилась. Мать решила, что отец ее все-таки бросил, и также по-свински поступил и со мной. В итоге она спилась, и ее лишили родительских прав. Я переехал жить к тетке, сестре матери. Спасибо ей большое за сохранение недвижимости, так как мать во время первых запоев пыталась продать квартиру каким-то сомнительным типам, спаивающим ее до потери чувства реальности. Тетка заставила мать переписать квартиру на меня, и до совершеннолетия я жил у нее, еще и получая доход с квартиры.
Между делом, я сейчас припоминаю: тетка частенько жаловалась кому-то, что квартиросъемщики почему-то надолго в квартире не задерживались, а порой и вовсе исчезали бесследно, не заплатив, или наоборот, оплатив аренду вперед, словно бежали из квартиры сломя голову.
Так или иначе, но недавно после своего 18-летия я переехал в свою унаследованную квартиру.

К чему я вообще все это пишу? Дело в том, что за 12 лет меня вполне убедили, что отец действительно ушел от нас с матерью оригинальным и подлым способом, и в его исчезновении не было никакой мистики. И мне бы радоваться началу самостоятельной жизни, но уже третий день, когда начинает вечереть, но свет зажигать еще рановато, я слышу странное покашливание, напоминающее мне что-то из раннего детства, и каждый раз я уверен, что вот-вот откуда-то из укромного местечка – из-за стула или из шкафа – выпрыгнет отец. Я не знаю, что я буду делать, если это в самом деле произойдет. Я действительно не знаю…

Люба, Любочка, Любовь.

Spoiler

Он небрежно размазал пену для бритья по щекам и поднес к ним давно затупившийся станок, когда в дверь его квартиры постучали. Сначала это были безобидные "тук-тук", но спустя несколько секунд прогремели настоящие "БАХ-БАХ-БАХ", от которых Дмитрий нервно дернулся, и бритва выскользнула из его руки. Молодой человек выключил воду и крадучись вышел из ванной.

Не открывай! Спрячься, как всегда, как трус, притворись, что тебя нет дома. Они уйдут.

Стук повторился. Для полупустой, тихой квартиры он прозвучал как настоящий раскат грома.
- Дима, кто это? - встревоженный мамин голос вывел Дмитрия из оцепенения. Она выглядывала из спальни, испуганно прижимая к груди книгу. В ее очках дрожало голубое отражение телевизора.
- С-сейчас узнаю, - заикаясь, прошептал он ей. - Мам, возвращайся в кровать, тебе нельзя долго ходить.

Они услышали ее голос! Дверь такая тонкая... Теперь-то они наверняка знают, что ты здесь, трус. Они знают.

Женщина не сдвинулась с места, лишь поправила очки и еще сильнее прижалась к книге, словно это был ее маленький щит.
- Уже так поздно, Дим. К нам в такое время никто не приходит.
Дмитрий приложил палец к губам, давая матери знак замолчать, и осторожно подкрался к двери. Стараясь не дышать слишком громко, он посмотрел в глазок и увидел их похожие лица.
- Кто? - спросил он, чувствуя, как в животе образуется ледяной ком.
- Нам нужен Дима. Он дома?

И что ты будешь делать теперь? Не откроешь? Ты прекрасно знаешь, что их это не остановит. Идиот, ты не сможешь бегать вечно. Пора уже научиться отвечать за свои поступки.

- Секунду.
Лязгнув затвором, Дмитрий прошмыгнул на лестничную площадку и быстро прикрыл за собой дверь, чтобы мама не успела ничего рассмотреть. Перед ним, прямо под чахлой подъездной лампочкой, стояли двое. Братья.
- Здравствуй, - как всегда, в своей манере сказал Старший, и почему-то засмеялся. Младший тоже начал противно хихикать. Дмитрий не сразу догадался, что их рассмешило, но потом вспомнил, что так и не успел стереть пену с лица. Он торопливо стянул с себя белую майку, вытерся ей и надел обратно.
- Куда это ты набриваешься? - Сощурив зеленые глаза спросил младший брат. - Ночь ведь на дворе.
- Я всегда перед сном бреюсь... - замямлил Дмитрий, но запнулся, увидев, что Младший сжимает в руке продолговатый сверток из черной материи. Там явно было что-то металлическое.

Прекрати трястись! И говори ровно. Хотя бы раз в жизни веди себя как мужчина.

- Ты знаешь, зачем мы пришли, - Старший не спрашивал. Он больше не улыбался. Его небритое лицо было красивым, даже смазливым, но Дмитрий знал, что это всего лишь внешняя сторона настоящего чудовища, которая никак не связана с его черным нутром. Сейчас он мирно стоит и приветливо улыбается, сверкая ровными зубами, но уже в следующую секунду с сумасшедшим хохотом прыгает на твоей голове, не испытывая ни капли жалости.
- З-знаю, - пробормотал Дмитрий, стараясь не смотреть на то, что держал в руках Младший. - Я разбил вашу машину. Я виноват, я это признаю.
- Нет, - Старший больно ткнул его пальцем между ребер. - Сначала ты ее угнал, а уже потом разбил. Не знаю как, но ты залез в НАШУ машину, ***, ты посмел ее завести и даже умудрился проехать двести метров. И все это прекрасно осознавая, что тебе за это будет. Ты хотел взять то, что принадлежит нам, придурок. Ты - вор.
Дмитрий не знал, что на это ответить. Он действительно вчера пытался угнать их машину, но планировал уехать гораздо дальше. Автомобиль занесло на первом же повороте, а что произошло дальше - вспоминалось с трудом.
- Ты знаешь, как поступают с ворами? - снова подал голос Младший.

Да, мы знаем - им отрезают руки. Тебе отрежут руки! Потому что ты трус, потому что не смог довести дело до конца.

- Знаю.
- Кто тебя научил вскрывать замки? - спросил Старший.
- Отец.
- Он тоже вор?
- Да. Был. Он умер в тюрьме.
Старший почесал подбородок, о чем-то размышляя.
- Чему еще он тебя научил?
- Только замки. Он был домушником. Ну и машины, иногда...
Дмитрий жался спиной в холодный металл двери и не мог понять, почему все еще стоит на ногах? Почему не валяется в луже собственной крови со сломанными руками и ногами? Нет, для нача нужно возместить ущерб, а уж после...
- Знаешь, сколько ты нам должен? - спросил Младший.
- Много. Но я все отдам, клянусь! Сейчас денег у меня нет, но я найду, я знаю где...
Братья переглянулись, одарив друг друга ухмылками, в которых явно читалось что-то вроде "вот и все, пацан на крючке", и Дмитрий почувствовал, как к его горлу подступает тошнота.
- Мы дадим тебе возможность расплатиться. Сегодня. Поможешь нам с одним дело, и будешь свободен. Одевайся и выходи на улицу. На все про все у тебя пять минут.
- Прямо сейчас?
- Да. Одень что-нибудь неприметное и прихвати свое барахло, которыми ты работаешь.

***

- Димочка, а куда ты собираешься? Кто приходил?
- Друзья. Нужно ненадолго уйти, ма. Не переживай.
Дмитрий натягивал второй носок и искал глазами свои черные брюки.
Что это было? Удача? Братья сказали, что все простят, если он поможет им в каком-то деле. Они его даже не тронули, а ведь он - подумать только! - пытался угнать ИХ машину! Если это не удача, то что же тогда?

Знаешь, почему твое сердце едва ли не вырывает из груди? И почему руки дрожат так сильно? А все потому что это Братья. От них нельзя просто так отделаться, и ты это прекрасно понимаешь.

Уже стоя возле двери, Дмитрий крепко обнял мать, почувствовав вдруг такой удивительный прилив нежности к этому маленькому человечку, какой не испытывал, наверное, с раннего детства.
- Ты, главное, не переживай, мам, - сказал он с улыбкой, - я скоро вернусь. Иди спать.
- Дим, не уходи. Ну вот куда ты собрался на ночь глядя? Почему нельзя все сделать завтра?
- Так нужно. Ну, все, давай, мам, я пошел, - он быстро чмокнул ее в щеку и выбежал из квартиры.
На улице было слишком тепло для декабря. Снежные хлопья, подсвеченные желтым светом фонарей, медленно опускались на землю, попадали на лицо и тут же таяли, превращаясь в капельки воды. Тишина стояла такая, что Дмитрий не слышал ничего, кроме собственное дыхания и едва различимого гула с далекого рудника. Просто восхитительная ночь. Может быть, все не так уж и плохо?

Давай, наслаждайся жизнью, пока можешь. Дыши этим воздухом, радуйся снежинкам...
- Заткнись.

Под одним из фонарей, словно вырезанные из черной бумаги, темнели два силуэта. Молодой человек направился к ним, чувствуя странную, нездоровую веселость.
Минут пятнадцать они шли быстрым шагом и курили, потом Дмитрий не выдержал и спросил:
- Так куда мы идем?
- В частный сектор, - охотно, и даже с каким-то весельем в голосе ответил Старший. - У нас на примете есть один дом, будем его брать.
- Что за дом?
- Небольшой коттедж, в котором никто не живет, но все вещи лежат на месте. Не сказка ли? - Младший тоже был преисполнен энтузиазмом и шагал бодро, с задором. Братья вели себя так, словно забыли о том, что Дмитрий превратил их "красавицу" в груду металла и больше не держали на него обиды. Может быть, после всего, они

И не мечтай. Они видят тебя насквозь и прекрасно знают, что ты просто кусок трусливого...

- Так в чем подвох? - быстро спросил Дмитрий.
- В том то и дело, что нет никакого подвоха. Это дом Ромы Акимова, слышал о таком?
- Да. Владелец ломбарда на звездном.
Рому, или, как его чаще называли, Кима, знал каждый карманник города. Ему тащили золото, телефоны, да, впрочем, все тащили, а он неплохо платил. Так значит, это его дом собрались обобрать Братья? Вот так поворот.
- Все верно. Пару недель назад его нашли мертвым. Кто-то проткнул его зонтом.
- Не просто "кто-то", а собственная жена, Люба. - Подметил Старший. - Говорят, она узнала, что он ей изменил и тронулась башкой. Пришла домой и засадила зонт ему прямо в горло. Доказать это, правда, так и не удалось, но мы-то все знаем.
- Люба, Любочка, Любовь, - пропел Младший и засмеялся.
- И где она сейчас?
- А хрен ее знает, но уж точно не дома. Мы караулили коттедж больше недели и ни разу не видели, чтобы кто-нибудь в него входил или выходил.
Дмитрий почувствовал облегчение. Если все и впрямь так радужно, как говорят эти двое, то добыча действительно легкая. Может быть, получится даже немного подзаработать или украсть какую-нибудь безделушку для мамы. Ким должен был оставить после себя целое состояние. Что же, теперь Дмитрий не сомневался в том, что Госпожа Удача обратила на него свой взор.
Братья остановились перед кованной оградой, за которой торчала крыша одноэтажного здания. За несколько недель запустения, некогда красивый коттедж превратился в один большой сугроб. Снег до середины засыпал входную дверь и в некоторых местах даже доставал до крыши.
- Придется копать, - сказал Старший, глядя на дом сквозь толстые прутья изгороди.
- А как быть с соседями? - Дмитрий покосился на небольшой домик, стоявший напротив. - Что, если они нас увидят?
- Не увидят. Каждую субботу они куда-то уезжают и возвращаются не раньше утра воскресения.

Парни знают, что делают. Перестань трястись и слушайся.

С изгородью проблем не возникло - в одном месте снега было так много, что им потребовалось только переступить через острые пики, которые черными клыками торчали из сугроба.
Когда они пробрались к двери, Младший развернул сверток и разложил на снегу его содержимое - там были три пары строительных перчаток, старая саперная лопатка и две фомки. Старший раздал всем перчатки, потом поднял лопатку и вручил ее Дмитрию.
- Копай.
Дмитрий взял лопатку без возражений, потому что знал, что копать придется в любом случае ему, а если так, то зачем накалять обстановку? Чтобы все получилось, их команда должна была работать слаженно, как часовой механизм.
Через десять минут дверь была свободна. Мокрый и уставший, Дмитрий сел прямо в снег и достал сигареты, но Младший одним быстрым движением выхватил у него пачку и этой же рукой отвесил подзатыльник.
- Нет времени, придурок. Приступай к замку.
Дмитрий сжал челюсть и промолчал, затолкав обиду поглубже. Он посмотрел на несложный замок и достал из внутреннего кармана куртки небольшой футляр из темно-синего пластика, в котором хранился его нехитрый инвентарь. Прикинув, что лучше всего воспользоваться бамп-ключом, он быстро подобрал необходимую заготовку и вставил ее в замочную скважину.
- Сколько времени это займет? - спросил Наблюдавший за его движениями Младший.
- Пара минут. Может меньше.
- Приступай.
Самым первым, что почувствовал Дмитрий когда открыл дверь, была мерзкая вонь. Тот самый приторно-сладкий запах, который если почувствовал хотя бы раз в жизни, то уже никогда не спутаешь ни с чем другим - запах разлагающейся плоти.

Поверить не могу, это же мертвечина! Ну, что, ты все еще думаешь, что удача на твоей стороне?

- Ну нет, я туда не пойду, - сказал Дмитрий и попятился назад, но наткнулся позвоночником на что-то твердое и острое.
- Пойдешь, - спокойно возразил Старший, - там может быть сейф. К тому же вдвоем мы все не утащим.
- Ты что, не чувствуешь запах? И с чего ты взял, что я умею вскрывать сейфы? - попытался соврать Дмитрий, но Младший приставил к его горлу острый конец фомки и прошипел сквозь зубы:
- Закрой рот и делай. Запах, блин, ему не нравится.
Вонь усилилась. Она была отвратительной, но вместе с тем и притягательной. В ней был какой-то едва уловимый, тонкий аромат, который хотелось разнюхать как следует, и от этого желания становилось еще омерзительнее.
- Давайте быстрее покончим с этим, - сказал Дмитрий и потянулся к выключателю света, но Старший схватил его за руку.
- Свет включать нельзя - спалимся. Вот, возьми, - он протянул Дмитрию зажигалку со встроенным фонарем. - И не вздумай светить на окна.
Младший достал из кармана точно такую же зажигалку и включил ее фонарик. Рассеянный лучик слабого света осветил стены с вешалками, на которых висела верхняя одежда и шапки. На полу стояли дорогие туфли, ботинки и несколько пар женской обуви. Дмитрий тяжело вздохнул, включил свой фонарь и последовал за Младшим вглубь коридора. Вскоре троица вышла в гостиную. Снаружи дом вовсе не казался богатым, но внутри это был настоящий дворец - высокие потолки, на стенах дорогие картины в человеческий рост, в дальней стене широкий камин и стопка дров. Мебель была старая, практически вся из дерева, но явно не дешевая.
- Смотрите, - тихо сказал Старший, показывая куда-то вниз.
Дмитрий подошел к нему и увидел на полу темно-бурое пятно, к которому вели такого же цвета отпечатки человеческих ладоней.
- Это что, кровь? - шепотом спросил он.
- Да. Люба даже не стала ее вытирать. Наверное, здесь она его и добила, видишь разводы? Он пытался уползти.
Дмитрий не мог оторвать глаз от засохшей лужи. Он словно наблюдал со стороны за тем как мужчина заваливается на пол, пытается подняться, но поскальзывается на собственной крови и снова падает. Именно в этот момент зонт пронзил его в последний раз.
- Больная ***. Она никогда мне не нравилась.
- Здесь кроме картин ничего нет, - с легкой досадой в голосе сказал Младший после того как обошел всю комнату. Кровь его не интересовала. - Нужно искать еще.
- Ты пойдешь туда, - Старший и посветил на деревянную дверь, рядом с которой стоял его брат, - а мы посмотрим, что там дальше по коридору.
Кровавые следы вели из-под той самой двери, на которую указал Старший, и Младший это заметил. Его лицо не выражало страха, но фомку, на всякий случай, он сжал крепче.
- Хорошо.
Дмитрий первым поспешил выйти из гостиной обратно в коридор и с облегчением выдохнул. Здесь вонь чувствовалась гораздо слабее, и ему стало намного лучше вдали от крови.
Старший подтолкнул его сзади, и они пошли дальше, но не успели дойти даже до первой двери, когда услышали со стороны гостиной сначала вскрик, а потом отборный мат. Быстро вернувшись, они увидели, что дверь с кровавым следом была распахнута. Младший стоял к ним спиной, склонившись над огромной кроватью, и что-то внимательно разглядывал.
- Она здесь, - тихо сказал он не оборачиваясь. - Люба. Вот она, мертвая.
Дмитрию стало дурно. Он схватился за стол, чтобы не упасть, и сел на один из деревянных стульев. Младший обернулся на скрип, но быстро вернулся к своей находке.
- Ты ведь сказал, что ее нет дома, - прохрипел Дмитрий Старшему, но тот не обратил на него внимания и медленно зашел в комнату с трупом, которая, по-видимому, была спальней.
- Охренеть, - послышался оттуда его голос.
Дмитрий не видел труп из-за широких спин братьев и тусклого света своего фонарика, но он и не испытывал желания на него смотреть.
- Пошли отсюда, - просипел он как-то уж слишком тихо, - пожалуйста.
- Ну и вонь, - послышался голос младшего. - Почему она такая худая?
- Не знаю, - ответил ему Старший. - Смотри, у нее глаза высохли.
Дима видел, как он приподнял свою фомку и ткнул ей в то, что лежало на кровати. Рвотный спазм был таким внезапным, что он не смог сдержаться и проблевался прямо на пол, рядом с кровавым пятном. Братья не обратили на него внимания.

Ты жалок. Только посмотри на себя - начинаешь блевать от одной лишь мысли о мертвеце.

- Почему она умерла? - спросил Младший.
- Покончила с собой. Видишь порез на бедре? Она пустила себе кровь.
- Здесь сейф, - снова послышался голос младшего.
- Где?
- Вон там, под картин...
Его перебил звук, который мозг Дмитрия просто не смог определить - что-то среднее между хрипом и стоном. Так втягивает воздух человек, который долго пробыл под водой. Почему-то братья синхронно отшагнули от кровати и напряглись. Звук повторился, и на этот раз Дмитрий готов был поклясться, что слышал пускай и очень искаженный, но явно человеческий вдох.
- Рома?
Голос, который произнес это имя не принадлежал братьям. Не похоже, чтобы он вообще принадлежал человеческому существу. Дмитрий вцепился рукой в край стула и почувствовал как натянулась каждая жилка его тела.
- Ты Рома? - повторил голос.
- Н-нет, - ответил Младший. Фонарик в его руке трясся как сумасшедший. - Я Л-леша.
Младший вдруг вскрикнул и согнулся пополам. Дмитрий видел, как из его спины на долю секунды вырвалась окровавленная кисть, сжимающая что-то очень белое, а потом тут же исчезла обратно.

Хребет! Это был его хребет!

