Рассказ как-то внезапно написался для конкурса на название Таверны, но чрезмерно распух (почти в два раза превысив конкурсный объем), поэтому пусть висит тут
«Королева Данмеров»
Рассказывают, что во времена, когда Империей еще правил великий Тайбер Септим, а мир был совсем юн, на берег озера Илиналта однажды пришел молодой норд. Пришел он вроде бы из Рифтена, и местные охотники отнеслись к нему поначалу настороженно. Норд был молчалив, угрюм, ни с кем не разговаривал и в голубых его глазах затаилась глубокая тоска. Норд привел с собой пару крепких лошадей, и первое, что он сделал – построил для них конюшню, а уж после, устроив животных, занялся хижиной и для себя. Охотники и рыбаки, влекомые естественным интересом жителей дикой глуши, первое время приходили к месту строительства и пытались разговорить норда. Он никому не отвечал. Местные жители к причудам отнеслись равнодушно, зла не затаили, но прозвали юношу Молчуном. Под этим именем он прожил, под ним и умер, и настоящего имени его так и не узнали, да и не могли узнать – у парня был вырезан язык.
Время шло. Молчун ухаживал за лошадьми и появившимися жеребятами, ночевал в своей убогой лачуге, но рядом начал возводить дом. И слухи об этом доме вызвали у местных новую волну интереса к нелюдимому норду. Таких хорОм в лесной глуши не видывали отродясь, да и кому бы пришло в голову строить вдали от всех мало-мальски приличных дорог не дом – дворец с множеством комнат, резными ставнями, вторым этажом и огромным камином? По осени Молчун увел куда-то молодых жеребят, прекрасных статью и выученных под седло, а вернулся с небольшой тележкой, нагруженной диковинными в лесах вещами – цветными витражными стеклами, гобеленами, посудой. Так продолжалось несколько лет – Молчун молчал, растил лошадей и строил потихоньку роскошный дом.
Один молодой охотник, по виду – ровесник Молчуну, стал ему почти что другом. Часто по вечерам они сидели на берегу озера, потягивали мед (угощал Молчун) и закусывали дичью (добытой охотником). Охотник, бывало, посвящал Молчуна в свои немудреные дела, но чаще они просто сидели в тишине. Однажды Охотник пришел поделиться своей радостью – Ингрид (а может, и не Ингрид, да и не важно это) согласилась за него выйти. Но поставила условие – завязать с кочевой охотничьей жизнью и капризной удачей зверолова.
- Так-то, друг Молчун, - вздыхал Охотник. Бабы, они, знаешь, такие… Но, Шора мне в печень, хорошо все-таки. Жить мы будем на ее ферме, коровку заведем, свинок, курочек. Хлеб сами растить будем. Разбогатеем вот, лошадку у тебя прикупим, как самые благородные ярлы, верхом будем кататься, детишек заведем. Нет, правда, хорошо ведь – придешь домой вечером, там едой пахнет, любимая тебе улыбается, детишки под ногами – папка, дай кроличью лапку на счастье – благодать… Охотник так увлекся своими мечтами, что не заметил, что Молчун опустил голову на колени и плечи его сотрясаются от тяжелых рыданий… С тех пор он избегал говорить о семье и тихих домашних радостях.
Однажды, теплым осенним вечером, Охотник (давно уже не охотник, а крепкий фермер и почтенный отец многочисленного семейства), разругавшись со своей благоверной, захватил домашней снеди и пошел к Молчуну. Сквозь ставни большого дома пробивался свет. Охотник (все-таки продолжим его так называть) постучал, не дождавшись ответа, вошел в дом и оторопел – перед ним стояла темная эльфийка. Молодая, красивая, с живым и слегка надменным лицом. Рыжие волосы словно горели живым огнем, алые глаза сверкали, губы в насмешливой улыбке обнажали ровный ряд белоснежных зубов. А Молчун – Молчун стоял перед прекрасной леди на коленях и … докрашивал темной краской левую ногу статуи. Неземное видение оказалось деревянной статуей, раскрашенной куклой. У Охотника вырвался вздох разочарования, чары словно спали с его глаз – да, игрушка была красива, но принять ее за живую эльфийку…
Молчун, словно в трансе, обернулся, посмотрел на друга, и лицо его исказилось яростью. С проворством, неожиданным для немолодого уже мужчины, он вскочил с пола, сжал кулаки и бросился на Охотника. Тот в страхе выскочил за дверь и из темноты принялся успокаивать взбешенного Молчуна. Через некоторое время Молчун тяжело вздохнул, зашел в дом и вскоре вышел, тихо позвякивая двумя бутылями с медом. Охотник, поняв, что друг успокоился, вышел из темноты. Друзья уселись на берегу и стали молча смотреть на озеро. Позже, допивая уже не первую кружку, Охотник осмелился вернуться к теме, занимавшей теперь его мысли.
