*** Аспирант из Ирана передал через одногруппников записку: «Уважаемый преподаватель! Прошу извините, что сейчас нет на урок. Моя баба приехал из Иран, поэтому мне надо». Иранцы приезжают учиться обычно семьями, поэтому вхожу в положение и не возражаю. Надо так надо. Если бы ко мне баба приехала, я бы тоже на урок не пришёл.
На следующий день спрашиваю: - Мехди, как ваша жена, нормально долетела?
Оказывается, не жена. Папа приехал.
*** - Я обезьяна сделаю, - говорит мне другой иранец. – Верите? Ведь если я сказал – обезьяна, значит – я обезьяна. На всякий случай не спорю с чернявым бородатым мужиком. Ему виднее. Лишь потом доходит, что он обещает о б я з а т е л ь н о сделать домашнее задание
*** Сижу в методкабинете, листаю газетки. Вбегает преподавательница, из пожилых.
— Боже! – кричит. – Он меня убьет! Из коридора доносятся чьи-то вопли.
Прислушиваюсь.
«Я ни девичка! » «Я ни девичка! Ни девичка! Я! НИ! ! ДЕ-ВИ-ЧКА! » — надрывается кто-то мужским голосом. Выясняется, что студент-сириец не сделал домашнее задание. Объяснил, что просто забыл. На что бабулька-коллега, не задумываясь о последствиях, хмыкнула: — «Ну, память-то девичья, да, Саид? » Мужик-мусульманин этого не перенес. Выпучил глаза, изошел пятнами и принялся орать.
— Я ни девичка! Я мужчина! Ни девичка! Ни девичка! Никакие попытки объяснить, что просто идиома такая, успеха не имели. Так и орал, пока самому не надоело. Стоял в полуприседе, сжав кулаки, и орал. Горячий и гордый народ.
*** Зимняя сессия. Огромный, выше двух метров, чернокожий студент сдает экзамен по языку специальности – география. Стоит перед комиссией у доски с картой мира. Волнуется.
— Болша часта баверхнасти зимыли пакырыта вада. Вадами. Брастите, вадой. Комиссия понимающе кивает. — Набрымер, ыздеси накодытса Сивэра-лидавытный акиан. Африканский гигант водит указкой по верхнему краю карты.
— А скажите… — раздается дребезжащий голосок председателя комиссии, пожилой доцентши. Негр испуганно таращит глаза и замирает. Старушка-доцент роется в ведомостях.
— Скажите, пожалуйста… — бормочет она, отыскивая имя студента. Находит. Студента зовут Муддака Бартоломэо Мариа Черепанго.
— Скажите, — решает обойтись без имени председатель комиссии. – А почему этот океан называется именно так – Северный Ледовитый океан? Негр с минуту думает, разглядывая карту, потом переводит свой взгляд на окно. За окном метель. Мрачные январские сумерки. Ночью обещали минус восемнадцать. Большие, слегка желтоватые глаза печально смотрят на комиссию. — Бадаму то иму холана. Очин холана.
*** Студент-турок, Эмрах. Мне – 26, ему – 20. Подружились. Пиво не раз пили вместе, после занятий. Эмрах всё просил научить его материться.
- Ты знаешь, не надо, - объясняю ему. – Правильно всё равно не сможешь, с твоим уровнем сейчас. А пошлёшь кого-нибудь по незнанию – проблем не оберёшься. Потом сама жизнь научит.
Летом у Эмраха начались проблемы с общежитием. Он закончил наш факультет и поступил в МГУ. Надо менять общежитие. Из одного его выписали, в другое – всё никак не могли вписать. Эмрах приезжает на факультет с сумкой в руках.
- Сылушай, можна мне пажить у тибя два дня? - Конечно, - говорю. – Что за вопрос...
Эмрах вздыхает: - Бил*д, я йо*аный бомж. Пи*дэц какой-та, думал в парке ночевать придётся.
Научила жизнь.
*** Занятие по фонетике. На доске — известное с детства: «Шла Саша по шоссе и сосала сушку». Студенты – шесть китайцев и один турок, пробуют повторить. У турка со свистящими и шипящими никаких проблем, быстро освобождается и роется в словаре. Китайцы худо-бедно тоже справляются с любительницей сушек. Но особенность их менталитета – всему нужен буквальный перевод.
— Что это – «сосала»? – спрашивает одна китаянка меня. Турок водит пальцем по страничке словаря и зачитывает вслух:
— Сосать, отсосать, подсосать, высосать! Изумленно поднимает брови и уважительно цокает языком. Это тебе не турецкое «шургум-бургум бердык-кирдык». Это – русский язык.
*** Нового студента зовут Ван Х@й. Китаец. Третий день в России. На родине учил русский в школе. Начинаю писать его имя в журнале и останавливаюсь. - Давайте-ка, мы вам фамилию поменяем. Вернее, имя, - говорю ему. – Чтобы звучало лучше.
Смотрит на меня недоуменно. - Ну, Хуэй, например. Или Хой. Очень известное, кстати, в России – Хой. Мне нравится. Парень не соглашается. Мол, нормальное имя и всё тут.
- Нет, я – Х@й. Ван Х@й.
Ну, ладно. Х@й так Х@й. Записываю его в журнал. Про себя улыбаюсь: «Дожил, батенька. Матерщиной служебные документы мараешь».
Через пару недель Ван Х@й подходит после занятия. - Преподаватель, извините. Почему милиция смеяться, когда смотреть паспорт?
«Видишь ли, Юра...» - говорил в таких случаях адъютант его превосходительства. Объясняю прямо и честно. Ван таращит глаза.
В тот же день сходили в учебную часть, переправили имя в студенческом билете и в журнале.
А по паспорту он так Х@ем и остался.
*** Письменные перлы, которыми снабжают студенты – особая вещь.
Здесь и глубина мысли: «Чем больше я изучать, тем я меньше много».
«Уничтожать природу – задача важная. Поэтому я хочу стать ветеринарном. Моя сестра – тоже собака-врач. Это важно для жить».
И особое видение нашей истории: «Ломоносов – великая ученый. Толко он мог придумать такая трудная грамматика».
«Командовал русской аримией генерал Михаил Кукурузов».
И просто своеобразный «олбанцкий»: «Все в моей семье говорят по франкодзу суки».
«Я всегда педерил девушкам цветы иконведы». «Вчера с друзьями я выл в театре».
«Я наблудил это в микроскопе».
*** Работу свою я люблю. Среди поздравительных открыток, подаренных мне студентами, любимая у меня — полученная на день рождения в первый год работы: «Дорогой брибодаватель! П@здавляем Вас, мадам Вашу мать!»
(с)перто