Продолжая кричать, Младший упал на подкосившихся ногах и попытался зажать руками дыру в животе, но она была слишком большой. Он перевернулся на бок и заплакал навзрыд, свернувшись калачиком.
Старший просто стоял и неистово дрожал, глядя на нечто перед собой. Дмитрий впервые в жизни видел, чтобы человек вот так вот трясся - одновременно весь, от самой макушки и до пяток.
- Ты Рома?
От звука этого голоса нестерпимо сильно захотелось зажать уши, но Дмитрий просто не мог пошевелиться.
- Рома, это ты? - повторило Нечто безумный вопрос.
Дрожащая рука старшего медленно потянулась к поясу и что-то оттуда вытащила. в свете фонаря блеснул металл, и в ту же секунду раздался оглушительный выстрел. На долю секунды всю комнату озарила яркая вспышка и Дмитрий увидел кровь на ее стенах. Потом Старший пошатнулся и выронил пистолет из руки. Он попятился назад, опустив руку с фонариком и отступая медленно, короткими шагами. Почему-то рука, которая только что держала оружие, потянулась к горлу. Что-то булькнуло. Шаг, еще шаг. Спиной вперед он добрался до гостиной и только тогда медленно развернулся на месте, орошая все вокруг тонкой струей крови, которая била из его шеи в такт сердечному ритму.
Дмитрий не мог перестать смотреть на лицо Старшего, на его раскрытый рот с красными зубами, на безумные глаза, на вцепившиеся в горло окровавленные пальцы.
- Что это? - прошептал Старший, потом сделал слишком резкий свистящий вдох и стал медленно оседать. Уже на полу его тело все еще вздрагивало, ботинки не переставали мелко стучали по паркету, словно парень спал и куда-то бежал во сне.
Дмитрий оторвал взгляд от его тела, которое еще минуту назад было живым и с трудом заставил себя посмотреть на кровать, рядом с которой все еще хныкал Младший.
Он не знал, почему крик так и не вырвался из его груди, почему застрял где-то посередине. Он не знал, почему ноги не бросились к двери, а рука не переставала направлять луч света на существо, которое сидело на багровом матрасе и смотрело на него практически пустыми глазницами. Дмитрий лишь почувствовал, как по правой ноге потекла теплая жидкость, но даже не понял, что это была его моча.

Лучше бы тебе взять себя в руки и убраться отсюда, пока есть такая возможность, слышишь, обоссанец?

- Ромочка, это ты? - спросило существо безгубым ртом и стало принюхиваться. - Ты уже вернулся?

Оно слепое! Беги же!

Младший громко всхлипнул и Люба быстро повернула голову в его сторону. Ее сухая рука совершила неуловимое для глаз движение и парень замолчал навсегда, а на стене появились новые пятна крови.

Беги! Беги! Беги!

- Рома, где ты?
Она сползла с кровати, перебралась через труп Младшего и, быстро работая руками, поползла в прихожую, к Дмитрию. Ее тело было иссохшим, бледным, с желтыми пятнами на спине, худых плечах и тонких руках. Тощие ноги, одетые в пижамные шорты, безжизненно волочились, постукивая по паркету коленками.
Дмитрий смотрел как она приближается, иногда останавливаясь, высоко поднимая голову со спутанными рыжими волосами и принюхиваясь, становясь похожей на слепую гусеницу. Он видел как она поскользнулась в крови Старшего, которой вытекло порядочно, но удержалась на руках и поползла дальше, оставляя неровный след. Когда ее сморщенный нос принялся обнюхивать его обсосанный кроссовок, он не отдернул ногу, хотя и хотел этого больше всего на свете, а лишь продолжал смотреть, не понимая, как рассудок до их пор не покинул его.
- Ромочка, это ты?

Скажи "да"! Ради всего святого, скажи "да"!

- Да, это я.
Собственный голос заставил его прийти в себя. Он почувствовал, что теперь может управлять собственным телом, но было поздно. При желании тварь могла быть очень быстрой, и инстинкт самосохранения подсказывал ему, что резких движений делать не стоит.
- Ты вернулся, любимый.
Она схватилась за штаны парня и стала карабкаться по ним вверх, каждым своим движением заставляя его содрогаться от омерзения. Добравшись до его шеи она обвила ее своими скользкими от крови руками.
- Как хорошо, что ты вернулся, - прошелестело из ее сухого рта, обдавая лицо запахом гнили. - Я так ждала.
- Да, - сказал в ответ Дмитрий и с трудом заставил себя ее обнять. Он чувствовал под пальцами каждое ее ребро, каждый острый позвонок и радовался, что уже проблевался раньше.
- Отнеси меня на кровать.
- Хорошо.

Думай, как будешь выбираться из этого дерьма. Ты не сможешь долго притворяться, она все равно поймет, что ты - не он.

Дмитрий осторожно нес ее легкое тело через гостиную, переступил через подрагивающий труп Старшего, и вошел в спальню. Там он аккуратно положил Любу на кровать, но она так и не разомкнула рук, продолжая держать его за шею.
- Пожалуйста, не уходи.
- Я не уйду.

Может быть, она снова уснет?

Он лег рядом с ней и уставился в потолок, думая, что будет делать дальше.
- Прости, что ударила тебя зонтом, я не хотела причинить тебе боль.
- Все хорошо, родная, я тебя прощаю, - сказал он и погладил ее по голове, чувствуя, с какой легкостью волосы отделяются от мертвой кожи.
- Родная? Ты никогда меня так не называл.
Ошибка! На секунду сердце Дмитрия замерло от страха, лоб покрылся испариной.
- Родная, - повторила Люба, - мне нравится. Называй меня так чаще.

На этот раз тебе повезло.

- Хорошо.
- Но ты должен понять, что я ударила тебя не просто так. Ты ведь был с этой мерзкой шлюхой...
Ее длинные когти больно прошлись по его щеке и остановились на шее.
- Ты трахал ее на нашей кровати. Зачем ты это делал?
- Я... нет... то есть да, но пойми, ведь я ее не любил.
Длинные пальцы Любы все сильнее сжимали его шею, перекрывая доступ к кислороду.
- Я всегда любил только тебя, клянусь! - прохрипел он из последних сил.
Хватка ослабла, но рука осталась на шее.
- Ты правда меня любишь?
- Да! Я люблю тебя! Люблю больше всего на свете.
- И я тебя люблю.

И снова ты снова был на самом волоске. Думай!

Дмитрий не знал сколько времени они вот так пролежали, но его тело начинало затекать. Нужно было на что-то решаться.
- Любочка, - прошептал он ей на ухо.
- Что, любимый?
- Я так хочу есть, просто умираю с голоду. Ты не могла бы мне что-нибудь приготовить?
- Да, конечно, любимый. Я тебя накормлю. Приготовлю твое любимое.
Люба отпустила его шею и быстро сползла с кровати на пол. Не поднимаясь, тварь схватила тело Младшего за щиколотку и потащила его к двери в гостиную. Оттуда она выползла в коридор и скрылась за поворотом направо, где, судя по всему, была кухня. Дмитрий подождал, пока вытянутые руки Младшего не исчезнут во тьме, а потом вскочил с кровати и схватил с пола пистолет. Это был старинный, тяжелый револьвер. Старший успел выстрелить, а это означало, что оружие находилось в полной боеготовности.

А подействуют ли на нее обычные пули? Она ведь и так мертва!

Из коридора послышался лязг кастрюль и, кажется, Люба решила спеть. У нее явно было приподнятое настроение.

Интересно, сколько она будет готовить Младшего? А что, если она решит его просто нарезать, как пирог? Действуй!

- Нужно сваливать, - прошептал Дмитрий сам себе. - Но как? Она услышит, если я попытаюсь выйти через дверь.

Окно.
- Да, окно.

Размышляя, Дмитрий не сразу заметил, что шум на кухне прекратился. Он поднял глаза и увидел, что Люба смотрит на него из коридора. Ее окровавленный рот медленно открылся, вывалив язык наружу, и тишину пронзил самый жуткий крик, который ему когда-либо доводилось слышать.
Ноги сработали сами - два прыжка, к окну, потом звон разбитого стекла, вспышка боли в плече и свежий воздух. Дмитрий лишь краем глаза успел увидеть, что к нему по полу стремительно приближается вопящий бледный силуэт, и в следующую секунду он уже мчался по рыхлому снегу к изгороди, потом дорога, слезы на щеках, мелькающие по бокам огни фонарей и родной подъезд. Он пролетел три этажа на одном дыхании, с трудом попал ключом в скважину и с грохотом захлопнул за собой дверь, заперев ее на два замка и цепочку. Только после всего этого он смог опуститься на колени и дать волю чувствам.
- Димочка, это ты? - из спальни выглянула перепуганная мама, - Димочка, что с тобой? Где ты был?
Дмитрий не мог говорить, он лишь рыдал, стоя на коленях, весь в крови, в разодранной одежде и с револьвером в руке.
- Господи, Димочка, это настоящий пистолет? Почему ты весь в крови?
Мама села на пол рядом с ним и тоже заплакала, пыталась обнять, но он отстранился и вытер слезы, смешавшиеся с кровью.
- Ну что с тобой случилось? Ты можешь сказать? Давай я вызову скорую?
- Полицию. Вызови полицию.
- Да-да, хорошо, сейчас.

Она могла пойти за тобой.

- Ты прав, она могла пойти за мной... - пробормотал Дмитрий и поднялся с колен, опираясь о стену.
- Кто? - спросила мама, но он не ответил и прошел мимо, в свою комнату - единственную в квартире, чье окно выходило на сторону подъезда.
Он видел фонари и машины, покрытые тонким слоем снега, голые деревья и спящие дома. Любы нигде не было. Все хорошо. Все...
Он заметил какое-то движение внизу, под фонарем, и не смог сдержать стон - в сторону его подъезда быстро ползло бледное тело, оставляя на снегу глубокую борозду. Иногда оно останавливалось и принюхивалось.
- Нет нет нет. НЕТ!
Он выскочил в прихожую, мимо мамы, которая все еще сидела на полу с телефоном и повторяла "пожалуйста, быстрее", и выбежал на лестничную площадку, выставив перед собой револьвер. Он направил дуло туда, откуда, по его мнению, должна было появится Любино обезображенное тело, и стоял так несколько минут.
Но никто так и не появился.

Может быть, она не нашла твой подъезд? А что, если она тебе просто померещилась?
- Я видел ее, пап, собственными глазами. Она приближалась. Я видел.

Постояв еще немного и убедившись, что никто так и не появится, Дмитрий вернулся в квартиру и по-новой запер дверь. Он сбросил куртку на пол и поплелся в свою комнату, чувствуя, что вот-вот рухнет от усталости. Мама все причитала по телефону, но он не слушал. Ему нужен сон. Просто сон.
Уже в кровати Дмитрий услышал странный звук - словно кто-то скребется снаружи, по стене. Он посмотрел на окно и не смог сдержать вопль, который едва не разорвал его грудь изнутри - Люба вскарабкалась по стене на третий этаж и с карниза смотрела на него своими пустыми глазницами.
- Рома...
Дмитрий схватил револьвер и направил его на тварь. Раздался звон бьющегося стекла, а сразу за ним - оглушительный выстрел.

Но разве сможет обыкновенная пуля остановить настоящую Любовь?

Концерт для флейты с оркестром.

Автор: Ахматова(нет, не та)

Spoiler

— Гоша-а-ан, Гоша-а-анчи-и-ик...

Бритый парень, сидящий на корточках в темной арке явно нервничает. Двадцать минут назад его кореш отошел в ближайший двор «до ветру», но все еще не вернулся.

— Гоша-а-анчи-и-ик... — уже почти скулит бритоголовый.

Все страшнее и страшнее находиться здесь одному. Гудят водосточные трубы, арка наполняется странными шорохами, где-то вдалеке раздаются размеренные неторопливые шаги.

— Гошан, сук, ну ты заманал... — парень счастливо улыбается и делает шаг навстречу.

Из темноты выходит одетая в строгий костюм фигура. Бледное лицо, тонкая оправа очков, в руках небольшой продолговатый чемоданчик.

— Вам помочь? — вежливо интересуется незнакомец.

— Себе помоги, *** очкастый. Вали давай, чё пыришься? — следует презрительный ответ.

Вопреки ожиданиям, мужчина не торопится покинуть негостеприимную подворотню. Он внимательно рассматривает ночного гуляку, рассеянно поправляя галстук.

— А хотите, я вам сыграю? — неожиданно предлагает «очкастый ***».

Не дожидаясь ответа, незнакомец щелкает металлическими застежками на своем чемоданчике и извлекает оттуда серебрящуюся в темноте флейту. Ловкими движениями длинных пальцев он прикручивает мундштук и подносит инструмент к губам. Все происходит настолько быстро и странно, что собеседник флейтиста даже не успевает отреагировать на сложившуюся ситуацию.

Первые же звуки флейты убивают агрессию на корню. Музыка... Она прекрасна. Отражаясь от мрачных стен старой арки, музыка эхом проносится по близлежащим погруженным во тьму дворам. Чарующая флейта овладевает сознанием целиком и полностью. Ей вторит совершенный в своем звучании оркестр, играющий неповторимый аккомпанемент для этого изумительного инструмента. Оркестр звучит в каждой клеточке тела, в капельках пота, в завывании ветра, в звуках осеннего дождя, он в струйках крови, сочащихся по лицу друга, который что-то пытается кричать из темноты перекошенными от ужаса губами. И даже выпавшая из рук бутылка пива добавляет новый неожиданный аккорд в гармоничную череду звуков.

— Вы очень благодарный слушатель, в отличие от вашего друга, — музыкант держит флейту в опущенной руке, но музыка продолжает играть и с каждой минутой становится все прекраснее.

Мертвый Гошан не доставляет беспокойства. Жаль только, что он не слышит этот изумительный концерт.

Не слышат его и люди в белых халатах — как же они убоги! Что-то пишут, пытаются заговорить, трясут за плечи. Какое мне до вас дело! Я слушаю самое гениальное исполнение концерта для флейты с оркестром!

Не знаю, сколько уже прошло времени, но так ли это важно? Но во мне нарастает беспокойство. Я по-прежнему наслаждаюсь музыкой, оркестр звучит в шелесте простынь, в крике ворона, в скрипе оконных решеток, но я теряю связующую нить с главным инструментом. Флейта звучит все тише и тише...

Я пытаюсь думать, лихорадочно вспоминаю подробности премьеры. Ночная подворотня, завывания ветра, алые струйки крови, сочащиеся из ушных раковин...

Да, теперь я понял! И я снова верну себе музыку!

В моей руке осколок стекла, а я — дирижер оркестра. Я торжественно взмахиваю руками и вспарываю горло своего соседа по койке. Алые струи взлетают до самого потолка зрительного зала, и торжественная кода изумляет своим чистым звучанием. Вот оно, теперь я окрашу партитуру новым звучанием своего сознания.

Я упиваюсь своей ролью. Оркестр гремит, флейта играет главную тему.

Аллегро! Крещендо!

Я во главе оркестра, и это потрясающее ощущение! Новый взмах — и моя нотная тетрадь испещрена каплями алых нот. Близка развязка, и только ради того, чтобы услышать её, и стоит жить.

Но безликая толпа не дает мне довести концерт до конца. Меня обездвиживают, куда-то тащат, колят иглами. Пока играет оркестр — мне все равно. Эти безумцы не отнимут у меня музыку!

Здесь я совершенно один и снова могу слышать оркестр. Я вытаскиваю толстую нитку из полы своего халата, обвязываю один конец за ножку кровати, второй кладу в левую руку. Это смычок. Правая рука — скрипка. Первая скрипка. Я провожу смычком по венам. Прекрасные струны! Я играю самозабвенно, флейта сопровождает меня в каждом звуке, а оркестр снова на высоте.

Теперь я играю пиццикато, перебирая пальцами струны своей скрипки. Флейтист дружески улыбается мне, мы вместе играем кульминацию гениального концерта для флейты с оркестром.

И на сегодня все. Пока.

[Кошара]

Привет всем!

Картина с домовым.

Автор: Ахматова (2 истории за 2 дня... уж не писались ли они методом ctrl+C - ctrl+V, а?)

Spoiler

Круглосуточный магазинчик около нашего дома был нам давно и хорошо знаком. Продавщицы вежливо здоровались с нами каждый раз и даже продавали водку по воскресеньям. Но в этот раз Юли не было на своем рабочем месте, вместо нее за кассой стояла сама хозяйка магазинчика. На вопрос, где же её бессменная сотрудница, хозяйка рассказала нам, что бедную девушку нашли ночью в подсобке еле живую, окровавленную и с холщовым мешком на голове, туго стянутым на шее. Юля скончалась в машине скорой помощи, не приходя в сознание. Послушав еще немного о нерасторопности местной полиции, которые все не могут найти грабителя и убийцу, я обратил внимание на странную картину, притулившуюся в углу магазина. На ней весьма гротескно был изображен домовой с всклокоченной бородой, в заштопанных валенках и разноцветными глазами. Видимо, художник не сильно старался над этой работой — из-под грубых масляных мазков проступал набросок, сделанный химическим карандашом. В уголке стояла дата — 2012 год.

Владелица магазина перехватила мой взгляд:

— Из покупателей кто-то оставил недавно, совсем лыка не вязал. Обратно не приходит, не помнит уж, наверное.

Картина мне не понравилась. Но сосед по общежитию пришел в восторг:

— Светуль, а не против будешь, если мы её себе заберем? С меня шоколадка!

Светлана от шоколадки отказалась, посоветовав лучше расплатиться с долгами еще за прошлую неделю, но картину взять разрешила.

Ночью я пил чай на общей кухне и рассматривал новое приобретение. Нет, картина мне не нравилась однозначно. Хитро и злобно смотрел на меня этот сморщенный старикан, как будто затевая недоброе ...

Утром я проснулся от грохота, звона посуды и матюгов Владика.

— Да что за олух картину возле входа поставил?! Я же сказал, нехай стоит под окном, утром прибью!

Не вырвав признание ни у кого из жильцов, Владик отправился искать молоток.

Поднимая валяющиеся кастрюли, я заметил весьма неприметную деталь на картине. Под датой 2012 проглядывала еще одна цифра — 1996. Не придав этому значения, я помог соседу повесить этот шедевр над кухонной плитой.

Ночью мы были разбужены истошными воплями и топотом множества ног. В блоке бушевал пожар, где-то вдалеке завывала пожарная сирена.

Когда пожарные ворвались на кухню, они увидели лежащего на полу, уже практически обуглившегося Костю. Как потом сообщила экспертиза, пьяный Костян, задумавший сообразить яичницу, по неосторожности выплеснул на плиту целую пятилитровку подсолнечного масла.

Кухня выгорела до уголёчков, уцелела лишь металлическая плита и... картина, свалившееся за нее.

В этот же день Владик повесил её у нас в комнате. Он же и заприметил небольшую деталь.

— Юре-е-ец, я какой год был картине?

— Две тысячи двенадцатый.

— Уверен?

— Абсолютно! А что?

Влад медленно ткнул пальцем в левый нижний угол. Картина была датирована 2013 годом.

Но разбираться с этой мелочью времени не было абсолютно. Нас долго и нудно допрашивала полиция, потом, до самой ночи, мы драили кухню, пытаясь привести её в божеский вид. Спать легли абсолютно измотанные и сразу же провалилсь в сон.

Ночью я проснулся от громких хрипов. Включив свет, я подбежал к кровати Влада. Он хрипел и раздирал себе горло ногтями, корчась в ужасных конвульсиях. С трудом мне удалось привести его в чувство. После двух стаканов водки он даже смог сбивчиво рассказать, как нечто тяжелое и лохматое прыгнуло к нему на грудь и стало душить то ли веревкой, то ли канатом. До утра мы просидели без сна со включенным светом. После недавних событий оставаться в общежитии совершенно не хотелось, и мы стали собираться на пары.

Роясь на полке в поисках тетради с лекциями, я обнаружил новую деталь на нашей картине. В углу, где раньше был нарисован холщовый мешок, лежала свитая в кольца толстая веревка с крюком на конце. Точь-в-точь такая же, как из снаряжения Владика для промышленного альпинизма.

В ужасе отпрыгнув, я дрожащей рукой стал тыкать пальцем в сторону картины. Дара речи на тот момент я лишился совершенно.

Мы смотрели на картину и вся суть происходящего стала доходить до нас вместе с чувством холодного липкого ужаса.

Первым из ступора вышел Владик, сорвав злополучную картину со стены и из всех сил швырнул её в окно. Мы выбежали из парадного, как будто за нами гналась толпа чертей во главе с нашим комендантом.