- Никогда бы не подумал, что ты способен сотворить такое чудо. Что эта женщина значит для тебя, Молчун? Кто она такая?
Молчун вздохнул и открыл рот, показывая пальцем на вырезанный язык.
- Так это она тебя? – выдохнул пораженный Охотник. Молчун мотнул головой. – Из-за нее?
Молчун закивал. Потом пристально посмотрел на друга и начал делать странные жесты возле своего лба, словно бы надевая невидимый обруч, потом показал на дверь дома.
- Корона? Она – королева? – догадался Охотник. Молчун снова кивнул и махнул рукой на восток. На Морровинд.
- Ты хочешь сказать, что это – королева Бар… Договорить он не успел – широкая ладонь Молчуна закрыла ему рот. Больше они к этой теме не возвращались, Молчун убрал статую (Охотник догадывался, что в подвале большого дома есть секретная комната, но спросить не решился).
Шли годы. История Тамриэля шла своим чередом, не вмешиваясь в маленькую историю скайримской глуши. Охотник овдовел, поседел, спина его согнулась, а глаза утратили прежнюю остроту. Молчун оставался крепким и угрюмым, лишь его волосы побелели, а лицо покрыли глубокие морщины. Однажды он сам (невиданное дело!) пришел на ферму к Охотнику и позвал его за собой. Тот немедленно собрался. Молчун привел друга к роскошному дому, показал на небольшой увязанный дорожный мешок, лежащий у порога, потом достал большую связку ключей и передал Охотнику.
- Ты что же это, дружище, куда ты на старости собрался? Молчун лишь тяжело вздохнул, обнял друга, закинул на спину мешок и пошел на восток. В Морровинд.
Охотник вздохнул, помолился про себя старым и новым богам за друга и пошел обживаться. Средний сын его недавно женился, тяги к фермерству не проявлял, а дорога возле дома Молчуна в последнее время стала весьма оживленной. «Пусть будет таверна» - решил Охотник. «А Молчун вернется – там и посмотрим».
И предприятию его сопутствовал успех. И трех дней не прошло, как внук прибежал с хорошей новостью – скоро нагрянут постояльцы. Да не простые – знатная дама, со свитой – и похоже, что едут через Скайрим из самой столицы, из Имперского города! Внук Охотника подслушал их разговор – знатная дама, чтобы развеять тоску, решила свернуть с тракта и поохотиться, да заблудилась вместе со своей свитой. Малыш не растерялся, вылез из кустов и зазвал их в новую таверну, обещая «достойные таких господ комнаты и изысканный ужин».
И Охотник с домочадцами не оплошали. Пышно разодетые дамы и господа очень удивились, найдя и просторные конюшни для своих лошадей, и уютные комнаты, покрытые изысканной резьбой по дереву, и свежайшие продукты с фермы, и хороший выбор напитков. Благородная леди сама подошла поблагодарить стоявшего за стойкой старого Охотника. Он поднял на нее подслеповатые глаза – и ноги его подкосились. Перед ним стояла ожившая статуя – только еще красивее, и на лице ее были следы печали. «Я - старик», - подумал Охотник - «и Молчун тоже, а она – юна и прекрасна, как много лет назад». Охотник решился.
- Леди, этот дом построил не я. Его построил мой друг, мы звали его Молчун. Мне кажется, он всю жизнь кого-то ждал. Я догадываюсь, кого... Кажется, я должен вам кое-что показать…
И Охотник повел темную эльфийку по узкой деревянной лестнице в подвал, к маленькой неприметной дверце. Отперев ее (ключ он нашел в комнате Молчуна), Охотник, не открывая двери, протянул леди свечу.
- Я не знаю этой истории. Я догадываюсь, леди, кто вы, но ни одна живая душа от меня об этом не узнает. И Охотник, оставив Леди со свечой у маленькой дверцы, поднялся в зал.