Вернулись домой мы только к рассвету следующего дня, весьма поддатые и, соответственно, куда веселее, чем вчера. Под полкой с учебниками, над кроватью Влада, как ни в чем не бывало, висел холст с ухмыляющимся домовым.

Всю следующую неделю мы не ночевали в общаге, а в светлое время суток мы пытались избавиться от зловещего полотна. Рубили топором, жгли на свалке, выбрасывали в Свиягу. Но каждое утро нас встречал злобный взгляд разноцветых глаз нарисованного домового.

Наконец к Владику пришло откровение:

— Мы ведь сами забрали её, так? Значит надо найти того, кто ЗАХОЧЕТ её взять.

Уже подступали сумерки, когда мы с картинкой под мышкой шли по направлению к теплотрассе, где всегда заседала какая-нибудь бездомная алкашня.

На трубе сидел мерзкого вида синяк и явно мучался затяжным похмельем.

— Эй, земляк, выпить хочешь?

Алкаш, не веря своему счастью поднял на нас глаза. Разлив бутылку водки по пластиковым стаканчикам, мы угостили страдальца и между прочим предложили ему картину.

— Та на кой она мне, гы-гы-гы. Где мне её вешать, гы-гы-гы.

— Много бы ты понимал! — важно вещал Влад. — Продашь на толкучке, денег на неделю хватит забухать. Мы бы сами толкнули, да вот тебя увидели, думаем, что тебе-то нужнее.

Отблески последних лучей солнца начали тихо гаснуть в окнах ближайших домов. Надо было спешить.

Бездомный, чуть поколебавшись, все же протянул руку и прижал картину к драному полушубку. Мы сделали несколько шагов назад и уже приготовились как можно быстрее драпануть от несчастного бомжа.

Из темноты выбежало несколько бродячих собак и старательно обнюхивали жителя теплотрассы. Одна из собак слишком нагло сунула свой нос в складки вонючего полушубка, за что была награждена порцией отборных матюгов и смачной затрещиной по ушам.

Мы бежали так, как никогда в жизни не бегали, преодолевая десятки метров огромными прыжками. Но вопли терзаемого сворой собак бомжа доносились до нас из темноты даже через несколько километров.

Патология.

Ой, сомневаюсь я, что это реально из СМИ, но пусть будет...

Spoiler

В начале девяностых годов московские чиновники от медицины столкнулись с проблемой: опытный пожилой педиатр одной из детских поликлиник доложил руководству, что на протяжении нескольких лет он начал слишком часто встречать нервные проблемы у новорождённых. Когда подняли статистику — такая же картина выявилась ещё у нескольких участковых педиатров. Дети отставали в развитии от сверстников, часто болели, очень поздно начинали говорить.

Делом занялся молодой аспирант. Сперва он подробно опросил матерей, предположив, что тут какая-то экологическая проблема. Но ни по работе, ни по питанию, ни по месту жительства никаких пересечений не было. Зато оказалось, что все ложились на сохранение на ранних сроках. Причём больница у всех была одна.

Была проведена служебная проверка. Но никаких вредных лекарств врачи в больнице не назначали. Инспекция пищеблока тоже ничего не дала. Всё списали на какой-то «выброс», и успокоились. Но аспирант имел знакомства в токсикологической лаборатории МУРа и неофициально отправил туда анализы нескольких беременных женщин из этой больницы.

Результат был страшный. У каждой в организме нашли свинец в такой концентрации, что шансов на нормальное развитие плода уже не было. За дело взялись оперативники и при помощи медсестёр организовали отбор проб пищи. И вот в пище, которую доставляли в отделение патологии беременных, выявили одно из самых токсичных соединений свинца. Причём в другие отделения попадала совершенно чистая пища. Сузив круг поисков, вышли на сотрудницу пищеблока, которая отвечала за раздачу. Проверка показала: женщина вечерами подрабатывает в институте неорганической химии уборщицей и имеет доступ в хранилище.

За ней было установлено наблюдение, и она была задержана на пищеблоке при попытке подмешать в пищу принесённый с собой порошок.

На следствии она быстро «раскололась». Выяснилось, что в восьмидесятые она работала поваром в Припяти. После Чернобыля переехала в Москву. Потом она вышла замуж, но родила ребёнка с врождённым уродством. После чего у неё возникло непреодолимое желание «наказать всех брюхатых». Самостоятельно изучив литературу по ядам, она устроилась в больницу, потом нашла химический институт. Более четырёх лет она воровала химикаты со склада и подсыпала беременным женщинам в еду соли свинца и другие токсичные соединения.

Медицинское обследование показало, что у неё параноидальная форма шизофрении без видимых ярких проявлений. Её быстро упекли в «дурку», руководство больницы сменили, уволили завскладом института, и дело замяли, так как на носу были выборы президента, и скандал с отравлением женщин в Москве был никому не нужен.

Аспиранту убедительно посоветовали не поднимать шума. Но он защитил диссертацию по токсикологии плода и не выпускал проблему из вида. Дальнейшее наблюдение за детьми, которых отравили свинцом в утробе матери, показали, что они растут слабыми, замкнутыми, плохо вступают в контакт со сверстниками, из-за своих нервно-психических проблем часто оказываются изгоями в коллективе.

А повариха... После того, как она через несколько лет вышла из психбольницы, её следи потерялись, и никто больше не интересовался, где она и чем занимается.

НЕМЕЦКИЙ СОЛДАТ НА БОЛОТЕ.

Spoiler

Командование поставило передо мной цель - под видом беглого пленного влиться в партизанский отряд с целью дезинформации и саботажа возможных акций коммунистов. Неподалеку находилась железная дорога, по которой эшелонами вывозили в Рейх зерно, топливо, ценности и пленных. Были серьезные опасения, что партизаны планируют подорвать линию, а допустить этого было никак нельзя.Я был хорошим агентом и на выбранную роль подходил. Внешность неприметная, сложение худощавое, хорошее владение польским и немного русским, за плечами больше десятка успешных акций. Лагерную робу мне привезли прямиком из крематория, разве что продезинфицировали. Думал ли я, что ее владельца недавно сожгли? Нет, не думал. Тогда мне было все равно. Я был молод и слишком хотел жить, причем хорошо жить. Не брился и не ел почти ничего в течение недели. Быть грязным неприятно, но это работа. Перед высадкой на местность меня еще раз проинструктировали, я без запинки ответил все, что должен был знать. Слух о побеге нескольких заключенных был уже пущен, так что я неспешно двинулся в лес. Карты у меня с собой не было, но примерное направление я представлял. Главное - обходить болота, которых здесь немало. Шел я до вечера, минуя буреломы и топкие места. Меня окружал самый обыкновенный лес с его звуками - птицы, мыши, белки. Я тренировался думать на чужом языке, чтобы невольно себя не выдать и думал о том, как сильно мне хочется есть. Во всяких леших и прочую ересь я никогда не верил, и набожным не был. Это важно. Вечерело. Я набрал ягод, чтобы немного утолить голод, и стал искать место для ночлега. По моим расчетам, завтра я должен был выйти к партизанам, а сегодня мне хорошо бы устроиться так, чтобы не мокнуть ночью. Проснуться в компании с пиявками - вряд ли приятная перспектива. В результате я приютился между корней большой елки, потому что там было мягко, крона закрывала от дождя, если он случится, а в случае опасности я мог бы взобраться на дерево сразу как проснусь. Сначала мне что-то снилось, но сны быстро стали давящими и тяжелыми, как часто бывало от голода. Я продрал глаза, но ничего рассмотреть не смог. Был самый глухой час ночи, незадолго до утра. Птицы еще не проснулись, в лесу стояла полная тишина. Некоторое время я прислушивался, стараясь заснуть, но когда начал проваливаться в дрему, услышал это. Далекий-далекий плеск. Словно кто-то шел по мелкой воде, постепенно приближаясь. Я сел ровно, вслушиваясь. Партизаны? Или, может быть, какой-то зверь? Звук был похож скорее на шаги, и судя по нему, существо было двуногим. Человек, значит. Я взял большую палку и приготовился ждать. Шаги медленно приближались, хотя я никого не видел. Ночь была ясная, но новолуние не давало шанса на свет луны. Мне казалось, что ночной гуляка находится не больше чем в сотне метров от меня, и в этот момент шаги затихли. Я напряженно ждал, что они возобновятся, но вместо этого раздался один, более громкий всплеск, словно в воду уронили мешок с песком. И все затихло. Я вслушивался, но ничего не происходило. Вода начала успокаиваться, больше никто по ней не ходил. Зато у меня появилось чувство, что за мной наблюдают. Ну что же, если разведчики из партизанского отряда нашли меня - тем лучше. Я постарался вести себя как и подобает беглецу из лагеря. Нервно помахивая дубиной, я осматривался, прислушивался, но так как ничего не происходило, стал устраиваться спать дальше. Однако я так и чувствовал затылком чей-то взгляд, он сверлил меня как головная боль. Надо постараться заснуть. Пусть коммунисты думают, что я их не заметил. Уснуть получилось уже на рассвете, когда напряжение ослабло и запели первые птицы. Проснувшись, я пошел дальше, на ходу подкрепляясь ягодами и съедобными листьями. Дальше попались заросли орешника, и я рвал орехи, по-польски ругаясь, когда ветви цепляли меня. Орехи были еще недозрелые, но вкусные. После полудня я вышел на небольшую возвышенность, и понял, что впереди меня болото. Нужно было обходить. У меня снова появилось чувство, что я здесь не один, и что некто следит за мной. Я пытался выбраться на тропинку, неловко переминаясь в сырой траве и ворча что-то на польском. Тропка нашлась чуть дальше в осоке; она вела в обход по самому краю топи, с другой же стороны неприступной стеной топорщился бурелом пополам с крапивой и репейником. Тропинка была старой. Гать давно прогнила, и только кое-где я видел остатки бревен, временами проваливаясь ногами в противно хлюпающую грязь. Шел я медленно, осторожно пробуя то место, куда собираюсь наступить. Стоячая вода сильно пахла от нагрева, и меня сопровождал хор жабьей самодеятельности, ленивое жужжание каких-то мух и стрекот других невидимых насекомых. Все началось, когда я уже месил вонючую жижу где-то в середине перехода. Одна за другой смолкли лягушки, не стало слышно жучков. Из глубины болота донесся крик какой-то птицы, похожий на плач, такой тягучий и заунывный. И затихло все. Я невольно замер, прислушиваясь. Может, что-то, чего я пока не слышу, спугнуло болотную живность? Над болотом стоял тихий гул теплого летнего дня, но вместе с этим на уши давила какая-то особенно странная тишина, такая вязкая и осязаемая. И тут я услышал шаги сзади. Словно бы кто-то шел за мной через болото топким бродом, повторяя маршрут, но увидеть преследователя я не мог. И если все прочие звуки почти пропали, и слышались только издалека, то плеск шагов был звонким и четким. Мне неожиданно стало жутко. Нет, я был морально готов к любой встрече - нашим я бы сдался как пленный, потом бы разобрались, партизан я и сам искал, так что история для них давно была готова, да и встречу с гипотетическим местным населением я рассматривал заранее, а дикие звери к болотам просто так не приходят. Я был готов к любому, но все равно мне захотелось побежать. Несмотря на жару, я весь был покрыт гусиной кожей и холодным потом, но несмотря на то, что звук продолжал приближаться, я никого не видел. У меня затекли ноги от напряжения и я переступил на месте, чавкнув грязью. Звук шагов пропал, словно мой преследователь замер. Некоторое время я стоял, прислушиваясь, но ничего не происходило. Тогда я стал осторожно отступать, посматривая назад, чтобы не упасть в топь. Ничего не происходило, и я пошел смелее. Здесь не встречалось даже остатков гати, тропинка утопала в тине и водных растениях, и мне приходилось очень тщательно выбирать место. И тут я услышал это. Похоже было на смутное эхо моих собственных шагов где-то позади, словно преследователь копировал мои движения, и немного не успевал. Как только я замирал, прекращались и другие шаги. Стоило же мне начать идти, и неведомая тварь шлепала вслед за мной по болотной грязи. Тогда я пошел так быстро, как позволяло состояние брода и моя вынужденная слабость, и тот, кто сзади, тоже пошел быстрее. Мне казалось, что оно сверлит взглядом мою спину, и липкий страх стискивал грудь, мешая дышать. Я часто останавливался, будто бы передохнуть, и слышал каждый раз, как немного запаздывает замереть та штука, что меня догоняет. Оно было все ближе. Стараясь миновать болото как можно скорее, я торопился, и не заметил край осклизлого бревна впереди. Поскользнувшись, я упал, и в этот момент услышал, что мой преследователь бежит за мной, торопится покрыть разделяющее нас расстояние, пока я занят обретением равновесия. Я вскочил, и уже с трудом осознавая, что делаю, закричал на польском: - Кто ты такой? Что тебе нужно от меня? Ответом мне была все та же глухая тишина. Казалось, что я один на болоте, но на самом деле со мной был кто-то еще. И тут в тишине раздался снова этот звук. Сперва неуверенно, медленными шагами, а потом все быстрее, невидимая тварь стала приближаться ко мне. Я клянусь, я видел, как плещется вода под его ногами, оно делало огромные шаги, словно было высотой метра три. И следы в грязи, которые я мог видеть только на долю секунды, пока жижа не затягивала их, это не были человеческие следы. Гладкие и продолговатые, лишенные пальцев, совсем плоские. Как маленькие ласты, или вроде того. Так страшно мне никогда не было, клянусь памятью моей матери. Эта штука быстро шла прямо ко мне! Я попытался бежать, но до твердой земли было еще далеко, и я снова упал, запутавшись ногами в полусгнившем валежнике. Шаги шлепали уже совсем рядом, у меня от ужаса волосы встали дыбом, я старался встать, потому что эти чертовы ласты уже брызгали грязь в паре метров от меня! Но я снова упал, потому что эта дрянь толкнула меня, пробегая мимо. Я успел почувствовать, что она холодная и мокрая, и такая слишком гладкая на ощупь, как угорь, или вроде того. Невидимая тварь рассмеялась противным голосом, который мог быть низким женским или высоким мужским, она прямо заржала, пробегая вперед и намеренно громко хлюпая болотным месивом, пока я лежал в крапиве и буреломе, умирая от ужаса. А потом я снова услышал то, что было ночью - словно тяжелый мешок бросили в воду. И все затихло. Я медленно вставал, с опаской выглядывая на тропку, но никого так и не увидел, только по воде расходились широкие круги. Вдали неуверенно начали подавать голос лягушки, и мошкара снова принялась меня донимать. В низкий гул теплого дня вмешался новый звук, но я его не сразу заметил. Я бежал к берегу не оглядываясь, падая и снова поднимаясь, только бы скорее покинуть болото. Мне чудилось, что из воды на меня смотрит что-то огромное, и забавляется. Как кот с мышкой, которая все равно никуда не убежит. Твердая земля манила, я видел впереди первые елочки и жесткую лесную траву, но теперь шум стал нестерпимым, и я узнал гул самолетов. У меня уже не было времени укрыться, и я просто смотрел, как от черных силуэтов летучих машин отделяются маленькие предметы, похожие издали на семена. Бомбежка. Вот и хорошо, думалось мне. Вот сейчас меня не станет. Сердце стучало о грудную клетку так, что первых взрывов я и не услышал. А потом рвануло совсем рядом, и я провалился в темноту. Очнулся я тяжело. Голова гудела, во рту было сухо, тело ныло и не слушалось меня. Когда глаза привыкли к полумраку, я понял, что лежу в какой-то ветхой избушке, освещенной только открытой печью и лучиной. Было нестерпимо жарко и душно, стоял сильный запах пряных трав. - Проснулся, горемыка? – голос принадлежал пожилой женщине, она обращалась ко мне на польском языке, - Плохо тебе, да? Ну вот, попей, давай, - она поднесла к моему рту деревянный ковшик с водой, сильно отдающей тиной. - Где…я? - В лесу еще. Я давно тут живу одна, как мужа схоронила. Лесником он был, тут дом его охотничий. В деревне-то меня не шибко любят, - женщина улыбнулась, - ведьма, говорят. Потому что полька, наверное. Тебя вот нашла у болота, ты его видать по старой гати перешел? - Да, я шел…я сбежал из лагеря, нас было несколько, но остальные разбежались, - я не осмелился говорить о своем желании найти партизан, ведь эта женщина могла на самом деле работать на нас. - Надо же, из огня да в полымя. Но тебе повезло, да. Вон тому парню нет, - и она указала в сторону соседней стены, где на топчане лежал другой человек; похоже было, что у него сильный жар, потому что он метался и бредил, и был весь красный и мокрый, - Этот не доживет до утра. Сгорит весь, вон как полыхает. А ты нет, ты другой. Ты уйдешь отсюда. Вот пей, пей водичку, тебе полегчает. Женщина говорила немного растягивая слова, как будто напевала, и все пихала мне свой ковшик. За окном домишки было темно, в печи трещали дрова, и на потолке плясали тени. Сосед на топчане кричал по-русски, но понять было непросто, только отдельные слова. - Он русский? - Да, русский. С партизанского отряда, они тут в районе хозяйничают. Вот тоже на болота пошел, простачок. Кто ж на болота-то наши ходит? Места-то гиблые, нехорошие. Все знают, что как скотина какая пойдет в лес – так все, не вернется. А эти-то, - она кивнула на партизана, - ни бога, ни черта не боятся, вот и лезут, куда не просят. Тебя-то ладно, нужда завела. Ты выйдешь. Вот пей, пей водичку-то. У нас ее много, - она снова рассмеялась, показывая мелкие желтоватые зубы. Я проваливался в сон против воли, веки были тяжелые и в голове гудело. Мне снилось, что я бреду в болоте, разгребая руками тину, и вода уже у моей груди. Такая темная спокойная вода, в нее как опустишь руку, так и не видно ничего. И кто-то холодными гладкими руками трогает меня за ноги… Проснувшись, я некоторое время не открывал глаза, слушал пение лягушек и крики болотных птиц. Странно, так звуки доносятся, словно я лежу посреди болота, а не в домушке лесничихи. Но когда я почувствовал на лице слабое дуновение воздуха, я понял, что что-то не так. Медленно открыл глаза, чтобы не ослепить себя ярким светом после контузии. А надо мной было голубое небо с редкими облаками, и топорщились сухие ветки березы. Я рывком сел и осмотрелся. Вокруг снова было болото, и пели лягушки, и гудели тяжелые мухи. Я лежал на небольшом островке, среди мха и сухой травы, закутанный в подсыхающую на солнце тину. Рядом на камне стоял старый растрескавшийся деревянный ковшик, на дне которого осталась пара глотков рыжей воды. Наваждение? А красный партизан, что стонал у стенки? Тут я заорал, как умирающий. Неподалеку от меня на том же островке, весь залепленный тиной, лежал полуистлевший труп. Провалы глаз смотрели в небо, рот раскрылся в беззвучном крике. В нагрудном кармане виднелся край комсомольского билета. Пока я, всхлипывая, выпутывался из тины, лягушки снова притихли, и где-то вдали я услышал негромкий плеск, как будто кто-то бил ладонью по воде. Я заорал снова и стал осматриваться, как скорее удрать из этого адового места. Прыгая по кочкам, падая в жижу и черпая размокшими ботинками темную воду, я как мог скорее перебирался к лесу, а меня преследовало легкое пошлепывание по воде и тихие смешки. Добравшись до сухой земли я припустил прочь, и мне уже было наплевать на направление. Я бежал полдня без остановки, и вскоре вышел к расположению наших войск, где и был задержан двумя офицерами до выяснения личности. Теперь мне кажется, что я схожу с ума. Мне снится постоянно одно и то же, что я брожу по болотам, что я там что-то важное ищу, что забыл. И мне все время хочется пить.

 

 

Агент обследован и многократно допрошен. Возможность саботажа исключена. После проверки показаний агенту предложена альтернатива - лечение в закрытой психиатрической лечебнице под наблюдением персонала специальных служб или же пистолет с одним патроном. Агент похоронен на кладбище больницы *********, семья получает пенсию как за погибшего на фронте. Дело передано в специальную службу. Даты, подписи, генеральская виза.

Крысы в вентиляции.

Spoiler

Выдержки с одного форума.

Romik 06.07.2009 20:45
Народ, вы тут все умные, понимаю, что флейм, но подскажите куда обратиться. У меня в сортире три вентиляционных отверстия. Одно соединяется с ванной – обычная дырка. А два других, значицца, уходят за стены. То, которое справа – как-то соединяется с кухней, может, общая шахта или типа того. А то, которое прямо над толчком, уходит вглубь, а за стеной никто не живет, там заброшенное помещение, типа электрощитовой.
В общем вопрос – мне кажется там поселилась крыса. Иногда по вечерам слышу шорох и писк.
Кот сходит с ума, забирается на бачок, смотрит на отверстие (то которое прямо) и мявкает. Да, на отверстиях пластмассовые решетки, но все равно неприятно.

Romik 07.07.2009 18:44
В ДУ-то я сообщил, они пообещали, что сыпанут отравой где могут, но тут такая странность. Крысы стали шуршать по ночам и довольно громко. И какой-то писк у них не крысиный. Я жил в деревне, на крыс насмотрелся...
А пару раз я просыпался вроде как от рычания даже. Не могу точно утверждать, что мне это не приснилось, но чего-то я очкую.

Romik 08.07.2009 07:05
Ну не знаю. Какие нафиг опоссумы и хорьки. Центр города, еклмн.
Прошлой ночью все лежал и прислушивался. Сначала было тихо, и я задремал, проснулся от вопля кота. Он промчался мимо моей кровати и забился под шкаф в дальнем углу. Я реально перепугался. А из прихожей звук как будто что-то осторожно пилят ножовкой.
Меня конкретно переклинило. Думал сердце из груди выскочит. Взял пневматику (а что еще, блин, взять???), пошел в прихожую, а оттуда в коридор, где ванная и туалет. Везде повключал свет. Все зашибись. Тихо, спокойно, трубы шумят, наверху сосед смыл толчок.

Romik 09.07.2009 19:31
Не хотите – не верьте. Рассказываю тем, кто мне советует дельные вещи.
В общем, утром увидел за унитазом белый пластмассовый порошок. По-моему кто-то пилит решетку. Снова позвонил в ДУ, но, похоже, я был чуток взволнован, они повесили трубку, сказав меньше пить. Ну, понятно, чо, я бы тоже так посоветовал.
Реально боюсь срать, сидя на толчке спиной к решетке. Чувствую, что кто-то из глубины отверстия на меня смотрит. Кот по-моему тоже не ходит в свой лоток…


Romik 10.07.2009 20:17
Ночью ваще не спал. Из санузла доносилась какая-то возня и даже вроде как голоса (сам в шоке). Чего я только не передумал. И воры, и животные, и чудовища. Блин, но кому я нужен со своим котом? Стоило включить свет и заглянуть в сортир – тишина. А у решетки-то одно крепление сломано.
Когда шел с работы, соседка сверху спросила, что я делаю по ночам. Ей, видите ли, шорохи слышны.
Вот сейчас сбегал с магазин, купил металлическую решетку и длинные толстые шурупы. Посмотрим, как они с ними справятся. А еще приготовил аэрозоль с зажигалкой – попробую пыхнуть туда – реакцию посмотреть.
Пошел на разборки, вернусь - отпишусь!

Пользователь Romik больше никогда не появлялся на форуме.

Те, кто приходят.

Spoiler

Я прекрасно помню день, когда всё началось. Это был понедельник. Про него говорят, что это самый тяжёлый день недели, но тогда я почти не отличал вторник от субботы, а весну от зимы.

Тем хмурым вечером я сидел после работы перед телевизором с вечерними новостями и жевал безвкусные макароны, обильно поливая их соусом. На улице хлестал дождь, из окон моей квартиры на девятом этаже можно было наблюдать всполохи молний где-то над частным сектором за железной дорогой. Мы с женой купили эту двухкомнатную каморку три года назад - специально взяли жилплощадь на последнем этаже стандартной панельной брежневки в уютном спальном районе. Плюнули на протекание крыши, которым нас пугали родители, на возможную поломку лифта и слабый напор воды. Все эти бытовые ужастики обходили нас стороной, а безмятежное существование приятно дополняло то, что в этом бетонном муравейнике хотя бы над нами не было людей.

Мы строили планы на будущее, планировали родить ребёнка и, голубая мечта, объездить весь мир. Всё рухнуло 14 января 2012 года.

К Новому году город основательно замело. Пока население отрывалось в праздничном угаре, коммунальные службы пытались навести порядок на опустевших улицах. Местами им это удалось, но наледь, снежная каша и сугробы на обочинах по-прежнему оставались такой же фирменной чертой зимы, как и снежные шапки на деревьях. В субботу жена отправилась в супермаркет за съестной мелочёвкой, а я остался дома наводить порядок на балконе - за неимением гаража он служил у нас Местом-Куда-Складывают-Ненужные-Вещи.

Пока я перекладывал сломанные лыжные палки, а моя жена прокладывала себе путь через свежевыпавший снег, водитель автомобиля Ford C-Max несся по полупустой дороге вдоль проспекта, не забывая время от время прикладываться к бутылке с “горькой”. Во время очередного глотка автомобиль подскочил на кочке, и крепкий напиток попал мужчине в дыхательные пути и нос, заставив его зайтись в кашле. Спустя четыре секунды он вернул расфокусированный взгляд на дорогу и увидел перед собой стремительно приближающиеся стоп-сигналы машин, вставших на светофоре. Недолго думая, он крутанул руль, вылетев на встречку. Там тонна металла и пластика на скорости 70 км/ч врезалась в людей, переходивших дорогу. Одна женщина заработала перелом ноги, двое школьников - сотрясение мозга и сломанную руку. Моя жена получила травмы внутренних органов, несовместимые с жизнью, и умерла в течении пяти минут от внутреннего кровоизлияния.

Честно сказать, я мало что помню. Сознание демонстрирует короткие размытые ролики - вот я бьюсь в истерике над остывающей телесной оболочкой самого дорогого для меня человека, а спустя некоторое время я бью в лицо мужчину, который в тот день решил, что совместить распитие водки и вождение автомобиля - это отличная идея. Я успел нанести два или три удара, после чего меня оттащили полицейские. Я не выкрикивал оскорбления, не грозился убить его, а только плакал в бессильной злобе, зная, что даже если я подвергну его сколь угодно жестоким пыткам, это не вернёт мою утрату.

С тех пор я почти не общался с родственниками и друзьями, на работе механически выполнял свои обязанности и уходил домой. Напиваться мне не хотелось, поэтому я отдался на милость охватившей меня безграничной апатии.

Раздался звонок домофона. Обычно я не подхожу к нему, если не ожидаю гостей. Этот раз не стал исключением, хотя звонящий был настойчив. Наконец, назойливый визитёр угомонился. Я подумал о том, что надо будет заплатить за интернет, поскольку на носу был конец месяца, и в этот момент позвонили в дверь.

Вы, наверное, уже догадались, что на звонки в дверь я тоже не отвечал. На всякий случай я заглянул в короб со стояками водопровода и ванную. Убедившись, что я не обеспечил соседям снизу халявный душ, я сел за компьютер. В дверь опять позвонили. Игра на выдержку продолжалась минут пять, потом я сдался, подошёл к двери и заглянул в глазок. Увиденное заставило меня часто заморгать, потереть виски и снова посмотреть на лестничную площадку. Моё присутствие осталось незамеченным, и стоящий человек опять протянул руку к кнопке звонка, не подозревая, что я нахожусь в полуметре от него.

Я открыл дверь и посмотрел на своего гостя. Дальше стены прихожей ушли куда-то вверх и вбок, пол подскочил, ударил меня в лоб, и тьма поглотила меня.

Очнулся я на диване, укрытый пледом, на лбу у меня лежал платок, смоченный холодной водой. Мгновение мне понадобилось, чтобы прийти в себя, потом я резко вскочил и в два прыжка очутился в прихожей. Входная дверь была закрыта, а коврик на полу был сдвинут, как будто по нему что-то протащили, а потом небрежно вернули его на место.

Не двигаясь, я осмотрел прихожую и проход на кухню. Не было видно ничего необычного, единственные звуки издавал яростный дождь за окном. Сделав шаг в комнату, я почувствовал босой ногой воду на полу и остановился. Коврик легко впитал влагу, но голый линолеум сохранил мокрые следы. Как будто кто-то пришёл с улицы, изрядно промокнув, а потом потоптался у меня дома. Автоматически, без малейших раздумий я прошёл в комнату и увидел лежащую на диване женщину. Простое чёрное платье, босые ноги, русые волосы до плеч, с которых на пол накапала вода. Практически нормальная картина за исключением того, что это была моя жена, и я точно знал, что она умерла десять месяцев назад.

* * *

Вряд ли кто-то мог сказать, что я храбрый, решительный и обладаю прочими положительными качествами, характеризующими волевых людей. Однако, я неоднократно замечал, что в критических ситуациях у меня появляется какая-то необычайная ясность сознания - как будто от ощущения непосредственной опасности мозг начинает работать в пять раз быстрее. В этот раз я испытал нечто подобное.

Я начал внимательно осматривать своего гостя. Внешность в точности как у моей жены, грудная клетка не двигается от дыхания или двигается незаметно для глаза, лежит на боку, взгляд направлен в одну точку, одна рука лежит на диване, другая свисает с него, немного не доставая до пола. Никаких следов разложения, трупных пятен, сломанных конечностей. И, если на то пошло, ни двух точек от укуса на шее, ни грубых стежков на лбу. Кожа бледнее обычного - как у человека, испытывающего недомогание. Только ступни были почти чёрными от грязи, как будто она (я решил считать это существо женщиной) шла по улице босиком несколько километров.

Решительно никаких догадок о том, как она сюда попала, у меня не было. Я решил поступить наиболее очевидным образом - спросить.

- Э... привет. Ты кто? - Молчание было мне ответом. Женщина на диване никак не показала, что услышала меня. Если честно, она вообще не подавала признаков жизни. Это несколько разозлило меня. Плюнув на последствия, я подошёл и потряс её за плечо. Оно было холодным, но податливым, как у живого человека. Ноль реакции. Я потряс её ещё раз, сопроводив это окриком. - Аллё, ты кто, как сюда попала?

Глаза женщины повернулись в мою сторону. Скорее от неожиданности, чем от страха, я отпрянул назад, чуть не впечатавшись в шкаф и больно ударившись пяткой о ножку столика с телевизором. Глаза продолжали смотреть на меня, но в остальном неподвижность тела на диване могла сделать честь любой скульптуре.

- Ну что, ты вроде как жива. - Я понимал, что несу чушь, но ничего другого мне в тот момент в голову не пришло. - Давай опять попробуем поговорить - ты кто такая? - Я ожидал молчания, но в этот раз рот женщины приоткрылся и из него донеслись бессвязные звуки, больше похожие на сильные выдохи. В это время её тело выше пояса дёргалось так, словно она пыталась заставить лёгкие набирать и выпускать воздух, но не знала, как это правильно делается.

За окном раздался раскат грома такой силы, что во дворе завопили автомобильные сигнализации, но я почти не обратил внимания, поскольку был поглощён безумием, творившимся у меня дома.

- Ну, что ты хочешь сказать? Ты можешь это написать? - Я схватил со столика шариковую ручку и засунул её в правую руку лежавшей женщины. С таким же успехом я мог дать кубик Рубика годовалому младенцу. Ручка упала на пол, я не стал её поднимать.

- Хорошо-хорошо, не говори ничего, если не можешь! - Женщина издала ещё два жутких сиплых выдоха и замолчала. Это уже был прогресс в нашем общении, который вдохновил меня на другую идею. - Ты можешь сесть? Давай я помогу.

С некоторой брезгливостью я поднял её в вертикальной положение, прислонив к спинке дивана. Убедившись, что она не упадёт набок, я сделал пару шагов назад. Глаза женщины, лишённые выражения, по-прежнему смотрели на меня.

- Ты понимаешь меня, ты можешь кивнуть, если понимаешь? - Несколько секунд тело моей жены, а это было оно - я узнал шрам на левой руке, сидело неподвижно, а потом его голова наклонилась в подобии кивка.

- Ты помнишь, как попала сюда? - Голова поднялась и снова опустилась.

- Ты знаешь, кто ты такая? - Ещё один жуткий механический кивок.

- Ты... моя жена? Юля, это ты? - Голос мой дрогнул, а на глазах навернулись слёзы. В этот момент больше всего на свете я хотел, чтобы существо, сидящее на диване, никак не отреагировало на мой вопрос. Однако, судьба не была так милостива ко мне. Очередной кивок сломал тонкую грань, отделявшую моё сознание от мутных вод паники, и смесь страха и злобы захлестнула меня. В каком-то горячечном бреду я начал орать на свою восставшую из мёртвых жену, чаще всего повторяя вопрос “Что тебе здесь нужно!?” и ни разу не получив ответа. Мне хотелось, чтобы она хоть как-то проявила себя - издала какой-нибудь осмысленный звук, растворилась в воздухе или даже напала с воплем “Мозги!” Всё, что угодно, но только не этот стеклянный взгляд, прикованный ко мне, и давящее молчание.

Чтобы выплеснуть эмоции, мне хватило пару минут, потом я сел на пол напротив дивана, подтянул колени к подбородку и, обхватив голову руками, просто просидел полчаса или час. Моя жена не сдвинулась с места и вообще не пошевелилась за это время. Это было странно, учитывая, что до этого она оттащила меня на диван в соседней комнате и проявила свою обычную заботу, укутав пледом.

Плюнув на всё, я ушёл на кухню и заварил себе чай. Когда вернулся, то увидел, что жена снова приняла лежачее положение. Больше в тот вечер я ничего не добился от неё, хоть и пытался несколько раз задать ей простые вопросы. Дождь кончился, мир за окном погрузился в темноту. Мысль о том, чтобы заснуть в одной квартире с существом, вернувшимся с того света, не радовала. Уйти я тоже не мог, а пригласить кого-нибудь, хотя бы родителей, показалось мне неправильным. Если воскресшую жену вижу только я, то это значит, что я скорее всего сошёл с ума, а если это действительно оживший труп, то мне не хотелось подвергать близких людей возможному риску. Ту ночь я провёл в соседней комнате в полудрёме при ярком свете потолочных светильников, периодически проверяя жену. За несколько часов она только раз пошевелилась, медленно спустив руку с дивана.

Утром я позвонил на работу и сказал, что заболел. Отчасти это было правдой, от пережитого шока и бессонной ночи меня знобило, а голова грозилась расколоться на части. Как назло, в квартире не было ни единой таблетки обезболивающего. Промучившись до полудня и почувствовав, что больше не выдержу, я оделся, ещё раз кинул взгляд на жену, лежащую на диване, и ушёл в аптеку, которая находилась через дорогу в двухстах метрах от моего дома. Отсутствовал я недолго, минут десять, за это время состояние моей гостьи ничуть не изменилось. А вот то, что на улице почти не было людей, мне показалось странным. Конечно, у нас достаточно тихий спальный район, но обычно центральный проспект оживлён даже днём, а сейчас я увидел лишь несколько фигур вдалеке, и даже в аптеке работала всего одна продавщица вместо трёх. Я списал это впечатление на сильную головную боль и провёл ревизию холодильника. К счастью, продуктов у меня было достаточно и можно было не выходить из дома несколько дней. Выпив таблетку, я начал размышлять о сложившемся положении и для ускорения работы мысли стал бродить по кухне.

Почему-то в памяти всплыл “Солярис” Станислава Лема. С усмешкой я задался вопросом, не попал ли я в ту же историю, что и главный герой романа, и может быть моя жена - всего лишь пародийная оболочка, порождённая неким сверхсуществом. Кроме того, что я увижу, если поеду на могилу своей второй половинки? Разрытую изнутри яму, нетронутый холмик с оградкой или вообще девственную лужайку? Разрешение этой загадки я оставил на потом, а пока решил провести небольшой эксперимент.

Сначала я посветил фонариком в глаза жены. Зрачок никак не отреагировал и остался в каком-то среднем состоянии. Угол иголкой в то место на сгибе руки, где у человека проходят кровеносные сосуды, не выявил никаких следов крови, а градусник показал температуру тела 22 градуса - как в комнате. Ни биения сердца, ни дыхания - самый натуральный труп. Труп, который что-то мычал и кивал головой.

Посмотрев на часы, я с удивлением понял, что провозился достаточно долго, и было бы неплохо чем-нибудь подкрепиться. Я поставил в микроволновку тарелку супа и начал резать хлеб, когда входную дверь сотряс сильный удар. Звук был такой, как будто по ней ударили чем-то достаточно мягким, точно не металлической кувалдой. Больше всего это было похоже на удар кулаком. Спустя мгновение, когда у меня ещё стоял звон в ушах, из комнаты, где лежала моя жена, раздалось шуршание. Я опрометью метнулся туда и увидел, что жена ползёт на четвереньках в угол, максимально далёкий от входа в квартиру. Там она вжалась в стену и опять начала издавать ртом скрипящие звуки. Удар в дверь повторился, на этот раз значительно сильнее. Я подбежал к двери и посмотрел в глазок - в подъезде никого не было. Я на всякий случай проверил замки и вернулся к жене. Её грудная клетка билась так, будто внутри неё сидело какое-то маленькое яростное животное, а язык и губы впервые смогли сформировать из слабого потока воздуха нечто похожее на “а-а-ашшш”. Скорее всего, я бы попытался успокоить жену и подумать над тем, что такое этот “аш”, но меня поразил её взгляд. В нём наконец появилось какое-то выражение, и это был бесконечный ужас.

* * *

Больше в тот вечер во входную дверь никто не стучал. Я говорю “никто”, но на самом деле у меня нет догадок по поводу происхождения этих ударов. Может быть это “никто”, может быть “ничто”. В какой-то момент взгляд жены вернулся к прежнему безмятежному состоянию, а руки безвольно обвисли вдоль туловища. Я решил, что пока оставлю её в углу комнаты. Позвякивание микроволновки вернуло меня в реальный мир, и, рассудив, что на полный желудок живётся легче, я ушёл на кухню обедать.

Удивительно, но я невероятно быстро свыкся с происходящим. Может быть причина была в том, что присутствие жены рядом, даже в таком виде, напоминало мою прошлую, намного более счастливую жизнь. К вечеру мне удалось настолько прийти в себя, что я посмотрел телевизор и посидел в интернете как ни в чём не бывало. Часов в одиннадцать вечера я положил на пол матрас и расстелил на нём постельное бельё. Мне не хотелось ни спать на диване, ни оставлять жену в одиночестве. Глаза у меня слипались, и перед тем, как заснуть, я задался вопросом, когда у тела, сидящего в углу, начнутся, скажем так, характерные посмертные изменения и что мне с ним делать через несколько дней, если оно так и продолжит сидеть, изредка выплёвывая уродливые подобия звуков.

Я проснулся от того, что вернулись удары во входную дверь. На этот раз стучали так быстро и громко, что, казалось, работал отбойный молоток. Жена снова вытаращила глаза в ужасе, но уже не пыталась ничего говорить, а только хрипела. Я подбежал к двери и посмотрел в глазок. Как и в прошлый раз, площадка в подъезде была пуста. Интересно, проснутся ли соседи?