Под утро, когда вся свита уже разошлась спать, а сам Охотник клевал носом за стойкой, из подвала поднялась леди. Она неслышно подошла к Охотнику и грациозно опустилась в кресло, которое Молчун сам покрывал резным узором. «Как для нее сделано» - подумал Охотник – «или именно для нее. О чем думал Молчун зимними вечерами, вырезая на подлокотниках головы невиданных зверей? Не о том ли, как темные руки ложатся на светлое дерево, а огненноволосая голова устало прислоняется к мягкой обивке высокой спинки, так по-домашнему уютно…»
- Знаешь, старик… - тихо сказала эльфийка – ты все правильно понял. Сначала я хотела сжечь статую, сжечь немедленно вместе с этим домом, с тобой, слишком много знающим, со всем этим проклятым местом, лесом и озером, таким безмятежным и прекрасным…
Молчун понял, что леди плачет. Неслышно, незаметно, лишь дорожки слез блестели в неровном свете догорающих углей в большом камине.
- Но потом я поняла. Он дал мне другую жизнь. Все эти годы я жила здесь, в тишине, окруженная такой простой, такой бесхитростной любовью… Дворец в Морнхолде, старик, прекрасен. Весь этот дом поместится в его главном зале. Но сейчас, сейчас – я бы променяла на этот дом не только дворец, но и Башню Белого Золота, а того, кто величием сравнялся с Восемью – на одного глупого норда с его крестьянскими мечтами… Понимаешь, старик, я буду знать, что я прожила тут другую жизнь, украденную у судьбы – я ведь была и воровкой тоже, представляешь? Жизнь, за которую мне не стыдно, жизнь, в которой мне не больно… Женщина, мать, любимая – не любовница… Да что ты понимаешь, старик… Где он похоронен? Хотя нет, не отвечай, я не пойду на его могилу. Пусть он словно бы жив, и я – словно бы останусь здесь, с ним… Я заперла ту дверь, старик, я оставила там не статую – я оставила там себя – наивную и чистую девочку с ее нехитрым счастьем. Ключ будет у меня. Весь дом – твой, пусть тут будет таверна. Но я оставлю себе возможность вернуться, возможность, которой никогда не воспользуюсь, но – буду знать, что у меня есть Дом…
И Охотник, глядя на прекрасную темнокожую леди, неподвижно сидящую в резном деревянном кресле, промолчал. Он ничего не сказал о том, что Молчун жив, что сейчас он идет по дороге в Морровинд… что он старик и юная леди в кресле его не узнает, что сука-жизнь совсем не похожа на сказку и королева данмеров никогда не останется с немым нордом в лесной глуши, что у мечты своя правда, и ее время – один вечер, короткий вечер у потухающего камина… Охотник промолчал.
А на следующий день, когда леди со свитой уже отбыла, шустрый внук охотника, который тайком бежал за прекрасным видением из другой жизни, прячась в придорожных кустах, вернулся в таверну с грустной вестью – Молчун мертв. Он умер в нескольких лигах от своего дома, и мальчишка споткнулся об его еще не успевшее остыть тело.
- И знаешь, деда, он улыбался. Смотрел на дорогу и улыбался. Он, наверное, успел их увидеть… Да будет Шор к нему добр, хоть после смерти…
- Хоть после смерти… Эхом повторил Охотник.
Урну с пеплом Молчуна Охотник сам отнес в потайную комнату (он почти не удивился, найдя в вещах старика второй ключ от маленькой дверцы) и поставил рядом с прекрасной статуей.
- Оставайся здесь, старый друг, оставайся в своем доме со своей королевой. И, знаешь, она мне кое-что сказала… Она просила передать: «Спасибо тебе, Строу».
С тех пор ежегодно в таверну с востока приезжает гонец. Он молча проходит в зал, молча кладет на стойку несколько золотых, профиль на которых меняется от века к веку, и также молча спускается в подвал. Что он там делает – никому не известно, но когда он заходит – у него в руках всегда букет печальных нездешних цветов оттенка пурпура и пепла, а возвращается он без них. Таинственный гость ничего не ест, лишь выпивает кружку горячего вина, и никогда не остается ночевать. Рассказывают, что несколько раз приезжал необычный гонец – тяжелые складки дорожного плаща не могли скрыть пленительной женственности фигуры, шелк перчатки подчеркивал изящество маленькой руки, а из-под капюшона выбивался непослушный огненный локон. И будто бы эта загадочная леди плакала, спускаясь к потаенной комнате. Но уж это – точно брехня.
Изменено: Олаурон Мор-Галад, 29 Декабрь 2012 - 17:06