Я разыскал плотницкий топор и встал напротив двери, гадая, поможет ли он против того, что ломилось ко мне домой. Внезапно удары прекратились, но я простоял в прихожей ещё минут двадцать. Всё было спокойно и, злобно сплюнув на пол, я пошёл спать. Той ночью удары больше не возвращались.

Проснулся я около восьми утра. Жена по-прежнему сидела в углу, остекленело уставившись в точку перед собой. Я принял душ, наслаждаясь тем, как горячие струи воды смывают усталость от вчерашнего дня, затем начал готовить себе завтрак. На улице стоял густой туман. Надо было что-то делать со сложившейся ситуацией - нельзя же было вечно сидеть дома. Я попытался собрать мысли воедино.

Раздумья о том, что возвратило жизнь или её подобие в тело моей жены, я сразу оставил. У меня не было никаких зацепок, и строить беспочвенные предположения было напрасной тратой времени. Вместо этого я подумал об ударах и страхе, который они вызвали у жены. Она явно знала, что это такое, и по крайней мере для неё они не означали ничего хорошего. Возможно, опасны они были и для меня. И что это за “аш” - единственный членораздельный слог, который удалось произнести жене? Было неясно, как часто эти удары могут возобновляться и что может произойти помимо этих ударов, которые, несмотря на пугающую силу, пока ничем особым мне не грозили.

Ход моих мыслей прервал резкий звук, с которым прекратилась работа компрессора холодильника. Я открыл его дверцу, лампочка не зажглась. Проверил свет в квартире - он тоже не работал. Безуспешно пощёлкав автоматами в квартирном щитке, я заключил, что отключили как минимум весь подъезд. Такое иногда случалось, поэтому я подошёл к городскому телефону и поднял трубку, чтобы набрать номер энергослужбы, но в трубке была тишина. Я взял сотовый - сети не было. Через минуту я убедился, что интернет тоже не работает, хотя ноутбук ещё мог продержаться на батарее несколько часов.

Холодный комок страха возник где-то в районе солнечного сплетения и поднялся к горлу. Уже ничему не удивляясь, я прошёл на кухню и открыл краны с водой. Ничего, пусто, зеро. Густой туман за окном казался каким-то вязким и жутким. Я распахнул окно - пахло сыростью, кроме тумана ничего не было видно. Я крикнул в пустоту и мне показалось, что даже звуки стали приглушёнными. Из комнаты, где сидела жена, раздался хрип. Я подошёл к ней и увидел, что она сильно поднимает и опускает грудную клетку и судорожно пытается что-то сказать. В этот момент начались удары в дверь, и я вздрогнул от неожиданности.

* * *

Не знаю, зачем я пишу эти строки. В любом случае мне мало что остаётся. Я имею в виду, что в отсутствии электричества трудно развлекаться в многоквартирном доме. Со мной рядом находится привлекательная молодая женщина, но интимная близость - это последнее, чем мне хотелось бы сейчас заниматься. Причину, я думаю, вы сами знаете.

С того момента, как мне отрубили связь с внешним миром и начались удары, прошло примерно двое суток. За это время мне даже удалось поспать несколько часов, что было непросто, учитывая одуряющее в своей монотонности долбление в дверь.

Из положительного - у меня было ОЧЕНЬ много времени, чтобы подумать, и вот моя теория.

Не знаю, что и как вдохнуло остатки жизни в тело моей жены, здесь моя теория полностью расписывается в своём бессилии. Может быть в этом не было какого-то умысла и всё произошло случайно - что-то вроде сбоя в стройной системе по утилизации человеческих душ после смерти. Иначе зачем возвращать мне мою жену в таком недостойном состоянии?

Что касается ударов в дверь (теперь я называю их Ударами), то тут всё намного лучше. Если есть какая-то работающая система, то есть и те, кто поддерживает её в рабочем состоянии. И вот эти рабочие пришли за моей женой. Туман, неработающие коммуникации - это всё их рук дело. Уверен, что если я выпрыгну в окно, то ничего не произойдёт - я либо приземлюсь на уровне пола, либо телепортируюсь обратно в квартиру. Любопытно, что обычная входная дверь сдерживает эту “рабочую бригаду”. Видимо, не такие они могущественные, чтобы просто пройти сквозь стены и сцапать то, что им нужно. Или может быть существуют какие-то правила, о которых я не осведомлён - вроде вампиров, которые по легенде не могут самостоятельно проникнуть в жилище человека.

Признаюсь, у меня возникла крамольная мысль оставить жену в прихожей и отпереть дверь. Но я не смог, не смог бросить её даже сейчас. Меня не было с ней, когда она умерла, но второй раз я бросать её не намерен. И мне наплевать, что от неё, считай, почти ничего не осталось - только телесная оболочка и убогие проблески сознания. Да это и неважно. Отчасти я делаю это не ради неё, а ради себя. Ради того, чтобы заглушить боль от потери, заглушить ненависть и жалость к себе.

Решено, я встречусь с тем, что стучит в дверь, лицом к лицу. Конечно, этого не удастся сделать, если Стучащая Бригада невидима, но это издержки словесной эквилибристики. Свои записи я положу на стол в комнате и поставлю на них ноутбук, чтобы они не разлетелись от сквозняка и никто (интересно, кто?) случайно не уронил их. А после этого возьму топор и открою дверь. Женщина, которую я любил и люблю, всё так и сидит в углу. Взгляд её теперь выражает только обречённость, но, наверное, мне просто кажется.



Всё, я пошёл.



Эти записи сделаны от руки синей шариковой ручкой на листах белой бумаги формата А4. Листы были найдены там, где и указано в тексте - на столе под ноутбуком.

23 октября 2012 года в квартиру номер ** в доме ** по улице ****** соседями была вызвана полиция в связи с тем, что входная дверь в помещение была открыта целый день без видимых признаков присутствия внутри людей. Прибывшими сотрудниками полиции квартира была осмотрена. Входная дверь не носила следов проникновения снаружи, скорее всего её открыли изнутри.

Из необычного можно было отметить только небольшой топор, лежащий на полу в прихожей. По характерному разрезу линолеума было сделано заключение, что топор упал с высоты примерно в один метр и в дальнейшем не перемещался.

В холодильнике и на кухне были обнаружены продукты и остатки пищи, по которым был сделан вывод, что жильцы присутствовали здесь как минимум 2-3 дня назад. Этот вывод подтвердили исследования несмытых человеческих экскрементов, обнаруженных в унитазе. Бачок для воды при этом был полон.

Следов крови или борьбы обнаружено не было, ценные вещи, среди которых примерно сорок тысяч рублей и бытовая техника, находились в квартире.

По данному адресу проживал мужчина 29 лет, который в начале 2012 года потерял жену в ДТП. Соседями характеризовался как спокойный, вежливый человек, замкнувшийся после смерти супруги. Мужчина был объявлен в розыск как пропавший без вести.

Записи были изучены полицейскими экспертами и неформально расценены как следствие психического расстройства, однако к делу приложены не были.

По состоянию на май 2013 года мужчина числится пропавшим без вести.

И на сегодня всё! Пока.

[Кошара]

Привет всем!

Эффект не изучен.

Spoiler

Я шел по бесконечному коридору между стеллажами с «капсулами боли». Забавное название, брошенное кем-то из лаборантов, надежно закрепилось за этим изобретением и наиболее точно говорило о его сути. Капсулы боли. Я невольно улыбнулся.

Их было здесь более миллиона, небольших контейнеров, в которых функционировал рабочий материал. Точная копия каждого контейнера располагалась в таком же Центре на Земле.

Этот эффект был открыт около 10 лет назад, и до сих пор мы не знаем сути этого явления. Открыт был совершенно случайно двумя братьями-близнецами, физиками. Во время очередного эксперимента в их лаборатории одного из братьев сильно ударило током. А боль почувствовали оба. Казалось бы, случайность или просто сильное сопереживание. Любые другие братья и не обратили бы на это внимания. Но только не братья Кракены. Их очень заинтересовало пережитое ощущение, и они стали изучать.

Оказалось, что ощущения боли могут передаваться только между близнецами, и эта передача не зависит ни от чего. Вообще ни от чего. И что самое интересное — эта передача мгновенна и не зависит от расстояния между близнецами.

Другими словами, скорость передачи боли превосходит скорость света. Вот этот-то эффект и не поддается изучению и хоть какому-то теоретическому обоснованию.

Мы не знаем, как оно работает, но мы научились использовать это. Точнее, это была моя задумка. И она незаконна. Любые крики правозащитников, которые каким-то образом начинают догадываться, или журналистов, которые в поисках сенсаций несколько раз пытались опубликовать найденные ими материалы — любой из них замолкает, когда на его счет попадают семизначные суммы.

Этот эффект нашел наилучшее применение после начала заселения Марса. Передача радиосигнала между Землей и Марсом занимает от 3 до 22 минут в зависимости от взаимного расположения планет. Разумеется, ни о какой удобной связи между планетами речи не было.

Пока я в своей корпорации не разработал один метод. Мы выращиваем близнецов через искусственное оплодотворение, помещаем каждого из них в капсулу, поддерживающую их жизнедеятельность, подключаем электроды к центру мозга, отвечающего за восприятие боли и... да, собственно, и все.

Далее один контейнер остается на Земле, а второй привозится сюда — на первую колонию на Марсе. И тогда мгновенная передача бита информации просто сводится к причинению боли одному из близнецов и отслеживаю сигналов восприятия боли у другого.

Система работает безотказно. Механизм налажен, и не думаю, что есть что-то, что помешает его работе. Видеосвязь в реальном времени без задержек — с нами это возможно.

Я прошел в свой кабинет, включил компьютер. Как всегда в это время, сейчас я буду звонить семье на Землю.

Экран компьютера вспыхнул и на экране появилось личико моей дочери.

— Папа! Привет!

— Привет, Джейси.

Идеальная скорость связи!

Под диваном.

Spoiler

Я живу в самом обычном доме, ничего особенного: ни кладбищ рядом, ни сгоревших психиатрических больниц, ничего такого. Всё это происходит в моей квартире, в моей комнате, под моим диваном.

Я всегда чувствовал, что в нашей квартире есть что-то постороннее. Или кто-то, не знаю. С самого детства я привык к шорохам, теням, щелчкам. Учитывая то, что к нам иногда забегают мыши с чердака (лично видел), мои домашние не обращают на это никакого внимания, списывая всё на грызунов, которые никаких хлопот не доставляют.

Но, несмотря на уверения моих в домашних в том, что всё нормально и что всё это плод моего воображения, я чувствовал, что это не так. Я чувствовал что-то. И это что-то живёт в моей комнате. Именно поэтому я патологически боюсь темноты, закрытых комнат, полных тишины и одиночества. Когда я ложусь спать, это превращается в целый ритуал — я делаю всё, чтобы предотвратить выход из комнаты ночью: закрываю окна и форточки на кухне, хожу в туалет, наливаю себе воды и всё такое.

Наверное, теперь стоит рассказать про тот самый диван, с недавнего времени под которым и стало всё происходить. Происходит всё это строго ночью — днём под моим диваном нет пространства, оно появляется только ночью, когда я раскладываю диван для сна. Уже давно я замечаю, что кто-то там... спит. Иногда по ночам я слышу ёрзанье, вздохи, ахи, недовольное бурчание, если я всё-таки встаю в туалет или выпить воды. Видимо, беспокою его сон.

Нет, не просите: я не загляну под кровать ни под каким предлогом ночью, тем более после недавних событий и несмотря на моё взбесившееся любопытство.

Однажды к нам забежала очередная мышь. Я не смог её поймать, так что ложился в тот день спать со спокойной душой, насколько это было возможно. Ночь прошла хорошо, спал я нормально. В тот день вся семья уехала в другой город, а я остался готовиться к предстоящим экзаменам. Как складывается/раскладывается мой диван: седушка выезжает, а спинка закрывает дыру, образуя кровать.

Так вот, когда я поднял эту чёртову спинку, я увидел под диваном разводы запёкшейся крови и кости. Чистенько обглоданные. В момент, когда я отпрыгнул в ужасе и отвращении от дивана, я ещё подумал, что мог придавить её, когда раздвигал диван. Но кости обглоданные! Я понял — это оно. Весь тот день я провёл в напряжении, ожидая новую ночь. Я очень боялся идти спать.

Тогда, после выполнения всех ритуалов, я лёг в кровать, оставив свет включенным. Когда я прикрыл глаза, я услышал шорох, и в тот же момент щёлкнул выключатель. Комната погрузилась в темноту. Я не смог раскрыть глаза от одолевшего меня ужаса. Раздался шорох в направлении моей кровати, а потом «привычное» ёрзанье под ней. После этого всё затихло. Но глаза я не открыл, а от пережитого шока я вскоре уснул.

На следующий день раскладывать диван было очень страшно. Но что-то подсказало мне, что оно может разозлиться, поэтому диван я всё-таки разложил, но в этот раз я положил под кровать кусок колбасы. Я выключил и свет, лёг в кровать — мне было интересно услышать, что произойдёт. Но ничего происходило, и вскоре я уснул.

С утра этого куска, как вы догадались, я не обнаружил. Теперь я каждую ночь стал класть ему то сосиску, то колбасу, то ещё чего-то. Это продолжается уже полтора месяца. На удивление я стал спать спокойно, переносить темноту мне стало гораздо легче — привычное напряжение будто рукой сняло. Я утоляю его голод, а оно не трогает меня. Поверьте, такое наше сожительство меня устраивает.

Но через две недели произошло нечто по-настоящему ужасное. Тогда я снова остался один. У нас уже жарко (живём на юге), поэтому на ночь оставляю балкон открытым. Я проснулся ночью от шумов в квартире (и оно проснулось тоже). Кто-то нагло ходил по моей квартире, открывал шкафы, тумбочки. Я мог сначала подумать, что мой сожитель разбуянился, но он был там, со мной, под моим диваном. Сомнений не оставалось — это вор, пробравшийся в квартиру: хоть я и живу на пятом этаже, пролезть с крыши на наш балкон проще простого, а уж выйти на крышу не сложнее похода в соседний магазин.

Телефона рядом со мной не было. Я сидел тихо, не привлекая внимания. Но тут дверь начала открываться, и в комнату зашёл человек, обычный человек. Увидев меня, он бросился на меня с ножом, но добраться до меня ему было не суждено — в шаге от кровати он упал. И в этот же момент что-то потащило его под кровать.

Я не слышал его криков. Я слышал только отвратительное чавканье под моей кроватью. Я не смог уснуть в ту ночь, слушая трапезу моего квартиранта. С утра я долго не решался поднять спинку дивана, но моё любопытство пересилило, я открыл. Там ничего не оказалось. В этот раз оно поработало чистенько. Не осталось даже ножа. Единственная деталь — на деревянном креплении следы собачьих зубов, как будто собака грызла деревяшку.

Много лет назад, когда мне было четыре года, умерла наша собака Линда. Она умерла от старости в моей комнате. Я не помню всего этого, только помню, что мой кошмар начался именно в то время. По рассказам родителей, Линда была очень доброй, всё время возилась со мной. У меня есть несколько фотографий, могу показать.

Уже две недели всё тихо, призрак собаки (надеюсь, что это она) еды больше не берёт. Я сплю спокойно.

Единственное, чего я боюсь, что аппетиты моего призрака могут вырасти, и тогда существо под моим диваном может полакомиться нашей семьёй.

Но Линда была доброй собакой.

Я иду искать.

Автор: Ахматова.

Spoiler

Холодный колючий ветер обжигает лицо, пробирается под воротник, кусает за голые ладони. В эту зиму вьюга свирепствует как никогда. По безлюдной улочке идут еще две фигуры, я узнаю их. Мы молча сближаемся и так же молча продолжаем свой путь уже вместе. Этот район со старыми деревянными бараками опустел уже давно и пользуется дурной славой у жителей нашего города, но нам нужно именно сюда, в самое сердце этой проклятой территории. Проклятой по нашей же вине.

Вдалеке можно разглядеть еще несколько человек, отчаянно борющихся с ветром, но упорно идущих вперед. Мы не спешим догонять их, скоро мы все равно увидимся.

Вот и наша конечная цель — старое серое здание детского сада, где мы когда-то имели несчастье встретиться в первый раз.

В коридоре, топчась по разбитым стеклам, хлопая себя ладонями по бокам, уже стоит Гриша, он коротко кивает нам и нервно посматривает на часы.

За двадцать минут заброшенный холл детского сада наполняется людьми. Люда Варакина, Саша Лымбин, Костя Сомов... Все здесь, никто не опоздал и все готовы играть...

Мы закуриваем, разливаем водку по пластиковым стаканчикам, пьем не чокаясь. Повторяем, становится немного теплее. На стенной доске зашуршали пожелтевшие бумажные листочки с распорядком дня и списком меню многолетней давности. Мы наблюдаем, как дрожащий силуэт женщины,то пропадая, то появляясь вновь, не спеша поднимается на второй этаж. Пора и нам проследовать за ней.

Все мы — бывшие воспитанники этого детского сада, совершившие ужасную, непростительную ошибку.

Мы были дружны, веселы и беззаботны. Ели творожную запеканку, играли в мяч, рисовали маму... Но самым любым нашим занятием было преследование некрасивой, болезненной девочки. Василиса. Тихую худенькую малышку мы никогда не принимали в свои игры. Она была замкнутой и молчаливой, отличалась плохим аппетитом и плохо справлялась с заданиями на физкультурных занятиях. Она плакала, когда мы дразнили её «зассыхой», кидались собачьими фекалиями и сваливали на нее все свои шалости. Но она никогда не жаловалась, ни родителям, ни воспитателям, что еще больше развязывало нам руки.

В тот день она робко подошла к нам перед прогулкой и попросилась поиграть с нами. Весело хохоча, мы сказали, что собираемся играть в прятки и она должна спрятаться как можно быстрее. Василиса юркнула в свой шкафчик со сменными сандальками и желтым дождевичком. Я уже не помню, кто из нас закрыл шпингалет на шкафчике с двумя красными вишенками...

Василиса кричала, просила выпустить её, а мы, четырнадцать маленьких чудовищ, звонко смеялись, как ни в чем не бывало собираясь на улицу.

Мертвую Василису нашли уже после прогулки. Её хватились на занятии, когда увидели пустующий стульчик.

Воспитательница, дежурившая в этот злополучный день, повесилась той же ночью.

С тех пор в детском саду стали твориться жуткие вещи. Без видимой причины ослепли все дети в ясельной группе, толстяк Жорик из подготовительной вывалился из окна третьего этажа, многие дети уже не просыпались после тихого часа. И только у нас все было хорошо. Было хорошо до тех пор, пока спустя год спустя у Гриши не умерла мама. Молодая, здоровая женщина в одночасье слегла от инфаркта. Еще через год покинула этот свет моя старшая сестра, бросившаяся под колеса «КАМАЗа». Каждый год, 20 февраля, смерть забирала родных и близких у кого-нибудь из бывших воспитанников старшей группы детского сада №134. Перед уходом в иной мир каждый оставлял послание, где значилось только одно предложение: «Василиса хочет поиграть с тобой».

Мы пытались противостоять Василисе. Звали священников освятить уже заброшенный на тот момент детский сад, развешивали ритуальные пучки травы от бабок-колдуний, да и просто часами стояли на коленях перед шкафчиком с двумя алыми вишенками, пытаясь вымолить прощенье.

Но Василиса не успокаивалась. Когда детский сад опустел, она взялась за близлежащие дома. Вспыхивали пожары, разносились инфекции... Бомжи и наркоманы, надеющиеся переночевать в заброшенном здании, уже оттуда не выходили. Продолжали умирать близкие нам люди, оставляя перед смертью одно и то же послание.

Первым не выдержал Степа. Он застрелил свою сестру, ходившую с ним в ту же группу, а потом пустил себе пулю в рот из отцовского охотничьего ружья.

Без вести пропала Саша, возвращаясь зимним вечером из танцевального кружка.

Андрей, бывший под следствием из-за угона машины, вскрыл себе вены самодельной заточкой.

Мы пришли к выводу, что таким образом ребята просто хотели прервать череду смертей своих родных и любимых.

Нас осталось десять человек и прошло немало лет, когда мы наконец поняли правила игры. Все было просто — нужно было играть в прятки, только водила уже Василиса. Если продержишься ночь с 20-го на 21-е, то жить тебе и твоим родным беззаботно еще ровно год. Закричишь, запаникуешь — быстро найдет тебя Василиса, вцепится в грудь, и твое сердце уже никогда не продолжит свой ход, а злобный детский хохот пронесется по гулким коридорам заброшенного детсада. Затаишься, замрешь — то, может, и минует тебя участь сия.

Мы поднимаемся по лестнице вслед за своей призрачной воспитательницей. Сейчас она войдет в группу, сядет за стол и начнет что-то рассказывать своим умершим воспитанникам.

На стульчиках сидят неестественно бледные Саша, Андрей и Степа с сестренкой. Из спальни выплывают Максим и Ольга, шурша колотым кафелем, из туалетной комнаты выходит Соня. В прошлые годы им не повезло, Василиса научилась хорошо играть в прятки...

Остальные стулья пустуют, возможно, кто-то из нас уже этой ночью займет свое место.

Мы следим за безмолвным уроком, допивая водку. Мертвые товарищи внимательно слушают свою воспитательницу, а она укоризненно посматривает на нас.

Простите нас, Валентина Сергеевна!

Занятие подходит к концу, нам пора. В полной тишине, как по команде, мы разбегаемся по этажам, стараясь найти себе подходящее укрытие.

Я лежу между рядов в актовом зале, прикрываясь пыльной коробкой из-под игрушек. Если я вернусь живой этим утром, обязательно куплю своей новорожденной дочурке такую же большую коробку самых красивых, самых разных, самых дорогих игрушек.

В тишине раздался негромкий скрип петель и хлопок дверцы маленького шкафчика.

Игра началась.

Дух, лезущий в семьи.

Spoiler

На день рождения моей младшей сестренке вручили много подарков. Но она мигом оставила все это добро безучастно лежать в сторонке, когда бабушка, отдышавшись, вручила ей куклу. Кукла была большая, красивая. У нее были аккуратные припухлые губки, на которых застыла невинная улыбка. Голову обрамляли пышные каштановые локоны. На голове маленькая корона. Платье красавицы было пышным, кроме того, на ней были еще перчатки. Но что-то настораживало в ее глазах, такие большие и ясные, но взгляд у нее был затуманенный, хотелось завязать ей глаза, чтобы она не смотрела на тебя таким холодным взглядом, от которого состояние медленно скатывалось к депрессивному. -Боже, мам, это же так дорого, ну зачем, у тебя же пенсия! - воскликнула мама. Тогда бабушка поведала нам, что по дороге к нашему дому, она вложив в конвертик скромную сторублевку, встретила странного молодого человека, который предложил купить ей эту куклу за сущие копейки. Он сказал, что нес ее девушке, но она его бросила, а ему эта кукла без надобности. Тогда бабушка согласилась, и кукла перекочевала к ней в руки. Куклу сестра назвала Катя. В судьбе Кати даже я, мама и папа приняли участие. В свободное время нам с мамой приходилось шить ей наряды. А папе выпала часть делать мебель для новой хозяйки дома. Я стала замечать странности в своем поведении. Никогда, даже в глубоком детстве я не играла в кукол, предпочитая им машинки. Но сейчас ни один раз поймала себя на мысли украсть Катю у сестренки, закрыться в ванной и расчесывать ей волоски, примерять платья, целовать и играть. Я стала хуже спать, потому что перед сном на меня нападала гнусная зависть и грусть, почему у сестры есть Катя, с которой можно играть и веселиться, а у меня нет. Иногда мне казалось, что я схожу с ума. К Кате меня тянуло невидимым магнитом. Оказалось, что не только на меня она так действует. Придя домой со школы раньше из-за головной боли, еще из коридора я услышала, как мама с кем-то разговаривает по телефону, а судя по запаху печет оладьи. Я на цыпочках пошла в комнату, а у нас такое строение квартиры, что около входа на кухню висит большое зеркало. И в это зеркало видно всю кухню прямо из комнаты. Я посмотрела в зеркало и потеряла дар речи. Около плиты стояла мама в фартуке и готовила оладьи. Телефона в руке у нее не было. Она разговаривала с Катей. Та сидела за столом в новом платье и с другой прической, перед куклой стояла тарелка с двумя оладьями, политыми сверху сметаной. А еще через два дня Катя пропала. Мы искали ее по всей квартире, но ее нигде не было. Сестра в плач, мы с мамой в растерянности. А вечером пришел папа с работы и сказал, что случайно положил куклу в свою рабочую сумку и унес в офис. Но Катя была опять в новой одежде,(как потом я выяснила из магазина игрушек рядом с папиным офисом), и с новой прической. А на шее у нее висел папин золотой браслет-цепочка, который он никогда не снимал даже перед сном или в душе. Поняв, что все без ума от Кати, я решила бороться с ней самостоятельно. Последней каплей стала болезнь сестренки. Ее прямо из садика отвезли в больницу, потом в реанимацию. Она гасла с каждым днем. Ее подключили к аппарату искусственного жизнеобеспечения. Врачи разводили руками. В тот день, со слезами на глазах, я пыталась поджечь куклу, а потом выбросила ее из окна. Та тут же заняла прежнее место, а когда я оставалась одна дома, начинался настоящий ад. Билась посуда, падали полки, в коридоре раздавались смех, шаги и хлопки. Без конца звонили в звонок, поджигали дверь. В зеркалах вместо меня отражалась Катя, в кранах капала вода. Свет включался и выключался, взрывались лапочки. Однажды, я нашла в газете объявление целительницы о снятии сглаза, порчи и т.д. Я сунула Катю в дорожную сумку, но она стала кусаться и вырываться. На этот случай у меня под рукой был крест на цепочке.Я надела ей крест на шею и застегнула молнию сумки. Крест принадлежал сестре. Последние дни до болезни она отказывалась его надевать, потому что "Катя сказала, что это некрасиво". Я вышла с электрички и пошла искать дом целительницы в небольшом селении. Дверь мне открыла старушка, она дружелюбно проводила меня внутрь своей избенки и попросила дать ей утопёнка. Я подумала, что она просит деньги за свои услуги или что-то в этом роде. Тогда она взяла у меня сумку из рук, достала куклу и поставила ее на стол перед иконами. -Садись, - сказала мне старушка, - тебе многое следует понять. Я села, и она завела рассказ. Ее слова навсегда врезались мне в память. В древности матери топили нежеланных детей. Тогда те, став духами, превращались в детские игрушки и попадали в семьи с детьми. Дальше, они "выживали" детей. Ребенок умирал во сне, но никто этого не замечал, так как в него вселялся дух-"утопёнок". Дух продолжал жить со своими "родителями" и получать то, о чем так мечтал: материнское тепло и заботу. Но у "утопят", в отличие, от матерей, когда-то утопивших их, была совесть. Каждый дух рано или поздно признавался "своей новой семье" о своем происхождении. После этого семья и сам дух бесследно пропадали. Катя оказывается и была одним из таких духов-"утопят". Чтобы успокоить духа и заставить его отречься от "семьи", нужно закопать куклу на кладбище около семейных захоронений. Проделав, эту процедуру, старушка напоила ее чаем и сказала пулей лететь к сестре в больницу. Еще она попросила иногда навещать ее, заезжать к старушке на чай. Сестру выписали. Болезнь так же неожиданно ушла, как и появилась. Сестра и родители забыли про Катю, как будто ее никогда и не было. Бабушке я строго-настрого запретила покупать что-либо на улице с рук. Когда мы выходили из клиники, сестра попросила купить ей куклу. Мы поехали в магазин игрушек. Сестра выбрала куклу в спортивном костюме и с лошадью. Куклу назвали Зиной. Зину сразу полюбили мы все. Вечерами мы шили ей наряды и все вместе играли с ней и с ее лошадью. Зина была хорошей дочерью.

sifting.exe.

Файлы.

Spoiler

Если бы за каждую крипи-историю, прочитанную мною за месяц, мне бы платили по доллару, я могла бы не работать. Впрочем, я уже и не работаю, такая вот ирония.
Поэтому меня трудно испугать. Так что теперь я делаю это не ради адреналина в крови. Просто я придерживаюсь того мнения, что где-то среди всех этих досужих выдумок и литературных упражнений - затесалась правда. Причем правда настолько нежелательная, что пришлось организовывать моду на крипи - чтобы реальные истории и действительно опасные медиа-артефакты затерялись в океане народного творчества. Ну да что я рассказываю, теория не нова и, думаю, общеизвестна.
Но это все присказка, а сказка - вот она.
Однажды, после того, как я пятью разными утилитами вычистила компьютер от всякого троянского уныния с сайтов сомнительных арт-проектов вроде jodi.org, в моей system32 обнаружился файл sifting.exe.
Обычно я доверяю своим программкам и не делаю контрольный обход системных папок после завершения их работы. А тут как под руку что-то толкнуло.
Ну что, проверила я этот сифтинг. Заглянула в свойства. В описании было странное - "Просеивание. Измельчение. Диссоциация". Весил файл 23 мегабайта. Никаких тройных шестерок, неадекватно больших или неправдоподобно малых значений. Странно. Значит, не очередная пугалка, а, похоже, новый вирус, еще не внесенный в базы антивируса, антишпионской и прочих программ. Ни гугл, ни яндекс, ни даже поиск по сайтам TOR'a и i2p не пролили свет на ситуацию.
Тогда я запустила файл. Интересно же.
Установилась программа, напоминающая медиаплеер. Очень, очень минималистичный медиаплеер. Там было всего две кнопки - "Play" и "Library".
В библиотеке оказалось три файла - Proseivanie.mp4, Izmelchenie.mp4 и Disassociation.mp4. "Привет, в кои-то веки оригинальные скримеры", подумала я, и щелкнула по Proseivanie.mp4 два раза.
На экране появился белый шум, сменившийся искаженными кадрами новостной передачи - ну знаете, как на кодированных каналах из премиум-пакета кабельного телевидения. Фыркнув на забавно искажавшуюся физиономию любимого президента, я подскочила от неожиданности - из колонок взвыла сирена, сменившаяся оглушительным воем, какой иногда можно услышать на старых радиоприемниках между станциями. Я даже не успела уменьшить громкость - шум прекратился так же внезапно, как начался, а на экране появился белый круг на черном фоне, медленно растворяющийся в темноте. Когда от него не осталось и следа, видео закончилось.
"Опять кто-то пробует свои силы в цифровом сюрреализме", - подумала я, и, пожав плечами, закрыла плеер. "Спасибо, впрочем, что хоть без скримеров и эпилептических дерганий, на этот раз".
На следующий день я, на удивление хорошо выспавшись крепким сном без сновидений, пришла на работу .
У нас женский коллектив, мы любим поболтать, и я не исключение. Но не в тот день. В тот день судороги сковывали мое горло всякий раз, когда я пыталась произнести связную фразу, так что общаться с коллегами приходилось весьма односложно. К счастью, на деловое общение этот эффект не распространялся. Так что в тот день я была примерным офисным планктоном, лол.
Поскольку в глубине души я придерживаюсь мнения классика о том, что таки "есть многое на свете, друг Гораций...", вернувшись домой, я первым делом запустила вчерашний странный плеер, здраво, как мне тогда казалось, рассудив, что клин клином вышибают.
Плеер встретил меня диалоговым окном, сообщавшим "Теперь ты умеешь фильтровать исходящую информацию. Нажми для излечения".
Тут-то, как вы понимаете, и посыпались первые кирпичи.
Делать нечего, нажала я на "ОК". Плеер запустил видео под названием Izmelchenie.mp4.
"Если "Просеивание" как бы заставило меня "фильтровать базар", то что же сделает эта штука", - было моей последней мыслью перед тем, как белая вспышка поглотила мое сознание, а тело в нескольких местах пронзила резкая точечная боль.
Очнувшись, я обнаружила себя неподвижно уставившейся в пустой экран плеера. Видео закончилось. Часы показывали, что прошло сорок минут. Я ни черта не помнила. Немного ныло в солнечном сплетении.
Погуляв по интернету, чтобы отвлечься, я легла спать и спокойно проспала до утра без сновидений.
Наутро я чувствовала себя будто заново рожденной. Ничего не болело, настроение было бодрым, и субботнее утро радовало хорошей погодой. Это пока я не встала с кровати.
У меня все валилось из рук. То есть буквально. Предметы, которые я брала в руки, казалось, меняли консистенцию, словно превращаясь в куски пенопласта - немедленно начинающие распадаться на гранулы. А потом у меня на секунду темнело в глазах, и предмет просто вываливался из рук.
К счастью, на прочие части тела это не распространялось, и я смогла отлично позавтракать ртом. Правда, достать зубами соломинку из ящика мне не удалось, и пришлось долго стоять над раковиной, ловя губами струю воды из крана.
Кстати, вы когда-нибудь пробовали снимать пижамные штаны локтями?
Ну да ладно, я отвлеклась. Клюнув носом кнопку на системнике, я устроилась в кресле, от души надеясь, что оно не рассыпется у меня под задницей. То есть, не _измельчится_. На пенопласт, или что похуже.
Винда встретила меня диалоговым окном, гласившим "Теперь ты умеешь фильтровать входящую информацию. Нажми для излечения".
На этот раз плеер запустился самостоятельно, явив моему обреченному взору не что иное, как файл Disassociation.mp4.
На экране появилась я.
Нет, не сидящей в кресле с опущенными вниз бесполезными руками.
"Я" сидела за столом в какой-то лаборатории, передо мной стоял ноутбук... нет, я не могу о ней в первом лице. Даже с учетом того, что у нее было мое лицо, извините за идиотский каламбур.
В общем, она кивнула мне и приветливо улыбнулась. Поблагодарила за сотрудничество, и, нисколько не смутившись тем, что ее послали нахуй, продолжая улыбаться, развернула ноутбук экраном ко мне.
На экране была теперь уже настоящая я. Вид сверху и сбоку. Я заозиралась в поисках скрытой камеры наблюдения, но ничего не обнаружила. Несуществующая камера приблизилась к экрану моего компьютера, создав, таким образом, нечто вроде зеркального коридора. Я не могла оторвать от него глаз.
А потом та, за столом, поднесла руку к моим глазам на экране своего ноутбука, и я уже больше ничего не увидела, до самого утра.
А сегодня утром мне приснился сон во сне. Знаете, как это бывает - снится, что ты уже проснулся, умылся, позавтракал... - а потом снова просыпаешься - уже по-настоящему - и приходится делать все заново, лол.
Но в моем случае не сознание проделало все это. И не во сне.
Мое тело вошло в комнату с букетом цветов и поставило их в кувшин на столе. Застелило постель, бросило к изголовью плюшевого медведя. Сквозь меня.
И тут я заорала. Дурным голосом. Как животное.
Сама я этого крика не услышала. Но она обернулась, и улыбнулась, понимающе так. А потом включила компьютер, открыла ворд и сделала приглашающий жест.
Меня как будто дернуло сразу за обе руки и обе ноги. Я оказалась на ее месте, у компьютера. "Информация это власть", - услышала я из колонок. "Но осведомленный не вооружен... расскажи нашу историю сама, иначе это сделаю я".
И знаете, я подумала, что лучше вам будет узнать это с моих слов, в моей интерпретации - а не от нее.
Она скоро вернется, новая я. Я чувствую это - мое сознание начинает путаться, и мне все труднее набирать текст. Историю-то я уже рассказала.
Спасибо, что выслушали, ребята. И простите, если что.

И на сегодня всё. Пока.

Привет всем. Предлагаю выпить за наш хоккей... не чокаясь.

Робин Бобин.

Психодел. Там было просто зашкаливающее количество мата, я вроде весь почистил. Модеры, поправьте, если что.

Spoiler

Столкнуться лбами – это не очень приятная штука. Для этого надо обладать определенной долей везения и определенной долей внимательности. Впрочем, с этим у Игоря было всё в порядке. Забытые ключи, брошенный в мусоропровод пульт от телевизора, заражение половины земного шара зомби-вирусом – проще простого. Но в данный момент он ограничился тем, что едва не проломил череп Карине.
- Извини, что-то я переборщил с дружескими объятьями.
- Я тут как раз иду и думаю, чего это никто меня не убивает, не насилует. А Верещага тут как тут, рад стараться.
- Ты далеко?
- Ну как сказать.
- До магазина, что ли?
- Не. Табуретку ищу.
- Какую табуретку?
- Деревянную.
Джинсовые шорты Карины вертелись туда-сюда, будто надеялись, что хозяйкина табуретка вот-вот выскочит из-за угла.
- Потрясающе. Зачем тебе деревянная табуретка?
- Я давно тебе хотела признаться, но все не решалась. Детка, я бобер.
Карина глядела куда-то в сторону, потирая запястье тонким серебряным браслетом.
- У нас там ремонт, вся мебель в коридоре или на площадке. Табуретку кто-то унес.
- Кому она нужна?
- Вот и вот. Стулья купили недавно, все табуретки выбросили, кроме этой.
- Ну и забей. Зачем тебе она вообще нужна?
- Ну нормальная же табуретка была, кто-нибудь выкинул просто, не будем показывать пальцем. Баба Полено любит же у нас все на мусорку таскать.
- Может, у нее там гнездо?
Баба Полено, вернее, Полина, с завидным упорством тащила на свалку любой хлам, который имел несчастье оказаться в подъезде. Она не реагировала ни на какие просьбы, угрозы и оскорбления – бить ее все равно никто не решался.
- Выводит маленьких поленят? Я бы тогда съехала нахрен отсюда.
Игорь еще немного поглядел вслед удаляющимся джинсовым шортам. Пожалуй, мусорка правда немного похожа на гнездо. Только не бабы Полена, конечно, что за глупости, семидесятилетние бабки не живут в гнездах.
В магазине была только продавщица, вечно листавшая «Аргументы и факты» или другую макулатуру. Взяв яблочный сок, чем-то похожий на буржуя со старого советского плаката сервелат и булку черного, Игорь уже собирался выходить, когда в магазин вошел Володенька.
Игорю не хотелось отсыпать алкашу мелочь, но он явно хотел чего-то другого. Стоя у самых дверей, Володенька внимательно разглядывал его, будто увидел первый раз.
- Большой ты стал, Игорек… - вдруг задумчиво просипел алкаш. Игорек протиснулся мимо него к выходу и толкнул дверь. Но выйти ему не дали.
- Игорь, а сеструха-то че, а?
Сеструха нормально, лишь бы руку убрал.
- В школу-то ходит?
Не ходит.
- Болеет, что ли? – удивился Володенька. Ему было бы неинтересно слушать про мужа и сына. Да, болеет, спасибо, передам. Игорь с трудом сумел снять его руку с плеча и вышел из магазина.
- Ты там смотри, паря… Это… Смотри там.
В голосе Володеньки слышалась какая-то безнадежная тоска. Возможно, он вспомнил что-то из прошлой жизни, и потому так вцепился. Как будто нашел соломинку, которая бы вытащила его обратно.
А может, дело было просто в нехватке мелочи.

Игорь едва успел положить сервелат на хлеб, когда в дверь два раза постучали.
- Ксюха, ты?
- Ксюха – я, - подтвердило глухое ворчание с той стороны. Сестра собиралась заскочить вчера, но вчера Макса с раннего утра вызвали в управление, где он работал опером убойного отдела, а соседка завела уборку, и Ксюха весь день просидела с Кирюшей. Сегодня он сидел с соседкой.
- Ты все за компом, морковка?
- За компом, - уныло кивнула морковка.ь - А Инга?
- А я ее нахрен послал на прошлой неделе.
- Как неожиданно, - хмыкнула Ксю. – Ты бы хоть чай сварил.
- Заварка в шкафу.
Через некоторое время на кухне послышался стук и звон, соразмерный не очень большому слону в довольно просторной посудной лавке.
- Ты совсем тут двинулся, сердешный? У тебя на столе труселя. Ты в курсе?
Сердешный был в курсе.
- И что ты с этим собираешься делать?
Сердешный собирался постирать.
- А курицы столько тебе зачем?
Сердешный не знал.
- Ты вообще хоть помнишь, когда ее купил? Ясно все с тобой, короче. Буду тебя кормить, куда ее еще девать-то.
Жареная грудка оказалась более чем съедобной. На удивление, кроме курицы Ксюша умудрилась откопать где-то замороженные овощи и томатную пасту.
- Ешь, ешь давай. Ты Карину давно видел?
- Вот сегодня только. А что?
- Она ходила к бабе Полену разбираться. Она у нее какую-то тумбочку со шмотьем выбросила.
- Табуретку.
- Нет, табуретку она тоже выбросила, но ни то, ни другое так и не нашлось нигде, и бабка не говорит.
- Странно. Она обычно гордится успехами. Сначала выбросит, потом подробно все расскажет с довольной рожей.
- Вот именно. А куда тогда все это делось?
- Да не насрать ли, все равно как у змеи ног, у них не подъезд, а проходной двор. Да еще на первом этаже.
- Ну так-то да.
- Ксю?
- А?
- Что не так?
Сестра внимательно поглядела на Игоря и отставила кружку с чаем в сторону.
- Ксю.
- Ну, глупость, конечно, но мне это кое-что напомнило.
Напомнило гнездо.
- Что напомнило?
- Ну, у Кирюшки в садике. У них неделю назад шкаф с игрушками пропал.
- В смысле – пропал?
- Пропал, и все.
Ксю притянула кружку обратно.
- Херня какая-то. Садик же ночью закрывают.
- В том и дело. Садик всю ночь был закрыт, сторож клялся и божился, что ни-ни. А шкафа нет.
Игорь гонял вилкой особо изворотливую горошину. Она не желала сдаваться и ехидно смеялась при очередном тычке мимо нее.
- Ну и что это все значит?
- Маньяк-папа Карло. Бобры-рецидивисты. Хрен бы его знал.
Она отхлебнула чая из кружки с синьором Помидором.
- Посидишь завтра с Кирей?

Когда не могла соседка, их всегда оставляли с ним вдвоем. Каждый из них в отдельности был той еще нянькой. По крайней мере, сестра говорила, что он должен следить за Кирюшей, а Карина – за ним. Таким образом строилась естественная пищевая пирамида и соблюдался экологический баланс.
Сейчас для разнообразия за Кириллом следила Карина. В общем и целом, как считал Игорь, она любила детей и ладила с ними, но ладила как-то не так – рисунки на обоях и залепленные пластилином ксюхины брюки были, по мнению Карины, чем-то само собой разумеющимся.
Взяв из холодильника газировку, Игорь вернулся в комнату Кири. Что-то заставило его задержаться у двери. Прислушавшись, он понял – Карина читает.

Робин Бобин голоден,
Съел все мясо в городе,
Съел корову и теленка,
Мясника и мясничонка.

Какая же идиотская песенка. Чуковскому и в голову не пришло бы сделать такой перевод. Автор, сохранив текст предельно близким к английскому оригиналу, будто специально выбрал из тысячи вариантов перевода самый гадливый.

Съел часовню и приход,
И в округе весь народ.
Корову, теленка,
Мясника, мясничонка, -

вот дура, она и правда читает это пятилетнему ребенку -

Церковь, приход,
Весь добрый народ
Проглотил, но все еще хочет есть.

Все еще. Именно эти слова. Как будто не было сотен других дурацких слов, которые выпрыгивали, как чертик из табакерки, которые кусались и царапались, и творили сущий кавардак. Но не шлепали, как гнилая рыба.
Нет, Чуковский никогда бы не написал ничего такого.

- Охренительно!
Может, Вадя собирался сказать что-то другое, но поэтические порывы его души всегда выходили так и только так. С другой стороны, никто бы сейчас с ним не поспорил – хорошая баня не требует много слов.
- Сходи за пивом уже.
Теперь их было двое – Игорь в желтом полотенце, Карина в голубом полотенце. Как рулетики в разноцветных обертках на пикнике.
- Хорошо.
Голубой рулетик не отвечал – он о чем-то думал.
- Карь.
Голубой рулетик не обернулся. Строго говоря, рулетикам и не положено оборачиваться – они обычно ждут, пока их аккуратно разрежут и съедят, ах, как вкусно, передайте комплименты шеф-повару.
Игорь подсел рядом.
- Помнишь? Когда мы маленькие были, ездили к моей бабушке.
Голубой рулетик задумчиво кивнул, глядя на звезды.
- На веранде была дверь в котельную.
Котельную, в которой никогда не было котла – дед Егор не успел поставить, а потом родители натыкали в доме кондиционеров. Дверь в котельную всегда стояла открытой настежь.
- И там висела шкура.
Игорь помнил ее, как сейчас. Мерзкий, уродливый кусок, воняющий нафталином, начавший линять, казалось, еще при жизни. Медвежьи шкуры, когда их рисуют у каминов писательницы автобусных романов для дам в возрасте, выглядят совсем не так. Они пушистые, мягкие, они не линяют, на них можно лежать, глядя на огонь в камине, можно читать или заниматься сексом. И они уж точно не выглядят так, будто кто-то просто сбросил кожу и все еще ходит поблизости.
Все еще. Шлеп, шлеп – так шлепает гнилая рыба.
- Ты помнишь?
Голубой рулетик снова кивнул – теперь уже едва заметно.
- А помнишь сказку про медведя на липовой ноге?
Бабушка знала только одну сказку. И всегда рассказывала ее – каждый раз, как Игорь приезжал погостить. Он ненавидел гостить у бабушки. Но родители думали, что он замечательно проводит там время. Ведь там столько разных занятий – посмотреть на шкуру, послушать сказку, посмотреть на шкуру, хочешь молока, Игорюшка? Сбегай, бабушка молочка нальет, а ты сбегай. Можешь посмотреть на шкуру или на голубиное гнездо. Голубей в нем больше никогда не было – они улетели, когда поняли, что дед Егор уже не сможет приносить крошки хлеба. Гнездо без голубей. Котельная без котла. Медведь без ноги.
Это ведь была только сказка, медведи не умеют делать себе деревянные ноги. Он почти видел эту картину перед глазами. Вот медведь идет, нога поскрипывает, он сам приговаривает: «Скырлы, скырлы, скырлы, на липовой ноге, на березовой клюке.»
Как же он приговаривает? Ведь рот у него зашит толстыми белыми нитками, как у шкуры в котельной.
«Все по селам спят,
По деревням спят,
Одна баба не спит -
На моей коже сидит,
Мою шерсть прядет,
Мое мясо варит.»
Нет, не все спят. Маленький мальчик по имени Игорь, вот кто сегодня не спит – не может заснуть. Потому что слышит, как в котельной кто-то говорит. И щерится белыми нитками.
Скырлы, скырлы, скырлы.
Шлеп, шлеп.
Медведи не умеют говорить.
«Медведи умеют больше, чем ты думаешь, засранец. А ну-ка, иди сюда».
Нет, это просто сказка.
«Иди сюда, засранец, не притворяйся, что не слышал».
Скырлы-скырлы.
Нет. У него не деревянная нога. Обычная, медвежья, пусть и полиняла немного.
«Сняли ботинки и дубленку», - слышится голос отца в голове.
А ты думал, он не придет за своей дубленкой? В лесу не так-то просто купить новую дубленку. Особенно если ты – медведь без ноги.
«А ну-ка сюда, паскуда! Вошь гребаная!» - кричит шкура. Кричит голосом бабушки.
Игорь мочится в постель. Игорь трясется. Опять обоссался, паскуда, варнак. Игорюшенька, дура, Господи, спаси, Игорюшенька, прости паскуду старую.
- Я месяц или два ревела по ночам.
Голос казался отрешенным. Карина все еще думала о чем-то. Может, о грозящем вылете из универа. А может, о медведе с липовой ногой.
- Я до двенадцати лет ревел.
Конечно, ревел. Не может же двенадцатилетний пацан мочиться в постель.
- Просто я тут подумал кое-что. Это же просто сказка. Шкура тут ни при чем. У нее была нога. Обычная, медвежья. Так что…
- В жопу такие сказки, - оборвала Карина, отряхивая песчинки с загорелых ног. Точнее, с ноги – сейчас она стояла точно в профиль. А когда она повернется в анфас…
Скырлы-скырлы.
Но обе ноги были на месте. Живые, загорелые, а не деревянные. Шкура осталась там, в котельной, и никто не собирался за ней приходить.
- Пивко! – радостно известил Вадим, но радость на его лице повисла в неловкой тишине вместе с четырьмя зелеными бутылками в руках. Карина сплюнула на песок и ушла в предбанник.

- Игаль! – торжественно заявил Киря.
Игаль выдавил улыбку и поставил бутылку газировки на пол – пить расхотелось. Как он и ожидал, в руках Карина держала тонкую потрепанную книжку без обложки – автора ее установить не представлялось возможным. Что же там было раньше? Вряд ли какой-то именитый переводчик или детский писатель. Этот вариант старой английской песенки Игорь не находил больше нигде и никогда. Наверное, у каждого в детстве была такая книга, в которую не хотелось заглядывать, но которая необъяснимо завораживала, как круги на воде. Самое смешное, что эти книжки – почти всегда без обложки, и потом, как ни бейся, ты не найдешь их в магазинах. Давно перестали печатать, редкий экземпляр, плохо продавалась, что угодно – но может статься, вы однажды встретитесь с ней в интернете или в городской библиотеке. И тогда в вас шевельнется что-то покрытое слоем пыли. Что-то бесформенное и полинялое, то, что терпеливо ожидало новой встречи старых знакомых на стене в котельной.
- Ты бы убрал эту гадость, - кивнула Карина на бутылку газировки. – Киря разольет. Или выпьет.
Называть чипсы и газировку гадостью, но при этом пить пиво из магазина, в котором от настоящего пива осталось разве что название. Бояться, что Киря разольет газировку на ковер, но в голос смеяться, пока он размазывает пластилин по материным брюкам. В этом была вся Карина.
- Каля, мовно мне? – тут же осведомился Кирюша.
- Нельзя. Это отрава, типа дихлофоса, знаешь. Из-за нее люди превращаются в сумрачных задротов со щетиной, как твой дядя.
- А задлот – это кто?
- Это дядя твой, Кирюха, - развела руками Карина, дескать, такова жизнь, и рассмеялась.
Киря сосредоточенно глядел Карине в лицо. Чего он хочет?
- Каль, почитай пло Лобин-бобина.
«Не надо. Читай ему что хочешь, только не эту мерзость. Пусть лампочка перегорит, пусть хоть что-то…»
На кухне загремела посуда.

Когда Игорь взялся за ручку двери, ведущей на кухню, в голове вдруг ярко вспыхнуло воспоминание – класс ОБЖ и всевозможные, невесть откуда взявшиеся советские плакаты в нем. Там были и злобные буржуи с контрреволюцией, и Гитлер, похожий на крысу, и пятилетки, и большие презрительные полотна, большими презрительными буквами клеймящие капитализм. А среди плакатов лежали никому не нужные световые оповещатели – затесавшийся в эту компанию стариков кусочек двухтысячных. «ПОРОШОК УХОДИ» и «ПОРОШОК НЕ ВХОДИ».
И когда Игорь взялся за ручку двери, ведущей на кухню, оповещатель с мерзким хихиканьем загорелся.
«ПОРОШОК НЕ ВХОДИ».
Сердце прыгнуло на ребра и застыло.
Скырлы-скырлы.
«Ты опять обоссался?»
Медведи не разговаривают.
«Поверни ручку, засранец».
- Игорь.
Наваждение отступило так же быстро, как возникло – голос Карины вернул его к сознанию.
- Тебе плохо?
- Нет, все нормально.
Теперь можно повернуть ручку. Он почти чувствовал спиной недоверчивый взгляд Карины.
- Точно?
- Точно.
В раковине лежал мертвый голубь.
- Киря, иди отсюда! – крикнула Карина, быстро закрывая дверь.
Они прошли на середину кухни.
Голубь лежал в раковине – мертвее всех мертвых. Мокрые крылья распластались в какую-то уродливую кляксу, а стеклянные глаза были широко раскрыты. Казалось, он вот-вот замечется, забьется в куче грязной посуды, но он уже не дышал. Это детектив, из тех, которые читают в автобусах дамы в возрасте, а здесь – место преступления. В раковине – труп. На полу улики – две тарелки, одна из них разбилась. Вокруг – белые осколки. И Карина – еще белее.
- Может, он еще живой? – спросила она севшим голосом.
Может быть, живой. Ведь всякое бывает. Иногда голуби живут с перебитым крылом, раздавленной грудной клеткой и сломанной шеей.
- Он как сюда?..
Игорь кивнул на открытое окно. Но часто ли голуби залетают к вам в открытое окно?
- Может, с ним что-то случилось, и он потерял координацию.
В голове вдруг нарисовалась идиотская картина – гидроэлектростанция «Карина-Восток». Внимание, уровень слезной жидкости превышает норму.
- На пятом этаже? Игорь, тут машин нет, великов нет, кошек нет, тут ничего нет, понимаешь? Что случиться могло?
Уровень слезной жидкости критический, вероятность прорыва плотины – 76%.
- Я не знаю.
Но в голове мелькнула безумная мысль. Нет, это уже совсем глупость. Вот оно, окно, надежно подпертое, обычное окно. Хорошие окна не закрываются сами собой.
А хорошие мальчики не мочатся в постель. Но он-то не был плохим.
- Может, он о стекло ударился?
О стекло. Может, и о стекло. Тогда вопрос в другом: зачем его вообще угораздило залетать в чью-то квартиру? Голуби не воспринимают стены многоэтажных домов как пространство для полетов – это препятствие, которое нужно огибать. «Но это был не просто голубь. Он летел себе, а потом увидел открытое окно. Он, конечно, знал, что лежит в холодильнике – умный такой голубь, смышленый. Залетим-ка мы покушать, гражданин Голубь, да. Он собирался открыть холодильник – не знаю, чем, но это же чертовски умный голубь, он наверняка все продумал – да, открыть холодильник и достать из него помидоры. Голуби любят помидоры. Ням-ням, гражданин Голубь, и жене с детьми завернем. Передайте комплименты шеф-повару. А потом он просто поскользнулся, какой трагический финал». Поскользнулся, свернув шею и расплющив ребра. Такое с голубями на каждом шагу, чертовы птицы, хлебом не корми – дай свернуть шею в чьей-нибудь раковине с посудой.
- Зачем он… сюда, а?.. – всхлипнула Карина, не отрывая широко раскрытых глаз от птицы.
Плотина прорвана. Немедленно начать эвакуацию обслуживающего персонала.
Не каждый день мертвые голуби падают вам под ноги.
Но иногда все-таки падают, верно?
Почему бы нам не прогуляться, гражданин Голубь, сегодня прекрасная погода.
Иногда с голубями случаются разные нехорошие вещи – но только с нехорошими голубями. Ведь хорошие голуби не падают под ноги маленьким девочкам.
- Каля, не плачь, дядя Игаль нас не блосит!
Карина поднимает лицо и чуть-чуть улыбается, глядя на Кирю. Совсем чуть-чуть, но этого хватит, подумал Игорь. Теперь всё будет хорошо. Со всеми всегда всё бывает хорошо – так заканчивалась сказка, которую Игорь придумал, чтобы рассказывать своим внукам, если они когда-нибудь будут. Там не будет медведей, и Робина Бобина там тоже не будет. А в конце всё со всеми будет хорошо.

«Кто-то должен убрать… его. Я не пойду».
Это Карина так сказала. Но он и сам не дал бы ей. Это должен сделать кто-то, кому не падали под ноги мёртвые голуби. Что может случиться с голубем на высоте пятого этажа? 0,001% - вот вероятность того, что кто-нибудь застрелит вас из пневматического ружья, когда вы мирно сидите на опорном столбе ЛЭП в маленьком сибирском поселке. «Что с вами, гражданин Голубь? Вам плохо? Вы съели что-нибудь не то? Ах, это, наверное, курица с овощами. Отвратная курица, позовите шеф-повара, позовите врача, позовите кого-нибудь, вашу мать!» Ничего, такое с голубями на каждом шагу – травятся курицей с овощами и сворачивают шею в раковине. Или с маленькой красной дыркой в груди падают под ноги девочкам.
Игорь стоял возле двух голубых контейнеров. В них бы забросил то, что нужно, даже ребенок, но, тем не менее, вокруг всегда валялся разный хлам – пакеты с мусором и пакеты без мусора, бутылки пластиковые и стеклянные, коробки от конфет. Табуретки.
Конечно, там не было никакой табуретки. Если бы она и была, Карина забрала бы ее отсюда еще вчера. Но зато хлама там явно прибавилось – картонная коробка из-под холодильника, чьи-то сломанные санки, плюшевый медведь с оторваным ухом, давно осыпавшаяся новогодняя елка (это в июле-то, как он вообще жопу от дивана оторвал?), какие-то дурацкие ветки и море, море пакетов. Рухлядь валялась в кажущемся беспорядке, но, приглядевшись, можно было обнаружить, что все это причудливо переплетается между собой.
«Как будто что-то хочет свить гнездо», - подумал Игорь, и его передернуло. Но он быстро успокоил себя – гнездо так гнездо. Голубю самое место в гнезде, пусть даже и не очень свежему голубю. Однако, когда пакет с птицей оказался в голубом контейнере, Игорь заметил, что на ветку, лежащую рядом, что-то намоталось. Это были нитки. Толстые белые нитки.
«Я пришел за тобой, засранец. Покажешь мне свою съемную квартирку?»
Нос заполнил ехидный запах нафталина.
Он отвернулся и быстро пошел прочь, не оглядываясь.

Следующее утро принесло Игорю сразу две новости. Первое – ночью умер Володенька.
Этому, в общем-то, никто не удивился. Врач скорой помощи, вызванной соседкой Володеньки и Ксюши Тамарой Ивановной, той самой, с которой обычно оставался Кирюша, поставил диагноз за полминуты - «Допился». Игорю, может, было бы даже немного жаль его, если бы не вторая новость. Как только он доел бутерброд с сервелатом и положил в раковину замороженную курицу в надежде сварить ее вечером, телефон зазвонил.
- Может, убежал?
- Он не мог, - всхлипывала Карина, - У меня все окна закрыты…
- Первый этаж, Карь, балкон открыла на пять минут – и нет твоего Арника. По бабам пошел, драться, жрать, ты же его хренью всякой кормишь.
Игорь чувствовал какую-то тревогу – не в словах Карины, нет, тревога как будто висела в самой квартире. Почему-то он и сам не очень верил в то, что говорил. Но ей сейчас надо успокоиться.
- Он не мог!
За последние сутки Карина превратилась в ходячий пожарный гидрант. Сначала мертвый голубь, теперь кот Арнольд. И без того слабые с детства нервы были теперь еще больше подорваны – год назад ее двоюродная сестра и, в общем-то, единственная настоящая подруга, отправившаяся в Африку врачом-добровольцем, умерла от какой-то инфекции. Не найдя вечером Арнольда, Карина перевернула вверх дном всю родительскую квартиру. Сон одолел ее только к семи утра, а сегодня она только то и делала, что всхлипывала и раз за разом обходила уже сто раз проверенные места.
- Если он не мог выйти, значит, он все еще тут.
Все еще тут. Игорь почувствовал, как по спине скользнуло что-то холодное. Как гнилая рыба. Шлеп. Шлеп.
- Давай поищем еще. Он никуда не денется. Вышел – придет, не вышел – найдем.
В который раз они пустились в бессмысленное кругоквартирное путешествие, в который раз заглянули в каждый закуток, каждый угол – Арни нигде не было. Он не отзывался на кличку, не шел, когда они до одурения трясли коробкой с кошачьим кормом, хотя обычно, едва услышав этот звук, он пулей мчался к миске.
- Карин, я в туалет зайду?
Карина безразлично махнула рукой, продолжая звать Арнольда и трясти коробкой.
В сортире пахло лавандой. «Самый дебильный освежитель воздуха за всю историю человечества – ощути всю гамму ненавистных тебе запахов только у нас! Такой должна быть реклама этого говна. Это хуже, чем говно, зачем вообще нужен освежитель – чтобы сравнить и понять, что до этого было не так уж плохо? Удивительно, что к лаванде не добавили апельсин – это было бы концентрированное зло из дерьма и страха».
Взгляд Игоря упал на кошачий лоток. Арнольд таки личность – ест в человеческой кухне, ходит в человеческий сортир, спит в человеческой кровати. Да что там – он спит в Карининой кровати, он устроился даже лучше Игоря, этот хитрый хвостатый хрен. Конечно, можно было позвонить Инге, наговорить чего-нибудь, договориться встретиться. «Но для этого с ней придется говорить». Бывают люди умные, бывают – не очень, бывают совсем тупые. А бывают Инги.
С кошачьего лотка его взгляд скользнул на овальную дыру, куда устремилась сейчас настоящая горная река из сливного бачка. «А сюда кот плолезет?» - шепнул ехидный детский голосок где-то за правым ухом. В следующую секунду Игорю даже захотелось смеяться над собой – ну что за дебил, кот провалился в унитаз, вы посмотрите на этого Шерлока. А потом куда? Смыло? Решил исследовать темные глубины?
«Лобин-бобин», - подсказал голосок в голове. Игорь вздрогнул.
- А Арни когда-нибудь из унитаза пил?
Нет, подумай сам – ему каждый день наливают воды в миску, зачем ему…
- Пьет, постоянно. Не отучивается.
Совпадение, гражданин Голубь, это совпадение, тут не на что смотреть.

Арни не нашелся и вечером. Карина снова плакала, ее успокаивал вернувшийся вчера из Питера Вадя, Ксюша обещала расклеить объявления. А курицы в раковине не было.

Но он же положил ее тут, чтобы разморозить. Что не так с этой чертовой птицей? Точно, он ведь выбросил ее – дурацкую замороженную курицу со свернутой шеей. Или не выбросил? Вот ведь она, машет из-за дверного косяка розовой культей. Это ведь не голубь, это целая замороженная курица, Робин Бобин, ты ее так быстро не поймаешь. А я поймаю.
Стой, курица, стой, у меня есть овощи. Помидоры, вы, твари, любите помидоры, да?
Замороженная курица лежит в раковине, разметав мокрые крылья, как будто сейчас забьется среди грязных тарелок. Глаза-стекляшки… какие глаза? Нет, не проведешь, тебе ведь отрубили голову, прежде чем положить в мешок.
Положить в мешок и отнести на мусорку. Многие выбрасывают старые игрушки, например, медведя с оторванным ухом. А пропавший из садика шкаф с игрушками - это чистое совпадение, тут не на что смотреть, расходимся. Нет, это не просто мусорка, тут что-то не так. Сколько раз ты видел, чтобы к ней подъезжал мусоровоз?
Робин Бобин голоден, съел все мясо в городе.
Это детектив для дам в возрасте. Два трупа, две раковины. Но я нашел улику, как ты ни прятался. Ты это умно придумал, с раковиной – узнал, что хозяйка любит ставить тут всякие штучки вроде биде. Или измельчителя для отходов. Но неужели ты думал, что на нем не останется следов?
Съел корову и теленка, мясника и мясничонка.
Шерлок Холмс почти нашел отгадку. Осталась одна маленькая деталь. Самая важная улика. Пятирублевая монета, брошенная вчера в унитаз. Такая пройдет в любую трубу. Но никогда не пройдет бесшумно.
Этот звук. Будто какое-то бульканье. Или постукивание в трубах.
Скырлы-скырлы.
Это шкура скалится белыми нитками из темноты.
«Хочешь играть по-взрослому, засранец? Думаешь, ты самый умный? А не обоссышь ли ты постель на этот раз?»
Они не разговаривают. Не разговаривают.
«Разговаривают. Иди-ка сюда, засранец. Я тебе кое-что принес».
Церковь, приход, весь добрый народ.
Гнездо без голубя. Раковина без замороженной курицы.
Проглотил.
Иди-ка сюда, маленький засранец.
Но все еще хочет есть.
Шлеп. Шлеп.
Это не гнилая рыба. Это чьи-то холодные липкие ладошки. Они толкают курицу в раковину. Они шевелят маленькими скользкими пальцами. Они ощупывают стену между кухней и спальней – ведь нужно как-то найти дверь, верно? Он голоден, а значит, нужно найти дверь.
«ПОРОШОК УХОДИ».
Игорь упал с кровати и проснулся.

- Ты сегодня никуда не идешь?
Ксюша позвонила в дверь в пять утра – он едва успел умыться.
- Я сантехника вызвала. Дождитесь его с Кариной. Тамары Ивановны где-то нет.
Сантехника.
- Зачем вызвала?
- Труба забилась.
Шлеп.
- Забилась?
- Киря туда вечно всякую гадость спускает, у меня рубилки же нет, как у твоей хозяйки-мажорки. Да и вообще за квартиру я сама плачу. И на продукты мне родители денег не присылают.
- То есть ты не знаешь, чем забилась?
- Ясен хрен, знаю. – Ксюша была недовольна тем, что поддеть брата не получилось. – Он туда целый ком пластилина бухнул.
Облепившая сердце гнилая рыба немного ослабила хватку.
- А Макс?
Ксюша развела руками. Это означало, что Максим опять в управлении.
- А ты куда?
- Да туда же, в управу. Звонил этот Звягинцев, который у мамы дурачок.
Звягинцев, который у мамы дурачок, был самым молодым следователем убойного отдела. Его отличала, прежде всего, неуемная щенячья жажда сунуть нос везде, где любой другой следователь тяжело вздыхал и закрывал дело.
- И что говорил?
- Про Володеньку говорил. Говорит, это не несчастный случай, а я типа важный свидетель. Над ним уже весь их отдел ржет из-за этого. Понятно же, что алкаш упился, а он – дело завел, экспертизы всякие затребовал. И что думаешь?
Игорь ничего не думал.
- Из сердечного приступа он начал наматывать сопли на кулак и намотал на то, что это, оказывается, могло быть покушение на убийство. – Ксюша хмыкнула. – Прикинь? Он там целую теорию вывел. Что алкаш там прятался от кого-то, хрен знает что. И из того, что его нашли в одежде в ванне, в итоге заключил, что…
- Где нашли?
Игорь почувствовал, как где-то в районе аппендикса холодная гнилая рыба шевельнула хвостом.
- В ванне. В одежде. Понятно же, что белочку словил, привиделась какая-нибудь хренотень, вот и разрыв сердца.
Игорь не ответил. Он уже выбежал из квартиры.

Монетка не поможет. На что он надеялся? Это всего лишь маленький кусок металла. Канализационные трубы и коллекторы идут под всем городом. Где-то там, внизу, огромная кишка, в которой может уместиться все, что угодно – даже корова с теленком.
А что над ней? Асфальт. А в асфальте – много маленьких дырочек, из-за которых кишка похожа на флейту. Канализационные люки.
Где же ты прячешься?
Дом Ксюши, тот, где умер Володенька. Умер на пятом этаже от разрыва сердца. Но на площадке три квартиры. Ксюшина – с одной стороны, та, где жил алкаш – с другой. А между ними…
Звонок заливался трелями – он пел глухо, будто его звон доносился откуда-то из глубины квартиры.
«Или продирается сквозь гнилую рыбу». Шлеп. Шлеп.
Игорь отогнал эти мысли.
«Тамары Ивановны где-то нет», - говорит Ксюшин голос в голове. Где-то нет, а где-то есть. В своей квартире – прячется в ванной от чего-то, что шлепает по куриной коже холодными липкими ладошками. Звонить бесполезно.
- Ксюша!
- Ты чего орешь так, псих?
- Ксюша, скажи Максу, срочно нужно ехать!
- Кому ехать? Куда ехать? Ты головой ударился?
- Ему, сюда ехать! Домой! Пусть берет своих ментов всех, это срочно!
- Что случилось?! Что там у вас? Я сейчас приеду!
- Не ты, Макс! Это у Тамары Ивановны, нужно срочно ментов сюда!
- Что у вас там случилось, ты можешь объяснить мне?!
- Некогда объяснять, скажи Максу, что нужно срочно ехать!
«Менты не помогут», подумал Игорь, нажимая на красную трубку.
Съел часовню и приход, и в округе весь народ.
И в округе весь народ.
Теперь пропажа табуретки и замороженной курицы казалась Игорю несуразным анекдотом. Автобусным романом для дам в возрасте, в котором пушистые медвежьи шкуры никогда не разговаривают. Это не роман, это реальность, и шкуры в ней скалятся белыми нитками и зовут к себе в темный угол. Он пытался поймать голубя. А потом пытался поймать человека. Сколько одиноких пенсионеров в этом доме? Сколько затворников, живущих в своих однокомнатных бетонных мышеловках? Сколько еще тут людей, о которых никто не вспомнит, если они вдруг куда-то исчезнут? Ведь их иногда находят по запаху – уже разлагающихся, умерших три-четыре дня назад. Или совершенно случайно зайдет участковый и поднимет тревогу, когда узнает, что Тамара Ивановна не выходила из квартиры уже неделю. Никто никогда не знает точно, что происходит за стенкой – ведь там тихо, а остальное знать и не стоит. Кто меньше знает – тот крепче спит и не слышит тихого шлепанья липких ладошек по кафелю.
А первым был кот. Каринин кот.
Телефон заверещал так резко и мерзко, что Игорь едва не выронил его.
- Карина, я все знаю. Нам нужно срочно встре…
- Помоги.
- Что?
- Помоги. Игорь, пожалуйста, тут что-то есть.
Истерический шепот Карины ледяной струйкой скользнул под ребра и обволок легкие.
- Кирилл с тобой?
- Со мной. Мы в ванной…
- Не выходите оттуда, слышишь? В ванной не вынимается решетка из слива, он не может туда попасть.
- Игорь, пожалуйста, скорее, тут щель под дверью!..
Он бежал, обгоняя короткие гудки. Спотыкался и бежал снова. Он должен успеть. Не на этот раз.
Подъезд. Дверь. Открыто. Кромешная темнота сквозь щель. Бархатная, тихая. Будто приглашающая.
«ПОРОШОК УХОДИ».
Это он порошок. И он должен уходить – так быстро, как сможет.
«Каля, не плачь, дядя Игаль нас не блосит!»
Не бросит.
Он взялся за ручку – дверь поддалась легче, чем обычно. Будто кто-то привязал к ней толстые белые нитки.
«ПОРОШОК НЕ ВХОДИ».
Нет, без них он отсюда не уйдет.
В кармане зазвонил телефон. Ксюша.
- Ксюша, нет времени, я у…
- Игорь, это Карина. Я у Ксюши дома, срочно иди сюда. Мне нужно тебе показать…
- Где ты?
- У Ксюши. Я забыла телефон дома. Скорее иди сюда.
Игорь захлопнул дверь ногой – с таким грохотом, что со стены осыпалась штукатурка.

- Карина, открой!
Она стояла перед ним – бледная, как тогда на кухне, когда они нашли голубя в раковине.
- Игорь, ты должен это увидеть.
- Карина, ты не понимаешь, что происходит. Нужно…
- Игорь, ты должен увидеть.
И он увидел.
- Сантехник матерился сильно. Потом уехал. – В горле Карины стоял ком.
Доброе утро, гражданин Голубь, мы как раз вас ждали.
Это был он, никаких сомнений быть не могло. Крыло перебито, голова свернута набок. Тот самый голубь, которого он бросил в контейнер в пластиковом пакете.
- В подъезд. Быстро.
Как только Карина и Кирилл выскочили за дверь, Игорь вставил ключ с наружной стороны замка и повернул два раза.
- Игорь, что тут творится?
- Нет времени. Ждите здесь. Никуда не ходите. Ясно?
Белая, как осколки разбитой тарелки, Карина едва заметно кивнула. Широко раскрытые глаза смотрели на него, как на голубя из раковины.
Он должен проверить.
Пять этажей, на каждом – по три квартиры. Минус Ксюша. Минус Володенька. Минус Тамара Ивановна. Он должен проверить. Так не бывает.
Но когда он подходил к квартире №27 на четвертом этаже, он уже знал, что будет дальше.
Двадцать седьмая не отвечала. Не отвечала ни двадцать шестая, ни двадцать пятая, ни какая-либо из остальных девяти квартир. В гнездах больше нет голубей.
И в округе весь народ.
Неожиданно он услышал дребезжание. Сперва он подумал, что это звонок в чьей-то квартире. Но дребезжание было гораздо ближе – оно доносилось прямиком из батареи отопления в подъезде.
Дед Егор умер. Голубей больше нет.
Дзинь-дзинь.
Скырлы-скырлы.
«Вот оно», - прозвенела в мозгу Игоря маленькая круглая мысль. Теплая круглая мысль достоинством в пять рублей трепыхалась в его голове, как в батарее отопления.
В этой котельной нет котла.

- Игорь, где ты?
- Карина, послушай. Это очень важно.
Теперь он точно знал, что нужно делать.
- Игорь, что тут происходит?
- Понимаешь… Я знаю, в чем дело. Их больше нет, понимаешь? Твой кот, Володенька, Тамара Ивановна…
- О чем ты?
- Послушай, я думаю, это он. Робин Бобин.
- Ты свихнулся?
- Просто послушай. Не бросай трубку. Помнишь эту дурацкую песенку? Робин Бобин голоден. Съел…
- Я помню, дальше что? При чем тут…
- Не перебивай. Понимаешь, эти трубы никуда не уходят. Они не для этого. Они замкнутые, как кровеносная система. Ты хоть раз видела, как к нашей мусорке подъезжает мусоровоз?
- Игорь…
- Не перебивай, послушай, я точно знаю, это он. Помнишь, как там поется. Съел часовню и приход…
- И в округе весь народ. Что с этого?
- И в округе весь народ. Я бросил пять рублей в унитаз, но они были в той батарее, понимаешь? Но он все еще хочет есть.
- Игорь, ты сказал – ждать в котельной, где ты?
- Прости, так надо, я точно знаю, что делаю. Я должен был. Он все еще хочет есть.
- Игорь…
Передайте комплименты шеф-повару.
Теперь он будет занят некоторое время. Но это ненадолго, нужно торопиться. В ванне уже полно воды.
Робин Бобин голоден, съел все мясо в городе.
Если хочешь резать наверняка – нужно резать вдоль.
Съел корову и теленка, мясника и мясничонка.
Нож достаточно острый. «Вчера я лично резал им курицу, подумать только!»
Съел часовню и приход…
...быстрее…
И в округе весь народ.
Шлеп.
Корову, теленка, мясника, мясничонка.
Скырлы-скырлы.
Церковь, приход, весь добрый народ…
Он пришел.
Ну ничего, под этой дверью нет щелей.
Проглотил.
На здоровье, гражданин Голубь, курица и вправду объедение.
Но все еще хочет есть.

Пусть подавится.

_____

- Это интересно, вы бы почитали, Павел Иванович.
- Желтая пресса?
- Ну, не такая уж желтая, - смутился Звягинцев.
- Забавно у вас вышло с этим делом, что ни говори.
- Но все-таки голубя нашли. Стоило осмотреть получше – и нашли. Белая горячка, голубь в окно – и вот он, разрыв сердца. Теперь можно с чистой совестью закрывать.
- Да не суетись, не суетись.
Петр Иванович хлебнул чая и придвинул поближе газету.

 

ПСИХОПАТ-САМОУБИЙЦА ВСКРЫЛСЯ, ПРОЧИТАВ «РОБИН БОБИН БАРАБЕК»
23-летний гражданин Г. из г. N вскрыл
вены, заперевшись в ванной комнате собствен-
ной квартиры. Подруга Г. по имени Алина утвер-
ждает, что за несколько минут до предполагае-
мого времени совершения самоубийства говорила
с ним по телефону. В разговоре Г. сообщил ей,
что некий Робин Бобин, поселившийся в котель-
ной дома, съел всех жильцов в подъезде. К тако-
му выводу он пришел, позвонив в двери всех квар-
тир на четырех этажах – это удалось установить
со слов самих жильцов, большая часть из которых –
пенсионеры. По показаниям жителей семи из десяти
заселенных квартир, около половины шестого утра
они были разбужены звонком в дверь. Примерно в
это же время Г., Алина и малолетний племянник
Г., Андрей, по словам Алины, находились на лестнич-
ной площадке, куда их вытащил Г., разбудив звон-
ком в дверь. Еще ранее, по словам сына гражданки
М., гражданин Г. позвонил в дверь квартиры М.
с неизвестной целью. Сама гражданка М. в этот
момент находилась в больнице с микроинфарктом.
Подруга самоубийцы Алина, помимо прочего, ут-
верждает, что гражданин Г. по телефону сообщил
ей следующее, цитата: «система труб в доме замкну-
та, в котельной нет котла, бросил пять рублей в уни-
таз, а они в батарее, и опять про эту песенку».
Предположительно, речь идет об английской песенке
«Robin the Bobin», переведенной на русский язык
К. Чуковским под названием «Барабек (как нужно
дразнить обжору)». Со слов Алины, по телефону
гражданин Г. цитировал другой, вероятно, им и со-
чиненный вариант песенки, очень близкий к оригиналу,
но немного попахивающий дурдомом. Песенку в перево-
де Чуковского Г. неоднократно слышал в детстве, а в
последний раз – когда Алина читала ее Андрею. Также
в телефонном разговоре Г. упоминал о пропаже кота
Алины, который был найден ей в обувной коробке. Осо-
бенно интересен упомянутый им мусоровоз, который
якобы никогда не подъезжает к мусорным контейне-
рам: он действительно несколько дней не приезжал,
будучи на ремонте, и поэтому возле контейнеров скопи-
лось большое количество мусора. Сестра гражданина Г.
Евгения утверждает, что ранее подозрительного пове-
дения за ним замечено не было, наркотики он не упот-
реблял, однако был чрезмерно рассеянным: Евгения
припомнила случай, когда Г. запихнул замороженную
курицу в измельчитель для отходов и держал там,
пока не был Евгенией же остановлен. Предположительно,
сумма всех факторов окончательно пошатнула
нервную систему Г., потерявшего родителей в автока-
тастрофе и воспитанного бабушкой.

- Ну как тебе?
- Что, простите?
- Как тебе статья, засранец?
Звягинцев скалится белыми нитками. Нет никакого Павла Ивановича. Только липкие холодные ладошки. Чтобы истечь кровью, нужно больше времени, гражданин Голубь, гораздо больше, чем уйдет на выстрел из пневматического ружья.
У каждой ванны есть решетка на сливе. У большинства ванн ее невозможно снять изнутри.
Но некоторые – все-таки исключение.

«А в конце все со всеми было хорошо».

И на сегодня все! Пока.